Текст книги "Последний тамплиер"

Автор книги: Реймонд Хаури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

«Веритас вос…» – звучит как будто знакомо. Она силилась вызвать в памяти последнее слово – безуспешно. Конец фразы заглушила стрельба.

Тесс решила начать с того, что помнит. Вернувшись к компьютеру, выбрала самую мощную программу поиска, ввела «Veritas vos» и получила больше 22 000 ссылок. Просматривать их не пришлось. Хватило первой.

Вот оно, прямо перед ней.

«Veritas vos liberabit».

«Истина сделает вас свободными».

Она перечитала слова. Истина сделает вас свободными.

Все ее труды на детективном поприще привели к самой известной и затасканной цитате.

ГЛАВА 9

Гас Уолдрон вышел из метро на Западной Двадцать третьей улице и направился к югу.

Он терпеть не мог эту часть города. Он не был фанатиком высшего общества. Отнюдь. В привычной обстановке его рост – под крышу небольшого домика – обеспечивал ему безопасность. Здесь же рост делал его слишком заметным в толпе прохожих в костюмчиках от лучших портных, с прическами по двести долларов.

Ссутулившись, он сумел скрыть пару дюймов роста. И все равно выделялся и ростом, и своим широким черным плащом. Но тут никуда не денешься: плащ нужен, чтобы спрятать то, что он несет под мышкой.

Он свернул на запад по Двадцать второй улице. Цель его прогулки располагалась за квартал от ресторана «Эмпайр дайнер», среди ряда художественных галерей. Проходя, он заметил, что в большинстве витрин выставлены всего одна-две картины. Причем некоторые даже без рам, и цены не проставлены!

«Откуда мне, на хрен, знать, сколько она стоит, если даже долбаных цен не видно?»

До цели остался один дом. Непосвященный принял бы заведение Люсьена Боссара за шикарную антикварную лавочку. Но за шикарным фасадом крылось кое-что еще. Подделки и изделия сомнительного происхождения оскверняли своим соседством несколько подлинных шедевров. Хотя никто из владельцев соседних галерей ничего не подозревал: стиль, манеры и французский выговор Люсьена были безупречны.

Настороженно отмечая всякое подозрительное движение, Гас прошагал мимо галереи, отсчитал еще двадцать пять шагов и оглянулся. Сделал вид, что собирается перейти улицу, не заметил ничего необычного и повернул обратно, мгновенно оказавшись внутри галереи. Для человека такого роста и веса он двигался с удивительным проворством. А то как же? Тридцать боев, и ни одного нокаута. Кроме тех, когда был уговор.

Оказавшись в галерее, он опустил руку в карман, нащупав рукоять «беретты 92FS». Не самая любимая модель, но из автоматического «кольта» сорок пятого калибра ему пару раз случилось промахнуться, а таскать «кобру» после того вечерка и вовсе не умно. Он быстро огляделся. Никаких туристов, да и ни единого клиента. Хозяин один.

Гас вообще мало кого любил, а Люсьен Боссар уж точно не принадлежал к редким исключениям. Льстивый слизняк. Узкая мордочка, такие же плечики, да еще длинные волосы, связанные в конский хвост.

Паршивый французишка.

Увидев входящего Гаса, Люсьен поднял голову от тонконогого столика, за которым работал, и изобразил на лице елейную улыбочку, тщетно пытаясь скрыть страх, от которого под мышками мгновенно проступил пот. Эта его черта всегда доставляла Гасу удовольствие. Вечно как на иголках, словно боится, что Гас сейчас ему врежет. Впрочем, этот скользкий тип прав.

– Гас!

У него это прозвучало как «Гуасс» – каждый раз, как Люсьен произносил его имя, Гас начинал ненавидеть его еще сильнее.

Повернувшись спиной к хозяину, Гас запер дверь, потом прошел к столу.

– В задних комнатах есть кто? – проворчал он. Люсьен поспешно замотал головой.

– Mais non, mais non, voyons, ^[1]никого нет, кроме меня.

У него была мерзкая привычка по два раза бормотать свою французскую невнятицу. Может, они все так говорят?

– Я вас не ждал, вы не предупредили…

– Закройся, – Гас сказал, как плюнул. – У меня для тебя кое-что есть, – он ухмыльнулся. – Что-то особенное.

