Текст книги "Следы в сердце и в памяти"

Автор книги: Рефат Аппазов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

"Всё будет ин орднунг (в порядке)".

"Ты не мог бы ещё раз прошпилен (проиграть) эту мелодию?"

"Надо пойти получить свой лебенсмиттель (продукты, буквально "жизненные средства")".

"Весь вечер просидел в своем вонунге (жилище)".

"Давай это дело перенесём на динстаг (вторник)".

"Мне бы чуть посидеть со своей дольмечерин (переводчицей)".

А такие слова, как яволь (так точно), бештимт (конечно, непременно), гляйх (вскоре, тут же), аугенблик (мгновенно), момент маль (секундочку), унгефер (приблизительно), унмёглих (невозможно), филяйхт (может быть) и ряд других полностью вытеснили из нашей разговорной речи соответствующие русские слова. Это было и забавно, и полезно.

Шли дни, на новой квартире я жил уже второй месяц и был очень доволен. За это время я ни разу не появился у Ренаты и фрау Эльзы, хотя часто их вспоминал. Однажды в воскресный день, хорошо выспавшись и совершив над тазиком в своей спальне утренний туалет, открыл дверь, чтобы войти в столовую-кабинет. Мое внимание сразу привлёк большой овальный стол, на котором обычно стояла ваза со свежими цветами, а сейчас он был необычайно красиво сервирован: посередине – очень красивый пирог, вазы с яблоками, грушами и виноградом, тарелочки, рюмочки, вилочки, салфеточки. Пока я всё это рассматривал в полном недоумении, вдруг открылась входная дверь, и в комнату вошло все семейство – впереди дети, а за ними герр Отто и фрау Эрика. Я запомнил, что у всех были радостные лица, но о причине такого праздничного настроения я пока не догадывался и с удивлением воззрился на них. Вдруг они, как по команде, хором произнесли:

– Дорогой герр Ри'фат, мы вас сердечно поздравляем с днем рождения и желаем вам здоровья, счастья и добра!

С этими словами они вручили мне довольно большой букет свежесрезанных роз. Я был потрясён, ошеломлён таким вниманием со стороны посторонних для меня людей и не менее того удивлён тем, что сам я совершенно забыл об этом событии. Оно почему-то полностью выскочило из головы. Тут же они зажгли двадцать шесть крохотных свечек, установленных на пироге. Когда до меня дошла, наконец, суть происходящего, я был так тронут, что сразу не нашёл даже подходящих слов благодарности. Меня заставили задуть свечи, а затем все мы сели за стол, выпили за моё здоровье по рюмочке очень вкусного ликера и устроили праздничный завтрак. Первым моим вопросом к ним был: откуда они узнали о моём дне рождения? "У нас принято как-нибудь вскользь спрашивать об этом и записывать в календарь, чтобы не забыть", – ответила фрау Эрика и попросила Катрин принести этот календарь. Это был специальный календарь для записи памятных дат, причем устроен он был так, что еженедельно перед вами появлялись даты ожидаемых событий. Там я увидел и свое имя под соответствующей датой. Полистав календарь, я убедился, что "пустых" недель у них почти не было.

Из дому я помчался прямо к Николаю, чтобы сообщить ему новость о своем дне рождения и привлечь его фантазию к совместным действиям. В выходной день трудно было раздобыть необходимый ассортимент для праздничного стола, потому что немцы в этот день отдыхают, а не работают. Но я уже отмечал, что для Николая не было таких крепостей, двери которых он бы не смог открыть. Мы достали хорошей закуски и выпивки и с приличным запасом возвратились ко мне домой. Фрау Эрика всё это самым великолепным образом подала на стол, и вторую фазу торжеств мы уже провели под несколько более высоким градусом. Правда, герр Отто и фрау Эрика не выдержали темпа и довольно быстро сошли с дистанции. Мы с Николаем отдохнули, прилегли на несколько часов на диван, а под вечер направились в ресторан "Япан", где и продолжили это заранее незапланированное мероприятие. Передозировки со мной редко случались, вероятно, не только потому, что я небольшой любитель спиртного, но и потому, что у меня никогда не было возможности тратить деньги на выпивку – на еду и одежду не хватало. Так что описываемый случай относится чуть ли к первому в жизни, когда я потерял контроль над собой. Я помню, как мы с Николаем спустились с горы и у её подножия расстались – каждый дальше пошел своей дорогой, в противоположные концы, но как я добрался домой – убей бог, не помню.

