Текст книги "Дьявол сказал "бах" (ЛП)"
Автор книги: Ричард Кадри
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Ричард Кадри
Дьявол сказал: «Бах»
Сэндмен Слим – 4
Джинджер и Диане за то, что сделали это возможным. И Холли, Саре и Дейву за подливку.
Легко ступить ногою в ад;
И день, и ночь врата его открыты.
Но вот назад пройти свой путь,
Из царства тьмы, чтобы вернуться,
О трудно это, даже невозможно.
«Энеида», Книга 6
В этом мире есть два типа людей, мой друг: те, у кого револьвер заряжен, и те, кто копают. Ты будешь копать.
КЛИНТ ИСТВУД, «Хороший, Плохой, Злой»
Перевод Иванова Г.А., 2023
Я выбираю мелодию в музыкальном автомате и проверяю, чтобы он был включён погромче. Я загрузил в музыкальный автомат сотню или около того дьявольских мелодий. Адовский Совет терпеть не может, когда я прихожу на совещание с полным карманом мелочи. Дикий Билл, бармен, тоже это ненавидит, но он проклятая душа, которую я нанял на эту работу, так что понимает, почему я это делаю. Я направляюсь обратно к столу и киваю ему. Он качает головой и возвращается к протирке стаканов.
Лес Бакстер[1]1
Лес Бакстер (1922–1996) – американский пианист, композитор и аранжировщик, пик популярности которого пришёлся на 50-е и 60-е годы XX века.
[Закрыть] заканчивает зловещий «Дьявольский культ», когда я подсаживаюсь к остальным членам правящего Совета Ада. Мы здесь, в «Бамбуковом доме кукол» уже пару часов. У меня болит голова от отчётов, пересмотренных графиков и компетентных мнений. Если бы у меня не было музыки, чтобы всех раздражать, то, скорее всего, к этому времени я бы их уже поубивал.
Буер[2]2
Великий полководец ада, имеющий пятьдесят легионов демонов под своим командованием. Жутко злопамятен и чёрный на язык. Учит природной и моральной философии, логике и добродетели всех трав и растений. Помогает в достижении финансовых благ.
[Закрыть] пододвигает в мою сторону набор чертежей.
Адовцы похожи на маленьких демонов на той картине Иеронима Босха «Сад земных наслаждений». Некоторые выглядят вполне по-человечески. Некоторые выглядят как зелёные дьяволы на старых бутылках из-под абсента. Некоторые похожи на то, что выблёвывают монстры после долгих выходных поедания других монстров. Буер выглядит как каракатица в костюме «Хьюго Босс» и пахнет как мусорный контейнер зоомагазина.
– Что ты думаешь об этих колоннадах? – спрашивает он.
– Колоннадах?
– Да. Я переделал колоннады.
– Что, блядь, за колоннады?
Генерал Семиаза, верховный главнокомандующий легионами Ада, вздыхает и указывает на ряд опор в центре страницы.
– Это колоннада.
– А.
Я ни черта не могу сказать, отличаются ли эти рисунки куриной лапой на чертежах от последней пачки рисунков куриной лапой, которые показывал мне Буер. Я говорю первое, что приходит в голову.
– Те статуи были здесь раньше?
Буер размахивает своими маленькими щупальцами каракатицы и водит пальцем по бумаге.
– Они новые. Разные значки для каждой из Семи Благородных Добродетелей.
Он не лжёт. Они все здесь. Все они там. Все эти личностные причуды, придающие адовцам огромный культурный стояк. Коварство. Беспощадность. Свирепость. Лживость. Молчание. Сила. Блаженство. Они представлены коллекцией демонических мраморных фигур с кожистыми крыльями и раздвоенными языками, изогнутыми шипами и острыми как бритва спинными плавниками, группами глаз на стебельках и паучьих лап. Колоннады выглядят как самое ебанутое поле для мини-гольфа во Вселенной, и они расположены там, где должна быть новая Городская Ратуша.
– У меня идея. Как насчёт того, чтобы вместо «Легиона Смерти» поставить «Крысиную стаю» с композицией «Удача быть леди»?
– Прошу прощения? – говорит Буер.
– Я имею в виду, что это выглядит слегка по-фашистски.
– Спасибо.
– Это был не комплимент.
Я отталкиваю чертежи заострёнными пальцами уродливым протезом левой руки. Буер не знает, как реагировать. Как и никто из них.
Присутствуют строитель Буер, генерал Семиаза, ведьма Обизут и политик Мархосиас[3]3
Волчица с крыльями грифона и змеиным хвостом. При дыхании изрыгает пламя. Могущественное существо и мастер конфликтов.