Он извлек из-под плаща бумажный пакет и положил его на стол. Оглянулся на стеклянную дверь, проверяя, не видно ли с улицы, и достал из пакета газетный сверток. Разворачивая бумагу, он то и дело поглядывал на Люсьена.

У того приоткрылся рот, и глаза стали круглыми, когда Гас наконец извлек вещь. Это был золотой, украшенный драгоценными камнями крест, около полутора футов высотой, невероятно тонкой работы.

Гас положил его на развернутые газеты. Люсьен осторожно выдохнул.

– Mon Dieu, mon Dieu… ^[2]– Француз поднял глаза на Гаса.

Лоб у него мгновенно покрылся бусинками пота.

– Иисусе, Гас…

Ну, тут он прав.

Француз снова опустил глаза, и Гас, последовав его примеру, увидел, что газета развернута на странице с фотографиями музея.

– Это из?..

– Во-во, – подмигнул Гас. – Недурная штучка, а? Второй такой не найдешь.

У Люсьена дергались губы.

– Non mais, il est complètment taré, ce mec. ^[3]Слушай, Гас, я и пальцем к нему не притронусь.

Как будто кто-то просил его трогать! Гасу всего-то и нужно, чтобы Люсьен его продал. И поскорее. В последние месяцы Гасу не везло. Он и раньше попадал в переделки, но не в такие и не с такими людьми, как те, что теперь держат его на мушке. С того дня, как Гас окреп и размазал своего старого отца – пьяницу и драчуна – в лепешку, люди боялись его. И вот теперь, впервые с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать, он вспомнил, что такое страх. Люди, скупившие право на его игорные долги, принадлежали совершенно к другой породе. С такими он еще не сталкивался. Таким убить легче, чем ему – раздавить таракана.

Странно, но они же и подсказали ему, как выпутаться. Через них-то он и вышел на парня, который состряпал ему музейную работенку. И вот он здесь, хотя ему было четко приказано не пытаться ничего продавать в первые шесть месяцев.

А пошли они… Ему нужны деньги, и поскорей.

– Слушай, тебе нет дела, откуда что, понял? – рявкнул он на Люсьена. – Твое дело – кому загнать, и за сколько.

Казалось, француза вот-вот хватит удар.

– Non mais… Послушай, Гуасс, это невозможно. Совершенно невозможно. Эта штука еще слишком тепленькая. Я не сумасшедший, чтобы…

Гас схватил Люсьена за глотку и приподнял над столиком, едва не обрушив хрупкое сооружение. Он приблизил свое лицо к лицу Люсьена.

– А мне плевать, будь эта хрень хоть термоядерной, – прошипел он. – Кое-кто собирает такое дерьмо, и ты знаешь, где их найти.

– Подождать бы надо, – пискнул задыхающийся Люсьен. Гас разжал руку, и француз плюхнулся на место.

– Ты что, за недоумка меня держишь? – рявкнул он. – Эта штука всегда останется горячей, когда ни продавай. Так что можно начать сразу. К тому же ты знаешь людей, которые именно потому ее и купят, что знают, что это такое и откуда взялось. У тебя есть психи, которые заплатят целое состояние, только бы знать, что эта штуковина заперта у них в сейфе. Тебе остается найти их, и давай, поторапливайся. И не думай нагреть меня на цене. Твои – десять процентов, а десять процентов от сокровища – это не раз плюнуть, верно?

Люсьен сглотнул, потер шею, вынул темный шелковый платок и вытер лицо. Глаза его беспокойно метались, мысли явно сменили направление. Подняв голову, он сказал:

– Двадцать.

Гас, забавляясь, смотрел на него сверху вниз.

– Люсьен… – Он всегда произносил «Лу-шиен», чтобы подразнить француза. – Что-то ты вдруг обнаглел, а?

– Я серьезно. За такое дело я не возьмусь меньше чем за двадцать процентов. Au moins. ^[4]Слишком велик риск.

Гас снова потянулся к его горлу, но на этот раз антиквар успел выскользнуть из-за стола и отскочить подальше. Тогда Гас невозмутимо достал «беретту» и направил ствол в пах Люсьену.

– Не хрюкай, я не в настроении торговаться. Я сделал щедрое предложение, а твое дело – извлечь из него все, что можно. Ты меня разочаровываешь, парень.