На следующий день поздно встал и долго не мог прийти в себя. Преодолеть это отвратительное состояние мне, как могла, помогла фрау Эрика. Когда она нашла, что я уже нахожусь во вменяемом состоянии, передала мне аккуратно упакованный пакет и сказала, что вчера под вечер приходила баронесса Рената фон Перфаль и передала для меня этот пакет.

– А что она ещё сказала? – спросил я.

– Ничего. Я поняла, что она хотела поздравить вас с днём рождения, и предложила ей посидеть с нами, подождать вас, не думая, что вы задержитесь так поздно, но она сослалась на занятость и быстро ушла, – отвечала фрау Эрика.

– Фрёйляйн Рената мне очень понравилась, – продолжала она, – я её несколько раз видела, когда она была ещё школьницей, а сейчас уже настоящая невеста. Кому-то очень повезет с женой, – закончила она свой рассказ.

– Да, это действительно так, – подтвердил я её мнение, а сам стал думать о том, что надо бы Ренату повидать и поблагодарить за подарок, но в таком состоянии мне было бы стыдно показаться ей на глаза. Полечившись таблетками фрау Эрики и выпив несколько чашек крепкого чая, ко второй половине дня я кое-как пришел в себя и направился к Шпаркассе, к месту расположения нашего расчётно-теоретического бюро. К моему удивлению, Николай без каких-либо признаков вчерашнего "перебора" работал, мурлыча под нос какие-то песенки.

– Когда мы расстались на центральной площади, у тебя не наблюдалось никаких признаков недееспособности, – рассуждал он. – Может быть, ты ещё куда-то заглянул, а может быть, тебя уволокла какая-нибудь немецкая красавица, и ты поэтому вовсе потерял память? – продолжал он меня поддразнивать.

– Ты когда вернулся домой? – спросил я его, чтобы отмести такое нелепое предположение.

– Где-то между двенадцатью и часом ночи.

– Фрау Эрика мне сказала, что я вернулся в полночь. Значит, я никуда не мог свернуть, – подвел я итог этой дискуссии.

И все же последнее слово осталось за Николаем:

– Не знаю, не знаю, чего не знаю – того не знаю.

Я не чувствовал в себе способности ознаменовать начало двадцать седьмой годовщины со дня рождения трудовым подвигом, а посему направился к Ренате. Чтобы избежать неприятной встречи с полковником или его женой, не стал входить в дом, а обошёл его, и с тыльной стороны, куда к маленькому крылечку выходили окна комнат Ренаты и фрау Эльзы, постучал. В окно выглянула фрау Эльза и знаками показала, что она ко мне выйдет. Прошло минут десять, когда она наконец появилась. Увидев её, я сразу понял, что она наряжалась – как же можно к имениннику подойти в простом домашнем платье! В вытянутой руке она держала крупную, очень красивую желтую розу. Первые слова поздравления я хорошо понял, а из остальной части её речи, по-видимому, очень красивой, понял едва ли десятую часть. Тем не менее, приняв розу, я её тепло поблагодарил за подарок. Но Ренаты дома не оказалось, она уехала в деревню по своим коммерческим делам. Вернётся вечером или завтра. Далее фрау рассказала, что с семьёй полковника жить им очень трудно, они грубые и заносчивые люди. Когда я сказал, что приду в другой раз, она довольно твердо возразила, сказав, что поставлю Ренату в очень трудное положение.

"Если можете – не приходите, – сказала она, – только не обижайтесь ни на меня, ни на фрёйляйн Ренату. Так будет лучше, так надо". Я пообещал, и на том мы попрощались.

После этого разговора я долго терялся в догадках, переживал за них, строил различные предположения, но так и не решился нарушить свое обещание. Если признаться чистосердечно, то в душу мне закралась и обида.

Отъезд

Я уже полгода в Германии, приближается Новый год, все чаще охватывает тоска, хочется домой. Между тем никто из руководства ничего не говорит о сроках возвращения, хотя по всему чувствуется, что дело постепенно сворачивается.

