Текст книги "Дьявол сказал "бах" (ЛП)"

Автор книги: Ричард Кадри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Ринко подходит и помогает Аллегре поднять Видока на ноги. Она странно смотрит на меня. Она понятия не имеет, как оказалась снаружи, почему порвана моя рубашка, и почему я одет как статист из фильма про Геркулеса.

– С Видоком всё будет в порядке. Когда у него в голове прояснится, он ничего не вспомнит.

Я обхожу их и открываю дверь. Аллегра смотрит так, будто готова и без одержимости прирезать меня.

– Нам не нужна твоя помощь.

Она ждёт, пока я отойду от двери, прежде чем завести Видока внутрь.

– Не я здесь злодей. Это меня пырнули ножом.

– В этот раз, – говорит Аллегра, закрывая за собой дверь. Я хватаю её прежде, чем она закрывается.

– Позаботься о Кэнди. И не подпускай к ней никого из этих двоих.

– Я знаю, как управлять своей клиникой.

– В самом деле? Твой персонал все конфликты улаживает поножовщиной?

Аллегра ничего не отвечает. Она пытается закрыть дверь. Я ей не даю.

– Когда я сделаю то, что должен сделать, то вернусь и проведаю Кэнди, нравится это кому-либо из вас или нет.

Я отпускаю дверь. Она закрывает её и запирает на ключ.

– Приятно видеть, что ты по-прежнему обладаешь волшебным контактом с людьми.

Голос у меня за спиной. Я узнаю его, потому что он принадлежит мне. Я оборачиваюсь и смотрю на себя. На святоше Джеймсе грязно-коричневые брюки цвета хаки и голубой свитер с второсортным логотипом на кармане. Он выглядит как я, если бы я был на одиннадцать лет моложе, ребёнком-мормоном на миссионерской работе. Я бы никогда в этом не признался, но мне странно и даже немного больно видеть себя без всех этих шрамов. Парня, которым я был до сошествия в Даунтаун, так давно не было, что я даже не помню его, а вот теперь смотрю на него, и это довольно скверно. Хуже всего то, что святоше Джеймсу, покровителю предателей, трусов, да и в целом придурков, это известно.

– Как там Небеса, приятель? Я имею в виду Голубые Небеса. Что, чёрт возьми, это такое? Что-то вроде таймшера-убежища с Ди Би Купером[199]199
  Псевдоним американского преступника, который 24 ноября 1971 года захватил самолёт Boeing 727 авиакомпании «Northwest Orient Airlines», следовавший из Портленда в Сиэтл. Получив выкуп в 200 тысяч долларов, угонщик выпустил пассажиров, заставил пилотов взлететь и выпрыгнул с парашютом. Несмотря на продолжительное расследование, ФБР не удалось ни установить личность угонщика, ни выяснить его дальнейшую судьбу и, в июле 2016 года, расследование было официально приостановлено.


[Закрыть] и Амброзом Бирсом[200]200
  Амброз Гуиннет Бирс (1842–1913?) – американский писатель, журналист. В конце жизни Амброз Бирс отправился в Мексику, где шла гражданская война. Последнее его письмо домой было датировано 26 декабря 1913 года, после чего писатель бесследно исчез. Место и время смерти Амброза Бирса и сейчас доподлинно неизвестны.


[Закрыть]?

– Я был готов убрать тебя с пути Видока, но, как обычно, ты решил проблему при помощи кулака. В последнее время ты лупишь друзей. Приятно видеть человека, расширяющего зону своих интересов.

– Единственная причина, по которой ты бы спас меня, то, что половина моей шкуры – твоя.

– Действительно, но здесь наверху у тебя не было ни капли здравого смысла, а Ад не помог тебе обрести хоть какую-то перспективу.

Я достаю «Проклятие». Присаживаюсь на капот «Вольво» и закуриваю. Я не предлагаю сигарету святоше Джеймсу. Никаких шансов, что этот доходяга курит.

– Ты ошибаешься. У меня полно здравого смысла. Я практически никого не убил с тех пор, как вернулся. Ну, ладно, разве что тех десятерых парней у Блэкбёрна. Но я здесь пострадавшая сторона. Все ополчились на меня из-за того, что сделал ты.

Он качает головой. Сердито сжимает челюсти, прежде чем заговорить.

– Я не убивал сына мэра, и тебе это известно. Это был тот призрак. Я пытался остановить её точно так же, как пытался остановить её ранее. Я оказался там, когда мальчик был убит, так что легко было повесить это на меня. Думаю, кто-то защищает эту девочку.

– Если я должен быть впечатлён твоими детективными способностями, тебе придётся сильнее постараться. Мне всё это известно, и я знаю, кто это делает.

