Текст книги "Последний тамплиер"

Автор книги: Реймонд Хаури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 18

Ни Рейли, ни Апаро не пострадали, если не считать нескольких синяков от ремней безопасности и пары мелких порезов от осколков ветрового стекла. Они держались за каретой «скорой помощи», увозившей Гаса Уолдрона по федеральной трассе к Нью-Йоркскому пресвитерианскому госпиталю. Как только Уолдрона увезли в операционную, суровая чернокожая медсестра потребовала, чтобы агенты тоже подверглись осмотру.

Принудив их сдаться, она промыла и перевязала им порезы – без особой нежности – и отпустила восвояси.

Дежурный врач в приемном покое заявил, что их клиент будет непригоден для разговоров дня два, если не больше. Им оставалось только ждать, пока он достаточно оправится для допроса, и надеяться, что тем временем агенты и детективы, раскапывающие жизнь раненного налетчика, обнаружат нору, где он скрывался после ограбления.

– Ну и денек! – сказал напарнику Апаро и укатил домой, к жене, которая на пятом десятке умудрилась в третий раз забеременеть.

Рейли решил еще поболтаться в госпитале и дождаться, пока бандита вывезут из операционной. Он тоже вымотался и физически, и душевно, но дома его никто не ждал, и он не слишком рвался в свою квартирку. Такое случается с одиночками, живущими в кишащем людьми городе.

Поиски места, где можно выпить чашку кофе, привели Рейли к лифту, где он увидел знакомое лицо и встретил взгляд запомнившихся зеленых глаз. Женщина коротко кивнула ему, как знакомому, и сразу отвернулась. Рейли видел, что она думает о другом, и тоже отвел взгляд, глядя на закрывающиеся двери.

Он с беспокойством обнаружил, что в тесноте лифта ему стало не по себе от ее близости. Когда лифт, гудя, пошел вниз, он оглянулся и снова встретил ее узнающий взгляд. Рейли соорудил на своем лице что-то вроде улыбки и с удивлением увидел, что женщина отвечает ему:

– Вы ведь были там? В ту ночь, в музее… – робко спросила она.

– В некотором роде. Я пришел позже… – Он поймал себя на том, что отчаянно стесняется. – Я из ФБР.

Это прозвучало ужасно, хотя проще объяснить свое положение было невозможно.

– О…

Последовало неловкое молчание, а потом они заговорили одновременно: ее «Как там…» столкнулось с его «Так вы…», и оба оборвали себя на полуслове, улыбнувшись друг другу.

– Простите, – начал снова Рейли, – вы хотели спросить?..

– Я хотела спросить, как идет расследование, но вам, наверно, не положено об этом рассказывать?

– Вообще-то, нет.

«Звучит ужасно напыщенно», – подумал Рейли и поспешно добавил:

– Да и рассказывать пока особенно нечего. А вы как здесь оказались?

– Навещала приятеля. Он пострадал в тот вечер.

– Поправляется?

– Да, с ним все в порядке.

Лифт вздрогнул, остановившись на первом этаже. Выходя, она обернулась: кажется, хотела что-то сказать и наконец решилась.

– Я хотела с вами связаться. Мне агент Гейнс дала свою карточку.

– Амелия… Мы с ней вместе работаем. Я – Рейли. Шон Рейли. – Он протянул руку.

Тесс пожала ее и назвала себя.

– Не могу ли я чем-нибудь помочь? – предложил он.

– Ну, я просто… Она сказала: звоните, если что-нибудь вспомните, и, понимаете, мне пришла в голову одна мысль. На самом деле я насчет этого и приходила сюда к другу. Но, наверное, вы и так уже этим занимаетесь?

– Не обязательно. И, поверьте, мы всегда рады свежим идеям. О чем речь?

– Это насчет тамплиеров.

Рейли явно не понимал, к чему она ведет.

– Что там с тамплиерами?

– Знаете, их одежда, и еще они взяли шифратор. И еще один всадник, когда забирал его, сказал латинскую фразу…

Рейли озадаченно глядел на нее.

– У вас найдется время на чашечку кофе?

