Текст книги "Звезды на приеме у психолога. Психоанализ знаменитых личностей"

Автор книги: Рамиль Гарифуллин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 43 страниц)

– Во сне вы не кричите?

– Как я могу спать, если я кричу. Нет, я не кричу. Сегодня ночью был сон. Какой-то огромный малоэтажный дом и там был большой праздник. Была куча народа и мы гуляли несколько дней. Я спускался вниз за своей девушкой потому, что там не пускали каких-то девушек, которые были нашими знакомыми, но мы пригласили их. Это был наш дом, но очень огромный. там все отдыхали, там был большой праздник, там всю ночь была гулянка, гулянка и гулянка…

– А переживание во время этого сна какое было? Тебе было приятно или тебе этот сон не понравился?

– Он мне понравился потому, что все отдыхали, всем хорошо и главное никаких плохих переживаний не было.

(Это сон исполнения желаний. В нём представлены ценности и мечты, которые наполняют душу моего пациента)

Вот чаще бы такие сны снились, то недавно опять плохой сон приснился. Во сне было ощущение, что машины наши находились на дорогах, я немножко испугался, потому что девушка моя была за рулём. После сна я позвонил, но слава Богу всё нормально.

– А сон был какой, ты переживал за девушку во сне?

– Да, да, да, потому что у нас маленький ребёнок. Было типа аварии, несерьёзная авария, но просто грузовик какой-то на трассе, я смотрю – не так серьёзно, но переживаю.

(Это сон о том, что мой пациент со страхом наблюдает как его супруга «рулит» семейной жизнью. Это сон о том, что большинство семейной нагрузки и ответственности мой пациент берёт на себя и не может положиться на супругу. Это сон об ответственности моего пациента перед своими близкими, о том, что наяву он часто переживает за них.)

Иногда во сне меня сильно ругает отец. Например, я хочу кушать, а он убирает тарелку. Я хотел понять, почему он меня ругает. Он меня любит, и я его люблю. И я понял, когда он меня ругает во сне, у меня что-то происходит позитивное. У меня появляются деньги, работа, какие-то хорошие новости. И наоборот, когда отец во сне мной по-доброму, то нет этих плюсов. Когда папа меня ругает во сне, даже если у меня не было ни копейки на следующий день деньги появляются. Почаще бы меня ругал отец во сне!

(Это сон-самокритика. Это сон об осознании своей деструктивности самим пациентом. Он прокручивается как некая исповедь и очищение. Всё это снимает деструктивность, суету наяву, что и является внутренним психическим условием успеха в деятельности.)

– Сны видишь на французском?

– Когда вижу родителей, то вижу на французском.

– Ты сейчас мыслишь только на русском языке?

– Да, да, да. Нет, я французский как-то забываю, даже когда один на один с собой. Когда я с людьми, то уже сразу переключаюсь на русский автоматически.

– В телепроекте «Фабрика звёзд» вы довольно таки откровенно давали психологическую оценку своим коллегам. А какую оценку дали тебе фабриканты?

– Вы знаете, я до сих пор не видел вообще эти кассеты, которые уже показали, я только видел выступления в пятницу. Хочу взять и посмотреть себя со стороны. Возьму у Юлии Савичевой. В доме все относились ко мне очень хорошо. Я был как дипломат, не говорил кто прав, кто не прав, я всегда старался жить так, как я желаю и слава Богу что все меня приняли тоже очень хорошо. И даже когда я ушёл оттуда, все плакали, даже директора.

– А не было там психологического кризиса? Не было желания убежать от этой компании? Ведь это замкнутое пространство.

– Нет на 2 или 3 день я лежал в комнате и думал, почему я здесь. Ведь я привык к свободе, идти куда хочешь, делать что хочешь, а в России живу по расписанию. На 3 день я подумал думал почему я здесь.

– Неужели никто не вызывал раздражения?

– Чтобы раздражать особенно… нет. Я честно старался просто жить. Были, конечно, кто меня радовал больше, с кем я больше дружил.

– Не было там никакого психологического кризиса?

