Текст книги "Полуночные укусы. Сборник рассказов из серии "Морганвилльские вампиры" (ЛП)"

Автор книги: Рэйчел Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Глориана больше не улыбалась. Я чувствовала исходившие от нее волны давления, смыкающиеся вокруг Майкла. Она усиленно работала над этим, поняла я. Тяжелее, чем она ожидала. Я бы получила от этого некоторое удовлетворение, если бы не была в ужасе, что ее усилий может быть достаточно.

– Майкл, – сказала она. – Скажи ей, чтобы возвращалась к своим друзьям. Она просто ребенок. Тебе нужен кто-то… опытнее. Кто-то, кто понимает, чего ты хочешь, что тебе нужно, и не боится помочь пережить это… трудное время.

Он ничего не сказал. Это само по себе было победой, но я видела, как он снова вздрогнул. Вибрировал, на самом деле. Когда она положила свои пальцы в перчатках на его руку, я увидела, как его губы раскрылись в беззвучном вздохе.

– Нет, – сказала я и сделала шаг вниз, оказавшись на одном уровне с ним. Я столкнула ее руку, обняв его. – Нет, я никуда не пойду. У тебя там полный зал кандидатов. Ты не получишь его, только через мой труп.

Глориана отступила, хмурясь. Боже, даже то, как она хмурится, было очаровательно, хотя гнев кипел в ее глазах, и он не был так изысканен. Я удивила ее. И теперь она начинает понимать, что она не может заполучить Майкла так, как планировалось… и она была недовольна. Очень.

Майкл перестал дрожать, и я чувствовала, как он расслабился рядом со мной. Сладкое облегчение. Его голова опустилась мне на плечо, и я повернула голову и уставилась на другого вампира. Она оставалась бесстрастной, не улыбается, не смеется, не источает шарм. Она была похожа на восковую куклу, и не особо хорошенькую.

– Так вот как все будет? – спросила она.

Майкл втянул в себя воздух и сказал:

– Я с Евой.

Только это. Всего три слова, но они заставили меня почувствовать слабость, облегчение и любовь.

Я не потеряла его.

Глориана медленно, неохотно улыбнулась, и привлекательность вернулась.

– Я приношу свои извинения, – сказала она. – Моя ошибка. Я не думала, что ты серьезно относишься к ней, или что она такая… сильная. Я ошиблась в вас обоих. – Она сложила ладони вместе и поклонилась – насмешливо, я была почти уверена. – Я уверена, что мы снова увидимся, Майкл. Ева.

Он не ответил ей. Он был пугающе тихим, подумала я. Глориана взглянула наверх, на вершину лестницы, и я увидела, как ее лицо на мгновение превратилось в очень, очень некрасивое.

Там стояла Амелия, сияя в лунном свете, как ослепительное серебро. Такая красивая, какой Глориана никогда не будет со всем своим обаянием и внешностью.

– Вернись на вечеринку, – сказала Амелия. – Твоим обожателям тебя не хватает, Глори. Уверена, что ты не хочешь нести ответственность за еще несколько разбитых сердец сегодня вечером.

Она повернулась и ушла, и я слышала, как Глориана издала легкий шипящий звук, почти как змея. Она последний раз искоса взглянула на Майкла, и тут я почувствовала что-то… щелчок, как если бы давление вокруг нас сломалось.

Как только она ушла, Майкл сжал руки вокруг меня, почти отрывая от пола, и прошептал:

– Боже, Ева… Боже, мне так жаль. – Он был потрясен, и его голос звучал сердито – не на меня, а на себя. – Я не мог удержаться. Это было как… Это было как во сне. И я не хотел просыпаться.

– Оливер назвал это очарованием, – ответила я. – Я не могу его чувствовать.

– Только если она не захочет. Она… наркотик. Это ужасно, но… так приятно.

Я закрыла на мгновение глаза и задушила свою внутреннюю королеву драмы, прежде чем я очень осторожно сказала:

– Майкл, если на самом деле… Она нужна тебе…

Майкл Гласс поднял голову. Лунный свет освещал его лицо, и я могла видеть на нем все: противоречие, любовь и отчаяние.

