Текст книги "Полуночные укусы. Сборник рассказов из серии "Морганвилльские вампиры" (ЛП)"
Автор книги: Рэйчел Кейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)
Его отец схватил его и затряс.
– Почему ты не добрался до нее? – Закричал он, прямо в лицо Шейна. – Она была на твоей ответственности! – Он невнятно говорил, настолько был пьян, что едва мог стоять.
Шейн не мог ничем помочь. Он рассмеялся. Было что-то ужасное в этом. Что-то сокрушительное.
Его мама пыталась попасть внутрь. Там были пожарные и полицейские, они остановили ее и вернули назад. Она села на мокрую траву рядом с Шейном и начала укачивать его вперед и назад, в то время как их дом превратился в оранжевый, мерцающий костер на холодом черном небе, их Морганвилльские соседи – и даже некоторые из вампиров – вышли, чтобы посмотреть.
И потом Шейн поднял взгляд, он увидел Монику и двух её протеже, Джину и Дженнифер. Они стояли на самом краю толпы, ближе всех к тому месту, где сидел Шейн, Дженнифер с ужасом и восхищением смотрела на пламя, но Джина и Моника смотрели прямо на Шейна.
Моника подняла руку. У нее была зажигалка Bic, и она щелкнула колесиком и показала ему пламя. Тогда она изобразила маленький пистолет из безымянного и большого пальца и выстрелила в него.
Шейн вскочил с травы и помчался к ней, крича, забыв обо всех правилах поведения, даже о том, что она была девушкой, обо всём, потому что, если она это сделала, если это она…
Кто-то его остановил. Сначала он не узнавал, кто это, но потом увидел, что это был Майкл, он схватил его за плечи, за ним стоял брат Моники, Ричард, коп.
– Она убила её! – закричал Шейн и почувствовал, что ноги его больше не держат, потому что, говоря это, он сделал что-то ужасное реальностью. – Она убила Алису!
Майкл не понял, увидел Шейн; лицо его друга побледнело, и он посмотрел на дом, и что бы он не сказал, Шейн его не услышал из-за сильного биения своего сердца. Он попытался подняться. Майкл отошёл назад, но Ричард Моррелл его держал.
– Шейн! – кричал Ричард и тряс его, но всё, что видел Шейн, это лицо Моники из-за плеча её брата. Она больше не улыбалась. Вообще, она выглядела бледной, как Майкл, и сейчас тоже смотрела на дом.
Как будто она ничего не знала.
Так, словно ничего не понимала.
Шейн продолжал кричать, и драться, пока Ричард наконец не перевернул его и заковал в наручники, но даже тогда, рука Ричарда была у него на спине, чтобы удержать его.
Чтобы не дать ему сделать что-нибудь безумное.
Моника, ты тупая сучка.
Она не знала. Она не осознавала, что Алиса всё ещё в доме.
И Шейну было всё равно. Ему теперь действительно было плевать на всё.
К тому времени, когда огонь потушили, Моника уже ушла.
***
Шло время. Что-то происходило. Шейну всё ещё было всё равно, даже несколько дней спустя. Он чувствовал себя оцепеневшим, когда он пробирался через руины дома, в поисках чего-либо, что осталось невредимым. В поисках того, что осталось от его сестры.
Полицейские привезли его вместе с родителями, и дали объяснения случившемуся. Ужасная случайность, неисправность проводки, нет причин полагать…
Это была фигня. Шейн знал это. Большое прикрытие, ведь драгоценная дочурка мэра Моррелла не могла быть убийцей. Не так ли.
Иногда его отец напивался, мама начала принимать Валиум, а Шейну всё ещё было на все плевать. Он сидел один, в основном. Он ни о чём не думал. Он просто… существовал. Они застряли в какой-то дрянной комнате в мотеле, с заимствованной одеждой и без денег, без дома и без Алисы. Но разве это имело значение?
Майкл пытался. Он каждый день заходил, он продолжал пытаться завязать разговор, заставить Шейна думать о чём-нибудь ещё. Это было круто и всё такое, но Шейн просто не мог беспокоиться насчёт Майкла. Он догадывался, что Майкл знал. Он видел боль на лице своего друга, растерянность, но это его не трогало.