– Нет, послушай, Гас…

Гас поднял ладонь, пожал плечами.

– Может, ты в тот вечер смотрел телевизор? Вспомни охранника на лестнице. На это стоило посмотреть. Знаешь, тот клинок еще у меня, и, скажу тебе, мне вроде как понравилось играть в Конана, понял?

Пока Люсьен обливался потом, соображая, что он имеет в виду, Гас лихорадочно размышлял. Будь у него побольше времени, трусость Люсьена была бы ему только на руку. Беда в том, что он не может ждать. За крестик дали бы целое состояние, может, даже с шестью нулями, но сейчас ему придется брать, что дают, и радоваться. Задаток, полученный за согласие на ограбление музея, позволил ему выиграть немного времени: теперь ему надо стряхнуть этих пиявок со спины.

– Вот что я тебе скажу, – обратился он к Люсьену. – Выбей из покупателя побольше – и получишь пятнадцать.

Он видел, как блеснули глазки француза. Хорек попался. Люсьен достал из шкафчика маленький цифровой фотоаппарат. Оглянулся на Гаса.

– Мне нужно…

Тот кивнул:

– Давай, работай.

Люсьен сделал пару снимков, видимо, уже перебирая в уме список клиентов.

– Придется кое с кем связаться, – сказал он Гасу. – Дай мне несколько дней.

Плохо. Гасу срочно нужны были деньги, чтобы купить на них свободу. И нужно было на время убраться из города, пока не осядет пыль от «музейного дела». И все это нужно было немедленно.

– Угу… Поторопись. Пару дней максимум.

Снова что-то мелькнуло в глазах Люсьена. Наверно, прикидывает, как содрать еще и с покупателя, пообещав сбить цену до той, на которую продавец уже согласился. Скользкое дерьмо. Гас решил, что через месяц-другой, когда все уляжется, хорошо бы нанести французику еще один визит.

– Приходи завтра в шесть, – сказал Люсьен. – Ничего не обещаю, но сделаю все возможное.

– Не сомневаюсь.

Гас забрал крест, завернул его и опустил во внутренний карман плаща, в другой спрятал пистолет.

– До завтра, – попрощался он и невесело усмехнулся, выходя на улицу.

Люсьен трясся, пока его высокая фигура не скрылась за углом.

ГЛАВА 10

– Вот как раз сейчас мне это ни к чему, – проворчал Янссон, когда Рейли занял место напротив босса. За столом исполнительного директора в офисе на Федеральной площади уже сидели Апаро с Амелией Гейнс, а также Роджер Блэкбарн, возглавлявший отдел крупных и насильственных преступлений, и двое из его сотрудников.

Комплекс из четырех правительственных зданий в Нижнем Манхэттене располагался всего в нескольких кварталах от места преступления. Он вмещал в себя двадцать пять тысяч госслужащих, в том числе и персонал нью-йоркского филиала ФБР. Рейли с облегчением выбрался сюда из неумолчного шума главной рабочей площадки. Собственно, относительная тишина в кабинете была единственным, в чем он мог бы сейчас позавидовать своему начальнику. На плечи исполнительного директора нью-йоркского филиала в последние годы легла тяжелая ноша. Все пять областей преступной деятельности, находившиеся в ведомстве ФБР: наркотики и организованная преступность, насильственные преступления и крупные финансовые махинации, контрразведка и внутренний терроризм (последняя паршивая овца в этом зловещем стаде) расцвели пышным цветом. Янссон был словно рожден для этой ноши – у него было мощное сложение футболиста и холодное невозмутимое лицо под седеющими волосами. Впрочем, те, кому доводилось служить под его началом, быстро осознавали: если Янссон на твоей стороне – на него можно положиться, он как бульдозер сметет все, что стоит у тебя на пути. Но если ты имел неосторожность с ним повздорить, единственное, что можно посоветовать, – как можно скорее покинуть страну.

Янссону оставалось совсем немного до отставки, и Рейли как нельзя лучше понимал, что в последние месяцы службы ему вовсе ни к чему столь крупные осложнения, каким оказался «Штурм Метрополитен» – имя, присвоенное последнему делу. Журналисты, как и следовало ожидать, набросились на него. Еще бы, не обычное рутинное ограбление, а настоящий штурм. Автоматные очереди среди высшего общества Нью-Йорка! Жена мэра – заложница! На виду у всех казнен человек, и не просто застрелен, а обезглавлен, и не в тюремном дворике какой-нибудь ближневосточной тюрьмы, а здесь, на Манхэттене, на Пятой авеню.

