Текст книги "Бомарше(Beaumarchais) "

Автор книги: Рене де Кастр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

Чтобы довести приговор до сведения Бомарше, пришлось его разбудить. Он спал как убитый целый день. Толпа освистывала судей, появлявшихся в дверях дворца, и большинство из них, опасаясь народного гнева, покинуло здание через черный ход. Председательствующий Бертье де Совиньи не испугался толпы и вышел из дворца как обычно.

В Версаль заспешили гонцы, чтобы сообщить Людовику XV о результатах суда.

Тем временем друзья спрятали Бомарше в надежном месте, и он там буквально сидел на чемоданах, готовый в любое мгновение пуститься в бега. Он даже не знал пока, что после вынесения приговора его популярность возросла необычайно.

Через Мирона принц де Конти передал ему записку, в которой говорилось: «Я хочу, чтобы завтра вы пришли ко мне. Я принадлежу к достаточно хорошему дому, чтобы подать Франции пример, как должно вести себя по отношению к такому великому гражданину, как вы».

Так что следующий после суда день Бомарше провел в Тампле в компании герцога де Шартра и принца де Конти. Немилость принимала форму триумфа, и, казалось, власти не осмелятся привести приговор в исполнение.

И все же Бомарше не чувствовал себя в безопасности и тайно готовился к побегу. Но на публике он не мог не побахвалиться и не блеснуть остроумием.

И тут вдруг в хоре всеобщего признания зазвучала сентиментальная нотка.

«Он находил утешение, – сообщает Гюден, – не только в дружбе, но и в более нежных чувствах. Его популярность привлекла к нему внимание одной молодой дамы с чувствительным сердцем и решительным характером, способной стать его поддержкой в жестоких испытаниях, которые ему еще предстояло пережить. Она не была знакома с ним лично, но, придя в волнение от его мемуаров, рвалась душой к этому знаменитому человеку. Она горела желанием увидеть его. Я был рядом с Бомарше, когда она прислала к нему их общего знакомого с просьбой одолжить ей на некоторое время его арфу, поскольку в тот момент она занималась музыкой. Подобная просьба в подобных обстоятельствах красноречиво свидетельствовала о намерениях барышни, и Бомарше их сразу же раскрыл; он не остался равнодушным к порыву девушки и ответил ее посланнику: „Я никогда и никому не даю свою арфу, но если она хочет, то может прийти сюда, я послушаю ее, а она меня“. Она пришла; я был свидетелем их встречи. Я уже говорил, что в Бомарше нельзя было не влюбиться с первого же взгляда. Что уж говорить о том впечатлении, кое он должен был произвести на молодую женщину в тот момент, когда ему рукоплескал весь Париж, когда в нем видели защитника попранной свободы и борца за общее дело! Но и ему было трудно устоять перед этой барышней, он был покорен ее взглядом, голосом, манерами и речами; и это взаимное влечение, возникшее меж ними в первое же мгновение, возрастало с каждым часом, поскольку, лучше узнавая друг друга, они открывали друг в друге бездну очарования и массу различных достоинств. С тех пор сердца их слились в одно целое, и никакие обстоятельства не могли их разъединить, а любовь, уважение, доверие, время и закон сделали их союз нерасторжимым».

Молодая женщина, столь решительно вошедшая в жизнь Бомарше, по возрасту годилась ему в дочери, так как ей было около двадцати лет. Эта эмансипированная барышня была родом из Швейцарии, звали ее Мария Тереза де Виллермавлаз. Она принадлежала к одному респектабельному семейству из окрестностей Шарме и в описываемое время работала у маркиза де Дрё‑Брезе. Идя на встречу с человеком, которого боготворила, она сделала себе прическу «Кес‑а‑ко».

