Текст книги "Травма (СИ)"

Автор книги: Рей Маслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Правая серая дверь. Ксэ потянула за ручку. В нос ударил резкий запах стирального порошка. Ксэ открыла дверь – это была комната уборщиц. Две потрёпанного вида женщины, сидевшие на перевёрнутых вёдрах между забитыми чистящим средством полками, посмотрели на полицейскую почти совсем не удивлёнными глазами. Ксэ молча закрыла дверь и перешла ко второй. Заперто. На ключ. Действительно старая станция – механические замки, половые вёдра и порошок вместо автоматики.

Перпендикулярный коридор через 10 метров поворачивал влево. За поворотом – узкая лестничная клетка с двумя пролётами металлических ступеней, вверх и вниз. Всё-таки запасной выход? Маловероятно. По данным портала истории Иэле, раньше строить два отдельных выхода со станций считалось непрактичным, особенно в центре города.

Вверх или вниз? Как подумала бы "Красная Швея", где бы предпочла укрыться? В таких случаях обычно лучше выбирать очевидный вариант.

Освещение на "Спайр" было не таким ярким, как на большинстве других станций. На лестнице вниз было ещё темнее; люминесцентная трубка на стене гудела и время от времени мигала, оставляя выцветшие синие отпечатки на радужке глаз.

От нижней площадки, совсем неосвещённой, в обе стороны отходили тёмные коридоры. Ксэ спокойно ступила во тьму и повернула налево. Здесь любые догадки бесполезны. Воздух стал совсем спёртым, пахло сыростью. Слева и справа белели железные двери, по большей части запечатанные или запертые. Но у Швеи вряд ли есть ключ от одного из этих старых замков. Заметив первую открытую дверь, Ксэ слегка нагнулась и вошла внутрь.

Где же она.

Фонарик выхватывал из темноты голые стены с облупившейся краской, змеями льнущие к стенам трубы. Посреди комнатки на полу лежал свёрток. Клетчатый шерстяной плед с кистями. Невада сглотнула. Невысоко подняв руки, словно балансируя, чтобы не упасть, подошла ближе. Одеяло было свёрнуто аккуратно, в два слоя, как будто внутри было что-то живое. Ребёнок. Невада присела на корточки и, затаив дыхание, коснулась свёртка.

– Внимание пассажирам! Внимание пассажирам!

Женский голос из громкоговорителя звучал сверху, со станции, доходя до нижних ярусов мощным эхом.

– Внимание, пожарная тревога! Немедленно покиньте станцию через главный вход. Это не учения! Повторяю: внимание...

Раздался взрыв. Стены вокруг затряслись, с потолка посыпалась цементная пыль.

Невада инстинктивно схватила свёрток, прижала его к груди, вскочила на ноги. И тут же услышала в соседний комнате негромкий шорох.

– ...сохраняйте спокойствие...

Из комнаты слева выбежала женщина среднего роста. Тёмные волосы, короткая тёмная куртка поверх белой рубашки, толстый свёрток под мышкой. Не та, кого я ищу. Но я её знаю.

"Именем закона, вы задержаны для дачи показаний в соответствии с пунктом 4 статьи номер..."

Женщина не стала ждать, пока ей начнут зачитывать права. Она наклонила голову и побежала прямо на Ксэ. Позиция 4, уклонение от прямого удара и высокая подножка с поддержкой – самый нетравматичный способ остановить бегущего человека. Ксэ встала наизготовку – но того, что произошло дальше, она предвидеть не могла. Женщина вильнула влево, как будто пытаясь избежать столкновения. Ксэ отклонилась в противоположном направлении, отставив ногу на пути бегущей – и женщина, выхватив из карманов по лезвию, нанесла два удара – по руке, протянутой вперёд для поддержки, и косой по корпусу. Ксэ рефлекторно отстранилась вправо и могла лишь наблюдать, как женщина с лезвиями – обычными выдвигающимися канцелярскими ножами – пролетает мимо, втянув голову в плечи и прижимаясь к стене.