Это ложь, но я не собираюсь посвящать этого мудака в то, насколько я в неведении.

– Всё, что мне нужно выяснить, – это почему. Знаешь, даже если ты явишься со всеми кусочками головоломки и тамале Карлоса, это не изменит того факта, что ты бросил меня разгребать дерьмо Мейсона. Теперь я вынужден разгребать твоё, и мне полагается упасть в обморок по причине счастливого воссоединения, потому что ты, наконец-то, активизировался?

– Верно. Как будто ты никогда не подставлял меня. Выходя из-под контроля здесь наверху и там внизу. Загоняя нас в угол, так что мне приходилось искать выход.

Я затягиваюсь «Проклятием» и выпускаю дым в его сторону, но ветер относит в сторону.

– Всё изменилось. Оказавшись в Даунтауне сам по себе, я научился больше думать, прежде чем что-то ломать. Я делал кое-что плохое в качестве Люцифера, но и близко не столько, сколько мог бы. Я спас это место от взрыва и гибели вместе с ним целой кучи душ.

Святоша Джеймс ухмыляется. Он на это не купится.

– Я видел, как вы с прадедушкой играли в ковбоев. Как поживает Дикий Билл?

– Ты был там и шпионил за мной?

– Проверял, как ты. Веришь или нет, мне было не всё равно.

– Бьюсь об заклад, ещё как не всё равно. Ты понял, что одному здесь одиноко, и хочешь вернуться в мою голову. Вот почему ты здесь. Забудь. Я покончил с режимом «Три лица Евы»[201]201
  Американский кинофильм 1957 года. Экранизация документальной книги, основанной на случае расстройства множественной личности.


[Закрыть]. Ты мне не нужен.

Он оглядывает меня с ног до головы. Ещё одна рубашка испорчена. Мне нужен портной или, хотя бы, одёжная фея. Интересно, может Манимал Майк сделать мне такую?

– Ты собираешься вечно носить эти доспехи? – спрашивает Святоша Джеймс. – Без меня ты никогда не будешь больше, чем половиной личности.

– Я читал книги, пока был в Даунтауне. Я познакомился с греками. «Потеря – это не что иное, как изменение, а изменение – это наслаждение Природы». Это сказал Марк Аврелий.

– Марк Аврелий был римлянином.

– Знаю. Вот облом.

На этот раз, когда я выпускаю дым, то попадаю в него. Он отходит, махая рукой на облако.

– Эти доспехи и есть причина, почему ты мне не нужен. Я обладаю всей мощью, что у меня была, когда мы были вместе, и даже несколько новых трюков.

– Эти доспехи не улучшили твои мыслительные способности.

– Единственное, что у тебя есть для меня, – это Ключ от Комнаты Тринадцати Дверей, а я могу без него прожить.

– В самом деле? Сколько ещё ты сможешь гонять на этом мотозвере, прежде чем полиция тебя догонит? Сколько ещё машин ты сможешь угнать? Полиция не дураки. Джули Сола сказала мне, что у них создана целая оперативная группа, ищущая банду угонщиков. Ты целое преступное сообщество.

– Оперативная группа только из-за меня? Чертовски польщён. Я никогда раньше не был бандой.

– Ты же понимаешь, что если тебя схватят, то они заберут доспех? А поскольку у тебя нет ключа, ты застрянешь в тюрьме. Просто ещё один смертный дурак в море монстров.

Я бросаю в него сигаретный окурок и прожигаю маленькую дырку в его пуловере, прежде чем он успевает отскочить в сторону.

– Ты оставил меня монстрам, когда смылся из Ада. Дай-ка я переформулирую то, что сказал раньше. Не то, чтобы ты мне не нужен. Я не хочу тебя. Развлекайся в Голубых Небесах.

Я слезаю с капота «Вольво» и подхожу к водительской двери.

– Ты ведь серьёзно? Это не просто злость говорит в тебе. Ты в самом деле собираешься навсегда расстаться с половиной себя.

Я закатываю рукав рубашки и показываю ему руку Кисси.

– Помнишь это? Я уже терял часть себя и научился обходиться без неё. Я смогу справиться снова.

– Ты можешь честно сказать, что не скучаешь по Комнате Тринадцати Дверей? Тишине. Безупречности. Осознанию, что находишься в неподвижном безмолвном сердце Вселенной, и никто не сможет тебя достать.

– Я скучаю по ней, как нарик скучает по игле. Но, как сказал Геродот – а этот парень, я точно знаю, грек: «Очень немногие вещи происходят в нужное время, а остальные не происходят вообще».

– К чему это?