Этой замечательной женщине, нежной и трогательной, было суждено стать третьей г‑жой де Бомарше, произошло это спустя много лет после их первой встречи, но она не стала ждать так долго и в первый же вечер отдалась своему кумиру. Их совместная жизнь была отнюдь не безоблачной, так как чем старше становился Пьер Огюстен, тем меньше он мог противостоять искушению плоти. Но любящая его женщина с достоинством выдержала многочисленные испытания судьбы, она воплотила в себе все самое лучшее, все самое благородное и заслуживающее уважения, что было в жизни Бомарше. Именно благодаря ей у него появилась наследница, и род его продолжился.

После этой трогательной встречи Бомарше приступил к выполнению плана по обеспечению своей безопасности. Его отъезд был похож на бегство. Принц де Конти выхлопотал у принца де Линя разрешение для Бомарше отбыть во Фландрию. Глубокой ночью Пьер Огюстен сел в фиакр с опущенными шторками и приказал ехать в Бурже, где его ожидала карета принца де Линя, чтобы доставить его в Гент, откуда он должен был отплыть в Англию.

«Этот удивительный человек, – писал принц де Линь, – утверждал, что в противном случае его арестовали бы, но спустя неделю он находился в кабинете Людовика XV, давшего ему секретное поручение, которое он скрыл посредством этой игры, затеянной ради того, чтобы ввести всех нас в заблуждение».

Глава 24НАЧАЛО КАРЬЕРЫ ТАЙНОГО АГЕНТА (1774)

Было бы ошибкой думать, что отъезд Бомарше явился результатом отчаяния или трусости. Он просто хотел оказаться подальше от своих судей, дабы избежать приведения в исполнение вынесенного ему приговора, поскольку наказание, которое собирались на него наложить, было поистине чудовищным: стоило ли бороться в течение двадцати лет за дворянство, богатство, благосклонность короля и литературную славу, чтобы в итоге оказаться на коленях в большом зале Дворца правосудия и услышать обращенные к себе слова первого председателя парламента: «Я порицаю тебя и объявляю обесчещенным».

Но исхитрившись избежать морального унижения, Бомарше не решил остальных проблем; вне зависимости от того, состоялась или нет процедура шельмования, наказания никто отменять не собирался. Кроме того, поскольку он так и не подал апелляцию, над ним по‑прежнему висел приговор по тяжбе с Лаблашем. Чтобы добиться его пересмотра, нужно было подавать в суд новый иск и поторопиться с этим, иначе можно было потерять право на подобное обращение в связи с истечением установленного законом срока; человеку, приговоренному к шельмованию и бросившемуся в бега, выполнить эти условия было практически невозможно, изменить данное положение было во власти одного лишь короля, который мог продлить срок, предусмотренный для подачи апелляции.

Однако с момента вынесения приговора Бомарше никаких изменений к лучшему в его жизни не произошло. Ходили слухи, что он готовится опубликовать новые мемуары, а это, конечно, не могло понравиться властям. Сартин заявил Пьеру Огюстену, что если он получит приказ короля применить против него санкции, то будет вынужден подчиниться:

«То, что сейчас происходит, у многих вызывает раздражение. Разве вам мало того, что вас приговорили к шельмованию, ну проявите же разумную скромность.И, пожалуйста, ничего не пишите, так как король не желает, чтобы вы что‑либо публиковали об этом деле».

Хотя Людовик XV был очень рассержен на Бомарше, он продолжал ему симпатизировать. Поскольку лишь король мог помочь ему с обжалованием решения суда, Пьер Огюстен не хотел вызывать его неудовольствие и не собирался нарушать предписанное ему молчание. Более того, перед тем как покинуть Францию, он счел необходимым написать своему государю и передал свое послание через Жана Бенжамена де Лаборда, генерального откупщика и камердинера его величества, сохранившего к Бомарше дружеское расположение и уважение. Письмо было доставлено королю. Оригинал его не сохранился, но Гюден донес до нас его содержание.

