Текст книги "Вверх по лестнице в Голливуд"
Автор книги: Рейчел Пайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
– Привет, – сказала я и попыталась ее погладить. Таксик обнажил зубы и зарычал.
– Это Харви, – объяснила Джеральдина. – Иногда он сущий зверь, но обычно не кусается.
Это прозвучало не слишком убедительно, и я украдкой поставила портфель между собой и собакой. Харви ответил мне злобной гримасой.
– Никогда не видела пса с такими белоснежными зубами. – Я решила сказать о ее мерзком любимце хоть что-то приятное.
– Как мило, что вы заметили. – Джеральдина с обожанием посмотрела на Харви. Она жеманно помахала псу, и тот чуть шевельнул хвостом. Когда Харви зевнул и принялся обнюхивать свою лапу, Джеральдина просияла. – Мне не нравилась его улыбка, так что я отвела его к собачьему дантисту, он и вычистил Харви зубы. – Джеральдина говорила очень быстро, как будто спешила поскорее все выложить.
Я еще раз взглянула на пса, который продолжал демонстрировать отменную работу врача, хотя выражение его морды сделалось скорее сердитым.
– Кларк Гарленд рассказал мне о вас, – сказала Джеральдина. – Он думает, что вы хорошо управитесь в позиции Аллегры.
Позиция Аллегры? Это что же – вроде приема Геймлиха или упражнений Кегеля? Конечно же, нет.
Джеральдина принялась объяснять, что Аллегра Ореччи – директор по связям с общественностью, и ей положены два ассистента для работы в офисе и участия в более крупных и интересных проектах: например, они должны заниматься планированием премьерных показов и обеспечением выездных мероприятий вроде кинофестиваля «Санденс» и церемонии награждения в Киноакадемии.
– Вы будете номером два, – изрекла Джеральдина, имея в виду второго ассистента, – но первый номер приступила к работе всего несколько месяцев назад, так что между вами не будет никакой разницы – с точки зрения старшинства. Это очень престижная позиция – вы будете много общаться с Филом и Тони Уоксманами, а также с актерами и съемочными группами.
Я ждала случая обнаружить мое знакомство с компанией – упомянуть оскароносный саундтрек, кассовые сборы за последние два года, фильмы, находившиеся сейчас в производстве, – но нужный момент никак не наступал. Говорила в основном Джеральдина, а я только слушала и кивала. Когда у нее наконец возник вопрос, она задала его с предельной серьезностью:
– Ваш возраст – с ним все в порядке?
Я не имела ни малейшего понятия, о чем идет речь. Не дождавшись ответа, она объяснила:
– Судя по году окончания учебы, вам около двадцати девяти лет.
– Двадцать восемь, – уточнила я.
– Понятно. Дело в том, что вам предстоит иметь дело с администраторами, большинство из которых будут намного выше вас по должности, однако по возрасту – младше. Как минимум на пару лет. Некоторым ассистентам, которые работали здесь до вас, это не нравилось.
Неужели Джеральдина думала, что моя песенка уже спета?
– Нет, это замечательно. Я рада возможности поучиться у таких одаренных людей. – Мой ответ был ясен и четок, и мне наконец удалось прибегнуть к тому особенному тону, в котором я упражнялась перед собеседованием.
– Тогда это все. Я с вами свяжусь. – Она поднялась, чтобы меня проводить. Я пристально следила за Харви, когда брала портфель и пальто. Хотелось оказаться подальше от этих острых сверкающих зубов.
На протяжении двух следующих недель от «Глориос» не было никаких известий. Я уже приготовилась проститься с надеждой. Были объявлены номинанты Академии, и картина «Пилот-иностранец» производства «Глориос» была номинирована в дюжине категорий, включая «Лучший фильм», «Лучшая режиссура», «Лучшее то», «Лучшее сё», а я в это время притворялась человеком, у которого все в порядке. Телефонный звонок раздался через три дня после оглашения номинантов. Я сидела за своим столом и прилежно пыталась обнаружить связь между людьми, смотрящими новости по кабельному телевидению, и людьми, которые пользуются воском для натирки полов.
– Карен? Джеральдина. Вы получили место.