[Закрыть]. Подобные Советы были у древних греческих королей, и так как один друг намекнул, что мне следует почитать о греках, у меня тоже есть Совет. Последний член Совета – Люцифер. Это я. Но я вернусь к этой части позже. Мы пятеро – те самые светлые умы, предположительно отвечающие за Ад. В действительности мы кучка второразрядных механиков, пытающихся не дать колёсам оторваться от пылающего бензовоза, который несёт прямо на школьный автобус, полный сирот и котят.
Весь Совет уставился на меня. Я здесь уже сотню дней и, тем не менее, каждый раз, когда я произношу что-то, кроме «да» или «нет», они смотрят на меня, как на говорящего жирафа. Просто адовцы не привыкли, чтобы люди отвечали им. Ничего страшного. Я могу это использовать. Пусть они считают меня немного странным. Немного непонятным. Играть в Дьявола проще, когда никто понятия не имеет, что ты собираешься сделать или сказать дальше.
Они всё ещё ждут. Пусть ждут.
Подобные совещания у нас каждые пару дней. Мы восстанавливаем Ад после того, как тот сгорел в огне, как бикини из флэш-бумаги, когда первоначальный Люцифер, настоящий Люцифер, свалил из города, всучив мне эту работу. Проблема для остальных членов Совета заключается в том, что я не знаю, как быстро хочу вернуть Даунтаун в рабочее состояние.
– Я не против адовской гордости. Сейчас смутные времена, команда на последнем месте, и им нужна группа поддержки. Клёво. Но я не хочу, чтобы столица Ада выглядела так, словно мы вот-вот собираемся печатным шагом войти в Польшу, – говорю я Буеру.
Обизут поворачивает чертежи к себе. Я всё ещё не знаю, как она выглядит. На ней маска из слоновой кости, скрывающая всё, кроме глаз, а их прикрывает занавес из золотых бусин.
– Дизайн Буера расширяет и подчёркивает многие классические исторические мотивы адовского дизайна. Мне они нравятся, – говорит она.
Обизут отвечает за духовную сторону восстановления, и обычно не комментирует подобные вещи. Я её расстроил. Хорошо.
– Эти атрибуты нацистского Диснейленда – слишком дёшево и просто. Похоже на то, что придумали бы Кисси, – говорю я.
Это удар ниже пояса. Назвать адовца Кисси – это как назвать Чака Нориса Иосифом Сталиным. Буер смотрит так, словно хочет сигнальным факелом затолкать эти чертежи мне в глотку. Обизут и Семиаза глядят на меня так, словно застукали меня за поеданием печенья перед ужином. Мархосиас поднимает брови, что равносильно тому, что она в шаге от того, чтобы вызвать меня на дуэль на рассвете.
Обычно подход Плохой Папа работает. Адовцы помешаны на социальной иерархии, и мне приходится регулярно напоминать им, кто на вершине. Теперь им нужно, чтобы Хороший Папа погладил их по головке, прежде чем всё пойдёт как в «Гензель и Гретель», и я окажусь в духовке печи.
– Буер, ты талантливый парень. Ты собираешься перестроить весь Пандемониум впервые за примерно миллиард лет. Ни у кого больше не будет подобного шанса. Отбрось хрень Альберта Шпеера[4]4
Альберт Шпеер (1905–1981) – личный архитектор Гитлера, рейхсминистр вооружения и военного производства.
[Закрыть] и используй современный подход. Когда Бог зашвырнул вас, падших ублюдков, в Ад, строители были единственными, кто видел его как нечто больше, чем груду камней и пыли. Сделай это снова.
Не могу поверить, что я учусь, как работает политика и придворные интриги. Я немного чувствую себя подлым. Я скучаю по избиению людей. Это честная работа, но в последнее время мне не часто приходится заниматься ей.
Мархосиас качает головой. Она тощая, бледная и похожа на птицу, но инстинкты у неё скорее, как у велоцираптора.
– Не уверена. В нестабильные времена народ нуждается в утешении. Им нужно знакомое.
– Нет. Не нужно. Им нужно увидеть, что у руководства есть яйца и видение. Им нужно увидеть, что мы создаём новый, больший и лучший Ад, чем у них когда-либо был прежде.
Обизут слегка кивает сама себе.
– Я бросала камни сегодня утром, и, хотя мне нравится работа Буера, если всё должно поменяться, то знаки в благоприятном расположении для этого.
– Видите. У нас благоприятное расположение и всё такое. Мы в шоколаде. Давайте нарисуем несколько новых планов.