ГЛАВА 19

На первом этаже больницы нашлось почти пустое кафе. Они сели за столик, и Рейли удивил Тесс, первым делом спросив, не с дочерью ли она была тогда в музее.

– Да, с дочерью, – улыбнулась она. – Ее зовут Ким.

– Вы с ней похожи.

Тесс приготовилась к разочарованию. Правда, она только мельком видела его в музее, и сейчас они не поговорили и пяти минут, но почему-то ей с ним было спокойно. «Господи, похоже, разладилось восприятие мужиков, надо сконцентрироваться…» Она внутренне сжалась, готовясь услышать избитый комплимент: «Ни за что не подумал бы, что у вас такая взрослая дочь» или «Я думал, вы сестры»… Но он снова застал ее врасплох, спросив:

– Где она была, когда все это случилось?

– Ким? Моя мама увела ее в туалет. Оттуда они услышали шум и решили переждать.

– Так что самое худшее их миновало?

Она кивнула, удивленная его заинтересованностью.

– Они ничего не видели.

– А потом?

– Я их нашла и не разрешила выходить, пока не уехала «скорая», – объяснила она, все еще не понимая, что его волнует.

– Так что она не видела раненых и…

– Нет, только разгром в парадном зале.

Он кивнул:

– Это хорошо. Но все-таки она знает, что случилось.

– Ей девять лет, агент Рейли. Теперь вся школа набивается ей в друзья, все хотят услышать рассказ.

– Могу себе представить. А вы все равно за ней приглядывайте. Хоть она и не видела всего, но последствия могут сказаться, особенно на ребенке. Может, ограничится кошмарами, но может быть и похуже. Просто присматривайтесь на всякий случай.

Его забота о Ким сразила Тесс наповал. Она рассеянно кивнула:

– Конечно.

Рейли поднял голову:

– А вы как? Вы-то оказались в самой гуще…

Тесс подняла брови:

– Откуда вы знаете?

– Камеры наблюдения. Я видел вас на пленке.

Ему не хотелось, чтобы она усмотрела в этом особый интерес. Похоже, что нет, но по глазам определить не сумел.

– Вы в порядке?

– Да…

Перед глазами Тесс снова встали громящие музей рыцари, автоматные очереди и четвертый всадник, с шифратором, так близко, что его лошадь буквально дышала ей в щеку. Конечно, память останется навсегда, да и страх не скоро рассеется, но она постаралась не подать вида.

– Впечатление не из слабых, но… все казалось как будто нереальным. Не знаю, может, мой мозг определил увиденное как фантастику.

– Оно и к лучшему.

Он помолчал.

– Простите, что любопытствую. Просто мне уже случалось бывать в таких ситуациях, и я знаю, что пережить их бывает непросто.

Она, просветлев, смотрела на него.

– Понимаю. Я благодарна вам за заботу, – проговорила Тесс, отметив про себя, что она, всегда ощетинивавшаяся, когда речь заходила о Ким, для этого человека сделала исключение. Он, кажется, искренне озабочен.

– Так, – сказал он, – а что там такое с тамплиерами?

Она подвинулась ближе к нему, взглянула удивленно:

– Разве ваши люди не занимались линией тамплиеров?

– Насколько я знаю, нет.

Тесс поникла на глазах:

– Я так и знала, что это пустое.

– Вы просто расскажите, что вам пришло в голову.

– А что вам о них известно?

– Довольно мало, – признался он.

– Это даже лучше, что вы на этом не свихнулись.

Она поспешно скрасила улыбкой сказанную резкость и продолжила:

– Ладно, слушайте… 1118 год. Закончился Первый крестовый поход, и Святая земля снова в руках христиан. Балдуин II становится королем Иерусалима, по всей Европе празднуют победу, и паломники толпами стекаются посмотреть на святыни. И мало кто из них подозревает, в какую опасную область вторгается. Рыцари-крестоносцы, «освободив» Святую землю, сочли свои обеты исполненными и разъехались по домам, увозя награбленное добро в Европу и оставив захваченные земли беззащитными перед враждебным мусульманским окружением. Турки и мусульмане, вынужденные уступить христианскому воинству часть своих земель, не собирались прощать и забывать. Поэтому многим пилигримам так и не пришлось увидеть Иерусалим. Их грабили, а часто и убивали по дороге к нему. Шайки разбойников постоянно угрожали путникам, что, в общем-то, сводило на нет победы крестоносцев.

