Текст книги "Дьявол сказал "бах" (ЛП)"

Автор книги: Ричард Кадри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Почему?

– Потому что я пырнула его ножом почти три месяца назад. Я не знала, что он жив, пока Сарагоса не сказал мне, что тот был в синоде.

– Почему ты пырнула его?

Бриджит отводит взгляд. Никогда прежде не видел, чтобы ей было так неловко.

– Он хотел съесть меня, – отвечает она, пожимая плечами. – Тедди – упырь. Он ест мёртвых, но никогда не ел восставших. Хотя я не была настоящим зомби, но была настолько близка к этому, насколько вообще возможно, и он захотел меня. Я считала, что убила его.

– Аманда говорила, что Тедди ограбили. Должно быть, он так сказал. Кто-нибудь ещё знал об этом?

– Не думаю.

Я вспоминаю детей-оборванцев в Тенебре. Они так напуганы, что объединяются в банды и избегают других призраков. Я вижу их ножевые порезы и раны в форме полумесяца. Следы укусов. Я встаю и ощупываю рёбра. Доспех спас меня, но внутри что-то мокрое хлюпает о что-то другое, и тяжело дышать. Всё в порядке. Тедди не похож на спринтера. Если он побежит, я возьму его маленький гольф-кар и начну гоняться за них по кладбищам, пока у него не лопнет сердце.

– Я пойду с тобой, – говорит Бриджит. – Я чувствую себя мёртвой внутри, и полагала, что это из-за укуса. Но это не так. Это из-за потери охоты. Когда ты перебил всю нежить, моя жизнь потеряла смысл. Теперь, снова сражаясь, я чувствую себя живой. Позволь мне пойти с тобой, и мы вместе убьём Тедди.

Ага. Кэнди конечно же будет не против, чтобы с нами увязалась поцеловавшая меня в баре женщина. Может, даже, они пощебечут по-девичьи о туфельках по дороге в Малибу.

– Если хочешь вернуться в игру, я не против. Но с Тедди я справлюсь. Мне нужно, чтобы ты доставила этих идиотов в какое-нибудь безопасное место. Если Аэлита вернётся, мне не хочется, чтобы она взяла в заложники королевских мудаков.

Она кивает.

– Просто убедись, что на этот раз Тедди умрёт.

– Это я могу обещать. Я порежу его на маленькие кусочки и похороню вместе с Бесёнком. Посмотрим, как они уживутся друг с другом в Тенебре.

Я оглядываюсь на Блэкбёрна.

– Мне жаль душу твоей жены. Не знаю, что с этим делать, но, если что-нибудь придёт в голову, я дам тебе знать.

Он кивает и обнимает её за плечи.

Боль есть боль, и иногда даже богатых и могущественных наёбывают. Я хочу ненавидеть Блэкбёрна, но не могу. Для этого он слишком жалок, а его жене слишком хреново. Но часть меня всё ещё хочет снести ему башку. Из-за него умерли все те люди. Из-за него умерла Пэтти. Та моя Сэндмен Слимовская часть, что перебила дюжины знатных семейств, хочет отыграться на его шкуре. Но здесь не Ад, и я больше не полноценный Сэндмен Слим, не больше, чем полноценный Люцифер. Займусь всякими Тедди. Этими трусливыми монстрами. Монстр знает о другом монстре, а настоящий монстр знает, кто из них должен умереть.

При виде меня Кэнди вылезает из машины. Я дышу лучше, но иду медленно.

– Что там произошло?

– Забыл дать горничной чаевые, и она застелила кровать коротким одеялом.

– Ты в курсе, что весь в крови?

Я опускаю взгляд на рубашку и доспехи. Я в полном раздрае. Если бы я не был мной, но, наверное, встревожился бы.

– Не волнуйся. В основном она Каира.

– Ты держишься за бок.

– Меня пару раз щипнули, но я в порядке. Просто болит.

Она открывает дверь «Метро».

– Садись в чёртову машину. Едем в клинику.

Я качаю головой.

– Я еду к Тедди Остербергу. Я не позволю этому трупоёбу ещё кого-нибудь убить. Если собираешься принимать участие в моих делах, тебе придётся понять, что так иногда бывает. Я и раньше истекал кровью и получал травмы, но это ни черта не помешает мне закончить работу.

Она уходит, разворачивается и снова возвращается.

– Ты такой долбоёб. Держу пари, ты никогда не останавливаешься и не спрашиваешь дорогу.

