Текст книги "Дьявол сказал "бах" (ЛП)"

Автор книги: Ричард Кадри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Избыток этой философской хрени нагоняет на меня сон, но, должно быть, Эпикур умел заглядывать в будущее, когда люди вроде меня не могут прочесть больше абзаца, не проверив и-мейл, потому что он выплёвывает важные вещи коротко и ясно. Вещь называется «Тетрафармакос» и является своего рода списком PowerPoint, как исправить всё, что тебя беспокоит. В ней говорится:

Не бойся бога.

Не беспокойся о смерти.

Благо легко достижимо.

Зло легко переносимо.

Он уловил по крайней мере половину правды. Лучше, чем большинство людей.

«Не бойся Бога». Нет проблем. Встречал я этого парня. У него был нервный срыв, и он разбит на большее количество осколков, чем я.

«Не беспокойся о смерти». Я уже умирал пару раз. Это было скучно.

«Благо легко достижимо». Вот где голова Эпикура начинает исчезать в его собственной заднице. Кажется, это общая проблема философов.

«Зло легко переносимо». Приятель, попробуй родиться полуангелом, получеловеком. Нефилим нарушает все правила Вселенной. Я родился Мерзостью, единственным живым существом, ненавидимым Небесами, Адом и Землёй. Примерь-ка это и скажи, насколько легко это вынести, сукин ты сын, пожиратель-виноградных-листьев.

Я бросаю книгу на пол. Это всё вина Самаэля. Мне следовало догадаться, что чтение станет частью моей пытки в Аду. В Лос-Анджелесе было намного веселее. Угонять автомобили, вырывать позвоночники у зомби и получать пули. Славные деньки.

Я встаю, нацарапываю записку большими печатными буквами и оставляю на столе на тот случай, если Касабян может её видеть.

КЭНДИ. Я СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ. СТАРК.

В библиотека Люцифера довольно ограниченный раздел художественной литературы. Я перебираю стопку книг возле дивана, пока не нахожу «Процесс» Франца Кафки. Она о парне, которого судят за что-то, чего он не понимает, обвиняемом людьми, которых он не может найти. Она охуенно смешная. Может и не первая в моём списке как провести вечер, но это лучше, чем возвращаться к грекам. Мне не нужна ещё одна лекция на тему морали от мёртвого парня. Меня половину моей жизни доставали ими.

Мои глаза резко открываются спустя несколько часов. Я сажусь. Я даже не помню, как заснул. Я встаю и проверяю гляделки. Лакеи во внеурочное время сортируют и подшивают бесконечные кипы дворцовых бумаг. Солдаты патрулируют территорию. Уборщики пытаются убрать кровь и щебёнку с ковров в вестибюле. Всё ожидаемо. Всё скучно. Славно.

В Лос-Анджелесе мне часто снился Ад. В Аду мне снится Лос-Анджелес, но от этого я не меньше тоскую по дому. Дом в моих снах – это не дом. Я вижу, как город становится мягким и погружается в пустыню. Целые кварталы поглощаются или просто исчезают с лица земли. Небо чёрное и в синяках, как в Аду, а затем снова становится нормальным. Иногда, вместо сражения на арене, мои сны об арене превращаются в залитый светом Голливуд и Вайн-стрит.

На этот раз я кружу вокруг адовца, размером и формой примерно с локомотив. Мне нужно драться с ржавым наацем с помойки, а у Кейси Джонса[27]27
  Вымышленный персонаж комиксов о Черепашках-ниндзя. Задумывался как пародия на персонажей-линчевателей из других комиксов.


[Закрыть] щит и Верналис, своего рода стальная клешня краба, размером со среднюю танцовщицу гоу-гоу. Кучка красных легинсов, налётчиков-фрилансеров и мародёров, улюлюкающих и жаждущих крови.

Мы гоняем друг друга взад-вперёд по зоне смерти. Я уклоняюсь от одной из его атак и приближаюсь. Как только я собираюсь вскрыть его, как банку свинины с фасолью, мой наац заедает. Это было подстроено, и адовец это знает. Следующее, что я помню, это я на коленях и кричу. Раздаётся влажный звук, когда Верналис прорезает мясо и хрустит костями. Когда я смотрю вниз, моя левая рука лежит на перекрёстке рядом с трёхмесячной давности журналом “People”.