– Ну конечно, были какие-то моменты, когда несколько человек постоянно идут на номинацию в пятницу, а другой человек не был ни разу, не два раза, а ты уже идёшь на третий. Кого-то умышленно топили. Это раздражало. Ещё были моменты, которые многие из нас критиковали. Это когда раздавали песни. Решалось кто будет исполнять песни и с каким артистом. Были люди, которые постоянно пели с хорошими артистами. Были люди, которым неделю не давали ничего.

– Таким образом, там элемент неравенства небольшой был?

– Да, конечно. Постоянно хочешь песню, а тебе например, другую дают.

– То есть психология неравенства имела место – кому-то больше доставалось, кому-то меньше?

– Конечно.

– Вы не ощущали комплекс неполноценности? Ощущали, что вас немножко недооценивают?

– Да. Ты чего-то можешь, а люди тебе говорят – нет, ты не можешь. Я помню случай с Сосо Павлиашвилли. Дали Лене и Ираклию песню, чтоб они выучили песню "Ждёт тебя грузин". Я думаю четверг – всё должно быть живое и Ираклий не смог слова до конца вспомнить – он читал, а Сосо меня увидел и говорит: "Хорошо, если Нарцисс будет участвовать в этой песне". Он попросил директора, чтобы они включили меня в этот номер. Они говорили: "Нет, в четверг, не получиться, потому что ему надо выучить слова до завтра и т. д." А Сосо говорит: "Ты можешь?", я говорю «Да». Дали песню, я её выучил, всё было очень хорошо и я её исполнил – это была одна из моих лучших ролей на проекте. Даже человеку, которому дали песню во вторник, он писал у себя на руках и читал. Даже после этого Лина Арифуллина ругала его очень сильно, почему он не смог эти слова вспомнить, почему я один ночью сидел, я учил все эти песни, чтоб исполнять их хорошо.

– Вы не ощущали себя на этом проекте марионетками, как будто бы есть какой-то Карабас-Барабас, а вы его маленькие куколки?

– Да были дела. Когда сидишь и смотришь на всё это, то думаешь – да, пусть так будет, но ждёшь свой момент, свой маленький шанс, который тебе дадут. Обижаться не стоит. Там просто надо ждать и просить. На фабрике в помещении было такое неудобство, там воздуха не хватает, всегда хочется просто ходить, пойти подышать свежим воздухом.

– Тебе не хочется доказывать, что ты не хуже других россиян?

– Нет. На самом деле, я не хочу никому ничего доказывать, я хочу просто делать то что я умею, то, что мне дали сейчас делать, у каждого своя публика, свой репертуар, я не хочу быть как русский. Может быть если бы я был как русский, я бы не был на «фабрике». Я имею свою индивидуальность и это помогает мне выступать – я другой человек, не Сергей, не Паша, а просто Нарцисс Пьер.

– После «фабрики» на тебя обрушилась слава и тебя стали узнавать. Мания величия была?

– Нет, как я себя вёл, так я себя и веду – узнают, и что? Я покупаю сосиски и иду домой, но это приятно, когда тебя узнают и т. д., но это иногда даже мешает жить. Хочется иногда идти спокойно, чтобы никто тебя не узнавал, толпа не окружала.

– Расставьте ваши ценности по ранжиру?

– Семья. Работа. 3 место – самое главное в жизни место, это всегда Бог – на первом месте всегда стоит. Бог помогает семье и работе.

– А в целом, вот как ты думаешь, есть имидж Пьера Нарцисса, а есть реальный Пьер Нарцисс. Разница большая, пропасть есть?

– Нет, это моё имя. Многие люди думают, что я придумал имя для сцены. Так меня назвали мои родители, и я тоже живу. На сцене я горячий, я работаю, а в жизни я спокойный, домашний человек, я люблю готовить, убираться как сейчас. Я только что готовил для семьи. Я домашний обычный человек.

– То есть у тебя имидж такой горячий?

– Да, это для работы, для сцены. Немножко по-разному, я люблю иногда быть спокойным, а потом я люблю иногда позажигать, но у всех обязательно свой мир, думаю о своём.

