Текст книги "Дьявол сказал "бах" (ЛП)"

Автор книги: Ричард Кадри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Один боец из какого-то адовского захолустья сказал, что видел настоящее абсолютное оружие. Оно было только у архангелов, и лишь Гавриил был достаточно храбр, чтобы пользоваться им.

«Ни один мятежный ангел не мог одолеть его, потому что каждый раз, когда он использовал своё оружие, оно становилось другим. Не было возможности напасть или защититься от этого. Прежде чем закончилась битва, тысячи наших восставших братьев и сестёр лежали мёртвыми у его ног. Эти остальные дураки думают, что нас победил Бог, но те немногие из нас, кто выжил в битве, знают, что это был Гавриил».

Я помню кое-что, что сказала Элис перед тем, как Самаэль забрал её обратно на Небеса. Я оставил её вдвоём с Нешамой, одной из пяти сущностей, составлявших Бога после Его нервного срыва. Элис сказала, что Аэлита убила Нешаму оружием, которого Элис никогда раньше не видела. Интересно, не потому ли, что то, что она видела, на самом деле было миллионом разных видов оружия? И в лучшие времена это было бы чертовски трудно описать, и ещё труднее, если это длилось лишь несколько секунд, пока кто-то потрошил у вас на глазах Бога.

Среди лакированных обломков лежит что-то вроде кожаных ножен, которые примерно соответствуют форме оружия, когда оно сконфигурировано в виде дисковой пилы. Я осторожно кладу штуковину в футляр и закрываю верхний клапан.

Интересно, Аэлита оставила оружие Мейсону, чтобы тот использовал его против меня, или он просто хранил его для неё, пока она выслеживала остальных четырёх братьев-Богов? В любом случае, теперь оно моё. Я кладу его в карман пиджака и убираюсь к чёрту из мясной лавки Мейсона.

Я направляюсь в спальню, но задерживаюсь в библиотеке, чтобы оставить красные «тащите немедленно сюда свои задницы» сигнальные карточки перед парой гляделок для Ипоса и Мерихима.

В спальне я стягиваю костюм и нюхаю его. Свежий аромат скотобойни, который так нравится всем детям, глубоко въелся в ткань. Он никогда не выветрится. Я швыряю костюм поверх мёртвой мотоциклетной куртки. Это в некотором роде утешает, видеть растущую кучу испорченной одежды. Я уничтожил много мужской повседневной одежды, пока в меня стреляли и пыряли. Теперь всё, что мне нужно, это кого-нибудь обезглавить, и у меня появится ощущение, что вот он, дом, милый дом.

Я беру из шкафа пальто и бросаю на кровать. Я чувствую себя достаточно собой, так что надеваю кожаные мотоциклетные штаны и ботинки, которые были на мне, когда я спустился сюда. В них удобно. Немного жёсткие от запёкшейся крови, по большей части моей. Надеваю свой худи. Он тоже жёсткий от крови, и один рукав отсутствует с тех пор, как один босяк[34]34
  Red leggers («красноногие») – сельская беднота, босяки.


[Закрыть] избавил меня от моей левой руки. Я разрубил его пополам, словно говяжью полутушу, гладиусом – своим огненным ангельским мечом. Я не снимаю перчатку, но оставляю протезную руку неприкрытой, так как никто не увидит её под пальто.

Вернувшись в библиотеку, я шлёпаю по гироскопу, как Мерихим, заставляя тот вращаться в обратную сторону. Голос из фильмов про монстров чирикает, как зарывшийся в мет-лабораторию сурок. Я проверяю на киноэкране изображение с гляделок. Бримборион слоняется по своему кабинету, улыбаясь подчинённым. Пытаясь делать вид, что всё хорошо. Он почти справляется, но если присмотреться, то можно увидеть, как у него в голове крутятся колёсики. Неужели один из этих уёбков продал меня? Может, лучше убить их всех, и пусть Бог, Дьявол или Опра рассортируют их.

В других частях дворца служащие исполняют забавные короткие кадрили, когда заворачивают за угол и обнаруживают адскую гончую. Техники в перерыве осматривают мой мотоцикл в подвале. Штатные ведьмы перебирают груды сушёных насекомых и растений. Снаружи пара офицеров выбивают дерьмо из адовца низкого ранга, а ещё один офицер при помощи длинной кожаной резиновой дубинки заталкивает в гиббет мёртвых байкеров. Похоже, книжный клуб закрылся пораньше.