Он просто хотел, чтобы люди оставили его в покое.
Он вышел, чтобы купить пиццу – они ничего другого не ели в эти дни, когда кто-то из них вообще вспоминал, что нужно есть – тогда он увидел Монику Моррелл возле магазина. Она была со своим братом, полицейским.
Шейн положил пиццу на прилавок и вышел на улицу.
Ричард быстро перегородил путь.
– Нет, – сказал он, и положил руку Шейну на грудь. – Послушай её. Просто выслушай.
Моника выглядела плохо. Хуже, чем Шейн когда-либо видел её. Она не была милой; ее лицо было опухшим и красным, её глаз опухли, как будто она плакала в течение нескольких дней. Её волосы были спутанные и грязные. Она выглядела несчастной.
Ему было все равно. Он хотел причинить ей боль, и это все, что было у него внутри – все, что хранил все время – отпихнуть Ричарда и подойти к ней, прямо сейчас.
Но как-то он взял себя в руки, замер и ждал.
– Я не знала, – сказала она. Её голос был заглушенным, и слёзы снова хлынули. Она опять плакала. – Мне жаль. Мне правда жаль. Я не знала.
– Она не делала этого, – сказал Ричард, смотря прямо в лицо Шейна. Для Моррелла, он не выглядел абсолютным придурком, но снова, Шейна это могло не заботить. – Моя сестра не делала этого. Понимаешь? Она просто пыталась тебя позлить, и она делала вид, что это она подожгла твой дом. Она не знала, что Алиса была в нём. Она не смогла бы этого сделать. Она не поджигала твой дом. Это был несчастный случай.
Шейн засмеялся. Это был сухой, пусто звук, и он увидел, что Моника вздрогнула.
– Ох, мужик, – сказал он. – Ты её действительно совсем не знаешь, не так ли?
Лицо Ричарда стало жестким.
– Я знаю, – сказал он. – Подойдешь близко к моей сестре, и у тебя будут неприятности. Ты хочешь, чтобы твои родители потеряли еще одного ребенка?
Шейн не ответил. Он смотрел сквозь Ричарда на Монику и изобразил из безымянного и большого пальцев пистолет.
Затем тихо в неё выстелил.
Потом он вернулся, съел свою пиццу и пошёл в мотель, где мир всё ещё медленно умирал.
***
Два дня спустя дед Майкла, Сэм Гласс, принимал попытки, чтобы вытащить их из Морганвилля. Шейн не знал как и почему, ему было всё равно. Его отец был достаточно трезв, для разнообразия, чтобы вести машину. Его мама – он не знал больше, что делает его мама.
Они проехали границы Морганвилля, и Шейну пришло в голову, что это было способом Ричарда держать Шейна подальше от его сестры. Ну что ж, это сработало. Они были уже за пределами города и дальше…
– Куда мы едем? – спросил Шейн. Это была первая фраза, которую он сказал в течение нескольких часов.
Его отец твёрдо сказал:
– Никуда.
И он был прав насчёт этого.
Новая кровь
Посвящается Саманте Моникал за ее поддержку Kickstarter веб-сериала Морганвилля
Это наш второй оригинальный рассказ этой коллекции, и в некотором смысле это взгляд со стороны на предыдущую историю. Он о Еве и Майкле, о жизни до и после пожара в доме Шейна. Мне очень понравилось писать с точки зрения Евы; она веселая и смотрит на вещи под таким углом, о котором я раньше даже не думала – особенно ее отношения с братом. В этой истории есть все: милая романтика, злая Моника, зловещая передвижная установка для сбора крови и еще один взгляд на семейную катастрофу Коллинзов.
Саманта, которой посвящен этот рассказ, просила историю от лица Евы, так что вы можете определенно поблагодарить ее за это!
Флаер, который вручили Еве Россер на выходе из класса, был конфетно-розового цвета с большим красным картонным сердцем – типичное февральское дерьмо. Она взглянула на него, сунула в свою черную тетрадь с Дракулой и сразу забыла о нем. Февраль был паршивым с этой тупой валентинской тематикой. Это мог бы быть флаер о распродаже выпечки, или драматически спонсируемых танцах, или о чем-то столь же глупом, что не имело никакого отношения ко Дню Святого Валентина. Она надеялась на распродажу выпечки. По крайней мере там были бы печеньки.