В своем послании Бомарше извещал короля о том, что он будет хранить молчание не из страха, а из уважения к Его величеству. Он сообщал, что покидает Францию под чужим именем, что вынужден будет оставаться за границей в течение всего срока, который отводится законом для подачи апелляции, и что по возвращении на родину явится к королю, «чтобы искать у него ту справедливость, коя является долгом королей и в коей они никому не могут отказать, а даже обязаны восстанавливать ее в отношении тех, кто в силу непредвиденных обстоятельств оказался вне закона, ведь именно в том и заключается привилегия королей, что они могут даровать милость».

Письмо совершило чудо: Бомарше едва переступил порог своего убежища в Лондоне – меблированных апартаментов в доме на Плун‑стрит, а Людовик XV уже советовался с Лабордом о том, нельзя ли поручить Бомарше, так кичившемуся своим умом, важное секретное задание, состоявшее в предотвращении публикации двух или трех пасквилей, направленных против г‑жи Дюбарри.

В своем письме Пьер Огюстен дал понять, что он знаком с этой проблемой и предложил фаворитке короля свои услуги. С 1772 года французские министры безуспешно пытались помешать публикации памфлетов, «героиней» которых была г‑жа Дюбарри.

Автором этих сочинений был некто Шарль Тевено де Моранд, родившийся в 1741 году в Арне‑ле‑Дюке. Ходили слухи, что он был сыном трактирщика и с самой ранней юности вел такую распутную жизнь, что в конце концов вынужден был бежать из родной страны. Найдя прибежище в Англии, он взялся сочинять довольно гнусные памфлеты, которые тайно переправлялись во Францию. Эти сочащиеся ядом пасквили были круто замешены на сплетнях и злословии. Видимо, Тевено де Моранд был довольно хорошо информирован об объектах своих нападок, что делало его еще более опасным. Помимо памфлетов он регулярно издавал газетенку под названием «Газетье кюирассе» («Газетчик в латах»), которая пользовалась скандальной популярностью. Чуть позже он придумал необычайно эффективный способ шантажа: извещал свои будущие жертвы о готовящихся против них публикациях, знакомил с выдержками из них и предлагал купить свое молчание.

Вольтер, получив подобные угрозы, проигнорировал их, поскольку считал себя выше общественного мнения.

Для такого дельца, как Тевено де Моранд, достойного последователя Аретино, прозванного в свое время «бичевателем принцев», г‑жа Дюбарри была неиссякаемым золотым источником. Он известил фаворитку короля о готовящемся к выходу в свет труде под названием «Секретные записки публичной женщины» и привел из него несколько выдержек. Обычная женщина могла бы подать на шантажиста в английский суд, но для официальной любовницы короля Франции этот путь был закрыт. Г‑жа Дюбарри пожаловалась Людовику XV, а тот обратился к английскому королю с просьбой выдать ему Моранда.

Англичане ответили, что не хотели бы прибегать к этой мере, но готовы закрыть глаза на то, что французы похитят пасквилянта, при условии, что это будет сделано при соблюдении строжайшей тайны и без помощи английской полиции.

Подобные прецеденты уже были. Так в 1744 году по распоряжению Людовика XV во Франкфурте был похищен другой французский памфлетист, уроженец Руэрга Виктор де ла Кастань, который под именем Дюбурга выпустил гнусный памфлет, называвшийся «Китайский шпион в Европе». Автор неугодного произведения был доставлен в крепость Мон‑Сен‑Мишель и посажен в тесную железную клетку, где и умер, не перенеся мучений. Туристам, посещающим аббатство Мон‑Сен‑Мишель, по сей день демонстрируют жуткую сцену, воспроизводящую его полуобглоданный крысами труп.

Чтобы избежать такой участи, Тевено де Моранд шел на различные хитрости. Поэтому французским агентам, регулярно отправляемым в Лондон, чтобы его похитить, никак не удавалось выполнить поручение. Моранд, имевший поддержку и осведомителей во Франции, всегда вовремя узнавал об их появлении в Англии и упреждал их действия. Он строил из себя политического изгнанника и жертву произвола и снискал симпатии английской общественности. Англичане поднялись на его защиту и однажды даже побросали разоблаченных французских агентов в Темзу, откуда тем с трудом удалось выбраться.

