355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Рей Маслов » Травма (СИ) » Текст книги (страница 15)
Травма (СИ)
  • Текст добавлен: 20 марта 2017, 16:30

Текст книги "Травма (СИ)"


Автор книги: Рей Маслов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

В левое окно, за Ксэ, виднеются зеркальные башни "Сабрекорп". Машина взбирается по пандусу на бетонную площадку перед комплексом. Под колёсами хрустит мусор.

– Приехали.

Ксэ первая выскакивает из салона, как спущенная пружина. Я выхожу следом, поскальзываюсь на каком-то осколке, выправляюсь, держась за бок машины, смотрю по сторонам, и сердце прыгает в пятки. К нам через площадку бежит какой-то военный – броня армейского образца, офицерские шевроны под жилетом, должно быть, ОСБ – но я вижу только раскиданную повсюду смерть. Мёртвые тела. Головы, руки отдельно от туловищ. Она обещала, что все будут живы. Она ничего не говорила, но всё равно – она обещала.

К горлу подкатывает ком. Отворачиваюсь к машине, чтобы не стошнило. В первый раз со мной так – раньше ни на практике, ни на занятиях в морге...

Мы опоздали. Я опоздала.


Нет смысла скрывать – я не надеялся на эпилог.

Я медленно проходил вдоль полок, останавливаясь на каждом шагу, трогая корешки книг – настоящую, высеченную во времени мудрость, которую не заменит и сотня интерактивных экранов, – и совершенно бесполезную. Изучал своё усталое изображение в потускневшем бронзовом блюде из Ирана, даже не пытаясь вспомнить, при каких обстоятельствах оно очутилось на моей стене – к чему будить очередной мираж, подделку, уже даже не претендующую на достоверность и не имеющую никакого смысла, пока я один?..

Один. Возможно, дело в этом. Как так получилось, что за всю жизнь самыми близкими моими людьми были несуществующая секретарша и учитель фехтования, которого я всё детство терпеть не мог? У меня никогда не было определённого намерения собирать вокруг себя друзей, а те, что появлялись, не медлили исчезать, бесследно и странно. Всё вело меня к этой жизни, этой невероятной находке – и такому же головокружительному крушению всего. Я отошёл от стойки с подарочным оружием и начал собирать вещи. Две шелкотканые папки, перламутровая ключница, перьевая ручка – более практичная замена декоративному писчему прибору на столе – друг за другом скрылись в благоухающем свежей кожей портфеле. Я даже не думал о том, чтобы куда-то бежать, планировать ответный удар, пытаться вернуть всё на свои места. Эти люди сломали несгибаемого Люка: свергли с так нелегко доставшегося ему трона, уничтожили плоды полуторалетней работы, лишили даже сознания – и, в последней издевательской усмешке, сохранили жизнь и оставили наблюдать за концом действа из ставшего вдесятеро менее уютным кабинета – незавидная участь, при прочих равных, хотя я никогда не рассматривал смерть как "избавление" от земных страданий.

Портфель был собран, на столе оставались лишь самые громоздкие и самые бесполезные вещи, но меня не покидало ощущение неполноты моего комплекта рабочих принадлежностей, как будто отсутствовало что-то любимое, незаменимое, после очередной волны стёртое с лица Земли, но – и это ещё недавно казалось парадоксальным – не из моей памяти. В теле всё ещё ощущалась слабость от снотворного Шк'хин; мысли, не потеряв своей обычной изысканности и ярко выраженного аналитического характера, в постепенно слабеющем дурмане укола переплетались между собой, образуя интересные, но лишённые практического смысла сочетания. Я защёлкнул клапан портфеля, разгладил брюки – коммуникатора, разумеется, не было – и потянулся к нижнему левому ящику стола. Единственным его содержимым на протяжении трёх лет был компактный чёрный пистолет марки "Вальтер", ни разу не использованный артефакт времён расцвета моей мании преследования. Я нисколько не рассчитывал найти его на прежнем месте – моя немезида Копф, при всей его надменности, должен был о нём позаботиться. Поэтому я открывал ящик скорее "для порядка", чтобы считать сборы оконченными, и совсем немного задумался. А в следующий миг со стороны выхода раздался звонок лифта. Я поднял глаза – и впервые воочию узрел то, что безуспешно пытался подчинить себе всё это время.