– К тому, что дорога ложка к обеду, так что отъебись.

Он облокачивается на крышу «Вольво».

– Без Ключа ты не сможешь попасть в Голубые Небеса, и никогда больше меня не увидишь.

– Ты можешь путешествовать с Ключом, а у меня есть те, кто прикрывает мне спину. А что есть у тебя, кроме миль часто летающего пассажира?

– Все, кто прикрывают тебе спину, получают пулю, удар ножом или кулаком. Сколько ещё они будут с этим мириться?

Я сажусь в машину. Говорю с ним через открытое окно.

– Прощай. Передавай от меня привет Амелии Эрхарт.

Святоша Джеймс отступает в тень и исчезает.

– Знаешь, несколько дней назад мне пришлось слегка покончить с собой в Аду.

– Может, на этот раз у тебя всё получится, – говорит Касабян.

Когда Вилли Саттона, взломщика сейфов, спросили, почему он вскрыл так много банков, он ответил: «Потому что именно там хранятся деньги». Когда хочешь найти призрака, пытавшегося убить твою девушку (ладно, технически не мою, но она мне очень нравится), то отправляешься в Тенебре, потому что именно там обитают призраки.

Я втыкаю кончик чёрного клинка себе в руку, пока не начинает течь кровь.

– Это самое забавное зрелище за весь день.

Касабян смотрит на меня и резко отворачивается.

– Господи. Дай парню какой-нибудь знак. Зачем ты это делаешь? Тебе недостаточно боли в твоей жизни?

– Забавно не то, что я режу. Забавно то, что я режу аккуратные ровные швы, только что наложенные доктором отеля. Мне нужно немного крови.

– Для чего?

Только не думайте, что лишь потому, что меня трудно убить, избить, сжечь или порезать, мне не больно. Я испытываю всё то же самое, что и любой другой человек. Просто быстрее восстанавливаюсь. Хотя, когда это случается, я ощущаю каждое малейшее подёргивание, каждый приступ боли. Вскрывать свежую рану – особенно интересный опыт. С обилием мысленных криков: «Какого чёрта ты творишь?».

– Помнишь, как ты пытался застрелить меня из того ловушки-пистолета? Дьявольского «Дэйзи», что дал тебе Мейсон?

– Ага, – отвечает Касабян. – Чёртова штуковина испортила отличное суррогатное тело.

– Помнишь, как я разговаривал с тобой в мёртвых землях, когда ты умер, но ещё не попал ни в Рай, ни в Ад?

– Да? Так вот в чём дело?

Я киваю. Морщусь, когда погружаюсь слишком глубоко и задеваю кость.

– Дерьмо. Я собираюсь вернуться в тот же район, чтобы поговорить с другим призраком. Она нанесла мне этот небольшой бумажный порез, так что, полагаю, кровь из раны поможет мне приблизиться к ней.

– Ты резал себя, когда приходил ко мне?

– Сильнее, чем сейчас. Обычно, чтобы проделать этот трюк, нужно перерезать себе вены и быть на пороге смерти. Надеюсь, в этот раз мне удастся обойтись чуть меньшей кровью.

Он рискует бросить украдкой взгляд в мою сторону. Кровь течёт, и я капаю ей по Магическому Кругу, который вырезал на плиточном полу. Тринадцать взаимосвязанных кругов и пересекающиеся в семидесяти двух точках линии. Куб Метатрона. Цветок Жизни.

– Что самое смешное, мне даже не обязательно этого делать. Люцифер может прыгать из Ада на Землю. Держу пари, он может попасть и в центральную станцию призраков, но я до сих пор не разобрался в девяносто девяти процентах его могущества.

Кровь почти замкнула круг.

– Когда увидишь, что я возвращаюсь, было бы здорово, чтобы ты помог мне, разорвав круг. Просто сотри немного крови.

– Я как раз сидел тут и размышлял, что чем бы мне хотелось заняться после вкусного обеда, – так это оттирать твои биологические жидкости.

Я сбрасываю порезанную рубаху и раздеваюсь донага, за исключением доспеха.

– Наконец-то Железный Человек выходит из чулана.

Я бросаю ему разорванную рубашку.

– Заткнись, и когда увидишь, что я зашевелился, можешь воспользоваться ей, чтобы разорвать круг.

– Ты ведь никуда не собираешься? Это просто своего рода проявление дедовщины, когда мне нужно пялиться на твою кровать, стоя на одной ноге и произнося в обратном порядке алфавит.

Он берёт стул, ковыляет и ставит его в метре от меня.

– Не заблудись там. Кэнди разыщет меня и сломает вторую ногу.

– В этом и фокус. Перейти может любой. Возвращаются лишь самые умные.