– Я хочу тебя, – сказал он. – Я хочу остаться с тобой. Я люблю тебя. Боже, Ева, я люблю тебя.

От того, как напряженно он это произнес, мое сердце больно сжалось. Хотелось плакать от облегчения, но мне удалось подавить слезы.

– Тогда больше так не делай, – сказала я. – Обещай.

– Нет, – ответил он. – Это ты мне кое-что обещай.

Я моргнула.

– Я… обещаю больше не танцевать с Оливером?

Он не засмеялся.

– Обещай мне, что ты выйдешь за меня замуж, – сказал он. – Обещай мне, что ты не оставишь меня. Я нуждаюсь в тебе, Ева, всегда нуждался и всегда буду. Пожалуйста. Обещай мне.

Я не была уверена, что правильно расслышала. Выйти замуж. Не то чтобы я не думала об этом, не мечтала, но… услышать, как он сказал это вслух, было… страшно. И волнующе. И снова страшно.

Я не знала, что сказать, кроме как, наконец:

– Да. – Получился шепот, робкий и медленный, но казалось, звенел, как колокол в застывшем воздухе. Я сказала это снова, громче. – Да. О, Боже, да.

Он поцеловал меня. Это был не его нормальный сладкий, нежный поцелуй – он был полон той же интенсивности, той же отчаянной сосредоточенности. Внезапно, я захотела его во всех смыслах так же сильно. Он слабо зарычал и скользнул руками вниз по моим рукам.

Тогда он взял меня на руки и понес вниз по лестнице, в тени. Это было дико, сумасшедше и глупо, но ни один из нас тогда об этом не заботился; нам просто это необходимо.

И, как всегда, наступил критический момент, когда его зубы задели мою шею. Я думала о Глориане, о необходимости внутри него, которую она использовала против него. Я думала о всех моих давних обещаниях себе, и взвесила их против того, как сильно я люблю его.

Я положила руку на его щеку.

– Майкл. – Он облизал мою кожу, чуть выше вен. – Майкл, сделай это. Давай.

На секунду он не двигался, а затем он медленно отстранился и посмотрел на меня сверху вниз. Я не могла прочитать выражение его лица.

– Ты уверена, – сказал он. – Ты действительно уверена.

– Да. Просто… – не убей меня, подумала я. Мое сердце колотилось так быстро, что звучало как военные барабаны. – Я не хочу быть обращенной. Знаешь ли.

– Знаю, – ответил он очень мягко. – Еще раз. Ты уверена.

– Да. – На этот раз я слышала уверенность в своем голосе, и спокойствие обосновалось внутри меня. – Да.

Я не могу вспомнить, каково это; это было подавляюще, и страшно, и замечательно, и гораздо лучше, чем я могла себе представить. Он мягко облизал рану, пока кровотечение не остановилось, а затем осторожно поцеловал ее. Я почувствовала головокружение и опьянение – укусы вампиров могут так повлиять, если они делают это правильно. Если не торопятся. Или так я слышала.

Я опустилась на грудь Майкла, и он держал меня.

– Ты в порядке? – прошептал он. Я издала бессловесный звук удовольствия и еще крепче прижалась к нему. Он улыбнулся. – Спасибо.

Я рассмеялась.

– Это был не подарок, Майкл.

Он поцеловал меня в нос.

– Нет, – согласился он. – Но ты – да. Я не знаю, что бы я делал без тебя, Ева. И я не хочу это выяснять.

– Даже если Глориана включит свое очарование?

– Особенно если Глориана включит свое очарование, – сказал он очень серьезно. – Кстати ты была удивительна. Ты заставила ее выглядеть…

– Дешево? – сказала я бодро.

– Незрело, – ответил он и поцеловал мою руку. – Ты была как самая сексуальная женщина в мире.

– Ну, справедливости ради, я и правда самая сексуальная женщина в мире.

– И ты права.

– Ты такой замечательный, что признал это.

Он помог мне встать на ноги и привел мое платье в порядок. Затем он держал меня на месте и уставился на меня долгим взглядом.

– Я правда сексуальнее Глорианы? – спросила я.