В прямом эфире.

Рейли перевел взгляд с лица Янссона на флаг и девиз бюро на стене за его спиной, затем снова на шефа, который оперся локтями на стол и набрал в могучую грудь побольше воздуха.

– Обязательно объясню мерзавцам, как только до них доберусь, как неудачно они выбрали время, – пообещал Рейли.

– Непременно объясни, – фыркнул Янссон, откидываясь назад и обводя взглядом свою сборную. – Вы сами можете вообразить, сколько было звонков и с каких верхов, так что об этом не будем. Проанализируем, что у нас есть и что нам с этим делать.

Рейли покосился на остальных и заговорил первым.

– Предварительная экспертиза ничего не дала. Они практически ничего после себя не оставили, кроме гильз и лошадей. Эксперты рвут на себе волосы – им не с чем работать.

– В кои-то веки, – вставил Апаро.

– Как бы то ни было, оружейники уверяют, что стреляли из «кобры М-11/9» и из «микро-Узи». Родж, твои ребята пусть этим займутся, ладно?

Блэкбарн откашлялся. Этот парень олицетворял стихийную силу, не так давно разнесшую в клочья сеть наркоторговли в Гарлеме. Результатом стали более двухсот арестов.

– Как видно, оранжерейные цветочки. Мы разберемся, но чудес ждать не стоит. Не тот случай. Вряд ли эти ребята заказывали их через Интернет.

Янссон кивнул:

– А с лошадьми что? Снова ответил Рейли.

– Пока ничего. Серые и гнедые мерины, не особенно породистые. Мы проверим случаи кражи лошадей и выясним происхождение седел, но опять же…

– Клейма, чипы?

В стране каждый год пропадало более пятидесяти тысяч лошадей, и владельцы все чаще прибегали к идентификационным меткам. Чаще всего применяли холодное клеймение, выжигая сверххолодным железом метки, на которых шерсть изменяла цвет. Несколько реже под кожу вводили микрочипы, с записанными в них идентификационными номерами.

– Чипов не нашли, – сказал Рейли, – но мы еще поищем. Они ведь такие мелкие, что не всегда обнаружишь, если не знаешь, где искать. К тому же и вводят их в самые неожиданные места, чтобы конокрады не нашли и не удалили. А вот клейма у них были, но не читаются – скрыты повторным клеймением. Мальчики из лаборатории считают, что им удастся отличить последнюю метку и прочесть первоначальное тавро.

– А как насчет нарядов и средневековых бронежилетов? – Янссон повернулся к Амелии, которой поручена была эта линия расследования.

– Это займет время, – отозвалась та. – Чаще всего подобные изделия покупают у мастеров-одиночек, разбросанных по всей стране: тем более, если нужен настоящий меч, а не маскарадная игрушка. Надеюсь, здесь мы кое-что получим.

– Так что же, они в воздухе растворились, что ли? – Янссон начинал терять терпение.

– Видимо, их ждала машина. Рядом с местом, где они оставили лошадей, из парка есть два выхода. Мы опрашиваем свидетелей, но пока ничего, – подтвердил Апаро. – Четверка разделилась и незамеченной вышла из парка. В это время суток – легче легкого.

Янссон откинулся назад, тихонько кивая, перебирая в уме клочки сведений и приводя их в систему.

– На кого ставим в этом деле? Кто-нибудь уже выбрал себе фаворита?

Рейли, прежде чем ответить, обвел глазами стол.

– С этим еще сложней. Первое, что приходит в голову: список покупателей.

В случае похищения предметов искусства, особенно прославленных шедевров, часто оказывается, что ограбление заказано коллекционером, который заранее оплатил вожделенную покупку, даже зная, что никогда не сможет ее никому показать. Но Рейли, едва войдя в музей, отодвинул эту версию на задний план. Покупатели-коллекционеры обычно предпочитают обращаться к ловким и умным ворам. Проскакать верхом по Пятой авеню – это не в духе умного вора. Как и побоище в музее, не говоря о казни.

