Текст книги "Карта монаха"

Автор книги: Ричард Дейч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

Глава 26

Под Москвой находится легенда. Город под городом. Мир, уходящий вглубь, ни много ни мало, как на двенадцать уровней, вселенная с туннелями и лабиринтами, бомбоубежищами и катакомбами, древними переходами и бурными подземными реками. Всего лишь в нескольких футах от поверхности существуют тайные жилища; в трехстах футах от нее – кладбища, по слухам, они глубже самой преисподней. И как и во всех городах, обитатели подземной части города отличаются от внешних жителей. Это цыгане, бандиты, политические беженцы и бездомные. В Москве людям, прежде судимым, запрещено проживать в черте города. В результате бывшим преступникам зачастую ничего не остается, как уйти под землю.

Этот город, возведение которого началось восемьсот пятьдесят лет назад на наносной почве, оказался идеальным местом для желающих строить не вверх, а вниз. Начиная с бабушки Ивана Грозного, каждый правитель города внес в том или ином виде свою лепту в создание подземного мира, будь это покои для хранения сокровищ, темницы для противников, укрепленные палаты для спасения в пору переворотов, церкви, дома для обделывания темных дел или склады для оружия и боеприпасов. Сталин выстроил подземную железную дорогу – перевозить своих приближенных, высокопоставленных партийных деятелей. По ней же везли оружие и войска – в город и из него. Петр Первый в золотые деньки детства частенько игрывал в ныне потерянных подземных покоях царицы. Екатерина Вторая выписала из Италии архитекторов и мастеров, они частично перевели воды реки Неглинки в гигантские, выложенные кирпичом подземные каналы.

Майкл, Буш и Фетисов находились под высокими сводами подземного туннеля. Сложенный из кирпича, он тянулся над искусственным каналом, покрывая его сверху. Напротив высился гигантский грот с закругленным потолком, достигавшим в высоту двадцати пяти футов. На головах у путников были шахтерские шлемы с встроенными в них яркими лампами. При движениях на красных кирпичных стенах плясали фантасмагорические тени. От большого центрального водоема отходили семь искусственных рек. Каждая вела в свой собственный туннель.

В мир подземелья они проникли через канализационную трубу на задворках ресторана в Китай-городе – хотя найти там хоть одного китайца оказалось бы трудноисполнимой задачей, – в миле от Кремля. Николай Фетисов, с одним здоровым глазом, вел своих спутников через лабиринт туннелей, высота и структура которых изменялись на каждом шагу. Сверху пролегали мощные подземные коммуникации. С их помощью доставлялись пар и электричество, и в них же, возможно, проходила проводка для скрытых подслушивающих устройств – наследства КГБ. Русский руководствовался небольшой, нарисованной от руки картой, запачканной кровью, с надписями кириллицей. Карту Фетисов добыл у одного из представителей расы «подземных крыс», за плату, которой продавец никак не ожидал, поскольку ею стала его собственная жизнь.

Майкл дал Фетисову список компонентов экипировки, и русский, верный слову, достал все без исключения. Теперь каждый нес рюкзак со снаряжением, необходимым для путешествия по пещерам, ныряния под воду, а также для непредвиденных случаев. Фетисов ни о чем не спрашивал, а просто явился в пять утра с этими тремя рюкзаками и незамысловатой картой, руководствуясь которой они пришли к месту слияния семи рек. Майкл не стал спрашивать его, откуда он все это добыл. Не задавал он вопросов и о пятне крови в левом углу нарисованной от руки карты.

Фетисов, Майкл и Буш шли миля за милей, то рассекая облака пара, то преодолевая стены из водных брызг от лопнувших коммуникаций, то «проветриваясь» на сухих ветрах вентиляционных шахт. Этот переход длился час, но Майкл совершенно потерял счет времени. Они много раз проходили мимо групп людей; не выходя из сумрака, те провожали их взглядами – приветливыми или настороженными. На одних одежды было минимум, почти что одна лишь засохшая грязь, обезобразившая их тела. Облачение же других составляла весьма дорогая одежда, и по виду даже недавно купленная или вообще только что сшитая. Хотя некоторые производили впечатление душевнобольных, большинство были в своем уме, а многие так даже казались весьма образованными. Но одна особенность объединяла их всех: они были настороже, словно готовы в любой момент пуститься бежать при появлении богов или демонов. И хотя вначале «плотность населения» была весьма высокой, после серии резких поворотов, непростых переходов и крутых лестниц путники вновь оказались в одиночестве.