– Никогда не считал тебя одним из самых умных.

– Я тоже. Вот почему есть План «Б».

– Что за план?

– Дам тебе знать, когда придумаю. Подай мне вон ту бутылку Царской водки.

Он протягивает её, и я делаю большой глоток.

– На посошок.

Я зажимаю окровавленный клинок между зубами. Обычно для подобных вещей я пользуюсь вороньим пером, но придётся обойтись мокрым ножом.

У меня кружится голова от кровопотери. Я ложусь и жду лёгкого прикосновения смерти. Я дрейфую и погружаюсь, и она поглощает меня.

Я открываю глаза под землёй, в туннеле метро. Система метро Лос-Анджелеса – не столько система, сколько раскинувшееся на несколько миль и связанное поездами поле для мини-гольфа. Ньюйоркцы смеются при виде нашей жалкой линии, но она наша, мы любим её и по большей части игнорируем. Это Лос-Анджелес. Сидеть в пробке в собственной машине гораздо шикарнее, чем действительно куда-нибудь добраться. Только обыватели хотят где-то быть.

Туннель выглядит чистым, но неиспользуемым. На стенах и платформе слой пыли. Я спускаюсь на пути и иду в сторону света примерно в пятистах метрах впереди. Пару раз натыкаюсь на стены и спотыкаюсь о чёртовы рельсы. У меня всё ещё кружится голова после путешествия вниз, но, когда я добираюсь до платформы, оно того стоило. Табличка над путями гласит: «СТАНЦИЯ ТЕНЕБРЕ».

Эскалатор полностью обрушился, так что я поднимаюсь на улицу по истёртым каменным ступеням. Путешественники всегда посещают только открытые мёртвые земли. Никто, кроме некромантов и фетишистов, никогда не отправляется в обитаемые районы. Теперь я понимаю почему.

Я по-прежнему в Лос-Анджелесе. Возможно, Тенебре – ещё одна Конвергенция. Чем бы она ни являлась, похоже все мусорные свалки к западу от Миссисипи с незапамятных времён сбрасывали сюда мусор. Я пробираюсь сквозь завалы словно исследователь Арктики в снежную бурю. Мусор дрейфует по длинным бульварам заброшенных зданий и образует неутрамбованные сугробы из газет, парковочных талонов, меню и списков покупок. Полчища мух перемещаются по улицам, напоминая перелёты мигрирующих птиц. Я на Бродвее, возле старых ворот Чайнатауна. Повсюду кучами лежат сгоревшие автомобили, словно какому-то гигантскому ребёнку стало скучно, и он побросал их здесь. Если бы мне не удалось спасти горстку мечтателей, Лос-Анджелес был вскоре выглядел как это место. Если бы мы не попали в Сумеречную Зону, как Каталина.

Призраки забавны. У них множество проблем с самооценкой. Тенебре выглядит как один из самых дерьмовых районов Ада, что довольно иронично, учитывая, что большинство призраков находятся здесь, потому что боятся перехода.

Проходит немного времени, прежде чем меня замечают. Призраки, лежащие, свернувшись калачиком, на скамейках или сидящие в кофейнях без окон, пялятся на меня. Некоторые делают несколько робких шагов в мою сторону, прежде чем теряют силы, интерес или и то, и другое. Большинство выглядят такими же потрёпанными и изношенными, как и эти пустые здания. Большинство, но не все. Я узнаю Черри Мун на другом конце Чайнатаун Плаза. Её дух всё ещё достаточно силён, чтобы выглядеть лучше других призраков-оборванцев. Ближе всего к своей идеальной форме, что в её случае означает ходячую говорящую аниме-школьницу в комплекте со свободными носками и косичками. Такого рода прикид был жутковатым, когда она была жива, но теперь, когда она мертва, выглядит ещё хуже. У неё бледно-серая кожа, а глаза налиты кровью. Она выглядит словно злой двойник Сейлор Мун. Черри подходит и кокетливо смотрит на меня снизу вверх, словно тысячу раз отрабатывала это движение перед зеркалом. По крайней мере, от неё не пахнет так же плохо, как она выглядит.

– Ты пришёл. С трудом могу в это поверить. Мой слегка запачканный белый рыцарь.

– Привет, Черри. Рад видеть тебя с лицом.

– Мои глаза по-прежнему зеркала моей души?

– К сожалению, да. Должно быть, приятно, иметь кожу. Мне нравится, во что вы превратили это место.

– Богова делянка.

– Дерьма.

Она касается моего носа кончиком указательного пальца.

– Не будь таким злым, Джеймс.

Она берёт меня под руку, и мы идём сквозь бесконечную мусорную сварку.