Входной двери как таковой больше не существовало. Прямо за тем, что раньше было дальней стеной кабинета, пространство изгибалось и шло мелкой рябью, образуя новые формы, смешивая всё цвета материального мира в головокружительно-зыбком водовороте. Я схватился за край стола, чтобы не потерять равновесие. Волнующаяся масса в несколько секунд вытянулась вперёд в широкий цилиндрический коридор. Тугой портфель завис на краю, накренился вперёд и с глухим звуком упал на пол.

Лифт лязгнул и замер на месте. Стальной трос над головой скрипнул, и кабина неуютно закачалась. Лишь только двери раскрылись, Невада выскочила на площадку, шаря по сторонам стволом трофейного автомата.

Здесь было темно. Чёрные зеркальные стены похожего на большую водосточную трубу коридора отражали множество случайных бликов из глубины – казалось, стекло плывёт и меняет форму. Невада включила подствольный фонарик и посветила вокруг – ничего, просто стены. Дыхание всё ещё было хриплым и тяжёлым; с каждым ударом сердца в мозг врезалось маленькое стенобитное орудие. Такое же чёрное стекло. Как внизу. Зеркальные стены и пол, и постамент посередине. Пустой постамент. Невада скрипнула зубами и крепче сжала скользкую от пота рукоять оружия. Коридор шёл прямо вперёд, в конце, вдалеке, маячили неясные жёлтые пятна. Невада сделала два шага вперёд – и пятна вдруг скакнули вперёд, оказавшись гораздо ближе прежнего. Ещё пять шагов – и выход был уже совсем близко, так, что можно было различить массивный письменный стол и даже рисунок обоев на стене за ним. Невада обернулась – вход в лифт был серебристой точкой на другом конце коридора. Двери медленно, шипя, закрылись. Невада растерянно протянула руку в их сторону, будто пытаясь удержать возможный путь к отступлению... и проход исчез. Стены колыхнулись тошнотворной рябью и на глазах у Невады опали вниз, точно оплавленные. Туннель к лифту превратился в зеркальный тупик, дрожащий и колеблющийся, готовый в любую минуту испариться.

Невада отвернулась и тряхнула головой.

– Всё, хватит. Я в иллюзии.

– Ну, если так на это смотреть...

Со лба на верхнюю губу стекла солёная капля. Невада замерла с автоматом наготове.

– Но тогда, боюсь, пробуждение будет несколько тяжелее, чем вы думаете.

Голос доносился из жёлтой комнаты, откуда-то из-за стола, но из туннеля никого видно не было.

– Кто это? – крикнула Невада и сама удивилась, как хрипло и грубо прозвучал её голос.

– Подойдите сюда, мадам Гарнье, неужели вам так удобней разговаривать.

Невада вздрогнула от звука своего имени, так давно забытого. Определённо, иллюзия. Ухватив оружие двумя руками, она зашагала к выходу из туннеля. Удивительно, но расстояние не укорачивалось вдесятеро быстрее, как раньше, и тридцать шагов до конца коридора действительно оказались тридцатью шагами. Туннель переходил в комнату плавно – чёрное глянцевое стекло будто срасталось с дорогим вощёным паркетом. Огромный, почти пустой стол посередине занимал лишь небольшую часть обширного пространства, освещённого свисающим с потолка фальшивым канделябром.

Мужчина стоял в левом углу комнаты, напротив полок с одинаковыми на вид книгами. Уже не молодой, но подтянутый, даже грациозный в своём слегка старомодном синем костюме, с длинными блёкло-жёлтыми волосами, зачёсанными назад.

– Ах, мадам. Я никак не ожидал кого-то здесь увидеть, и меньше всего – вас. Расскажите, как так получилось.

Мужчина отвернулся от полок. Он говорил медленно, с какой-то грустной иронией, то и дело меняя положение рук и наклоняя голову набок.

– Это чистая правда, я совсем вас не ждал. Что произошло?

– Ты кто такой?..

Вновь Невада говорила более резко, чем хотела, но было уже неважно.