И он улыбнулся очень медленной, сексуальной улыбкой.

– Извини, но не думаю, что я знаю кого-то с таким именем.

А потом он снял пиджак, положил его мне на плечи и повел меня обратно на вечеринку.

Раздраженная

Посвящается Кесси Гилман за ее поддержку Kickstarter веб-сериала Морганвилля, 2014

А теперь у нас следующий оригинальный короткий рассказ… и еще один про Мирнина, потому что так захотела Кесси! Технически про Мирнина и Оливера, которые имеют странное сходство, в основном потому что они оба способны быть совершенно странными и жестокими, но и способны творить добро. Здесь показывается доброта Мирнина, как и его странность и жестокость Оливера. Немного обо всем, и жуткая история о погоне, которая заканчивается в зловещем доме с секретами, привидениями, ложью и монстрами.

Некоторых из монстров они привели с собой.

Забавный факт: я позаимствовала (как я склонна это делать с вампирскими историями) из истории, а именно ужасную историю о Кровавых Бендерах, которые заправляли магазином/постоялым двором, и убийство в 1870-е годы в Канзасе. Имена, которые я использовала, были правильными в тот период, и у меня есть пристрастие к причудливым именам, имея двоюродных бабушек Жемчужное Озеро и Драгоценный Камень в своем семейном дереве. Молва говорит, что был также родственник по имени Святая Библия, но за это не могу поручиться.

– Я считаю, что это добром не кончится, – сказал Мирнин и вцепился в ручку над пассажирской боковой дверью, когда автомобиль завизжал в повороте. Это была черная и безлунная ночь, и без фар человеческий водитель наверняка разбился бы, но водитель был далек от человека.

Тем не менее, Оливер не был ужасно хорошим водителем, даже как вампир, и шины запрыгнули на бордюр. Почтовый ящик ударился о борт машины именно там, где сидел Мирнин, и отлетел, печально разбрасывая счета и письма.

– Молчи, – сказал Оливер, когда Мирнин открыл рот, чтобы прокомментировать. Мирнин повиновался, так как напряженность в голосе мужчины была на грани насилия. – Я ненавижу эти… механические чудища. Не удивительно, что Амелия настаивает на водителе.

– Я умею водить. Клэр научила меня.

– К несчастью всех остальных на дороге. Заткнись. Я пытаюсь сконцентрироваться.

– Так ты его никогда не поймаешь.

– Почему это?

– Он лучше бегает, чем ты водишь?

Оливер сильно крутанул колеса влево, и Мирнина бросило на ограничитель – ремень безопасности, как Клэр настаивает его называть, хотя очевидно, что это вовсе не ремень, а больше упряжь. Несмотря на это каламбур, ему нравились введенные современным обществом меры безопасности. Довольно много несчастных случаев с экипажами могли бы прийти к лучшему исходу с незначительным дополнением таких вещей.

Ограничитель снова вступил в игру, когда Оливер с силой нажал на тормоза, и автомобиль занесло в громкой остановке, сопровождавшейся дымом и запахом горелых шин.

– Он ушел с дороги, – сказал Оливер. – Нам придется бежать за ним.

– Слава тебе, Господи, – ответил Мирнин. – Я лучше пробегу тысячу миль, чем снова вытерплю твои неполноценные механизированные навыки.

– Тогда смело вали домой.

– Нет!

– Тогда сделай мне милость – молчи. Я слушаю.

Мирнин заткнулся, потому что даже среди вампиров Оливер имел репутацию острого слуха, а спасительной благодатью Морганвилля, штат Техас, была его удаленность. В отличие от современных городов любого значительного размера, ночи здесь были ясными и тихими. Легко услышать нарушения, по крайней мере с вампирскими органами чувств. Легко услышать дыхание и сердцебиение потенциальных жертв… но не так легко отслеживать убегающего вампира. Вампиры были скрытными по своей природе, иногда даже по отношению к друг другу.

Существо, которое они отслеживали, было более опасным, чем большинство, и Мирнин начал задаваться вопросом, почему он, из всех вампиров Морганвилля, решил принять этот вызов. Он был, в конце концов, больше хищником в засаде, чем преследователем. Ему не нравилось преследование, как и Оливеру; это требовало слишком много усилий, и веселье, которое иногда было, заставляет потом его чувствовать себя виноватым.