Я беру из миски на столе горсть маленьких крекеров и отправляю их в рот один за другим. На самом деле, это жареные яйца дриттов. Дритты – это крупные надоедливые адовские песчаные блохи. Знаю, звучит отвратительно, но это Ад. Кроме того, если жарить что-то достаточно долго, оно становится приятным. Яйца дритта идут как жареный попкорн.
Семиаза на этих совещаниях практически ни на что не реагирует и тщательно подбирает слова.
– Ты неделями отвергаешь все наши идеи. Свои идеи у тебя есть?
– Я беспокоюсь, что это место в итоге окажется похожим на Лос-Анджелес. Весь с адовскими торговыми центрами, футболками и стриптиз-барами. Пандемониум, который я помню, больше город в стиле Бела Лугоши-и-тумана. Когда мне нужно выбирать между «Мрачными тенями» и сумками на пояс, я каждый раз буду переходить на тёмную сторону. Кто-нибудь из вас видел фильм Фрица Ланга «Метрополис»?
Они качают головами.
– Он бы вам понравился. В нём о воротилах, выбивающих из пролетариев дерьмо в городе, состоящем из небоскрёбов высотой в милю, изрыгающих дым машин и офисных башен, похожих на трахающих космические корабли драконов. Это место опрятное, точное и душераздирающее, но стильное. Совсем как вы. Так что это домашнее задание для всех. Посмотрите «Метрополис». Он есть в меню по запросу.
Всё верно. Ад крадёт кабельное. Позовите копа. Три самых популярных телешоу в Даунтауне – это Луча Либре[5]5
Мексиканский рестлинг.
[Закрыть], японские игровые шоу и «Семейка Брэди»[6]6
Американский комедийный телесериал, транслировавшийся с 1969 по 1974 годы и рассказывавший об овдовевшем отце с тремя сыновьями, который женится на вдове с тремя дочерями.
[Закрыть], которые, по мнению адовцев, являются глубоким антропологическим исследованием жизни смертных. Надеюсь, просмотр «Брэди» угнетает их так же сильно, как меня угнетает пребывание в ловушке здесь, в говнопроводе Творения.
– Сделаем перерыв. Мне нужно выпить.
Я подхожу к барной стойке и сажусь. Я заставляю Совет проводить совещания здесь по паре причин. Первая заключается в том, что адовцы любят свои ритуалы, и процесс достижения результата – это как японская чайная церемония, скрещённая с Торжественной Мессой, только ещё медленнее. Здесь достаточно ритуальных размахиваний руками, чтобы усыпить Далай-ламу.
Вторая причина – это место. Это адская версия моего любимого бара в Лос-Анджелесе, «Бамбукового дома кукол». Главное различие между этим и другим «Бамбуковым домом» заключается в том, что баром в Лос-Анджелесе управляет Карлос. В Аду же мой пра-пра-пра-дедушка, Дикий Билл Хикок.
Когда я присаживаюсь, Дикий Билл уже приготовил для меня стакан Царской водки.
– Что думаешь? – спрашиваю я.
– О чём?
– О чём. Об этом чёртовом совещании.
– Думаю, ты собираешься свести этих парней с ума.
– Там не только парни.
Он прищуривается, глядя на Совет.
– В этой компании есть дамы?
– Две.
– Чёрт. Я так и не научился различать адовцев. Потому что по мне все они сукины свиноёбы, так какое мне дело до того, если я ошибусь и задену их чувства?
Не думаю, что управление баром когда-либо было работой мечты Билла, и он не из тех, кто рассыпается в благодарностях, но я знаю, что здесь ему нравится больше, чем в Батчер-Вэлли. Билл умер в 1876 году, был проклят, и с тех пор в качестве наказания сражался врукопашную с другими убийцами и стрелками в той адской дыре. Вытащить его было наименьшим, что я мог сделать для семьи.
– Кто-нибудь доставляет тебе неприятности? Им известно, на кого ты здесь работаешь?
– Полагаю, все уже в курсе. Что меня не особо радует. Я не привык, чтобы другие дрались за меня в моих драках.
– Подумай об этом следующим образом. Это заведение не просто для того, чтобы у меня было где выпить. Оно для того, чтобы показать голубым кровям, кто здесь главный. Если кто-то достаёт тебя, это означает, что они достают меня, и мне нужно сделать что-то громкое и грязное в связи с этим.
Он затягивается сигарой и кладёт её на край стойки. По всему дереву видны следы ожогов.
– Похоже, это тяжёлая работа – изображать Старого Ника. Не завидую тебе.
– Я сам себе не завидую. И ты не ответил на мои вопросы.
Он с минуту молчит, всё ещё злясь, что я справляюсь о его благополучии.
– Нет. Никто конкретно не изводит меня. Эти ящероподобные ублюдки не особо приучены к туалету, но они обращаются со мной не хуже, чем обращаются друг с другом. И они творят это только тогда, когда тебя с товарищами нет рядом. Вот тогда и появляются дебоширы.