– Если бы я останавливался и спрашивал дорогу, я бы не оказывался так часто в Аду, и в чём, в таком случае, веселье?

Кэнди садится в машину, что неплохо, потому что земля дрожит и раскрывается в том месте, где она стояла. Я подхожу к краю дыры.

– Черри, не сейчас.

– Девочка в ярости. Ты должен спасти нас.

– Здесь наверху тоже. Она не остановится, пока я не доберусь до Тедди, так что заползай обратно в свой ящик и спрячься.

– Если ты не убьёшь её, я никогда не оставлю тебя в покое. Я вытащу из-под тебя пол, и брошу тебя так глубоко, что ты станешь калекой…

Я сажусь в «Метро», пока Черри продолжает говорить. Травен выглядит слегка встревоженным.

– Ты говорил с дырой. Зачем?

– Иногда нужно напоминать покойникам оставаться покойниками. Возможно, я её обидел. Переживёт.

– Кто?

– После того, как мы разберёмся с Тедди, я всё вам расскажу. А теперь, пожалуйста, можем мы просто попиздовать отсель?

Травен заводит машину и отъезжает от Блэкбёрнов, направляя нас в Малибу.

– Почему мы так сильно ненавидим Тедди, что должны ехать туда прямо сейчас, вместо того чтобы подлатать тебя?

– Тедди убивает людей и съедает их, и не знаю, в таком ли порядке он это делает. И если он продолжит убивать мечтателей, миру конец.

Травен кивает.

– Понимаю. Но, может, мы могли бы остановиться и хотя бы достать тебе бинты?

– Кроме того, Тедди, кажется, имеет вкус к детям.

Травен останавливает машину.

– Ведите, Отец.

– Прошу прощения. Я не могу просто оставить тебя истекать кровью. У меня в багажнике есть полотенца. Ты можешь хотя бы остановить кровь.

– Отлично.

Травен открывает багажник, и Кэнди хватает пару полотенец. Я засовываю их под доспех. Давление приносит облегчение, но я не могу не поразмышлять на тему, что Травен не хочет, чтобы я залил всё заднее сиденье его машины.

Пока Травен ведёт, Кэнди протягивает руку между сиденьями и пожимает мою окровавленную руку. Я пожимаю в ответ.

Что я должен думать о ком-то вроде Тедди Остерберга? Я хочу убить его, но я хочу понять его. Возможно, это делает меня слабым. Возможно, это эгоизм. Тедди хладнокровный убийца-сукин-сын. Я хочу посмотреть ему в глаза, скрестить пальцы и надеяться, что не увижу в ответ себя. Какой это буду я? Старк? Сэндмен Слим? Люцифер?

Как бы сильно ни ненавидел я этого парня, не могу избавиться от образа тех шкур адовцев, вяло болтающихся по всему дворцу в Пандемониуме. Может, в этом и заключалась шутка с самого начала. Я со всей праведной яростью преследую упыря, но, оглядываясь назад на всё, что я творил, что, если я тоже там, грызу черепа вместе с Тедди? Просто ещё один влюблённый в покойников упырь.

Я многое о себе скрывал от Элис, и я скрыл от Кэнди то, чем занимался в Аду. Я знаю монстровую часть себя. Люблю её, и ненавижу её. Иногда стыжусь её. Я не хочу быть Тедди, сидящим в одиночестве на холме, окружённым лишь призраками и трупами. Быть настоящим монстром довольно легко, когда ты сам по себе, но не особо, когда тебе есть что терять. Когда всё закончится, я отвезу Кэнди обратно в «Шато Мармон», напьюсь и расскажу ей длинную историю о том, как провёл летние каникулы в Аду. Я должен был сделать это раньше. Одно дело поздравлять себя с тем, что спас от мук Дикого Билла и, возможно, парочку других душ, но совсем другое – посвящать кого-то, кто думает, что знает тебя, в свои грязные тайны о телах на виселицах и влажных шкурах, развевающихся как флаги на Четвёртое Июля. Вот как не стать Тедди. Всё выложить, и пусть другие решают, хотят ли побродить с вами по кладбищу или сесть на автобус обратно в город.

Слава Богу, что есть виски, иначе мир был бы столь полон тайн, что под их тяжестью мы бы улетели на Солнце.