Ипос и Мерихим появляются спустя несколько минут. Вынимая свой глаз, я рассказываю им о тайной комнате. Бросаю остальные гляделки в свои банки с физраствором, так что мой оказывается единственным, демонстрирующим на экран изображение. Они смотрят шоу, словно парочка в кинотеатре под открытым небом. Скучают во время тёмной части, но слегка вздрагивают, когда включается свет, давая им полный обзор игровой комнаты Эда Гейна[35]35
  Американский серийный убийца, некрофил и похититель трупов. Один из самых известных серийных убийц в истории США.


[Закрыть].

– Какая жалость, что вы можете только видеть это место и не чувствуете запах. Это незабываемо.

– Думаешь, это работа Мейсона Фаима? – спрашивает Мерихим, когда мы подходим к первому крупному плану препарированного мозга.

– Если только это не то, что адовцы называют «поиграть в доктора».

Он бросает на меня взгляд. Я отвлекаю его, протягивая Волшебный Шар Номер Восемь[36]36
  Игрушка, шуточный способ предсказывать будущее. Внешне напоминает бильярдный шар № 8, но большего размера, внутри которого есть ёмкость с тёмной жидкостью, например чернилами. В жидкости плавает фигура с 20 поверхностями, на каждой из которых нанесено по одному ответу. Ответы нанесены в формате «да», «нет», «абсолютно точно», «плохие шансы», «вопрос не ясен», и т. д. Всего 20 вариантов ответов.


[Закрыть].

– Когда-нибудь видели такое раньше?

Мерихим слишком умён, чтобы хватать предметы, которые Дьявол считает странными, но Ипос более импульсивен. Он хватает шар, поворачивает его, и тут же его ладонь пронзает шип.

Он ругается на уличном адовском низших слоёв, который звучит ещё хуже, чем обычный адовский. Словно всасывающий канализационные стоки пылесос. На экране я перемещаю тело солдата, а груда мешков для трупов на заднем плане образует пасторальную картину скотобойни. Мерихим наклоняется взглянуть на шар в кровоточащей руке Ипоса, но не делает попыток взять его.

– Что бы это ни было, от него попахивает неестественной силой. Тебе следует позволить мне взять его и похоронить в глубинах хранилищ Скинии.

Здесь все стремятся к власти, включая церковь.

– Спасибо, не надо. Он останется со мной.

– Это не то, что можно оставлять где попало.

– Вот почему он останется со мной, а не будет похоронен там, где я его не вижу.

– И где он окажется, если с тобой что-то случится?

– Я бы не беспокоился насчёт этого. Если тот, кто знает, как он работает, снова завладеет им, полагаю, к утру мы все будем мертвы. Ещё один хороший повод оставить меня в команде неубитых.

На экране я тыкаю в психический усилитель. Я внимательно наблюдаю за ними. Ни один из них подобного раньше не видел. Никто из них также не реагирует на логотип Стражи. По крайней мере, мне не нужно беспокоиться, что они работают с тем, у кого есть ключ.

– У кого-нибудь из вас появилась новая информация?

Ипос кивает, и его церковные татуировки приходят в движение, словно обещающий спасение флаг.

– Возможно, у меня есть. Напавшие на вас были из легиона Вормвуда. Среди его солдат необычное число самоубийств и убийств. Очевидно, это продолжается уже некоторое время, но поскольку мёртвые больше не исчезают в Тартаре, он не может больше это скрывать. Мои шпионы в других легионах обнаружили, что то же самое начинает происходить и в других частях легиона.

– Босяков поймали на поставке поддельных зелий врачам и больницам. Настоящие же оказываются на чёрном рынке, – добавляет Мерихим.

– Ладно. Возможно, они убивают себя из-за плохих наркотиков, но какое им дело до убийства меня?

Мерихим пожимает плечами.

– Ну, ты никому особо не нравишься.

На экране я изучаю странное оружие. Ипос внимательно наблюдает, стараясь не порезаться.

– Генерал Семиаза контролирует распределение жизненно важных товаров. Это даёт ему доступ к вам и большой власти. Существует длинный список генералов, желающих заменить его, – говорит он.

Чёрт.

– Мы возвращаемся к генералам, наносящим удар в спину генералам? Я думал, с этим дерьмом было покончено, когда я убил Мейсона.

– Во время мира или войны, всегда есть те, кто хочет власти для себя.

Ипос перестаёт притворяться, что смотрит на проекцию гляделки, и подходит к моему столу, чтобы починить шатающуюся ножку.

– Думаешь, Семиаза позволяет дербанить свои грузовики?

– Возможно. Быть умным не подразумевает быть свободным от коррупции, – говорит из-под моего стола Ипос.