– Вот она, Царская пещера, у пересечения семи каналов. Мы сейчас в непосредственной близости от юго-западной стороны Кремлевской стены, – сообщил Николай, отбрасывая со лба прядь черных как смоль волос. – Об этом месте знают все подземные жители. Даже Советы знали о нем, еще в пятидесятых, но поиски не привели ни в какую Либерию; если уж на то пошло, они никуда их не привели, если не считать серии тупиков. А теперь, может быть, скажете мне, откуда взялась ваша карта?

Майкл с головой ушел в изучение листа размером два на три фута. Это была карта, но не та, которую ему оставила Женевьева. Ее карта была драгоценней любого золота: почти живое в своей детальности изображение подземного мира, таящего в себе сокровища, намного ценнее всех тех, что имеются в мире земном. Чтобы не рисковать той картой, Майкл скопировал только необходимые фрагменты на большой лист, который и держал сейчас в руках.

– Непременно, – отозвался наконец Майкл.

Никогда Николай не узнает правду про карту. Майкл тщательно изучал семь каналов, каждый из которых уходил в свой отдельный туннель. Особое внимание он уделил третьему справа, самому темному из всех. Он еще раз бросил взгляд на карту, потом на туннель.

– Отлично. С этой пещеры и начнем. А двинемся сюда. – Он указал на третий туннель.

– Как мы выведем оттуда эту женщину, если она под действием наркотиков? – осведомился Фетисов.

– Предоставьте это нам. Вы же делайте то, что вам сказано, – отозвался Майкл.

Бросив еще один взгляд на Царскую пещеру, он сверился с показаниями компаса и, приняв эстафету у Николая, повел группу вперед.

– Вы точно знаете, что делаете? – не унимался Николай.

Из бокового кармана своего рюкзака Майкл извлек распылитель с краской.

– Я – нет, но надеюсь, что автор карты знал.

Сняв колпачок с распылителя, Майкл изобразил на стене большую оранжевую точку.

– Для чего это? – полюбопытствовал Николай.

– Это вместо хлебных крошек. – И Майкл вновь зашагал вперед, через каждые двадцать футов делая новую отметку на стене.

Все трое продолжили движение вдоль берега канала. Вскоре кирпичная облицовка кончилась и пошли напластования горных пород, сменяющиеся полузатопленными тропами. Потолок, без всяких видимых причин, то взлетал, то оседал чуть ли не на головы, так что им приходилось передвигаться на четвереньках, а то и ползти на животе. То и дело тропа приходила к очередной развилке, разделяясь на два, на три пути, а порой и больше; Майкл не сомневался, что, потеряй он карту, они будут здесь блуждать, пока батарейки фонарей не сядут, после чего им останется лишь медленно сходить с ума в этом мрачном лабиринте, потому что никто за ними не придет. Поэтому он и продолжал через определенные промежутки отмечать путь; теперь, даже если карта потеряется, они все равно найдут выход.

Майкл следил за тем, чтобы карта не попадала в поле зрения Николая. Он не допустит, чтобы этот человек с любезными манерами и обезоруживающей улыбкой в чем-то разобрался: у него хватит совести устранить Майкла с Бушем и взяться за дело самому.

После, казалось, бесконечных часов унылого петляния по туннелям и пещерам они вышли на звук ревущей воды к водоему. Вода клокотала внутри обширной и высокой пещеры с потолком, щетинившимся сталактитами. В этом пространстве тридцать на тридцать футов в одном месте порода обнажилась и выступила на четыре фута над поверхностью водоема. Все трое стояли у кромки воды и смотрели, как волны бьются о противоположную стену, отполированную ими до гладкости.

– Тупик, – прокомментировал Николай.

Майкл осмотрелся. Ему не хотелось это признавать, но ни сюда, ни отсюда не было иного пути, кроме того, которым они пришли. Тропа, по которой они двигались последние тридцать минут, резко обрывалась. Не было ничего, кроме гладкой каменной стены – задней стены пещеры – на противоположной стороне водоема. Ни двери, ни прохода.

– Должен быть какой-то способ оказаться по другую сторону этой стены, – добавил Буш.