Входная дверь открыта, когда мы добираемся до особняка Тедди в Малибу. Небо перестало пульсировать. Теперь облака вращаются, как воздушные торнадо, собираясь в единое воронкообразное облака размером с небо, а затем распадаясь на островки мини-смерчей, скользящих по поверхности океана. Когда мы подходим к двери, градом обрушивается дождь из рыб, птиц и гладких океанских камней. У нас не остаётся выбора, кроме как забежать внутрь или остаться без мозгов.

Как и в первый раз, когда я был здесь, внутри темно, как в мавзолее. Мы оставляем дверь открытой, чтобы было хоть немного света, но там не на что смотреть, кроме тонких столов в фойе и костяных скульптур Тедди. Я достаю.45 и направляюсь в одну из боковых комнат, чтобы отыскать хозяина.

Я оставил полотенца в машине. Трудно запугивать людей с торчащими из-под рубашки уголками белого пушистого полотенца. Я чувствую немного жидкости в груди, когда делаю глубокие вдохи. Возможно, пуля воткнулась в лёгкое. Доспех помогает мне держаться, но при каждом кашле появляется кровь. Кроме Тедди, больше всего я беспокоюсь о том, чтобы Кэнди её не увидела. Была бы у меня Царская водка. Эта штука будет получше бассейна с пенициллином.

Мимо моего уха пролетает что-то маленькое. За моё плечо хватается рука и соскальзывает вниз по спине. Когда я оборачиваюсь, Кэнди лежит на полированном мраморном полу.

– Вау. Она действительно нефрит. Я не был уверен.

Я опускаюсь на колени рядом с Кэнди. Прижимаю пальцы к её горлу. Она по-прежнему дышит, а сердце бьётся. Я оглядываюсь по сторонам в поисках источника голоса.

– Эта штука ничего не сделает обычным людям, но для нефритов она как кураре. Полностью парализует. Потрясающая вещь.

Я медленно поворачиваюсь, пока Тедди трещит, вслушиваясь, где он может быть. Я слышу, как он перезаряжает пистолет с транквилизатором, но из-за эха в фойе его трудно засечь.

– Ты собираешься весь день забавляться со своим пистолетом, или что делать?

– Возьми меня, – отвечает он.

Травен наклоняется рядом со мной и говорит: «Там». В темноте у меня получается разглядеть у подножия широкой лестницы кого-то с поднятыми руками, словно в кино сдающегося грабителя банка. Я бросаюсь на него. Снаружи шлёпаются и разбиваются рыбы и камни, и я мысленно представляю, как Тедди падает на землю и раскалывается вместе с ними. Возможно, я сброшу его с крыши.

Я падаю. Но это не совсем падение. Скорее будто я кусок железа, притянутый магнитом размером с Аризону. Я приземляюсь на раненый бок на большой квадрат брезента, выкашливая впечатляющий фонтан крови. Что-то прижимает меня к полу, словно двухтонные кандалы. Мне трудно перевести дыхание, так что я в любом случае сомневаюсь, что смог бы сейчас стоять.

Травен перемещается от Кэнди и опускается на колени рядом со мной. Пытается поднять меня, но меня не сдвинуть с места. Тедди щёлкает выключателем, и фойе освещает хрустальная люстра. С ним кто-то есть. Она стоит выше него по лестнице, так что, хотя и ниже ростом, возвышается над ним. У неё в руке пистолет.

– Ты. Священник. Отойди от него. Вон туда, к стене.

Она поводит стволом пистолета, указывая, где хочет, чтобы встал Травен. Тедди широко разводит руками.

– Двое на двое. Мне никогда так не везло. Ты сокровище. Ты это знаешь? Яд для нефрита и связывающий круг, чтобы поймать в ловушку Дьявола.

Он смотрит на Травена и хмурится.

– Мы не ожидали увидеть гражданского. Для тебя здесь только пистолет. Скукотища.

Я могу пошевелиться ровно настолько, чтобы повернуть голову и увидеть женщину. Мне плохо, и с этого ракурса я могу увидеть её только вверх тормашками, но узнаю эти шрамы. Это Лула Хоукс.

Тедди спускается с лестницы. Я никогда раньше не видел его таким. Счастливым и оживлённым. Этот полоумный уёбок чуть не скачет, как спешащий на ужин маленький ребёнок. Он проходит прямо мимо меня к Кэнди. Я пытаюсь повернуть голову, но застреваю.

– Эту я оставлю в живых, – говорит он. – Помещу её в одну их могил гностиков, пока она не созреет. Я не стану есть её всю сразу. Как часто получается есть нефрита? Нужно растянуть удовольствие.