В этот раз хотя бы по хорошей причине, и он действовал по приказу. Приказу Амелии. Иначе он бы не стал добровольно проводить время с Оливером. Его проблемы с этим мужчиной уходят корнями на пятьсот лет назад или больше.

– Сюда, – сказал Оливер, вышел с водительской стороны и быстро умчался, тогда как Мирнин неумело отстегивал упряжь его сиденья. Он порвал ее в порыве раздражения. Бесполезные вещи, ни на что не годятся, кроме спасения людей.

Учитывая, что его превратили пожилым человеком, Оливер был чрезвычайно гибким; даже с более длинными ногами Мирнину пришлось бежать неприятно быстро, чтобы не отстать. Он не мог обнаружить мужчину, за которым они следовали, но Оливер справится с отслеживанием. Сапоги для верховой езды, которые он носил, не годились для бега, и он был несколько благодарен, что не выбрал сегодня кроличьи тапочки. Они определенно не для суровой местности, а область, в которую они ушли, была усеяна ржавым металлоломом, выброшенными пиломатериалами и змеями, слишком медленными, чтобы ускользнуть с их дороги, но все еще достаточно быстрыми, чтобы укусить его в темноте. Опасный фундамент, даже для вампира.

Ему удалось нагнать все еще бегущего Оливера и сказать:

– Знаешь, тут змеи.

Как вампир, у него было преимущество говорить без одышки.

– Если тебя укусит змея, она умрет от отвращения, а ты от стыда, – сказал Оливер. – Он остановился.

Оливер сразу перешел на шаг, и Мирнин пошел за ним, радуясь изменению. Его глаза адаптировались к свету звезд и нарисовали яркую, хотя и в синих оттенках, картину старого дома с разбитыми окнами и зияющей дверью. Кто-то исписал его лозунгами, слой за слоем бессмысленных слов. Некоторые вещи никогда не менялись на протяжении веков, и граффити было одним из них, с древнего Египта до современности. Словно у человечества было жгучее желание оставить след, что бы он не значил – и слишком часто это оскорбление.

– Какой план? – спросил Мирнин.

– Сделаем проще. Ты заходишь сзади. Я спереди. Зажмем его посередине. – Короткая пауза, а затем: – Будь осторожен.

Мирнин поднял брови.

– Я тронут, что ты так беспокоишься обо мне.

– Я не беспокоюсь о тебе, дурень. Я беспокоюсь о том, что ты позволишь ему разорвать себя на части и сбежать. И мне придется снова его искать.

– Ааа. Теперь все встало на свои места.

Мирнин увернулся, чтобы избежать удара кулаком от Оливера, и двинулся к задней части фермы. Они были вне Морганвилля, и он мог почувствовать разницу. Это ощущалось странно, незнакомо и некомфортно. Он больше не хотел уезжать из города. Морганвилль настолько сильно стал его убежищем, его домом. Там он был защищен. Здесь он чувствовал себя маленьким и уязвимым. Слишком много воспоминаний, как за ним охотились по улицам, травили под открытым небом. Мучительно запирали в маленьких клетках. Вампиры могут быть сильными и быстрыми, но они были столь же уязвимы, как и все другие могущественные создания, вымершие из-за людей.

Здесь он был такой же жертвой, как и хищником.

Задняя дверь дома была заколочена, но он скользнул через разбитое окно и без звука приземлился на искривленный деревянный пол. Он был гнилым, но он чувствовал, где хрупкие места, и осторожно ступал, чтобы избежать предательских скрипа и щелчков. Здесь были пауки, много пауков, и он любил их – элегантные существа, идеально приспособившиеся к своей жизни. Трудно сказать, как они сейчас к нему относились, пока убегали с его пути.

Единственное, что его не заботило, это скорпион, который выполз из темноты, чтобы всадить жало ему в ногу. Ясно, что он не был любезен. Мирнин наклонился, поднял его за сегментированный хвост и поднес к своему лицу, нахмурившись, когда тот задел его когтями по носу, пока ворочался.