– Ах, да. Я – Александр Люк, генеральный... бывший генеральный директор "Сабрекорп". Странно, что вы не в курсе. А кто я сейчас... кто знает. Такая же потерянная душа, как и вы. – Мужчина слегка пожал плечами и с грустью покачал головой, глядя в сторону. Невада всё ещё держала его на прицеле, но слегка ослабила напряжение.

– Ты говорил об иллюзии. Значит, это тоже – ещё один наведённый Сферой глюк?

– "Глюк"?.. М... ну, можно и так сказать, – по-прежнему невесело усмехнулся Люк после секундной паузы. – Хотя, должен признаться, это не самая утончённая теория из тех, что я слышал.

– Откуда ты тогда это знаешь, если ты – моя иллюзия? И вообще, всё это – не из прошлого, не из жизни, не так, как раньше...

– Вы всё верно подметили – в этом как раз всё и дело. Это не только ваша иллюзия.

Невада нахмурилась.

– Мало того, я бы на вашем месте не стал впадать в гордыню и утверждать, чья это иллюзия – скорее ваша или скорее моя. А может, вот этой книги? – Он взглядом указал на солидный том, который держал в руках.

– Что ты не... что ты имеешь в виду? – Люк производил очень респектабельное впечатление, грубоватое "ты" ему совсем не подходило.

– Я имею в виду именно то, что сказал. Именно это. "Иллюзия вот этой книги" – метафора, конечно, но в остальном я совершенно серьёзен. Иллюзия – не те отрывки дурных воспоминаний, что посещают вас время от времени – это ведь так происходит, я прав? Иллюзия – прямо перед вами, вокруг вас, мы все в ней живём!

– Как... в "матрице"?

– Не валяйте дурака!!..

Ухмылка застыла на лице Невады. Люк, казалось, не заметил собственной вспышки гнева и продолжал спокойно:

– Я же уже сказал. Я совершенно серьёзен. И если вы, мадам Гарнье, меня не поймёте, то я не знаю, кто в этом мире поймёт. – Он отошёл на несколько шагов и присел на край стола. – Нет, это не компьютерная система, не наркотический сон, не массовое помешательство: если вообще существуют надёжные способы доказать, что мы не находимся ни в одном из вышеперечисленного, то я испробовал их все. И – да, жить в иллюзии не очень приятно. Но так уж вышло – это самое реальное, что у нас есть, мадам.

Невада опустила оружие и растерянно смотрела на Люка.

– Это... как это?

– Вот так.

Пальцы Люка пробежали по сенсорным клавишам на столе. Свет в комнате померк; на стене напротив, словно театральная декорация, загорелся экран.

– Мы с вами существуем в многомерной реальности. Я имею в виду не "измерения", в обычном их понимании – скорее, совокупность всех объектов и явлений, присущих нашему миру. Если подумать, первые не так уж сильно отличаются от вторых: объект существует, когда проецируется в реальность, взаимодействует с другими объектами. Таким образом, существование и объекта, и явления можно обозначить за прямую.

Люк провёл пальцем по столу, и на чёрном экране бледно замерцала линия.

– А если бытие одного объекта – прямая, то вместе они, множась и пересекаясь, образуют плоскость. Я понимаю, это очень сильное упрощение – бытие нелинейно, а количество пересечений между двумя графиками потенциально бесконечно – но, так или иначе, мы получаем наглядную модель плоскости реальности.

Линию на экране пересекла другая, третья, ещё несколько. Через пару секунд они соткались в парящий в черноте полупрозрачный квадрат.

– Мы – где-то здесь, на этой плоскости. Наши прямые могут пересекаться с любыми другими на ней – гипотетически, со всеми сразу. Но есть и то, на что мы неспособны. Что бы ни случилось, ни одна линия не может покинуть плоскость – если пользоваться нашим примером двухмерного пространства-времени. Точно таким же образом, трёхмерный объект не может покинуть трёхмерность, четырёхмерный – четырёхмерность, и так далее. Этот принцип неизменен – потому что, по сути, является условием задачи, изменять его – значит плодить бесполезные условные измерения, ничего более. А если никто и ничто в этом мире не в состоянии покинуть плоскость – значит, всё, что находится за её пределами, недоступно нашему восприятию. По этой же причине наука не слишком озабочена исследованиями в данной области – нельзя исследовать то, что не влияет ни на один объект уже известной Вселенной. Из этого можно заключить, что, даже если существуют другие плоскости реальности...