Тесс рассказала ему, как в том же году разбойники-сарацины подстерегли и из засады перебили триста паломников на опасной дороге из порта Яффа на побережье Палестины к Святому граду. Скоро разбойничьи отряды бесчинствовали под стенами самого города, и тогда-то на сцену впервые выступают тамплиеры. Девять благочестивых рыцарей под предводительством Гуго де Пайена явились во дворец Балдуина в Иерусалиме и смиренно предложили королю свою службу. Они поведали, что приняли три строгих обета: милосердия, бедности и послушания, и добавили четвертый – вечную клятву защищать пилигримов на пути от моря к городу. Их предложение оказалось как нельзя более своевременным: государству крестоносцев отчаянно нужны были испытанные воины.

Король Балдуин, восхищенный благочестием рыцарей, предоставил им восточную часть своего дворца. По преданию, на этом самом месте некогда стоял храм Соломона. Они стали известны под именем «орден бедных рыцарей Христа и Храма Соломонова» – или, проще, тамплиеры, храмовники.

Тесс увлеклась:

– Религиозное значение отданного им Балдуином участка сыграло ключевую роль в истории новорожденного ордена, – говорила она. – Соломон выстроил свой храм в 950 году до нашей эры. Строительство начал его отец, Давид, повинуясь слову Бога, повелевшего выстроить дом для Ковчега Завета – переносного святилища с каменными скрижалями заповедей Господних, данных Моисею. Блестящее царствие Соломона окончилось с его смертью, когда надвинувшиеся с востока народы завоевали земли иудеев. Сам храм был разрушен халдеями в 586 году до нашей эры. Они же вынудили иудеев переселиться в Вавилон, обратив их в рабство.

Пятьсот с лишним лет спустя Ирод отстроил храм в надежде примириться с подданными-евреями и показать им, что, несмотря на арабское происхождение, он преданный последователь их религии. Здание должно было стать венцом его царствования: величественный храм, возвышающийся над долиной Иерусалима, более богатый и роскошный, чем его предшественник. Во внутренней святыне, за двумя золотыми дверями, помещалась святая святых, и входить туда дозволялось лишь первосвященнику иудейскому.

После смерти Ирода с новой силой разгорелись иудейские мятежи, и к 66 году нашей эры повстанцы полностью овладели Палестиной. Римский император Веспасиан отрядил на подавление восстания своего сына Тита. Сражение продолжалось более шести месяцев, но наконец Иерусалим пал перед римскими легионами. В 70 году Тит приказал сравнять обезлюдевший город с землей. И вот «самое великолепное здание, какое видел мир», по словам историка Иосифа, снова было разрушено.

Второе восстание иудеев, случившееся почти сто лет спустя, тоже было подавлено римлянами. На сей раз евреям был запрещен доступ в Иерусалим, а на Храмовой горе возвели святилища Зевсу и римскому богу-императору Адриану. Шестьсот лет спустя тот же холм увидел новое святилище: с возвышением ислама арабы, завоевавшие Иерусалим, объявили иудейскую святыню местом, откуда пророк Магомет вознесся на небеса. Так что в 691 году калиф Абд-эль-Малик воздвиг там храм Скалы. С тех пор место оставалось мусульманской святыней, кроме периода владычества христиан, когда мечеть переосвятили в церковь, названную «Темплум Домини» – Храм Господа, а мечеть Аль-Акса, построенная рядом, стала штаб-квартирой рыцарей Храма.

Героический образ девяти отважных монахов, доблестно защищающих беззащитных пилигримов, пленил воображение людей по всей Европе. Скоро многие стали относиться к тамплиерам с романтическим почтением и напрашивались в орден послушниками. Европейская знать осыпала их пожертвованиями – им дарили и деньги, и земли. Особенно поддержало их благословение папы – редкий случай и высокая честь в те времена, когда и короли, и народы видели в папе высшего властителя христианского мира.