Майкл направил свет фонаря на карту. Он скопировал ее в точности, не пренебрегая ни единой деталью. Он вновь и вновь оглядывал пещеру в поисках зашифрованного знака, потайной двери – ничего. Судя по карте, до Либерии меньше двухсот футов, и однако… с таким же успехом до нее могло быть тысячу миль.

Мысли Майкла вернулись к Стефану и к тому, что жизнь его отца не висела бы на волоске, если бы не он. Но на этот раз чувство вины помогло ему сосредоточиться; склонившись к воде, он проследил за бурным течением: вода на большой скорости вливалась в водоем из подземной реки, но на противоположной стороне словно бы исчезала. Лишь биение о стену и небольшие водовороты свидетельствовали о наличии невидимого снаружи оттока. Майкл вытащил из рюкзака светящуюся палочку, отломал часть и швырнул в воду. Желтое пятнышко заплясало на водной поверхности, потом устремилось к стене, как корабль без руля и без ветрил. Достигнув противоположной стороны, пятнышко запрыгало вверх-вниз – и внезапно исчезло, как будто его засосало.

Майкл поднял глаза на Буша, который до этого момента смотрел туда же, куда и он.

– Даже не думай, – произнес Буш, прочтя мысли Майкла.

Майкл скинул рюкзак, положил его на камень, расстегнул и достал маску для ныряния, веревку длиной в пятьдесят футов и еще одну светящуюся палочку.

– Ты не полезешь в эту воду! – Буш готов был загородить Майклу дорогу.

– Почему? Может, ты полезешь?

Не глядя на Буша, Майкл деловито закрепил веревку на выступе породы.

Потом привязал к свободному концу светящуюся палочку. Надломив ее, он стал наблюдать, как химическое соединение засветилось ярко-желтым. Надев маску и зафиксировав обвязку, пристегнулся к веревке.

Николай наблюдал за этой дружеской беседой, улыбаясь во весь рот.

– Ну вы и ковбой! Хотел бы я быть таким же смелым.

– Это не имеет ничего общего со смелостью, – не сводя рассерженного взгляда с Майкла, отрезал Буш. – Потому что это дурь, и больше ничего. Ты понятия не имеешь, с какой силой здесь может засасывать. И пикнуть не успеешь, как тебя затянет под стену и унесет неизвестно куда.

– Успокойся. Я просто хочу узнать, насколько широк вход. – Приготовив подводный фонарь, Майкл принялся деловито скручивать веревку.

– Насколько широк вход? – взорвался Буш. – А что, если тебя в этот вход засосет и…

Докончить фразу ему так и не удалось, поскольку Майкл взял скрученную в кольцо веревку и прыгнул в воду. Левой рукой крепко держась за веревку, правой он потихоньку распускал свернутую ее часть, с закрепленным на конце светящимся индикатором. Индикатор плавал на поверхности. Майкл медленно размотал веревку до конца. Индикатор унесло к стене напротив. Повторилось то же, что и в первый раз: там, где рябь была самая частая, индикатор засосало под стену, и он исчез из виду. Но на этот раз Майкл не позволил индикатору уплыть совсем. Набрав полную грудь воздуха, он, цепляясь за веревку, медленно погрузился под воду в двадцати футах от стены.

Раскрыв глаза под водой, он увидел, как светящаяся палочка пляшет на конце веревки, подобно обезумевшему псу, рвущемуся с привязи. Своим призрачным светом палочка озаряла стену и, в пяти футах под поверхностью, входное отверстие пятифутовой трубы. Левой рукой Майкл продолжал крепко держаться за веревку, но правый ее конец он отпустил. Индикатор свободно понесло в бурных, пенистых водах. Подскакивая на волнах, он вплыл в трубу. На мгновение входное отверстие озарилось, потом опять наступил мрак – индикатор затянуло в глубь трубы. Включив подводный фонарь, Майкл рассмотрел трубу и увидел, что она уходит вниз под углом сорок пять градусов. Вскоре желтый светлячок в глубине трубы побледнел, а затем, поглощенный тьмой, исчез совсем.

Майкл выплыл на поверхность и, перехватывая руками, полез по веревке, закрепленной на выступе породы. Как только Буш увидел, что Майкл вылезает, он схватил друга за воротник, рывком вытащил из воды и швырнул на землю.