– Это здорово! Огромное вам спасибо! – Мне захотелось тут же закончить разговор и перезвонить Абби, чтобы сообщить, что она наконец-то может расправить пальцы несчастному Ллойду, если они все еще скрещены. Потрясающе! Мне больше не придется иметь дела ни с «Джелло», ни с изжогой, ни со скучным гардеробным кодексом. Я устремляюсь к большему и лучшему… Я…
Всецело захваченная эйфорией, я чуть не пропустила слова, которые повторяла Джеральдина:
– Я говорю: мы хотим, чтобы вы приступили к работе с понедельника.
Было четыре часа пополудни, пятница. Я не могла просто так уйти и не вернуться. Это было бы абсолютно непрофессионально. Я глубоко вздохнула:
– Мне бы хотелось закончить дела и подать уведомление за две недели, но я определенно согласна занять это место в вашей компании.
– Карен, работа начинается в понедельник. Мы увидим вас в понедельник, в девять ноль-ноль?
Такой шанс выпадает раз в жизни. Могла ли я позволить себе потерять две недели из-за какого-то уведомления? В конце концов, это была «Глориос пикчерс», а они всегда получали что хотели. В настоящий момент они хотели, чтобы в понедельник, в девять ноль-ноль я была на своем новом рабочем месте.
– Я буду.
Тем вечером я, задыхаясь, ввалилась в квартиру, которую делила со своей двоюродной сестрой. Эллен была старше меня на четыре года и пару лет назад развелась с мужем. С тех пор мы жили вдвоем. Казалось, мы почти перенеслись обратно в Провиденс, Род-Айленд, где выросли в одном квартале. По пятницам Эллен обычно готовила обед, остатки которого, до исчезновения Гейба и Абби, я доедала в субботу на ленч. Хотя я боялась, что мы так и состаримся в этой обители – две незамужние сестры с волосами, подкрашенными голубой краской, – однако теперь мне было приятно, что на выходных рядом со мной живая душа. Я зашла на кухню. Элен мыла салат-латук, а из духовки аппетитно пахло лазаньей. На столе стояла откупоренная бутылка «Пино нуар».
– Эллен, ты не поверишь! – изрекла я, не снимая пальто. Она обернулась:
– Ты получила работу в «Глориос»?
– Выхожу в понедельник. Я буду вторым ассистентом директора по связям с общественностью! – Я сбросила пальто, наполнила стаканы вином и протянула один Эллен.
– В понедельник? И когда ты узнала? Разве тебе не нужно подавать уведомление об уходе?
Моя сестра, подобно самонаводящемуся снаряду, всегда попадала в самую точку.
– На это нет времени. Они позвонили сегодня и сказали, что я должна выйти в понедельник, а иначе меня не возьмут.
Эллен покачала головой и вздохнула, не говоря ни слова. Она была налоговым инспектором, делала все строго по правилам и не доверяла тем, кто поступал иначе.
– Эллен, ты не понимаешь. Мне до смерти хочется там работать. Другой такой возможности может не быть.
– Хорошо, но если ничего не выйдет, то мосты будут сожжены.
Уход без уведомления пугал. Но потом я подумала о Филе и Тони Уоксманах, которые, когда чего-то хотели, плевали на трудности и шли напролом. Внезапно я ощутила себя другим человеком. Человеком «Глориос». Кем-то, кто мыслил широко, попирал правила, изменял заведенный порядок. Эллен этого никогда не понять. Однажды в детстве она прошагала целую милю, чтобы вернуть монетку кассирше из магазина – та случайно дала ей лишнюю сдачу. «Дело не в пяти центах», – сказала Эллен, уже в одиннадцать лет следовавшая строгим принципам.
– Я должна попробовать, иначе никогда себе этого не прощу.
– Только пообещай мне быть осторожной. Все знают, что работа в «Глориос пикчерс» не сахар.
