Текст книги "Вверх по лестнице в Голливуд"

Автор книги: Рейчел Пайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

ЗНАМЕНИТОСТЬ

В шесть утра, вынося мусор, я была уже одета в черное шелковое платье и туфли без задников. На улице похолодало, пришлось добавить черный свитер, который я набросила на плечи и завязала узлом. Нелегко подыскать наряды, годившиеся как для рабочего дня, так и для вечерних мероприятий, а потому за последние восемь месяцев к моему гардеробу добавилась целая коллекция пелерин, кардиганы, расшитые блестками, и один бархатный плащ.

Задержавшись на секунду возле штабеля старых газет и пытаясь вспомнить, какого цвета бак для пластика и стекла, я напомнила себе положить в сумочку лишнюю пару колготок, на всякий случай. Мне предстоял долгий день: сначала «хиты», затем подготовка к премьере «Петь может каждый» и, наконец, поездка в особняк в Ист-Сайд на вечерний прием. Вернувшись в подъезд, я пробежала в уме список дел, чтобы убедиться, что позаботилась обо всем необходимом на день и вечер.

Пока я ждала лифт, рядом со мной остановилась женщина с собакой. Это была медсестра средних лет, переехавшая в наш дом вскоре после меня. Когда я нагнулась погладить ее очаровательного коккер-спаниеля, она внезапно подтянула поводок, чтобы я до него не достала.

– Он кусается? – спросила я.

– Нет, – отрезала женщина. Когда двери лифта открылись, она притянула собаку к себе и сказала, ни к кому конкретно не обращаясь: – Мы поедем потом.

Может быть, она решила, что я возвращаюсь с какого-нибудь ночного загула? Если бы так. Не считая флирта с Эллиотом, у меня уже много месяцев не было ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего настоящее свидание. Впрочем, я надеялась, что ситуация изменится. Вчера Эллиот позвонил и спросил, буду ли я на премьере. Возможно, потом нам удастся выпить вдвоем.

Офис заполнялся сотрудниками, и все они выглядели, словно явились на роскошный вечер, хотя впереди был рабочий день. Дагни надела обтягивающее платье, а Роберт элегантный двубортный угольно-черный костюм. Казалось, было разумнее одеться как обычно и переодеться потом, но опыт научил нас не полагаться на такую возможность. Премьеры чреваты многими неожиданностями, и никого не привлекала перспектива переодеваться в такси. Стороннему наблюдателю показалось бы странным это зрелище: люди, наряды которых больше подходили для вечеринки с коктейлями, занимались ксерокопированием и отправкой факсов, и при этом все общались через головные телефоны. Но для нас такое было совершенно нормально – у «Глориос» выходило столько фильмов, что нередко мы раз, а то и два в неделю приходили на работу в вечерних нарядах.

К половине одиннадцатого телефоны раскалились. Казалось, что коллективное бессознательное тех, кто не получил приглашения, пробудилось и силой психической энергии устремилось в офис Аллегры – звонить и молить о своем зачислении в круг избранных. Я извинялась перед оскорбленными самым учтивым образом и всех, кто имел, на мой взгляд, какие-то шансы, отсылала к Вивьен, чтобы та приняла окончательное решение. Картина «Петь может каждый» была «ее» фильмом, и за вечер отвечала она.

Выпив первую чашку кофе за утро, я в очередной раз сорвала верещавшую трубку телефона.

– Офис Аллегры Ореччи, – сказала я оживленно.

– Здравствуйте, меня зовут Дейрдра Уильямс, – ответила женщина. – Я звоню по поручению Персоны.

Персоной именовался эксцентричный и скрытный музыкант. Он менял свое имя каждые несколько лет. В последнее время стал пользоваться петроглифом и уверял, что выговорить его нет никакой возможности. Послушные масс-медиа взялись именовать его «Персоной», и прозвище прилипло даже в его кругу. Я представляла его стоящим в доме, охваченном пожаром. Ему кричат, называя прежним именем, а он упрямо мотает головой и отказывается выходить.

– Очень приятно. Чем я могу помочь? – Я была уверена, что это розыгрыш.