Решив, что теперь англичане не дадут его в обиду, Тевено де Моранд ускорил публикацию своего памфлета. Три тысячи экземпляров должны были попасть во Францию через Голландию. Таково было состояние дел в тот момент, когда Бомарше появился в Лондоне.

Добровольный изгнанник показался Людовику XV человеком, способным справиться с этой проблемой; король приказал Лаборду вызвать Бомарше в Версаль, принял его и объяснил, чего он от него ждет: тот должен был снестись с автором «Газетье кюирассе», заплатить ему за молчание и уничтожить весь тираж «Записок» о г‑же Дюбарри.

Это поручение трудно было назвать почетным. Позже его сравнивали с миссией д’Артаньяна, возможно, рожденной фантазией Дюма. При этом честь королевы Франции стоила того, чтобы идти ради нее на риск, но от чести г‑жи Дюбарри уже давно осталось одно воспоминание, так что спасать, в сущности, было нечего. Но у Бомарше не было выбора; успешное выполнение этого поручения должно было стать первым шагом на пути к восстановлению его собственного благополучия. Откажись он от этого задания, и король не продлил бы ему срока подачи апелляции, что отняло бы у него надежду на реабилитацию.

Итак, он вновь оказался на дороге, ведущей в Лондон, под именем шевалье де Ронака, в котором легко читается анаграмма имени Карой.

С присущей ему ловкостью он быстро добился встречи с Тевено де Морандом и вступил с ним в переговоры. В результате Бомарше получил от него один экземпляр пресловутых «Записок», ради которых прибыл в Лондон, а в придачу рукопись еще одного, еще не напечатанного, памфлета, после чего отправился во Францию к Людовику XV за дальнейшими распоряжениями. Король не скрывал своего удовлетворения и отправил Бомарше к герцогу д’Эгийону, дабы обговорить окончательные условия сделки с Морандом. Министр хотел, чтобы помимо всего прочего тайный агент выведал у памфлетиста имена его осведомителей во Франции, но Бомарше наотрез отказался выполнить это поручение, сочтя его сродни обычному доносу. Людовик XV не стал на этом настаивать, чем вызвал неудовольствие д’Эгийона, и тот вновь отправил в Англию бригаду полицейских с заданием похитить Моранда. Этот шаг мог свести на нет все усилия Бомарше. Итак, получалось, что первые успехи Пьера Огюстена на новом поприще спровоцировали его ссору с французским министром иностранных дел, а это отнюдь не способствовало урегулированию его отношений с парламентом Мопу.

Между тем Бомарше опять нужно было собираться в Лондон, на этот раз он взял с собой Гюдена де ла Бренельри, правда, не посвятив его во все детали своей миссии. А она приближалась, к удачному финалу. Гюден уверял, что лично присутствовал при передаче его другу рукописи памфлета и трех тысяч напечатанных экземпляров, все это они сожгли в печи для обжига извести в одном из пригородов Лондона.

Моранд провернул неплохое дельце: он получил из королевской казны 20 тысяч ливров наличными плюс 4 тысячи в виде пожизненной ренты, половина которой позже была у него выкуплена Людовиком XVI.

Отношения Бомарше с Морандом не были похожи на отношения полицейского агента с преследуемым шантажистом, скорее это были отношения двух авантюристов, не испытывающих друг к другу никакой антипатии.

