Текст книги "Травма (СИ)"

Автор книги: Рей Маслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Костик.

Мне было тринадцать лет. Подготовка к первым школьным экзаменам, растущее тело и фонтан новых впечатлений, почти каждый день, в глаза, уши, нос и рот. Я уже научился охотиться на них, тихо выслеживать и так же тихо добывать, так, что никто вокруг не замечал. Так тихо, что я сам иногда забывал, было это или нет, и нужно было повторять всё заново, чтобы понять: да, было.

«Костик» – так называла меня она одна. Я был слишком серьёзным для своих лет, все остальные предпочитали фамилию или полное имя, как бы странно это ни звучало иногда.

В то лето я поехал в первый и последний в своей жизни летний лагерь – дорогую резервацию для не пригодившихся на воле детей. Со всех сторон была вялая ростовская степь, и узники сонно убивали время у искусственного пруда, без особого энтузиазма прерываясь на еду и добровольно-принудительные мероприятия, а вечером переползая на гремящую плохой музыкой дискотеку. В таких условиях я продолжал свою бесшумную охоту, не ввязываясь в драки, не загорая и не танцуя. А вокруг действительно было, на что охотиться. Вся эта согнанная в замкнутое пространство толпа подростков копошилась, сражалась, плакала, курила на заднем дворе – сборный салат событий и эмоций, которые я проживал вместе с ними, напрямую ни в чём не участвуя.

И там была она. Вожатка Ира, спящая в соседней с общей спальной подсобке. С широкой рельефной спиной и каре чёрных волос. На выход одевающая белую сорочку, но в корпусе вечно ходящая в футболке на голое тело с тревожаще выступающими из-под неё сосками. Называющая меня не «Сергеев», как весь остальной отряд и вторая вожатая Маша, а «Костик».

Я, конечно, тогда уже прочитал много книг и многое знал, хотя и не всегда мог перенести это в реальную жизнь. И не собирался выходить из своей роли наблюдателя, и поначалу не выходил. Она просто чаще болтала с Костиком, и ходила в столовую с Костиком, даже однажды вытащила танцевать под песню Мадонны на дискотеке. Всё происходило очень невинно и очень просто, но я с каждым разом, с каждой её улыбкой или добрым словом, всё чаще дышал. И постепенно забывал всё, чему учила меня жизнь до сих пор. Вместо объедков чужих чувств я возжелал одно, но своё собственное – и всё ещё не осознавал, что это случилось, ходил и улыбался, как прежде. Шёл двенадцатый день моего сна, когда я постучался в её подсобку, отдать взятую три дня назад книгу – она, студент-литературовед, завалила меня томами с неизвестными именами и странными названиями. Никто не ответил. Латунная ручка двери даже на вид пахла медью. Я вытер потную ладонь о штаны, провернул ручку и вошёл.

На первый взгляд комната была пуста. На стоящем слева, у окна, письменном столе высилась стопка книг. Справа к стене прислонился полупустой кулер с водой. Кровать была отгорожена от входа старым шифоньером и холодильником. Я прошёл дальше, обходя преграду.

– А, Костик.

Она оторвалась от поцелуя и сказала это – спокойно, как обычно. Она лежала спиной ко мне. На ней были её любимая футболка и чёрные трусики – шорты валялись смятые в углу кровати, как будто их пинали ногами.

Её взгляд упал на книгу у меня в руке.

– А. Оставь на столе, пожалуйста. Я занята.

Застывший над ней мужчина поглядел на меня без дружелюбия. Я развернулся, положил книгу на стол и молча вышел.

И вернулся в свою нору.

Сергеев открыл глаза. Сколько раз он прокручивал те две недели в памяти, перебирая все «почему» и «если бы». Сколько раз казалось, что этот «Костик» ушёл навсегда, растворился в цветной мешанине памяти, но он всегда возвращался и напоминал, кто такой Константин Сергеев на самом деле. Конечно, не с вожатой Иры всё началось, всё всегда было так, просто тогда ситуация очень чётко определилась. Участь «Костика» – наблюдать, как другие получают всё, впитывать это в себя и никогда не отдавать назад. И делать свою работу, может быть, но тоже как наблюдатель. Из «Костиков» получаются хорошие служащие, хорошие подчинённые. Иметь свои желания – это для других. Отстаивать свою точку зрения перед начальством, подавать на повышение, признаваться любимой женщине – всё для других. «Дайте мне рычаг, и я переверну мир» – для других. Для других.