– Это не загробный мир. Это не где-то. Ты можешь уйти в любое время, когда захочешь.

– Так вот как это работает? Как любезно с твоей стороны объяснить.

– Если я причиняю тебе неудобства, то могу уйти.

Она крепче сжимает мою руку.

– Джеймс, пожалуйста. Будь милым. Ты не знаешь, каково здесь. Мы все когда-то умерли, а теперь нам приходится делать это снова из-за той маленькой сучки. Похоже, во второй раз это ещё больнее.

– Я не убью Бесёнка, пока не поговорю с ней, так что не завязывай узлом свои косички, если я не брошусь в атаку как Брюс Ли.

Мы сворачиваем с площади и направляемся в центр города.

– Она монстр. Она убивает нас. Джеймс, причини ей боль, ради меня.

– Знаешь, там, в мире, я лежу в луже собственной крови. Мне действительно хочется приступить к делу, пока я не испортил причёску.

– Охлади пыл, Джетбой[202]202
  Герой комиксов, пилот.


[Закрыть]. Мы почти на месте.

Толпа следует за нами. Должно быть, я самое интересное, что случилось здесь со времён этой девочки. Как печально для этих лохов. Насколько же напуганным нужно быть, чтобы мириться с этим унылым миром трейлерного парка? Будь у меня время, я бы заключил с каждым из этих придурков сделку. Ступайте. Отправляйтесь в Ад. Можете обосноваться в Элефсисе, городе, построенном Господом для праведных язычников до-Иисусовой эры. Это по-прежнему самое красивое место на юге. Дерьмовая парковка, но никаких пыток, и никаких других разумных душ, с которыми можно было бы подружиться. Я бы поступил так хотя бы для того, чтобы очистить эту клоаку. Но никто из них на это не пойдёт. Их мозги слишком погрызены собственными демонами. Мне хочется винить Бога за этих лузеров. За то, что не явил Себя, и не открыл к Себе доступ для людей. Но интересно, изменилось бы что-нибудь для этой толпы? В таком виде самонаказания есть что-то умышленное. Сами того не осознавая, они сотворили свой собственный Ад в духе второсортного ситкома.

– Слышала, ты убил Мейсона, – говорит Черри.

– Не-а. Он сам себя убил.

– Но ты помог.

– Русская рулетка – адская игра. Второе место – такой же отстой, как… ну, нет ничего хуже второго места.

– Ты ведь сжульничал?

– Я не настолько глуп, чтобы играть в русскую рулетку с Мейсоном по-настоящему.

Впереди, похоже, взорвалась небольшая ядерная бомба. Глубокий кратер раскинулся на четыре квартала. Здания, остовы машин и уличные указатели грудами лежат на краю зоны взрыва.

– На что похож Ад?

– Там не так плохо, как здесь. Обычные люди скорее предпочли бы терпеть неудобства от адовцев, чем так скучать следующий миллиард лет.

– У них совсем нет воображения. Мы сами устраиваем себе развлечения. Ты когда-нибудь ложился на спину, смотрел в небо и лепил мусорных ангелов? Это прямо катарсис[203]203
  Кратковременное состояние облегчения и радости, наступающее после того, как проходит сильное негативное переживание.


[Закрыть].

– Ты роешь туннели в грязи и играешь в мусоре. Ты проделала долгий путь от леденцов на палочке.

– Я скучаю по старой банде. Интересно, как они там.

– Я встречаюсь кое с кем, у кого фетиш на анимэ и мангу. Спрошу её.

Толпа позади нас продолжает расти. Формально, это скопление, которое вот-вот превратится в толпу. Чуть в стороне отдельно стоит группа детей в грязных лохмотьях, восьми, девяти и десяти лет.

– Кто это?

Черри даже не смотрит на них.

– Заблудшие дети. Те, что умерли ужасной смертью.

Думаю, она говорит правду. Дети выглядят ещё хуже, чем я. Они исполосованы ножевыми порезами. Длинные прямые раны вдоль горла. И ещё больше порезов и отметин в форме серпа на руках и лицах.

– Кто-нибудь делает что-нибудь для них?

– Они не особо разговорчивы. Маленькие дикари. Они держатся особняком, и мы оставили их в покое.

Черри останавливается и указывает вниз, в кратер.

– Вот она.

Наш призрачный эскорт пятится от дыры и продолжает идти до конца квартала. Единственное, что есть на дне кратера – это Бесёнок и сожжённое проржавевшее шасси школьного автобуса. Она сидит на бампере в синем вечернем платьице и лениво ковыряет ножом землю.