Он вбивает деревянную прокладку под одну из ножек стола. Между постукиваниями маленьким молотком он говорит: «Конечно, это мог быть другой генерал, зарабатывающий чуток лишних денег и выставляя Семиазу в дурном свете».

– Почему бы просто не убить его? Кажется, это быстрый способ получить повышение по службе здесь внизу.

Мерихим качает головой.

– Убийство Семиазы чревато полномасштабной войной среди генералов. Легион против легиона. Никто этого не хочет.

– Если бы кому-нибудь удалось овладеть Семиазой и заставить его, скажем, напасть на вас, тогда он мог бы быть убит, и вам пришлось бы назначить другого главнокомандующего, – говорит Ипос.

Мерихим усталым жестом разводит руки.

– Мы вернулись к спекуляциям. Мы знаем больше, чем раньше, но недостаточно, чтобы прийти к каким-либо разумным выводам.

Я подхожу к своему глазу и снова запускаю проекцию на тот случай, если пропустил что-то в первый раз. Ипос вылезает из-под стола. Отряхивает грязь с коленей и говорит:

– Даже без войны мы всё ещё в ловушке хаоса и страха. Это напоминает мне то время, когда мы очнулись здесь после падения с Небес. – Он смотрит на Мерихима. – Помнишь? Сколько братьев и сестёр перерезали себе горло или бросились с высоких гор?

– И тех, кто ополчились друг против друга. Я помню. Ужасно было это видеть. – Ипос смотрит на меня. – Люцифер спас нас. Первый. Как и ты, он заставил всех трудиться над постройкой Пандемониума. Это отвлекало наши мысли от тех… других возможностей.

Ни один из них не смотрит ни друг на друга, ни на меня. Их глаза стекленеют отсутствующим взглядом бывшего солдата.

Я никогда не думал об адовцах в таком ключе. Они всегда казались такими полными Да Пошёл Ты На Хуй решимости, когда на Небесах дело дошло до войны. Мне никогда не приходило в голову, что быть брошенными сюда для них было столь же ужасно, как и для меня. Когда Небеса начали поставлять проклятые души, должно быть, это было неплохой возможностью отвлечься, но только на время. Охрана пассивных, сломленных душ не может быть столь уж захватывающей. А, может, они слишком сильно напоминали падшим ангелам их самих. Проклятые присматривают за проклятыми. Если бы адовцы не мучили меня все те годы, может, я даже бы им посочувствовал. Но они это делали, так что я не сочувствую.

Я достаю из кармана фотографию и протягиваю её Мерихиму.

– Раз уж мы заговорили о паршивых смертях, это девушка из Лос-Анджелеса. У неё были крашеные зелёные волосы, и она работала в пончиковой на Голливудском бульваре. Она была убита двумя Кисси где-то между Рождеством и Новым Годом. Я не знаю, здесь ли она внизу, но, если здесь, может один из вас найти её?

Мерихим протягивает фотографию Ипосу. Тот вытирает кровь с руки, прежде чем взять её.

– Здесь не может быть так уж много хорошеньких смертных, убитых монстрами в пончиковых в Рождество. Если она здесь, мы найдём её.

– Когда найдёте, дайте ей работу. Что-нибудь безопасное. Подальше от этого дурдома. Я бы и сам это сделал, но она влипла в неприятности из-за того, что оказалась рядом со мной.

Ипос кладёт фотографию в нагрудный карман рабочего комбинезона.

– Она твоя подруга?

Я качаю головой.

– Я даже не знаю её имени.

На экране я наблюдаю, как разворачиваю тело солдата.

Мерихим качает головой.

– Не могу не полюбопытствовать: ты хочешь, чтобы мы отыскали совершенно незнакомую девушку, чтобы облегчить её бремя осуждения на вечные муки, но ни разу не спросил о своей матери или отце.

– Мне и не требуется. Верите или нет, но я и сам способен кое-что сделать. Их здесь нет. Оказывается, быть пьяным и несчастным, – это, всего лишь, простительные грехи. Повезло им.

– Разве ваш отец не пытался пристрелить вас? Разве он не должен быть здесь с нами? – спрашивает Ипос.

– Полагаю, по стандартам Небес, убийство Мерзости – не то же самое, что убийство обычного человека, – возражает Мерихим.

– Я не хочу говорить об этом.

Я гляжу на экран, на самом деле не видя его. Обращаюсь к ним:

– Думаю, на этом мы здесь закончили. Как считаете?

Когда они направляются к фальшивому книжному шкафу, Мерихим говорит:

– Вчера я сказал, что принесу тебе защитное зелье. С этим придётся подождать, пока я не проверю, что они не поддельные.