И это даже не самый худший сон. Худший – это когда я просыпаюсь в поту от кошмаров о совещаниях по городскому планированию. Богом клянусь. Мне снится подписание бумаг. Мне снятся отчёты о ходе работ по ремонту автострады. О том, что я копаюсь в грудах канцелярских принадлежностей километровой высоты в поисках блоков для записей и скрепок. Я волшебник, бывший гладиатор, убийца, а теперь и сам Дьявол, и мои самые большие ночные кошмары крутятся вокруг утраченных служебных записок и попыток вспомнить слово «стимулирование» на адовском.

Клянусь, иногда по ночам я испытываю искушение пробраться обратно на арену и принять участие в паре боёв, словно ищущий дозу торчок. Это болезнь, я знаю. Да, это страдание, но оно знакомо, и иногда настолько близко к счастью, насколько это возможно здесь внизу.

Неудивительно, что Самаэль смылся. При всей его болтовне о возвращении домой, чтобы помириться со стариком, на самом деле он бежал от вечного проклятия быть клерком. Я не понимал, пока не начал этим заниматься, что это проклятие Люцифера. Несущий Свет скатился до управления стадом банковских служащих. Это хуже любой пытки.

Я встаю и наливаю себе выпить. Бросаю халат на спинку стула и прячу чёрный клинок за спину. Выхожу через фальшивые книжные полки и спускаюсь по лестнице на псарню.

Сейчас вторая половина дня, и старшие сотрудники отдела планирования ждут в конференц-зале дворца. Это помещение выглядит как Приведи Своего Клоуна на Рабочий День в Масонскую Ложу. Щегольские костюмы и адовская сильная одежда[28]28
  Одежда power dressing («сильная одежда») – это гардероб деловой женщины, изначально призванный помочь им встать наравне с мужчинами в профессиональном плане.


[Закрыть] – это не проблема. Проблема во всём остальном, что на них надето. Покрытые древними рунами церемониальные фартуки. Нездоровая радуга цветных шарфов и перчаток, демонстрирующих место каждого в пищевой цепочке. Шоры. Мистификаторы. Маски.

Когда я вваливаюсь, они все делают козьи морды. Я не тороплюсь занять место во главе стола. Косые взгляды не только потому, что я опаздываю. Для большинства из них я всегда буду той убивающей овец собакой Сэндменом Слимом, а сейчас, просто чтобы утереть им уродливые носы, я их босс. По крайней мере доспехи делают свою работу. Неважно, как сильно они меня ненавидят, они держат свои колдовские дыры закрытыми, а мои дьявольские доспехи сияют как зеркальное брюхо хромированной осы.

В комитете по планированию двенадцать членов. Со мной – тринадцать. Уютный маленький шабаш. Буер здесь. Как и Мархосиас с Обизут. Семиаза был бы здесь, но никто из генералов не станет мириться с этим дерьмом.

Технически я тоже должен быть в ритуальном трансвеститском платье, но с трудом представляю Самаэля в костюме гамельнского крысолова[29]29
  Персонаж средневековой немецкой легенды. Согласно ей, музыкант, обманутый магистратом города Гамельна, отказавшимся выплатить вознаграждение за избавление города от крыс, c помощью колдовства увёл за собой городских детей, сгинувших затем безвозвратно.


[Закрыть] от «Брукс Бразерс»[30]30
  Одна из старейших марок мужской одежды в США.


[Закрыть], так что следую его примеру и пропускаю визит в костюмерную.

В центре стола серебряный круг. Линии расходятся лучами к краям, деля стол на двенадцать секций. Каждый сладости-или-гадости подходит и кладёт разные церемониальные предметы. Весь этот хлам выглядит как остатки с гаражной распродажи в клубе го?тов.

Обизут кладёт зелёный камень, как у тамплиеров для медитации. Адовец рядом с ней кладёт нож атам, которым рассекают невежество, либо намазывают маслом магический тост, или что-то в этом роде. Буер бросает змею, вырезанную из бедренной кости павшего адовского воина. И так далее, и тому подобное. Я должен зажечь красную свечу в конце ритуала, но всё движется слишком медленно. Я сразу зажигаю её и прикуриваю от неё «Проклятие».

– Не принимайте близко к сердцу, но, если мне придётся высидеть ещё одно из этих собраний, я выпотрошу каждого из вас, как сома, насру в ваши черепа и отправлю их по почте вашим семьям. Это не Ад. Это родительское собрание. Может, всё, что нам нужно, чтобы спасти Ад, это распродажа выпечки.

Я стряхиваю пепел на свечу.