Старшая школа Морганвилля не столь велика, но была переполнена; слишком много громких, надменных учеников, набившихся в старые коридоры, построенные слишком маленькими. Проплыть по течению к своему шкафчику тяжело, но плюс быть Странной Морганвилльской Девочкой – люди, как правило, дают ей личное пространство. В отличие от некоторых бедных детей она видела, как припечатываются лицом в шкафчики. Запугивание может быть проблемой в других местах, но здесь это образ жизни. Ты либо хищник, либо тебя съедают. Дети, которые получали косметические процедуры о шкафчик, не были на вершине пищевой цепи, и они изо всех сил стараются довольствоваться быть невидимыми.
Ева не считает себя хищником, но всегда убеждается, что ее заметили. Трудно игнорировать ее макияж с рисовой пудрой, черный карандаш для глаз, торчащие черные волосы и наряды, достойные Hot Topic. Сегодняшнюю комбинацию составляли тяжелые армейские ботинки, колготки со скелетом, красная сетчатая пушистая юбка и плотный черный топ. Потертая кожаная куртка, конечно. Есть свои преимущества быть единственным готом в Морганвилле.
В середине коридора Шейн Коллинз заметил ее и помахал. Он возвышался над большей частью толпы, поэтому ему всегда было легко увидеть ее; учитывая, что он был выше шести футов (180 см.), тренер баскетбольной команды всегда приставал, чтобы он присоединился к команде, но Шейн не был активистом, скорее наоборот. Это у них с Евой было общим. Когда она подошла ближе, то увидела, что он разговаривал с Майклом Глассом, ее любимой рок-звездой. Майкл был лучшим другом Шейна и, без всякого сомнения, – по крайней мере со стороны Евы – самым горячим парнем Морганвилля.
Шаги Евы замедлились, потому что ее сердце быстро забилось. Один вид Майкла делал это с ней… заставлял ее почувствовать свет внутри, слабое головокружение, небольшой страх. Он был очень… ага. Такой.
Ирония в том, что он был чуть ли не единственным человеком в школе, который, казалось, не замечал ее, несмотря на всю ее тщательную и трудоемкую работу. Не то чтобы Майкл игнорировал ее – он смотрел на нее, улыбался, что-то говорил. Но не правильные улыбки. Не правильные слова. Казалось, он всегда думал о чем-то еще.
Когда она подошла ближе, глубокие голубые глаза Майкла устремились к ней, и вот снова она интересуется, что на самом деле происходит в его голове под этой копной светлых волос. Он был хорош, не показывая это, и хотя он улыбнулся ей, это не была Эй-красавица-не-могу-дождаться-когда-узнаю-тебя-получше улыбка. Это была просто улыбка человеку.
Она улыбнулась в ответ. Что, вероятно, выглядело неловко.
Шейн не был счастлив. Она могла сказать по напряженным линиям его лица, что он был чем-то расстроен. Вполне обычный день. Ее утренний гороскоп гласил: "Направьте сегодняшнюю потрясающую личную энергию в положительном направлении – пригласите горячую красотку, которой вы любуетесь издалека, или произведите впечатление на босса своей инициативой". Она представила себе гороскоп Шейна: "Сегодня вы будете забавным и удивительным, но и сердитым из-за пустяка". Потому что это его ежедневный гороскоп.
– Ты это видела? – спросил он и помахал розовой бумагой перед ее лицом. Она схватила ее и посмотрела. Да, сверху картонное сердце.
– Все такую получили, – сказала она и всучила ему обратно. – С добрым утром, Королева Драмы. Что ты имеешь против Дня святого Валентина? О, за исключением полного отсутствия девушки.
– Ты завалила английский, Клуб Мертвецов? – он уставился на нее, словно у нее выросли клыки или еще что. Она была на сто процентов уверена, что ничего такого не произошло.
– Что? Нет! Конечно, нет. Это своего рода мой родной язык. Будет очень неловко потерпеть неудачу.