– Невоспитанный, – сказал он ему. – Научись манерам.

Он бросил его в окно и смотрел, как тот ринулся по песку, по-прежнему яростно тыча воздух колючим хвостом.

Потом он почувствовал, как что-то нависает над его головой, и поднял голову, чтобы увидеть лицо, глядящее на него сверху вниз. Или… нет. Не лицо. В ту долю секунды это было похоже на лицо, бесформенную темную вещь, наблюдающую за ним, но потом оно застыло в тени и приняло структуру плесени.

Тем не менее… он чувствовал, что за ним следят.

В комнате был также труп, но он не следил за ним. Он лежал в углу на спине. Юноша явно был мертв, причем в течение нескольких дней. Бледный и бескровный, у него были аккуратные отверстия в горле, его глаза закрыты.

– Я нашел пропавшего мальчика, – позвал Мирнин. – Мертвого.

Ему не было необходимости это говорить. Ни он, ни Оливер не были введены в заблуждение, чтобы поверить, что они найдут его живым.

– Наша добыча ушла наверх, – сказал голос в стороне от Мирнина, и он немного поморщился. Оливер снова сумел подкрасться, не привлекая его внимание. – Амелия не будет этим довольна. Нам нужно достойно погрести мальчика и выплатить компенсацию его семье. Ты возьмешь тело, а я пойду наверх и найду этого… я даже не могу назвать его вампиром.

– Мальчика давно уже нет, и он может подождать, – ответил Мирнин. – Для этого… можем понадобиться мы оба. Что бы это… ни было за существо, он не совсем в своем уме.

Оливер посмотрел на него. Не с обычным презрением или отрешением, но… чем-то еще. Чем-то более серьезным.

– Ну, тебе лучше знать, – сказал он. – Но я думаю, ты можешь быть прав.

Оливер повел вверх по лестнице, и Мирнин был достаточно осторожен, чтобы избегать хрупкого центра древесных ступеней; этот дом, с его угрожающими стенами и вонью гнили, был готов разваливаться при следующем сильном ветре. Удивительно, что это еще не произошло, учитывая его состояние. Наверху потертый ковер и какие-то старые, выцветшие фотографии позирующей семьи на стенах. В спальне справа был балдахин, ветхий матрас с подушками и покрывалом непопулярного пятидесятилетнего прошлого. Одежда осталась гнить в шкафу.

Он задавался вопросом, что случилось с семьей, которая когда-то жила здесь и, очевидно, исчезла без следа… а потом решил, возможно, лучше не знать. Все это место дрожало от страха и трагедии. Неудивительно, что их добыча выбрала его в качестве логова.

Оливер похлопал его по плечу и указал дальше по коридору к другой маленькой спальне. Дверь была закрыта, и свет звезд отражался на старой стеклянной ручке. Мирнин приготовился и кивнул о своей готовности.

Оливер взялся за ручку и повернул ее.

Нападение произошло через дверь с шокирующей внезапностью, сломав старую древесину в щепки, а потом на них кинулся вампир, крича. Он был вооружен ножом, острым и странной формы, который резал свет, описывая дугу к лицу Оливера. Оливер упал, Мирнин бросился вперед над ним и поймал нападавшего вокруг груди. Его вес и инерция отбросили его назад, но сухая древесина под ними разрушилась при ударе, они оба проломили пол и упали в комнату внизу.

Человек был бы оглушен или сломал спину, но вампиры были сделаны из материала повыносливее – и это существо было неестественно быстрым и сильным. Мирнин схватил правую руку с ножом и в то же время пытался удержать хищные клыки подальше от своего горла. Не было места страху или стратегии. Он не мог планировать, не мог думать ни о чем, кроме как просто прожить от одной секунды до другой, пока Оливер не упал через зазубренное отверстие в потолке, схватил голову вампира обеими руками и повернул с сухим щелчком в шее.

Это не убило его, но он оказался беспомощным на некоторое время. Оливер отбросил существо и предложил Мирнина руку, который без стыда ее принял. Он чувствовал себя потрепанным и счастливчиком, что остался в живых.