– Вот как всё будет с этого момента. Делайте свои проекты так, как вам хочется. Похуй бюджет. Похуй сроки. Когда закончите, у вас будет одна минута, чтобы рассказать мне о них.

В комнате воцарилась тишина. Она не похожа на обычную тишину. Скорее на ту, которая возникает при контузии.

– На случай, если кто-нибудь решит, что спустить вас с поводка означает выдать лицензию на похищение меня или нанесение удара в спину, позвольте представить нового члена нашей команды.

Я подхожу к дверям и открываю их. Клацая большими металлическими когтями, входит адская гончая и оглядывает комнату. Гончая крупнее лютоволка, заводная машина для убийства под управлением адовского мозга, подвешенного в стеклянном шаре там, где должна быть его голова. Они наводят ужас на поле боя, но в замкнутом пространстве, как здесь, жужжание и щелчки её механизма, её острые как бритва зубы и розовый выставленный напоказ мозг способны вызвать сердечный приступ у тираннозавра.

Гончая следует за мной вокруг стола, поджимает лапы и устраивается на полу рядом. Преданная сторожевая собака.

– Это мисс 45. Новая глава отдела кадров. Любые из вас, добропорядочных граждан, которые работают, не прикладывая максимум усилий, плетут заговоры против меня или продают запасы на чёрном рынке, могут объяснить это ей. Она работает по ночам, выходным и праздникам, а если ей нездоровится, то у мисс 45 внизу есть несколько сотен коллег. По сути, гончие теперь хозяйничают во дворце, так что будьте осторожны. Слышал, что какашки из нержавеющей стали плохо отмываются.

Никто ничего не говорит. Кроме гончей, единственный звук издают беспокойно ёрзающие ноги присутствующих.

– А теперь принимайтесь за работу и оставьте меня на хер одного.

Все двенадцать выходят, прямо к двум другим гончим, которых я поставил снаружи. Было бы хохмой запрограммировать их съесть всех членов Совета, когда те выйдут. Хотя, немного контрпродуктивно. Мне нужно, чтобы они выполняли работу, которую я точно не собираюсь делать. Но если я, будучи Дьяволом, не могу слегка повеселиться, зачем заморачиваться?

Теперь я могу вернуться к выяснению остальной силы Люцифера, чтобы убраться отсюда ко всем чертям.

Я описываю круг за кругом по пустынным частям отеля. Я знаю, что Люцифер не оставил бы меня с половинной мощью навечно. Он любит игры. Я знаю, что где-то здесь есть подсказки для меня. Но я не знаю всех правил игры, так что, может быть, не ведаю того, смотрю прямо на одну из них.

Уходя, он сказал, что вернётся, если я когда-нибудь по-настоящему буду нуждаться в нём. С тех пор я не слышал ни единого чёртового слова. Я пытался отправить сообщение мистеру Мунинну. Он единственный из известных мне парень на Земле, который мог бы спуститься сюда, если бы захотел. Полагаю, он не хочет. Я знаю, почему, и нам придётся серьёзно поговорить об этом, когда я вернусь домой.

У святоши Джеймса был бы план, но я просто неустанно брожу по вводящим в транс коридорам, этаж за этажом, в поисках подсказок. Подобные коридоры без окон могли быть где угодно. В космосе, на ракете, кружащей по краю Вселенной. На инкрустированной бриллиантами субмарине Дональда Трампа на дне Марианской впадины.

Адские гончие поднимают глаза, когда видят меня. Я чешу нижнюю часть их окружённых стеклом мозгов, и они довольно рычат. Они похожи на сторожащих королевскую гробницу храмовых псов, только здесь алтари представлены неиспользуемыми джакузи и адовскими мини-барами. Я даже не хочу думать о том, что в них.

Как ни весело было срывать совещание, кое-что настоящее я вынес. Что-то, что я вроде как уже знал, но не мог выразить словами.

Они все спятили здесь внизу. Каждый грёбаный адовец сошёл с ума.

Они не могут хоть пальцем прикоснуться к Небесам, и не могут уйти. Ради чего они застряли в этой дыре? Тысячи лет? Миллион? Для ангелов время идёт не так, как для нас. Они замкнулись в себе и создали культуру крысиного лабиринта. Со всей бюрократией, шизанутыми ритуалами и смертельными западнями. Вы думаете, у Бога был бизнес-план, когда Он создавал Вселенную? Что Его беспокоило, что изобретение света или гравитации превысит бюджет?