Донёсся ещё один взрыв, такой же силы, как предыдущий. Лампа на лестничной клетке окончательно погасла, и силуэт убегающей женщины слился с монохромной гаммой ночного зрения. Ксэ выхватила из-за плеч ружьё – плащ автоматически отщёлкнулся и повис на нижних застёжках. По дисплею на верхней панели взбежал счётчик готовности. Женщина в куртке услышала за спиной нарастающий писк заряжающейся батарейки, рыскнула вправо, в два прыжка добралась до лестничной клетки и скакнула за угол. Разряд со звуком опускающегося хлыста чиркнул по стене. Ксэ перехватила оружие поудобнее и бросилась в погоню, каждым пружинистым прыжком покрывая полтора-два метра расстояния.

Ксэ выбежала в коридор и сразу же выстрелила в сторону лестницы – брызнуло стекло лампы, пшикнула бетонная крошка. Пригнувшись больше по привычке, нежели из практических соображений, женщина побежала по пролёту вверх.

Третий взрыв прозвучал гораздо ближе; ступени под ногами Ксэ затряслись, и она поторопилась выскочить в верхний коридор, где уже никого не было. Четвёртый. Ксэ сгруппировалась, чтобы взять быстрый старт и нагнать преследуемую. Пятый. Шестой. Седьмой. Громовые раскаты слились в один, пол под ногами ходил ходуном. Ксэ выбежала в главный зал, почти ничего не видя вокруг – зрение расфокусировалось от тряски, мысли перемешались так, что на поверхности остались только самые элементарные: бежать, найти, остановить. Среди последних пассажиров, убегавших вверх по большой лестнице, Ксэ заметила знакомую чёрную куртку. Прямо под ноги Ксэ упал большой кусок железобетона. Восьмой, десятый, четырнадцатый. Правый рукав балкона медленно, по частям, обрушивался на рельсы. Уже на бегу Ксэ заметила на платформе фигурки людей в форме. Служба безопасности. Несущественно. Бежать, найти, остановить. В затылок ударило что-то тяжёлое. Воздух запах кровью; глаза на миг заволокла белая пелена. Ксэ оттолкнулась левой ногой и изо всех сил выпрыгнула вперёд, будто желая одним движением вырваться из забытья. Колонна на противоположной стороне лестницы разлетелась на осколки у основания и осела вниз. Ксэ не услышала взрыва – бежать, остановить.

Женщина в куртке летела по ступенькам вдоль дальней стены; за ней, заслоняя обзор, с сумкой наперевес энергично хромал мужчина в сером пальто. Ксэ выбежала на лестницу. В спину полетела упругая пригоршня бетонных брызг. Ксэ двигалась вверх, прикрывая голову от непрерывно сыплющихся с потолка обломков. Женщина вспорхнула на верхнюю площадку и бросилась к турникетам; мужчина в пальто отстал и свернул левее. На последней ступеньке Ксэ припала на одно колено и вскинула ружьё. Сейчас. В момент, когда женщина выпрямилась, готовясь с ходу перепрыгнуть через эскалатор, длинный тонкий луч вонзился ей прямо между лопаток. Она проскользила два шага по инерции, ударилась о стеклянные дверцы и упала. Ксэ уже поднималась на ноги, когда прямо перед ней на землю обрушился огромный кусок потолка. Колонна слева начала крениться вбок; Ксэ отскочила вправо и побежала вперёд. Обломки отделочного камня и бетона дождём падали на пол. Один массивный булыжник ударил по руке, защищающей голову. Ксэ снова спружинила и на миг зажмурилась, не замедляя ход. Последняя не лопнувшая лампа в коридоре мигнула и погасла. Земля в очередной раз содрогнулась, гораздо сильнее, чем раньше. Стена рядом с турникетами, до которых оставалось не больше десяти метров, зашаталась и начала целиком, медленно, как пласт льда с айсберга, опускаться в проход. На глазах у Ксэ всю правую сторону коридора накрыла волна камня, погребая под собой металлические столбы турникетов. Тела женщины видно не было. Поверх груды завалов летели новые и новые обломки. Ксэ повернула налево и, опершись свободной рукой на один из уцелевших столбов, легко перепрыгнула через стеклянные створки. Позади продолжали раздаваться единичные взрывы, впереди маячил освещённый и невредимый верхний вестибюль. Хрустящий женский голос из динамиков объявил:

– ...Это не учения. Сохраняйте спокойствие и организованно продвигайтесь к...

Это она. С ней что-то не так.

Задвигаю ведро под кровать и откидываюсь на подушку.