– Мерзавец.

Насквозь промокший, тяжело дышащий, Майкл полежал немного, восстанавливая силы. А когда перевернулся, Буш увидел его сияющую улыбку.

Глава 27

«Божью истину» основал в начале семидесятых Ив Трепо, доктор, который никак не мог примириться с тем, что официальная церковь отвергает научные факты. Воспитанный в лоне католической церкви, он хотел оставаться католиком и позже, уже существенно продвинувшись в медицинской карьере. Однако нежелание официальной религии отойти от чистого креационизма душило его, и он покинул церковь.

Трепо был единственным сыном Жака Трепо, серого кардинала правительства Виши, замешанного в торговле оружием. Свое состояние размером в двести миллионов долларов он оставил сыну. Тот, прервав многообещающую карьеру в медицине, вложил весь капитал в религиозную деятельность. Для начала он приобрел на Корсике монастырь, в прежние времена служивший приморской резиденцией генуэзской царствующей фамилии, и вдобавок к нему близлежащие двадцать пять тысяч акров. Теперь он покидал свою штаб-квартиру только для того, чтобы покататься по морю на стосорокафутовом баркасе под названием «Божья истина».

Ив обнаружил, что он не один такой, что многие, подобно ему, не могут примирить научные факты с христианской доктриной. И тогда, неожиданно даже для самого себя, он начал новую карьеру – отца церкви. Собрав общину численностью более десяти тысяч человек, он основал новую веру и превратил заброшенный монастырь на обрывистом берегу Корсики в главный ее оплот.

Тем временем Джулиан Зивера, новоиспеченный выпускник колледжа, прослышал о новой религии Ива, принял ее и возжаждал увидеть проповедника. В «Божью истину» он явился с кипой дипломов, умением цитировать Библию с любой строки и планом. Джулиан и Ив стали лучшими друзьями. Не прошло и двух лет, как Джулиан превратился в доверенное лицо Трепо, его представителя в прессе, его правую руку. Благодаря своему ораторскому дару он, как никто другой, мог доносить до слушателей идеи Ива и его понимание Библии и Бога.

И не только это.

Дочери Ива, Шарлотте, было девятнадцать, когда она влюбилась в Джулиана. Сперва ее привлекли его статность и мужественность, красивое лицо, белокурые волосы и сапфировые глаза. Своей властностью он подавлял всякого, кто вступал с ним в контакт, – но только не Шарлотту. Ее от всего этого лишь сильнее к нему тянуло. Но это влечение было не только физическим. Он был умен, как никто другой понимал христианство; он знал не только само Писание, но и глубинный смысл его строк и обладал восторгавшим ее даром проникновенного толкования.

Их отношения развивались естественно, как цветок. Это развитие никто не торопил, оно продвигалось медленными, детскими шажками. Джулиан ничего ей не навязывал, ни к чему не принуждал. В первый раз они поцеловались только через три месяца, но когда это наконец случилось, уже было понятно, что им суждено прожить вместе всю жизнь.

В отличие от Трепо, молодые много путешествовали по миру. Свой медовый месяц (который действительно длился целый месяц) они провели, бродя по улицам Лондона, Парижа, Гонконга, Монако. Свет дня они видели редко; по большей части проводили время в объятиях друг друга, на смятых простынях. Для Джулиана Шарлотта всегда была на первом месте. Она и вообразить не могла, что такая любовь бывает не в кино, а в жизни. Поутру, проснувшись, она встречала его любящий взгляд. В своей сумочке постоянно находила подарки от него. А когда приходила пора ложиться спать, на подушке у нее оказывались цветы. Он предугадывал любое ее желание. После массажа ее ждало на столике любимое вино и сыр любимой марки; туфли из дорогого магазина, на которые она едва лишь взглянула, в которые влюбилась, но которые не решилась попросить, обнаруживались в шкафу в подарочной упаковке. По вечерам они садились в машину и ехали в неизвестном (для нее) направлении, а прибывали в ее любимый ресторан, где пару ждал заранее зарезервированный отдельный кабинет. Покончив с едой, они, как на крыльях, переносились на частный пляж на берегу моря, а там, под звездным небом, для них была готова постель с простынями и подушками. Шарлотта обрела любовь, нашла лучшего друга и мужа.