– Если услышишь что-то интересное, ты знаешь, что делать.
– Может, я и мёртв и проклят навечно, но не безмозглый. Я помню.
Мы поворачиваемся и смотрим на Совет.
– Так кто, по-твоему, собирается убить тебя первым? – спрашивает он.
– Никто из них. Семиаза слишком дисциплинирован. Он видел, как Ад разваливался на части в прошлый раз, когда у него не было Люцифера. Я не чувствую запаха убийства ни от кого из остальных. А ты?
Я допиваю свой стакан. Он наливает мне ещё, и один себе.
– Не от них напрямую. Но я узнал, что по крайней мере один всё записывает и передаёт тому, кто будет фактически забивать кабанчика.
– Вот почему я торможу восстановительные работы. Держу крутых парней при деле и разбросанными по всему Пандемониуму. Затрудняю им планирование моей трагической кончины.
– Забавно слышать подобный кровавый разговор. При жизни я не особо любил строить планы, и мне никогда и в голову не приходило, что когда-нибудь кто-то ещё в семье унаследует эту черту характера.
– Это новое. С тех пор, как перебрался в резиденцию Люцифера, я много времени провожу в библиотеке. Я никогда прежде не читал ничего длиннее обратной стороны обложки видеокассеты. Думаю, это вывихнуло мне мозг.
– Книги и женщины доведут до этого. Просто не нужно обдумывать такие масштабные мысли, что забываешь прислушиваться, не подкрадывается ли к тебе что-то сзади.
– Я никогда не читаю, сидя спиной к двери.
Он кивает и залпом выпивает стакан.
– Всё, что требуется, – это лишь один раз, – говорит Билл. Он смотрит мимо моего плеча. – Мне кажется, твои друзья заждались тебя.
– Увидимся, Дикий Билл.
– Задай им аду, парень.
Когда я возвращаюсь, остальные выглядят нетерпеливыми. На секунду я вспоминаю Кэнди в Лос-Анджелесе. После почти годичного знакомства, мы наконец сошлись прямо перед тем, как я спустился сюда. Удалось выжать два счастливых дня вместе. Что бы она подумала о правящей элите Ада, ловящей каждое моё слово? Наверное, ржала бы до усрачки.
– Сегодня мы всё сделали правильно. Знать, чего ты не хочешь, это ничуть не хуже, чем знать, чего хочешь. Давайте встретимся здесь в это же время через три дня. Буер, тебе хватит этого времени, чтобы набросать несколько идей?
Он кивает.
– Я посмотрю вечером твой «Метрополис». И подготовлю тебе что-нибудь к следующему совещанию.
– Тогда на этом всё. У кого-нибудь есть вопросы? Какие-нибудь соображения? Какие-нибудь рецепты бананового хлеба, чтобы поделиться с классом?
Ничего. Ад – это жёсткое место. Они собирают бумаги и записи. Складывают в кожаные сумки и портфели.
– Спасибо, что пришли.
Я направляюсь обратно к барной стойке, где Дикий Билл уже наливает мне выпить. Мне нужно покурить. Достаю пачку «Проклятия» и закуриваю. Может, это и Ад, но, по крайней мере, можно курить в барах.
Билл наливает второй напиток в другой стакан и уходит.
Позади меня Мархосиас. Она делает так иногда после совещаний. Говорит, что хочет попрактиковаться в английском. Я не возражаю; после трёх месяцев разговора только на адовском, моё горло чувствует себя так, словно я полоскал его кровельными гвоздями.
– То, что ты сказал Буеру, либо очень грубо, либо очень умно, – говорит она.
– Дьявол имеет право и на то, и на другое. Так написано в руководстве. Взгляни сама.
– Ты застал всех врасплох. Никогда не слышала, чтобы ты раньше когда-нибудь упоминал Кисси. Знаешь, все восхищаются тем, как ты уладил с ними. Заставить других убивать вместо себя – самый элегантный способ, и ты проделал это мастерски.
В другое время и в другом месте, я бы подумал, что это сарказм, но я знаю, что это не так. Она тащится от того, что я сделал. Почему бы и нет? Я притащил Кисси сюда, будто мы были союзниками, загнал в ловушку между армиями Небес и легионами Ада, и уничтожил большую часть их в одной большой Королевской битве[7]7
Королевская битва – это бой между игроками, продолжающийся до тех пор, пока не останется только один. Своего рода борьба на выбывание.
[Закрыть]. Подобного рода вероломство охватывает почти все Семь Благородных Добродетелей. Она строит мне глазки, и из-за этого мне хочется сильно и быстро ее отдубасить.