– Водку пьёшь?

– Все мы живём в России, а как можно жить в России и не пить водку?

– Но ты как часто пьешь водку?

– Не обязательно водку, я водку так не люблю, я обычно коньяк люблю.

– Как часто пьёшь коньяк?

– Я перед выступлением беру 100 грамм, для голоса и немножко для стимула и всё.

– И всё, то есть ты каждый день по 100 грамм коньячка выпиваешь?

– Нет, почему каждый день, я же не выступаю каждый день. По-разному, можно выступать 2–3 раза, можно выступать 4 раза, можно 1 раз, можно выступать в пятницу, субботу, воскресенье.

– А вы не боитесь, что у вас будет алкогольная зависимость? У вас не бывает, что с утра просыпаешься и хочется немножко выпить?

– Нет, с утра нет точно, с утра я хочу пить воду и только воду.

– А бывает такое, что настроения нет, пока не поддашь?

– Нет, раз я за рулём и поэтому я не буду с утра начинать выпивать.

(По-видимому, мой пациент хроническим алкоголизмом не страдает.)

– Ну, понятно, но ты знаешь, алкоголизм ведь начинается незаметно, просто, раз и оказывается уже есть зависимость периодическая. Вот когда ты в последний раз употреблял коньяк, перерыв какой у тебя был?

– Я могу не пить коньяк, я могу кушать, например, с семьёй как сейчас, я купил бутылку хорошего вина и сейчас посидим всей семьёй и будем пить это вино.

Мой пациент испытывает подвешенное психологическое состояние, вызванное конфликтом двух чувств (выше они были названы конфликтом свобода-несвобода). С одной стороны, он не любит, страдает и не принимает Россию со всеми её негативами, но с другой стороны, любит и принимает Россию, так как именно в ней он получил славу, деньги, карьеру, успех, которые практически невозможно получить африканцам во Франции или других западных странах. Эта подвешенность приводит к накоплению агрессии, которая порой выплёскивается наружу. При этом, необходимо отметить, что пунктуальность, педантичность, тревожность, раздражительность, повышенная восприимчивость к окружающему миру, не связаны с внешними факторами (небезопасного положения национальных меньшинств в России.) Будучи по своей натуре человеком независимым, свободолюбивым, тяжело переносящим подчинение другими, чужое мнение и т. п., мой пациент постоянно желает «улететь» из этой ситуации жизни, но ситуация такова, что ему приходится терпеть реалии жизни. «Улетать» удаётся с помощью опьянения искусством, творчеством, женой, ребёнком и… вином. Именно благодаря этим ценностям мой пациент во снах много летает, но у этих полётов есть другая противоположная сторона. Если их нет, то возникает тревожность и защита агрессией, проявляющая себя в форме феномена личины – горячей личности. В заключении сеанса, я пожелал своему пациенту побольше полётов во сне и наяву, но не благодаря искусственному подбадриванию вином, а благодаря творчеству, любимой женщине и ребёнку.

ДЕРЕВЕНСКИЙ ПЛОТНИК ЛЕОНИД СПИРИДОНОВ

– Я чувствую, что вы чем-то сильно встревожены?

– Да… Вчера я должен был покончить собой, но не сделал этого…

(Самое первое предположение, которое у меня появилось – это пациент, страдающий суицидоманией. Различают два типа суицидальных действий: в первом случае это серьёзная сознательная попытка умереть, во втором – крик о помощи, попытка привлечь к себе внимание инфантильной личности. В последнем случае летальный исход бывает реже)

– И правильно сделали… Но в чём собственно проблема? У вас постоянно возникают желания покончить с собой?

– Как вам сказать…

(Длительная пауза. На лице моего пациента явно-выраженная депрессия. Важнейшей причиной самоубийства является депрессия. В состоянии депрессии самоубийство воспринимается как избавление от безнадёжного состояния, от мучительной неудовлетворённости собой, неизлечимого или изолирующего от общества заболевания, безнадёжного будущего.)

– У вас часто возникает желание покончить с собой?

– Нет…нет… Проблема в том, что я вчера должен был покончить собой… Но не хочу этого!