Спазмы вернулись. Вчера это были лишь озноб и головная боль, сегодня – вот так... уже три раза. Но в этот раз что-то изменилось. Будто в голове вспыхнула раскалённая точка и вырвала меня из тяжёлого сна. Она зовёт. Она в опасности. Она...

Рывком сажусь и встряхиваю головой. Боль только усилилась, раскатившись по черепной коробке пригоршней металлических шариков. Потолок то приближался, то отдалялся в такт стуку в висках. Сколько я уже в этой туманной ломке? Мне снилось что-то хорошее. Поле в разводах жёлтых диких трав. Они колыхались, как... как живые. Волосы.

Поднимаюсь на ноги, пошатываясь, шагаю в ванную. От меня ужасно несёт. До этого я почти не замечала, но сейчас запах грязи, пота, разложения зудит в горле, обжигает лёгкие. Я приняла ванну только пару часов назад – ароматное мыло, эфирные масла... сейчас на дне ванны виднеются слипшиеся розовые лепестки, а в воздухе витает потухший аромат цветов. Всего пара часов. Неужели я настолько прогнила внутри?

Подхожу к раковине, подставляю руки под холодную воду. Набираю в рот пригоршню воды, полощу и выплёвываю, набираю ещё и глотаю. Немного. Больше нельзя, а то будет в четвёртый. А я не хочу. Лицо в зеркале – потемневшее, осунувшееся, всё в какой-то липкой гадости. Плескаю в него обжигающую горсть и тру изо всех сил. Нет, не так. Нежно.

У этого забытья есть свои преимущества – я не помню ничего из того, что было раньше. Разве что совсем чуть-чуть. Из головы словно вымели чёткие образы, руки, ширмы, ремни; разломанные мной пряничные фигурки людей больше не сменяются перед глазами безо всякого разнообразия. Не осталось вообще ничего – и слава богу. Только я, моя неладная голова и...

Я хватаюсь за голову и оседаю на пол. На этот раз всё по-настоящему. Боль, проходящая сквозь крик, сквозь страх, сквозь конвульсии. Боль, впивающаяся в тебя и остающаяся навсегда. Такая же, как тогда, с ним. Тебе нужна помощь, я знаю. Ты кричишь. Ты беззащитна, у тебя нет ни рук, ни ног. Но зачем именно так? Почему... почему опять? Опять всё возвращается, и руки, и ремни, и свежий воздух, которым невозможно дышать... Зачем ты делаешь это со мной?..

Мы любились везде. У него, у меня, на работе, на улице, на крыше, в туалете. Он снимал всё это на фотоаппарат, прикрепляя его куда-нибудь к ближайшей стене и ставя на съёмку с задержкой. И только он мог сказать, где мы уже были, а где ещё нет. Я не запоминала. Мне было плевать.

Это началось, как ураган. С крошечной искры в микросхеме, с неизбежной искры, которая должна была пробежать рано или поздно. Ещё недавно мы только смотрели друг на друга с разных концов офиса – по очереди, не одновременно, следя, чтобы другой не заметил. И вот мы уже любимся каждый день, а иногда и не по одному разу, и это как бы само собой разумеется. Само слово "любиться" я узнала от Софи – а она, как обычно, вычитала в какой-то очередной модной книжке. Сначала оно показалось мне каким-то дурацким, а потом я подумала – оно ведь прекрасно подходит к тому, что между нами творится. Достаточно пошлое, достаточно вульгарное, достаточно нежное. И, конечно же, там есть "любовь".

Он всегда всё делал правильно. Он брал меня только тогда, когда я хотела. Разве что – я хотела его всегда, чёрт возьми. Даже в наименее удачные дни. Тогда мы просто... ну да ладно, кому это интересно. Главное – что мы делали, а не как. Мы любились.

Я всегда прихожу на работу первой. Сегодня не успела я усесться поудобней на стуле, как появился он и опрокинул меня горячим поцелуем. Ну, фигурально выражаясь.

– Привет, Бри.

Он не в духе. Я вижу это по его первым словам, по тому, как у него повязан галстук. И зачем нас до сих пор заставляют ходить в эти дурацкие офисы и носить дурацкую офисную одежду?

– Привет.

Он закидывает сумку на своё место и возвращается ко мне.

– Ты какой-то грустный. Как работа?

– Ничего.

– Нет. Как наша работа. Ты же помнишь, в прошлый раз мы договаривались, ты посмотришь.

– Пока что не успел, засиделся за своей. Посмотрю, скажу тебе при следующей встрече. Обязательно.