– Когда дело касается убийства, обычно я предпочитаю практический подход, – говорю я.
– Конечно. У Сэндмена Слима океан крови на руках. «Монстр, который убивает монстров» – разве не так тебя называли на арене? И вот ты здесь, Люцифер, величайший монстр из всех них. Возможно, у Господа и в самом деле есть чувство юмора.
Когда она произносит это, её глаза сияют. Ей нравится быть так близко к главному маршалу парада Подземного мира. Ей хотелось бы обладать властью Люцифера, но подобная мысль до жути пугает её, делая эту мечту гораздо более возбуждающей. Вот почему она стоит сзади. Интимный тет-а-тет с Сатаной. Это не приносит ей никаких дополнительных очков в моих глазах, и она это знает, но заставляет остальной Совет нервничать, и её это забавляет.
Я глубоко затягиваюсь «Проклятием», словно она может вызвать торнадо и отнести меня, как Дороти, обратно домой.
– Учитывая все обстоятельства, я бы предпочёл Филадельфию.
Она глядит на меня, а затем переводит взгляд на Дикого Билла, не улавливая шутки. Билл игнорирует её и вытирает следующий стакан.
– Пока ты здесь, ты так и не сказал, почему выбрал меня в свой Совет. Или почему решил создать его. Люцифер…
– Бывший Люцифер, ты имеешь в виду, – прерываю я её. – Теперь я Люцифер. Того другого парня сейчас зовут Самаэль, и он дома, налаживает отношения с Папочкой.
– Прошу прощения. Самаэль никогда бы и не подумал работать с кем-либо, кроме самых доверенных его генералов.
– Возможно, если бы он задавал больше вопросов, это место не выглядело бы как посредственная Хиросима. У меня нет проблем с выслушиванием советов от умных людей. И, отвечая на твой вопрос, Самаэль рекомендовал тебя.
– Я польщена.
Она оглядывается через плечо. Все остальные снаружи. Ей нравится заставлять их ждать.
– Твой английский становится лучше, – говорю я.
– Как и твой адовский. Ты утратил большую часть акцента.
– Кое-кто сказал мне, что я говорю как деревенщина.
– Не так уж плохо. Но ты стал более достойным во всех отношениях.
– Мне придётся следить за этим. От достоинства меня пучит.
Кто-то у дверей бара спрашивает: «Люцифер, ты готов идти?»
Это военный коп по имени Ветис. Он возглавляет отряд моей охраны. Он клуша и заноза у меня в заднице, но опытный ветеран с тугим очком. Он похож на Элиота Несса[8]8
Специальный агент министерства финансов, которому удалось посадить гангстера Аль Капоне в тюрьму на 11 лет.
[Закрыть], если бы у Элиота Несса вместо головы был лошадиный череп.
– Я остаюсь, но леди сейчас выйдет.
Ветис выходит на улицу. Я киваю на дверь.
– Твой караван ждёт.
Мархосиас выпрямляется, чтобы уйти, но не двигается с места.
– Ты никогда не возвращаешься с нами. Почему бы не прокатиться со мной в моём лимузине? Он очень удобный и вместительный.
Все члены Совета передвигаются в индивидуальных лимузинах и минивэнах в окружении дюжины автомобилей охраны. Это, как если бы президент, папа и Мадонна разъезжали по городу в компании Уайетта Эрпа[9]9
Уайетт Берри Стэпп Эрп (1848–1929) – американский страж закона времён освоения американского Запада. Получил широкую известность благодаря книгам и кинофильмам в жанре вестерн.
[Закрыть] на переднем сиденье.
– Спасибо, я сам доберусь назад.
– Ты не доверяешь мне.
– А ты бы доверяла?
Она берёт свою сумку.
– Скорее всего, нет.
– В любом случает, я люблю проветриться после совещания.
– Конечно. Увидимся через три дня.
– Это свидание.
Она перекидывает кожаную сумку через плечо. Ходят слухи, что она из кожи старого политического оппонента. Я окликаю её.
– Ещё кое-что. Я знаю, что кто-то из вас открыл охоту на меня. Когда я выясню, кто это, то набью их черепа ракетами и запущу, как на Четвёртое июля[10]10
День Независимости США.
[Закрыть]. Не стесняйся рассказать это другим. Или придержи эту информацию при себе. Ты умная. Тебе лучше знать, как поступить.
Она слегка приподнимает брови. На этот раз в удивлении. Коротко улыбается мне и выходит.
Конечно, она не собирается рассказывать остальным. Точно так же, как и никто из них не сказал ни слова ей, когда я сказал им.
– Это привлекло её внимание, – говорит Билл.