Та продолжила:

– Дело в том, что Персона сегодня в Нью-Йорке, и он только что позвонил мне, потому что смотрел «Жизнь с Реджисом» и…

– Ладно, кто это? – перебила я ее, уже убежденная, что это Абби, Эллен или даже Эллиот. – Я бы поверила, выбери вы другую передачу. Это очень смешно, но у меня масса дел.

Женщина вздохнула:

– Послушайте, я действительно работаю с Персоной, и он сегодня утром видел по телевизору Эмили Даунс и решил, что она в Нью-Йорке.

Может быть, женщина говорила правду. Я знала, что Эмили Даунс, которая недавно появилась в «Пилоте-иностранце», была в городе и продвигала фильм, который сделала для «Парамаунт». Из-за ее тесных контактов с «Глориос» нам постоянно звонили насчет нее, даже когда она работала на другую киностудию.

– Да, Эмили в Нью-Йорке, – согласилась я осторожно. – Она представляет свой фильм.

– Вот я и позвонила, потому что подумала, что в «Глориос» наверняка кто-то знает, как с ней связаться, – объяснила Дейрдра. – Персона, пока он здесь, очень хочет с ней увидеться.

Я все еще не могла оправиться от картины: Персона – скорее всего в своей знаменитой оранжевой пестрой пижаме – развалился с чашкой чая в руке и смотрит передачу, которая каждое утро захватывает миллионы американских домохозяек. Развеселые канареечные шуточки ее ведущих напоминали мне о загадочном недуге, при котором звуки определенной высоты вызывают у человека судороги.

Но потом до меня дошло. Персона редко появлялся на людях – и если это действительно он, то премьере крупно повезло.

– Вы знаете, я не уверена, что сегодня удастся ее разыскать, но Эмили совершенно точно будет вечером на премьере «Петь может каждый», – предположила я, воодушевленная своей сообразительностью. – Если Персона захочет прийти, мы будем счастливы его видеть.

– Ах да, новый мюзикл Бадди Фридмана, – сказала она. – Вообще-то Персоне не нравятся фильмы Бадди и его не интересуют банкеты. Но я узнаю. Его никак не назовешь предсказуемым, – заметила она без тени иронии.

Мы закончили разговор, я немедленно повернулась к Дагни и сказала ей, что только что пригласила на премьеру Персону. Дагни, которую всегда было довольно трудно впечатлить, остолбенела секунд на пятнадцать и только потом вернула себе прежнее пресыщенное выражение.

– И он точно придет? – спросила она.

– Она обещала перезвонить. Ты можешь себе представить – он смотрит «Реджиса»!

Я все еще наслаждалась, представляя, как угасающая рок-звезда блуждает по номеру в отеле и вдруг останавливается перед телевизором, загипнотизированный видом диетического десерта, – и в это время зазвонил телефон. Это была Дейрдра.

– Персона придет, – сообщила она. – Может он взять с собой телохранителя?

– Ради Бога, но именно телохранителя. У нас сегодня аншлаг. – Мое сердце бешено колотилось, но я старалась держаться непринужденно. Богатый улов плыл прямо мне в руки. – Просмотр состоится в кинотеатре «Париж» в восемь часов, а сразу после – наверное, около десяти – будет прием в особняке доктора Рич. Куда мне прислать билеты?

– Пошлите их портье во «Времена года» на имя Майкла Митчелла. Он заберет их оттуда, но вы должны указать точные адреса и ближайшие перекрестки. Это понадобится для охраны. – Когда я поинтересовалась номером сотового телефона Майкла, чтобы подтвердить доставку, она вздохнула: – Боюсь, что со связью будут проблемы. Майкл никому не дает номер своего телефона. Он сам позвонит вам, ладно?

Тогда я записала ее номер на случай каких-то проблем. Я молила Господа, чтобы их не возникло.

Положив трубку, я выбралась из кресла и помчалась в офис Вивьен, не в силах сдержать себя.

– Вивьен, сегодня вечером придет Персона! – пролепетала я. – Я его пригласила, и его сотрудница сказала, что он будет!