Меня удивила такая осведомленность. Слухи обычно обходили Эллен стороной, и большую часть жизни она жила, зарывшись в гроссбухи и отчеты. Впрочем, я была благодарна ей за заботу. Ребенком я имела обыкновение бросаться очертя голову куда угодно, в том числе – на улицу с оживленным движением, и твердая рука Эллен не раз меня спасала. Хотя я и не всегда понимала ее – она предпочитала надежное и испытанное вместо нового и лучшего, – я любила Эллен всем сердцем и понимала, что она просто беспокоится обо мне.
– Вот что я решила, – сказала я, намереваясь предложить нечто, что успокоит Эллен и в то же время гарантирует, что я не увязну снова. – Я даю «Глориос» один год. Все эти триста шестьдесят пять дней мы будем обсуждать, как идут дела. Если мне будет плохо, я уйду.
Эллен перечеркнула понедельник в кухонном календаре большим красным крестом.
– Договорились.
Мы чокнулись, скрепляя сделку.
В воскресенье днем по странному совпадению – или велению судьбы – по телевизору шла передача «Портрет крупным планом». Выпуск назывался «Матери великих». Часть его была посвящена не кому-нибудь, а неутомимой Глории Уоксман. Ядром сюжета была история о том, как она в одиночку растила сыновей в однокомнатной квартире в Бронксе. Отец бросил семью вскоре после того, как близнецам исполнилось два года, и если Глории его недоставало, она никогда этого не показывала. Взамен она сосредоточила свою кипучую энергию на мальчиках. Глория решила, что Фил и Тони ни в чем не будут знать отказа – даже если ей придется спать на ходу.
Все это я уже слышала раньше из рассказов Абби. Она утверждала, что в семействе Уоксманов взяли за правило никогда не произносить отцовского имени. Это было видно по глянцу, который Глория наводила на соответствующую часть их биографии, как будто отец был мелким эпизодом в общем круговороте событий.
Ведущий передал слово самой Глории, и та поведала о маленьком салоне красоты, который она соорудила в своей кухоньке. Соседки стекались к ней с просьбами: «Глория, я хочу быть похожей на Тину Тернер». Или: «Глория, сделай меня похожей на Риту Хейуорт. Она нравится мужу». Глория преобразовывала соседок в их любимых богинь экрана. «Поверьте, не так-то просто было это делать», – добавила она с виноватым смешком.
На экране начали появляться семейные фотографии Уоксманов. На одной из них Фил и Тони играли в песочнице – вернее, Фил закапывал Тони в песочнице. На другой Тони кормил Фила грязью.
– Они всегда были неразлучными друзьями, – сообщила Глория, любовно глядя на фотографии. Ведущий рассказал зрителям, что через несколько лет Глории удалось скопить достаточно денег, чтобы открыть небольшой салон. «Шик» Глории не был золотой жилой, но позволял платить за квартиру, сытно есть и, главное, ходить в кино. Каждое воскресенье Глория готовила сандвичи и все втроем отправлялись в кинотеатр.
– Ходили на двойные или на тройные сеансы. Мы смотрели все подряд, – говорила Глория. – Фил, знаете ли, любил эпические картины – «Лоуренс Аравийский» и «Доктор Живаго». А Тони больше нравились вестерны и комедии: «Как победил Запад» мы посмотрели, по-моему, раз пять. Я? Я глядела на прически, так что у моих клиентов всегда были самые модные.
Когда ведущий заговорил о романтической стороне жизни Уоксманов, камера зафиксировала смешок Глории, прежде чем та заявила, что ее сыновья всегда умели ценить красоту.
– Для Тони не существовало никого, кроме Натали Вуд. Он писал ее имя во всех своих блокнотах, как будто это была соседская девочка. – Она откинулась на спинку кресла и продолжила: – А Фил всегда предпочитал европеек. Он по уши влюбился в Софи Лорен и Одри Хепберн. Я подтрунивала: «Фил, выбери кого-то одного». А он отвечал: «Мам, ну как же тут выбрать?» – Глория сияла, предаваясь воспоминаниям.
Передачу прервал рекламный ролик очередного фильма «Глориос», который вот-вот должен был выйти на экраны, – «Разящий удар». После этого снова последовала череда фотографий. Затем Глория торжественно заявила:
– На шестнадцатилетие я пообещала взять их в Голливуд, пусть даже мне придется сделать для этого миллион завивок.