– Нужно убить это создание, – сказал Мирнин. Его голос, он был удивлен, услышав, звучал рационально и достаточно точным. – Мы должны убить его. Немедленно.

– Мой приказ принести его Амелии, – ответил Оливер.

– Он не может просто… упасть и случайно расчлениться?

– Независимо от того, как я этого жажду, нет. Я следую ее приказам. – Оливер схватил пленника за руку и поднял его. Голова неестественно откинулась. – Надеюсь, ты помнишь повязки?

– Конечно.

Мирнин порылся в карманах, обжог пальцы от прикосновения к серебряной плетеной проволоке и сложил часто использовавшийся носовой платок по длине. Он туго обвернул ее вокруг запястья, а затем добавил серебряный крючок, чтобы связать повязку со сломанной шеей. Шея заживала, конечно. Медленно, но неуклонно. Необходимо пристальное внимание, чтобы быть уверенными, что существо остается беспомощным.

Он связал щиколотки той же длиной серебряной проволоки, и испытал прочность на разрыв. Повязки казались достаточно надежными.

Плечи узника дернулись, и он, казалось, смотрел на Мирнина широкими темными глазами. В его лице была дикая угроза и что-то гораздо, гораздо хуже.

– Осторожно, – отрезал Оливер и пнул связанное тело; голова откинулась, но шея больше не сломана. Он восстановился поразительно быстро. – Посмотришь на меня с таким неуважением, и я выколю тебе глаза. Понял, Люциан?

– У этого есть имя?

– К сожалению, у нас у всех есть имена. И прошлое; его является особенно неприятным. Я не знаю, кто имел ужасную глупость, чтобы обратить кого-то как он в одного из нас, но я надеюсь, его создатель давно умер либо присоединится к костру этого монстра. – Оливер поставил заключенного – Мирнин отказался использовать его имя даже в шумном уединении своего ума, потому что имена давали силу. Оно неловко пошаркало серебряными кандалами на лодыжках, что было к лучшему, так как Мирнин был обеспокоен. – Поехали. Чем быстрее я это закончу, тем больше мне будет нравиться.

– Что насчет… этого места? – Мирнин жестом указал на дом вокруг них, не смотря на существо, потому что одного раза хватило на всю жизнь. – Уверен, здесь есть и другие жертвы.

– Это дело полиции. Кое-что для шефа Мосес, хотя я подозреваю, что большинство жертв будет приезжими. Ему бы не сошли с рук убийства, если бы он охотился исключительно на жителей Морганвилля.

Бедная шеф Мосес. Мирнин вздрогнул.

– Лучше закопать его в землю, – сказал он. – Сказав, как они умерли, мы не принесем их близким мира.

Оливер секунду смотрел на него с очень странным выражением.

– Всегда лучше знать, – ответил он. – Лучше быть преследуемым призраками, чем всегда искать то, чего нет.

Это звучало странно, словно говорит опыт, и Мирнин почти спросил, но все, что он действительно хотел, это убраться из этого гнетущего места со злым юмором дома.

Оливер вытащил пленного через разбитое окно, и Мирнин подошел к окну, чтобы последовать за ним… и тогда окно исчезло. Между одним мгновением времени и следующим оно просто пропало, как будто его никогда не было. Вместо него была только стена, с ее кожей из отслаивающихся обоев от костей штукатурки.

Мирнин остановился. Он медленно протянул руку, прикоснулся к корке сухой бумаги. Она рассыпалась от его прикосновения.

Он подошел к другому окну и мельком увидел, как Оливер нетерпеливо оборачивается, чтобы выяснить, почему он не последовал за ним… а затем этот проблеск исчез, как окно забилось старыми сухими досками со странным отливом.

Что ж. Это требует прямого действия. Он ударил древесину от беспокойства, не обращая внимания на щепки и осколки, и они действительно ломаются… но как только они ломались, появлялись новые. И появлялись. Бесконечное количество барьеров.

Он услышал, как Оливер стучит снаружи дома, пытаясь прорваться, но ясно, что дом не хочет Оливера.

Он хочет его.