Это, конечно, была полная глупость с моей стороны. Вивьен сидела и сравнивала список приглашенных со списком подтвердивших свой приход. Решив проигнорировать мое нарушение этикета ради, конечно же, более приятной возможности – проигнорировать меня, она пометила звездочкой пару имен, вычеркнула несколько других, написала для себя примечание с краю и только потом обратилась ко мне, не поднимая головы:

– Он никогда не приходит. Мы уже делали это сто раз, и всегда одно и то же. – Она поправила очки и нахмурилась. – Они заставляют нас гадать, куда посылать билеты и скольких телохранителей он приведет, а в итоге он не является. – Она наконец взглянула на меня с сожалением. Это был ее фирменный взгляд «учишь, учишь – и все без толку», и она уцепилась за первую же поданную мною возможность его применить.

Я вернулась на свое место, стараясь ничем не выдать своего разочарования. Может быть, раньше они его и приглашали, а он не показывался, но на сей раз Персона попросил своего человека позвонить нам. Неужели она не понимала, что я, проработав уже более восьми месяцев, достаточно освоила свое дело? Я посмотрела на Кимберли, с головой ушедшую в тщательное раскрашивание бумажных значков, которые будут крепиться к местам для знаменитостей. Она обладала умением любое, даже самое элементарное дело превращать в колоссальный художественный проект, но другого, наверное, и не приходится ждать, когда твоей главной обязанностью является составление списка супов. Меня удивляло, что этим летом она не умерла от скуки, ибо во всех ресторанах предлагали либо гаспачо, либо холодное фруктовое консоме. Я взяла маркер и нарисовала значок для Персоны, стараясь как можно точнее изобразить его петроглиф. Он был похож на медведя с лишней парой лап. Затем я изготовила еще один со словом «ГОСТЬ», и получилось чуть лучше. Возле кабинки Вивьен, снаружи, были вывешены «последние известия» – так, чтобы при необходимости любой мог отправить их по факсу. Они обновлялись каждые десять минут и содержали имена всех приглашенных знаменитостей. Я не могла сдержаться:

– Эй, Ким, вот тебе еще один.

Вивьен с ее феноменальным слухом услышала меня из коридора, где переругивалась с Робертом.

– Не вписывай Персону, Кимберли! – крикнула она. – Он не придет.

Я посмотрела на дверь кабинки Вивьен. Было ясно, что она скорее предпочтет не увидеть на премьере Важную Персону, чем лицезреть мой триумф. Она была из тех администраторов, которые цепляются за статус, как альпинист за вбитый костыль. Отвлеченная от своего занятия, Кимберли слегка раздраженно посмотрела на меня:

– Карен, это дело нешуточное. А если мы выставимся идиотами?

Я обратила внимание, что она держала голову в точности как Вивьен, и мне захотелось засунуть ручку, вместе с ее обожаемым серебряным маркером, прямо в пуговичный нос. У Кимберли было всего две линии поведения: либо она бесправная рабыня, либо энергичный лейтенант из армии Вивьен. Сегодня я определенно прозевала горн побудки.

Жалкая и потерянная, я взяла сумочку и направилась к лифту. Где-то в промежутке между звонком Дейрдры и нападками Вивьен я порвала чулок, а запасную пару так и не взяла – забыла после утренней встречи с сестрой Рэтчетт. Передо мной стояла двойная задача: купить чулки и сменить настрой перед приемом, ибо с этими людьми мне предстояло общаться остаток дня и ночь. Не говоря уже о том, что я хотела увидеться с Эллиотом, будучи в хорошем настроении. Когда двери лифта открылись и я увидела внутри Эдди Ди Сальва, мне показалось, что на меня наложили проклятие. Он, как всегда, поднял руку в предупреждающем жесте, и двери сомкнулись.

Я снова нажала на кнопку вызова и подождала. На сей раз внутри оказался Тони Уоксман, который разрешал людям ездить с ним лифте, но только на их страх и риск. Явно раздраженный задержкой, он подался вперед, в обход меня, и принялся колотить по кнопке закрывания дверей. Когда я впервые ехала с Тони в лифте, он чуть не сбил меня с ног, порываясь выйти первым, хотя стоял позади меня. На сей раз, едва лифт достиг вестибюля, я предусмотрительно вжалась в стену, и Тони вырвался на свободу, подобно быку, которого только что ужалил шпагой матадор.