Я начинаю спускаться по крутой стенке кратера, ступая боком, чтобы не соскользнуть. Вокруг меня осыпаются куски разбитой мостовой и комья земли. Бесёнок смотрит вверх и кричит. Настоящий животный крик, ничем не сдержанный. Она поднимает нож и бросается в мою сторону. Я спускаюсь на ровную поверхность так быстро, как только могу, и достаю из пальто Шар Номер 8. Она застывает на месте. Делает пару шагов назад. Я не двигаюсь. Спустя несколько минут она решает, что я не собираюсь нападать на неё, так что возвращается к бамперу автобуса и принимается ещё усерднее ковырять землю, выкапывая комья земли размером с кулак.

Когда я подхожу достаточно близко, чтобы слышать её, она спрашивает: «Ты здесь, чтобы убить меня?».

– Ты так считаешь из-за Шара Номер 8. Он убивает тебя?

Она смотрит на меня.

– Комрама Ом Йа.

– Что это?

– Он не твой.

– Я знаю, Аэлитин.

– Нет. Он был у неё, но и не её тоже.

– Он твой?

Она качает головой.

– Ты не один из его. Кто ты?

– Один из кого?

– Свирепого.

– Короля Каира?

Она сердито втыкает нож в землю. Он входит по самую рукоять. Я и забыл, какая она сильная.

– Мне не разрешается говорить.

– Можешь сказать мне. Я позабочусь о том, чтобы лютый не причинил тебе вреда.

– Не могу.

– Скажи мне, кто это, и я остановлю его.

– Тот, кто стар. Он следит из темноты.

– Люцифер? Старый Люцифер?

Она встаёт и направляется прочь. Я следую за ней.

– Если это не Люцифер следит за тобой из темноты… Другой призрак? Бог?

Толпа духов рассредоточивается по краю кратера. Они начинают пятиться с той стороны, в которую смотрит девочка, словно она полутораметровый ледокол.

– Это ведь Бог, не так ли? Я Люцифер, так что я не один из Его. Вот, что ты имеешь в виду. Вот почему ты не причинила мне вреда.

– А зачем?

– Так вот, кого ты убиваешь? Тех, кто не проклят? Малыш, даже в Лос-Анджелесе это куча народу.

Она пожимает плечами.

– Сперва их. Затем других.

Вдоль дороги лежит наполовину присыпанный землёй гнилой телефонный столб. Она делает взмах ножом, выбивая кусок дерева размером с баскетбольный мяч.

– Я делаю то, что мне говорят. В основном это всё, что я делаю.

– Кто-то посылает тебя убивать мечтателей.

Она кивает, втыкая нож в столб и выковыривая металлические скобы сбоку.

– А иногда и других плохих людей.

– Кто велит тебе убивать их?

– Он.

Беседовать с призраками – всё равно, что вытаскивать угрей из бака с моторным маслом. Бессмысленное занятие. И всё твёрдое, за что пытаешься ухватить, трудно удержать. Большинство из них не так прямолинейны, как Черри. У большинства мозги более пыльные и бесплодные, чем самые дерьмовые уголки Долины Смерти.

– Он? Ладно. Что за человек велит тебе убивать?

Она с минуту смотрит в землю.

– Тот, у которого цветы.

Я ищу флориста-убийцу. Ну конечно. Почему бы и нет? Целый день колоться о шипы роз. А в разгар дня привязывать воздушный шарик к корзинке маргариток. Это кого угодно сделает угрюмым. И тут до меня доходит. Не флорист. Садовник. Черри сказала это. Она всего лишь один из «прелестных цветов в его саду». Тедди Остерберг. Мой любимый фрик. Я просто в шоке. Но есть одна проблема.

– Ты не его призрак. Я знаю это точно. Как он может указывать тебе, что делать?

Она встаёт. Волосы падают ей на лицо. Она смахивает их тыльной стороной ладони, оставляя грязный след на щеке.

– Он просто делает это.

– Он сказал тебе, зачем?

– А должен? Я не знаю.

– Знаешь, ты ведь убиваешь весь мир.

Она кивает. Хихикает.

– Это весело. Мне нравятся такие забавные небеса.

Разговоры об уничтожении мира полностью меняют её настроение. Она подходит, берёт меня за руку и ведёт к другому школьному автобусу, засыпанному лежащим на боку. В окна скребут руки. Безмолвно кричат лица. Призраки, которые не смогли выбраться, когда она сделала то, что сделала, чтобы образовать при взрыве этот кратер. Будь я любителем спорить, то сказал бы, что она упала с неба и приземлилась здесь, словно метеор.

– Меня зовут Старк. А тебя?