Больше месяца тому назад всех немецких специалистов уже отвезли в Союз для продолжения работ на месте. Мы занимались приведением в порядок уже разработанной документации, завершали переводы технических отчетов, проводили ряд подготовительных расчётов для будущих проектных работ, составляли рабочие инструкции для подготовки ракет к пускам и т.д.

О том, как были отправлены немецкие специалисты в Советский Союз, стоит рассказать чуть подробнее. Некоторые детали этой акции мне стали известны ещё в Германии, так как об этом совершенно открыто говорили во всех немецких семьях, некоторые подробности я узнал из рассказа самого доктора В. Вольфа уже в Москве, и, наконец, хорошее описание содержится в упомянутой мною несколько раз книге Б. Чертока "Ракеты и люди".

Вся операция проводилась под руководством генерала-полковника В. Серова, одного из заместителей Л. Берии, фамилия которого хорошо известна многим моим соотечественникам старшего возраста. Заранее были составлены списки всех немецких специалистов, включая членов их семей, подлежащих принудительной отправке в СССР. Таких оказалось около 500 человек. Вечером в ресторане "Япан" был организован грандиозный банкет, где немецкие специалисты впервые собрались с руководителями служб с советской стороны, чтобы отметить успешное завершение сборки и заводских испытаний первых двенадцати ракет, которые должны были переправить в Союз на лётные испытания. Предварительно сотрудники наших спецслужб строго проинструктировали своих участников этого банкета о том, чтобы ни единым вздохом не выдать немцам секрет готовящейся операции. Кроме того, самим не усердствовать, а своих немецких коллег "накачать" по мере возможности, пользуясь неограниченным набором крепких спиртных напитков. Всё было исполнено наилучшим образом, и очень поздно счастливые немцы, работа которых была оценена так высоко, вернулись в свои дома. Дальше процитирую Б. Чертока: "В 4 часа утра по улицам тихого, спящего города зашумели сотни военных "студебеккеров". Каждый оперуполномоченный заранее присмотрел дом, к которому должен подъехать. Поэтому неразберихи и излишней суеты не было. Переводчица звонила, будила хозяев и объясняла, что у неё срочный приказ Верховного Главнокомандующего Советской Армии. Ошалевшие сонные немцы не сразу брали в толк, почему надо ехать на работу в Советский Союз в 4 часа утра, да ещё с семьёй и всеми вещами... Под наблюдением хозяев солдаты грузили вещи в "студебеккеры" – всё, что бы те не пожелали... Нагруженные машины с людьми и вещами отбывали к железнодорожной станции Кляйнбодунген. Там на запасном пути стоял эшелон из 60 вагонов".

Точно такие же операции в ту же ночь были проведены во всех городах и населённых пунктах Германии, в которых советские специалисты работали с немцами по изучению трофейной техники и восстановлению технической документации и материальной части, касающейся не только ракетной техники, но и авиационной, химической, судостроительной и других отраслей промышленности. К сожалению, до сих пор нигде не были опубликованы сведения о масштабах этой операции. Что касается умения их проводить, то нашим спецслужбам было его не занимать у других: ещё до начала войны на своих гражданах они начали тренироваться и довели методы выселения сотен тысяч людей за одни только сутки до полного совершенства.

Когда мы на следующее утро появились на своих рабочих местах, увидели там только второстепенных исполнителей и – ни одного руководителя. Лишь спустя какое-то время стали проясняться причины этого. На вопросы, обращённые к нам, мы, естественно, ничего не могли ответить, так как сами были огорошены не меньше них. Не знаю, как смотрели в глаза своих немецких коллег те, кто произносил в честь них дружеские тосты в ресторане "Япан", когда, вернувшись в Москву, им пришлось опять с теми же немцами встречаться и работать. Хорошо, что меня минула эта участь – быть среди приглашённых на этот банкет.

Пришло время и нам возвращаться домой. И опять, по какой-то необъяснимой логике нам об этом сообщили не заранее, а всего за день. Начались сборы, которые всегда доставляют какие-то хлопоты, хотя вещей у каждого из отъезжающих было не так уж много. Но к моему личному багажу прибавилось ещё два мешка с документацией и один чемодан с вещами моего начальника, которыми он меня снабдил. Фрау Эрика пожелала во что бы то ни стало дать мне что-то на память и предложила взять небольшой кофейный сервиз. Я упорно отказывался, но после некоторого сопротивления всё же согласился взять, заплатив его стоимость.