Что касается Ива, то он обрел сына. Эта новая семья не только составила озаренный религиозным вдохновением триумвират, но и стала являть собой пример того, что любовь и деньги, Бог и наука могут сосуществовать в счастливом и плодотворном единстве.

И число их последователей неуклонно росло. Руководствуясь гарвардским учебником по бизнес-администрированию, Джулиан поставил благочестивые дела на бизнес-рельсы. Не прошло и года, как количество приверженцев «Божьей истины» выросло в четыре раза. В последующие два года численность паствы также продолжала расти.

Но для того чтобы церковь процветала, требовалась постоянная финансовая подпитка; одних только добровольных пожертвований для этого явно недоставало. Тогда в «Божьей истине» – в этом было одно из ее отличий от прочих конфессий – стали взимать членские взносы. Как ни прозаично это звучит, но религия тоже бизнес, и, чтобы существовать в современном мире, она должна иметь свою бухгалтерию. Гигантское богатство католической церкви возникло не благодаря божественному вмешательству. В еврейских синагогах взимаются членские взносы; баптисты и методисты для пополнения фондов действуют методом мягкого убеждения, но при необходимости могут и пристыдить прижимистых прихожан.

Разумеется, Ив с Джулианом действовали тонко, не переходя границ хорошего тона, – и очень преуспели. Подавляющее большинство их последователей получили прекрасное образование и, как таковые, принадлежали к категории богатейших людей в мире. Так что для ста пятидесяти тысяч членов церкви (такова к этому времени была численность общины) ежегодный взнос в размере десяти тысяч долларов был не слишком обременителен. Собственная инвестиция Ива – двести миллионов долларов – за несколько лет после появления Джулиана выросла, по оценкам экспертов, до суммы свыше трех миллиардов долларов.

Джулиан убедил Ива вернуться к медицине, и тот оборудовал на территории комплекса исследовательские лаборатории. Они с Джулианом рассудили, что правильнее будет, если каждый станет использовать Богом данные таланты и займется тем, к чему больше всего приспособлен. Так что Джулиан стал осуществлять руководство церковью, в то время как Ив вернулся к тому, в чем состояло его истинное призвание, – к медицине. Желание Ива помогать и лечить пробудилось с новой силой. Он стремился найти способ излечить заболевание, облегчить боль, дать страдающим людям лекарство, а вовсе не наживаться на их болезнях. Перепоручив церковную работу Джулиану с Шарлоттой, он нанял самых лучших докторов и ученых-медиков, многие из которых были членами церкви. Они шли к нему, соблазненные обещаниями неограниченных ресурсов, неслыханных зарплат и атмосферы полной свободы исследований, которую не способны обеспечить никакие банки и акционерные фонды.

Таким образом, «Божья истина» превратилась в уникальное для современного мира религиозное образование, конфессию, в которой научные исследования рассматривались как средство раскрытия Божьих тайн, а не как способ опровергнуть существование Всевышнего. Члены церкви постоянно признавали присутствие Бога – в природе, в науке, в своих собственных сердцах и ежедневной жизни. Как не уставал повторять Ив, «Божья истина» всегда будет на первое место ставить Бога.

Как-то в воскресенье вечером Ив с Шарлоттой отправились в морскую прогулку на баркасе Ива. Это был их ритуал, возникший еще тогда, когда Шарлотта была маленькой девочкой. А после того как мать Шарлотты скончалась, морские прогулки еще больше сблизили отца и дочь. Оба были прекрасными яхтсменами и по очереди поднимали паруса и управлялись со штурвалом. Ив настолько хорошо обучил дочь морским навыкам, что не сомневался: при необходимости она сможет самостоятельно идти на этой стосорокафутовой яхте. Джулиана, ставшего членом их семьи, пригласили присоединиться к традиционным воскресным прогулкам, но он отклонил приглашение и объяснил это тем, что традиция должна остаться такой, какой была в течение двадцати лет. Джулиан уже украл Шарлотту у Ива, так что поделиться ею на несколько часов в неделю – самое меньшее, что он может сделать.

Ив с Шарлоттой отплыли в четыре тридцать пополудни; небо было чистым, сентябрьские воды спокойны, с юго-запада дул легкий бриз. Они пустились в плавание, когда теплое солнце первых дней осени только начало свой медленный путь к краю земли. Отец с дочерью смотрели друг на друга, на мир, живя мгновением, не думая о будущем мира, в котором жили, полного счастья, любви и, самое главное, осененного Божьим присутствием. Оба перевели взгляд вдаль, в открытое море, и как раз в этот момент большой белый парус наполнился ветром и понес их вперед.