Передача меня околдовала. Конечно, я знала историю матери близнецов, ее ревностное служение своим сыновьям и то, что свою студию они назвали в ее честь. Но я и понятия не имела, в какой нищете они выросли и как мать жертвовала всем ради них. Компания предстала в совершенно новом свете, а люди, ею правившие, теперь волновали меня больше, чем когда бы то ни было.
Вечером я долго сидела в ванне, расслабляясь и пытаясь сосредоточиться на завтрашнем дне. Затем я исследовала свой гардероб, не зная, что надеть в первый день работы у Уоксманов. Я должна была выглядеть по-деловому строгой, но не нищей; небрежной, но не неряшливой. Наконец я остановилась на старомодном черном платье, ранее предназначавшемся для выходов «в мир искусства». Занимаясь глажкой и обрезая выбившиеся нитки, я грезила о моем будущем в «Глориос». В самый разгар мечтаний, когда я уже видела себя на яхтенной вечеринке в Каннах, в дверь постучала Эллен и вручила мне экземпляр «Вэрайети», который купила, возвращаясь из гимнастического зала. Заголовок на первой странице, прямо над сгибом, гласил: «"ГЛОРИОС" СРЫВАЕТ БАНК СЕМНАДЦАТЬ НЕДЕЛЬ ПОДРЯД». Мне не терпелось приступить к делу.
ПЕРВАЯ КРОВЬ
Когда в понедельник утром я вошла в офис Джеральдины, та выбежала из-за стола, осмотрела меня с головы до ног и сказала:
– Слава Богу! Доброе утро, Карен.
– Неужели вы думали, что я не приду?
Джеральдина нетерпеливо помотала головой:
– В том, что ты придешь, я не сомневалась. Я волновалась из-за одежды. Ты явилась на собеседование в двойке, – напомнила она. Мое лицо запылало; заикаясь, я попыталась объяснить, что так было принято на моей прежней работе. Джеральдина неопределенно кивнула и предложила начать с быстрой экскурсии по офису – слово «быстрый» оказалось весьма уместным.
Здание, в котором раньше размещалась прядильно-ниточная фабрика, выглядело гораздо более унылым, чем то, где находился офис Си-эн-эн. До этого такие строения из красного кирпича, по внешнему виду которых сразу было понятно, что когда-то они были промышленными постройками, я видела только в архитектурных журналах. Джеральдина, мчавшаяся сломя голову, протащила меня через чертову уйму временных рабочих площадок, мимоходом указав на апартаменты Фила и Тони; через участки, где складировалась продукция, где занимались развитием и маркетингом, а также показала кое-какие другие интересные места, включая туалеты и грузовые лифты. Я почти бежала за ней, стараясь не отставать, и когда Джеральдина обогнула угол, отделявший складское помещение от двери, которая вела в отдел общественных связей, я споткнулась и меня занесло так, что я ободрала костяшки пальцев о кирпичную стену. Я инстинктивно лизнула ранку и ощутила во рту вкус крови.
Едва мы очутились в лабиринте из отгороженных кабинок и рабочих столов, Джеральдина, чуть сбавив темп, описала рукой дугу.
– Помощники бухгалтера, практиканты и временные работники; здесь каждый день сидит сорок пять человек или около того, – сообщила она.
Как только удается переделать столько дел на таком крохотном пятачке пространства? Не знаю, о чем я подумала, но мысль о курятнике мне в голову не пришла. В каждом закутке стояло по два-три стула, сдвинутых вплотную, некоторые перегородки кренились под опасным углом, по другую сторону прохода выстроилась гигантская картотека, из-за чего означенный проход неимоверно сужался. Всюду змеились провода удлинителей и адаптеров. Из-за количества людей отдел напоминал фабрику какой-нибудь страны третьего мира, где дети работают за гроши. Единственным, что отличало это место, были телефоны.