До сих пор, когда я беру в руки эти очень тоненькие красивые фарфоровые чашечки, на донышках которых изображен фирменный знак в виде орла с распростертыми крыльями и буквами С.Т., я чувствую, как меня охватывают тёплые воспоминания не только о фрау Эрике и её семье, но вообще об этом небольшом, но хорошо запомнившемся периоде моей жизни.

Странная вещь – всего каких-нибудь полгода назад я ехал сюда, как в страну врагов, в страну людей, сотворивших так много зла не только нам и не только Европе. Присматриваясь к ним, я хотел найти тех немцев, которые живьём сжигали людей, губили их в газовых камерах, безжалостно расстреливали ослабевших, проводили на детях чудовищные опыты. Все, с кем я общался, были людьми приятными, беззлобными, в них не чувствовалась фанатичная преданность идеям своего недавнего фюрера, а скорее, наблюдалась совершенно обратная картина, за редкими исключениями. Может быть, они временно приумолкли, ушли, так сказать, в подполье, чтобы притупить нашу бдительность, но, как только появится новый шанс, опять возьмутся за своё звериное дело? Или, наоборот, всё, что случилось с ними за последние 10-15 лет, можно квалифицировать как временный вывих разума нации, спровоцированный кучкой неполноценных выродков, возглавляемой гениальным злодеем? Только история могла дать ответы на эти вопросы.

Подобные мысли мелькали временами в голове, но над ними я серьёзно не задумывался, уповая на то, что теперь хотя бы часть этого народа, как и народы ряда других стран, оказавшихся под крылом нашего государства, пойдут по пути построения самого справедливого общества. У меня не вызывало сомнений, что немцы, оказавшиеся не в советской зоне, очарованные прогрессом своих братьев в экономической и политической жизни, последуют их примеру. Не сомневался и в том, что на этот же путь встанут и Италия с Францией, в которых влияние компартий было очень сильным. И таким образом во всей Европе установится мир, порядок, расцвет. Дело было только во времени.

И вот с того времени наивных мечтаний, которыми был опутан разум, прошло более пятидесяти лет – срок, достаточный для предварительной оценки положения вещей. Мы очень хорошо помним, что опыт есть критерий истины, а опыт всеми нами получен изрядный.

Ни одно европейское государство в конечном итоге не пошло по нашему пути, несмотря на исключительные меры как по "подкармливанию", так и по принуждению с применением военной силы. Франция и Италия, где коммунисты утратили своё влияние, вошли в число самых экономически развитых стран. Немцы действительно объединились под одним флагом, но отнюдь не коммунистическим. Родство тоталитарных режимов Гитлера и Сталина стало для народа не очень неожиданной, но очень горькой истиной; необходимость переустройства общества как в России, так и в бывших советских республиках на демократических принципах также стала очевидной.

Какие же выводы сделаны из уроков войны и событий последних лет? Это очень важно для двух государств – России и Германии, народы которых не раз доказывали способность к крупнейшим акциям.

К счастью, мои представления 1946 года о немцах как о народе, большинство которого с ненавистью отвергало фашистскую идеологию и диктаторский режим Гитлера, хотя и подчинилось ему, оказались правильными. До сих пор в Германии время от времени возбуждаются дела и проходят судебные процессы над остающимися ещё в живых военными преступниками. Неукоснительно соблюдаются законы о пресечении деятельности всяких новоявленных профашистских организаций. Германия является одной из стран, в которой на деле, а не на бумаге исполняется закон о запрете расовой и национальной дискриминации. Не отрекшись от тяжкого наследия Гитлера, и признав вину немецкого народа за преступления нацистского режима, Германия приняла на себя обязательства по финансовой компенсации ущерба, нанесённого отдельным семьям и гражданам, и образцово выполняет эти обязательства. Это страна, которая оказывала и продолжает оказывать России самую крупную помощь в преодолении экономических трудностей для перехода её на современные рыночные отношения в надежде, что это поможет демократизации общества и стабилизации обстановки в Европе. Похоже, что Германия уже никогда не свернёт с того пути, на который встала, хорошо усвоив уроки прошлого и искренне покаявшись в своих грехах.