– Не волнуйся насчёт этого. Я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать, когда мне вскроют мозг. Я собираюсь что-нибудь сделать.

– Что именно?

– Понятия не имею. Что-нибудь, знаешь, умное.

– Как, когда ты спалил Эдем? Я только потому спрашиваю, что всё ещё пытаюсь выяснить твоё определение «умного».

Я смотрю на него и не могу сдержать улыбки.

– Это был забавный день. В любом случае, ты поймёшь это, когда увидишь.

– Даже не сомневаюсь.

Они выходят, и Ипос ставит на место книжный шкаф.

Я подхожу к экрану, вставляю обратно свой глаз, а остальные снова на свои проекторы. Открываю ящик стола и отодвигаю в сторону «Глок». Его нужно положить в тумбочку в спальне вместе со «Смит-и-Вессоном». «Веритас» лежит под какими-то бумагами, на которых я нацарапал адовские заклинания силы. Я нашёл оригиналы в старой записной книжке, которую Самаэль выбросил в мусорную корзину. Я скопировал все заклинания, и сварганил худу для темноты и ветра. Пытался залезть в головы наёмных работников внизу. Ничего. Возможно, в этой истории с Люцифером, вместо того, чтобы пытаться быть с Самаэлем, для меня полезнее будет снова быть с собой.

Я достаю «Веритас», подбрасываю, ловлю и шлёпаю на стол. Мне следует выйти или остаться здесь? Изображение открытого окна и развевающихся штор. Изящным адовским шрифтом по краям монеты читается надпись: «НЕ ТРАТЬ МОЁ ВРЕМЯ, КРЕТИН». Как всегда, «Веритас» прав. Я уже надел пальто. Если бы он сказал остаться, я бы швырнул его в мусорную корзину и всё равно вышел.

Я вхожу в фальшивый книжный шкаф и спускаюсь вниз.

Я спускаюсь ниже уровня улицы в гараж. Дверь заперта, но я касаюсь медной таблички на стене, и она со щелчком открывается.

Здесь полно лимузинов Совета, плюс грузовики легиона, «Унимоги» и «Хамви». Почему я никогда не брал какой-нибудь из них для ночной прогулки? Устроить своё собственное ралли «Дакар» по Голливуду. Поиграть в «Исчезающую точку»[37]37
  Фильм 1971 года об автоперегонщике, которого преследует дорожная полиция.


[Закрыть] с адовской уличной охраной. Пусть они преследуют меня до самой Санта-Моники. Там пять рек Ада врезаются друг в друга, вспенивая воду в бесконечное буйство барашков, приливных волн и водоворотов. У кромки моря я бы вышел и показал им, кто я такой. Мы могли бы устроить дрэг-рейсинг обратно до самого города.

Однако, сегодня вечером мне придётся довольствоваться мотокроссом. Завтра, кто знает? Я мог бы угнать «Унимог» и ехать по Дороге Славы к Небесным вратам. Прихватить с собой бутылку Царской водки и поднять тост за Самаэля за то, какой он хитрый, коварный уёбок. Интересно, он отвезёт меня домой или заставит вести машину самому. Кто будет трезвым водителем, когда у вас в комнате два Дьявола?

Я поднимаюсь по пандусу туда, где они держат мой мотоцикл. Сажусь и с пинка завожу его. От рычащего двигателя моё тело вибрирует с ног до головы, вытряхивая из лёгких вонь авторазборки Мейсона. Я шепчу кое-какое худу, и когда натягиваю худи через голову, моё лицо уже больше не моё. Чары делают меня похожим на любого другого уродливого адовца.

Я врубаю передачу и направляюсь вверх по пандусу к одному из ремонтных постов в задней части отеля. Открыв ворота и убедившись, что путь свободен, я выжимаю сцепление. Заднее колесо визжит и дымится, и я стартую в темноту.

Моим глазам требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к ночному освещению. Я выжимаю газ, и мотоцикл мчится по разбитым улицам города, подпрыгивая и высоко взлетая над внезапными обрывами, с заносом проходя повороты. К тому времени, когда зрение адаптируется, Пандемониум превращается в супермагистраль света, цветных полос, зажатых между кровавыми испарениями провалов и синюшным адовским небом. Я вклиниваюсь и обгоняю. Объезжаю военный транспорт и пешеходов. Вылетаю на тротуар, а в тех нескольких местах, где работающие светофоры, проезжаю на каждый красный, который только могу найти. Я угроза. Я монстр. Я чмошник, и мне всё равно, кто об этом узнает. Я в движении, и впервые за долгое время всё идеально. Ад может поцеловать меня в зад.