Итак, орден рос, сначала медленно, но чем дальше, тем быстрее. Они были искусными воинами и с новыми победами все дальше распространяли свое влияние. Из защитников бедных пилигримов они постепенно превратились в стражей Святой земли.

Не прошло и ста лет, как тамплиеры стали одной из самых богатых и влиятельных организаций Европы. Они уступали только самому папе и владели большими земельными наделами в Англии, Шотландии, Франции, Испании и Португалии, в Германии и Австрии. Став владельцами земель и замков, они вскоре превратились в международных банкиров, ссужали деньги разорившимся европейским владыкам, принимали на сохранение деньги паломников и чуть ли не первыми ввели в обращение дорожные чеки. Деньги в то время были только золотыми и серебряными и ценились по весу. Пилигрим, не желавший рисковать своим кошельком, просто оставлял свои сбережения в любом владении тамплиеров в Европе, получал шифрованную расписку, а достигнув цели путешествия, представлял ее в обитель тамплиеров и получал там деньги. Надежность расписки обеспечивалась сложнейшим шифром.

Она посмотрела на Рейли, убедилась, что тот внимательно слушает.

– Дело, начатое горсткой благонамеренных рыцарей, посвятивших себя защите Святой земли от сарацин, быстро разрослось в могущественную и таинственную организацию, соперничающую в богатстве и влиянии с Ватиканом.

– Это-то их и погубило, надо думать, – вставил Рейли.

– Да. И еще как. В тринадцатом веке мусульмане наконец отбили Святую землю, и крестоносцам пришлось собирать вещички, на сей раз навсегда. Крестовых походов больше не было. Тамплиеры ушли последними: их разбили в Акре в 1291 году. Вернувшись в Европу, они потеряли raison d`être – смысл существования. Ни пилигримов, которых надо охранять, ни Святой земли, чтоб ее защищать. И друзей у них осталось не так уж много. Власть и богатство ударили им в голову, бедные воины Христовы больше не были бедными и стали заносчивы и алчны. Притом многие королевские дворы, в том числе король Франции, были у них в долгу.

– И пришлось им рухнуть с неба на землю…

– Рухнуть и сгореть, – кивнула Тесс. – В буквальном смысле.

Она отхлебнула остывший кофе и шепотом поведала Рейли о начатой против тамплиеров кампании, которой, безусловно, способствовали тайные ритуалы посвящения, долгие годы практиковавшиеся рыцарями.

– Скоро на них обрушилась волна ужасных и неправдоподобных обвинений в ереси.

– И что было дальше?

– Пятница, тринадцатое, – сухо проговорила Тесс. – Оригинальная версия.

ГЛАВА 20

Париж, Франция, март 1314 года

Жак де Моле медленно приходил в сознание.

Сколько же на этот раз? Час? Два? Великий магистр знал, что больше времени пройти не могло. Они никогда не давали ему хоть несколько часов насладиться бесчувствием.

Как только мысли чуть прояснились, он ощутил, как знакомо зашевелилась боль, и привычно отделил ее от себя. Разум – странное и могущественное орудие, и за годы заключения и пыток он хорошо овладел им. Да, оборонительное оружие, но все же оружие, и с его помощью он мог хоть отчасти помешать исполнению замыслов врага.

Они могли сломать его тело и сломали, но дух и разум, пусть поврежденные, все еще принадлежали ему.

Как и его вера.

Открыв глаза, он убедился, что ничего не изменилось, хотя произошла любопытная перемена, которой он сперва не осознал… Стены камеры все так же покрыты зеленой слизью, стекающей на мощенный грубым булыжником пол, ставший почти гладким от скопившейся в щелях грязи, засохшей крови и экскрементов. Сколько же этой грязи вытекло из его тела? Ох, много. Как-никак, он провел здесь… Он напряг память. Шесть лет? Или семь? Достаточно, чтобы тело превратилось в развалину.

Ломали кости, позволяли им кое-как срастись и ломали снова. Выворачивали суставы, разрывая связки. Он знал, что руки уже ни к чему не пригодны, и ходить он не сможет. Но разум по-прежнему свободен и деятелен. С его помощью он может покинуть пределы жалкой темницы под улицами Парижа и отправиться куда угодно.