Что же в России? Рухнул СССР, а вместе с ним и тоталитарный режим, но "руководящая и вдохновляющая сила" этого режима, перекрестившись в буквальном и переносном смысле слова, продолжает оставаться в большинстве при решении важнейших государственных вопросов. Прошлые преступления либо признаются незначительными, либо ответственным за них считается один человек, с портретами которого и под красными знамёнами продолжают выходить, тем не менее, тысячи людей. До сих пор нет в столице памятника жертвам политических репрессий, но зато вот-вот поставят на прежнее место двойника "железного Феликса" и носятся с идеей реабилитации его достойного преемника Лаврентия Берии. До сих пор держат на главной площади страны бальзамированное тело вождя, который истреблял интеллигенцию и рассылал квоты на расстрел многих тысяч простых граждан своей страны. Нет ни одного города или заметного населённого пункта, где бы на самом видном месте не возвышались памятники этому человеку. Россия, пожалуй, единственная страна, которая показала миру, каковы могут быть масштабы геноцида по национальному признаку и как можно издеваться над своими же гражданами, попавшими в плен во время войны или не по своей воле оказавшимися за пределами своей страны.

Может быть, после разрушения тоталитарных основ государства по примеру немцев было принесено покаяние и сделаны какие-то шаги по исправлению положения? Или кто-то был осуждён за преступления, совершённые в те годы? Справедливости ради надо вспомнить, что один закон, правда, с трудом и большим опозданием, был протащен через законодательный орган – речь идёт о восстановлении прав крымских татар и немцев Поволжья, высланных с родных земель, но и он остался на бумаге. Не дождавшись восстановления своей республики или хотя бы компактного поселения, сотни тысяч честных, трудолюбивых граждан России, немцев по происхождению, вынуждены были покинуть свою родину – их приняла Германия. Оставшиеся приютились кто где в ожидании полной ассимиляции в русской среде. Крымские татары тоже оказались разбитыми на две части, разделённые огромными пространствами и государственными границами, так и не добившись ни восстановления своих прав, ни каких-либо компенсаций за причинённый ущерб не только каждому человеку, но народу в целом.

Каких ещё "успехов" добилась Россия за время, прошедшее с окончания войны? Чуть не спровоцировала ядерную войну, доставив свои ракеты на Кубу. Занималась "экспортом" коммунистической системы правления в Корею, Вьетнам и Кампучию, в Конго, Анголу и Эфиопию и даже в Никарагуа и Португалию. Я уже не говорю о Восточной Европе. Начала губительную войну в Афганистане со свержения своего же ставленника, через десять лет всё же вывела свои войска с её территории, ничего не добившись и погубив десятки тысяч "своих", выполнявших "патриотический долг", и сотни тысяч "чужих" жизней. Всё ещё бушующее там пламя войны – это её наследие. Россия вот уже в третий или четвёртый раз покоряет непокорный чеченский народ, ведя жесточайшую войну под видом борьбы с терроризмом. Она является чуть ли не единственной страной, взявшей под защиту Милошевича – международного преступника, объявленного таковым за геноцид и другие преступления против человечества, только потому, что в нём течёт славянская кровь. В России не пресекается деятельность организаций национал-шовинистического и антисемитского толка. Россия опять укрепляет связи с наиболее одиозными лидерами тоталитарных режимов.

Неужели нет других путей?

Иногда наблюдения и рассуждения приводят к самым что ни есть парадоксальным мыслям. Например, мне часто кажется, что для русских людей самые светлые воспоминания связаны с годами, когда в ходе последней мировой войны громили врага и дошли до Берлина. Слово "победа" до сих пор завораживает людей, "День Победы" отмечается, как самый радостный праздник. Люди пьют, гуляют, правительство устраивает парады и приёмы. В то же время до сих пор десятки тысяч погибших ещё не похоронены подобающим образом, обнаруживаются всё новые места массовых захоронений людей без имени. Работы, проводимые в этом направлении инициативными группами, со стороны государства поддержки не находят. Человек – пылинка. Во всём остальном мире этот день отмечается как день окончания самой жестокой и кровопролитной войны, день памяти её жертвам. Помнить о жертвах и чтить их память гораздо важнее для предотвращения новой войны, чем каждый год напоминать о том, что в энном году народ "а" одержал победу над народом "б", и по этому поводу устраивать пышные торжества.

Что же всё-таки происходит с Россией, с её народом?