Всё, что мне видно, – это его мокасины из телячьей кожи, пока он кружит передо мной. Он сгибается в талии и смотрит вниз, чтобы мы оказались глаза в глаза.

– Можно мне твой язык? – говорит он.

Он радостно смотрит на Лулу.

– Можно мне его язык? Можешь забрать остальное. Мне просто хочется попробовать хоть кусочек.

– Нет, – отвечает она. – Сделка была в том, что ты получаешь девушку, а я получаю этого монстра.

Она подходит и становится рядом с Тедди, положив одну руку на плечо Травену, а в другой держа пистолет.

– Ты узнаёшь меня сейчас, а помнишь меня ещё до дома Короля? До Блэкбёрнов? До того, как я получила эти шрамы?

– Это не тебя я соскребал со своих сапог на молочной ферме во Фресно?

Тедди смеётся. Когда он весь такой на взводе, у него жуткий голос, как у той маленькой девочки.

– Ты убил Йозефа прямо у меня на глазах. Я любила его, а ты отрезал его голову и протянул мне, словно это большая шутка.

Все птицы возвращаются в родное гнездо. Черри была права. Прошлое настигает нас, что в Аду, что в Лос-Анджелесе. Я помню одну девушку. Это было прямо перед Новым Годом в клубе скинхедов, где Кисси Йозеф открыл магазин. Его смазливое арийское личико и доминирующая личность сделали его идеальным лидером «Белой Силы». Он использовал скинхедов как силу и прикрытие. Лула была там, но тогда я не знал её имя. Она была просто симпатичной девушкой с татуировками и бритой головой. Это было сразу после того, как я в первый раз сбежал из Ада. Я не так давно вернулся на Землю и всё ещё привыкал к смертным женщинам. Я влюбился в неё за те десять секунд, что видел её в белой майке-алкоголичке. Спустя день или два я сжёг дотла тот клуб скинхедов. Наверное, многих убил. Других спалил к чёрту. Той ночью я отрезал Йозефу голову. Конечно, всё, что я сделал, – это убил человечье тело Йозефа. С его Кисси-частью всё было в порядке, но Ева Браун точно не поняла этой шутки, потому что ни за что не признает тот факт, что Йозеф не был человеком. Я должен был умереть, потому что тупая маленькая нацистская сучка втюрилась в другого монстра. Возможно, у Бога всё же есть чувство юмора.

– Почему? – спрашиваю я. Это всё, что я могу выдавить.

– Почему я не убила тебя, когда встретила у Блэкбёрнов? Почему не скормила тебя Королю или не отправила прямиком на смерть к Тедди? Потому что знала, что всё, что мне нужно, это слегка подтолкнуть тебя, и ты сам найдёшь свою дорогу на холм. И по пути будет намного больнее. Надеялась, что будет. Но не настолько хреново, как то, что случится.

– Мистер Остерберг, – говорит Травен. – Когда Господь изгнал Сатану из Эдема, он сказал: «Проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми; ты будешь ходить на чреве твоём, и будешь есть прах во все дни жизни твоей». Вы понимаете, насколько ниже этого вы пали?

Молодец отец.

Тедди в притворной невинности поднимает брови.

– Во всём этом нет моей вины. Я просто был голоден, а Король Каир рассказал Луле мой секрет. Все мужчины в моей семье страдают от голода. Если хотите винить кого-то, вините прадеда. Он заключил сделку с… – Тедди наклоняется к моему лицу и кричит, – «Дьяволом. Да, прадед заключил сделку ради богатства и власти, и добровольно согласился стать чем-то омерзительным – пожирателем мёртвых – чтобы доказать свою преданность Сатане.

Самаэль, должно быть, ржал до усрачки. Он бы довольствовался душой этого идиота, но, когда этот кретин предложил поедать трупы следующие пятьдесят лет, как он мог отказаться от этого? Некоторые люди слишком тупы, чтобы даже должны образом проклясть себя.

– Никто из вас не будет таким же вкусным, как дети, но я вынужден на время сесть на бездетную диету. Бесёнок убил не всех родителей тех, кого я уже отведал, и до тех пор я вынужден питаться скучными взрослыми.

Я был прав. Он использовал девочку, чтобы убивать для Аэлиты, а затем для себя, когда Аэлита в ней не нуждалась. Удачная сделка для парня вроде Тедди. Интересно, он использовал её для убийства свежей еды для своей кладовой? Думаю, я наконец-то знаю, что Аэлита хотела извлечь из всего этого. Не то, чтобы это имело значение здесь, на полу.