Джеральдина резко остановилась перед молодой женщиной, сидевшей за L-образным столом, который приютился между картотекой и книжным шкафом, забитым видеопленками. Стол загромождали два компьютера, надрывавшийся факс, принтер, несколько заряжающихся аккумуляторов для сотовых телефонов и беспорядочно выстроенная башня, составленная, похоже, из всех газет и журналов, какие только выходили в Соединенных Штатах. Бумаги, которым не хватило места на столе, перекочевали на пол. Он был усеян памятными записками, письмами, газетными вырезками и снова – журналами и газетами. Джеральдина кивнула хаосу, как будто ей его только что представили на официальном приеме.
– Пришли, – объявила она.
– Карен Джейкобс – Дагни Блум, номер один при Аллегре. Знакомьтесь, леди, я свое дело сделала, – закончила она и исчезла в коридоре.
Дагни протянула руку, но я указала на мои кровоточившие костяшки.
– Поцеловалась со стенкой, – сказала я, вымученно улыбаясь.
– Чертов кирпич, – заметила Дагни, выдвигая ящик стола и подавая мне пару салфеток.
Высокая и стройная, как модель, Дагни была полностью облачена в наряд от Дольче и Габбана: черная кружевная блузка, кожаная мини-юбка и шнурованные сапоги выше колен. Блестящие темно-русые волосы, доходившие до талии, были стянуты в пучок и обрамляли лицо с исключительно чистой кожей и тонкими приятными чертами. Рядом с ней я почувствовала себя хоббитом: Дагни была так безупречна, что хотелось проверить, не прилипла ли к моей туфле туалетная бумага.
– Начинать работу сейчас – чистое безумие. Мы занимаемся «Оскарами» и ничем больше. Аллегра старается обеспечить выдвижение по всем номинациям, а тут еще звезды новых фильмов, – нам нужно поскорее разобраться с их отелями, самолетами и машинами. И вдобавок звонки в Академию – мы просто завалены ими. Рада, что ты наконец с нами. У меня уже работал кое-кто из практикантов и временных, – сказала она сухо, – да что с них возьмешь. Это вообще было… – Она замолчала и безнадежно махнула в сторону хлама, загромоздившего стол. – Главное, включить тебя в работу. Вот твой стул, будешь сидеть слева от меня. Аллегра вон там, – добавила она, кивая на запертую дверь позади нас. Я отметила, что только офис Аллегры был отгорожен стенами до потолка и дверью. Затем Дагни протянула мне головной телефон, который был подключен к обычному стационарному. Я видела такой по телевизору и в кино, где это был обязательный предмет экипировки ассистентов, работающих в индустрии развлечений.
– Нам понадобится Системный Алехандро, чтобы настроить тебе компьютер и установить почтовый ящик, – сказала Дагни.
– Системный Алехандро?
– Алехандро Салазара. Набери ноль, вызови коммутатор и попроси его. Где-то здесь была адресная книга… – Дагни посмотрела на бумажные залежи под столом. – Но люди так часто меняются, что она постоянно устаревает.
Я надела головной телефон, набрала номер и попросила соединить.
– Системы, Алехандро, – ответил приятный мужской голос, и я прикусила язык, чтобы не засмеяться.
– Привет, это Карен Джейкобс, новый ассистент Аллегры Ореччи. Вы не поможете мне подключиться к серверу?
– Конечно, через пять минут буду.
Пока я разговаривала, раздался звонок Аллегре, и Дагни сразу сняла трубку:
– Офис Аллегры Ореччи. Да, она на месте. Можно узнать, кто спрашивает? – Она перевела звонок в режим ожидания, подождала немного и произнесла: – Мне жаль, но Аллегра на совещании. Она вам перезвонит.
Дагни показала мне перечень телефонов, объяснив, что, как только мой компьютер будет подключен и защищен паролем, я тоже получу доступ. Я наблюдала, как она набирает ответ на последнее сообщение: продюсер из «Экстра» интересовался, сможет ли его команда попасть в помещение, где будет проходить вечеринка «Глориос» по случаю награждения. Печатая, Дагни качала головой.
– Ни за что, – сказала она. – Мы не пускаем прессу внутрь, но пока я ему об этом не скажу. Аллегра велела мне обзвонить все масс-медиа накануне праздника и известить, что все они останутся снаружи. Тогда они не будут терзать нас все следующие пять недель.
– Ты пойдешь на церемонию?