Я прячу адовский супербайк под рухнувшей крышей заброшенного гаража. На выходе разравниваю пыль, чтобы скрыть следы, и швыряю внутрь несколько шлакоблоков, чтобы придать зданию дополнительный вот-вот-совсем-рухну вид.

Я нахожу Дикого Билла курящим возле «Бамбукового дома кукол». Когда я подхожу, он качает головой.

– Забегай, лягушонок. Видишь эту метку на моей рубашке?

Он демонстрирует мне рукав с кроваво-красным символом Люцифера и выпускает синий сигарный дым.

– Я куплен и оплачен самим мистером Скрэтчем, а он не ценит грубо обращающихся с его товаром дурачков. Это снижает стоимость при перепродаже.

– Вот что ты всем говоришь? Что принадлежишь мне? Полагаю, технически это правда, учитывая, как здесь внизу всё устроено. Я просто никогда не думал об этом в таком ключе.

Билл наклоняется вперёд и прищуривается. Качает головой и сплёвывает.

– Богом клянусь, малыш. Предупреждай старика, когда собираешься ошиваться поблизости в образе чёртова хобгоблина. Я был в пяти секундах от того, чтобы татуировать тебе голову лопатой, которую держу здесь именно с этой целью.

Он говорит правду. Из наполовину вырытой ямы рядом со зданием торчит крепкая старая лопата. Готов спорить на наличные, эта яма никогда не станет ни глубже, ни более наполненной.

– В следующий раз у меня на лацкане будет розочка, чтобы ты знал, что это я. Я не мог вынести ещё одного вечера взаперти в Горменгасте[38]38
  Громадный замок со множеством обитателей из фэнтезийной трилогии Мервина Пика.


[Закрыть], и решил зайти выпить. Может, позволить кому-нибудь затеять драку. Это один из тех вечеров, когда мне хочется ломать предметы, особенно кости. Тебе знакомо это чувство?

Билл смотрит на меня и бросает окурок сигары.

– Мне это знакомо, но ты не станешь затевать никаких драк в моём заведении. Я не хочу, чтобы о нём пошла слава как о месте, где ублюдки могут расплачиваться за выпивку каблуками своих ботинок. Кроме того, внутри несколько ведьм и других магических типов из твоего дворца. Не знаю, могут ли они видеть сквозь твою хэллоуинскую маску, но, мне кажется, глупо рисковать.

Я пытаюсь придумать хороший аргумент, но ничего не приходит на ум.

– Паршиво. Мне действительно хочется выпить.

Билл пожимает плечами.

– Кстати, о выпивке: ты получил тот пустячок, что я тебе послал? Это бутылочка местного пойла, которое, как я обнаружил, не так уж и плохо по меркам Бездны. На вкус немного напоминает бурбон и скипидар. Там ещё внутри записка.

– Я несколько недель ничего не получал от тебя.

Билл медленно кивает.

– Возможно, ты захочешь поговорить со своими дворецкими, или какие там у тебя есть лакеи. Похоже, кто-то подворовывает из твоего винного шкафа.

Я приближаюсь на расстояние шёпота.

– Насколько легко будет тому, кто украл бутылку, найти записку?

Он пренебрежительно машет рукой.

– Она запечатана под этикеткой. Нужно поискать, чтобы найти, так что я бы не волновался. И все будущие бутылки, которые я стану посылать тебе, будут с бормотухой. В мои обязанности не входит поить твой демонический персонал.

Ещё одно, о чём стоит беспокоиться. Ещё одна причина сильно навешать кому-то.

– Я пройдусь по кабинетам персонала с адскими гончими и огнемётом. Держу пари, бутылка сразу вернётся. Чёрт, может ещё и Святой Грааль с костями Амелии Эрхарт[39]39
  Амелия Мэри Эрхарт (1897–1937) – пионер авиации и американская писательница. Стала первой женщиной-пилотом, перелетевшей Атлантический океан. В 1937 году при попытке совершить кругосветный полёт на двухмоторном лёгком самолёте Lockheed Model 10 Electra пропала без вести в центральной части Тихого океана в районе острова Хауленд. Её жизнь и карьера продолжают привлекать внимание историков и по сей день, а загадка её исчезновения до сих пор не разгадана.


[Закрыть].

Билл глядит поверх моего плеча, закуривая очередную сигару. Я полуоборачиваюсь и вижу уставившихся на нас легионеров. Я выбиваю сигару у него изо рта, хватаю его и с силой толкаю за угол здания.

– Пошевеливайся, дритт!