– Тогда срочные новости, Вампирша, твое понимание прочитанного отстой. Это не Св. Валентина флаер.
Она выхватила его обратно и осмотрела, на этот раз внимательно. Розовая бумага – галочка; красное сердце – галочка… с каплей крови, капающей с нижней части этого сердца.
Приведенный ниже текст гласил ПОКАЖИ НАМ ЛЮБОВЬ… СДАЙ КРОВЬ!
– Серьезно? – спросила она, а затем более высоким тоном: – Серьезно? День донора? В Морганвилле?
– Продолжай читать, – сказал Майкл. Его взгляд был твердым, и она в одиннадцати миллионный раз пожелала, чтобы в нем было… что-то еще. Боже, он такой симпатичный, она чуть не забыла про бумагу в руке. Чуть. Ей удалось переключить внимание.
Приедет передвижная установка для сбора крови. Это зловещее черное чудовище приедет сюда, в старшую школу Морганвилля, для сдачи крови, организованно…
– Серьезно? – снова вырвалось у нее, и она засмеялась. Потому что если чем СШМ Духовные Лидеры – они же черлидерши – и были известны, то демонстрациями Моники Мррелл, дочки мэра, и бесполезными во всем остальном. В шестнадцать, того же возраста с Евой и Шейном, Моника была уже паршивкой мирового класса, созревающей в полнейшую суку. – Какого хрена наши черлидеры руководят сдачей крови? Моника пытается снова купаться в крови невинных?
– Она стоит прямо позади тебя, кстати, – сказал Майкл. Да. Конечно, она там стоит. Ева повернулась, чтобы увидеть, как Морганвилльская Наиболее Успешная В Хождении По Головам Других смотрит на нее с расстояния в два фута. Ее подружки за плечами, как крылья летучей мыши. Все красивые, все ухоженные, но, конечно, Моника была самой ухоженной и красивой. Также благодаря безумно высоким туфлям-лодочкам она была самой высокой. Туфли казались неудобными.
Хотя Ева все равно была выше на дюйм. Один-ноль.
– Кто позволил иметь тебе собственное мнение, эмо-фрик? – спросила Моника и окинула Еву обжигающим взглядом с головы до пят. – Кто-то должен позвонить в 911 полиции моды, потому что это уголовное преступление.
– Я очень надеюсь, что ты позвонишь, потому что я уверена на сто процентов, это свободная зона от проститутских туфель. И еще, тебе действительно нужно прекратить принимать советы по стилю от людей из порно. – Сказала Ева со всем возможным теплым беспокойством, что сделало Монику только еще злее. Если бы они были одни в раздевалке, или даже перед кучей девушек, Моника ударила бы ее, и все было бы в прошлом, но за спиной Евы маячил Шейн, и Майкл, хотя у него не такой вспыльчивый характер, был определенно напряжен.
Моника подлая. А не тупая. Она посмотрела на Еву взглядом, говорившим "позже, неудачница", и перебросила ее блестящие волосы.
– К вашему сведению, кровь для Главной больницы Морганвилля. Не для банка крови.
– Это где-нибудь закреплено в письменном виде? Я имею в виду, где-то, что не включает в себя контракт с твоим темным властелином, Сатана, – сказал Шейн. – Потому что ты, делающая что-то по доброте душевной, звучит как… Подождите, какое слово подобрать? Ах, да. Дурь несусветная.
Моника сложила губы, словно хочет его поцеловать, на что он издал звук, словно его сейчас вырвет. Ева думала, что она, возможно, единственная, кто увидел вспышку боли, промелькнувшую в выражении лица Моники. Боже, подумала она ошеломленно. Скажите мне, что Королева Сучек не втюрилась в Шейна Коллинза! Это было бы… неправильно. А также опасно, потому что, насколько Ева могла сказать, Шейн не рассматривал даже ненавижу-тебя поцелуи с Моникой, тем более что-то еще, а Моника не принимает отказы.
– Не забудьте записаться в кафетерии, – сказала Моника им всем, но ее внимание было полностью сосредоточено на Шейне. – Я хочу увидеть, как вас всех пристегнут, и вы смиритесь.