Люк несколько раз взмахнул руками над столом, будто сдавая карты в покере, и рядом с квадратной "плоскостью" появились три точно такие же.

– ...то они никак не пересекаются с нашей, параллельны ей.

Плоскости на экране встали ровно одна под другой.

– Да-да, "параллельные реальности". Именно так их стоило бы называть. Увы, сценаристы кино и большинство писателей-фантастов не понимают, что, если в "параллельный" мир можно попасть из нашего, это значит, что связь между ними двумя уже есть. На нашей примитивной демонстрации это изобразить никак нельзя, но, по элементарной логике, две "пересекающиеся" реальности автоматически теряют свою индивидуальность, а значит, превращаются в одну.

Всё, о чём я только что сказал – факты, пусть и представленные с изрядной долей образности. Факты, не всегда относящиеся к нашему, настоящему, миру, а где-то даже вступающие с ним в противоречие. Потому что наш мир – мультипроекция. Представьте, что все эти плоскости, – Люк вскинул руку, указывая на экран, – каким-то образом сошлись и вложились одна в другую. Как это ещё можно назвать?..

Фигуры на дисплее медленно поплыли друг к другу.

– "Невозможно!" – скажете вы. И будете правы! Вероятность того, что два мира просто "захотят" встать на одну траекторию, совершенно ничтожна (хотя кто я такой, чтобы считать подобные вероятности). И всё же это случилось!.. да. Почти.

Четыре плоскости сблизились, с треском столкнулись и замерли в сантиметре друг от друга.

– Проблема в том, что любая реальность самодостаточна и всеобъемлюща. В неё нельзя ничего добавить, не убрав при этом чего-то другого. Именно это и произошло в момент столкновения миров – беспорядочная, не поддающаяся никакому прогнозированию замена объектов на другие. Аналогичное заменялось аналогичным: старые звуки – новыми, старое...

– Люк...

– Дослушайте меня. Итак...

– Люк.

Невада принесла из дальнего угла стул и теперь сидела напротив стола. Автомат лежал на коленях; в глазах в полутьме блестели болезненные серебряные звёздочки.

– Я за последние дни видела много странных вещей, но ты... вы просто умом тронулись. Плоскость пространства-времени, параллельные миры, мультипроекция... откуда вы это вычитали? И как это вообще относится к происходящему?

Люк улыбнулся, сложил руки в замок и прошёлся взад-вперёд по другую сторону стола.

– Я же сказал – дослушайте меня. Но раз уж вы так торопитесь... Я как раз начинал говорить о том, что подобное заменяется подобным – звук не станет вещью, а запах – законом физики. И, что самое главное, эти категории, эти линии – далеко не одинаковы, как кажется, если взглянуть на составленный нами график. Разные типы явлений обладают неодинаковой плотностью информации, условиями замены... Впрочем, довольно с презентацией, перейдём к практике. Для начала, включите вашу память.

Невада иронично-вопросительно посмотрела на Люка снизу вверх.

– То есть, напрягите её. Настройтесь на то, что будете не просто проверять наличие чего-то в памяти, а действительно вспоминать.

Люк ответил Неваде загадочным, торжественным взглядом.

– Хорошо. А теперь вызовите любое воспоминание. Что-нибудь яркое, что возвращается к вам снова и снова, волнует... что-то хорошее. Да, хорошее. Закройте глаза и попробуйте.

Невада скептически скривила губы, но всё же прикрыла глаза. Что можно такое вспомнить? Пойдём по порядку. Поцелуй Вито Дзаретти в 8 классе? Выпускной вечер в универе? Всё не то. Вечеринка-оргия у B-Дона в прошлом году? Моя грёбаная тусклая жизнь... вот. Я знаю, что это будет.

Невада сильнее зажмурила глаза, сосредоточилась – и из небытия начали выплывать знакомые очертания барной стойки, стеллажей с рядами полупустых бутылок, увешанных рокерскими "трофеями" стен. Казалось, даже послышались приглушённые голоса и звон пивных бокалов.