Когда мы оказываемся в темноте, я отпускаю Билла. Он пихает меня свободной рукой, другую сжимает в кулак и кричит:

– Что за игру ты затеял, парень?

– За нами наблюдали. Адовцы и проклятые души не разговаривают публично по душам.

Он опускает руку и трет место, которую я схватил, больше от раздражения, чем от боли.

– Полагаю, ты прав. И всё же, мне не нравится бесцеремонное обращение.

– Ты бы предпочёл, чтобы я толкнул тебя и остановился, или чтобы это сделал один из тех мудаков, который только пожелает?

– Полагаю, ты прав. Но это не делает меня менее раздражённым.

– Так что было в письме?

Он прислоняется спиной к бару и нащупывает ещё одну сигару. Вытащив её, он закуривает и оглядывается на ту, что я сбил на землю. Проклятым нелегко достать сигары и сигареты. Отправлю ему утром коробку.

– Немного. Тебя всегда заботило, как к тебе относится местное население. Из того, что я видел, чернь отлично воспринимает тебя как великого благородного магистра адских копыт. Хотя твоё бурное прошлое Сэндмена Слима оставило большое впечатление. Тебе приписывают каждое жестокое убийство и проломленный череп в городе, которых предостаточно.

– Повезло мне. Большинство людей не ненавидят и на одну жизнь. Меня ненавидят на две. Если я устроюсь на полставки контролёром на парковку, наверное, наберётся на три.

Я нахожу в кармане зажигалку Мейсона, но курить нечего.

– У тебя есть сигареты? Я забыл свои дома.

Дом. Плохая привычка. Перестань думать в таком ключе.

– Прости. Моё последнее курево полетело коту под хвост, когда ты выбил его у меня изо рта.

– Лжец.

Он ухмыляется и достаёт пачку из другого кармана. Билл достаточно бывал в салунах, чтобы знать, что своевременная сигарета может утихомирить спор быстрее топорища.

– В записке было что-то ещё?

Биллу требуется какое-то время, чтобы выстучать для меня «Проклятие». Сперва я подумал, что человек, десятками лет привыкший самому скручивать себе курево, так справляется с готовыми сигаретами. Затем до меня доходит, что он тянет время.

– Нет. Вряд ли там было что-то ещё, имеющее значение.

Я проверяю оба конца переулка на движение. Ничего.

Снова секреты. Как раз то, что мне нужно. Он меняет сторону? Билл не самый счастливый владелец салуна во Вселенной. Терпеть приказы и оскорбления от пьяных адовцев – это не то, для чего он создан. Возможно, кто-то сделал ему лучшее предложение. Есть в этом грёбаном городе хоть одно место, где мне не нужно оглядываться через плечо? Мне что теперь, напичкать гляделками «Бамбуковый дом»?

Я поворачиваюсь и направляюсь прочь.

– Мне не следовало отрывать тебя от твоего бара, Билл. Спасибо за информацию.

– Куда направляешься?

– Подумываю о том, чтобы напиться и посмотрю, может, получится затеять драку на арене. Сегодня вечером мне всё ещё хочется небольшой бойни.

– Я пойду с тобой.

Я останавливаюсь и оглядываюсь на него.

– Ты можешь это делать? Просто гулять?

Он протягивает символ Люцифера.

– Это уберегает меня от всевозможных неприятностей. Эти свиноёбы могут порезать друг друга из-за грошового пива, но они не собираются ломать игрушки Дьявола.

– Тогда идём.

– Дай мне минутку. Мне навязали в помощники недалёкого адовца. Парень был бы хорошим вором, если бы в самом деле что-то брал, а не терял. Он слишком туп, чтобы воровать, и слишком неуклюж для легионов, поэтому его сделали барменом, что, к сожалению, по моему опыту, почти одно и то же.

Я закуриваю сигарету и наблюдаю, как Билл заходит внутрь. Когда он открывает дверь, наружу выплывает Джонни Кэш, поющий «Нет той могилы». Я ненавижу не доверять ему. Было приятно побыть человеком с ним хоть несколько минут за раз. Это одно из немногих, что удерживает меня в здравом уме. Если он заведёт меня в очередную засаду, я буду знать, на чьей он стороне на самом деле. Если я сам по себе, так тому и быть. Не в первый раз.

Билл возвращается к торцу бара минуту спустя и кивает мне следовать за ним.

– Как лучше идти, как думаешь? – спрашиваю я, давая ему возможность завести меня в любой тупик, который он хочет.

– Полагаю, через рынок. Там оживлённое движение, и все смотрят на товары, а не на лица.

И толпа – это хорошее место, чтобы воткнуть кому-нибудь нож в спину и исчезнуть.