– Она и так положила на меня глаз. Она не расскажет остальным, но я хочу посмотреть, скажет ли она кому-нибудь ещё.
Билл качает головой.
– Она не скажет ни душе. Знаешь, у неё в правом рукаве спрятан нож.
– Все знают. Для того он и нужен.
Когда Билл начинает снова наливать мне, я накрываю стакан рукой.
– Откуда ты знаешь, что это не она играет спектакль перед тобой?
– Я не знаю. Я не знаю ни об одном из них. Я просто подливаю масла в огонь и жду, когда случится что-нибудь интересное.
– Звучит так, будто ты пихаешь свой ботинок судьбе в задницу, а это капельку опасно.
Я пожимаю плечами и затягиваюсь «Проклятием».
– Я заперт в дурке с худшими отродьями Бога. Мне нужно что-то делать. Глумиться над ними или завести собаку, а я не собачник.
Билл кивает. Его взгляд смягчается, как бывает всегда, когда он вспоминает свою жизнь до того, как получил пулю в спину.
– Я тоже не большой любитель собак. Однажды я видел слона в цирке шапито и подумал, что было бы неплохо иметь такого. Подъезжаешь в Абилине[11]11
Город в США, расположенный в центральной части штата Техас на реке Элм-Крик.
[Закрыть] к каким-нибудь дебоширам верхом на такой ходячей серой горе и делаешь ставки, кто из них обосрётся первым. Да, сэр, я бы в любое время суток предпочёл слона собаке.
Я отталкиваюсь от барной стойки и встаю. Найди большую коробку и тонну арахиса к своему дню рождения, Билл.
Он протягивает мне кожаную куртку и шлем, которые я держу за стойкой во время совещаний. Пусть остальные члены Совета ездят по городу как армия Цезаря. Я сяду на свой мотоцикл и буду жать на полную всю дорогу до дворца. Да, у меня есть дворец. Я богатый избалованный принц и политик. Я – всё то, что когда-либо ненавидел.
Я надеваю куртку и перчатки. Билл наблюдает за мной краем глаза, притворяясь, что вытирает стойку. Моя протезная рука и кисть представляют собой прекрасный ужас. Причудливое сочетание органического и неорганического. Как нечто, оторванное кем-то от робота-насекомого. Смесь «Терминатора» с «Мухой». Я смотрю на Билла. Он кивает на мою руку.
– Видеть, как исчезает эта штука, всегда приводит меня в хорошее настроение. Без обид, но я всё жду, что она проберётся сюда и задушит меня моей собственной барной тряпкой.
– Разрешаю тебе пристрелить её, если она так сделает.
– Хорошо, потому что я не собирался тратить время на то, чтобы спрашивать разрешение.
Я беру горсть крекеров из яиц дритта, отправляю несколько в рот, а остальные кладу в карман куртки.
– Держи для меня ухо востро.
– Как всегда, – говорит Дикий Билл.
Я выхожу через задний выход. Мотоцикл припаркован на заднем дворе, накрытый самым грязным, самым дерьмовым брезентом в Аду. Никому и в голову не придёт заглянуть под него.
В Даунтауне есть не так уж много серийных мотоциклов, так что я поручил нескольким местным инженерам построить мне «Электру-Глайд» 1965 года[12]12
Одна из самых популярных моделей мотоциклов Харли-Дэвидсон.
[Закрыть]. Отдаю должное местным парням и девушкам. Они сделали всё, что было в их силах, но это скорее «Адски», чем «Харли». Он сконструирован как механический бык в латных доспехах. Руль сужается к концам, словно лучше смотрелся бы на рогатой голове. Выпуск извергает драконье пламя, а верхнеклапанный двигатель с таким гипер-турбонаддувом, что на длинной прямой я могу заставить его светиться вишнёво-красным. У него нет спидометра, так что я не знаю, насколько он быстр, но вполне уверен, что уделываю несколько рекордов скорости на суше.
Я перекидываю ногу через мотоцикл и с пинка завожу его. Я всегда надеваю шлем в последнюю очередь. Это часть истории моей жизни, что мне нужно было попасть в Ад, чтобы начать носить шлем. Там, в Лос-Анджелесе, святоша Джеймс, моя ангельская половина, ненавидела, что я езжу с открытой головой. Дома всё, о чём мне приходилось беспокоиться, это копы. Здесь это папарацци. Мне нравятся мои одиночные поездки, и я не хочу, чтобы о них узнало всякое отребье. Они дают мне шанс выпустить пар. Плюс, я могу увидеть Пандемониум на уровне улиц без лакеев и политических подлиз, говорящих мне то, что, по их мнению, я хочу слышать.