Она ведёт меня мимо автобуса и отпускает мою руку. Выбивает облака пыли каблучком своих «Мэри Джейн»[204]204
  «Мэри Джейн» – американский термин, обозначающий закрытую обувь с низким вырезом и одним или несколькими ремешками поперёк подъёма ноги. Классические детские туфли «Мэри Джейн», как правило, изготавливаются из черной кожи или лакированной кожи, имеют один тонкий ремешок, застёгивающийся на пряжку или пуговицу, широкий и закруглённый носок, низкий каблук и тонкую подошву.


[Закрыть]. Поднимает камень и швыряет его. Похоже, она в раздумьях.

– Ламия[205]205
  Ламия – женщина-чудовище, пьющее кровь детей. Ведьма.


[Закрыть].

– Привет, Ламия. Что это за имя?

– Моё.

– Я имею в виду, откуда оно? Откуда ты?

– На самом деле, я – это не я. Раньше была, но не теперь. Я жила здесь.

– Ты имеешь в виду Испанию? Или здесь в Тенебре?

– Нет! – кричит она. Теперь она злится. – Это было очень давно. Было темно, и было негде стоять.

– Улицы были разрушены? Землетрясение?

– Не помню никаких улиц. Я плавала.

Она раскидывает руки и кружится, словно игрушечный воздушный шарик.

– Звучит весело. Ты была на корабле?

Она останавливается. Встаёт на колени и стучит по окнам по бокам автобуса. Призраки внутри визжат и сбиваются в кучу в противоположной стороне.

– Всё, что я помню, это холод, ветер и мерцающие звёзды.

Сейчас она действительно на взводе. Поворачивается к призракам на краю кратера. Кричит и бросается на них в атаку. Пробегает лишь несколько метров, и все они исчезли. Она поворачивает к первому автобусу, нанося удары ножом по металлу. Пиная его. Сминая крышу и бока. Этот ребёнок – чистая мощь, застрявшая в больном разуме. Не знаю, пожалеть её или бежать, сломя голову. Она поворачивается и смотрит на меня так, словно забыла о моём присутствии.

– Ты здесь, чтобы убить меня?

– Ты уже спрашивала.

– Ты убьёшь меня позже.

– Только если придётся.

– В основном я делаю что-то потому, что приходится.

– Кто-то велит тебе убивать других призраков?

– Нет. Они в основном его, и бегают не слишком быстро, так что я просто делаю это. Но люди. Мне нравится убивать их. Тех, кто этого заслуживает.

– Откуда ты знаешь, что они этого заслуживают?

– Просто знаю. Чувствую это внутри, когда этот человек называет мне их имена.

– Тедди?

– Знаешь, свирепый пытался убить меня. Ты ведь не собираешься убить меня сейчас?

– Не сейчас. Я убью тебя, только если придётся.

– Спасибо. Знаешь, свирепый уже пытался контролировать меня и заставлять делать плохие поступки. Может, я смогу помочь тебе освободиться, и ты сможешь перестать убивать.

Она вытягивает руки и кружится.

– Я Ламия. Я дышу смертью и плююсь местью.

Она роняет руки и садится в грязь. Трёт глаза, внезапно превратившись в усталую грязную маленькую девочку.

– Я хочу спать. Больше не хочу разговаривать.

– Ты собираешься и дальше убивать людей?

Она сворачивается калачиком на земле в своём вечернем платье.

– О да. Много. Небо будет самых разных забавных цветов.

Вдоль края кратера выстроились банды убитых детей. Они изрезаны, но не боятся Ламии. Чтобы с ними не случилось, она этого не делала.

Черри ждёт, когда я поднимусь обратно на улицу. Она подбегает и хватает меня за руку. Я продолжаю идти.

– Ты не убил её. Почему?

– Я не готов. Мне известна часть происходящего, но недостаточно. Пока не буду знать всей картины, я не убью единственное существо, которое могло бы дать мне ответы.

– А как насчёт нас? Что случится, когда она придёт за нами?

– Она когда-нибудь нападала лично на тебя?

– Нет.

– Тогда ты в безопасности.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что таких, как ты призраков нет в её списке намеченных жертв, и пройдёт ещё какое-то время, прежде ты в нём окажешься. Достаточно долго, чтобы ты поумнела и двинулась дальше.

– Откуда ты знаешь?

– Брось.

Черри встаёт у меня на пути.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что ты не одна из Его, что означает, что ты одна из моих. Что, в свою очередь, означает, что ты, определённо, проклята. А она пока что не охотится за проклятыми.

Черри делает пару шагов назад. Закрывает рот рукой.

– Ублюдок.

– Тебе не обязательно её дожидаться. Выбирайся отсюда и спасайся.