Ну так куда он направится сегодня? В холмистые поля Средней Франции? К подножию Альп? К морю или за море, в любимое Outremer, Заморье?

Он не впервые задумался, не сошел ли с ума. Быть может, решил он. То, что заставили его вынести палачи, царствовавшие в этой преисподней, не могло не сказаться на рассудке.

Он попытался точнее припомнить, сколько времени прошло. И вспомнил. Шесть с половиной лет – с той ночи, когда люди короля ворвались в парижский Тампль.

В его храм.

Тогда была пятница, вспоминал он. 13 октября 1307 года. Он спал, как почти все братья-рыцари, когда перед рассветом десятки сенешалей ворвались в храм. Рыцарей Храма застали врасплох. А ведь ему уже не один месяц было известно, что царственный корыстолюбец со своими клевретами ищет средства сломить мощь Храма. К той ночи они наконец набрались храбрости и подыскали предлог. И драться они умели: рыцари не сдавались без боя, но на стороне людей короля была внезапность, они превосходили тамплиеров числом и быстро сломили сопротивление.

Он бессильно наблюдал, как они грабят храм. Великому магистру оставалось только надеяться, что король и его прислужники не поймут, какая добыча попала им в руки, что золото и драгоценности ослепят их, не дав увидеть поистине бесценного трофея. Наконец установилась тишина, и де Моле с братьями на удивление почтительно усадили в крытые телеги, чтобы увезти навстречу их судьбе.

Только сейчас, вспомнив ту тишину, Моле понял, какая перемена поразила его.

Было тихо.

Темница – шумное место: звенят цепи, скрипят дыбы и колеса, шипят жаровни, и все это – под неумолчные вопли пытаемых.

Но сегодня было иначе.

И тут великий магистр услышал шаги. Шаги приближались. Сперва он решил, что идет Гаспар Шэ, главный палач, но шаги не были тяжелой и угрожающей поступью вожака стаи. Никто из его зверья не ходил так. Нет, сейчас в коридоре прозвучали торопливые шаги многих людей, и вот они уже входят в застенок, где висит на цепях де Моле. Заплывшими, покрасневшими глазами он разглядел полдюжины человек в ярких нарядах. И среди них был сам король.

Стройный и статный, король Филипп IV на голову возвышался над раболепными лизоблюдами, тесно окружившими его. Де Моле неизменно дивился наружности правителя Франции – поразился и сейчас, даже сквозь боль. Возможно ли, чтобы человек столь благородного облика был закоренелым злодеем? Филиппу Красивому еще не было тридцати. Чистая кожа, светлые волосы – он казался воплощением рыцарства, но не он ли, в ненасытной жажде власти и богатства, растраченного им в самом низком разгуле, вот уже десятилетие расчетливо сеял смерть и опустошение, подвергая мучениям всякого, кто встал у него на пути или просто вызвал его неудовольствие?

Рыцари-тамплиеры не просто вызвали его неудовольствие.

Де Моле снова расслышал в тоннеле шаги. Медлительные, неровные удары подошв предшествовали появлению в камере тощего человечка, в сером монашеском одеянии. Запнувшись на неровном полу, человечек едва удержался на ногах. Куколь свалился у него с головы, и де Моле узнал папу. Он много лет не виделся с Климентом V, и за прошедшее время лицо его разительно изменилось. От глубоких морщин углы губ изогнулись книзу, словно выражая вечное недовольство, а глаза глубоко ушли в тень глазниц. Король и папа. Вместе. Наверняка не к добру.

Король не отрывал взгляда от лица тамплиера, но сейчас не он интересовал висящего в цепях человека. Тот смотрел на малорослого человечка в одеянии монаха, неловко ерзавшего под его взглядом и отводившего глаза в сторону. Великий магистр не мог понять, что не дает ему покоя. Стыдится ли он, что коварными наущениями подтолкнул молодого короля погубить рыцарей Храма? Или ему просто тяжело смотреть на жалкие обломки человеческого тела, на открытые раны, сочащиеся гноем?

Король шагнул ближе.

– Ничего? – гневно бросил он державшемуся в стороне мужчине.