– Спасибо.

Он наклоняется ко мне и целует. Обычно я целуюсь с закрытыми глазами, но сегодня решаю получше рассмотреть его лицо. Почти осязаемо мягкое и нежное от ощущения поцелуя, словно плавающее в облаках – и всё же утомлённое, с двумя рядами кругов – под глазами и ниже, на скулах. Его что-то тревожит. А значит, и меня тоже. Вспоминаю последние дни – да, он был почти таким же, слегка раздражённым (это для него нормально) и чем-то обеспокоенным.

– А, вот ещё. Помнишь, ты мне обещал телефон этого мужика из Teleco?

– Да, точно. У меня должна быть его визитка, сейчас дам.

Он достаёт бумажник и роется в набитом карточками переднем кармашке; на внутренней стороне, за полиэтиленовой плёнкой, я замечаю фотографию – голова женщины, стоящей почти спиной, видны только обрезанные по плечи светлые волосы.

– Кто это?

– Это... арт-фото, мой друг-фотограф занимается. – Он замялся. С чего бы это.

– Нет, я про девушку.

– Попросить его познакомить тебя с моделью?

– На всё у тебя есть ответ. А почему она у тебя в кошельке?

Он ничего не отвечает, только ухмыляется и чешет подбородок.

– Не могу её найти, наверное, оставил дома. Приду домой – скину тебе номер.

– Ладно, не горит... послезавтра всё в силе?

– Хмм... У меня встреча в пять...

– Эй, это был не вопрос! Отменяй что хочешь, кроме меня. Всё в силе. – И это не шутка. Слишком уж часто он в последнее время с кем-то встречается, меняет планы...

– Ты что, опять ревнуешь?

– Что ты, что ты. Мне всего лишь нужен весь ты, до последнего кусочка. Кто ещё поможет мне с моей работой.

– Ты сама. Ты всё сделала самостоятельно с начала до конца, я только кое-где подсказываю.

– Правильно. Хватить скромничать. Это я – царевна-лебедь, а все остальные...

– Да. Все остальные – дураки. – Он улыбается.

Щёлкает дверь. Он быстро отходит и машинально вытирает губы. В офис входит Катарина – веб-дизайнер "сколько-то-там-за-сорок", а следом за ней – красотка Софи.

– Приветик, девочки... А, привет.

Несмотря на офисный дресс-код, она умудрилась нацепить на себя огромные блестящие серьги и розовый пластиковый браслет. Софи. Тебя нельзя воспринимать всерьёз.

– Ну что, как?

– Да так... – Я отвожу взгляд в сторону, пытаясь не смотреть на то, как он медленно отходит к своему месту в дальнем углу офиса. Служебный роман – ужасная вещь.

Сегодня работы немного. Я для приличия заглядываю в исходники двух несрочных проектов, а потом захожу в Проводник и набираю в поиске "bribri13". Проводник высвечивает скрытую папку; я нажимаю на неё и ввожу пароль. Вот она, настоящая работа. Моя работа.

– Эй, Бри! Бри!

– А?

Софи стоит прямо у меня за спиной и улыбается до ушей. Я тут же нажимаю на кнопку и выключаю монитор.

– Ты чего?

– А... ты?

– Ну как это. Забыла, сегодня у нааааас, – протянула Софи и сделала театральную паузу, – шопиииинг!

Я начинаю вспоминать.

– По моим правилам.

– Бу-бу-бу, опять по твоим. Куда мы в прошлый раз забрались "по твоим", помнишь? Надеюсь, в этот раз будет что-то приличное.

– Дай-ка подумать... Да, знаю. Идём.

– И что теперь? Довольна?

Голос Софи доносится издалека, как будто со дна колодца.

– Вполне! А ты – нет?

– Да ну тебя.

Так ничего и не найдя в глубине стеллажа, я на четвереньках выползаю обратно в проём.

– Хотя... вон те блокнотики...

– Бархатные? Не лучший выбор. Или... с котятами??..

Софи корчит рожу.

– Ты так говоришь "котята"...

– Ладно, ладно. Куда ты хочешь?

– Отсюда. Я хочу отсюда.

Я только улыбаюсь и пожимаю плечами. Софи помешана на яркой одежде и побрякушках, а я...