Большинство считает, что России очень не везёт с вождями, а без них она жить не умеет. Но вожди – плоть от плоти своего же народа, их никто в Россию не импортирует, как то было модно несколько столетий тому назад. Значит, виноват сам народ, который производит на свет таких вождей и воспитывает их, да ещё наделяет невиданными полномочиями?

Почему немцы за очень короткий исторический промежуток времени смогли избавиться от постигшего их кошмара, а народ России, как заколдованный, не может вырваться из этого порочного круга? На этот счёт могут быть самые различные мнения, для обоснования которых потребуется исписать многие страницы. Я ограничусь только констатацией своего мнения без всяких обоснований: причину надо искать в национальном характере народа, его менталитете. В подтверждение приведу лишь один совсем ещё свежий пример.

С болью в сердце я наблюдал, как десятки, сотни отчаявшихся матерей в одиночку или объединённые в Комитет солдатских матерей протестовали перед президентом, правительством, министрами против отправки своих сыновей на бессмысленную войну в Чечню, многие выезжали на место событий, чтобы найти своих мальчиков и привезти домой. Я сотни раз слышал по радио и видел по телевизору их обращения и лозунги: "Не хотим, чтобы наших детей убивали на войне в своей стране!", "Не для того мы растили своих сыновей, чтобы их убили и покалечили на войне!" Но ни разу я не услышал из уст этих матерей слова: "Не хотим, чтобы наши дети убивали людей!", "Не превращайте наших сыновей в убийц!" Эти мысли очень тяжёлые, но уйти от них, спрятаться я не в силах.

На этом, пожалуй, окончу столь длинное отступление и вернусь к последним часам пребывания в Бляйхероде.

Я уезжал, а Николай и две наши переводчицы ещё на какое-то время оставались. За мной приехала машина, погрузили в неё вещи, я попрощался с фрау Эрикой и маленьким Юргеном (девочки ушли в школу, а герр Отто был на работе), и мы тронулись. По пути заехали в шпаркассу. Там наш "секретчик" Иван кинул в машину два мешка с несекретной документацией, а Тюлин снабдил меня адресом, по которому надо доставить в Москве его чемодан. Дальше меня провожать поехал один Николай.

Я не мог уехать, не попрощавшись с Ренатой. Остановившись прямо у калитки дома, я позвонил, и мне навстречу вышла фрау Эльза. Мы вошли в дом. Там, кроме нас, никого не было. Она объяснила, что полковник уехал всего несколько дней тому назад, а Рената уехала ещё на прошлой неделе в Гамбург, получив наконец долгожданный пропуск.

– Вы же знаете, герр Ри'фат, там её жених. Она очень расстроится, что не смогла попрощаться с вами. Как жаль, – искренне произнесла она.

– Да, фрау Эльза, мне тоже очень жаль. Но что поделаешь? Передайте ей от меня большой привет и пожелание быть счастливой. А вам – хорошего здоровья. До свидания, фрау Эльза.

– До свидания, герр Ри'фат, счастливого вам пути, – сказала она, и, взяв мои руки в свои, долго их держала, о чём-то думая, и, вдруг отважившись, продолжила: – Знаете, герр Ри'фат, теперь уже всё равно, раз вы уезжаете, открою вам секрет моей Ренаты: она полюбила вас и сильно страдает. У неё очень цельный характер, ничего не может делать наполовину, притворяться она тоже не умеет. Я не знаю, чем закончится это её свидание с женихом. Боюсь за её судьбу.

Я немного растерялся от неожиданности такого признания, но ситуация не допускала никаких вариантов.

– Что вы, фрау Эльза, – отвечал я, – вы, наверное, преувеличиваете. Она ещё очень молода. И всё уладится.

– Дай бог, дай бог, герр Ри'фат, – с большой тревогой поддержала она меня и со словами "подождите минуточку" удалилась в свою комнату.

Через несколько секунд она опять подошла, держа в руках записную книжечку и карандаш.

– Запишите, пожалуйста, вот сюда ваш адрес, русскими буквами, – попросила она, – я ей передам. Если я не возьму вашего адреса, она мне этого не простит, – говорила фрау Эльза, протягивая мне блокнот.