Тот выступил вперед, и теперь де Моле увидел перед собой главного палача Гаспара, понуро качающего головой из стороны в сторону.

– Ничего, – уныло ответил тот.

– Гореть ему в аду! – В голосе короля прорвалась сжигавшая его ярость.

«Этого ты уже добился», – думал де Моле. Он поймал взгляд Гаспара из-под щетинистых бровей: глаза, мертвые, как булыжники под его ногами. Король придвинулся еще ближе, пристально оглядывая де Моле и прижимая к носу платок, чтобы защититься от вони, которую великий магистр давно перестал замечать.

Свистящий шепот короля рассек застывшую тишину:

– Говори, проклятый! Где сокровища?

– Нет никаких сокровищ, – просто ответил де Моле. Даже для его ушей голос прозвучал еле слышно.

– К чему это упрямство? – процедил король. – Что в нем толку? Твои братья открыли все: рассказали о ваших отвратительных обрядах посвящения, как вы, смиренные рыцари Божьи, отрицали божественность Христа, как плевали на Крест и даже мочились на него. Они все признали… все!

Де Моле медленно облизал сухим языком растрескавшиеся губы.

– Под такими пытками, – сумел выговорить он, – они признались бы и в убийстве самого Господа.

Филипп подступил к нему вплотную.

– Вы бессильны против Святой инквизиции, – гневно бросил он. – Человек твоего ума должен был давно понять это. Так выдай мне то, чего я хочу, и останешься жив.

– Сокровищ не существует, – повторил де Моле тоном человека, отчаявшегося убедить слушателей.

Он знал, что Гаспар Шэ давно поверил ему, хоть и не прекращал зверских издевательств над плотью своей жертвы. И папа, конечно, верил ему, но глава церкви не собирался посвящать короля в свой маленький секрет. А короля манили легендарные богатства, двести лет якобы копившиеся у тамплиеров, и алчность заглушала в нем доводы, возникавшие у всякого здравомыслящего человека при виде висящего перед ним на стене человеческого обломка.

– Бесполезно. – Король отвернулся, все еще гневаясь, но явно утратив надежду. – Должно быть, сокровища вывезли накануне той ночи.

Де Моле следил за папой, по-прежнему смотревшим в сторону. «Как блестяще он все рассчитал!» – эта мысль принесла ему своеобразное удовольствие. И укрепила в решимости, потому что коварство папы только подтверждало благородство цели тамплиеров.

Король холодно разглядывал коренастого палача.

– Сколько их еще живо в этих стенах?

Де Моле напрягся всем телом. Впервые он услышит о судьбе братьев парижского Тампля. Гаспар Шэ доложил королю, что, кроме великого магистра, жив только его заместитель, Жоффруа де Шарнэ.

Старый тамплиер опустил веки, перед его глазами вставали, сменяя друг друга, страшные картины. «Никого не осталось, – думал он, – а ведь мы были так близко. Если бы только…» Если бы хоть слово дошло до них тогда с «Храма сокола» от Эмара и его людей.

Но вестей не было.

«Храм сокола» и его драгоценный груз попросту исчезли. Король обернулся, чтобы бросить последний взгляд на измученного человека.

– Кончайте, – приказал он.

Палач шагнул к нему:

– Когда, ваше величество?

– Завтра утром, – сказал король и заметно просветлел, предвкушая зрелище.

При этих словах по всем членам де Моле разлилось чувство, которого он сначала не узнал. Слишком давно он его не испытывал.

Облегчение.

Он из-под век взглянул на папу и увидел, что тот едва скрывает ликование.

– А их имущество? – дрогнувшим голосом спросил папа. – Книги, бумаги, изделия… Они принадлежат Церкви.

Моле не сомневался, что все ценное имущество давно пошло на оплату королевских долгов. Осталось то, за что не удалось бы выручить и гроша.

– Так берите их, – король лениво махнул рукой, последний раз скользнул взглядом по фигуре де Моле и, громко ступая, направился из камеры.

Прихвостни толпой устремились за ним.

Климент обернулся у самых дверей, и его глаза на мгновенье встретились с глазами великого магистра. За этот миг де Моле проник в мысли папы, убедившись, что не ошибся: этот человечек – алчный циник, использующий жадность короля в свою пользу.