«Вы как нельзя лучше доказали мне, – писал Бомарше Моранду, – что искренне решили вновь вести себя, как честный гражданин Франции, потеря звания коего еще задолго до встречи со мной заставляла вас испытывать угрызения совести; убедившись в том, что вы тверды в своем намерении не отступать от этого похвального решения, я с огромным удовольствием вступил в контакт с вами. Как не похожи наши судьбы! Волею случая мне было суждено предотвратить публикацию скандального произведения, ради чего в течение шести недель я трудился день и ночь, преодолел более семи тысяч лье и потратил около пятисот луидоров, чтобы не допустить неисчислимых бедствий. В результате вы заработали 100 тысяч франков и обрели спокойствие, а я даже не знаю, возместят ли мне когда‑нибудь дорожные расходы».

Это весьма красноречивое послание, возможно, в какой‑то мере проливает свет на некоторые любопытные эпизоды в последующей деятельности Бомарше на поприще тайного агента. Ну как тут было не возненавидеть свою честность! Его чуть было не отправили на галеры! Он проиграл судебный процесс, хотя правда была на его стороне! Его приговорили к выплате уже погашенного им долга, хотя настоящим должником был его противник!

И вот теперь он стал свидетелем еще более скандальных фактов: шантажист получил королевскую пенсию и был признан добрым и честным гражданином!

Так, может быть, действительно стоило отказаться от карьеры честного человека и самому испробовать методы Моранда? Интересно, приходили ли в голову Бомарше подобные мысли?

Он считал, что хорошо потрудился в Лондоне на благо короля. Лорд Рошфор, с которым Бомарше свел знакомство еще в Мадриде, когда тот являлся послом Англии, стал теперь министром. Они часто встречались в Лондоне, и Бомарше добился у Рошфора обещания принять меры против французских памфлетистов, нашедших прибежище в Англии. Все говорит о том, что Бомарше с Рошфором вели беседы и о большой политике: видимо, именно в этот период у Пьера Огюстена начала формироваться позиция в вопросе об американских колониях.

Закончив свои дела в Англии, он вместе с Гюденом сел на корабль, отплывающий во Францию, надеясь по приезде получить в Версале королевскую благодарность в виде решения своих юридических проблем.

Увы! Его опять постигла неудача!

Сойдя на берег в Булони, Бомарше узнал, что Людовик XV заболел оспой, в то время болезнь эта была смертельной.

Путешественники торопились как могли. Бомарше одолевали тревожные мысли. Д’Артаньян спас честь королевы Франции, но получил за это весьма скромное вознаграждение. Фаворитка короля, ради которой Бомарше пришлось столько потрудиться, в настоящий момент оказалась под угрозой предъявления ей ордера на арест, и в случае смерти короля ей были уготованы либо тюрьма, либо изгнание.

Целомудренному дофину не было никакого дела до спасения репутации г‑жи Дюбарри, тем более что эту услугу оказал ей тот самый Бомарше, про которого на следующий день после вынесения ему приговора о шельмовании дофин сказал:

«Все сделано правильно, это подлый и жестокий человек, единственное, чем он прославился, так это своими злобными выходками. Дворецкие отказались принять его в свои ряды, и чиновники Луврского егермейства должны были бы тоже избавиться от него».

Король умер 10 мая 1774 года, и Бомарше так и не успел предъявить ему счет за оказанные услуги.

«Дьявол, раскачивающий люльку моей жизни, – писал он одному из друзей, – лишил меня покровителя и господина. Избавившись от заблуждений на мой счет, которые ему были навязаны, он обещал мне восстановление справедливости и свою благосклонность; все погибло, а о 780 лье, проделанных мною за шесть недель, мне напоминают лишь мои распухшие ноги и тощий кошелек. Другой бы от всего этого полез в петлю, но, поскольку это средство никуда от меня не денется, я оставлю его на самый крайний случай, пока же посмотрю, кто из нас двоих – я или дьявол – с большим упорством будет делать свое дело: он, пытаясь меня свалить, я, пытаясь удержаться на ногах; именно этим я озадачу свою упрямую башку».