Я даю полный газ и выезжаю на улицу. Я не беспокоюсь о траффике. Улицы в этой части города всё ещё представляют собой разбомблённые развалины, так что большая часть дорожного движения представлена перевозящими солдат и припасы грузовиками. Практически все остальные передвигаются пешком. Я прибавляю газ, поворачиваю и мчусь по переулку, делая большой крюк обратно ко дворцу.
Квартал за кварталом, улицы деформированы, а дома сбиты с фундаментов. Но теперь на рынках есть еда, а горящие здания – не единственные источники света на улицах. Я объезжаю автофургон, куда адовские солдаты тащат закованных в наручники и кандалы мародёров. Солдаты не отличаются вежливостью в отношении них. Мародёры представляют собой окровавленное хромающее месиво. Ну и хуй с ними.
Даунтаун не всегда был таким. Я провёл здесь взаперти одиннадцать лет, так что довольно хорошо узнал это место. Но смертный по имени Мейсон Фаим и генералы Люцифера (Семиаза был единственным воздержавшимся) попытались развязать войну с Небесами. Плохая идея. Город сгорел. Небо почернело. Землетрясения открыли воронки, поглотившие целые районы.
Когда я смотрю на Ад, то вижу Лос-Анджелес. Это забавный вид магии. Конвергенция. Изображение каждого места, наложенное поверх другого. Это странно, но мне так легче передвигаться. Адовцы всё ещё видят старый Ад. Им не нужен «Фэтбургер»[13]13
Американская сеть ресторанов быстрого питания. Её слоган – «Последний большой киоск с гамбургерами».
[Закрыть] в 2 часа ночи. А если бы был нужен, то, возможно, они не были бы такими мудаками 24/7.
Я медленно восстанавливаю это место, но не могу канителить вечно. Я хочу чем-то занять этих дьяволов, заговорщиков и ублюдков с ножом-в-спину. Но рано или поздно они закончат восстановительные работы. А до тех пор всё, чего я хочу, – это не быть убитым и найти способ вернуться в настоящий Лос-Анджелес к Кэнди – девушке, которую я оставил там.
Впереди бутылочное горлышко, где два рухнувших здания перекрыли большую часть улицы, практически соприкасаясь крышами. Между зданиями небольшой трамплин, а дальше ровная дорога. Если я попаду точно туда, то смогу поднять мотоцикл в воздух на несколько метров с другой стороны. Я выжимаю газ и набираю около восьмидесяти, когда влетаю на трамплин.
Они поджидают меня наверху. Двое из них. Тот, что справа, бьёт меня куском арматуры поперёк груди, и вместо приятного плавного полёта на задней части мотоцикла, я в одиночку взлетаю в воздух, делаю сальто назад и приземляюсь на асфальт.
Я плюхаюсь на живот и поднимаю взгляд как раз в ту секунду, когда в дело вступает второй нападающий. Он взбегает на большую кучу щебня и бросается сверху на меня, бронированная горилла в костюме спецназа и кованых сапогах. Я переворачиваюсь на спину и пытаюсь встать.
Слишком медленно.
Он приземляется на меня ногами вперёд, словно думает, что если будет топать достаточно сильно, то получит вино. Кованые сапоги ещё не закончил. Он пинает меня в бок. Тщательные, хорошо выверенные, с оттяжкой пинки. У этого парня была практика. Секунду спустя к нему к чечётке на моих рёбрах присоединяется парень с арматурой. Это не та тихая поездка домой, на которую я надеялся.
Если бы я был простым смертным, то был бы уже мёртв или, по крайней мере, парализованным калекой после того, как Кованые сапоги приземлился на меня и сломал мне позвоночник. Но я не простой смертный, и это не обычная ситуация. Меня и так трудно убить, а сейчас, когда у меня под рубашкой доспехи Люцифера, ещё сложнее.
Одному из громил наскучило пинать, и он оглядывается по сторонам в поисках чего-нибудь, что можно было бы сбросить на меня. Этим мудакам веселее, чем если бы они были в «Чак Э. Сыр».[14]14
Сеть ресторанов американского семейного развлекательного центра. В ресторанах подают пиццу и другие блюда из меню, а также представлены аркадные игры, аттракционы и выступления роботов-аниматроников в качестве основного развлечения для всей семьи.
[Закрыть]
Я рывком поднимаюсь на колени. Собираюсь продемонстрировать этим парнями несколько приёмов Брюса Ли в стиле сумасшедшей обезьяны. В любую секунду. Скоро.