Я делаю глубокий вдох и выкашливаю кровь на туфли Тедди. У него краснеет лицо, и он пинает меня ногой в зубы. Лула шлёпает его достаточно сильно, чтобы оставить след.

– Не трогай этого.

– Как тебе удаётся контролировать что-то столь могущественное, как эта девочка? Кажется, ты едва в состоянии контролировать себя, – говорит Травен.

Лула бьёт его сзади по шее рукояткой пистолета.

Тедди идёт к столу, на котором под стеклянным колпаком лежит детский череп.

– Разве она не прекрасна? Ангел приобрела мне кладбище Бесёнка для сохранения. В качестве оплаты она дала мне этот череп. На нём практически не осталось плоти, да и та была сухой, как бумага. Я вымочил её в жире младенца и поджарил до золотистой хрустящей корочки. Бесёнок был восхитителен. А после того, как я произнёс слова, которые дала мне ангел, её призрак был в моём распоряжении.

– Всё, – говорит Лула. – Они слышали достаточно, чтобы понять, что их имели всё это время. Особенно этого.

Она пинает меня в раненый бок. Тедди смеётся.

– Знаешь, он наставлял на меня пистолет.

Лула закатывает глаза.

– Да, знаю. Ты говорил мне по меньшей мере раз двадцать.

– Я был вежлив, а он наставил пистолет.

Она кивает.

– Ступай, поиграй со своей, а моего оставь в покое.

– Я хочу посмотреть, – говорит он.

– Тогда прочь с дороги.

Лула исчезает и возвращается с большой канистрой. Я отсюда чувствую запах бензина. Она пинает Травена.

– Переверни его на спину и вытащи на брезенте наружу. Мы не хотим нарушить круг. Я хочу, чтобы было достаточно места, чтобы видеть, как он корчится, пока горит.

Тедди улыбается мне сверху.

– Сожги своего, если хочешь. Свою я ем сырой.

Снаружи падают рыба и камни. Травен выглядит напуганным. Ему не хочется ни помогать Луле убить меня, ни выходить наружу под сверхъестественный дождь. Мне знакомо это выражение на его лице. Его заклинило. Его мозг не может обработать такой выбор. Он хороший человек, а хорошие люди не должны оказываться в подобных местах и быть вынуждены заниматься подобными вещами.

Я ощущаю крошечное землетрясение. Тедди вскрикивает и роняет череп Бесёнка. Пытается повернуться и падает навзничь в дыру. Мне видна лишь верхушка дыры. Руки Тедди цепляются за края, в попытке вытащить себя, в то время как костлявые руки Черри тянут его обратно вниз. Лула наставляет пистолет на Травена и подкрадывается к дыре.

– Какого хера?

В её голосе звучит отвращение. Мертвецы плохо себя ведут. Леди, вы даже не представляете. Лула направляет пистолет в дыру и делает выстрел за выстрелом. Она не видит Травена. Он поднимает череп Бесёнка и бьёт Лулу сзади. Она роняет пистолет в дыру и падает на колени. Травен бьёт её снова и отбрасывает к стене. Он поднимает Лулу вертикально и прижимает её руки.

– Хотите отправиться в Ад, юная леди?

– Пошёл ты.

Она плюёт в него. Травен наклоняется, как будто собирается поцеловать её. Чёрный пар и пыль струятся из его рта в её. Я наблюдаю глазами Люцифера, как её кожа, и без того уже покрытая пятнами греха, становится влажной и замызганной, словно её окунули в горячую смолу. Её тело обвисает. Травену приходится держать её, чтобы продолжать Долорозу.

– Довольно, – это всё, что я могу выдавить из себя.

Травен останавливается. Я никогда прежде не видел это выражение ярости на его лице. Это случилось. Он хотел делать больше и вошёл в логово зверя. Упыри. Болтуны. Убийцы и наёмные убийцы. Всё в один день. Вошедший в этот дом хороший человек исчез. Человек, на которого я смотрю, всё ещё хороший, но в сердитом, оскорблённом состоянии, соответствующем морщинистому солдатскому лицу Травена.

Травен глядит туда, где Лула соскользнула по стене и села. Она без сознания и подёргивается. Глаза закатились, дыхание хриплое, пока её тело пытается абсорбировать отраву Долорозы.