– Звучит неплохо. Пошли.

Мы идём в тишине. Я не слышу его сердца или дыхания, но прекрасно вижу его самого, и движения Билла определённо напряжены. Мы проходим площадку, где будет возведена новая Ратуша. Конвергентный Лос-Анджелес целостен, но есть небольшие места, где проглядывает настоящий Ад. Как эти адовские подъёмные краны. Кабины закруглены и покрыты толстой проволочной сеткой, и у них от шести до восьми больших иллюминаторов вместо ветровых стёкол. Они больше напоминают хватающих пищу длинными хитиновыми клювами гигантских жуков, чем строительную технику.

– Ты неожиданно молчалив. Обычно ты болтун, а я тот, кто ждёт, чтобы вставить хоть слово, – говорит Билл.

Там, где исходные магазины и коммерческие объекты сгорели или были заброшены, торговые палатки покрывают тротуары и переливаются на дороги. В больших киосках продаётся всё, что может понадобиться добропорядочному адовцу, по большей части, с чёрного рынка. Чистая одежда. Ювелирные украшения. Зелья здоровья и заклинаний. Высококачественная Царская водка и вино.

– Я размышлял о том, с кого мне следует содрать живьём шкуру за продажу всех адских товаров этим мудакам Гарри Лаймам[40]40
  Персонаж фильма 1949 года в стиле нуар «Третий человек». Неоднократно признавался одним из величайших фильмов в истории кинематографа. По сюжету в послевоенной Австрии процветает чёрный рынок, одним из главных заправил которого и был Гарри Лайм.


[Закрыть].

– Понимаю. Возможно, в тебе больше от дьявола, чем даже я тебе приписывал.

– Возможно, пришло время посмотреть, насколько больше.

В толпе встречаются призраки. Не проклятые души. Призраки. Некоторые из них следуют за нами.

– Там, в баре, ты, возможно, заметил, что я не хотел говорить некоторые вещи, – произносит Билл.

– Я это заметил.

Билл смотрит на меня.

– Это холодный тон. Теперь ты и меня считаешь заговорщиком?

– Я устал от того, что меня окружают люди с тайнами. Если тебе есть, что сказать, просто скажи это.

– Хорошо. Но я сделаю это по-своему.

– Хорошо.

Он затягивается сигарой. Босяк пихает Билла локтем с дороги. Тот отвечает тем же. Босяк разворачивается и хватает Билла за руку. Я тянусь за ножом, но налётчик видит метку на руке и отступает. Билл поворачивается и снова начинает идти, как ни в чём не бывало.

– Мне говорят, что дома я пользуюсь большей печальной известностью, чем Джон Уэсли Хардин[41]41
  Джон Уэсли Хардин (1853–1895) – американский преступник, один из самых знаменитых стрелков на Диком Западе. Известен как один из самых жестоких стрелков. Был знаком с Диким Биллом, и они неоднократно выпивали вместе.


[Закрыть], что довольно забавно, так как у него было больше драк, и он убил по крайней мере в два раза больше людей, чем я. С другой стороны, меня бесконечно радует, что Сломанный Нос Чарли Аттер[42]42
  Чарльз Аттер (1838–1915) – фигура американского Дикого Запада, наиболее известный как большой друг и компаньон Дикого Билла Хикока.


[Закрыть], который так бесчеловечно сорвал мою последнюю карточную игру, известен гораздо меньше. Люди с беспокойной жизнью – и я включаю тебя в их число – похоже, мы не можем высказать своё мнение, кого помнить, а кого забыть, и с каким уровнем любви или насмешек.

– Так я слышал.

– Не сомневаюсь, Сэндмен Слим.

Билл затягивается сигарой и задумывается.

– Суть в том, чтобы ты ни делал, окажешься Антихристом, принцем убийц, или, возможно, вообще никем, судить будет время, не люди. – Мгновение он смотрит в никуда. – Иногда я думаю, что последнее может быть предпочтительнее. Быть никем и стёртым из вечности иной раз представляется мне прекрасной идеей. Но, конечно, это не было предложено мне, и не будет предложено тебе.

– К чему ты ведёшь, Билл?

– К чему я веду, так это к тому, что никто из нас не склонен увиливать от драки, так что тебе нужно выбирать свои тщательнее, чем это делал я.

Призраки следуют за нами по обеим сторонам улицы. Они не угрожают, но ещё немного, и начнут привлекать внимание.