Совещания и распри. Придуманные церемонии, новые религии и Благородные Добродетели. Вот чем вы заполняете вечность, когда всё, что вам приходится с нетерпением ждать, это остановку часов, после чего Вселенная схлопнется и начнётся заново.

Впереди что-то есть. Я это не вижу, но чувствую. Это ведущий в конференц-зал блок двойных дверей. Противоположная стена пустая, но в ней таится что-то странное. Она не твёрдая. Для моих глаз Люцифера, штукатурка и краска – дешёвые побочные эффекты. Смени освещение, и сможешь смотреть сквозь них. Коварный ублюдок оставил мне хоть что-то полезное.

Рано или поздно даже безостановочные ритуалы не удержат, и эти мудаки набросятся друг на друга. Самая большая и ужасная в истории гражданская война, пока не останется никого из них. Что бы об этом подумали Небеса? Наверное, хохотали бы. Ад без адовцев. Голубая мечта застройщика. Можно продавать таймшеры: «Это великолепие двух-с-половиной-ванных-комнат расположено близко к школам, магазинам, а в ясный день можно увидеть плавающие в озере дерьма расчленённые дьявольские трупы».

Эта призрачная комната напоминает мне квартиру Видока в Лос-Анджелесе. Он наложил на это место худу, чтобы никто не смог увидеть или вспомнить его, так что он годами не платил за аренду. Но тот, кто придумал эту маскировку, не прячется от коллекторов. Это гораздо более суровая магия.

– Я искал вас, повелитель.

Боже, трахни меня жёстче. Серьёзно.

– Бримборион, я сейчас типа занят.

– Вижу. Ещё один напряжённый день блужданий по коридорам. Слышал, на третьем этаже есть несколько кирпичных перегородок, где, если хорошенько присмотреться, можно увидеть животных и пушистые облака. Может, вам побродить там?

– Чего тебе надо? Погоди. Как ты меня нашёл?

– Я навестил ваш летний домик в библиотеке и заглянул в ваши гляделки.

Я за полсекунды добираюсь до него, смыкаю пальцы у него на горле, отрываю от пола и припечатываю к стене.

– Ты без моего разрешение вошёл в библиотеку?

– Она была не заперта, – хрипит он.

Он начинает синеть. И он не лжёт. Я не помню, наложил ли, когда уходил, на библиотеку заклинание запечатывания. Кроме того, скорее всего он в любом случае смог бы войти со своим гребаным открывающим талисманом. Я роняю его на пол и направляюсь по коридору обратно.

– Что такого важного, что тебе пришлось преследовать меня здесь?

Он хватает ртом воздух и машет мне смятым куском пергамента. Он хочет, чтобы я подошёл туда и взял его, но этого не будет. Я жду, пока он снова сможет дышать.

– Милорд, это банкет сегодня вечером.

– Что за банкет?

– Чтобы отпраздновать закладку первого камня Ратуши.

– Скажи им, что я не могу. У меня грипп или триппер. Что там у вас, парнокопытных, бывает.

– Но, милорд. Вам нужно благословить банкет.

Снова ритуалы.

– Пусть Мерихим это сделает.

– Это не его дело, милорд.

– Ладно. Тогда отмени его.

Он с трудом встаёт. Пергамент больше не смят. Он держится за него, как за спасательный круг.

– Вы не можете.

– Тогда не отменяй. Я назначаю тебя ответственным. Раз Мерихим не может этого сделать, найди того, кто может. Я занят.

Я иду обратно в сторону фальшивой стены. Я слышу, как он идёт за мной.

– Милорд, в прошлом вы были упрямы. Но отказ от банкета выходит за рамки допустимого. И я слышал, что сегодня вы распустили комитет по планированию.

Он прав в одном. Мне было так весело, что я забыл о политике. Ложь и обещания. Было чертовски глупо упустить это.

Я оборачиваюсь, и он резко приближается.

– А знаешь, кто, по мнению Мархосиас и ещё нескольких, меня надоумил?

– Кто?

– Ты.

Он делает шаг вперёд.

– Я?

– Все знают, что ты платишь половине персонала, чтобы шпионили на тебя. Сообщали тебе, кто набирает силу, а кто теряет. Я твоя сила. Ты контролируешь моё расписание и то, кто может говорить со мной и видеть меня. Ты, должно быть, сколотил состояние, продавая моё время. Конечно, ты не можешь зайти слишком далеко. Если со мной будет слишком тяжело связаться, то начнут думать, что ты пытаешься захватить власть. Опасный шаг для находящегося на твоём посту.