– Помоги, – шепчу я.

Это заставляет Травена очнуться. Он ошеломлённо смотрит на меня. Осознаёт, что случилось, и пролистывает все книги у себя в голове. Берёт нож из внутреннего кармана моего пальто и разрезает брезент, выдирая кусок, чтобы разорвать круг. Внезапно я могу нормально дышать. Даже могу стоять. Медленно. Я сплёвываю кровь и иду туда, где Травен склонился над Кэнди.

Падаю на колени возле её тела.

– Она жива, – говорит Травен. – Но та, другая женщина. Мне кажется, что я убил её.

– Какая разница? Мертва сейчас или мертва позже. В любом случае окажется в аду.

Он глядит на меня со смесью скорби и стыда. Внутренний проповедник всё ещё цепляется ногтями. Травен договаривался проклинать кого-нибудь, но не быть палачом. Может, позже я скажу ему, что первое всегда сложнее. А может, и нет.

– Умеете делать рот-в-рот?

– Да, – отвечает он. – Красный Крест приходил в семинарию.

– Отнесите её в машину и сделайте, что сможете. Сейчас она просто парализована, но мы ведь не хотим, чтобы был повреждён мозг?

– Нет.

– Отнесите её отсюда.

Травен кивает. Берёт Кэнди на руки и бежит с ней сквозь проклятый дождь.

Я иду к дыре и заглядываю внутрь. Лула пять-шесть раз попала в Тедди. В грязи много фрагментов костей. Она попала и в Черри.

Мне не следует делать то, что я делаю, но всё же я делаю это. Я поднимаю череп Бесёнка и изо всех сил швыряю об пол. Мрамор трескается, а череп разлетается на тысячу осколков, разрушая связь Ламии с этим миром. Мне нет необходимости убивать её. Она никогда по-настоящему не несла ответственность за то, что делала. Она была рабыней, убивающей для больного ублюдка. Я много раз делал это в Аду. Если повезёт, теперь она будет просто ещё одним призраком в Тенебре. Может, у неё хватит сил протиснуться в ту дыру, через которую она пришла, и отправиться домой к Ангра. Кто знает, может, её освобождение принесёт человечеству несколько дополнительных очков, когда Ангра вернутся съесть наш обед. Они могут держать нас в качестве морских свинок и научить трюкам. Почему нет? Один Бог наебал нас в начале времён. Как насчёт ещё одного?

Я беру канистру и разбрызгиваю бензин по всему полу. Прежде, чем поджечь, я нахожу кухню и выдёргиваю из стен все газовые шланги. Выхожу наружу и закуриваю «Проклятие», давая дому наполниться газом. Докурив до половины, я открываю входную дверь и швыряю сигарету внутрь. Дом загорается. Окна вылетают, разбрасывая горящие обломки по идеальной лужайке. Травен заводит машину. Пламя освещает нам путь вниз по длинному холму.

Прощай, Тедди. Бывай, Лула. Надеюсь, Ламия и призраки тех детей не дадут вашим душам слишком быстро перейти в загробную жизнь. Надеюсь, они устроят вам хорошую долгую экскурсию по Тенебре. Добро пожаловать в Ад, который вы устроили, долбоёбы.

К тому времени, как мы добираемся до Голливуда, небо перестаёт изрыгать океан нам на головы. Улицы задыхаются от умирающей рыбы и разноцветных камней. Не думаю, что где-нибудь в Южной Калифорнии осталось нетронутым лобовое стекло машины или витрина магазина. Травен объезжает худшие места, насколько это возможно с треснувшим лобовым стеклом, направляясь в клинику Аллегры.

– Я думал, ты в ссоре с управляющей.

– Аллегра, может, и злится, но не допустит, чтобы с Кэнди что-нибудь случилось.

Травен выносит её из машины, а я колочу в дверь клиники, пока не открывают. Файруза выглядывает и впускает Травена внутрь. Я остаюсь на парковке.

Травен выходит несколько минут спустя.

– Они говорят, что это обычный наркотик. С ней всё будет в порядке.

– Спасибо.

– Что теперь?

– Вы имеете в виду, что делают люди после автомобильной погони, поджога и первого убийства?

Травен вглядывается в улицу. Некоторые рыбы ещё живы, глотая воздух на тротуаре. Ему бы хотелось спасти их все до одной.

– Даже если ты прав, как ты с этим справляешься?

Я пожимаю плечами. Больно.