Я прогулялась по окрестностям в поисках колготок, но, миновав несколько кварталов, сдалась. То был один из изъянов нашего местоположения: пять сортов сыра грюйер, но ничего для простых людей – ни пары колготок, ни поздравительной открытки. Решив, что у кинотеатра мне повезет больше, я взяла такси.

На углу Пятьдесят девятой и Пятой авеню я какое-то время просто стояла и наслаждалась – эта часть города неизменно придавала мне бодрости. Стоял прекрасный денек, и у южного входа в Центральный парк выстроились кареты. Пышная зелень была отмечена первыми, едва уловимыми признаками близкой осени. Ветерок трепал флаги на Плаза, а брызги фонтана, на миг отразив солнце, исчезали в пруду. Именно здесь в финале «Встречи двух сердец» Барбара Стрейзанд сказала Роберту Редфорду, что без него ее жизнь расцвела, и все затопила музыка. Я немного постояла и только после этого поспешила в магазин «Бергдорф», где сграбастала пару колготок, поморщилась при виде цены и заняла очередь в кассу.

В ожидании бланка для регистрации покупки с записью на счет покупателя кассирша нахмурилась и заявила:

– Прошу прощение, но ваша карточка «Американ экспресс» заблокирована.

Мои щеки вспыхнули; позади меня захихикали принцессы с Парк-авеню. Мне понадобилось все мое самообладание, чтобы не вспылить: «Это невозможно! Это какая-то ошибка!» Вместо этого я покорно заплатила наличными. Выйдя на улицу, я сразу позвонила в «Американ экспресс». Представитель службы клиентов сообщил мне, что «мои последние расходы превысили допустимый лимит». Это была какая-то нелепица. Я не пользовалась карточкой со дня рождения Эллен в прошлом месяце – купила в «Погребке Мейси» кофеварку за 150 долларов.

– Но разве эта карточка не безлимитная? – спросила я.

– В техническом смысле – да, мисс Джейкобс, – ответил представитель с некоторым неодобрением в голосе. – Но когда владелец карты тратит больше, чем у него на счету, у нас нет выхода, кроме как заморозить карту. У вас нет семнадцати тысяч долларов, – закончил он.

И вправду нет.

– Я ничего не понимаю. Может быть, это какая-то ошибка?

– Что ж – нельзя исключить мошенничество. Вы когда-нибудь пользовались вашей картой в отеле «Пьер» в Нью-Йорк-Сити?

Я вдруг сообразила, в чем дело.

– Это ошибка, но не ваша, – сказала я и повесила трубку. На прошлой неделе мне позвонила оскорбленная помощница Эрики Холл, актрисы и бывшей музы Барри Фридмана, прилетевшей в Нью-Йорк на встречу с Филом. Когда они прибыли в «Пьер» в два часа ночи, выяснилось, что нет никаких документов, подтверждавших оплату номеров «Глориос». Не желая воспользоваться собственными кредитными картами, они позвонили мне – в их бумагах это было отмечено как «экстренный звонок». Я сообщила служителю номер моей кредитной карточки и попросила запомнить его, пока с ним не свяжется наша служба перемещений. На следующее утро я позвонила нашему представителю, и меня заверили, что с моим счетом все будет в порядке.

Я не могла представить, что две женщины, проведя в городе три дня, смогли истратить такую сумму в гостинице, но сейчас это было не важно. Я разберусь с этим завтра.

Когда я добралась до «Парижа», почти все мои сослуживцы уже были там. Дагни и Кимберли немедленно попросили у меня сигареты: теперь я была мнимой курильщицей, у которой уходит одна пачка в день. Когда они отстали, мы с Кларком принялись обустраивать место действия. Не успела я прилепить к сиденью первый значок, как зазвонил мой телефон. Собеседник сдержанно поздоровался:

– Это Майкл Митчелл. Дейрдра сказала, что вы собираетесь послать Персоне билеты на сегодняшнюю премьеру. Их пока нет.