Я смотрю на него. Он хочет сказать: «Я не виноват. Ты тот, кто не хочет ничего делать и никого видеть».

– Не принимай это так близко к сердцу. Мархосиас трепалась на твой счёт с тех пор, как я попал сюда. Она не перестаёт упоминать людей из своей команды, которые, по её словам, могли бы заменить тебя. У некоторых довольно неплохие резюме. Ты не знал этого? Может, тебе следует ещё раз просмотреть личные дела своих сотрудников.

Он косится на меня так же, как комитет, когда я опоздал.

– Милорд, при всём должном уважении, я не уверен, что верю вам.

– Во-первых, заканчивай с «милордом». И во-вторых, мне плевать.

Он поворачивается, словно собирается уйти, но просто стоит там.

– Ты всё ещё здесь?

– Я всё гадал, что вы делаете в этом конце дворца. Это из-за того, что вы потеряли, или из-за того, что вам нужно найти?

Я подхожу к нему, разрываю рубашку и срываю с его шеи талисман. Цепочка оставляет у него на горле красивый красный след. Я приближаюсь и шепчу: «Однажды я срезал своё собственное лицо, потому что в тот момент это казалось хорошей идеей. Как думаешь, что я отрежу тебе?».

Он слегка кланяется и делает шаг назад, потирая красную отметину в том месте, где порвалась цепочка.

– Рад видеть, что к вам вернулась ваша энергия. Я волновался.

– Что это значит?

Он обводит меня рукой с ног до головы.

– Просто наблюдение. С тех пор, как вы заменили нашего другого Люцифера, вы казались таким бледным и… как это? Слабым? Было бы ужасно, если бы все думали, что ваши доспехи единственное, что сохраняет вам жизнь.

Откуда этот маленький засранец знает такое? Мне следует прямо сейчас свернуть ему шею.

– Вот что я скажу. Возможно, всё-таки следует вернуть тебе это.

Я протягиваю талисман. Он колеблется. Я держу талисман двумя пальцами и покачиваю перед ним. Когда он тянется за ним, я отпускаю талисман. Его взгляд следует за ним вниз. Я врезаюсь в него плечом, прижимая к стене его правую руку. Выхватываю клинок из-за спины. Один стремительный взмах, и я отрезаю ему мизинец. Он воет и падает на колени, прижимая изуродованную руку к груди. По его рубашке стекает чёрная кровь. Я стягиваю перчатку, которая скрывает мою руку Кисси, поднимаю с пола талисман и опускаю в карман. Я хватаю его за волосы таким образом, чтобы он хорошенько рассмотрел мой протез.

– Когда вздумаешь в следующий раз угрожать мне, я заберу у тебя целую руку.

Первое правило угроз. Всегда угрожай по-крупному. Второе правило. Всегда угрожай всерьёз, даже если не особо хочется этого делать.

Он смотрит на меня снизу вверх.

– Свинья. Человеческая мерзость.

– Чего ты ждал от Дьявола? Записи в твоём личном деле?

На нём серый пиджак без воротника. Ему удаётся высвободить одну руку и обернуть куртку вокруг кровоточащей кисти. Опираясь здоровой рукой о стену, он, морщась и ругаясь, медленно встаёт и направляется прочь по коридору.

Я прислоняюсь к стене и закуриваю «Проклятие». Мне следует не пить ничего, что я не раздобыл сам, предпочтительно из-за стен дворца. Может, здесь оно и не будет отравлено, но в него определённо нассут. Полагаю, это ещё одно, о чём не нужно знать Кэнди. Мне следует начать вести список.

Я остаюсь на месте, пока не докуриваю сигарету, и всё тихо, за исключением шелеста системы кондиционирования. Закрыв глаза, я пытаюсь ощупать пространство. Почувствовать, не прячется ли поблизости что-то или кто-то. Ничего не ощущаю.

Я долго смотрю на фальшивую стену. Иногда предметы могут вбирать остаточную магию, когда поблизости кто-то бросает мощное худу. Когда это происходит, лампа, кресло, или тот массажёр, что мамочка держит в своей прикроватной тумбочке, и о котором тебе не положено знать, могут излучать те же флюиды, что и действительно зачарованный предмет. Это может случиться, скажем, со стеной, если поблизости кто-то серьёзно работал с заклинаниями. Нет абсолютного способа узнать это без проведения криминалистической экспертизы, но это сфера Видока, не моя. Хотел бы я, чтобы он был здесь.