– Выпивка помогает.

Он глядит на своё отражение в окнах клиники. Мне знаком это шаг. Он проверяет, что он всё ещё он.

– Отец, вы запрыгнули сегодня на летающую тарелку. Теперь вы на совершенно другой планете.

– Ощущение именно такое.

– Пути назад нет. Вы ведь знаете это? Вы не можете развидеть или забыть ничего из этого.

– Я бы не стал, если бы и мог. Я переводил книги не просто потому, что имел склонность к этому. Я делал это в надежде, что одна-две смогут открыть некую более глубокую истину. Что моя работа каким-то образом принесёт пользу людям. Эти последние несколько дней…

– Знаю. Истина может надрать тебе зад. Вам ведь знакомо греческое слово, означающее «откровение»?

– Апокалипсис.

– Апокалипсис. Истина сделает вас свободным, но не раньше, чем взорвёт вам мозг как попкорн.

– Хочешь выпить?

– Ага. Но завтра. Мне нужно сделать ещё одну остановку, прежде чем всё это закончится.

– Отправляешься за Аэлитой?

– Нет. Она давно скрылась с Шаром Номер 8. Я встречаюсь кое с кем, кто у меня в долгу.

– Хочешь составлю компанию?

– Это я должен сделать сам. Но буду признателен, если подбросите обратно в «Шато».

Лобовое стекло «Метро» слишком сильно разбито. Мы с Травеном выбиваем его ногами из рамки и выбрасываем в мусорный контейнер в дальнем конце парковки. Мы не разговариваем, пока едем по городу. Моя грудь болит так, словно в меня попала крылатая ракета, но я не харкаю кровью. Когда я возвращаюсь, Касабян спит на диване. Большая металлическая собака, свернувшаяся калачиком в окружении пивных банок. Я ложусь вздремнуть пару часов. Проснувшись, я переодеваюсь, седлаю адовский супербайк и направляюсь в центр города.

Брэдбери-билдинг – прекрасное здание в стиле ар-деко в одном из страдающих потерей памяти районов города, который не может вспомнить, то ли он хотел быть жилым районом, то ли туристической пустошью, а теперь ни то, ни другое. Однажды я убил вампиршу по имени Элеонора недалеко отсюда. Её семья была теми, кого я запер в «Шато Мармон» в полной зомби комнате. Теперь я снова здесь, не затевая неприятностей, а пытаясь положить им конец.

Я паркую байк на куче дохлой рыбы. Небо сверкает, как при грозе, но грома нет. Брэдбери-билдинг наглухо закрыт, но я вскрываю замок чёрным клинком. Едва я окажусь внутри, сработает бесшумная сигнализация на датчик движения. Уверен, что копы примчатся сразу же, как только откопают патрульные машины из-под камней и карпов. Даже если они прибудут, то никогда не найдут меня там, куда я направляюсь.

Я вхожу в один из богато украшенных лифтов из кованого железа и одновременно нажимаю кнопки первого и третьего этажа. Лифт поднимается на тринадцатый этаж здания, в котором всего пять этажей. Я выхожу и направляюсь к антикварному магазину мистера Мунинна. Дверь открыта. Прохожу магазин насквозь, выхожу через черный вход и спускаюсь на сотни метров по голым каменным ступеням в пещеру под городом.

– Мистер Мунинн! – кричу я. – Туки-туки, я не во?да.

Мистер Мунинн выходит из-за портрета в стиле русской иконы короля страны, которой нет уже два ледниковых периода как.

– Не ожидал, что ты придёшь вот так. Привык, что ты появляешься из тени.

– Нынче это трюк святоши Джеймса. Я же просто вламываюсь в здания и еду на вонкаваторе[220]220
  Лифт из фильма «Вилли Вонка и шоколадная фабрика», который может ездить во всех направлениях.


[Закрыть] в места, которых там нет.

– Когда ты это произносишь, звучит как-то веселее.

Пещера Мунинна, возможно, самый большой антикварный магазин, кунсткамера и помойка во Вселенной. Полки и столы ломятся под его безумными безделушками. Шлемов и древнего оружия хватит, чтобы сразиться с Ганнибалом. Гектары старинных монет и бесконечные галереи картин, ювелирных изделий, зелий, каракури[221]221
  Механические куклы из Японии XVIII–XIX веков, призванные удивлять людей.