Я начала говорить Митчеллу, что мы были потрясены приходом Персоны и что я выясню, куда подевались билеты, но он отключился, не дав мне договорить. Моля Бога, чтобы они не потерялись в пути, я позвонила в службу доставки, где меня заверили, что во «Времена года» уже поехали. Позвонив оператору отеля, я попросила соединить меня с Майклом Митчеллом.

– Прошу извинить, – ответил тот. – Мистер Митчелл распорядился не беспокоить его ни при каких обстоятельствах и специально оговорил не принимать никаких сообщений.

Изумительно. Я попросила соединить меня с портье, который сказал, что билеты лежат у него на столе, но ему запрещено звонить Персоне и стучаться к нему в номер.

Я не могла поверить своим ушам. Все, что мешало Персоне прийти на премьеру, это его служащие, которые запрещают окружающим обращаться к ним. Никто и не подумал позвонить портье и забрать билеты. Ситуация, конечно, была комичной, и я оценила бы ее, будь я в лучшем расположении духа. Но мое уязвленное самолюбие могло исцелиться лишь присутствием Персоны. Мне было необходимо взглянуть на физиономию Вивьен, когда он выйдет из машины и невозмутимо пойдет по ковру к месту, обозначенному его символом.

Я сделала глубокий вдох и позвонила Дейрдре в надежде как-то уладить недоразумение.

– Дейрдра, я прошу вас только об одной услуге. Позвоните мне, пожалуйста, если Персона не придет, хорошо?

– Это не так-то легко, – ответила та. – С Персоной могут говорить лишь четыре человека, и я не из их числа. Я даже не знаю точно, кто эти четверо, но с одним общается Майкл Митчелл.

А я-то считала «Глориос пикчерс» самой неправильной организацией в мире.

– Тогда, пожалуйста, попросите кого-нибудь другого позвонить и сказать мне, что Персона или его люди получили билеты. Для нас это очень важно.

Мой голос от гнева превратился в писк.

– Я попробую, – сказала Дейрдра, – но вы узнаете наверняка, только когда увидите его воочию – или не увидите.

Она положила трубку.

Я наблюдала, как Вивьен проверяла головные телефоны и допрашивала Кларка на предмет свежих батареек. Я знала, что они с Марлен находили весьма забавной саму идею о том, что я пригласила на премьеру Персону. Вивьен не переставала спрашивать меня о последних известиях от него, как будто я была тупой второклассницей, еще верившей в Санта-Клауса.

– Я послала билеты, и они говорят, что он придет, – отвечала я по возможности равнодушно. В ту минуту они были мне до того противны, что я начала мечтать о потопе – единственном событии, способном сорвать премьеру.

Следующие два часа я провела за наклеиванием ярлыков с именами на спинки кресел, действуя в соответствии с тщательно выверенной посадочной картой Вивьен. Было крайне важно, чтобы знаменитости сидели правильно: поближе к тем, кто им нравился, и подальше от тех, с кем они были в ссоре или в разводе. Звезды высшего порядка должны были сидеть рядом с Филом и Тони в знак признания обоюдных достижений. Кроме того, важно было рассадить актеров, сыгравших в фильме, возле прохода, чтобы они без труда могли выйти из зала, когда погасят свет, – никто не рвется смотреть кино с собственным участием.

С приближением начала на площадке для прессы собралась толпа фоторепортеров, а вдоль ковра расставили около двадцати стоек с теле– и радиоаппаратурой. Помимо этого, в сам вестибюль были допущены некоторые избранные представители средств массовой информации. Мы распространили обновленный список приглашенных. Самые свежие из наиболее важных имен были набраны жирным шрифтом, а имена тех, кто известил нас, что не придет, попросту изъяли. Сегодняшний список чрезвычайно взволновал представителей масс-медиа. Актеры, снявшиеся в «Петь может каждый», могли заполнить собой целый номер «Стар» – то были актеры телевидения и кино, и многие были замешаны во всевозможных скандалах и любовных интригах. Все они ожидались сегодня вечером – равно как и те, кого мы сочли достойными приглашения из находившихся в городе. Персону Вивьен вычеркнула из списка.