– Прекрасно. Осмотритесь.

От голоса Люка Невада вздрогнула, но не вышла из воспоминания.

– Опишите, что видите. Что происходит? Что скоро произойдёт?

– Я вижу бар... бар "Смоки Джим", на Эйв-51. Сейчас февраль... прохладно. Слышу голоса, немного – зал почти пустой. Странная парочка в углу. На стене голова какого-то чудного зверя и... копьё?.. Да, я сидела за стойкой, с двумя, парнями, и они ушли... ушли вместе с... Блайтом! Да, они дрались с Блайтом снаружи. И теперь он возвращается в бар.

– Описывайте, описывайте, какого цвета стойка, что висит на стенах??

– Стойка красная... тёмно-коричневая – под красное дерево... на стене, слева, какой-то инструмент, вроде гитары, но без грифа... или без струн... или там был руль от мотоцикла...

– Как это "или"? Так не могло висеть одно или другое. Дальше, как называются напитки на полке?

– Так... слева с краю – лондонский джин, потом мартини, дальше что-то жёлтое... херес? виски?.. Потом абсент... хотя нет, он зелёный, а не розовый, тогда это может быть... Всё, хватит, Люк, я не могу вспомнить все детали, я вообще не о том тогда думала!

– Хорошо, хорошо, о чём вы тогда думали? Что сейчас должно случиться?

– Я уже говорила – он вот-вот вернётся...

И он возвращается. Удивительно, это простое воспоминание, без полного погружения, без галлюцинаций – а чувство, как в первый раз, как в тот раз. Вот открылась дверь, внутрь ворвался сквозняк и рывком прошёлся по щеке.

– Блайт стоит на пороге, заходит в дверь...

Я видела только его силуэт, самым краем глаза, не смея повернуть голову от стойки. Как будто снова стала наивной девочкой Бригиттой, немеющей от одного намёка на мужское внимание. И тогда онемела вдвойне.

– Где он? Во что он одет?

– Не знаю, я тогда смотрела к себе в стакан. Я помню, на нём в тот день был пиджак... нет, чёрный... красный плащ – да-да, как сейчаc! И чёрные штаны, и водолазка.... Нет, кажется, её не было...

– Это неважно. Говорите не о том, что помните, а о том, что видите.

– Я не знаю! Да, у меня плохая память – это что, должно мне что-то доказать?

– Нет-нет. Продолжайте.

– Ладно. Дверь закрывается, Блайт медленно подходит.

И я снова вся замерла, когда он остановился прямо рядом со мной. Я услышала, как заскрипели под ним пружины барного стула.

– Он садится рядом со мной. Бармен спрашивает, что он будет, он просит... водки. Я беру то же.

И ещё сильнее дрожу всем телом – грозный хакер Невада, как же, как же.

– Бармен берёт бутылку, достаёт хайболлы...

– Хайболлы?

– Ну да, такие широкие стаканы для виски.

– Я знаю, что они для виски.

– Снова странные вопросы. Откуда я знаю, почему он их взял... Потом я пытаюсь заговорить с ним... с Блайтом, не с барменом. Не нахожу слов и просто начинаю плести что-то про... условности. И всё ещё не смотрю на него, только взглянула на его руку на столе – и обратно в стакан... Но он ответил, у нас завязался разговор... так, слово за слово...

– Какую руку?

– Что?

– Какую руку вы увидели на столе?

– Какую... Его руку. Он сидел слева. Правую.

– Ту, на месте которой – протез, я правильно помню?

Невада беспокойно сжала кулаки. Воспоминание застыло и отмоталось назад.

– Д-да, кажется...

Да или нет??? На что была похожа эта рука – пальцы, запястье, рукав?

– Я не помню, я почти не смотрела, я...

– Вы прекрасно всё видели. Какой была рука?

– Синий... коричневый... чёрный рукав, да, чёрный...

На красном плаще?

– И пальцы... какие пальцы... кажется, с волосками на фалангах, а ногти...

На протезе?

– А запястье...

– КАКОЙ ОНА БЫЛА??

Невада рывком повернула голову.

И увидела руку. Вправду, красный рукав.