[Закрыть] и старинных книг. Груды чего-то, похожего на кости динозавров рядом с пришвартованным дирижаблем. Подобно ворону, он щипал блестящие кусочки того и этого, и прятал их в своём логове целую вечность. Может поэтому он известен под именем ворона.

– Я полагал, что ты мог бы прийти навестить меня до этого.

– План был таков, но там оказался древний бог, и приключился целый Апокалипсис. Может, ты слышал.

– Я бы не волновался. Ты спас мечтателей. В ближайшие дни они возьмут под контроль реальность, находясь в безопасности своего сна, и небо снова станет голубым, а мир снова прекрасным.

– Сделай так, чтобы эти коричневые небеса, попрошайки и всё остальное вернулось в сносное состояние, и я тебе поверю.

– Всегда остаёшься оптимистом.

Я облокачиваюсь на стол и опрокидываю стопки монет Конфедерации.

– Извините, – затем добавляю. – Вы лгали мне, мистер Мунинн. Всё это время. А я вам доверял.

– Знаю. И у меня нет оправданий, только объяснение. Я испугался. Разбить разум на пять частей уже довольно тревожно, но затем мой собственный брат Руах позволил Аэлите убить брата Нешаму, чтобы спасти себя. Это было слишком тяжело вынести. Я даже не знаю, где два других брата.

Он берёт кучку золотых минойских монет и бросает их по одной в глазницу черепа птеродактиля. Нервный тик.

– Я со времён молодости мира находился внизу вдали от семейных дрязг, и надеялся вечно оставаться здесь. Но ведь так не получится?

Я пожимаю плечами.

– Всё зависит от тебя. Ты попросил меня отнести сингулярность в Ад одному из твоих братьев. Сказал, что будешь мне должен. Я осуществил доставку, и теперь прошу о встречной услуге. Это в том случае, если ты готов выполнить свою часть сделки.

– Сингулярность у тебя с собой?

– Нет. Она в надёжном месте. Я пока оставлю её у себя. Если станет скучно, может, начну новую Вселенную, совсем как Ангра Ом Йа.

– Я знаю, что Отец Травен поведал тебе эту историю. Хочешь услышать мою версию?

– Да. Но не прямо сию минуту. Сегодня я получил несколько пуль и не говорил никому, но они по-прежнему причиняют боль.

– Хочешь, я извлеку их для тебя?

– Конечно. Потом. Прямо сейчас я хочу уладить ещё кое-что. Готов оказать мне обещанную услугу?

– Да.

– Думаю, ты знаешь, о чём речь.

– Подозреваю, что да.

Я подхожу к нему, проходя мимо стола, заваленного старыми голливудскими портретными фотографиями и осколками печати Друдж Аммун[222]222
  «Бдительная Эгида». Защитная печать, которая была на вратах Рая.


[Закрыть].

– Мне всё равно, даже если на самом деле не ты создал эту Вселенную. Всё равно ты создал души. В Даунтауне их полно, и им не помешал бы кто-нибудь, чтобы присматривать за ними получше адовцев. Адовцы не справляются. Когда не убивают сами себя, они убивают друг друга. Адовцы ведь тоже твои дети? И те, и другие нуждаются в помощи, которую такой недоделанный Люцифер как я, не может им оказать.

– И ты считаешь, что я обладаю соответствующим опытом, чтобы быть Люцифером? Не уверен, я должен быть польщён или обидеться.

– Ты божество. По крайней мере, у тебя есть с чем работать. Я же просто импровизировал. Тебе в самом деле нужно согласиться на эту работу. Если я вернусь в Ад, то никогда его не покину, и Ад сгорит без Люцифера.

Он отводит взгляд и подбрасывает последние оставшиеся монеты. Они зависают в воздухе, прежде чем упасть на стол аккуратной стопкой.

– Конечно, я соглашусь. Сделка есть сделка. Но сперва ты должен кое-что для меня сделать.

– Что?

– Простить ту часть себя, которую называешь святошей Джеймсом.

– Забудь. Он никчёмный болван Пэт Бун[223]223
  Пэт Бун (род. 1934) – американский певец, единственный из поп-исполнителей 1950-х годов, соперничавший в США по популярности с Элвисом Пресли. Обладал бархатистым голосом и мягкой манерой пения.


[Закрыть] с острой формой несчастного бедняжки, бедняжки меня. Вечно я злодей, а он жертва. Забудь. Он свалил. Свалил так свалил.

– Ты уверен, что хочешь именно этого?

– У меня есть доспех. А он мне не нужен.