Гвоздем вечера обещал быть Бадди Фридман, знаменитый взбалмошный режиссер, который намеревался представить свою новую жену, Минди. Минди не только была намного моложе, но и приходилась ему племянницей, будучи дочерью его брата от второго брака. Это было их первое появление на публике в качестве мужа и жены, и пресса откровенно закусила удила. Даже ограничение доступа наполняло их восторгом, так что нам пришлось аккредитировать вдвое больше людей, чем обычно. До того как выйти замуж за Бадди, Минди томилась среди дебютанток на театральных подмостках Нью-Йорка и была ученицей в дизайнерской студии Малкольма Леонарда. Она ушла от Леонарда в помощницы художника по костюмам на съемках «Петь может каждый» и спуталась с Бадди через две недели после начала проб.

Отношения между Бадди и Минди служили темой для бесконечных спекуляций. Несмотря на то что они не были кровными родственниками, в их союзе чувствовалось нечто низменное, а такие ситуации всегда привлекают публику. Телеканал «Е!» раздобыл любительскую видеозапись торжеств по случаю десятилетия Минди и гонял ее неделю напролет. Все смогли увидеть, как Бадди строит рожи в надежде развеселить маленькую капризную Минди. Пони, которого ей подарили, был явно не ее любимой окраски. Мамаша Минди ворковала: «Ласточка, солнышко – любой тебе скажет, что пегий цвет – это современный черный», – но Минди не обращала на нее внимания. Скорее всего это был последний раз, когда Минди не получила точно того, чего ей хотелось.

Я как раз собиралась сбегать в дамскую комнату, когда к обочине подрулил лимузин Фридманов и из него выскочила Минди, раскинув руки так широко, словно хотела обнять всех фоторепортеров на площадке. Те обезумели. Она вертелась, чтобы они смогли запечатлеть ее платье – шелковое, темно-изумрудного цвета, с причудливо длинным шлейфом, который она придерживала, чтобы не упасть во время кружения. На ней были туфли на высоких каблуках, и она даже споткнулась, но тут высочил Кларк и поддержал ее за локоть.

– Мастерская Малкольма Леонарда, – сообщила Минди прежде, чем кто-то успел спросить. Затем она обеими руками послала прессе воздушный поцелуй. Она была накрашена, как звезда из фильма сороковых годов: ярко-красная губная помада, высоко изогнутые брови, накладные ресницы и даже мушка над левым углом рта. Ее блестящие рыжевато-каштановые волосы были уложены в высокую прическу и скреплены сверкающими заколками. Фотографы откровенно балдели от нее.

Бадди моргал, ослепленный вспышками, и вдруг устремился по ковровой дорожке. Вместо обычного измятого смокинга на нем был стильный костюм, в котором он смахивал на старого битломана.

– Бадди! Бадди! Остановись! – закричали репортеры. Минди взяла его в оборот, и они пошли вдвоем, теперь уже медленно, не забывая остановиться и побеседовать с каждым. Если Бадди не рвался говорить, то его жена была счастлива заниматься этим за двоих. «Да, Бадди особенно нравилось снимать этот фильм, потому что съемки велись в Милане, нашем любимом городе, – сообщила она репортеру «Экстра». – Ну да, конечно, Бадди не часто снимает романтику и даже мюзиклы, но мы как раз начали встречаться, когда фильм запустили в производство, и я думаю, что доля романтики просто просочилась на пленку. – Это она рассказала для «Аксесс Голливуд». – Мы были так счастливы». Бадди снова ускорил шаг, на сей раз – по направлению к дверям кинотеатра. Еще секунда – и он скрылся.