жёлтый

фиолетовый

глянцевый чёрный

серый твид

лак

хлопок


оранжевый с молнией чёрной

белой

со шнуровкой

бирюзовый

бежевый

– Мадам Гарнье?

тёмно-зелёный с бахромой

со стразами

сиреневый на руке с тонкими пальцами

пурпурный короткими

небесно-голубой крючковатыми

крокодиловый заросшими

ухоженными

мясистыми

– Розовый, землистый, пепельный...

– Что вы видите, что?.. Всё это, по очереди?

– Нет... всё... сразу...

индиго длинными

льняной грязными

персиковый обветренными с круглыми ногтями

красно-зелёный иссохшими плоскими

лиловый обкусанными

заострёнными

На первый взгляд казалось, что рукава, запястья, пальцы очень быстро сменялись – на самом деле они одновременно были там, перетекая друг в друга и всё же оставаясь на своих местах. Глаза Невады метались по сторонам, бешено вращались, не зная, за что зацепиться: синий цвет был зелёным, пуговица – молнией, длинные и аккуратные пальцы – короткими и полными. Когда смотреть уже не было сил, Невада отшатнулась и подняла голову.

вытянутое лицо

несимметричное

треугольное

ровное бледное

плоское багровое

угловатое румяное осунувшееся

пухлое оливковое измождённое

медное бодрое мрачное

изжелта-белое невыразительное

участливое

хмурое

– Аа-а-а!..

Невада с криком вскочила на ноги. Воспоминание не рассеивалось. Составной не-человек за стойкой продолжал меняться, а вокруг него менялись стены, полы, полки...

некрашеные дощатый мартини

тёмные паркетный ром

обитые каменный суэ-кале?е

земляной

– Ну что же, мадам Гарнье.

Люк стоял рядом, на фоне стены-витрины, за которой сверкала и переливалась Эсти-51. На нём был длинный синий пиджак, больше похожий на средневековый камзол, или не синий, или...

жакет шихикен

свитер

Невада попыталась встать прямо, превозмогая головокружение от мелькающих вокруг столов и панелей.

– Что... почему всё меняется? Что случилось с моим...

– Дело совсем не в этом, мадам Гарнье. Дело вовсе не в воспоминании.

Люк улыбнулся и поднял открытую ладонь на уровень лица. Завороженная, Невада сделала так же, медленно, боясь какого-нибудь неожиданного открытия, поднесла ладонь ближе.

Глубокая полукруглая линия, отделяющая большой палец от остальных, была отчётливой и неизменной. На остальной же ладони одна за другой вырастали, исчезали, изгибались линии, непостоянные, как дождевые капли на стекле. От этого мелькания тоже кружилась голова, но по-другому; Невада почувствовала, что проваливается в какое-то другое видение, ещё более дикое и бесконтрольное, а следом за ней катился гулкий голос Люка:

– Дело не в том, что вы помните, дело в том, что вы видели, в том, что было на самом деле.

Невада словно замерла посреди белого листа фотоальбома.

– А что именно было, вам никто не скажет. Смотрите.

И увидела себя. Точно такой, как на самых старых семейных фотографиях – крошечной, едва научившейся ползать на своих четырёх ногах. Румяная, причёсанная, в новых, ещё не застиранных ползунках.

А рядом ещё одна – ровно такая же, но с немного по-другому уложенными волосами. И ещё одна – самая грустная из трёх, с припухшим глазом и пластырем на носу.

0 лет 11 месяцев – попала в автомобильную аварию. Вывих плеча, перелом переносицы.

Невада машинально потёрла нос – идеально прямой – но картинка уже скакнула дальше, к глазастой девочке лет четырёх.

4 года 9 месяцев – поступила в один подготовительный класс со своим будущим мужем.

4 года 9 месяцев – лишилась родителей, оказалась в детском доме.

4 года 9 месяцев – после развода родителей переехала вместе с матерью в Австралию.

Три девочки скользнули в небытие; Бригитта со сломанным носом продолжала жить своей жизнью, рядом с ней жили и множились десятки, сотни других Бригитт, почти неотличимых и разительно непохожих друг на друга, улыбающихся и хмурых, счастливых и несчастных.

14 лет 3 месяца – повторно ушла из дома, 2 месяца жила у подруги, потом вернулась к матери.