Вот он – магазин "MondOffice", моё королевство. Вокруг полки с тетрадями, папками, ежедневниками, ручками, скрепками, пачками писчей бумаги... Сокровище, просто сокровище, а не магазин. В прошлый раз я нашла здесь карандаш ручной работы, о каком не могла и мечтать. Он сейчас со мной, в кармане брюк, идеально заточенный и спрятанный в твёрдый чехол. Кстати, о заточке...

– Прошу прощения!

Проходящая мимо продавщица останавливается и выжидательно смотрит на меня.

– Не подскажете, где у вас бокскаттеры?

– Кто-кто?

– Ну... канцелярские ножи. Чтобы резать бумагу.

– А. Думаю, вон там, на среднем стеллаже в третьем ряду.

"Вон там" в масштабах магазина выглядело достаточно расплывчато.

– Не видите? Хорошо, давайте я покажу.

Она улыбается, и её лицо покрывается маленькими симпатичными морщинками. Хотела бы я так выглядеть лет в пятьдесят. Хотя кто сказал, что ей не тридцать пять.

Она поворачивается и ведёт нас за собой, уверенно лавируя между рядами. Софи по своему обыкновению мгновенно сменила настроение на диаметрально противоположное и с интересом разглядывает попутные витрины, заставляя меня чуть ли не силком тащить её дальше.

– Вот. Здесь карандаши, а здесь, – продавщица повернулась к другому стеллажу, – аксессуары к ним. Ластики, точилки... э-э... а, вот, ножи для бумаги. Вам нужно для чего-то конкретного? Вы инженер?

– Да нет, нет... – Зачем инженерам ножи? – Просто люблю точить карандаши чем-то более... живым.

– А-а. – Она кивает, пытаясь изобразить понимание. – Тогда вот здесь простые – пластмассовый корпус, стальное лезвие, Китай... Хотя я бы посоветовала кое-что получше, если вам интересно...

– Давайте, давайте, расскажите! – Софи только что вернулась из обзорного тура по соседней секции и наверняка понятия не имела, о чём мы. Ещё раз – с неё нечего взять.

– Вот. Голландские, пластиковые. Сделаны по армейской технологии – гораздо острее и крепче стальных. Да-да. – "Фи, армейские технологии..." – фыркнула за спиной Софи, но я даже не обернулась. – Увеличенный срок службы, гарантия 1 год. И они не только для бумаги – ими можно резать что угодно.

Я смотрю на упаковку в её руках. Под прозрачной оболочкой виден продолговатый корпус ножа из пластика нежно-кремового цвета. Тонкий и изящный, как ручка "паркер", минималистически совершенный, как... Мои руки сами тянутся к нему, но Софи протискивается вперёд и берёт упаковку у продавщицы.

– Ну нифига себе! Ты цену ви... – Она оборачивается ко мне. Я гляжу на неё, как ни в чём не бывало. – Знаю этот взгляд. Ты готова, подруга. Держи.

Через 10 минут, стоя в очереди в кассу, Софи снова меняет пластинку.

– Две! Две эти пластиковые фигулины! Да это... да на это можно...

– Кто бы говорил, – улыбаюсь я, сжимая в руках упаковки. – Я же не говорю "Почему ты купила это розовое пушистое пальто за..." За сколько ты его там купила?

– Это другое дело, не сравнивай, новая коллекция "Фара Ренар" – святое! И так дёшево получилось. А ты тратишь такие деньжищи на какие-то армейские ножи...

– Да...

– И что с того, что... Ты меня слушаешь?

Нет. Я смотрю на дальний ряд стеллажей. Тонкая фигура, что только что скрылась за ними – мне показалось, или...

– Теперь ещё и молчишь.

Эта девушка с "арт-фото" мне везде чудится. Пора прекращать быть такой нервной. Хи-хи-хи.

– Прости, я немного сплю, устала с работы. Сейчас пробьём чек и по домам.

– Как пожелаете, сударыня. В следующий раз идём в "Шейпиз"!

Я криво улыбаюсь.

– Без проблем. Тот парень – извращенец – до сих пор там?

– Алан не извращенец! На себя бы посмотрела.

– Ну, просто он...

– Привет.

Он неловко клюнул меня в щёку и огляделся.