Но я просто стою на коленях, позволяя двум идиотам пинать меня. Мой разум становится пустым. У меня такое тошнотворное головокружительное чувство, что я что-то забыл. Что-то, что я должен был сделать, или что я должен был где-то быть. Кажется, будто что что-то ползает у меня за глазами. Может, мне просто нужно подождать, пока эти парни выбьют из меня всё дерьмо.
Затем это чувство исчезает. Должно быть, это длилось секунд десять, но этого времени хватило Кованым сапогам и его другу, чтобы сновать сбить меня лицом вниз. Я лезу в карман, набираю пригоршню дриттовских крекеров и бросаю им. Пинки прекращаются. Я снова рывком поднимаюсь на колени.
Знаете, как молодые вампиры без какой-либо подготовки могут быть столько дёргаными и компульсивными[15]15
Компульсивные действия – действия, которые повторяются многократно и выполняются человеком, как правило, неосознанно в момент начала их воспроизведения. Человека что-то заставляет, принуждает это делать, как само собой разумеющееся.
[Закрыть], что им нужно систематизировать всё, что вы им подбрасываете? То же самое происходит с безмозглыми адовцами, и непохоже, что эти двое в состоянии орудовать фритюрницей в «Макдональдсе». Когда я швыряю крекеры, они бросаются за ними, как зомби за одноногим слепым человеком.
После всех этих ударов по телу мне приходится проползти несколько метров, прежде чем удаётся встать. Я снимаю шлем и кладу на тротуар, доставая чёрный костяной клинок, который всегда прячу за поясом брюк.
Близнецы Глиммеры[16]16
Псевдоним дуэта авторов и продюсеров Мика Джаггера и Кита Ричардса из «Роллинг Стоунз». Условная фамилия «Глиммеры» – это своего рода фигура речи, рождённая в контексте вопроса, от которого произошло прозвище: «Дайте нам подсказку („глиммер“), кто вы такие?» (в оригинале – «just give us a glimmer»). На это Джаггер сострил Ричардсу – «Мы с тобой теперь близнецы Глиммеры».
[Закрыть], опустившись на корточки, складывают яйца в аккуратные кучки. Я обхватываю рукой голову Кованых сапог, оттягиваю её назад и провожу клинком по его горлу. Чёрная адовская кровь струится по моей руке, как вытекающее моторное масло. Его друг так сосредоточен на складывании яиц, что до последнего мгновения не замечает клинка. Я делаю взмах, и его голова отделяется и катится в сторону, останавливаясь, уперевшись в мой шлем.
Я подхожу и смотрю на него, словно собираясь набить эту голову и повесить на стенку, как поющую рыбу. Я жду какого-нибудь звука. И вот оно. Едва заметный хруст, когда сапог опускается на щебёнку, у меня за спиной. Я разворачиваюсь и швыряю голову, словно чешуйчатый шар для боулинга. Адовские команды наёмных убийц обычно работают втроём. Учитывая, что у первых двоих суммарный IQ был на уровне жидкого вафельного теста, оставшийся должен был быть командиром отряда.
Он выше двух других, с тем же тусклым взглядом ящерицы, как у многих пехотинцев легиона. Его спецназовский бронежилет тяжелее, чем у других, так что голова лишь на секунду нарушает его равновесие. К бедру у него пристёгнут «Глок», но он делает в воздухе молниеносные боевые приёмы парой неприятных на вид зазубренных длинных мечей. Он мог бы взяться за пистолет, но хочет сделать себе имя, нашинковав Люцифера, используя старую школу. Грёбаные дьяволы со своими грёбаными ритуалами.
Я делаю шаг назад, словно ослеплённый его приёмами из видеоигры. Я годами сражался на арене здесь внизу. Мечи причиняют боль, но после нескольких сотен порезов пугают не больше асфальтовой болезни. В том смысле, что их по возможности стоит избегать, но они не стоят того, чтобы терять из-за них сон. И всё же, они причиняют боль, а мне и так больно. И я лишился своих снеков.
Он заглатывает наживку и бросается в атаку. Я делаю шаг вперёд и ловлю его запястье предплечьем, отклоняя опускающийся мне на голову клинок. Теперь, когда я на расстоянии удара, шаг второй такой атаки по учебнику довольно прост: пока ваш противник занят блокированием вашей атаки сверху вниз, вы делаете шаг вперёд и выпад вторым клинком, насаживая его, как коктейльную сосиску. Единственная проблема заключается в том, что это известно каждому разумному существу во Вселенной, и оно к нему готово. Вместо того, чтобы атаковать, я позволяю ему нанести мощный удар мне в солнечное сплетение. Его клинок высекает искры, когда попадает в доспех, и переламывается надвое. Это пугает его на время достаточное, чтобы я сделал пару шагов и поставил ногу на землю позади своего шлема.