К кому же обратиться, чтобы попасть к новому королю? Г‑н де Лаборд был слишком предан усопшему монарху, чтобы прийтись ко двору новому. Оставался еще г‑н де Сартин, не успевший пока сменить кресло шефа полиции на портфель морского министра. Бомарше поспешил отправить ему следующее послание:

«Для всего того, что король захочет узнать быстро и только для себя, для всего того, что он захочет сделать тайно и срочно, я всегда к его услугам: моя голова, сердце, руки и язык готовы служить ему. До него я никогда не хотел иметь господина, но этот мне нравится, он молод, он хочет делать добро, Европа его уважает, а французы обожают! Пусть каждый на своем месте поможет этому молодому монарху завоевать любовь всего мира, чье уважение он уже завоевал».

На этот раз Бомарше нашел верный тон, именно так следовало говорить с королем. Правда, у него не было выбора, поскольку срок, отведенный для подачи апелляции, неумолимо истекал и требовалось принятие кардинального решения. К счастью для Бомарше, у него появился шанс сослужить службу новому королю: поскольку обещания лорда Рошфора так и остались обещаниями, в Лондоне набирала силу новая кампания по распространению памфлетов, так что Пьер Огюстен оказался наиболее подходящим человеком, способным этому помешать.

Глава 25ИСТОРИЯ О НАПАДЕНИИ БАНДИТОВ (лето 1774 года)

«Но ты, друг мой мнительный, в свою очередь, скажи, что ты подумал бы обо мне, если бы я сообщил тебе однажды, что, задавшись целью доказать Людовику XVI, что у него нет более усердного подданного, чем твой ошельмованныйдруг, я отправился 26 июня 1774 года в новое путешествие в новую страну, облеченный доверием нового господина; что трудности самого разного рода, кои никогда не останавливали меня, только увеличивают мое усердие, и что мне удалось доказать, что на самом деле я не так уж заслужил шельмование, к которому с радостью приговорил меня парламент. Но чем это я занимаюсь здесь? Почтовые лошади уже поданы… Я вернусь во Францию через месяц, самое позднее, через полтора; тогда я смогу рассказать о деле, коим вынужден сейчас заняться».

Этим письмом от 26 июня 1774 года, адресат которого остался неизвестен, начинается самое странное приключение Бомарше в роли тайного агента. По этому поводу даже возникает вполне резонный вопрос, а не было ли это письмо сфабриковано a posteriori, чтобы придать правдоподобности истории, которой этой правдоподобности как раз и не хватало, а также чтобы завуалировать кое‑какие подозрительные факты.

Предложив Людовику XVI свои услуги, Бомарше сообщил Сартину о появлении в Англии нового памфлета под названием «Отрывок из обширного исследования, или Предуведомление испанской ветви о том, что она имеет право на французскую корону в связи с отсутствием наследника, которое может быть очень интересно всему семейству Бурбонов, и особенно королю Людовику XVI. – G.A. – Париж, MDCCLXIV».

Под видом юридического анализа положений Утрехтского договора о престолонаследии публике предлагались скандальные разоблачения, касающиеся интимной жизни Людовика XVI и Марии Антуанетты. После четырех лет супружества венценосная пара не имела наследников. Помимо узкого круга посвященных, никто в Европе не знал, что врожденный физический недостаток нового короля Франции не позволял ему выполнять супружеские обязанности. Поскольку королева, страдавшая от неудовлетворенности и отсутствия интимной жизни, допускала некоторые вольности в своем поведении, многие французы демонстративно выказывали ей враждебность, действительная причина которой крылась в традиционной антипатии французов к австриякам, остававшейся неизменной даже несмотря на то, что в 1756 году Австрия стала союзницей Франции.

Хотя основная цель памфлета заключалась в том, чтобы публично обвинить во всех грехах французского королевского двора Марию Антуанетту, он содержал также ряд весьма резких выпадов в адрес Сартина. Во всяком случае Бомарше удалось убедить в этом шефа полиции, и именно этот аргумент оказался для Сартина наиболее весомым и побудил к действию: он добился у Людовика XVI распоряжения о возмещении Бомарше дорожных расходов за его поездку к Тевено де Моранду, что же касалось нового поручения, то он не смог получить у короля письменного подтверждения полномочий секретного агента, которых тот требовал для упрочения своих позиций.