***

Кричать имя Оливера в полную силу ничего не дало, кроме крошечного шторма пыли из распадающегося потолка. Мирнин закрыл глаза на мгновение, а затем открыл их снова. Казалось, ничего не изменилось. Он привык к галлюцинациям, но они всегда ощущаются определенно; он научился распознавать, когда его блуждающий ум подбрасывает неправду.

Казалось, это не тот случай.

Он направился к другому разбитому окну, двигаясь очень медленно. Когда он протянул руку вперед, дом сдвинулся… и его пальцы коснулись барьера, а не открытого неба.

Это место не хотело его отпускать.

Он мог слышать это сейчас, своего рода низкий, смертельный гул значительно ниже уровня даже вампирского понимания, но он знал на инстинктивном уровне, что он что-то ему говорит… и то, что он говорит, выедает его, обнажит до костей и безумия, и он не мог этого избежать. Он был здесь уязвим. Он почувствовал это даже снаружи, но он думал, что это было только его беспокойство по поводу нахождения вдали от безопасной земли Морганвилля, но это было что-то большее.

Это место было живым.

– Ты что-то хочешь, – прошептал он.

Оливер и его пленник наверняка ушли. Оливер, будучи Оливером, решил бы, что принести его трофей Амелии будет иметь приоритет над любой спасательной операцией – и если честно, пленник слишком опасен, чтобы оставить его на произвол судьбы.

Он вернется за мной, сказал себе Мирнин, чтобы остановить растущую волну паники. Или отправит помощь. Я только должен сохранять спокойствие и найти способ спасти себя.

Ну что, это казалось простым.

Он поискал в карманах и нашел сотовый телефон, который Клэр всегда наставала брать с собой; это была самая простая модель с несколькими номерами и выбором позвонить, прервать и экстренный возов. Он решил, что это оправданный экстренный вызов, и нажал эту кнопку.

Тишина.

Он проверил небольшой светящийся экран. Он гласил, что не было сигнала. Я знал, что эти вещи бесполезны, подумал он и бросил его на пол, закрутив, как компас, указывающий в сторону безумия.

Когда он снова поднял голову, в середине комнаты был обеденный стол. Он был совершенно неуместным, потому что выглядел новым, блестящим, без единого пятнышка. Вокруг него стояли шесть стульев.

Он оглянулся в сторону разрушенной кухни и обнаружил, что она чистая и аккуратная, словно дом решил вернуться в прошлое. Призраков нет. Это должно быть плюсом. Но так не кажется.

Теперь на столе была книга – альбом с фотографиями, сделанный из старого зеленого бархата с причудливыми целлулоидными уголками. На нем старинным металлом написано "Наша Семья".

Было не много вариантов, и бессмысленно пытаться найти другой выход. Он должен был следовать пути, который это место выбрало для него, по крайней мере сейчас. Дом хотел сказать ему что-то.

Он был готов слушать.

Мирнин сел на стул перед альбомом и протянул руку, чтобы открыть защелку. На левой стороне обложки было место для имени, и написано выцветшей медной гравировкой Семья Вексенов (прим. пер. здесь и далее говорящие имена. Vexen – раздраженный, злой).

Вексен. Дурное имя.

Справа одна большая фотография – или вернее ферротипия – худого крепкого старика в плохо сидящем формальном костюме девятнадцатого века с цилиндром. Он стоял в том, какой в лучшие дни была эта ферма, с женой с худым лицом в лучшей воскресной шляпке и траурном черном платье. Группа детей сидела у их ног.

Но что-то в этом фото поразило его, и он знал, что это было: живые дети, но один в середине мертв, подпираемый сестрами с каждой стороны, чтобы дать мальчику ложную видимость жизни. Ложь для его пустого взгляда и заваливающейся головы.

Траурная фотография. Викторианская традиция, когда для каждого человека могло быть только одно изображение, и способ увековечить умерших, прежде чем будет слишком поздно. В современных глазах это было ужасно болезненно, но для этой семьи, в то время, было драгоценной вещью, чтобы увековечить любимого человека.

Он старался ничего не читать в альбоме.