– По-моему, в этом мы все согласны, – продолжал он, – да и предварительное следствие приняло ту же версию. Все это затеяно не для того, чтобы стащить несколько бесценных шедевров. Кому нужны шедевры, тот выбирает дождливое тихое утро буднего дня, пробирается внутрь, пока не собралась толпа, потом вытаскивает «узи» и сгребает все, что приглянулось. Хуже видимость – меньше риска. А эти типы выбрали самое шумное время, когда вся охрана начеку, словно нарочно, чтобы нас подразнить. Правда, добычу они унесли, но думаю, им важно было привлечь внимание.

– К чему? – спросил Янссон.

Рейли пожал плечами:

– Мы над этим работаем.

Директор повернулся к Блэкбарну.

– Вы согласны, ребята?

Блэкбарн кивнул.

– Скажем так: кто бы ни были эти парни, они из породы уличных героев. Они взялись за то, о чем грезят все накачавшиеся засранцы, когда выключают свои игровые приставки, – и сделали это. Надеюсь, у них не найдется подражателей. В общем, да, я думаю, тут действовал не просто холодный расчет.

Янссон взглянул на Рейли.

– Так, выходит, это все-таки ваш ребеночек?

Рейли встретил его взгляд и молча кивнул. «Ребеночек», пожалуй, было не самое точное слово. Скорее, он имел дело с четырехсотфунтовой гориллой, но, решил он, разбираться с ней действительно его дело.

Совещание было прервано появлением худощавого, неприметного человека в коричневом твидовом костюме, из-под которого виднелся стоячий воротничок католического священника. Янссон отодвинул стул и протянул свою могучую лапу для рукопожатия.

– Монсеньор, рад, что вы смогли к нам выбраться. Прошу вас, садитесь. Представляю вам всем монсеньора де Анжелиса. Я обещал архиепископу, что он получит доступ на совещания, чтобы по возможности помочь нам.

Янссон представил де Анжелису присутствующих агентов. Участие посторонних в совещаниях по столь щекотливым делам было в высшей степени необычным, однако папский нунций, посланник Ватикана в США, знал, на какие кнопки нажать, чтобы обеспечить некоторое отступление от обычной практики.

Рейли предположил, что монсеньору под пятьдесят. Аккуратно подстриженные волосы ровными дугами отступали к вискам, на которых поблескивала седина. Стекла очков в стальной оправе чуть затемнены, манера обращения доброжелательная и скромная.

– Прошу вас, не прерывайтесь из-за меня, – сказал он, садясь.

Янссон тряхнул головой, отбрасывая какую-то мысль.

– Пока что улики нас ни к чему не привели, падре. Избегая предвзятости – а я должен подчеркнуть, что следствие пока на стадии догадок и предположений, – скажу, что нам видится в этом деле политическая подоплека.

– Понимаю, – отозвался де Анжелис.

Янссон обернулся к Рейли, который с некоторой неловкостью продолжил свою мысль. Он полагал, что необходимо ввести монсеньора в курс дела.

– Мы говорили, что за налетом стоит не просто похищение музейных сокровищ. Способ ограбления, выбранное для него время – все говорит о том, что это не простой вооруженный грабеж.

Де Анжелис оценивающе поджал губы.

– Понимаю…

– У нас рефлекс, вроде коленного, – продолжал Рейли, – в первую очередь искать исламских фундаменталистов, но в данном случае я почти уверен, что дело не в них.

– Почему вы так думаете? – спросил де Анжелис. – Как ни прискорбно, они, видимо, питают к нам ненависть. Вы, конечно, помните, какой шум поднялся после ограбления багдадского музея. Обвинения в пристрастности, упреки, ярость… Произвело неприятное впечатление в том регионе.

– Поверьте, на них это не похоже, совершенно не похоже. Для них типичны открытые атаки, они охотно признают свое участие и обычно используют камикадзе. Не говоря уже о том, что ни один исламский фундаменталист не стал бы украшать себя крестом. – Рейли взглянул на согласно кивавшего де Анжелиса. – Конечно, мы непременно рассмотрим и эту версию. Но я бы поставил на другое.

– Пена… – Янссон употребил политически некорректное обозначение леворадикальных террористов.

– Похоже на то, – небрежно кивнул Рейли.