Его переиграл коварный интриган.

Но де Моле не желал доставить ему удовольствия заподозрить это. Он собрал все силы и пронзил врага спокойным и пронзительным взглядом. На один миг в морщинистом личике папы мелькнул страх и тут же сменился суровостью. Климент надвинул капюшон на лицо.

Запекшиеся губы великого магистра растянулись, изображая нечто, похожее на улыбку. Он видел, что сумел посеять сомнение в сердце этого мелкого человечка.

Тоже своего рода победа.

Сегодня папа проведет бессонную ночь.

«Может быть, ты выиграл сражение, – сказал себе де Моле, – но наша война проиграна». С этой мыслью он закрыл глаза и стал ждать смерти.

ГЛАВА 21

Рейли старательно скрывал разочарование. Как ни приятно ему было сидеть за одним столиком с Тесс, он не видел ничего существенного в ее рассказе. Кучка беззаветных рыцарей веры, вознесшаяся в Средневековье к сверхвласти только для того, чтобы опалить себе крылышки и кануть во мрак истории. Какое отношение они имеют к банде вооруженных грабителей, разгромивших музей семьсот лет спустя?

– Так вы полагаете, те парни в музее вырядились тамплиерами? – спросил он.

– Да. Тамплиеры носили простую одежду, совсем не похожую на пестрые наряды рыцарей того времени. Не забывайте, они были монахами, давшими обет бедности. Белые плащи символизировали чистоту жизни, а кресты цвета крови подчеркивали их особую связь с Церковью.

– Пусть так, только если бы меня попросили нарисовать рыцаря, я бы, скорее всего, изобразил что-то в этом роде, даже не вспомнив о тамплиерах. Довольно распространенное представление, верно?

– Верно, – кивнула Тесс, – и я согласна, что одежда сама по себе ничего особенного не говорит. Но ведь есть шифратор.

– Устройство, похищенное четвертым рыцарем? Тем, что оказался рядом с вами?

Тесс придвинулась чуточку ближе. Она явно волновалась.

– Да, я узнавала о нем. Устройство слишком сложное для Средневековья. То есть сотни лет назад это была настоящая революция в технике. А тамплиеры известны как мастера шифровок. Становым хребтом их банковской системы были коды. Пилигримы, отдавшие свои деньги на депозит в их храмы, получали шифрованные расписки, и расшифровать их умели только сами тамплиеры. Это исключало мошенничество и подделку расписок. В этой области они были пионерами, и изощренное шифровальное устройство вполне в их духе.

– Как же тамплиерский шифратор мог оказаться в сокровищнице Ватикана?

– Да ведь Ватикан в сговоре с королем Франции и уничтожил орден. Папа, так же как король, охотился за их богатствами. Нетрудно догадаться, что имущество ордена осело либо в Лувре, либо в Ватикане.

Рейли с сомнением кивнул:

– Вы что-то говорили про латинскую пословицу?

Тесс оживилась.

– Да, с нее-то все и началось. Четвертый всадник, тот, что взял шифратор, держал его в руках, словно святыню какую-то. Смотрел, словно зачарованный. И произнес латинскую фразу. По-моему, он сказал: «Veritas vos liberabit».

Тесс помедлила, ожидая понимающего кивка, но вопросительный взгляд Рейли показал, что латынь ему не понятна.

– Это значит: «Истина сделает вас свободными». Я проверила, это очень распространенная цитата, но, кроме всего прочего, она выбита над воротами замка тамплиеров на юге Франции.

Тесс видела, что агент обдумывает ее догадку, но по лицу не могла прочесть, как он к ней относится. Она покрутила в руках чашку, допила совсем холодный кофе и продолжала:

– Я понимаю, звучит не особенно убедительно, но если вспомнить, сколько народу увлекается тамплиерами… Их происхождение, деятельность и убеждения, их страшная гибель – все окружено тайной. И многие стремятся ее разгадать. Вы не представляете, сколько я нашла о них книг и материалов, а ведь я только прошлась по верхам. Просто невероятно. И еще одно: интерес подогревают канувшие в небытие легендарные сокровища.