Только Минди заметила его отсутствие, как с площадки для прессы опять донеслись крики. Пришел черед парадного выхода трех актрис-подростков, которые сыграли вечно ссорящихся сестер. Все в белоснежных, ослепительных нарядах от Гуччи – эффект был ошеломляющим. Красивы были все трое, но выделиться все же ухитрилась Франческа Дэвис – четырнадцатилетняя девочка, сыгравшая среднюю сестру. Ей удалось это отчасти благодаря везению и телосложению, отчасти прическе и макияжу, которые были выполнены днем у нее дома и обошлись «Глориос» в семь с половиной тысяч долларов. Аллегра была в бешенстве от дополнительных расходов и обвиняла в этом меня.

Суета вокруг макияжа началась накануне, когда я ответила на звонок по линии Аллегры. Пронзительный голос сказал:

– Добрый день, это Глэдис Мермельштейн, мне нужна Аллегра.

Мне было строжайше приказано соединять Аллегру с матерью Дэвис, а потому я дала той номер сотового телефона Аллегры. Та была в особняке доктора Рич – выбирала комнату для особо важных гостей, где они смогут собраться после торжеств. Я включила звук, чтобы подслушать беседу.

– Аллегра? Глэдис Мермельштейн. Не могли бы вы оказать нам небольшую услугу?

– О, Глэдис, разумеется, мы поможем. Чего вы хотите?

Я почти слышала, как в голос Аллегры закрадывалась тревога. Франческа была новой любимицей Фила, и Дэвисы-Мермельштейны стремились выжать из этого обстоятельства все мыслимые блага. Новые запросы возникали у них слишком часто и требовали все больших затрат – тенденция, которую Аллегра всячески старалась переломить.

– Дело вот в чем: вы же знаете, что для «Глориос» Франческа всегда хочет выглядеть на все сто, а тут еще и все эти хлопоты из-за фильма – я имею в виду, что она провела с репортером из «Пипл» два часа. – Глэдис говорила так, будто выступление в качестве объекта интереса для угодливого гламурного журнала «Пипл» было сродни визиту к стоматологу.

– Глэдис, мы очарованы тем, как Франческа поработала с «Пипл». Чего вы хотите? – Теперь в голосе Аллегры явственно обозначилась сталь.

– Нам нужны парикмахер и косметолог – на дом, завтра, после полудня, для Франчески, до того, как она отправится на премьеру.

– О'кей, без проблем, мы это уладим. В три часа подойдет?

– Вообще говоря, Франческа хочет, чтобы прическу делала Лузи Лонг, а макияж – Рэнди Беннет. Их очень хвалила Сара Джессика Паркер.

Ой-ой-ой! Эта парочка стоила целое состояние.

– Глэдис, я не уверена, что Лузи и Рэнди удастся заказать так вот сразу, по первому требованию, – почему бы мне не прислать кого-нибудь, в ком я не сомневаюсь? А в следующем месяце, когда будем обмывать «Милашку», мы договоримся с Лузи и Рэнди насчет Франчески. – Аллегра прочно держалась на плаву, но Глэдис припасла убийственный козырь.

– Фантастика! Мы будем в восторге. Я так далеко и не загадывала, так что все чудесно, договаривайтесь. – Глэдис продолжила: – Но у меня есть хорошая новость – они завтра свободны. Я позвонила в их фирму, и сейчас они на проводе – ждут, пока я договорюсь.

Короткая пауза.

– Ладно, Глэдис. Я скажу моим людям все устроить. В три часа нормально? – Голос Аллегры переместился в диапазон, слышный только собакам.

– На самом деле лучше всего в четыре. Вы же знаете, что с моей дочерью не придется долго возиться, – сказала Глэдис и дала отбой.

Аллегра незамедлительно перезвонила мне. Я изо всех сил старалась не показать, что слышала разговор.

– Карен, как ты посмела накануне премьеры соединить со мной Глэдис Мермельштейн? – прошипела она яростно. – Теперь мне придется заплатить состояние, чтобы Лузи Лонг и Рэнди Беннет завтра днем отправились в Форт Ли красить губы Франческе Дэвис. Почему ты не сказала, что со мной нет связи?

– Аллегра, вы сами мне сказали, что для мамы Франчески вы всегда на месте, – оправдывалась я в тщетной надежде защититься.