Прибыв в Лондон, Бомарше написал Сартину, что ложь, распространяемая на его счет, оказалась более серьезной, чем он думал, а посему может спровоцировать его опалу; далее Бомарше вновь вернулся к вопросу о необходимости получения им мандата, подписанного лично королем Франции. Он утверждал, что лорд Рошфор сможет обеспечить ему поддержку английского правительства при выполнении данного поручения лишь в том случае, если новый монарх письменно подтвердит его полномочия.

После новых настоятельных просьб Сартина король решился‑таки написать записку, оригинал которой так и не удалось обнаружить в архивах:

«Господин де Бомарше, имея мои секретные распоряжения, должен отбыть как можно скорее по своему назначению. Соблюдение тайны и быстрота исполнения порученного явятся самым лучшим доказательством его усердия в служении мне, кое он только может мне дать.

Марли, 10 июля 1774 года.

Людовик».

Получив это письменное подтверждение его полномочий, Бомарше сразу же отправил королю восторженное послание:

«Любовник носит на груди портрет своей возлюбленной, скупец прячет там ключи от сундуков, а святоша – медальон с мощами; я же заказал овальный золотой ларчик, большой и плоский, в форме чечевицы, вложил в него приказ Вашего величества и повесил его себе на шею на золотой цепочке, как предмет, самый необходимый для моей работы и самый для меня драгоценный».

Подобное обращение с королевским приказом было по меньшей мере странным. А вскоре Бомарше довольно неосторожно признался Сартину, что пока ни разу еще не воспользовался этим документом. Вероятно, для ведения переговоров с шантажистом королевский приказ вообще был ни к чему. Но именно наличию у него этой бумаги приписывал Бомарше ту легкость, с какой ему удалось решить эту, как поначалу казалось, неразрешимую задачу, поскольку, по его словам, имя автора памфлета никому не было известно.

Тем не менее Бомарше уверял, что смог вступить в контакт с представителем этого анонимного писателя; посредником оказался некий венецианский еврей, назвавшийся Гийомом Анжелуччи, но в Лондоне его знали под именем Хаткинсон.

Анжелуччи поведал тайному посланцу французской короны, что существует два издания памфлета: одно вышло в Лондоне, второе – в Амстердаме. Наверняка Бомарше мог уладить это дело еще до того, как получил мандат короля.

Рассказ Бомарше о переговорах с Анжелуччи пестрел самыми невероятными подробностями: по его словам, рукопись была передана ему для ознакомления всего на несколько часов, и принес ее под покровом ночи какой‑то таинственный незнакомец, а в четыре часа утра, получив условный сигнал, Бомарше завернул прочитанный им текст в простыню и выбросил сверток в окно, под которым его поймал некто, невидимый в темноте. Переговоры тем временем продвигались весьма успешно. Бомарше уведомил Сартина, что дело с английским тиражом практически урегулировано и обошлось в полторы тысячи фунтов стерлингов. Четыре тысячи экземпляров памфлета были сожжены в присутствии Бомарше. Что касается голландского тиража, то Анжелуччи‑Хаткинсон дал расписку в том, что обязуется уничтожить его после того, как получит наличными деньги за сожженный английский тираж. Удивительная доверчивость в отношениях с весьма сомнительной личностью! Не лучше ли было использовать ту же систему расчетов, что и в случае с Морандом, ведь с помощью ренты было проще держать памфлетиста под контролем?

Результаты допущенной оплошности не замедлили сказаться: 25 июля 1774 года Бомарше известил Сартина о том, что должен срочно отплыть на континент в связи с тем, что Анжелуччи после получения полутора тысяч фунтов стерлингов сбежал, прихватив с собой один экземпляр памфлета, который он утаил, чтобы возобновить его выпуск на французском и итальянском языках в одной из типографий в Нюрнберге.

В Голландии Бомарше не смог обнаружить того, за кем бросился в погоню, и решил продолжить преследование:

«Я подобен льву! У меня нет больше денег, но есть бриллианты, драгоценности; я все продам и с яростью в сердце снова пущусь на перекладных. Немецкого я не знаю; дороги, по которым придется ехать, мне незнакомы, но я раздобыл хорошую карту и вижу, что, чтобы добраться до Нюрнберга, мне нужно ехать через Нимег, Клев, Дюссельдорф, Кёльн и Франкфурт. Я буду мчаться днем и ночью, если только не свалюсь в дороге от усталости. Горе мерзавцу, который заставляет меня проделать лишних триста или четыреста лье в тот момент, когда я рассчитывал наконец вернуться домой и отдохнуть! Если я настигну его в пути, я отберу у него все бумаги и убью в отместку за все причиненные мне горести и перенесенные страдания», – писал он Сартину в конце июля 1774 года.

О дальнейших перипетиях этого путешествия читаем в письме Бомарше к его другу Рондилю, он писал его, плывя в лодке по Дунаю, вблизи города Регенсбурга. Это письмо, датированное 15 августа 1774 года, вошло в собрание его сочинений. Вначале мы познакомим читателя с фактами в том виде, в каком сам Бомарше изложил их, а потом поразмышляем над тем, как же следует отнестись к столь странному стечению обстоятельств.

Первая часть путешествия была отягощена проблемами, связанными с расстройством здоровья Бомарше. Он даже подумывал лечь во Франкфурте в больницу, но потом отказался от этой мысли, чтобы не терять времени, и добрался до Вюрцбурга.

14 августа на почтовой станции в Лаугенфельде он сменил лошадей и отправился в Эмскирхен; правил лошадьми местный кучер. На подъезде к Нейштадту‑на‑Айше, небольшому городку, лежащему в пяти лье от Нюрнберга – конечного пункта его путешествия, Бомарше извлек из‑под сиденья несессер, откуда достал зеркало и бритву. Наблюдавший за ним кучер решил, что путешественник, которого он принял за англичанина, хочет побриться. Звали кучера Георг Драц. Поведение путешественника показалось ему весьма странным, но он объяснил его себе присущей английским туристам эксцентричностью.

Перед Нейштадтом, близ местечка Лихтенхольц, дорога углублялась в густой лес. В самой чаще Бомарше приказал остановить экипаж, чтобы справить нужду; он вышел из кареты и, в то время как экипаж медленно продолжал двигаться вперед, последовал за ним пешком, чтобы немного размять ноги. Неожиданно путь ему преградил всадник и, по словам Бомарше, потребовал у него кошелек. В ответ путешественник выхватил пистолет и побежал, он надеялся уйти от погони и догнать свой экипаж, но тут появился еще один разбойник – огромный детина с плащом, намотанным на руку. Оказавшись зажатым с двух сторон, Бомарше разрядил свой пистолет в первого из напавших на него, но промазал, тот уже почти настиг его, когда второй бандит подскочил к Бомарше сзади и, дернув за плечо, повалил на землю. Подоспевший первый разбойник выхватил кинжал и со всей силы ударил несчастную жертву в грудь. Но, о чудо! Клинок наткнулся на овальный золотой медальон, в котором было спрятано письмо Людовика XVI, отклонившись в сторону, кинжал оставил широкую царапину на груди Бомарше и, вонзившись ему снизу в подбородок, вышел через правую щеку.

Бомарше удалось вскочить на ноги, он бросился на разбойника и, пытаясь вырвать у него кинжал, порезал себе ладонь; он исхитрился повалить соперника наземь и, поставив ему ногу на грудь, пригрозил, что убьет его.