– За нами следят? – ухмыльнулась я, потирая озябшие руки: июль преподнёс любителям коротких кофточек сюрприз. Вместо ответа он наклонился и жадно поцеловал в губы; обжигающе горячая ладонь коснулась моей покрывшейся гусиной кожей руки. Сердце на секунду замирает и идёт дальше. Вот как он контролирует меня, легко и просто, одним движением. А я и рада.

Мы заходим в кофейню. Он идёт к стойке за кофе, а я устраиваюсь за столиком у окна и достаю ноутбук. За стеклом проплывают картинки пасмурного дня, зал пустой и почти такой же не по-летнему зябкий, как улица. Хочется зевать. Машинально запускаю руку в карман и ощупываю гладкую поверхность ножа. Так и не смогла с ним расстаться. До сих пор не могу определиться, как он мне больше нравится – сложенным или разложенным.

– Ну что, начнём?

Он садится рядом и придвигает ко мне бумажный стакан с моим именем на боку. Я делаю глоток и молча поворачиваю экран так, чтобы ему было видно.

– Я ещё раз изучил результаты нашей работы за последний месяц, всё сравнил и посчитал.

– И что ты думаешь?

– Очень хорошо. И идея, и исполнение... Ты хорошо потрудилась.

На меня накатывает раздражение. Он как будто меня жалеет. Сейчас, после всего, что...

– Но я не уверен насчёт применения технологии на практике. Смотри.

Он включил экран своего старого смартфона. На дисплее замаячили туманные диаграммы с неразличимо мелкими подписями. Пора проверить глаза, видно, не быть мне последним в мире программистом без очков. Хотя... я смотрю на него и не вижу обычных контактных линз. Забыл дома?

– Смотри. Вот здесь – видишь – рынок упал на 13%, тут вырос на 4, но это результаты за весь прошлый год. В первом квартале этого ещё хуже:

– Стоп-стоп-стоп. Ты хочешь сказать, что...

Он говорил почти полчаса без перерыва. О том, какая сложная сейчас ситуация в среде инновационных сетей, стартапов, интернет-инвестиций. О том, что после экономического спада традиционные рынки переживают новый виток роста, а у "ангелов" и независимых инвестиционных фондов нет средств, чтобы спонсировать ненадёжные долгосрочные проекты, тем более такие затратные. Я не помню слов, перед глазами и в мыслях всё плывёт, но главное: он хочет, чтобы я к чёртовой матери всё бросила!

– ...Поэтому, я думаю, лучше ненадолго отложить презентацию проекта. Тем более, его кое-где нужно доработать, например, интерфейс – ты помнишь, я составил список исправлений, и ты с ним согласилась.

Я резко встаю. Двойной эспрессо в животе недовольно булькает. Мне хочется смеяться. Хохотать в голос. Или трахнуть ноутбуком прямо ему по башке. Вместо этого я зажимаю компьютер под мышкой, поворачиваюсь на девяносто градусов и иду к выходу.

Не было бы тяжело, не было бы так тяжело, если бы он не был прав. Он всегда прав, когда доходит до практики. Ему надо было стать экономистом, или играть на бирже. А я... я просто столько времени убила на никому не нужный проект. Но почему тогда он помогал мне? Разве он с самого начала не предполагал, что из этого не выйдет толку? Или... или он это делал из любви ко мне, из... жалости?

Я оборачиваюсь к нему, чтобы спросить, но ничего не говорю и иду дальше.

– Бри.

У него виноватый голос. Значит, это правда. Из жалости.

– Бригитта.

Я останавливаюсь. Удивительно, но он никогда раньше не называл меня полным именем.

– Что?

– Я не говорил "отменить проект". Просто подождать с ним. Год или два. А потом его, в доработанном виде, можно смело предлагать инвесторам... Ну, что?

Я смотрю на него в растерянности. Часть меня хочет вырываться и кричать, что мне не нужны его подачки, его милость. А другой части хочется просто пригреться и заснуть. Заснуть... на его груди...

– Прости. Мне просто сейчас... слишком тяжело. Увидимся позже.

Я выхожу из кофейни. Он не пошёл за мной, не попытался остановить, успокоить. Сейчас об этом тоже не хочется думать. Как и обо всём остальном, что всё равно упрямо вертится в голове, не давая сбросить оставшуюся после разговора тяжесть. Поворачиваю налево и иду по бордюру вдоль проезжей части, теребя в кармане нож.