– За день до премьеры. Люди. Звонят нам. Потому что. Они. Чего-то хотят, – изрекла она, подчеркивая каждое слово. – Дай мне Дагни, – процедила она сквозь зубы. Я перевела ее в режим ожидания, повернулась к Дагни и указала на телефон. Я была слишком разъярена, чтобы говорить.

Сейчас, глядя на шествие Франчески и двух других актрис по ковру, я поняла, что Глэдис Мермельштейн, эта суперзаноза, оказалась в то же время и блестящим менеджером. Девочки немного попозировали втроем, после чего фотограф крикнул:

– Франческа, можно теперь тебя одну?

Франческа нацепила на лицо изумленное выражение «Кого – меня?» и быстро шагнула вперед, оставив других девочек, изрядно шокированных, позади.

– Франческа, покажи платье! – крикнул другой фотограф, и вскоре все вновь орали и щелкали камерами. Кларк увидел, что происходит, и увлек покинутых девочек в кинотеатр.

Я должна была стоять на тротуаре и в головной телефон объявлять прибывающих для моих коллег, которым предстояло препровождать важных особ к зарезервированным местам. В официальной памятке «Указания для проведения премьер» эта должность звучала как «корректировщик». Мне часто выпадала эта работа на разных мероприятиях, так как, по словам Аллегры, я «работала в новостях». Это была правда, а потому я получила сомнительное преимущество в любое время года болтаться на улице. Факт в том, что Фил и Тони становились крупными игроками в мире политических спонсоров, лоббистов и филантропов. На мероприятия «Глориос» приглашались разного рода шишки и их отпрыски, и братьям хотелось гарантировать им уважительное отношение. Ходила жуткая легенда о помощнице по связям с общественностью в «Фокс», которая не пустила Руперта Мердока – не узнала его даже после того, как тот представился. Я не могла надеяться, что с ходу узнаю не особенно знаменитую мелочь – скажем, министра обороны, экс-губернатора штата Коннектикут или исполнительного директора «Интел». Сегодня набежала публика из Си-эн-эн, и с ними все было просто, а потому мне, помимо выслеживания актеров, было нечем заняться, кроме как ждать и смотреть. Без двух минут восемь подъехал пуленепробиваемый лимузин, и до меня донеслись крики:

– Эй, это Персона! Смотрите, вон там! Это сам Персона!

Среди прессы назревал взрыв. Наконец-то явился мой принц. Поправив микрофон, я победно объявила:

– Прибыл Персона.

Персона, великолепный в своем облегающем оранжевом кожаном одеянии, преодолел путь одним прыжком. Он не задержался перед фоторепортерами, которые стали освистывать его, когда поняли, что он не собирается приближаться. С ним был мужчина с самой здоровенной шеей, какую мне только приходилось видеть, с головы до ног одетый в черное, в черной вязаной шапочке. Он походил на огромного котяру, накачанного стероидами. Он окинул взглядом прессу и фанатов на тротуаре, а потом вытянул шею, будто рассчитывал разглядеть снайперов, засевших на крыше.

– Вы Майкл Митчелл? – спросила я взволнованно.

– Где наши места? – прозвучало в ответ, и в ту же секунду подоспевший Роберт увел обоих в кинотеатр.

Через несколько минут после начала фильма многие актеры тайком покинули зал и стали прихорашиваться для банкета. Мы с Кларком собирались перекусить, но фильм был настолько коротким, что мы едва успели рассадить по машинам последних знаменитостей, направлявшихся в особняк, находившийся между Мэдисон и Пятой авеню.

На самой вечеринке мне вновь предстояло отмечать прибывающих – до появления Эллиота, к которому я должна была «приставиться», уступив место Дагни. Быть приставленной к репортеру означало сопровождать его по ходу праздника и допускать лишь к тем знаменитостям, которые заранее известили нас о своем желании говорить. В случае если беседа примет щекотливый оборот или затянется дольше чем на три минуты, нам полагалось деликатно прервать разговор. Затем, в предустановленное время, журналиста следовало сопровождать, как было набрано в наших памятках жирным шрифтом, «ДО САМОЙ ОБОЧИНЫ». Однажды я спросила у Кларка, в чем смысл этого ритуала.