Теперь Ева тоже почувствовала тошноту, учитывая то, как Моника, казалось, перекатывала это на языке. Было долгожданным облегчением услышать, как Майкл сказал:
– У тебя нет пятиклашек, которых надо запугать, Моника? Потому что уже надоело.
– Осторожнее, Гласс, – сказала подружка Моники, Джина, и указала на него пальцем с хорошим маникюром. – Ты не можешь с ней так разговаривать.
– Да? Подожди, пока не увидишь, как я говорю с тобой, – парировал Майкл и ударил по дверце шкафчика. Забавно. Шейн быстро заводился… взрывной, но быстро отходил. Майкл распаляется медленно, но злится долго, и все знали, когда у него такой тон, то время сматывать удочки. – Убирайтесь. Живо.
Джина могла атаковать, но Моника знала лучше; она схватила за руку свою подругу и толкнула ее вперед, двигаясь с потоком в другой конец коридора. Это был первый ланч; запах переваренного мясного рулета и пропитанных водой овощей заполнил коридор.
– Они направляются в кафетерий, – сказала Ева мальчикам. – Что скажете насчет тако?
– Я говорю да, – ответил Шейн и поднял руку дать пять. Когда она хотела хлопнуть по ней, он поднял свою руку слишком высоко для нее. – Слишком медленная и низкая.
Она ударила его кулаком в живот – не сильно, в шутку – он испустил преувеличенный стон и согнулся, все еще держа руку. Она хлопнула по ней.
– Я всегда могу укоротить тебя, Шейн, – сказала она. – Пошли. Primo comida ждет.
***
Киоск с тако в квартале от школы – блестяще, было просто написано ТАКО большими красными и желтыми буквами – был переполнен подростками и взрослыми, но Шейн протиснулся и сделал заказ, в то время как Ева и Майкл заняли единственный свободный небольшой столик. Он вернулся, балансируя пакетом и тремя содовыми. В пакете девять тако и около половины галлона острого соуса, что умно со стороны Шейна. Все они любили острый соус.
Обед не требует много болтовни, по крайней мере в течение первых двух тако каждого, а затем Шейн пробормотал полным теста и острой говядины ртом:
– Думаете, сдача крови легальна?
– Ну уж нет, – ответил Майкл. – Происходит что-то еще. Моника Моррелл никогда не делает что-то хорошее, если ей не выгодно.
– Ну, они используют передвижную установку для сбора крови, – отметила Ева, намазывая острый соус на тако. Она ужасно их любила. – Это само по себе говорит, что вампы заинтересованы в этом. Каламбур, кстати, потому что я потрясающа в этом. (прим. пер. stake также означает "кол").
Майкл улыбнулся ей. Настоящей улыбкой, той, которая заставила ее дрожать внутри и снаружи. Она улыбнулась в ответ, и на секунду – прекрасную, удивительную секунду – они по-настоящему общались.
Затем Майкл посмотрел на Шейна и сказал:
– Что заставило вампиров брать кровь не только в больнице?
– Может быть, они планируют благотворительную коктейльную вечеринку, а мы обеспечиваем напитки.
– Фу, – сказала Ева.
– Я так понимаю, ни один из вас не запишется в донорском листе, – сказал Майкл.
– Какой идиот в этом городе стал бы добровольцем донорской крови? По закону мы должны это делать с восемнадцати лет. Я буду наслаждаться последними двумя годами своего безыгольного существования, спасибо.
– Я хотел бы сделать это, – сказал Майкл. Он не делал на этом особый акцент, но Ева затаила дыхание, как будто он ударил ее в живот, и не смела смотреть на него в течение нескольких секунд. – В смысле если больница реально нуждается. Но это по-прежнему звучит поверхностно для меня, в основном потому что участвует Моника.
Я назвала его идиотом. Майкла Гласса. Идиотом. Самого прекрасного мальчика в городе. Кто идиот сейчас, идиотка? Ева подавила желание лепетать безумное оправдание, типа я бы тоже пошла – я не серьезно – я бы полностью отдала кровь больным детям. Что было правдой, но звучало отчаянно.
– Может быть, один из нас должен провести расследование, – сказала Ева, прежде чем она могла хорошенько подумать о том, что говорит. – Записаться, попасть в автобус, проверить.