Что на меня нашло? Нельзя так расстраиваться, нельзя так реагировать на конструктивную критику. Я сама вечно учу этому Софи, которая фыркает и воротит нос при малейшем замечании. Да, эта работа очень важна для меня, это моё первое серьёзное творение, моё будущее. Я за ней и вправду ночи просиживала. Я – это я. Я – принцесса, царевна-лебедь, я всегда должна побеждать. Но что он должен был сказать, если положение дел такое, какое оно есть? Я ведь сама не хочу жалости. Значит, правда. И он сказал мне правду. Если не он, то кто ещё.

Я чувствую, как сквозь вихрь сумасшедшего секса во мне проступает, просыпается что-то иное. Он для меня уже не просто партнёр для любительских порнофильмов. Когда это случилось? Сейчас, только что? Или эта встряска дала мне почувствовать, чем он стал для меня на самом деле?

Надо позвонить ему. Объясниться. Сказать, что я всё понимаю и не хочу упрямиться на пустом месте. И что я благодарна, за всё. Дохожу до угла оживлённой улицы, встаю под козырьком ближайшего магазина и достаю телефон. Его номер первый в списке – я специально поставила звёздочку перед именем контакта, чтобы он отображался первым в алфавитном указателе. Старый приём – раньше я так отмечала телефон мамы. Сейчас она где-то в глубине списка... есть ли тут вообще её номер?

Его имя крупными буквами загорается посреди экрана. Прижимаю телефон к щеке. Напряжённо вслушиваюсь в разрываемую длинными гудками тишину на том конце провода. И тут из-за угла доносится мелодия звонка.

I ain't got no horse,

I ain't got no horizon...

От испуга и неожиданности я вешаю трубку. Это одна из моих любимых песен, он поставил её из-за меня... для меня.

Он рядом, значит, можно поговорить обо всём лицом к лицу? Почему-то я медлю. Что-то во всей ситуации настораживает. Как он вообще здесь оказался? Обогнал меня, пока я размышляла, смотря себе под ноги? Прошёл переулками? И зачем ему здесь быть – я видела, его машина стояла по другую сторону от кофейни. Что-то не так.

Из-за угла слышатся голоса. Я напрягаю слух, пытаясь что-то расслышать за шумом машин.

– Шхияш'хи сурмакх хэ.

– Пшщьях-кш. Сьорэ.

– Уамахпа сьорэ-сайрэ, акхи?

Один из голосов – тонкий, женский, с каким-то шепелявым присвистом. А другой...

– Сшкрьюэр. Куама-кш муа хи кэр-кэр сама.

Да. Это он. Его губы произносят всю эту белиберду, и это к нему обращается женщина со свистящим голосом.

– Пшуалаэм рам-кшэ сарда куламари хи сьора, куласэри кьяхи кен хэ. Юи хи?

– Юи.

Подхожу к самому углу и медленно выглядываю. На обочине широкой улицы стоит серебристая BMW. Из открытой передней дверцы выглядывает, поставив одну ногу в высоком сапоге на тротуар, женщина со светлыми волосами до плеч и странными угловатыми чертами лица. Он стоит перед ней почти спиной ко мне, но я вижу: он улыбается.

– Кэшкэ хи, лэйшщтэ!

Последнее слово она прошипела каким-то игриво-насмешливым тоном. Он подходит и наклоняется к ней. Между их лицами мелькает что-то неуловимое, затем он коротко целует её, открывает заднюю дверцу и забирается в машину.

Когда BMW отъезжает, я рывком отворачиваюсь к витрине. За толстым стеклом переливаются всеми цветами радуги буквы "MONDOFFICE".

– Не надо, я прогуляюсь.

– Точно?

Софи подозрительно глядит на меня в зеркало заднего вида. Я подхватываю сумку и открываю дверцу.

– Точно. Мне просто нужно проветриться.

– Ну, смотри. Ещё раз тебе говорю: всё устаканится. А нет – так ему же хуже. Не загоняйся так. До завтра.

– До завтра.

Бульвар Колин, 13. Поздним вечером – одинокое, промозглое место. Особенно после пяти кварталов пешком – не хочу, чтобы Софи знала, куда я собралась.

За стеклянными дверями лобби всегда горит свет. Всё по-домашнему – никакой охраны, только кодовые замки и выглядывающие из-за каждого угла глазки камер. И замочные скважины вместо кнопок в лифте. Совершенно негодная система: достаточно любым способом устроить пожарную тревогу – ну, не знаю, поджечь урну для мусора, – откроются двери на лестницу, и тогда проходи и бери всё, что хочешь.