(Только сейчас я обратил внимание на слово «должен». Мой пациент утверждает, что должен был покончить собой. Обычно пациенты-суицидники не говорят о том, что должны, а говорят, что желают это сделать. Мой пациент должен был совершить суицидный акт…. должен перед кем? Разве можно быть в долгу перед кем-нибудь в собственном самоубийстве?)

– Видимо, вы должны были перед собой?

– Нет, нет. Я не должен перед собой.

(Мой пациент сильно встревожен. В руках значительный тремор. Дышит тяжело. Он желает что-то рассказать, но что-то мешает ему сделать это.)

– Вы обещали, что покончите с собой кому-то?

– Нет… никому я таких обязательств не давал.

– А кому же тогда вы должны?

– Своим друзьям… (Тяжело вздыхает)

– Значит, вы обещали им, что покончите с собой?

– Нет. Я не хочу быть последним…

– Последним… перед кем?

– Перед друзьями…

– Что у вас произошло с вашими друзьями? Они что действительно желают вашей смерти? Расскажите мне о них? Сколько у вас друзей? Что это за дружба такая?

– Деревенская… (Пациент улыбнулся какой-то больной улыбкой)

Она – особая дружба. Она ведь на виду у всех… Действительно все видели, как мы дружили. Кто-то мог подумать, дескать, это собутыльники сидят. Да… действительно мы пили и водку и пиво. А кто сейчас не пьёт? Пожалуй, если б не было водки и пива, то мы всё равно бы дружили. Конечно, по молодости мы обходились и без алкоголя. Сделав все свои дела по хозяйству, мы каждый вечер спешили встретиться на своей заветной поляне, которая располагалась на берегу небольшой речушки. Это место было нашим, заветным и об этом знала вся деревня. Это была поляна, на которой рос большой старый дуб и даже утки и гуси, словно зная, что под этим дубом каждый вечер собираемся мы не гадили на этом месте и обходили это место. Со стороны можно было подумать, что мы просто играем в карты, просто общаемся как и все. Возможно, это было и так. И всё таки, наша дружба была особой. В ней было всё и радости, и переживания. Мы рассказывали друг другу обо всём, что произошло в течении дня и радовались, шутили. Наши голоса доносились до всей деревни и слышны они были до позднего вечера. Помнится, мы провожали себя в армию. Некоторые из нас были постарше и уходили в армию пораньше. Тогда мы хорошо напились. Конечно разлука вещь неприятная. Но даже глядя на нас, пьяных парней, можно было удивиться нашей организованности и сплочённости. Можно было удивляться тому, как мы помогаем и поддерживаем друг друга. Мы были преданы друг другу.

(Сложилось впечатление, что мой пациент подозрительно красочно и подробно рассказывает о своей дружбе, словно оправдываясь перед кем-то или чем-то. Но перед кем и чем?)

– Да сейчас такую дружбу можно встретить редко…

(Стараюсь поддержать своего пациента.)

– Мы заботились не только друг о друге, но и о своих родителях, о родителях своих друзей. Всё мы делали вместе. Только вместе. Даже родители беспокоились тому, что мы всё тащили в эту компанию. Если кто-то, что-то хотел делать, то первоначально он советовался именно в этой нашей компании. А случалось разное. Было и горе, смерти… У кого-то умирали родители. Вы можете подумать, что это невозможно, дескать обыкновенное общение деревенских парней, за которым ничего не стоит, дескать собираются вместе и пьют пиво, и не более.

– Нет. Я так не думаю.

– Помнится, у Андрея случилось горе. Его любимую матушку забодала до смерти корова, проткнув рогами ей живот. Андрей не мог понять, как могла сделать это их любимая корова. У Андрея всё это произошло на его глазах. Андрей после этого не мог найти себе места и бежал, бежал на эту поляну. Мы его успокоили, выслушали и жизнь взяла своё. И Андрей опять вернулся к своей жизни. Если бы не мы, неизвестно что бы случилось с ним.