Дагни кивнула, пытаясь казаться бесстрастной, но я видела, что она волнуется.
– Да, это же моя работа.
Я чуть не спросила, будет ли это и моей работой, но решила не выказывать излишнего рвения.
Рядом со мной нарисовался неописуемо симпатичный парень.
– Карен?
– Да. – Я сглотнула.
– Алехандро, – представился он и протянул мне руку. – Дайте мне пару минут, и я вас подключу.
Я уступила Системному Алехандро свой стул и встала между ним и Дагни.
Пока Алехандро возился с моим компьютером, Дагни спросила, не хочу ли я есть, и объяснила, что компания оплачивает нам завтраки и ленчи, если питаешься на рабочем месте. А если остаешься после семи, «Глориос» оплачивает и обед. Приятный сюрприз.
– Что Бог ни делает – все к лучшему. А когда я познакомлюсь с Аллегрой? – спросила я нервно, бросая взгляд на запертую дверь позади нас.
Дагни пожала плечами:
– Наверное, когда ты ей понадобишься. На твоем месте я бы по этому поводу не переживала.
К десяти часам прибыла большая часть сотрудников отдела, и помещение наполнилось телефонными трелями, жужжанием факсовых аппаратов, из которых то и дело ползли сообщения, и постоянным треньканьем, оповещавшим о поступлении электронных писем. Дагни представляла меня всем, кто проходил мимо стола, как «номер два при Аллегре», из-за чего я чувствовала себя выщербленной вазой в комиссионке.
– Конечно, тебе со всеми надо будет познакомиться, – сказала Дагни. – Но запомни – никогда, ни при каких обстоятельствах не уходить от телефона. Если бы я устроила тебе экскурсию, нам обеим пришел бы конец. – Она продолжила объяснения, сказав, что нам придется согласовывать даже походы в туалет. Я подивилась, гадая, как же она обходилась без меня.
– Но ведь есть автоответчики? – спросила я.
– Есть, по Аллегра их не выносит. Смотри, ты должна подождать четыре звонка, а потом… – Она провела ребром ладони по горлу.
Дагни ответила еще на три звонка, неизменно переводя абонента в режим ожидания, затем сообщала ему, что Аллегра на совещании, после чего записывала звонок.
– Порядок, Карен, – сказал Системный Алехандро. – Мне нужно, чтобы вы ввели пароль.
Я подумала, что Абби, несомненно, оценила бы Системного Алехандро. В честь начала ее медицинской карьеры я набрала «ЛЛОЙД» и нажала ввод.
– Должно быть шесть букв или больше.
Я ввела: «ЛЛОЙДУМЕР».
– Все в порядке, – объявил он. – Звоните, если что-то сломается.
Он обернулся, чтобы послать мне ободряющую улыбку, чуть не столкнувшись с низенькой блондинкой в огромном пуховике. На плече у нее висела огромная хозяйственная сумка, набитая блокнотами, бумагами и папками. Женщина выглядела так, будто закуталась в пуховое одеяло и тащила за собой ночной столик. Не поздоровавшись с нами и не останавливаясь, она прямиком направилась в офис Аллегры. Я думала, что изнутри раздастся вопль протеста, однако Дагни вскочила, сгребла распечатку телефонных звонков и последовала за ней, крикнув через плечо:
– Я пойду посмотрю, не нужно ли ей чего. Посидишь на телефоне?
И это моя новая начальница? Я-то решила, что это какой-то измученный долгой беготней по отделам курьер. Она даже не взглянула в мою сторону и вряд ли меня заметила. Может быть, позднее Дагни меня ей представит. Пока Дагни была у Аллегры, я осмотрела свое новое обиталище. На столе не было ни дюйма свободного места – когда принесли завтрак, его было некуда поставить. Кроме того, за последний час поступило двадцать пять факсов и пришло огромное количество писем. Скоро, сказала я себе, все изменится. Я всегда гордилась своей аккуратностью и собранностью. Перво-наперво я уберу хлам со стола и с пола, переложив его так, чтобы все было на виду. Зазвонил телефон Аллегры, и я ответила, как учила меня Дагни.