Я делаю шаг назад и внимательно смотрю.

Тебя ведь нет там на самом деле?

Я бросаюсь на то, что, как надеюсь, является дверью, а не поперечиной. Тяжело запугивать окружающих, когда хромаешь со сломанным носом. Я прохожу сквозь стену, словно это воздух. И врезаюсь во что-то твёрдое. Оно раскалывается. Летят деревянные щепки. Что-то тяжёлое падает позади меня. Кажется, я нашёл дверь.

Я посреди тёмного загромождённого помещения. Позади меня худу-стена, с этой стороны покрытая рябью, словно вода. Дверь лежит на полу, разнесённая на куски. Кому-то не вернут его депозит. Где бы, чёрт возьми, я ни был, здесь темно. Всё, что я вижу в слабом пятне света сквозь стену, – это нечто, напоминающее захламлённый гараж. Где папочка хранит инструменты для проектов выходного дня, помогающих ему избежать необходимости вести семейные разговоры.

Повсюду нагромождение ящиков. На полу обрезки полос кованного металла. Столы с тисками и струбцинами. Кто-то забыл свой ланч. Здесь воняет. Я шарю по стене. Нахожу выключатель и щёлкаю им. Оказывается, это всё-таки не ланч.

В углу сложены пять мешков для трупов. Шестое тело, завёрнутое в пластик, привязано к чему-то, напоминающему старый деревянный электрический стул. Сбоку в этом термоусадочном саване есть прорезь, из которой вытекают жидкости адовца и торчит почерневшая раздутая рука. Когда я раскрываю тело, становится ещё хуже. Вонь из тех, что способна превратить в вегана даже грифа.

Это женщина. Она в форме легиона, но я не могу прочесть её имя или сказать, из какой она части. У неё отсутствует верхняя часть черепа. Похоже на то, что кто-то препарировал её мозг. Зажимы и нити для сшивания всё ещё цепляются за гнилое мясо.

Что-то новенькое. Никогда не слышал, чтобы адовцы подвергали вивисекции себе подобных. Они проделывают это в Доме Ножей с некоторыми из наиболее отвратительных мёртвых душ, но не друг с другом. Что бы это ни было, это не похоже на пытку. Это эксперимент, а солдат – лабораторная крыса. Держу пари, если я проверю мешки для трупов, то обнаружу новые раскопки в черепах. Что за дерьмо в стиле доктора Моро[31]31
  «Остров доктора Моро» – фантастический роман Г. Уэллса, рассказывающий о событиях на острове в Тихом океане, населённом животными – жертвами вивисекции, вследствие этих опытов принявшими получеловеческий облик.


[Закрыть] здесь творилось? И кто это сделал? На ум приходит только одно имя.

Мейсон.

Какого хуя он искал?

Можно подумать, что, учитывая всех тех адовцев, которых я кромсал годами, грубое обращение с мёртвыми не должно вызывать такое отвращение. Но я просто убивал их. Я не оставался наблюдать за их разложением. Должно быть, Мейсон заключил эту комнату в тяжёлую магическую броню. До того, как я уничтожил Тартар, мёртвые адовцы мгновенно исчезали, как мыльные пузыри, и оказывались в Аду ниже Ада. Но Мейсону удалось сохранить эти трупы целыми даже после того, как они были мертвы. Надо отдать должное воле чистого психа, потребовавшейся для того, чтобы провернуть нечто подобное. Отдать должное, а затем убить его. Это последнее – важная часть.

Так что же он искал?

Я ослабляю ремешки на трупе и даю ему упасть вперёд на колени. Труп оставляет на спинке стула клочья волос, сгнившую форму и кожу. Там, где удерживалась голова солдата, в дереве прорезана длинная неглубокая выемка. Что бы ни было в этой неглубокой прорези, теперь оно исчезло.

Я расстёгиваю ремни, удерживающие её руки. Они как бы приклеились к стулу телесными жидкостями. Мне приходится отдирать каждую, следя за тем, чтобы они были обёрнуты в пластик, чтобы мне не приходилось к ним прикасаться. На каждом из подлокотников, там, где на них покоились голые руки мёртвой женщины, есть выемки. Я снимаю с подножек её босые ноги. Здесь тоже есть выемки.

Я глубоко забредаю в царство Какого Хуя.