Помнится, тонул Вася. Тонул, запутавшись в водорослях. Он кричал на всю деревню. Это была ранняя весна. Вода была ещё холодной. Его спас Андрей. Таких случаев можно привести много. Были драки с чужаками из других деревень и приходилось всем вместе постоять за себя. Одним словом дружба наша была проверенной. Если б тогда нам сказал кто-то, что мы ценим и любим друг друга, то мы бы, наверное, постеснялись, и наверное согласились бы с этим. Ведь когда это есть говорить об этом не хочется. Но жизнь, как говорится била ключом. Мы уходили в армию, возвращались, женились, разводились и… опять собирались вместе под этим дубом на берегу речки. Никто из нас не уехал в город. Не соблазнился, потому что ценил эту дружбу. Всё было хорошо, но наступили сложные времена. Безденежье, измены жён, неудачи. Чего-то стало не хватать. Какая-то пустота поселилась в нас и мы стали больше выпивать. Мы это чувствовали и для того, чтобы эта дружба не покидала нас, мы выпивали и как бы возвращались к прежним переживаниям. Но когда мы не пили и собирались вместе, то общения почему-то уже не получалось. Мы почему-то уже не могли быть долго рядом друг с другом. Начались какие-то конфликты, начался раскол.

(И опять мой пациент оттягивает главную причину своего визита. Рассказывая о друзьях, словно оправдывая себя в чём-то.)

– И всё-таки, что же произошло?

– Мы все вместе шабашили, делали плотничные работы. Нас было шесть человек, включая меня. Ну и бухали, пили как обычно после работы. Работали и пили. Пили на свои, хотя платили мало… Иногда не выдавали зарплату. Так и работали где-то три года… И вдруг один из нас повесился. Это был Сашка. Но мы до этого чувствовали, что он был не в себе. Настроения у него долгое уже время не было. Он гаснул, похудел, был бледен. На второй день мы его похоронили… На поминках напились с горя.

(В современной России процент самоубийств неуклонно возрастает. В последние годы «местом риска» становятся провинциальные районы, где неожиданно свалившееся на головы людей обнищание значительно выше. При этом необходимо отметить, что между уровнем жизни и числом самоубийств прямой взаимосвязи не существует. Лидером по числу самоубийств на душу населения является Швейцария.)

А на утро один из нас опять повесился. Это был Васька. Мы его нашли на поляне. Он повесился на собственном ремне. Это рядом с нашей стройкой. Я переживал. А вот некоторые из приятелей шутили, дескать, кто будет следующим. Это была дурная игра какая-то, может на пьяную голову. Но Серёжка сказал, что будет он. Мы это серьёзно не восприняли. Он тоже повесился.

– Какая-то больная солидарность получается, не так ли?

– Да мы были сплочённой бригадой. Ведь дружили вместе с детства. Один за всех и все за одного. Так и происходило.

– Так и что же было дальше?

– Ну, на утро нашли Серёжку повесившегося. И вас осталось трое… – Остались самые близкие мне. Мы поговорили и были уверены, что всё на этом будет точка. Я оставшихся друзей знал хорошо… Но после поминок Андрей куда-то исчез. Мы думали уехал, а его через день нашли угоревшим в бане. То ли случайно, то ли…. Я на этот раз задумался, а не убивает ли нас кто-то по одиночке за что-то… как негритят у Агаты Кристи. Мне стало страшно как никогда ранее. Нет, мне и раньше было страшно. Но я был уверен, что это минует меня. А тут понял, что это может произойти и со мной. От страха, я предложил друзьям быть вместе и защищаться.

– От кого?

– Знать бы нам об этом… Мы даже говорили о том, что всех приятелей повесил кто-то… (Мужчина вздыхает). Но через неделю Иван ушёл в такой сильный запой, что его не смогли откачать и он умер. После его похорон мой последний друг Григорий тоже покончил собой. Он повесился. Я видел у него было плохое настроение, он страдал. Опять перепил. С утра в состоянии похмелья повесился. Но я до сих пор сомневаюсь. Может быть его повесили. У дерева на котором он повесился валялись обрывки его ремня. Можно конечно предположить, что это не удачные попытки. Но…

(Действительно, согласно статистике, в некоторых случаях после неудачных попыток суицидники больше не желают самоубийства.)