Следующие две страницы приводили вырезки из старых, пожелтевших газетных статей в комплекте с не очень мастерски нарисованной иллюстрацией самого фермерского дома, в котором он теперь стоял. Это было, понял он, ближе ко времени основания Морганвилля и задолго до того, как он стал достаточно здравомыслящим, чтобы выходить за пределы стен своей новой лаборатории. Газета была давно почившим Глашатаем Морганвилля и подробно описывала убийство в доме Вексенов. Микайя Вексен, его жены, Вертью (прим. пер. добродетель), его брата, Аргуса (бдительный страж) и его детей, Труф (обещание, верность) и Верили (истина), все были убиты. Исчезла из дома средняя дочь, Клеменси (милосердие). Ужасная сцена была обнаружена днями позже проезжающим мимо ковбоем, который остановился попоить лошадь. Был вовлечен шериф Морганвилля того времени. Согласно второй статье не было сделано никаких арестов.

Следующий оборот страницы содержал фотографии погибших. Не при жизни… Нет, дом не был таким любезным. Это были фотографии, сделанные на месте их обнаружения – месте преступления, как говорят сейчас. Сепия выцвела, но достаточно яркая, чтобы ужаснуть. Похоже, прибыльная подработка фотографа.

Мирнин смотрел на них, пытаясь увидеть, что должен был понять. Что это не вампирское убийство? Это очевидно; сцена слишком хаотична, слишком яростна, слишком… беспорядочна. Выглядит как очень человеческое преступление.

– Выглядит немного очевидным, – непринужденно сказал он сумасшедшему дому, который держал его в плену. – Семья ссорится, что выходит из под контроля, а дети оказались под рукой. Я прав? – Он перевернул страницу. Ничего. Он перевернул другую и получил пустые страницы. – Если это твой очень тонкий способ показать недовольство моим отсутствием понимания…

Он поднял голову, потому что кто-то сидел за столом напротив него. Девочка.

– О, так лучше. Клеменси? – Девочка, сидевшая напротив него, была цвета слоновой кости, жуткая, с обесцвеченными волосами и затуманенными глазами. Он сомневался, что в жизни она была такой бесцветной. По виду ей тринадцать или четырнадцать… больше ребенок, чем женщина. – Или ты Труф?

Губы разомкнулись в форме слова, но не было слышно ни звука.

– Значит, Клеменси, – сказал он. – Если ты собираешься пугать меня, должен предупредить тебя, что не вызовешь у меня ночные кошмары. Я гораздо хуже тебя. Другими словами, ты должна придумать что-то получше.

Она улыбнулась. Это была милая, беспечная улыбка, и она сделала ее… человеком. И больно думать о страданиях этой девочки. Он был хищником долгое время, но редко был монстром. Не таким монстром.

Она протянула бледную руку к нему и повернула ее ладонью вверх.

– Ты что-то хочешь, да. Я это понял, – сказал он. – И я должен похвалить тебя за очень достойный спиритический сеанс, но ты должна быть более конкретной. Я вампир, а не телепат.

Она просто смотрела на него своими слепыми глазами, и он в конце концов вздохнул. Он верил во многие вещи, призраки одни из них, и он знал, когда можно к ним прикасаться. Особенно по приглашению призрака. В маленькой валлийской деревне, где он воспитывался, прикосновение к призраку было прямым порталом в ад.

Но он хотел выбраться из этого места, и он чувствовал, что Клеменси Вексен – единственная дверь, через которую он мог пройти.

Так что он коснулся ее руки… и умер.

Это не фактическая смерть, физическая смерть, но это ощущалось так. Не приятно. Не быстро. Это была смерть запутавшегося, страдающего ребенка, который не мог понять, как ее жизнь пошла так ужасно неправильно, или почему кто-то хочет выжать из нее такую боль.

Он со вздохом откинулся на спинку стула, падая обратно в свое внезапно болящее тело, и положил дрожащую руку на лоб. Там, где призрак уже сжал его пальцы, они были ледяными и обмороженными, и почти столь же бледными, как труп девочки. По мере того, как вернулись чувства, их пронзили горячие иглы боли, но вряд ли он даже заметил это.