Она прислоняется к развалинам арки Чайнатауна, закрыв руками своё нелепое мультяшное личико.

– Уходи, Джеймс. Ты снова меня подвёл. Ты не лучше Паркера.

– Береги себя. Подумай о том, что я сказал.

Я направляюсь обратно к станции Тенебре. Толпа следует за мной до лестницы, но никто из них не следует за мной вниз.

– Любой из вас тоже может уйти. Вам не обязательно так жить.

Я спускаюсь в туннель и иду обратно в темноту.

И открываю глаза, лёжа на спине в своей комнате в «Шато». Касабян ковыляет прочь от круга с моей рубашкой в руке. В том месте, где он нарушил кровавый круг, на плитке смазанное пятно.

Я сажусь. У меня сгустки крови на руках и в волосах. От меня разит потом. Но есть один приятный сюрприз. Нанесённая мне Бесёнком рана полностью затянулась. Даже не осталось шрама.

– Я собираюсь принять душ.

– Лучшая новость за весь день. А вот и кое-что для тебя. Производство верёвок и ядов в Аду на подъёме. Суицид выглядит новинкой для крутых парней. Этим демоническим бедолагам не нужно обратно на Небеса. Им нужен плюшевый мишка, стакан тёплого молока и немного прозака.

Я принимаю горячий душ и возвращаюсь в гостиную. Касабян смотрит новости с приглушённым звуком. Кадры быстрые и дрожащие, словно человек с камерой бежит.

– Ты знаешь о Клубе на Высоте в Милю?

Он не поднимает взгляд от большой тарелки жареных креветок, которую тычет себе в лицо.

– Конечно. Мейсон иногда рассказывал о них. Я так оторвался от этого чёртового круга.

Он указывает зажатой в одной из своих собачьих рук креветкой на плоский экран.

– Ты видел, когда вошёл? Большой Билл Уитон мёртв. Завален сумасшедшим маленьким призраком менее пяти минут назад на пресс-конференции, которую он созвал, чтобы – тебе это понравится – объявить о создании специальной оперативной группы по борьбе с серийными убийцами. И только попробуй не сказать, что это охуенно смешно.

Он съедает половину креветки за один укус.

– Они уверены, что это был не вулкан или динозавр?

– Не-а. Кажется, эта тема слегка стихла.

Пэтти, если это твоих рук дело, спасибо.

– Если тебе что-то об этом известно, держи это при себе. Я тут тружусь над серьёзным опровержением, – говорит Касабян.

Я застёгиваю поверх доспеха ещё одну тёмную рубашку Самаэля.

– Некоторое время назад ты сказал, что проводя всё время в одиночестве в «Макс Овердрайв», ты развил в себе некие гнусные компьютерные навыки.

– Ага. Теперь ищешь коды запуска ракет?

– Нет. Убийства детей. Возможно, ритуальные убийства. Не избитых или изнасилованных, просто зарезанных. Посмотри, сможешь что-нибудь найти?

Он хмурится.

– Что, убитый призраком мэр для тебя недостаточно интересен?

Окровавленная рожа Большого Билла заполняет экран телевизора. Один аккуратный порез поперёк горла. Длинная оборонительная рана поперёк обеих рук. Порезы представляют собой глубокие красные впадины в его коже. Они выглядят почти ненастоящими, как это часто бывает при насильственной смерти. Камера надолго задерживается на Билле. Где-то в Лос-Анджелесе редактор новостей думает, что скоро выиграет «Эмми», но на самом деле всё, что он получит, – это плохие сны.

– Думаешь, эти мёртвые дети имеют какое-то отношение к этому небу спирографа[206]206
  Спирограф – детская игрушка, состоит из пластмассовой пластины с вырезанными кругами разных диаметров и набора колёс меньшего диаметра с отверстиями внутри. Позволяет рисовать различные спиральные фигуры, многие из которых невозможно построить в одиночку, без помощи другого человека.


[Закрыть] и девочке?

– Ищи также одержимых детей. Деревня убила Бесёнка, потому что она была монстром. Возможно, есть и другие малыши-монстры.

– Чувак, это дерьмо наводит тоску.

– Постарайся втиснуть это между поисками видео с Бриджит. Будь любезен, с заткнись-на-хрен в придачу.

Разве это не самое забавное со времён кукурузно-говяжьего хэша. Я тут ищу большого плохого Короля Каира и жуткую Аэлиту, а капитан Беж всё это время управлял девочкой. Я по-прежнему собираюсь убить двух других, но сейчас мне нужно навестить Тедди и заставить его выложить мне свои самые сокровенные тайны. Очень подходящий момент. Мне в самом деле нужно кого-нибудь убить.