– Ни коим долбанным образом, – сказал Шейн. – Я сумасшедший, но не настолько.
– Я это сделаю, – выпалила она, прежде чем успела подумать. Что она хотела? Загладить то, что сказала? Что ж, она делает это, будучи умелой жертвой, что не умно, но по крайней мере из-за этого Майкл долго и серьезно на нее посмотрел.
– Не думаю, что это хорошая идея, – медленно сказал он. – Во всяком случае не в одиночку. Если ты это сделаешь, тебе нужно прикрыть спину. Я пойду с тобой.
– Вместе? – О, Господи, был ли какой-то другой способ звучать полной дурой? – В смысле мы сдающие кровь друзья?
– Да, – ответил он и медленно улыбнулся, что ей пришлось сглотнуть. – Вместе. Согласна?
– Конечно, – сказала она и попыталась сделать вид, что это не кульминация ее жизни. – Без разницы.
***
Она плыла до конца занятий, и когда шла домой, даже если не видела Майкла за это время. Впервые она очень, очень хотела лучшего друга, чтобы поделиться своими возбужденными чувствами, но она давно решила, что ни одной морганвилльской девочке нельзя доверить такую информацию. Она обжигалась слишком много. Черт, когда-то давно она думала, что Дженнифер – одна из подружек Моники Моррелл – была хорошим другом. Ладно, это была начальная школа, но предательство все еще жгло.
Ее хорошее настроение быстро улетучилось, когда она вернулась домой, потому что ее отец уже был там. Если он был дома рано, значит, он рано ушел с работы и заскочил в бар, и еще хуже, они его уже выставили оттуда. Ева остановилась, увидев его машину на подъездной дорожке, и подумала снова уйти, но в это время года темнеет быстро, и она не хотела шататься ночью. Конечно, технически она была несовершеннолетней и должна быть свободна от алчных вампиров, но никто в Морганвилле не верил в такие вещи.
Она пришла к компромиссу и обошла вокруг, пригнувшись под окном гостиной, и направилась к заднему крыльцу. Дверь была заперта, конечно, но она открыла ее своим ключом, тихо прикрыла за собой дверь, снова закрыла и… врезалась прямо в отца, который стоял около холодильника, беря еще одно пиво.
Он взглянул на нее, и она замерла, колеблясь между пронестись мимо него или попытаться сделать вид как в ситкомах, что все нормально.
– Насчет времени, когда ты притащилась домой, – произнес ее отец и открыл пиво. Он немного покачивался, что значит, что он в часе или двух стадии постоянного питья от отрубона и оставления их в покое на остаток вечера – но это опасные два часа. – Мне пришлось забрать твоего чертового брата со школы. У него снова проблемы. Разве я тебе не говорил присматривать за ним?
Не было никакого смысла объяснять, снова, что довольно сложно присматривать за младшеклассником, когда ходишь в старшую школу через дорогу, так что она ничего не сказала. Он сделал два больших быстрых глотка, затем поставил пиво на болезненно чистый кухонный стол. Ее мама содержала его в безупречной чистоте, все время, потому что если она этого не делала… ну. Если она этого не делала.
– Что он сделал? – спросила Ева. В данный момент крайне важно, чтобы отец продолжал говорить. Также важно попытаться легко уйти, по шагу за раз, держать дистанцию между ними и углом в коридор, чтобы, когда понадобится, она смогла убежать.
– Огрызался на учителя, – сказал он. – А потом вытащил нож, когда она пыталась отвести его в кабинет директора. Глупый ребенок. Не знаю, где он этого понабрался.
Ева знала. Она не могла поверить, что он не знает.
– Он кого-то ранил?
– Какого черта ты так говоришь? Нет, конечно, он этого не сделал. Парень глупый, а не сумасшедший. Я привел его домой и отшлепал. Он не сядет еще неделю. – Потом еще глотнул из бутылки, но он вернул ее на стол, и его подлые, узкие глаза остановились на ней. – Я говорил тебе наблюдать за ним, не так ли?