Для него «одинокие волки» экстремизма и доморощенные бомбисты-радикалы были такой же рутиной, как и международные террористы.

Де Анжелис растерянно взглянул на них.

– Пена?

– Местные террористы, падре. Группки с нелепыми названиями, вроде «Порядка» или «Молчаливого братства», по большей части руководствующиеся идеологией ненависти, именуемой истинным христианством. Насколько мне известно, это довольно странное извращение термина.

Монсеньор неловко шевельнулся.

– Но я полагал, что все эти люди – фанатики христианства.

– Так и есть. Но не забывайте, что речь идет о Ватикане – о католической Церкви. А эти типы – не фанатики Рима, падре. Их извращенное учение – между прочим, весьма далекое от католического – не признается Ватиканом. Вы достаточно ясно дали понять, что не хотите иметь с ними ничего общего, и не без оснований. Если у них есть общая черта, помимо того, что во всех бедах они винят черных, евреев и гомосексуалистов, то это ненависть ко всему, исходящему от правительства, – в первую очередь нашего, а за компанию – и вашего. Они объявили нас Великим Сатаной – странное совпадение с мнением о нас Хомейни, которое все еще распространено в мусульманском мире. Это ведь те самые типы, которое взорвали здание федерального правительства в Оклахоме. Христиане. Американцы. У нас их полным-полно. В Филадельфии мы только что взяли одного парня, за которым давно гонялись, – он принадлежит к организации «Арийские нации», к Церкви сынов Иеговы. Так вот, этот парень до недавнего времени отвечал за взаимодействие «Арийских наций» с исламистами. Он признал, что после 11 сентября пытался создать союз с антиамериканскими исламскими экстремистами.

– Враг моего врага… – задумчиво протянул де Анжелис.

– Вот именно, – согласился Рейли. – У этих людей довольно искаженный взгляд на мир, падре. Нам не так-то легко понять, к чему они стремятся.

Рейли замолчал, и в комнате некоторое время было тихо. Затем Янссон заключил:

– Отлично, вот вы и займитесь ими.

Ничуть не обескураженный, Рейли кивнул:

– Займусь.

Янссон повернулся к Блэкбарну:

– Родж, ты продолжаешь заниматься версией простого ограбления?

– Обязательно. Пока нет более точных версий, ни одну нельзя сбрасывать со счетов.

– Хорошо, хорошо. Падре, – теперь он обернулся к де Анжелису, – нам бы очень помогло, если бы вы достали нам подробный список похищенного. Цветные фотографии, вес, размеры – все. Нам придется распространить сводки…

– Разумеется.

– Кстати, святой отец, – вмешался Рейли, – один из всадников, по-видимому, интересовался всего одним предметом, вот этим.

Он показал распечатанный кадр видеозаписи музейной системы наблюдения. На нем был изображен четвертый всадник, с шифратором в руках. Рейли передал листок монсеньору и пояснил:

– В музейном каталоге экспонат назван многодисковым механическим шифратором. Как вы думаете, почему ради него он пренебрег валявшимися под ногами драгоценностями?

Де Анжелис поправил очки, внимательно изучил фотографию и покачал головой.

– Простите, я ничего не знаю об этом… механизме. Могу только предположить, что он представляет ценность как редкостный образчик техники. Каждому иногда хочется блеснуть талантами, и, видимо, этой слабости поддались даже мои братья, составлявшие экспозицию выставки.

– Ну, может быть, вы справитесь у них? Возможно, им что-то придет в голову… Не знаю… Может быть, кто-то из коллекционеров уже интересовался этой диковинкой?

– Я спрошу.

Янссон оглядел всех. Все было решено.

– Ладно, ребята, – сказал он, собирая свои бумаги. – Покажите этим психопатам, что мы не шутим.

Когда все вышли, де Анжелис приблизился к Рейли и пожал ему руку.

– Благодарю вас, агент Рейли. Я чувствую, что мы в надежных руках.

– Я до них доберусь, падре. Зацепка всегда найдется.

Монсеньор встретился с ним глазами, взглянул пристально.

– Вы можете звать меня Майклом.

– Если не возражаете, пусть остается «падре». Не так легко отказываться от привычек.

Де Анжелис не скрывал удивления:

– Вы католик?

Рейли кивнул.