Взгляд Сергеева упал на зависшую в металлической оправе Сферу. Значит, вот что все вокруг так хотят заполучить. Даже железная Ксэ – я видел её реакцию, это искренне. Для неё действительно не было ничего важнее, чем продолжать разыскивать Сферу или что угодно с ней связанное. Я смотрю на неё сейчас и ничего не чувствую, а Ксэ как будто не могла долго существовать, не думая о ней. Как будто о части её самой.

– У них что-то забрали. У каждого. Что-то, без чего им стало сложно жить. А Сфера обещала вернуть. Вот и всё ваше единство.

Копф обернулся, большими глазами посмотрел на Сергеева и скривил губы в странной улыбке.

– А нужен я затем, чтобы смотреть и слушать. Это то, что я делаю лучше всего. Я – наблюдатель. Никто не видит и не знает больше, чем я.

– Совершенно верно, Константин Сергеев. Невероятно.

Копф и вправду выглядел удивлённым.

– Вы правы в каждом слове. Даже больше, чем я ожидал, хоть и настраивался на подобное. И именно поэтому вы здесь. Восемь из десяти уже на месте, девятая на подходе, но кому-то нужно знать правду и передать другим. Поэтому я расскажу вам всё, Константин Сергеев. Вопросов не останется.

Копф на самом деле улыбался. Сергеев не думал, что когда-нибудь увидит такое зрелище – его зрачки расширились от перевозбуждения, ноздри раздувались, а на губах играла не то чтобы улыбка, но какой-то торжествующий оскал.

Пульт за спиной Копфа протяжно пискнул. Копф обернулся и снова вытянул руки над панелью. На маленьком экране заплясали, сменяя друг друга, изображения с камер.

– Ч-что-о-о...

Сергеев отступил на шаг вправо, чтобы лучше видеть экран. Посередине, в уже знакомом ему внутреннем дворе перед фабрикой, виднелись четыре фигуры; от одной во все стороны расходились щупальца рыжих волос.

– Ч-что они здесь делают?..

Глава 10. Я знаю – это не так.

Сверкающее пасмурное небо. Непрерывный далёкий гул машин. Стекло зеркальных окон и холодный металл стола под подушечками пальцев. Терпкий, чуждый запах кофе и хрустящего слоёного теста. Душное тепло жилищ, резкие голоса и громкий смех. Открытость, близость, целующиеся пары в метро. Тёмные разводы машинного масла на обочине.

Поворот.

Мягкие потоки ткани. Воздушная небесно-голубая шуи-лэ, обволакивающая рыжевато-золотистая нэрка, загадочная и редкая, почти ощутимо солоноватая на вкус фиолетовая ?оэкыс. Напитанный сухим хрусталём искрящийся воздух, жёсткие, скользкие стеклянные плиты под ногами. Пьянящий водянистый сапфир в глазах женщины напротив, зыбкий янтарь почтения в других. Вечно зовущий и недоступный, желающий свободы и страшащийся её. Тысяча закрытых дверей. Безудержная, кипящая сила, порабощённая разумом.

Поворот.

Лёгкий танец сквозняка на обнажённой коже под порванной одеждой. Едва заметный запах сырости щекочет нос. Темнота. Неясные очертания пальцев на фоне чёрного потолка. Один, два, три, четыре, пять. Нет, четыре. Четыре пальца.

Раньше я думала так же, как они. Что ты и то, что тебя окружает, – не одно и то же. Что нужно бороться, искать себя, искать то, что тебе нужно, среди тысячи других вещей. И я тоже так думала. Они сходят с ума в поисках "настоящего", сжигают за собой мосты, надеясь встретить впереди что-то лучшее. И я тоже. Мешают сюда и любовь, и дружбу, и кровную ненависть, и простое желание тепла и покоя. И я мешала. Убивают и умирают за эту идею мира, чистого, как огранённый алмаз, мира без сломанных судеб и вечного чувства, что всё вокруг ненастоящее. И я умирала.