– не вернулась, поселилась в квартире случайного знакомого

– устроилась посудомойкой в китайский ресторан

14 лет 3 месяца – успешно сдала экзамены в Лионскую технологическую школу

И всё это была она, Бригитта Гарнье, это были не вероятности, а что-то уже произошедшее или происходящее.

16 лет 11 месяцев – получила первый приз на конкурсе "Продиж де Франс"

16 лет 11 месяцев – сделала нелегальный аборт

16 лет 11 месяцев – начала подрабатывать на швейной фабрике

16 лет 11 месяцев – на вечере выпускников познакомилась с миллиардером Роджером Тито

17 лет 5 месяцев – попыталась покончить с собой, но опекун вовремя вызвал скорую

– скончалась по пути в больницу

Кольнуло в сердце. Где-то одна Бригитта перестала существовать. Нет, две. Три.

19 лет 1 месяц – вышла замуж за друга детства – Мишеля Перека

19 лет 5 месяцев – вступила в банду сторчеров в Аделаиде

19 лет 7 месяцев – получила грант на исследование в области искусственного разума

Их становилось слишком много. Событий, линий, разных Бригитт, живущих и ошибающихся, несущихся одним огромным потоком во времени. Вот где-то в глубине прошла волна – некоторые Бригитты купили голландские ножи, некоторые из этих некоторых вошли в клуб "8-800" и получили прозвище "Невада". И сама Невада вдруг задохнулась от приступа паники. Очень скоро все они доживут до её возраста, до её дня и часа, и тогда она ничем не будет от них отличаться. Утонет в этом море настоящих Невад и вместе с ними канет в ничто.

– Видите, мадам? Это слияние, взаимозависимость – не снаружи, оно везде, а значит, прежде всего, внутри вас.

– Люк... Лю-ю-юк!..

Несколько десятков Невад переехали в Иэле, зашли с одним флэри в "Смоки Джим",

двумя

в одиночестве

познакомились с Блайтом.

– Люк... останови... те это!

– Остановить что? Что с вами, сударыня?

Невада открыла глаза. Люк стоял напротив, посреди кабинета, прежнего, взаправдашнего, никуда не уплывающего и ни во что не превращающегося, и мягко-снисходительно улыбался. Конечно, он прекрасно знал, что. Вот только...

Невада тряхнула головой и сбросила морок – миллионы ипостасей Люка, от младенца до почти старика, собирающиеся в нём одном. Теперь он действительно стоял один, всё так же улыбаясь, одетый, как прежде. И это было странно. Синий камзол, отороченный золотым кружевом, с бисерным узором на рукавах и крахмальным жабо, белые чулки и лаковые туфли с пряжками – ровно то же, что было на нём пять минут назад – но как же нелепо это теперь выглядело. Невада вздрогнула, повела плечами – дезодорант сдался, и по блузке до самой талии тянулись две полоски пота. В полутьме на экране по-прежнему парили параллельные квадраты-плоскости.

– Вероятно, теперь вы видели достаточно, чтобы поверить моим словам, – начал Люк после долгой паузы. Невада молчала. – И я могу пояснить, что именно произошло. Видите ли, я не просто так при создании модели упомянул объекты и явления. Память живых существ – не только совокупность химических и электрических процессов в мозге, но ещё и во всех отношениях уникальное явление, волна, которая, изменяясь во времени, проявляет свойства совершенно невиданные. Линии, представляющие память на нашем графике, могут раздваиваться, сливаться с другими и даже, возможно, продолжаться после обрыва. Они, как и все другие, не могут покидать плоскость, но речь моя не об этом, а об их реакции на произошедший катаклизм. Наша плоскость, – один из квадратов на экране выплыл на первый план, – стремится во что бы то ни стало вернуть себе единство, как любая система, уравновешивающая сама себя. Вместе с заменой объектов меняются и отношения между ними. И это несмотря на то, что сам термин "наша плоскость" глубоко условен – мало того, я уверен, что у нас с вами плоскости разные. Так или иначе, память меняется следом – старые, более не существующие объекты и связи заменяются новыми. Вы ведь слышали о таком психическом феномене – когда разум пациента подсознательно вытесняет травмирующее воспоминание на второй план, «забывает» его? Это именно то, что произошло с нашим миром. Огромная, вселенских масштабов травма.