– Это Марлен Макфарлейн, старший вице-президент по общественным связям. – Женщина говорила в нос, неприятным голосом. – Мне нужна Аллегра.
Я попросила ее подождать, пока я посмотрю, на месте ли Аллегра. Зазвонил другой телефон; меня спросили насчет аккредитации фотографа на праздник. Я снова попросила подождать. Раздался новый звонок, и я сняла трубку:
– Офис Аллегры Ореччи. Пожалуйста, подождите.
Мужчина вздохнул:
– Конечно-конечно.
Последовал пятый звонок, я схватила трубку лишь затем, чтобы услышать голос Марлен: «Я жду». Мне показалось, что ее голос звучал сразу отовсюду. Позже я поняла причину: ее кабинка находилась всего в десяти футах от моего стола. Я до того растерялась, что всего за две минуты потеряла все звонки и выслушала Марлен сразу по трем линиям. Я приняла ее сообщение – «Пусть Аллегра перезвонит мне» – и преисполнилась надежды, что люди, которых я нечаянно отключила, позвонят еще раз. И тут кто-то тронул меня за плечо, изрядно напугав. Это был посыльный с завтраком. Я расписалась в ведомости трясущейся рукой и стала рыться в пакете, пока не нашарила стаканчик с кофе. На первом же глотке телефон зазвонил вновь.
– Офис Аллегры Ореччи.
Грубый голос выкрикнул:
– Тони!
При мысли, что это был Тони Уоксман, я чуть не поперхнулась.
– Конечно, я сейчас соединю.
Я побежала к офису Аллегры и осторожно постучалась.
– Аллегра? Это Тони.
Она не подняла глаз и только кивнула Дагни, беря телефонную трубку. Дагни вышла из офиса вместе со мной и распаковала еду. Я затравленно прошептала:
– Ничего не понимаю. Почему ты всем говоришь, что Аллегра на совещании?
– Мы всегда отвечаем, что Аллегра на работе, где бы она ни была. Если звонит кто-то важный, мы соединяем с ее офисом или просим перезвонить ей на сотовый или домой. В остальных случаях мы отвечаем, что она на совещании или говорит по телефону. Но никогда, ни в коем случае нельзя говорить, что ее нет.
– А откуда ты знаешь, с кем соединять, а с кем не соединять? – осведомилась я, немного обеспокоенная подозрением, что уже наломала дров.
– Обычно все бывает ясно. Конечно, с Филом и Тони. С талантами, когда они звонят сами, – но никаких агентов, менеджеров и личных представителей. С репортерами из ведущих газет. – Она потянулась за очередным списком, валявшимся на полу. – Еще с теми, кто ведет светскую хронику, но только с ними лично, не с ассистентами. С Мэттом Винсентом, вице-председателем по маркетингу. С администраторами из нашего отдела, но только в экстренных случаях. Здесь главное – показать, что она всегда на месте. Однажды позвонил Тони, а она была в душе, но все равно ответила. Она просто выключила воду и стала разговаривать, как будто это само собой разумеется. Две недели назад, когда я позвонила ей в шесть утра из-за действительно наглого выпада против Фила в «Лос-Анджелес таймс», в трубке был слышен мужской голос, который умолял ее вернуться в постель, но она не обратила на него внимания. Позже я услышала, как хлопнула дверь, – думаю, у него лопнуло терпение. Сомневаюсь, что они до сих пор вместе.
– Наверное, она очень важна для компании – иначе к чему ей названивать?
– Фил и Тони могут позвонить Аллегре, чтобы узнать, который час, – лишь потому, что знают: она им всегда ответит. У Фила шесть ассистентов, а у Тони – два, так что нельзя сказать, что им без нее не обойтись. Думаю, им нравится, что она мчится по первому свистку. Ешь, не отравишься, – добавила Дагни. – Если она разговаривает с Тони, то больше не будет говорить ни с кем, разве что с Филом. Просто посматривай на телефон, чтобы знать, беседуют они или уже закончили.