Теперь я знаю – это не так. Я всё вспомнила. Всю жизнь я шла, не слишком быстро, не слишком медленно. И, сколько поворотов ни делала, дорога оставалась той же. "Латте маккиато", "?оэкыс" – одинаково смутно знакомые, но загадочные, завораживающие слова.

Настроив глаза, успокоив сердце, я села на полу и тут же, в порыве нахлынувшей силы, не помогая себе руками, вскочила на ноги. Только не спешить. Я никогда не чувствовала себя так хорошо – больше никаких ограничений, которые раньше мне и в голову не приходило оспаривать. Раньше я ходила прямо, вытянув изящный изгиб позвоночника в бесполезную струну. Я носила облегающую одежду и пила коктейли из овощей, за неимением лучшего. Я говорила на языке, полном неудобных носовых и межзубных звуков. Но самое главное – я буду делать всё это и дальше. Отныне. Теперь я помню практически всё, с самой первой минуты жизни, но последние события словно выжгло из памяти. Это должно было быть что-то хорошее – ведь после него всё встало на свои места. Эта кровь на моих руках, и сладкая соль на языке – я сражалась. И я даже знаю, за что – за то, что мне теперь уже не нужно. Я сражалась за себя. Мне казалось, что один мир, один поворот – правильный, а другой – нет; что со мной или со всем вокруг что-то не в порядке, что нужно бежать, торопиться, менять, страдать от того, что каждый окружающий предмет напоминает о моей собственной чуждости. Теперь я знаю. Стальная решётка, на которой я только что лежала, вдруг показалась такой уютной. Я присела на корточки, а потом растянулась на ней во весь рост, разминая сладко ноющие мышцы. Как сладко наконец никуда не спешить. Я лежу здесь, в тёмной комнате, в которую до сих пор не помню, как попала. И в то же время – я иду. Не слишком быстро, не слишком медленно. Куда и шла всегда.

– Это всё. Вопросы?

С тех пор, кажется, прошла уже вечность. Копф произнёс эти слова холодно, сжато, как всё остальное, и уже молча углубился в свою работу. За это время к нему дважды, поднявшись по лестнице и без страха пройдя по узкому мостику, подходил мужчина в таком же чёрном деловом костюме, с таким же отсутствующим взглядом и короткой стрижкой охранника. Они шёпотом обменивались короткими фразами, после чего мужчина в костюме уходил, а Копф возвращался к своей работе, снова и снова пролистывая неуловимо сменяющиеся картинки на трёхмерном экране, разворачивая и изменяя графики сложными пассами над панелью. А Сергеев стоял рядом, ни о чём не думая, не желая больше о чём-либо думать. Действительно, история была окончена. Прошло пятнадцать, двадцать минут с тех пор, как Копф замолчал – неважно. Ничто не менялось. Точка, которую он поставил, прибила Сергеева к полу, как гвоздь к распятию.

– Как вы надеетесь заполучить остальных?

– Тем же способом, который я изначально готовил для Ксэ.

Копф, кажется, не удивился, что у Сергеева всё же остались вопросы. Ритм его движений не изменился, голос остался ровным и уверенным – ничего общего с тем, когда он впервые увидел на экране тёмные фигуры Бригитты Гарнье, Аннет Ивейн, Андреша Новака, Александра Люка...

– Чем ближе они к очагу искажения, тем сильнее он на них влияет. Он не только провоцирует изменения в окружающем мире, но и заставляет... нужных людей вспоминать и чувствовать новое. В крупных дозах это влечёт за собой весьма резкую реакцию. Возможно, вы с ней уже сталкивались.

Сергеев вспомнил толпу на площади у дымящегося вестибюля метро, некоторые спокойные, но другие – с отчаянием, горем на лицах что тогда было удобно списать на посттравматический синдром, но теперь... И сам Сергеев – он даже не был на станции, но эта волна обрушилась на него всей своей мощью, сначала недоумением, затем болью и в конце концов крепким чёрным сном. Да, подумал Сергеев, я хорошо делаю своё дело – всё вижу и всё замечаю, при этом ничего не понимая в происходящем.

– Они подойдут ближе, и с ними случится то же, но во много крат сильнее. Вам я тоже не советую до времени выходить за внутренний купол.