Поворачиваюсь и осматриваю комнату в поисках подсказок. Мешки для трупов. Металлические рольганги со свёрлами, пилами и хирургическими инструментами. Школьная доска, покрытая чем-то, похожим на чертежи машин. Груда пустых мешков. Ряды зелий. Держу пари, в большинстве из них наркота, чтобы подопытные кролики не извивались, пока Мейсон работал над ними со стамеской. Я продолжаю сканировать комнату, но останавливаюсь, когда вижу прикреплённого к стене себя.

Последние двенадцать лет моей жизни разбросаны по фальшивым деревянным панелям. Фотографии дюжин адовцев, которых я убил. Под ними заметки о том, как и когда они умерли. Есть снимки мёртвых людей на Земле. Не всех из них убил я. Но все из Магического Круга. Мёртвый Паркер в комнате мотеля с отсутствующей половиной лица. Док Кински. Снимок Кисси Йозефа, носящего своё человеческое лицо уберменша. Молодая вампирша по имени Элеонора, её мать-стерва и её отец-самоубийца. Кабал Эш с сестрой. Саймон Ричи, кинопродюсер. Снимки неизвестных ухоженных аристократов, богатых мудаков, погибших во время новогоднего набега на Авилу. Фотографии бритых тинейджеров и потасканных придурков средних лет из «Белого Господства», которые, вероятно, погибли, когда я несколько месяцев назад спалил клуб скинхедов. Как и у адовцев, у них есть даты и записи о смерти.

Здесь есть фото Элис, девушки, которую я оставил позади, когда одиннадцать лет назад был утащен в Даунтаун, само собой, в сторонке. Я снимаю её и кладу в карман. Я не оставлю её здесь, в этом дурдоме.

Здесь есть фото ещё одной молодой девушки. Мне стыдно, что требуется минута, чтобы узнать её. Зелёные волосы и красивые глаза. На снимке на ней нет формы со смешными проволочными антеннами. Мне нравится думать, что именно поэтому я не узнал её, но вся херня в том, что она вылетела у меня из головы. Она была продавщицей в «Пончиковой Вселенной». Двое Кисси убили её прямо у меня на глазах. Она ничего не сделала и ни для кого не представляла угрозы. Она мертва лишь по той причине, что ей не повезло продать мне кофе. А я забыл о ней.

Я беру её фотографию и кладу в карман вместе с фото Элис.

Рядом с фотографиями покойников – снимки людей, которым до сих пор удалось не оказаться в сосновых ящиках. Кэнди. Видок. Аллегра. Мистер Мунинн. Карлос. Даже Касабян и Уэллс.

Что это за чертовщина? Как оказались вместе фотоальбом сталкера и кучка изувеченных солдат? Может Мейсон ближе к концу стал хладнокровным сумасшедшим, пялящимся на мою жизнь и кромсающим единственных жертв, которые добровольно пришли в комнату отдыха Нормана Бейтса?

Я подхожу к чертежу на школьной доске. На соседнем столе лежат кусачки, паяльники, вольтметр и другое оборудование для любителя электроники. Что-то вроде компьютера или навороченного радиоприёмника лежит выпотрошенным на столе, вокруг него разбросаны печатные платы и куски волоконно-оптического кабеля. Похоже, кто-то рылся в мусоре в поисках запчастей. Устройство смутно знакомо, но не могу вспомнить. Я отодвигаю в сторону одну из печатных плат, и обнаруживаю то, что я надеялся больше никогда не увидеть.

Логотип Золотой Стражи. Он выпал из устройства, когда его вскрывали. Теперь я вспомнил, что это. Это ангельская технология – психический усилитель. Я видел несколько подобных на складе Стражи в Лос-Анджелесе. Их медиумы Дремлющие пользовались такими для усиления своих способностей во время допросов и экспериментов по ясновидению. Как бы сильно ни хотел я казаться удивлённым, не могу. Мейсон работал с Аэлитой, прежней главой Стражи. Может, она оставила это вместе с корзинкой черничных маффинов в качестве подарка на новоселье.

Я беру со стола завиток металлической стружки. Кручу его в руках. Он тускло-серебристый и плотный. Не похож на что-то, используемое в таком тонком приборе, как этот усилитель. На полу тоже стружка и наполовину расплавленные слитки. Я разгребаю их ногой, и там, у носка моей жуткой блестящей парадной туфли, лежит то, что я искал. Я поднимаю кусок металла и возвращаюсь к стулу с мёртвым солдатом. Металл идеально подходит к выемке у неё за головой. То же самое и с прорезями в подлокотниках и подножках.