– Если я чему и научился, так это тому, что вся пролитая кровь, твоя или твоего врага, навсегда запятнает Мироздание, и её не смыть, – говорит Билл, – Этот урок дошёл до меня слишком поздно, и я убил по меньшей мере одного хорошего человека, помощника шерифа в Уичите, потому что я слишком легко относился к чужим жизням. Если я по какой-то причине в этом убогом месте, то по этой.

Я на мгновение вспоминаю фотографии мёртвых лиц, прикреплённые на стенах потайной комнаты Мейсона. Смотрю на призраков. Раньше мёртвые адовцы отправлялись в Тартар, но я уничтожил это место и освободил их. Теперь им не остаётся ничего лучше, чем до скончания времён бродить по улицам Ада. Я гордился тем, что уничтожил Тартар. Теперь я не уверен, что оказал кому-то услугу.

– В данный момент я не совсем в подходящем положении, чтобы стать пацифистом. Меня хотят убить или завладеть моим разумом. Я не собираюсь сложить лапки и позволить ни тому, ни другому случиться.

– Я говорю совсем не об этом. А вот о чём. Этот момент прямо сейчас. За тобой охотятся, а ты отправляешься на арену в поисках неприятностей. Сынок, у тебя на плечах более чем достаточно проблем. Тебе не нужно добавлять их подобным идиотским поведением.

– Чёрт возьми. Ты говоришь мне выбрать Срединный путь[43]43
  Восьмеричный Путь (также известный как «Срединный Путь») – это одна из основ учения Будды. Он описывал его как путь, ведущий к прекращению страданий и к достижению самопробуждения. Следовать «срединному пути» – значит держать золотую середину между аскетизмом и наслаждениями, не впадая в крайности.


[Закрыть], Будда?

– Если это причудливый способ сказать не быть рабом своих низменных инстинктов, то да. Или ты планировал вернуться сюда, когда умрёшь, и до Судного дня мыть мои грязные стаканы?

Я щелчком отправляю окурок «Проклятия» в лужу.

– Если мне придётся выбирать между тем, чтобы быть Дьяволом или твоим помощником бармена, возможно, я выберу помощника бармена. Бесплатная выпивка и удобный график. Кроме того, Дьяволу никто не даёт чаевых.

– Мне казалось, я только что дал, – задумчиво протягивает Билл.

Я смотрю, как он затягивается дешёвой сигарой.

– Возможно, и дал.

Он останавливается и смотрит назад, туда, откуда мы пришли.

– Я должен вернуться. Этот осёл-помощник, должно быть, уже раздал половину выпивки и, наверное, уже поджёг бар.

Билл протягивает руку. Я жму её.

– Малыш, береги себя сегодня вечером. Постарайся не быть слишком глупым.

– Спасибо, Билл. Увидимся.

Он поворачивается и направляется обратно к бару, призраки тянутся за ним. После того, как те видели, как проклятая душа толкнул адовца, и это сошло ему с рук, думаю, он их новый герой.

Всё сказанное Биллом имеет смысл, но я всё ещё в настроении рвануть на арену и пустить кровь. Я этого не сделаю. Я дышу. Считаю до десяти и обратно. Снова и снова. Я читал об этом в одной из греческих книг. Это своего рода медитация, чтобы сфокусировать ум, только мой уже сфокусирован. Что мне нужно, так это добрый мощный расфокусировщик.

Дьявол не носит с собой наличных, так что я сторговываю у одного из лоточников своё практически новое пальто в обмен на потрёпанную шинель не по размеру и бутылку хорошей Царской водки. Он смотрит слегка подозрительно, когда я соглашаюсь на такую очевидную обдираловку, но какое мне дело? Я могу велеть портным сшить ещё дюжину пальто к завтрашнему обеду.

Требуется несколько акробатических изворотов, чтобы снять пальто и надеть шинель, не выставив напоказ всему рынку протезированную руку. Пугать монстров ещё более пугающими частями тела монстра – не лучший способ оставаться в тени.

Закончив танцевать кадриль сам с собой, я швыряю лоточнику пальто и забираю Царскую водку, прежде чем он передумает. Открываю бутылку и делаю пару длинных глотков. Я вёл себя хорошо и заслуживаю выпить.

Мне вроде как нравится то, что Билл сказал о том, чтобы выбирать драки, но мои драки, похоже, всегда имеют привычку выбирать меня. Или это всего лишь отговорка? Я так долго получал и оставлял шрамы, что больше не знаю. Мне нужен собственный разведывательный спутник, чтобы несколько месяцев последил за мной. Нанять статистов, чтобы подсчитывать удары кулаком, пули и клинки, и кто первым моргнул. Мне не хочется быть космическим магнитом для дерьма, притягивающим к себе неприятности, но, возможно, именно так происходит с нефилимами.