Мне незачем эти уловки. Я сотрудница компании, забыла что-то в офисе. Или шеф прислал за документами. Или у меня бессонница, и я пришла поработать, всякое бывает. Вставляю ключ в скважину под номером 6. Лифт не шуршит, даже не шепчет – только один раз вздыхает, поднимая меня на шестой этаж. Забавно, я никогда не замечала, какой звук издаёт наш лифт. Может, это я просто отвлекаю сама себя, чтобы не думать о...

Как только двери лифта открываются, на этаже загорается свет, мигающими квадратами расползаясь по всему залу. Позади лифта – только кабинет директора и серверная, всё, что начальство решило не набивать в этот и без того набитый и некомфортный спортзал. Ровные ряды одинаковых столов с одинаковыми компьютерами, почти без опознавательных знаков. Здесь иногда и своё место найти непросто, не то чтобы чьё-то ещё. Но я точно помню, откуда он смотрел на меня – пристально, украдкой, и всё равно невероятно очевидно. Не знаю, как все вокруг ещё обо всём не догадались. Если они и вправду не догадались.

Вот он, его рабочий стол. Ничего особенного. Мой стол можно узнать по завалам ручек, ножей, скрепок, кофейных кружек, стол Софи – по монитору, в несколько слоёв обклеенному разноцветными бумажками с напоминаниями. Здесь же – ничего, что могло бы привлечь внимание: записная книжка, два карандаша, жёлтый ярлычок от чайного пакетика. Ничего необычного. Сажусь на его стул и облокачиваюсь на стол, за которым ещё недавно сидел он. Верчу в руках один из карандашей (не заточенный – как так можно?), пролистываю записную книжку. Только контакты – номера телефонов, эмейлы, короткие примечания вроде "Ненадёжный", "Не читает почту" или "Обязательно позвонить". И всё только по работе – по этой работе, ничего по моему проекту и ничего... личного. Может, здесь какой-то код, что-то, что я просмотрела? Можно назвать секретный контакт «Рене Дюбуа», и только ты будешь знать, кто это на самом деле. Но не думаю, что здесь есть что-то такое. Это не он... Что бы он ни делал, кем бы он... ни был, это не он, я знаю. Остаётся компьютер.

Один мой знакомый шутит, что умеет читать судьбу по картинке на рабочем столе. Я включаю монитор (он даже не запаролил компьютер, удивительно), и передо мной, усыпанный иконками приложений, предстаёт тёмный лес с залитыми синим свечением переплетающимися ветвями. Под сенью деревьев клубится кромешная тьма, что-то настолько чёрное, что удивительно, как это можно было передать на простом рисунке. Как будто оттуда, из черноты, смотрят чьи-то глаза, и ты точно знаешь об этом, но не можешь увидеть смотрящего.

Отвлекаюсь от картинки, захожу в программу синхронизации. Вот что точно нужно защищать десятью паролями – тут информация со всех синхронизированных с компьютером мобильных устройств. Смотрю медиа-файлы – ничего. Список контактов – просто имена и номера телефонов, всё нормально. GPS-навигатор... Он (и его телефон) сейчас едут по бульвару Вэнли, в центре города – точка рывками перемещается от дома к дому. Пока я здесь, я знаю, где ты, дорогой. Но это не то, что я хочу выяснить. Закрываю карту и иду дальше.

Теперь – почтовая программа. Деловые, деловые, деловые, откуда столько деловых... вот. Курсор останавливается на цепочке писем с совершенно нечитаемым названием. Адрес получателя – [email protected]. Местный ящик, редкое имя – без цифр, без подчёркиваний, без повторов букв. О чём это мне говорит?

Открываю меню. Длинный хвост переписки тут же выскакивает передо мной и дёргается, постепенно подгружаясь. Lagarta. Яростно верчу колёсико мыши, прокручивая список вниз. Огромное количество текста на незнакомом языке. Подключаюсь к интернету, захожу в автоматический переводчик, вставляю туда случайный отрывок из одного письма. Определение языка – "поиск не дал результатов". Забиваю в поисковик – несколько случайных ссылок с опечатками и альтернативным написанием. Значит, несуществующий язык... Тайный код? Детские игры в придумывание языков? Ничего не понимаю.