Бедная женщина и не подозревала, в какое трудное положение меня поставила. Нам, допущенным к секретным работам, в каждой очередной анкете надо было давать только отрицательные ответы на такие вопросы: имеете ли близких родственников за границей, имеете ли переписку с живущими за границей, есть ли среди ваших родственников интернированные, были ли ваши родственники в плену во время войны и на ряд других, не менее дурацких. Это была, конечно, самая важная причина, по которой я не мог дать своего адреса. Вторая причина могла показаться просто смешной в сравнении с первой, но существовала и она. У меня просто не было никакого адреса. Я не знал, получил ли я хотя бы какое-то жильё в Подлипках, где должна была жить жена, продолжая учиться на последнем курсе института. Я не знал, где буду жить, когда приеду домой. Не мог же я дать адрес студенческого общежития Бауманского института в Лефортово, откуда уехал в Германию!

– Я не могу дать своего адреса, дорогая фрау Эльза, – отвечал я как можно убедительнее, – потому что по роду работы не имею права переписываться с иностранными гражданами. Это категорически запрещено, нарушение грозит судом. Пожалуйста, не обижайтесь, я бы с большим удовольствием переписывался и с вами, и с Ренатой.

Она явно не ожидала такого ответа и сразу как-то поникла, но всё же с какой-то надеждой продолжила свою мысль:

– Тогда возьмите, герр Ри'фат, наш адрес. Может быть, сможете с кем-нибудь передать письмо, если будет такая возможность, или отменят этот запрет – он же не может быть вечным. Хотя, – спохватилась она, – наш адрес вам и так хорошо известен. Правда, мы и сами не знаем, сколько времени будем здесь жить. Но если переедем, фрау Шютте8 будет знать, где мы.

– Я об этом буду помнить, фрау Эльза, – сказал я, – а сам подумал, поверила она мне или нет.

– Герр Ри'фат, мы никогда больше не увидимся, поэтому я и сама могу признаться, что тоже полюбила вас, как сына. Разрешите на прощанье поцеловать вас.

Я заметил, что она тыльной стороной руки смахнула вдруг появившуюся слезинку, и тоже поцеловал её со словами:

– Спасибо вам за всё, фрау Эльза, и передайте мой поцелуй Ренате. Прощайте!

Она быстро накинула висевший на вешалке полушубок, вышла со мной из дома и проводила до машины.

– Прощайте, герр Ри'фат. Счастливого пути!

Мы поехали, и я видел, что она долго махала рукой, пока наша машина не исчезла из виду, повернув за угол.

С тех пор, каждый раз заполняя очередную анкету, на вопрос: "Были ли ваши родственники в плену?", я неизменно отвечал: "Нет", а сам думал: "Родственники не были, но сам я был у них в добровольном плену".

Я не верю ни в какие предсказания, приметы и прочие паранормальные явления. Но иногда случаются такие вещи, объяснения которым найти не могу. Когда я заканчивал писать последние страницы книги, которая сейчас лежит перед вами, возвратился сын, выезжавший на короткое время в Германию по своим служебным делам. Среди вещей, привезённых оттуда, была прекрасная крупномасштабная карта Тюрингии с кусочками прилегающих к ней соседних земель. С любопытством я стал её изучать, находя изрядно забытые, но хорошо знакомые названия. Вот Нордхаузен, Йена, Зоммерда, Бляйхероде, Кляйнбодунген, Гроссбодунген, Гебра... Нахлынули воспоминания. Пока я искал знакомые города, сначала даже не заметил, что по карте ручкой проведена чёрная линия от Эрфурта через Нордхаузен и Остероде на Ганновер, и далее к самому северному обрезу карты с указанием на Гамбург. По этому маршруту он ехал на автомашине прямо через Бляйхероде, где, как он рассказал, сбился с пути и немного поплутал. В душе я позавидовал Тимуру и подумал о том, с каким бы удовольствием я посетил эти места.

Нашему "ракетному патриарху" Борису Евсеевичу Чертоку, имя которого я неоднократно упоминал, посчастливилось побывать в Бляйхероде в девяностые годы, и он рассказывал, что там работает музей, посвящённый совместной работе немецких и русских инженеров по ракетной технике в 1945-46 годы. "Там есть даже стенд, на котором указаны адреса, по которым жили советские специалисты, – сказал Борис Евсеевич, – можно туда съездить и всё вспомнить".

Я и так всё хорошо помню, потому что этот небольшой по времени отрезок на долгом жизненном пути оставил яркий след и в моём сердце, и в памяти.