Больше они не вернулись.

Судно нашли на следующий день, в пяти милях от берега, опрокинутым, с разорванными, плавающими на поверхности воды парусами. Началось расследование, никто не знал, что думать, розыск тел не дал результатов. Погода была идеальной, пропавшие – яхтсменами экстра-класса, ни по рации, никаким иным способом они не подавали сигналов бедствия. Когда «Божью истину» подняли и привели обратно в порт, на ней, после обследования, не было обнаружено никаких следов борьбы. Относительно исчезновения Ива и Шарлотты, двух яхтсменов-профессионалов, без вести пропавших в спокойном море, у мира и людей не осталось ничего, кроме вопросов. Дело закрыли, гибель отца и дочери объявили несчастным случаем.

От прощального слова Джулиана на поминальной службе, проведенной на скале, у моря, у десяти тысяч слушателей переворачивало душу. Его отчаяние не знало границ, все видели, как страдает двадцатишестилетний вдовец, такой одинокий у превращенного в алтарь камня, на фоне Средиземного моря.

И Женевьева тоже была там. Она знала, какую боль испытывает человек, утративший спутника жизни, и готова была остаться с сыном, сколько потребуется, утешать его и успокаивать, дать ему ту постоянную заботу, на которую способна только мать. Как она гордилась им, его достижениями, тем, что он использовал свое образование для служения Богу. Она была беспредельно счастлива, когда он обрел любовь и стабильность, построил свою жизнь. И теперь все это у него отнято! Какая жестокая выходка судьбы, какой удар прямо ему в сердце!

Но после проповеди и поминальной службы за души тех, чьи тела так и не были найдены, Женевьева уехала, не сказав ни слова. Перемена, которую она ощутила сейчас в своем сыне, была ей знакома. Первый раз она увидела его таким, когда пропал белый котенок ее приемной дочери Арабеллы. Перед этим Джулиана отлупили на детской площадке. Она поняла, как тогда поступил Джулиан… и она поняла, как он поступил сейчас. Чтобы узнать правду, ей достаточно было взглянуть сыну в глаза.

Тела Ива и Шарлотты не были найдены, потому что искали не там, где надо. Они лежали в гробнице, рядом с костями давно умерших монахов, глубоко под землей, под бывшим монастырем.

Розовеющее солнце уже окуналось в море, когда у борта яхты пришвартовалась моторная лодка и из трюма, к большому удивлению Шарлотты и Ива, показался Джулиан. С улыбкой на лице Шарлотта бегом бросилась к мужу в объятия, радуясь еще одному его сюрпризу.

Но ее радость превратилась в потрясение и страх; взглянув в его глаза, она увидела в них то, чего там не было раньше. Отстраненность. Как будто она смотрела в глаза совершенно чуждого существа, даже не человека, может быть, акулы, кого-то, у кого нет души. И ее страхи подтвердились, она почувствовала, как в живот ей погружается лезвие. Жгучая боль пронзила ее и стала разливаться по телу. Все это время Джулиан смотрел девушке в глаза: надеялся увидеть момент, когда душа покинет тело.

Ив, остолбенев от ужаса, смотрел, как Джулиан кладет на палубу тело его дочери. Парализованный страхом, он не шевельнулся, когда Джулиан подошел прямо к нему, не попытался защититься, когда нож вошел в его тело между ребрами и он услышал мурлыкающее:

– Передай Богу привет.

В возрасте двадцати шести лет Джулиан Зивера стал единоличным правообладателем «Божьей истины» – концепции, религиозной конфессии, бизнеса. Ежегодно за одни только глубокомысленные рассуждения о Боге, науке и жизни ему платили больше миллиарда не облагаемых налогами долларов. Ему досталось все – корсиканская земля, замки и территории монастыря, прихожане, медицинские лаборатории, даже яхта «Божья истина».

Джулиан прибыл на Корсику с дипломами, фотографической памятью и планом овладения «предприятием» Трепо, рассчитанным на десять лет. Джулиан всегда превосходил ожидания: он справился за пять.