Сфокусировав зрение, Сергеев с трудом различил прозрачную преграду, накрывавшую колпаком всю площадку и заканчивающуюся где-то на полпути к лестницам. Мужчина в костюме проходил сквозь купол, как будто того не существовало – ни трещин, ни ряби, как на силовых полях в фантастических фильмах.

– И они все умрут?..

– Ну что же вы. Не называйте это так после всего, что я рассказал. Да, скорее всего, они не выдержат конфликта разнородной информации у себя в голове и тем или иным образом попадут в "буфер". А потом, когда всё будет готово, когда вы все окажетесь там сами по себе, без нашей помощи – тогда ваши связи сойдутся в одно, и...

– А если нет?

Копф нахмурился.

– Тогда придётся прибегнуть к особым мерам. Если честно, я надеялся, что "ретранслятора" на "Объекте S-2" будет достаточно. Это всего лишь небольшой генератор портала в "буфер", жалкое подобие истинной Сферы, которое должно было привлечь вас на объект. Но что-то пошло не так... интересно...

Его пальцы на момент замерли, а затем снова заплясали в воздухе. Позади послышался шорох. Прежде, чем Копф успел обернуться, Сергеев замахнулся и ударил наотмашь, целясь в висок.

– Константин Сергеев... Я разочарован.

Сергеев изумлённо смотрел в пространство перед собой. Удар прошёл мимо, а Копф не двинулся с места и всё так же стоял перед панелью управления.

– Не потому, что вы не знали о чипах, исключающих нас из физической плоскости вашего мира – этого вы знать не могли. Но всё ещё пытаться мне навредить... зачем? Я же всё вам объяснил...

– Вы! Уже столько людей пустили под нож из-за этой вашей... да какая разница, как всё это называть, смысл один – убийство. И со мной тоже... со мной...

– Я уже говорил, это не "убийство". Где вы были, когда я объяснял?.. Хотя это неважно – вам нужно было услышать, и вы услышали. Понимать – не ваша проблема. И – да, вы тоже окажетесь там, вместе со всеми.

Сергеев уже бежал к ближайшему мостику. Ноги были ватными после снотворного, но главное – голова: в ней всё смешалось, смялось в большой грязный ком, осталось одно – драться или бежать, или...

– Возвращайтесь сюда.

Из тона Копфа исчезли остатки иронии. Кажется, он больше не считал происходящее забавным.

– И разбейтесь хоть в лепёшку, только мне не мешайте.

Сергеев медленно поднялся на ноги; по голове трещинами расходилась боль, в висках стучала кровь. Прозрачный купол стоял всё там же – ни пятна, ни царапины. Внезапно Сергеева пронзило пониманием, словно ещё одной вспышкой боли.

– Вы ведь этого и хотите, так? Чтобы я расшибся тут сам по себе, чтобы не пришлось марать руки?

– Нет, конечно. Вы в куполе, здесь безопаснее, чем снаружи. Да и вы – не самый тяжёлый случай, если сравнить с другими. Вы знаете, почему я изначально не рассматривал Ксэ как угрозу нашему плану? Она сильно отличается от вас и всех остальных, как вы могли заметить. Мыслит она тоже по-другому – не разрозненными объектами и понятиями, а комплексными образами, перетекающими друг в друга. Её мозг не может, как ваш, умело заменять "неугодные" элементы подходящими по обстановке . Поэтому она некоторое время не реагировала на искажения, а затем рывком качнулась в сторону иллюзорного мира, заменив им реальный. Не могу даже представить, какое влияние окажет на неё близость к очагу, но это будет явно что-то положительное для нашей миссии.

Сергеев вяло дошаркал до Копфа, встал у неё за спиной и потухшими глазами наблюдал за движением точек и линий по глади панели.

– Вы постоянно говорите "мы"... Кто вы такие?

Копф, кажется, впервые за полчаса оторвался от пульта и пристально посмотрел на Сергеева.

– Видите ли. Я, как и вы, всего лишь часть системы. Я – это Мы, а мы – это Он. Создатель.

– А вам не кажется, что мы просто...

Вдох.

–...было пройти через подсобные помещения.

– А вы знаете вход? И вообще, ...

Выдох.

–...больше интересует то, что мы только что видели. Кто мог сделать такое с охраной? Их как будто дикие звери задрали.

– Дикие звери...

Вдох.

Дыхание мешало слушать. Голоса были очень далеко, что-то разобрать можно было, только изо всех сил напрягая слух, концентрируя внимание. На таком уровни восприятия кровь в ушах шумела вечным фоном, а шипящий прибой вдохов и выдохов заглушал всё.

Голоса тем временем утихли. Некоторое время не было слышно ничего, и внимание начало рассеиваться – на летающие вверху пылинки, холодный металл решётки за спиной. А потом издалека вдруг послышалось их собственное дыхание. Они проходили внизу.

– Кажется, развилка.

Было так пусто. Я смотрела на Бриту, Блая, Люка и видела саму себя – серую, измученную, пустую. Когда мы поднялись на поверхность по полуразрушенной лаборатории, мы просто очень устали. Потом был новый, ещё более неузнаваемым Иэле, и на его фоне – Брита с двумя безднами вместо глаз. Может, это она нас заразила, пока вела вперёд среди зияющих руин. Она сказала, что Сфера собирает души. Что душа Лито улетела во-о-он туда. Не затем ли она нас повела, чтобы добыть душу для себя взамен потерянной, заполнить эти пропасти-глаза?.. Я начинаю рассуждать, как она – сбивчиво, нервно, как будто у меня тик, как будто я грызу ногти, а я не грызу ногти, я только облизываю губы, но какая, к чёрту, разница...

Вот, вот оно. Я всё больше становлюсь похожей на неё. А от неё самой в то же время отдаляюсь. Как будто какой-то раздражающий элемент, чужеродное тело между мной и Бритой. Я начинаю чувствовать кожей то, о чём говорил Люк: она не наша. Не из моего круга, не из моего мира. И это не чёртова метафора, это вправду так. Теперь я во всё верю – в мультипроекции, параллельные миры, избирательную память, во весь малопонятный бред Люка, на деле оказавшийся правдой с начала до конца. Но ему самому я всё равно не доверяю. Пока мы шли по тёмным развалинам города – ни криков, ни шорохов, давно опустевшее царство песка и сорной травы – я чувствовала, как он медленно просачивается внутрь меня, как душный запах его парфюма, сквозь каждую пору. Глубоко, в послевкусии, есть что-то, что могло бы мне в нём понравиться. Но сейчас я только напитываюсь его осторожностью, выхолощенным острословием, недоверием, и начинаю ещё меньше доверять всем, и ему тоже. Я закрываюсь, закапываюсь, забиваюсь глубже в себя, чтобы больше не соединяться с ними, оставить место только для себя. Брита – холодная, отчаявшаяся, безумная, Люк – подлый, опасный, отвратительный. Остался только Блайт, мой дорогой, ненаглядный Блайт, мой рыцарь со сверкающей рукой. Он идёт рядом, притихший, несчастный, точь в точь побитый щенок. Мой нежный, мой терпеливый, сносящий все мои насмешки, все капризы. Один ты сейчас не пытаешься съесть меня живьём. Я вижу тебя, как на ладони, со всеми твоими беспокойствами и угрызениями, а ты меня – нет. Разве так не лучше? Чтобы только у одного была власть над этим диким потоком памяти, надо всем, что происходит, чтобы не вырывать эту власть друг у друга из рук, слабея с каждой минутой? Разве не лучше слить всё в одно?..

– Кажется, развилка.

Я обернулась на голос. Короткие чёрные волосы, бледно-лиловые глаза, шея и нежная ключица в вырезе футболки с выцветшим рисунком, полосатые туфли на платформе, руки в карманах расстёгнутой кожаной куртки. Сердце прошло ещё два шага по инерции и остановилось. Это она Невада. Она Невада, а я нет. Безымянные прядки зашевелились на висках. Они всегда хотят помочь, успокоить. Назову их Дженни и Марта, будет так здорово... Нет, нет, что это я, как Ио, начинаю давать им имена, разговаривать с ними, с самой собой, с Невадой, которая не я, что это я... Я схожу с ума. Лито, милая, я схожу с ума.

– Похоже на то. Я не уверен в своих знаниях планировки комплекса, но предпочёл бы лестницу вниз. Главная центрифуга расположена под землёй. Было бы разумно спуститься на нижний ярус. Но... м-м...

– Но?

Широкий полутёмный коридор вёл вперёд, переходя из цеха в цех, порой нависая над конвейерами и станками гулким железным мостиком. Первая развилка – шаткая с виду винтовая лестница, ведущая в черноту. Люк подошёл к краю лестничного колодца и пытался что-то рассмотреть внизу.

– В комплекс ведёт только один вход, не считая грузового подъезда сзади. Все остальные подземные сооружения относятся к фабрике, из них мы никуда добраться не сможем.

– Это ничего не меняет. Мы всегда можем вернуться обратно и пойти по другому пути.

– Нет. Надо разделиться.

Говорила Брита. Её первые слова за прошедшие два часа прозвучали резко, почти как приказ.

– Нам нельзя больше терять время. Сфера может снова уйти. Мы пойдём по двое, через 15 минут вернёмся сюда и сообщим, что нашли. Времени должно хватить. Невада, вы с Блайтом идите дальше по коридору, я с Люком спущусь вниз. Следите за временем.

Невада удивлённо смотрела на Бриту. Эти короткие указания. Настолько уверенные, настолько не в её стиле... Словно прямиком из её самой, Невады, уст, но ещё более властно, по-директорски, – что это она?..

– Разумно, – с сомнением в голосе ответил Люк. Разумно ли?.. Блайт неопределённо мотнул головой в сторону – не возражает. Невада вздохнула.

– Хорошо. Только не кричите, если что-то найдёте – здесь ещё может быть охрана.

– Разумеется. – Брита развернулась и чеканным, неестественным шагом направилась к лестнице; Люк двинулся следом.

– Ну что, пойдём?

Блайт хмуро посмотрел на Неваду, опустил глаза, зашагал вперёд. Невада в растерянности оглянулась. Что это я?..

Они давно уже ушли дальше, по своему пути, а их звуки потонули в звуке шагов Ксэ. Она сняла неудобные сапоги и шла босиком, чувствуя текстуру металла, бетона, цементной пыли под ногами. Это было приятно. Как и всё вокруг – знакомое и незнакомое, источающее цвет, запах, вкус, всегда неожиданное и волнующее на ощупь. Ксэ было всё равно, куда идти. И она пошла туда, где слышала голоса. От решётки до развилки с лестницей по прямой было всего несколько метров, но Ксэ долго блуждала по залам и коридорам, прежде чем пришла на место. В нём не было ничего примечательного – особенно сейчас, когда все ушли, и стало так тихо. Но Ксэ всё равно радовалась, что дошла. Она чувствовала себя новорожденным ребёнком с телом и навыками взрослого – и как же это было восхитительно, воздушно, невероятно. Она вышла на середину коридора, развела руки в сторону, покружилась на месте, будто в танце, запрокинула голову, втянула носом воздух...

И сложилась пополам от боли. Коридор пах жестокостью. Чьей-то ещё не пролитой кровью. Ползучим страхом смерти. И тут же воспоминания последних часов рванулись вперёд, заполняя чистый прежде взгляд: зубы, когти, солдаты, переломанные кости, горошины автоматных очередей, кровь на одежде, кровь на руках, кровь на языке, кровь, кровь, кровь. Ксэ опустилась на корточки и закрыла лицо руками. Но засохшие пятна крови были и на руках, и Ксэ упала на пол, дёргая головой то вправо, то влево, оскалившись, защищаясь от своей собственной памяти. Теперь вся память вернулась, вплоть до вот этого последнего обожженного кусочка, он-то и раздирал Ксэ изнутри. Я сражалась. Двадцать ударов, тридцать, пятьдесят – тело вышло из-под контроля, дрожало, корчилось, неспособное принять хлынувшей в него людоедской тьмы. Но всё же не так, как раньше. Что-то глубоко внутри не паниковало, не менялось с каждым порывом ветра. Ксэ лежала и ждала, пока всё успокоится. Пока оно, безымянное, не вернёт всё на место. Всё обязательно вернётся на место.

– Подожди.

Блайт шёл быстрее и быстрее, будто взвихряя всё вокруг – стены, пол, редкие лампы на потолке смазывались в одно пёстрое месиво, горячим воском перетекали одни в другие. Это, должно быть, происходило на самом деле. Неправильный, травмированный мир, столько раз менявшийся за последнее время, наконец разваливался на куски. Но Неваду это впервые не волновало. Блайт не просто шёл вперёд, он спасался бегством.

– Стой, говорю!..

Он остановился. Рябивший в глазах фон не замер вместе с ним, но замедлился, стекая вниз, как подтаявшее мороженое. Шаг за шагом, как будто робея, Невада подошла ближе.

– Что с тобой? Ты и двух слов не сказал, как... как всё случилось.

"А чё? Хочу и молчу, и помолчать нельзя. Вечно ты, Неви..."

Но он молчал.

– Я беспокоюсь. Ответь что-нибудь.

"Да ладно тебе, раскудахталась. Всё норм."

Он молчал. Невада тоже замолкла, опустила голову, зажмурилась, будто пытаясь сдержать слёзы. Выкрашенные в тёмно-синий короткие ногти впились в ладони. Через несколько секунд тишины Блайт медленно поднял взгляд – и тут же отступил назад от тяжёлого удара в челюсть. Невада тоже попятилась от отдачи, тряся ушибленной кистью.

– Вот, это больше на тебя похоже, – процедил Блайт, утирая с губ несуществующую кровь. – А то "бу-бу-бу", "бя-бя-бя", "что случилось", "что с тобой"...

Рот Блайта скривился в гримасе, и на нижней губе всё же проступила капелька крови. Невада выдохнула и улыбнулась.

– А это – на тебя.

Блайт хмыкнул, потом нахмурился, снова отвёл взгляд. Но уже не убегал.

– Они живы. Здесь. Я вообще не въезжаю, как это получилось, но они живы, и она здесь, в городе, и вообще...

– Да кто, кто?

Невада подошла и встала ближе. Калейдоскоп красок вокруг вздымался и падал, как морской прибой.

– Карри... и Рури. Они... они были со мной в Испании, я рассказывал, и я...

– Да, да, я знаю, что случилось, я всё видела.

– В-всё?.. Значит, совсем всё?..

Блайт в каком-то замешательстве смотрел на Неваду. И что-то в этом взгляде было не то.

– Ну... да, я думаю, всё... Когда ты вырубился на входе в подъезд, я видела...

Как будто он что-то скрывает, боится, что я могу узнать. Что-то неизвестное в этой лохматой наглой голове.

– Эта Карри, девушка Рури, – вы вместе гнались за лагаром, и её убили у тебя на глазах...

– Нет, блин, всё не так, всё было не так... это я их убил. Обоих. Мечом, представляешь? Не сразу, по очереди, но всё равно.

Невада сделала ещё шаг вперёд. Блайт выглядел таким беспомощным, таким несчастным, хотелось подойти и погладить, и подержать его голову у себя на груди, как всегда. Но он что-то скрывал.

– Ну что ты такое говоришь. Рури я сама застрелила, виновна, с поличным. А девушка... Тебе руку отрубили, придурок, как бы ты стал её спасать? Что ты мог сделать, скажи мне, а?

Последний шаг – и руки Невады легли Блайту на плечи.

– Ты...

Он почему-то снова был без рубашки – сквозь плащ чувствовалось тепло кожи.

– Ты ничего не видела.

Его губы криво усмехались, глаза чёрными блёстками горели исподлобья.

– Ты не видела, что там на самом деле было. Как я на неё смотрел. "Отбивать девчонок у друзей – нехорошо"? А какой мне Рури, к чёртовой матери, друг? Мне просто хотелось поиметь её, и поскорей, а этот негритос мешался. Вот и все дела.

Невада растерянно убрала руки с его плеч.

– И пошёл вместе с ней поэтому. Лагар должен был спуститься вниз через квартал, а там его напарники, и подмога, и вся музыка. И тогда бы только Рури сдох, а мы с Карри остались. А вышло... вот как вышло.

Невада стояла, с приоткрытым ртом, с застывшими стеклянными глазами.

– Ну, что не отвечаешь? Не ожидала, а? Думала, я там в войнушку играл?..

Блайт замолчал и стоял напротив, тяжело дыша. Невада подняла взгляд.

– Я знаю, что ты скрываешь.

– Ч-что?..

– Ты всё врёшь. Ты впервые в жизни мне врёшь. "Поиметь", говоришь? "Мешался"? Почему ты тогда не подкатил к Карри при первой возможности, а ждал "удобного случая"? Почему так колебался, когда отправлял Рури в ловушку? Почему вошёл в клуб вперёд Карри? Но главное... если всё так просто, то что ты так переживаешь? Не находишь себе покоя, убегаешь? А?

Блайт больше не улыбался – скалился, как загнанный в угол зверь.

– Ты любил её. По-настоящему. И его тоже, как лучшего друга. И ничего никогда не подстраивал. Просто так вышло, а ты и напридумывал себе не пойми чего. А когда сбежал, обчистив сейф и оружейную "флэри", Рури тоже поверил, что ты во всём виноват. Вот и все дела.

Коридор с бешеной скоростью вращался вокруг. Кружилась голова.

– Это правда.

Невада снова с надеждой подняла глаза. Не было больше этой глупой радости – всегда быть правой, всегда быть умней. Всё к чертям, только бы...

– Но тогда... при чём тут ты, Неви?

Снова этот его взгляд. Невада вздрогнула всем телом и отступила на шаг назад.

– Кто ты вообще такая? Есть я, есть дохлый Рури, есть Карри... живая Карри. А кто ты такая? Что ты делаешь в моём мире?

Копф размахивал руками вокруг, заходясь в фанатичном восторге.

– Представьте на миг, что есть вещи важнее ваших личных проблем. Нет, беспокойтесь о них, сколько хотите, просто... есть ваши заботы, раздутые, вечно меняющиеся по прихоти случая, эфемерные... А есть... Совершенство.

– Здесь ответвление.

Брита повернула голову и искоса поглядела назад.

– Я проверила. Опечатанная дверь.

Когда?.. Я, кажется, всё это время шёл прямо за ней?.. – подумал Люк, но промолчал. Почти полная темнота вокруг подсознательно заставляла ступать тише, говорить вполголоса или не говорить совсем. Оплетённые трубами, уставленные баллонами и канистрами подвальные помещения одно за другим оставались позади.

– Это странно.

Где-то на полпути к "Объекту S-1" Брита оторвала кружевную оборку с платья, и теперь при каждом шаге были видны ноги в стёртых от долгой ходьбы мягких балетных тапочках.

– Вы утверждаете, что много раз здесь были. Что построили этот комплекс. Но не знаете, куда нам свернуть на развилке.

Что за подозрения? У меня самого никакого желания не было отправляться в этот тёмный подвал. Я просто не помню, я...

– Всё вокруг меняется, вы сами видели... И я по дороге уже объяснил, почему...

У нас не было времени, а у неё – возможно – желания слушать. Она могла ничего не понять. Плохо. Она мне не доверяет.

– Предположим.

Но я же сам сказал, что чем ближе к Сфере, чем меньше меняется реальность. Почему я не могу найти дорогу?.. Если она спросит...

Но Брита молча шла вперёд, шаркая негнущимися ногами. За всю дорогу она ни разу не обнажала своё оружие, неся его пустым грузом на слабых плечах.

– Вы говорили, что проводили эксперименты над Сферой. И над нами.

Она двигалась в полутьме, заглядывал за каждый угол, огибая ящики и баллоны, как будто размешивая ложкой тягучую тьму.

– Я... я совсем не об этом говорил... То есть – да, я экспериментировал, чтобы выяснить причины феномена Сферы... и выяснил! Иначе я бы так и не понял, что происходит. И вы тоже... Я ни о чём не жалею.

Брита в очередной раз остановилась у прохода между рядами контейнеров.

– Значит, это вы спланировали нашу встречу? "Эталонов"?

Она говорила тихо, безразлично, как будто отрешённо.

– Я считаю, что вы... мы всё равно однажды бы встретились. Но да, я слегка поторопил события. Я выпустил Сферу во "внешний мир", а потом организовал её продажу, в которой я на самом деле был и продавцом, и покупателем. После этого всё долго развивалось без моей помощи. Но...

– Телепередача.

– Да... да. Я должен был как-то "разбудить" девятую... Ио. Показать ей вас. Заставить её действовать.