– Такое бывает… Ну, ладно, и что же было дальше?

– Что дальше?… Вот я остался один. Тоже ушёл в запой от переживаний. Сегодня утром проснулся пустота, тоска. Тоже хотел было повеситься. Но… Я не хочу быть последним… Понимаете… Я не хочу быть последним!!!!! Не хочу…Не хочу… Но… Что-то тянет сделать это…

(Мой пациент зарыдал. С его друзьями произошло мульти-индуцированное самоубийство. Все друзья моего пациента попали в опасную психологическую ловушку – затяжную алкогольную депрессию и она их смыла с земли. Добавьте к этому дурной пример уже умерших друзей. Он срабатывал подсознательно как установка. Срабатывал на основании этой дурной солидарности, этой дурной игры, которая разрослась на почве пустоты, страданий и депрессии, обусловленных алкоголем. Это был феномен мульти-индуцированного самоубийства. Необходимо признать, что уже во многих деревнях, сёлах, городах России самоубийство становится традицией – частью деструктивной культуры. Практически у всех народов существовало принесение себя в жертву во имя общественных интересов, ради сохранения рода в голодные годы, благодаря религиозным интересам. Но наш случай к этим явлениям, по-видимому, никакого отношения не имеет.)

– Вас выбросило на берег. Вы как Робинзон и вам надо жить. Но вопрос в другом, почему вас эта волна не смыла?

– Вы знаете, они ведь как-то от души, с удовольствием вешались. Я в этом удовольствия не чувствую, но я чувствую, что надо это сделать, ведь мы были друзьями и я должен пойти вслед за ними. Тем более, деревенские на меня смотрят… особенно родственники моих друзей, дескать давай не подводи их, иди тоже туда…

(Всё– таки мой пациент ощущает двойственное чувство в отношении собственного самоубийства. Это его одновременно притягивает, но и отталкивает.)

– Что прям так и говорят?

– Нет… но на лице это написано. Я конечно не хотел подводить друзей и поэтому за компанию с ними хотел покончить с собой сегодня утром. Такое ощущение, что всех моих друзей и меня ведёт какая-то сила… Кто-то толкал на это?

– Я знаю, кто толкал?

– Нас кто-то зомбировал? Кто эта скотина?

– Это страх?

– Если б у меня был страх смерти… я б и не собирался бы идти вслед за друзьями…

– У вас есть другой страх… и он сильнее, чем страх смерти… Чего вы больше всего боитесь? Чего?

– Не знаю… Но чего-то боюсь…

– Вы боитесь, что вас воспримут предателем… этой больной и гнусной солидарности в самоубийствах!

– Пожалуй… (мой пациент вздрагивает на глазах слёзы, тремор усилился).

– Так… представьте себе, что вы сейчас находитесь на месте друга, который уже там… А он на вашем месте…

– На том свете что ли?

– Да…

( Мой пациент представляет.)

– Вы оттуда с того света смотрите на него… а он с этого света говорит, что не хочет быть последним… и идти к вам…на тот свет… Как бы вы это восприняли, находясь на том свете…

– Я бы злился на него… Ведь он не с нами… не идёт к нам…

– А что ему сделать такого, чтоб он не злил вас…и при этом остался на этом свете…

(Мой пациент задумывается.)

– Сказать… ребята я больше с вами в такие игры не играю… Давайте играть в мою игру… Она лучше… Пойдёмте за мной… и мы будем вместе дружить… но не вешаясь с похмелки за компанию… ( мой пациент плачет)… Я всё понял…

Через несколько недель мы вновь встретились с моим пациентом. За это время он прошёл у меня курс психотерапии от алкоголизма. Мысли о том, чтобы проявить солидарность со своими друзьями и вместе с ними за компанию покончить жизнь самоубийством у него больше не возникали. Он только сильно переживал, что водка скосила всех его друзей. Переживал, но не настолько, чтобы пойти за своими друзьями. Он не стал последним.