– Травма...

Невада сидела, обхватив голову руками, слепо смотря в пол; тяжесть в груди металась из стороны в сторону, не находя выхода. Плоскости на мониторе устремились друг к другу, сложились и будто смялись в один морщинистый, искорёженный квадрат.

– Да, наша реальность травмирована. И она сделала всё возможное, чтобы этого не замечать – чтобы никто не заметил. У нас бы тоже не было никакой возможности узнать о чём-либо из вышесказанного – как я уже объяснял, нельзя изучать свойства системы, имея знания только о ней самой. Иллюзия целостности – тончайшая фольга, плёнка поверх трещин и разломов, но до недавнего времени мы легко скользили по ней, ни о чём не догадываясь. Что-то должно было разорвать её, нарушить вновь установившееся равновесие. Так и случилось.

– Сфера.

– Да, именно. Не знаю, что именно предопределило её форму, габариты, даже само её появление – но то, что вы называете Сферой (весьма доходчиво, признаюсь), на самом деле – средоточие энергетической аномалии, которая при определённых условиях создаёт разрыв в комбинированной реальности. Если бы не она, мы бы никогда не узнали о самой катастрофе. Вслед за каждым таким разрывом следует "волна" – мир заращивает трещины, заменяет повреждённые линии и вновь возвращается к хрупкой целостности. Нетрудно догадаться, что подобная "регенерация" в той или иной мере затрагивает всю плоскость реальности, в пространстве и времени, поэтому результат совершенно непредсказуем. Вы читали Уэллса? Пример со взмахом крыльев бабочки вполне можно применить и здесь... Хотя я, кажется, что-то путаю. В любом случае, после каждой "волны" реальность залечивает себя, всё более спешно, всё более теряя баланс, но всё же сохраняя видимость единства – для всего и всех, кроме непокорных линий памяти. "Волны" привносят в них много нового – но не могут ничего забрать взамен, потому что с самого момента "Травмы" аналогичные линии во всех мирах и даже во всех возможных комбинациях миров уже были объединены!

– Вы хотите сказать... – По мере того, как сводило скулы, а чёрная горечь подступала выше, Невада начинала терять нить разговора.

– Я хочу сказать, что, как это ни парадоксально, наша память уже сейчас содержит ключ к пониманию произошедшего. Почему вас раньше не удивляло, что вы на самом деле не помните лица вашего собеседника в баре? Почему вы сейчас смотрите на меня, будто на мне шутовской колпак, а совсем недавно всё казалось вполне нормальным? Плоскость "травмированного" мира – лоскутное одеяло из кое-как подогнанных друг к другу явлений, связь между которыми можно разоблачить и опрокинуть, как домино, столкнув лишь одну костяшку. Вам не казались странными ни необычный цвет напитков за барной стойкой, ни, м, мои чулки – потому, что ваше сознание выбрало не замечать этого. – Люк обогнул стол и подошёл к пульту управления с другой стороны. – Теперь, когда первая кость – Сфера – упала, вы, как и я когда-то, начинаете видеть всё это, и удивляться, и в вашем сердце воцаряется страх.

Он был прав. Страх взобрался уже вверх по горлу и плескался в затылке, подбираясь к глазам и рту.

– Но, чтобы полностью проснуться, каждую деталь нужно открыть для вас отдельно, заново. Сразу должен сказать – это довольно опасный процесс. Вспоминание, возвращение к правде. Но вам это нужно, мадам, и я не решил ничего за вас – вы сами сделали выбор, когда отправились на поиски Сферы, когда тем или иным образом (хоть я и почти точно знаю, каким) обнаружили её и открыли пустой сейф – вы ведь так попали в моей секретный лифт, я не ошибаюсь?.. Вы – одна из избранных, "людей-эталонов" – как и я, от этого и ваше стремление дойти до конца, развеять завесу тайны. До вашего прихода я, кажется, забыл эту простую истину о мире "Травмы" – истину о том, что здесь уже давно не происходило ничего случайного. Вы сами решили рисковать, сударыня. Поэтому смотрите.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю