Текст книги "Травма (СИ)"

Автор книги: Рей Маслов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Малик невпопад хохотнул, Годдар улыбнулся.

– Хорошо. Только пускай тогда оружие будет у одного из вас, не у двоих сразу.

– Конечно-конечно, на мне ничего, – ответила женщина тем же шутливым тоном и демонстративно подняла руки вверх.

Рубио проверил.

– Всё в порядке... А это что за ножичек?

С пояса парня – он в апреле месяце ходил с едва не голым торсом – свисало нечто, напоминающее охотничий нож в металлических ножнах.

– А чё?

– Ладно, потом пообщаетесь. Как мне вас называть... bribri13?

– Невада.

– Невада?

– Да. Как штат. Забудьте брибри. Все в жизни ошибаются, и с никами тоже.

– Хорошо. Невада. Идёмте на второй этаж, у нас ещё час на то, чтобы ввести вас в курс дела.

Рубио остался охранять вход, только недоверчиво поглядел вслед парню в красном плаще. Годдар и Малик проводили Неваду и её глазеющего на всё вокруг спутника наверх. Малик снова примостился на своё место у двери и потянулся за телефоном, а остальные прошли до конца коридора, в пыльную конторку с двумя стульями и привинченным к полу столом. Годдар с трудом протиснулся в дальний угол и уселся за стол, Невада села напротив, парень в плаще прислонился к стене у выхода и уставился в потолок. Почему он кажется таким знакомым, почему...

– У вас оригинальный способ сообщать о принятии заказа, – Годдар улыбнулся.

– Спасибо, – ответила Невада, качаясь на стуле. Каждый разгружает обстановку по-своему – кто шутками, кто привычными механическими действиями, а кто просто отвлекается на всё подряд. Можно и покачаться.

– В этой информационной клетке невольно начнёшь искать новые способы.

Годдар посмотрел вежливо-сочувственно, но добавлять ничего не стал. Взглянул на часы, поправил выбившийся из-под пиджака рукав рубашки.

– Пожалуй, начнём. Для начала, речь идёт не совсем о реакторе.

Я говорила им. Говорила, а они не слушали. Секции 9-12 на компенсацию, поправка на ветер 0,14. Мне плевать на них, я могла бы и не говорить, но сказала. А они своё. Они создали меня и так ничего обо мне и не узнали, до сих пор. Будь прокляты такие родители. Замена транспортного модуля секций 1 на транс-2, секции 5-8 и 20-24 в состояние готовности, задержка перед следующим прыжком 2,3 секунды. В этом городе такие удобные, плоские, близкие друг к другу крыши, ничего общего с баллистическим безумием на тренировках. Интересно, почему ещё никто не придумал проводить здесь какие-нибудь сборища, провозить контрабанду, или вроде того? Поправка на ветер до нулевой. Я привыкла ничего не чувствовать. Даже когда я осторожно глажу волосками по всему телу, извлекаю секции 1 и 30, чтобы расслабиться полностью – даже тогда во мне больше дискомфорта и отвращения, чем чего-либо ещё. Они думают, это до сих пор так. Угол наклона 25о, компенсация на скольжение 32%. Но то, что появилось недавно... Как раз тогда, когда меня определили на это задание. Уверена, всё дело в нём. Это беспокойство, предвкушение, томительное ожидание чего-то сладостного – я так и чувствую, как рот наполняется кисло-сладкой слюной, а на спине, там, где под шеей большой выпуклый позвонок, выступают капельки пота. Что-то очень вкусное. И сегодня оно проснулось. Рано утром, вместе со мной. И я сказала им: ваш «пакет с секретными сведениями» сейчас в городе и вот-вот скроется, берите же его! Но нет, нет!! И передатчик, который каждый 7 минут должен доставлять мне новые указания, уже давно молчит. И послали меня только сейчас, когда сигнал пропал где-то здесь, вот, за этой крышей – подъём на 3 этажа, дальность 16,3 м, ускорение 3-8, 20-25 – да, точно здесь.

Я вижу площадь, разрезанную, как торт, на много кусков тонкими бороздами. И что это там, в центре...

Значит, вот кто это был.

Мир наполнен шумом. Неважными звуками, которые отвлекают от важных.

Сейчас Ксэ прикрутила звук Сергеева, инспектора Доннелли из ДКП, постепенно растущий гул машин, звук шагов и короткие реплики коронеров, гудение одинокой сирены "скорой"... Было что-то гораздо более важное в этой картине, что-то такое, что не получалось ни разглядеть, ни угадать.

Широко раскрытые глаза с уже высохшей радужкой, расширенные зрачки. Взлохматившиеся от пота чёрные волосы до плеч закрывают половину лица. Цвет кожи – тёмно-оливковый, типаж явно азиатский, но сложно сказать точно. Теперь туловище...

Ксэ ещё раз посмотрела в глаза мертвецу, затем слегка отстранилась. Тело в оранжевом спортивном костюме, распростёртое навзничь на холодных плитах. Багровая дыра во всю грудь, различить отдельные повреждения невозможно. Во все стороны от тела расходятся прямые линии кристаллических осколков, возможно, стекла. Лучи. Да, лучи. Осколки глубоко вошли в покрытие площади; у пострадавших только сквозные ранения. Основываясь на предполагаемой силе взрыва, можно сказать, что взрывное устройство не находилось в прямом контакте с телом жертвы. Есть вероятность, что на жертве было надето что-то, что приняло на себя основной удар...

– Шеф.

...но тогда встаёт вопрос, почему отсутствуют другие повреждения на теле. Не кажется вероятным, что направленный взрыв мог бы...

– Шеф!

– Да.

– ДКП запросили ордер на вскрытие и всё, что связано с медэкспертизой. Ордер выдали четыре минуты назад... Мы теперь не можем даже стоять рядом с телом.

– Хорошо.

Ксэ пружинисто поднялась с колен и медленно, смотря под ноги, отошла на десять шагов от тела. И снова ничего. Ни про задержку официальной информации, ни про выданный в мгновение ока ордер, ни про ухмыляющуюся физиономию Доннелли... Иногда я просто не понимаю, думал Сергеев. Кто-то говорит "подставь другую щёку". Но тут ведь что-то иное, правда?..

Сергеев вернулся к "чёрным курткам", чтобы получить окончательное решение о разграничении полномочий – формальность, не более того. Ксэ окинула взглядом площадь. Переделанная из старого сквера, слишком просторная для загромождённого зданиями центра города. Под сапогом хрустнуло стекло. Ксэ присела. Издалека, перекрывая монотонный гул машин, донёсся рёв мотора – приближался, становился всё выше, как сирена при бомбардировке, и задохнулся где-то совсем рядом. Голубые и оранжевые униформы собирали оборудование и понуро тянулись к автостоянке в дальнем углу площади.

– Уфф... уф. Я опоздала.

В мотоциклетном комбинезоне она была совсем на себя не похожа – на обычную себя, с блокнотом и вечно убегающим куда-то взглядом. Лицо раскраснелось, причёска сбилась набок, даже движения изменились – от обыденного "я не знаю, куда деть руки и ноги" не осталось и следа.

– Ты ничего не пропустила, Лито. Нас просто убрали с места преступления... так что, в каком-то смысле, ты вовремя.

– Да нет же, нет... Здравствуйте, лейтенант... – Нансен пыталась одновременно отдышаться, осмотреться и привести в порядок причёску, что вызывало обратный эффект – движения рук становились всё более хаотичными, а волосы по-прежнему вились и топорщились. – ...нет, нет... всё не так. Они, – Лито подняла указательный палец, показала в сторону собравшихся вокруг тела сотрудников ДКП; опустила голову, вдохнула, выдохнула. – Они уже опросили двух очевидцев. Нет, пострадавших. Очевидцев. Это совершенно в голове не укладывается. Я уже навела справки, и... и...

Похоже, запас адреналина вышел – Лито сжалась, поникла головой, начала путаться в словах – привычная стажёр Нансен вернулась.

– Спокойнее. Расскажи, что именно произошло. – Сергеев подошёл ближе; Ксэ всё ещё стояла в отдалении, разглядывая что-то под ногами. Лито подняла на сержанта дикие, почти испуганные глаза.

– Раненые рассказывают – после взрыва – осколки хрусталя...

Лито и Сергеев одновременно обернулись. Ксэ держала в руках почти треугольную прозрачную пластинку размерам с ладонь.

– Этот осколок не вонзился в землю, а просто упал. Судя по характеру повреждений на теле, речь идёт о направленном взрыве. Не в воздух.

Лито растерянно переступила с ноги на ногу – только сейчас Сергеев заметил, что из-под чёрных мотоциклетных штанов выглядывают носки офисных туфель.

– И ещё...

– Подождите, что это всё может значить? Парящие осколки? Вообще... осколки?

– Не смотрите на осколки. Смотрите там, где их нет. Вот она – прямая линия, с юга на север, из центра города.

Не говоря ни слова больше, Ксэ повернулась и пошла прочь от места преступления, к выходу с площади. Двое её помощников недоумённо переглянулись и направились следом, держа дистанцию в десяток метров, будто боясь разрушить непонятный им самим транс.

Шершавые полимерные плиты с тонкой сеткой сочленений. Совершенно чистые, ни единой блестящей крупинки. Прямая линия.

Ксэ остановилась у кремового десятиэтажного здания старого образца – толстые рамы из потускневшего металла, мутные стёкла с выглядывающими тут и там изнутри выцветшими рекламными плакатами. Прошла немного дальше по узкой усаженной деревьями улице, вернулась обратно – Сергеев и Лито озадаченно посторонились.

– Здесь след обрывается. – Ксэ стояла на углу, снова глядя себе под ноги, погружённая в свои, далёкие мысли. – Здесь должно быть что-то.

Сергеев сделал шаг вперёд.

– Шеф. Мы сможем помочь, если вы расскажете нам, о чём идет речь.

– Всё логично. Как направленный взрыв мог разбросать осколки по такой большой площади?

Теперь Сергеев спрятал глаза. Секунды и ещё секунды без единой догадки.

– В воздухе?

Ксэ бросила взгляд поверх головы Сергеева.

– Взрыв был в воздухе? – повторила Лито.

– Да.

– Потом можно будет даже установить... высоту. И мощность, по диаметру разлёта осколков...

– 40-70 метров. Если принять за данность, что найденный труп непосредственно относится к бомбе. О мощности говорить рано – мы всё ещё не знаем, каким образом тело уцелело. Но в эту сторону проходит прямая линия – без осколков, без мусора, без пыли. Как аэродинамический след. Возможно, речь идёт о какого-то рода снаряде или ракете. Нужно обыскать соседние крыши, прежде всего – вот эту... – Ксэ подняла голову вверх, – ...и окрестности.

С насквозь проржавевшей телеантенны устаревшей модели, выглядывающей из окна второго этажа, на одной ручке свисала чёрная спортивная сумка. Подул слабый ветер; сумка не шелохнулась, лишь задёргалась болтающаяся внизу свободная лямка.

Ксэ щёлкнула застёжками, которыми её плащ крепился к поясу, затем ступила на подоконник, поднялась, непостижимым образом ухватилась за край оконной рамы второго этажа, подтянулась на одной руке и молниеносным движением сбила сумку на землю. Через мгновение она снова была на земле, прямая, статичная, как всегда.

Ксэ присела на корточки рядом с сумкой.

– Бирка. Пустая. Сумка новая, без видимых повреждений. Но эта ручка наполовину порвана, а на боку следы побелки, по всей вероятности, оттуда, – Ксэ указала наверх – последние два этажа здания были выкрашены не кремовым, а грязно-белым. – На ценнике – текущий год.

Лито застрочила в блокноте; Сергеев встал напротив; Ксэ потянулась к молнии.

– 14 апреля, 10:02, начинаю осмотр улики на месте преступления.

"Может, подождать подрывников?" "Может, делать всё по уставу?" "Может, передать её ДКП, как и следует?.."

Ксэ открыла клапан и раздвинула створки.

...

– Что это?

Ксэ не отвечала. Ещё секунду посмотрела внутрь, закрыла сумку и поднялась на ноги.

– Это нужно отвезти в участок. Мы с Сергеевым осмотрим крыши. Через минуту. Сейчас мне нужно позвонить.

Ксэ отошла в сторону, на ходу доставая коммуникатор. Лито еле слышно выдохнула.

– Что с ней происходит?

Сергеев выдавил улыбку.

– Я думал, ты привыкла за два месяца. Хотя сегодня действительно что-то особенное. И случай необыкновенный. Я знаю, в конечном счёте всё объяснится и разрешится. Или осядет где-нибудь в архивах. Но сейчас – ты права – в голове не укладывается.

Лито спрятала руки в карманы и нахохлилась, то и дело бросая любопытные взгляды на сумку. Дыхание уже успокоилось, но сквозь смуглую кожу всё ещё проступал дикий румянец. Светлые волосы до плеч разметались по лбу и щекам, голубые глаза с какой-то поволокой от перевозбуждения бегали от одного предмета к другому.

– Я тоже не понимаю её иногда. Знаю только, что она очень редко ошибается. Я работаю с ней уже три года и не помню ни одного крупного провала, произошедшего по её вине. Думаю, в конце концов окажется, что она права. Но я, по крайней мере, хотел бы знать, в чём именно.

Сергеев поймал на себе наполовину жалобный, наполовину благодарный взгляд Лито. Нет, совсем не привыкла.

Ксэ вернулась и взяла сумку.

– Хорошо. Стажёр, сдайте это в вещдоки и запишите номер. Скажите, чтобы не убирали далеко – сегодня мы ещё ей займёмся. Сержант, пожалуйста, запросите доступ к базе ключей для нас двоих, уровень два. Вы знаете мой идентификатор. Приступаем.

Ручка сумки скользнула в горячую ладонь Лито. Лито моргнула. Ксэ уже широким шагом направлялась ко входу в подъезд. Сергеев отвлёкся от коммуникатора – удивительно, пальцы, как у пианиста, и движения такие же. Ободряюще кивнул Лито, пошёл вслед за Ксэ.

– Готово. У нас есть доступ к подъездам и крышам, таймер на 3 часа.

Ксэ пискнула карточкой идентификации об электронный замок; неожиданно современная для такого старого дома дверь с лёгким шипением отошла в сторону. Двое – женщина в чёрном и мужчина в сером – скрылись внутри. Лито ещё раз вздохнула и посмотрела на сумку, чужеродным телом свисавшую у неё из ладони. В двадцати шагах дальше по улице стоял пластиковый барьер ограждения; за ним уже никого не было – люди останавливались посмотреть, видели, что всё, как всегда, и шли дальше по своим делам. Лито вернулась к оставленному у служебного въезда мотоциклу – чёрный матовый Murasaki приветливо мигнул. Вставила ключ в зажигание, занесла такой тесный шлем над головой и погрузилась во мрак.

Этот мужик напротив грыз ногти. Засовывал в рот и обкусывал. Каждый разгружает обстановку по-своему, но всему есть предел.

Вообще, всё было очень нервно. Взгляды, которыми они перестреливались через пустую середину комнаты. Тик – у всех разный, но одинаково раздражающий остальных. Машинальные пассы над тем местом, где висит оружие. Вас так легко вычислить, ребята. Недаром Блайт не любит огнестрел.

Пятеро с нашей стороны, четверо у них. Не рассчитывали, что у меня будет телохранитель, а заставить его остаться снаружи ни у кого не повернулся язык. Видно, хорошо справляется со своей первой обязанностью – выглядеть внушительно.

Главный с противоположной стороны, потёртый мужик в потёртой кожанке, с длинными чёрными волосами – когда-то был секси, наверное, – в третий раз куда-то звонил и не получал ответа. У него дёргается левый край нижней губы. А тут ещё этот, с ногтями. Ну и компания.

Оглядываюсь и игриво поднимаю брови на Блайта. Ему постоянно нужно бросать косточку. Он всегда голодный. Чаще всего мне это нравится, а когда нет, просто нужно следить, чтобы он вовремя получал положенный ему взгляд или касание. Он не такой примитивный, как кажется, – если бы был таким, его бы сейчас здесь не было. А мне сегодня самой эта косточка в кайф – с самого утра будто жидкий напалм залили внутрь, нужно только поджечь. И ещё, и ещё, сколько раз – не знаю. Хочу его.

У меня тоже есть тик – я облизываю губы. Я всегда так делаю – за компом, в постели, даже стоя в пробке. Но сейчас я, видимо, замечталась и облизнулась так, что все разом повернулись и посмотрели на меня. Как будто это я ногти грызу. Не смотрите вы все на меня, займитесь чем-нибудь.

С четвёртого раза, кажется, что-то щёлкнуло. Длинноволосый вышел на середину.

– Нашего курьера перехватили. Товар забрали в полицию.

Лёгкий шорох-шёпот. Пассы с нашей стороны стали яростнее, но за оружие никто хвататься не стал. Эти движения зеркально повторили с другой стороны – и так же, опомнившись, убрали руки назад.

– Всё путём. У нас есть человек в участке. А ментура не знает, что это. Сто пудов.

Старик – Годдар – ругнулся сквозь зубы, повернулся и прошёл несколько шагов к противоположной стене, помолчал, таким же отрывистым шагом вернулся на центр.

– Что вы предлагаете?

– Наш человек спишет товар в архив вместо какого-нибудь другого. Потом его будут везти в хранилище, тут мы всё и обтяпаем. Сегодня вечером.

– Реактор должен быть у меня через два часа. – Когда старик говорил, казалось, он заполняет собой всю комнату – гулкий слабоосвещённый цех заброшенной фабрики. – Дайте мне вариант получше.

Длинноволосый задёргал губой.

– Есть... да, можно забрать её... его сегодня.

– Можно?

– Прямо из участка. Но так мы можем запросто подставить нашего человека. Нельзя ничего передавать под носом у ментов.

– Я полагаю, это не должно быть моей проблемой? – старик по-бычьи наклонил голову.

– Не должно, – холодно процедил длинноволосый и достал телефон.

– Погодите.

Старик обернулся.

– Погодите-погодите. Забирать товар из участка – выходит, я тоже куда-то еду?

– Выходит.

– А что если я не хочу?

– Думаю, мы можем прибавить 20 процентов к вашему вознаграждению по такому случаю.

– А что если я совсем не хочу?

– Тогда можете идти. Но в таком случае я не уверен, что мы вас пригласим в следующий раз. Не уверен, что вас кто-нибудь куда-нибудь пригласит. – И затем, с выверенной лёгкостью сменив тон: – Это очень важная для нас сделка, а, кроме вас, тут в технике никто не разбирается. Сорок процентов.

Глупый напыщенный толстячок со стандартным набором ораторских приёмов! Да я теперь пошла бы с вами за бесплатно. Теперь, когда все на взводе, никто не представляет, где именно их желанный товар, и как его достать... Вот это я понимаю – работа. Есть много способов поджечь мой напалм.

Я опоздала.

Так, значит, вот кто это был. Растрёпанная девчонка в спортивном костюме, с огромной дырой в груди. Незнакомка. И рассыпанное ровными линиями вокруг стекло. Когда ты умерла, всё прекратилось.

Опоздала. И последняя ниточка к этому волнению потерялась вместе с тобой. И почему всё, на что я когда-либо надеялась, всегда заканчивалось на каких-то... девчонках? Я чувствую, как две короткие прядки на висках – совсем маленькие, у них даже нет номеров – пытаются меня растормошить: гладят по шее, ушам, щекочут нос. Но я ни на что не реагирую, у меня по щекам текут слёзы, вся влага выходит наружу – я высыхаю изнутри и ничего не могу с этим поделать. Все мои каналы разом забились душной ватой, остался один, и из него и течёт тонкой струйкой то, что осталось от меня. Я сама стала – грустный пересыхающий поток, зависший на карнизе на высоте одиннадцатого этажа, последние мгновения, прежде чем перельётся через край и превратится в водопа-а-а...

Стоп.

На окраине сознания зажглась тусклая терпкая искорка, погасла. Ещё одна – медленно движется по периферии. Маленькая точка, еле заметная – но я знаю: это она. Она, не имеющая никакого отношения к этому мёртвому телу, окружённому дорожками битого стекла. Она снова ожила, и во мне забилась жизнь, живая кровь заструилась по жилам вместо того, чтобы выливаться наружу. Теперь я стала большим радаром, чёрным кругом со скользящей по часовой стрелке зелёной линией. Искру непросто нащупать, она то приближается, то удаляется, и к душе то приливает жизнь, то отливает... С ней нужно играть в горячо-холодно. Открываю глаза и делаю шаг вперёд. Теперь я не разобьюсь. Я уже не водопад.

Полицейский участок – место, где открываются и закрываются двери. Вообще, не знаю, как здесь кто-то кого-то замечает. Камеры повсюду, но перед ними проходит поток карманников, проституток, разносчиков пиццы, расхлябанных офисных ментов в штатском... Блайта всё-таки решили оставить снаружи, иначе пришлось бы соображать на его бандитскую рожу наручники. И я тоже могла остаться, но чёрта с два. Когда это я отличалась осторожностью. Чёрта с два.

Мы шли по очередному увешанному дверями коридору вчетвером – я, старикан, его человек и человек волосатого, в такой же кожанке. Ещё одно преимущество, которое обеспечил себе этот хитрюга. Не знаю, правда, зачем он сам пошёл в самое пекло. Значит, действительно "очень важная сделка". Так или иначе, мы шли – размашистым, нарочито небрежным шагом, как киногерои.

Хранилище находилось на полуподвальном этаже – ещё одна дверь, с затянутым стальной сеткой окном. Мы вошли в тесный "вольер" из такой же сетки, посреди которого было вырезано окошко с широким прилавком. Стоящий за ним небритый мужик в чёрной бейсболке нахмурился и опустил глаза.

– Чёрт бы вас побрал.

Полицейский с видимым усилием поднял стоявшую под прилавком чёрную сумку и с грохотом опустил её на столешницу. Лицо старика на миг скорчилось в гримасе. Ого, и у него тик.

– Давай сюда.

Годдар потянул ручку на себя. Щёлк. Треск.

– Стойте. Мне нужно вернуть сумку, нельзя так просто взять и забрать вещдок.

– Вот, держи такую же – с муляжом внутри. Внешне не отличишь.

Полицейский неохотно отпустил ручку. Что это было, когда один потянул, а второй засопротивлялся? Как будто по голове приложили – несколько секунд подряд я видела всё, но как будто ничего не понимала. Может, это всё ещё та зелёная дрянь с позавчерашней вечеринки? Но раньше от неё было по-другому...

Старик наконец получил свою сумку – и вправду ровно такую же, как та, с которой он пришёл, разве что гораздо тяжелее: теперь ему приходилось поднимать одно плечо для равновесия и идти слегка вразвалку. Человек волосатого кивнул полицейскому.

– Двести девятнадцатая. Можешь не возвращать, они без конца теряются.

В воздухе блеснул ключ.

Невада вслед за остальными шла обратно по тому же людному коридору.

– Глушилки хватит минуты на четыре. Нужно включить её, засунуть внутрь – и быстро к выходу.

– Почему всегда этим не пользоваться?

– Я не обещал, что она вообще сработает. У них новые металлоискатели на входе, кто знает, что они там понаделали.

Малик и волосатый всё переговаривались, а старик шагал молча, лавируя между идущими навстречу.

– Двести девятнадцать.

Парень в кожанке отпер дверь. Годдар забрал ключ, вошёл в комнату – чулан со швабрами и полками, уставленными моющим средством, – с какой-то недоверчивой тщательностью оглядел всех троих и заперся внутри.

– Что это с ним.

– Не знаю. Как будто это – для него товар.

Невада поёжилась. Дурнота вернулась – резким, накрывающим с головой приступом.

– А что там?

– А хрен его.

В глазах потемнело, по краям обзора будто выросли чёрные стены колодца. Нужно подышать... подышать и успокоиться. Невада попыталась глубоко вдохнуть – из груди вырвался сдавленный всхлип.

– Эй... что с тобой?

В конце коридора раздался шум, грохот. Теперь ещё и звуковые глюки? Что со мной? Крики, пара выстрелов. Шутник и кожаный обернулись. Значит, не кажется. И всё равно – здесь так тесно...

Невада прислонилась к стене – прямо перед глазами, пропадая в облаке пульсирующей тошноты, замаячили цифры 2, 1, 9.

Ещё один крик – совсем рядом, за поворотом. Протяжный, разрывающий перепонки. Чтобы так кричать, тебе нужно попасть в одно из совершенно определённых мест. Я видела таких людей. Я делала таких.

Малик и парень в кожанке синхронно схватились за пояса, где должно было быть оружие. Опустили руки. Попятились. Грохот заполнил весь коридор, отражаясь от стен, заставляя железные двери дребезжать в петлях. Двое мужчин побежали. Невада ничего не видела, она смотрела на дверь и всё глубже погружалась в колодец, оставьте меня, я в моей маленькой нише, дайте мне просто заснуть. Мимо пролетело что-то массивное, и ещё, и ещё несколько штук поменьше. Грохот слегка поутих, превратился в белый шум радиопомех. Дверь 219 открылась, старик с глазами сумасшедшего заполнил собой весь колодец. Не трогайте меня, не видьте меня. Я ведь и вправду в нише, они тут повсюду на этой стене, маленькие, ненадёжные ниши. Вот он выходит в коридор, смотрит в сторону шума, инстинктивно прячет сумку за спину. И на его плечи ложится мягкий поток рыжих волос. Он отшатывается, но его подхватывают за руки и за ноги. В кадре появляется женщина, объятая зелёным пламенем. Да нет, это платье. Двое совсем близко, как партнёры по танцу. Старик не может пошевелиться, волосы оплели его руки, ноги и шею, он смотрит на женщину глазами обезумевшего от страха оленя. Все пять отростков его туловища проворачиваются по часовой стрелке. Или против часовой. Тело падает на землю. Я в нише. Я в нише. Женщина отворачивается к двери. Такая маленькая, низенькая, а волосы змеями парят вокруг головы. Ещё секунда. Сейчас я в нише, а ещё через секунду стану таким же мешком с потрохами. Я не могу сдвинуться, я хочу на самое дно, я хочу заснуть, но нельзя, нужно вспомнить, и достать, и сделать эти два шага. Давай же, вы-ны-ривай!!..

Невада выхватила лезвие, с криком бросилась вперёд и ударила снизу вверх по щеке – промахнулась мимо шеи. Потом мимо, быстро, в дверь, закрыть, ключ в замке, один, два оборота! – и бросилась прочь, в угол. И снова – чёрная воронка и дверь посреди, на этот раз изнутри. Она сначала резко дёрнулась наружу – ручка затряслась в припадке, заскрежетали петли; потом дверь с грохотом прогнулась внутрь – две огромные вмятины на металле, как удары кузнечного молота. И всё. Не было слышно шагов – только еле различимый шорох дальше по коридору. Невада осталась на дне колодца. Одна.

– Оцепить территорию, немедленно! Вызвать все наряды из 36-го, позвонить Уильямсу, привлечь всех! Доклад через пять минут.

– Уже слишком поздно. Лучше сразу заняться базой и камерами. Капитан.

Брита шла по пустому переулку. Тяжёлые дождевые облака собирались над головой, прижимая влагу и тепло к земле. Сумка болталась на единственной активной секции 13, остальные отдыхали в чехлах. Как всегда после взрывной нагрузки, слегка кружилась голова.

– Что здесь произошло, кто?.. и где...

– Проверьте верхние этажи, сержант, я пойду вниз. – Ксэ ловко перескочила через заваленную набок рамку металлоискателя в холле и направилась к лестнице.

Идти стало легче. Всё стало легче. И дышать тоже. И дело тут не в уколах стимулятора. Это как после долгих переживаний и неизвестности узнать, что твоя любовь – взаимна.

– Лейтенант!.. лейтенант...

– Лито!..

Сергеев взбежал по лестнице и с ходу обнял смущённую Нансен.

– Где ты была, когда... всё случилось?

– Здесь, наверху, а...

– Как хорошо, что ты цела.

Как же они запаниковали, когда узнали, что их бесценная сумка пропала. И этот сбивчивый, неуверенный приказ на штурм... Раньше я была ослеплена, задавлена болью. Теперь всё яснее и... легче.

В углу полутёмного чулана прямо на полу, опустив голову на грудь, сидела женщина в чёрной куртке. Услышав звук открываемой двери, она подняла заплаканные глаза на свет.

– Я...

Ксэ осмотрела дверь изнутри и на миг остановилась в размышлении.

– Я... курьер... заказное письмо в 205... Она... ушла?

– Да. Можете выходить.

– Я... не уверена, что смогу... мне нужно прийти в себя. Всё так...

– Хорошо.

Дождь начался с одной упавшей за ворот крупной капли и вскоре заполнил собой глаза и уши, разогнавшись постепенно, но быстро, как мотор спорткара.

Раньше я прыгала и падала, и снова прыгала, постоянно расходуя силы. Теперь я готова взлететь, разрезая струи дождя, и это ничего не будет мне стоить. Я лечу.

– Нет... нет...

– Вставайте.

Бренна взялась за скользкую от крови ладонь мужчины, другой рукой – за запястье, и помогла ему подняться. Мужчина дрожал и постоянно оглядывался назад.

– Его... его просто – прямо передо мной. Вы видели?.. Ещё немного, и меня тоже...

– Вы ранены? – Бренна повернула мужчину лицом к себе и посветила карманным фонариком на зрачки.

– Нет. Но он... посмотрите...

Бренна невольно бросила взгляд на лежащий посреди прохода несгораемый шкаф, из-под которого торчала изогнутая под неестественным углом рука. Отвернулась, взяла ладонь мужчины, нащупала пульс.

– Как вас зовут?

– Я не могу... как так, как...

– Послушайте меня!! – Бренна взяла страдальца за плечи и встряхнула. Сотрясения нет, переживёт. – Сейчас важно то, что происходит с вами, и как вам помочь. Как вас зовут?

– Малик... Джавади.

– Где вы работаете... а, ладно. Пойдёмте к выходу, господин Джавади, вам помогут.

Малик покорно последовал за Бренной по коридору, только проводил безумными глазами лежащий немного в стороне клубок рук и ног, в котором он так и не узнал своего шефа. Бренна заметила его замешательство, вернулась и повела дальше за руку. С ними нельзя по-другому.

И почему я раньше об этом не думала? Что мои волосы – не проклятие, не машина для убийства незнакомцев, – а те же крылья. Сейчас я с самого первого прыжка почувствовала это. Вымокшее дурацкое платье почти не тяготит, и порез на щеке от этой странной женщины практически не болит. Как хорошо. Они ничего не знают. Не знают, что я больше не ребёнок-психопат, каким они меня считают. Не знают, что я могу думать по-человечески. Да что уж там – я и есть человек.