– Пап…
– Не папкай мне, и когда ты вырастешь и перестанешь малеваться как клоун? – обвинил он ее, но на пути был стул, и он врезался в него. Ева припустила по коридору, не убегая, но идя быстро и уверенно. Она свернула направо в конец коридора, где ее комната напротив комнаты брата, Джейсона. Его дверь была закрыта, и она не колебалась; она открыла свою собственную дверь, зашла и тихо ее закрыла, а затем закрыла на защелку, которую сама установила, когда ей было двенадцать. Это было не только из-за ее отца, но в такие времена, как сейчас, тоже помогает.
Она бросила сумку с книгами на кровать и повернулась, уставившись на закрытую дверь. В течение пятнадцати секунд было тихо. Двадцать. Двадцать пять.
А потом удар кулаком в дверь. Один удар, достаточно сильный, чтобы дверь задрожала, но замок крепкий. Он дергал ручку.
– Неблагодарная! – орал ее отец, и она услышала, как он стучит в другую дверь. Джейсона. О, Боже. Но она помогла Джейсону сделать его комнату крепостью, и довольно скоро она услышала, как ее отец направился на кухню к своему забытому пиву.
Ева сползла на кровать со слабостью в коленках и потянулась за чучелом горгульи. Она крепко обняла ее, а затем протянула руку и взяла рацию с тумбочки. Она включила ее.
– Земля Урану, – сказала она. – Ответь, Уран.
Статический треск, и даже комфорт ее безоговорочно любящего плюшевого животного не помогал, пока она не услышала голос ее брата через динамик.
– Мой позывной Харон, тупица. Если ты забыла.
– Это просто спутник, даже не планета. – Она позволила пройти секунде или двум, потом сказала: – Ты в порядке, Джейс?
– Словно тебе есть дело. – В голосе Джейсона была понурая обида. Он был младше ее, но в каком-то смысле он был старше. И сильнее. – Что-то охладило тебя, да?
– Я даже не знала, что он здесь! Что за черт, Джейс, ты достал нож?
– И что? Мне нравятся ножи.
Все благие намерения Евы увяли, потому что она это знала. Он показал ей шесть месяцев назад длинный, опасный нож, и он порезал ее им. Случайно, сказал он. Она не была так уверена. И сейчас не уверена. Джейсон… что-то было сломано в Джейсоне, и она не знала, как это починить. Это заставило ее чувствовать себя ужасно и пустой внутри.
– Как сильно он бил тебя? – наконец спросила она.
– Не видно.
– Черт… – Плохо сидеть здесь, отдельно, не зная, что сказать. Не зная, что сделать. – Хотела бы я…
– Хотела бы ты иметь стержень, сестренка? Хотела бы ты противостоять старику? Не беспокойся. В следующий раз, когда он поднимет на меня руку, я сломаю ее. Рассчитывай на это.
На этом он выключил рацию. Она попыталась снова, но он не отвечал. Ева медленно растянулась на своей кровати, укрылась одеялом с Кошмаром перед рождеством, когда начался озноб, и пыталась думать о том, что делать. Позвонить копам? Ага, она пробовала. Мама захлопнет дверь, да и никто не послушает плохиша Джейсона и его странную сестру-гота. Не то чтобы морганвилльским копам было дело.
Она наполовину спала, когда ее мать постучала в дверь и сказала, что ужин на столе. Ева скатилась с постели, распустила волосы из косичек и встряхнула ими, в основном закрыв глаза – ее стратегия при встрече с семьей – и была готова вынести ужин. Папа вырубился, так что будет тихо; Джейсон будет кипеть от ярости, мама уйдет в себя, и еда будет ужасна. Так что она не ждала с нетерпением кукурузное пюре и Спэм (торговая марка консервированного мяса).
Ева услышала звук у окна и повернулась, думая, что это была ветка, или, может быть – безумно – Майкл Гласс пытается привлечь ее внимание.
Вместо этого по другую сторону окна ей улыбался вампир. Брендон. Евросволочь с гладким, острым подбородком, что можно порезаться. Сейчас он выглядел совершенно нормально. Совершенно нормальная любопытная Варвара, выглядящая так, словно хочет прыгнуть через стекло и делать с ней ужасные, ужасные вещи.
Ева подавила крик. Если бы она закричала, Брендон бы ушел в следующее мгновение, как дурной сон, и это даже может пробудить отца от его алкогольной дремоты. К тому же Брендон не мог попасть внутрь. Не без приглашения, которое, она чертовски уверена, не собиралась давать. Я все еще несовершеннолетняя, засранец, подумала она, рывком закрывая шторы. У тебя нет на меня никаких прав. Не то чтобы для Брендона возраст имел большое значение. Он ходит кругами вокруг нее с момента, как ей исполнилось двенадцать. Это по-прежнему заставляет ее чувствовать тошноту и тревогу, но она не позволит этому взять верх. Ни в коем случае.
Когда она выглянула, он исчез. Вероятно, его понятие шутки. Ох. Если она пожалуется, он скажет, что патрулировал собственность; он был, в конце концов, по контракту Покровителем их семьи. Она ничего не могла с этим поделать. Как и со всем остальным неправильным в ее жизни.
Ужин прошел, как она и предсказывала, молча. Джейсон ковырялся в еде, угрюмо уставившись вниз; его волосы свисали на лицо, как и у Евы, и хотя их мама болтала ни о чем и игнорировала все, что происходит на самом деле, ни один из них не сказал и слова, кроме мычания и односложных ответов. Когда они закончили, Ева отнесла посуду на кухню и помыла. Джейсон вытирал. Они работали в тишине, и когда она оглянулась, то увидела, как Джейс следит за диваном в гостиной, где вырубился их отец с пивными банками на полу.
Они старались не шуметь.
Это был странный факт жизни, что после всего адреналина, всего этого страха, всего напряжения, Ева заснула в считанные секунды, как только оказалась в постели. Ей редко снились кошмары. Может быть, плохие сны не были действительно необходимы, если живешь в нем в реальности… Но она думала, что у нее был один, когда она проснулась под звуки сирен и мерцающего свечения, которое не было восходом солнца за занавесками. Она встала, натянула черный пушистый халат и отодвинула шторы, чтобы выглянуть наружу.
В шести кварталах полыхал дом, пылая и стреляя пламенем в небо. Часы показывали два часа ночи, и у нее было сильное чувство, что кто бы ни был в том месте, возможно, не смог выбраться невредимым. Пожарные были уже там; она могла видеть пожарные машины и сирену.
В дверь ее спальни постучали. Ева ответила и увидела маму, стоящую в халате. Не спрашивая, мама протиснулась мимо и подошла к окну.
– Да, конечно, входи, – сказала Ева. Она снова закрыла дверь на защелку. – Я только проснулась. Ты знаешь, чей это дом?
Ее мать смотрела на огонь сухими, пустыми глазами и сказала:
– Это может быть дом Милдред Клейн, она живет в том квартале. Или семьи Монтез.
Ева знала Клару Монтез, и имя сильно ее ударило. Клара перешла в среднюю школу в этом году. Милая, спокойная и умная. У нее был старший брат, который уже выпустился, сестра в средней школе и еще одна в начальной школе.
Ева схватила свой сотовый телефон со стола и проверила контакты; Клара была в ее списке, и она быстро набрала ее. Она сжимала телефон с тревогой, пока смотрела на пламя над горящими костями дома на расстоянии.
– Это не я, – тотчас сказала она. Голос у нее был запыхавшийся и взволнованный. – Это дом Коллинзов! Мне пора!
Ева, должно быть, издала какой-то звук, потому что следующее, что она знала, ее мама держала ее за плечи, спрашивая ее, что случилось. Евины руки дрожали. Она снова посмотрела на огонь, сердце бешено колотилось, во рту пересохло. Коллинзы.
Это горел дом Шейна.
– Я должна идти, – сказала она и вырвалась из рук мамы, чтобы начать доставать вещи из ящиков. Ее не волновало, что она брала – несовпадающее нижнее белье, порванные спортивные штаны, футболка с Суперкрошками (мультсериал про трёх маленьких девочек детсадовского возраста, обладающих суперспособностями). Что бы она не доставала из ящика, сразу надевала. Ее мать говорила, но это был просто шум. Ева посмотрела на свой телефон. Еще один звонок. От Майкла. Она проверила голосовую почту.