– Я думал, король Франции выгреб все подчистую, – заметил Рейли.

– Он к этому стремился. Но сокровищ он не нашел. И никто не нашел. Ни золота, ни камней – ничего. А о казне тамплиеров ходило множество слухов. Один из историков утверждает, что, первыми вступив в Иерусалим, храмовники собрали в городе 148 тонн золота и серебра, а это было еще до того, как на них хлынули пожертвования из Европы.

– И никто не узнал, куда все подевалось?

– Принято думать, что в ночь перед арестом из парижской общины выехало несколько повозок под охраной двадцати четырех рыцарей и что им удалось добраться до Атлантического побережья, в порт Ла-Рошель. Рассказывали, что они вышли из гавани на восемнадцати галерах и с тех пор их никто не видел.

Рейли задумался.

– Так вы полагаете, что грабителям на самом деле нужен был шифратор? Они надеются с его помощью отыскать сокровища тамплиеров?

– Возможно. Вопрос в том, что это были за сокровища. Золотые монеты и драгоценности или нечто иное, некая святыня, нечто… – Она замялась. – Нечто, требующее чуть большей веры.

Она внимательно следила, как он это воспримет. Рейли ободряюще улыбнулся.

– Я слушаю, слушаю…

Она наклонилась вперед и невольно понизила голос.

– Есть много теорий, утверждающих, что тамплиеры были причастны к древнему заговору, призванному отыскивать и охранять некое тайное знание. Предположить можно всякое. Поговаривали, что в их владении было множество святых реликвий, – один французский историк пишет, что они хранили забальзамированную голову Христа. Но я наткнулась на одну гипотезу, которая мне представляется более резонной – она связывает их со Святым Граалем, – вы, наверное, знаете, что под ним не обязательно подразумевали настоящую чашу или кубок, из которого пил Иисус на Тайной вечере. Многие видят в нем метафорическое обозначение тайны, связанной с реальными событиями Его смерти и с Его потомками, дожившими до Средневековья.

– Потомки Иисуса?!

– Мысль кажется еретической – хотя эта ересь очень популярна, поверьте мне, – но есть версия, что Мария Магдалина родила от Иисуса ребенка, а может, и не одного; что его скрыли от римлян и воспитали втайне и что потомки Христа живут на земле две тысячи лет, под опекой разнообразных тайных обществ, которые строго хранят их тайну, передавая ее избранной группе «посвященных», иллюминатов. Предполагается, что Да Винчи, Исаак Ньютон, Виктор Гюго – множество славных имен из разных столетий – входили в тайную общину хранителей крови Христовой.

Тесс помолчала, не спуская глаз с Рейли.

– Понимаю, звучит странно, но такая версия существует, и многие пытались ее разрабатывать, причем не только авторы бестселлеров, но и вполне серьезные ученые.

Она очень хотела бы знать, о чем думает Рейли. «С сокровищами я его зацепила, но теперь наверняка все испортила». Рассказанная вслух история звучала нелепо даже для нее самой.

Рейли поразмыслил еще минуту, и на губах у него возникла слабая улыбка.

– Кровь Христова, стало быть? Если у Него была пара ребятишек и если у них тоже остались дети и так далее… за две тысячи лет – поколений, скажем, семьдесят или восемьдесят – они должны были здорово размножиться, так что на планете теперь полным-полно Его потомков, верно?

Он хмыкнул.

– Что, кто-то действительно принимает это всерьез?

– Безусловно. Исчезнувшее сокровище тамплиеров – одна из величайших неразгаданных загадок истории. Понятно, что она привлекает людей. Да и предыстория очень увлекательна. Девять рыцарей приходят в Иерусалим и берутся оборонять тысячи пилигримов. Вдевятером. Довольно честолюбивый замысел по любым меркам, кроме разве что «великолепной семерки». Король Балдуин выделяет им солидную долю иерусалимской недвижимости, причем тот самый холм, на котором стоял храм Соломона, разрушенный в 70 году легионами Тита – его сокровища отправлены в Рим как трофеи. Тут появляется большой простор для предположений: а вдруг служители храма скрывали в нем нечто, чего римляне так и не нашли?