– Вы воцерковлены? – Священник вдруг потупил взгляд, словно смутившись. – Простите, мне не следовало спрашивать. Мне тоже не легко отказаться от старых привычек.

– Ничего. И, отвечая на ваш вопрос, да.

– Вы знаете, – заговорил явно обрадованный де Анжелис, – наша работа в чем-то схожа. Мы оба помогаем людям справиться со своей грешной природой.

Рейли улыбнулся.

– Пожалуй… Хотя не думаю, что вам до сих пор приходилось сталкиваться с грешниками такого калибра.

– Да, это беспокоит… В мире многое идет не так, как следовало бы… – Он поднял взгляд на Рейли. – Что делает вашу работу еще более важной.

Монсеньор заметил, что Янссон смотрит на него: тот, видимо, хотел что-то сказать.

– Я совершенно уверен в вас, агент Рейли. Я верю, что вы их найдете, – сказал человек в воротничке пастора, прежде чем выйти из комнаты.

Рейли посмотрел ему вслед, потом поднял со стола распечатку видеозаписи и, укладывая в папку, еще раз взглянул на нее. В уголке снимка, зернистого из-за низкой разрешающей способности аппаратуры, ясно видна была фигурка, забившаяся под витрину и в ужасе разглядывающая всадника. Из просмотра записи он помнил, что это фигура светловолосой женщины, которую он заметил в ту ночь на выходе из музея. Он представил, что ей пришлось испытать, какой ужас перенести, и проникся к ней сочувствием. И пожелал мысленно, чтобы у нее все было хорошо.

Он закрыл папку и, уже выходя, задумался о слове, которое употребил Янссон.

«Психопаты».

Оно не внушало бодрости.

Достаточно трудно разобраться в побуждениях здравомыслящих людей, задумавших преступление, но проникнуть в мысли безумца зачастую просто невозможно.

ГЛАВА 11

К удивлению Тесс, Клив Эдмондсон, лежавший на больничной койке, хотя и выглядел бледным, но, похоже, не слишком страдал от боли.

Она видела, как конь крупом сбил его с ног, и знала, что в давке ему сломали три ребра. Переломы располагались в опасной близости к легким, и врачи пресвитерианского госпиталя, приняв во внимание возраст Клива, его общее состояние и склонность к активной жизни, решили несколько дней подержать его под наблюдением.

– Они тут смешивают отличные коктейли, – сказал он, бросив взгляд на пузырек капельницы, свешивающийся со штатива. – Совершенно ничего не чувствую.

– Помнится, ты предпочитал коктейли другого сорта, – хмыкнула Тесс.

– Случалось пробовать и получше.

Пока он хихикал, она раздумывала, стоит ли заговаривать о том, что заставило ее прийти.

– Ты как, в состоянии немножко поговорить? – спросила она.

– Конечно. Только бы не переживать заново всего, что было. Все тут только об этом и хотят услышать. – Он вздохнул. – Их, конечно, можно понять, но…

– Ну, это… связано, – понурилась Тесс. Клив посмотрел на нее и улыбнулся.

– Что у тебя на уме?

Тесс помедлила и решилась нырнуть.

– Когда мы с тобой болтали в музее… Ты случайно не помнишь, на что я смотрела?

Он покачал головой: нет.

– Там была машина, вроде коробки с клавишами и рычажками. В каталоге написано: многодисковый механический шифратор.

Он наморщил лоб, вспоминая.

– Нет, не заметил. – Конечно, ему не до того было, когда рядом стояла она. – А что?

– Его забрал один из всадников. И больше ничего не взял.

– Вот как?

– Тебе это не кажется странным? Что из всех тамошних сокровищ он выбрал это устройство? И еще он, когда схватил его, замер, будто молился, ничего вокруг не замечая.

– Ну что ж, видно, он коллекционирует загадочные шифровальные устройства и свихнулся на этом. Стоит предупредить Интерпол. Очень может быть, что у него на очереди «Энигма». – Он, прищурившись, посмотрел на нее. – Чего только не собирают люди.

– Я серьезно, – обиделась она. – Он даже сказал что-то. Когда его поднял. «Veritas vos liberabit».

Клив поднял голову.

– Veritas vos liberabit?

– По-моему, да. Я почти уверена.

Клив с минуту поразмыслил и рассмеялся:

– Понятно. Не просто свихнувшийся собиратель шифровальных устройств, а еще и выпускник университета Джона Хопкинса. Это сильно сузит круг поисков.