Я взвешиваю ключ в руке. Он тяжёлый, цельный и приятный. Я только сейчас понял, что скучаю по тяжести ключа в своей груди. Он не похож на мой ключ. Он никого отсюда не выведет, но у этого ключа одержимости есть свои собственные чары, а с психическим усилителем, держу пари, именно так Мейсон заставил работать эту штуку, что позволило ему ездить верхом на людях там на Земле как Лоа[32]32
  Лоа – в религии вуду невидимые духи, осуществляющие посредничество между богом и человеком. Наделены огромной силой и почти неограниченными возможностями. Лоа играют важную роль в ритуалах вуду и часто связаны с таким понятием, как одержимость.


[Закрыть] вуду.

Я думал, что мастерская Мейсона была наверху, но кузнечный горн и инструменты были просто для виду. Вот настоящая лаборатория. А эти мёртвые солдаты были его первыми экспериментами, когда он пытался заставить ключ работать. Это не подсказки Люцифера, и ничто из этого не приближает меня к тому, чтобы выбраться отсюда, но это всё равно полезно. У того, у кого есть ключ, также должен быть рабочий психический усилитель, тот, для которого Мейсон собирал запчасти по помойкам. Это означает, что мне не обязательно искать ключ. Если я смогу найти и разбить усилитель, это сможет уничтожить мощь ключа. А ещё лучше, если я смогу найти ключ и усилитель, то смогу поговорить с кем-нибудь в Лос-Анджелесе.

Это хорошие новости. Не открывай-шампанское-я-возвращаюсь-домой хорошие новости. Скорее, открывай-упаковку-из-шести-бутылок-пива-я-не-уронил-ключи-в-унитаз-на-работе хорошие новости. Но по прошествии трёх месяцев я приму любые хорошие новости, какие только смогу получить.

Расчленённый адовец действительно начинает вонять на всё помещение. Мне хочется вернуться в свой номер и отпескоструить всю кожу, но есть ещё кое-что.

Отдельно, в углу комнаты, стоит роскошный деревянный стол, на котором лежит чёрная лакированная шкатулка. Она идеально квадратная и невыразительная. Когда я касаюсь верха, то ощущаю слабые вибрации изнутри. Я ощупываю края и нахожу едва заметный шов. Затем другие поблизости. Нажимаю на один, и ничего не происходит. Другие смещаются на пару-тройку сантиметров. Эта чёртова штуковина – коробка-головоломка, но я не в настроении разгадывать загадки. Достаю чёрный клинок и сильно надавливаю, отрезая одну сторону. Никаких взрывов, ядовитого газа или змей с пулемётами. Хороший знак. Я отрезаю другую сторону, просовываю внутрь руки и давлю. Секунду спустя шкатулка разлетается на части градом щепок и чёрной бархатной подкладки. Довольно приятное зрелище. Как взрывающаяся чревовещательная кукла.

Что-то тяжёлое и металлическое ударяется о пол. Я пытаюсь поднять предмет, и на кончике среднего пальца появляется порез. Опустившись на одно колено, я просовываю под него клинок и поднимаю вверх, словно балансирующее яйцо. При свете я не вижу никаких острых граней. Осторожно кладу предмет на ладонь. Определённо, это оружие, но я никогда не видел ничего подобного. Когда я поворачиваю его из стороны в сторону, происходит что-то странное.

По мере того, как свет падает на него под разными углами, предмет меняет форму. Это шар с шипами размером с мандарин. Это длинный серебряный дротик с зазубринами на каждом конце. Это вращающийся конус огня. Это ледяные кастеты. Паранг[33]33
  Большой малайский нож.


[Закрыть]. Искусный нож-бабочка с шестью шарнирными соединениями, перемещающиеся под углами 180 градусов друг к другу. Что бы это ни был за нарезай-вырезай, он не предназначен для человеческих рук.

Бойцам нравилось травить байки об арене. Истории об абсолютном оружии, о котором они слышали, благодаря которому их невозможно было бы убить. После нескольких кувшинов горького адовского вина (наш приз за то, что мы пережили этот день), мы пришли к единому мнению, что абсолютным будет то оружие, что убьёт всех твоих врагов, а затем унесёт тебя на Небеса, или в Валгаллу, или в любое другое место, где, когда ты произнесёшь слово «Ад», местные спросят: «А что это?».