Я жадно набросилась на омлет с помидорами и перцем, который весьма ненадежно лежал на клавиатуре. Потом запила все это свежевыжатым апельсиновым соком. Дагни на славу постаралась с заказом: в Си-эн-эн мой завтрак состоял обычно из кофе и подозрительного вида пирожка с лотка, мимо которого я проходила по пути от подземки до офиса. С набитым ртом я рассказала о телефонном знакомстве с Марлен. В ответ Дагни покачала головой и повращала глазами – реакция, к которой мне в ближайшие месяцы предстояло привыкнуть.
– Теперь она не отстанет и будет звонить, чтобы убедиться, что мы все передали Аллегре. Аллегру бесит постоянное нытье Марлен из-за того, что той приходится перезванивать. Тем хуже для нас, разумеется.
– Но зачем Марлен звонит по пять раз в минуту и ничего не передает?
– Потому что она не хочет говорить тебе, зачем звонит. Марлен из всего делает тайну, просто умора. – Дагни отпила глоток сока и продолжила: – Здесь ничего нельзя скрыть. – Она театральным жестом указала на регулятор громкости между наушниками и телефоном. – Вот из-за этого. Кнопка выключения звука, она же – ключ ко всему этому королевству. Можно подслушать все, что угодно. Ты не поверишь, что здесь иногда говорят. Они постоянно строят планы и козни, придумывают, что бы кому сделать и когда. На прошлой неделе я слышала, как Фил говорил Аллегре, что новый фильм Бадди Фридмана – ну, ты знаешь, о пасечнике, – полная катастрофа и что его надо отозвать месяцев на шесть, чтобы переделать от и до.
Это была новость. Бадди Фридман умел увлекательно закрутить сюжет, и все с нетерпением ждали очередной картины. Фильм стал предметом многочисленных спекуляций в прессе, особенно после того, как некоторые пчелы покинули съемочную площадку в Центральном парке, потому что им больше понравилось одно здание на Пятой авеню. Исков было столько же, сколько самих пчел. Фил Уоксман ответил тем, что послал всем пострадавшим примочки с каламином и мед, пообещав провести частное расследование. Абби переслала мне статью из «Нью-Йорк таймс», в которой говорилось, что это тут же положило конец всем судебным преследованиям.
– Я читала о фильме, но не знала, что с ним что-то не так – не считая истории с пчелами.
Дагни усмехнулась:
– Ага. Это значит, что мы свое дело знаем, правильно? Светские и коммерческие репортеры так и вьются около «Глориос», но Аллегра очень неплохо справляется с ними: то сливает какой-то материал, то говорит полуправду. Хотя рано или поздно они попытаются выйти на людей, у которых можно что-то выведать, – на практикантов, например, или на новых ассистентов, – добавила она, глядя на меня со значением.
– Я не собираюсь болтать.
– Просто будь осторожна. Особенно бойся Эллиота Солника – типа, который пишет для шестой страницы. Заговоришь с ним вроде бы ни о чем, хотя бы о погоде или о том, что ела на обед, – и готово дело! Он ухитряется соорудить из этого материал про какую-нибудь шишку. Он никогда ни о чем не спрашивает просто по-дружески. Он всегда себе на уме.
Это было интересно. Абби регулярно читала мне пикантные новости из колонки, и там было полно именно тех подробностей, о которых предупреждала Дагни: слишком мелких, чтобы вне контекста казаться существенными, но в напечатанном виде – достаточно живописных, чтобы сойти за улики. Я решила держать с этим парнем ухо востро.
– Вот еще одна вещь, которую тебе нужно знать, – сказала Дагни, допивая грейпфрутовый сок. – Джордж Хенретти. Опытный репортер, работавший в «Дейли ньюс». Поговаривают, что он пишет биографию Уоксманов – без всякого на то дозволения, конечно.
– Поговаривают?
– Слухи гуляют, но он такая пьянь, что едва ли доведет дело до конца. Да и чем мы рискуем? Он уже пытался попасть на пару премьер и несколько раз звонил Кларку, расспрашивал о Филе и Тони будто бы невзначай или желал узнать, в городе они или нет. – Она указала на крохотный, выцветший клочок газеты, налепленный на корпус монитора. – Это его фотография – еще тех времен, когда он вел колонку. Ей как минимум лет десять.