– Университета Джона Хопкинса?

– Ну да.

– Ты о чем? – совсем растерялась Тесс.

– Да ведь это девиз университета. «Veritas vos liberabit»… «Истина сделает вас свободными…» Можешь мне поверить, уж я-то знаю. Сам там учился. И в нашем безумном гимне «Ода Джона Хопкинса» тоже, знаешь… – Клив начал напевать: – «Пусть знания ширится круг, и глубже проникнет наука»… – Он смотрел на Тесс, наслаждаясь ее ошеломленным видом.

– Ты думаешь… – Она наконец заметила знакомую самодовольную усмешку у него на губах. – Да ведь ты меня разыгрываешь!

Клив виновато кивнул.

– Вообще-то, он вполне может быть отставным агентом ЦРУ. Знаешь, в здании на Лэнгли первым делом бросается в глаза этот девиз. – И, опережая ее вопрос, добавил: – Том Клэнси. По-моему, он был фанатик.

Тесс покачала головой, досадуя, что так легко попалась. И тут Клив ее удивил.

– Хотя в этом что-то есть. И правда, складывается.

– О чем ты? – Она видела, что теперь Клив говорит серьезно.

– Как были одеты рыцари?

– То есть как это – как одеты?

– Я первый спросил.

Тесс не поспевала за его мыслью.

– В обычных средневековых доспехах: кольчуги, плащи, шлемы…

– И… – поддразнивал он, – ничего особенного не заметила?

Она видела, что Клив ее дразнит, но все-таки постаралась во всех подробностях припомнить облик всадников в музее.

– Нет…

– Белые плащи с красными крестами. Кроваво-красные равноконечные кресты…

Она поморщилась, все еще не соображая.

– Крестоносцы?

Клив никак не мог угомониться:

– Теплее. Давай, Тесс. Эти кресты тебе ничего не напомнили? Красный крест на левом плече и еще один на груди. Ну?

Теперь до нее дошло:

– Тамплиеры!

– Ответ окончательный?

В голове у нее была сумятица: «И что это доказывает?»

– Да, ты прав, они были одеты тамплиерами. Но это же ничего не значит. Все именно так и представляют себе крестоносцев, верно? Могли взять за образец картинку с первой попавшейся обложки, и это почти наверняка оказался бы тамплиер.

– Я тоже так решил. Сначала вовсе не придал этому значения. Тамплиеры были самым прославленным, или пресловутым, рыцарским орденом. Но эта латинская цитатка… она меняет дело.

Тесс уставилась на него, отчаявшись понять, о чем он говорит. С ума с ним сойдешь.

– Почему?!

– «Veritas vos liberabit» – помнишь? Надпись над воротами замка в Лангедоке, на юге Франции. – Он выдержал паузу. – В замке тамплиеров.

ГЛАВА 12

– Какой еще замок? – в изнеможении спросила Тесс.

– Шато де Бланшфор. Надпись на виду, прямо над воротами. «Veritas vos liberabit». Истина сделает вас свободными.

Кажется, эта фраза вызвала у Эдмондсона поток воспоминаний.

Тесс нахмурилась, ее что-то тревожило.

– Разве орден тамплиеров не был распущен? – Она поморщилась и заменила слово: – Разгромлен в тысяча триста каком-то году?

– В тысяча триста четырнадцатом.

– Тогда не сходится. Каталог относит шифратор к шестнадцатому веку.

Эдмондсон пошевелил губами.

– Ну, в датировке могли и ошибиться. Ватикан не слишком гордится своим четырнадцатым веком. По правде сказать, гордиться и нечем. В 1305 году папа Климент V, марионетка французского короля Филиппа Красивого, вынужден был покинуть Ватикан и перенести Святой Престол в Авиньон, во Францию. Тогда-то он и сговорился с королем низвергнуть тамплиеров. А в Авиньоне он застрял надолго. Семьдесят лет, именующиеся в истории «авиньонским пленением папы», папство было полностью подчинено французам, пока папа Григорий XI не переломил положение, позволив вернуть себя в Рим боговдохновленной Екатерине Сиенской. Если твое устройство четырнадцатого века, то оно, скорее всего, не в Риме и было изготовлено.