Текст книги "Сон на яву (СИ)"
Автор книги: Рада Теплинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
23
Эмили не могла поверить своим глазам. Миссис Грант, сама воплощённая чопорность и сдержанность, словно по мановению волшебной палочки превратилась в подобострастную тень, прилипшую к Роману Агилару. Обычно строгая и величественная хозяйка пансиона, всегда державшаяся на расстоянии от постояльцев, теперь буквально пританцовывала вокруг гостя, словно телепат, предугадывая каждое его желание ещё до того, как оно успевало сформироваться в его голове. Ее движения, всегда выверенные и полные достоинства, стали суетливыми и нервными, в каждом жесте сквозила неприкрытая угодливость. Этот внезапный и кардинальный переворот в ее поведении был настолько неправдоподобным, что Эмили казалось, будто она попала в дурной сон. Все это больше напоминало фарс, плохо разыгранную комедию, чем реальность.
Еще несколько минут назад, когда Роман, промокший до нитки и дрожащий от холода, вошел в дом, он казался растерянным и беззащитным перед лицом разбушевавшейся стихии. Его темные волосы слиплись на лбу, а с лица стекали струйки воды, оставляя мокрые следы на полу. Но миссис Грант не позволила ему и секунды пробыть в таком состоянии. С проворством, не свойственным ее возрасту и положению, она сорвала с его плеч тяжелую мокрую накидку, совершенно забыв о правилах, которые обычно неукоснительно соблюдала, и рискуя испачкать недавно вычищенный персидский ковер в холле.
Эмили едва успела заметить, как ручьи воды стекали на паркет, образуя небольшую лужу, как миссис Грант уже вела Романа в лучшую гостиную, словно драгоценного пленника, которого нужно было срочно спасти от неминуемой опасности. Она буквально толкала его перед собой, словно боялась, что он передумает и сбежит обратно в бушующую непогоду. Но в ее глазах, помимо заботы, читалась какая-то лихорадочная надежда, словно от его спасения зависело ее собственное благополучие.
С гордостью, достойной королевы, представляющей свои владения, она указала Роману на самое удобное место у камина, где потрескивали поленья, обещая тепло и уют. Огонь весело плясал в камине, отбрасывая причудливые тени на стены, но Эмили была уверена, что они не смогут скрыть истинные мотивы миссис Грант. Едва он опустился в глубокое бархатное кресло, словно утопая в его мягких объятиях, как перед ним, словно по мановению волшебной палочки, появился графин с запотевшей кукурузной водкой.
Той самой, которая обычно хранилась под семью замками в сейфе в кабинете миссис Грант и считалась неприкосновенным запасом, предназначенным исключительно для особых случаев или важных гостей, которых в пансионе, казалось, не было со времен Наполеона. Еще минуту назад Эмили была уверена, что эта водка останется нетронутой до самой смерти миссис Грант. Этот жест был настолько экстравагантным, что Эмили едва не подавилась воздухом от изумления. Миссис Грант всегда была скупой и бережливой, и видеть, как она так легко расстаётся со своим самым ценным запасом, было поистине невероятным зрелищем.
– О, сэр, вы просто не представляете, как я счастлива, что у этой юной леди нашелся близкий родственник! – защебетала миссис Грант неестественно слащавым голосом, резавшим слух своей фальшью. Она заглядывала Роману в глаза с такой подобострастной теплотой, словно они были старыми друзьями, объединенными общей тайной, словно они вместе делили какие-то забавные воспоминания. Затем, повернувшись к Эмили, она скорбно поджала губы, изображая искреннее сожаление. – Конечно, я буду ужасно скучать по Эмили. Я очень привязалась к ней, она мне как дочь. За те месяцы, что она прожила в моём пансионе, мы стали почти семьёй. Я всегда буду помнить наши тихие вечера за чашкой чая и наши долгие прогулки по саду...
Её голос дрожал от наигранной скорби, но Эмили чувствовала, что за этим лицемерным спектаклем кроется лишь холодный расчёт и желание произвести впечатление на гостя. Она буквально плела паутину лжи, надеясь поймать в неё Романа и извлечь из этого максимальную выгоду.
Эмили, с ее проницательным взглядом и обостренным чувством справедливости, наблюдала за этим тщательно срежиссированным представлением с растущим недоверием и иронией. «Миссис Грант привязалась ко мне? Считает меня своей дочерью?» – эта мысль казалась настолько абсурдной и нелепой, что Эмили с трудом сдержала горький смех, который так и рвался наружу.
За спиной у миссис Грант она даже закатила глаза, не в силах скрыть свое презрение. Она прекрасно знала истинную цену этим приторным словам и фальшивой заботе, исходящим от этой расчётливой и лицемерной женщины. За каждым её поступком, за каждой натянутой улыбкой скрывалась лишь жажда наживы и непоколебимая уверенность в собственной непогрешимости. Эмили прекрасно помнила все те колкости, все те придирки и мелочные замечания, которыми миссис Грант щедро одаривала её в прошлом. Всё это делало её нынешнее поведение ещё более отвратительным и лицемерным.
Эмили ясно видела, что миссис Грант готова на всё, лишь бы угодить влиятельному и, судя по всему, очень богатому Роману Агилару. Она старалась выставить себя в самом выгодном свете, очевидно, надеясь на щедрое вознаграждение, которое могло бы поправить её пошатнувшееся финансовое положение. Циничная игра продолжалась, и Эмили чувствовала себя пешкой в этой тщательно спланированной партии, которую разыгрывала миссис Грант.
Ей оставалось только гадать, какую роль уготовила ей хозяйка пансиона в этом спектакле и какой ценой ей придётся заплатить за неожиданное появление этого «родственника». Возможно, миссис Грант планировала выдать ее за него замуж? Или, что еще хуже, избавиться от нее, чтобы не мешала ее корыстным планам? Напряжение висело в воздухе, ощутимое, как густой туман, и Эмили чувствовала, что за маской показной любезности скрывается что-то темное и зловещее, что-то, что предвещает беду. Впервые за всё время пребывания в пансионе Эмили почувствовала настоящий страх. Этот страх сковывал её движения, парализовал волю и заставлял чувствовать себя беспомощной жертвой в руках безжалостной хищницы. Она должна была найти способ вырваться из этой паутины лжи и корысти, пока не стало слишком поздно.
24
Только на следующее утро, после того как Эмили и Роман Агилар покинули пыльный и мрачный пансион миссис Грант, девушка открылась дяде, словно плотина рухнула под напором сдерживаемых чувств. Унизительное общение с хозяйкой пансиона, капля за каплей отравлявшее её существование, теперь вылилось в бурный поток негодования. Всю дорогу до вокзала она молчала, стиснув зубы и неотрывно глядя в окно кареты, пытаясь скрыть клокочущую внутри ярость и глубокую обиду. Серое небо, отражавшееся в мутных стёклах, казалось, вторит её настроению. Но теперь, когда зловонная клоака пансиона с его паутиной сплетен и лицемерных улыбок, казалось, навсегда осталась позади, когда унылый силуэт здания, усеянного дымоходами и печными трубами, растворился в утренней дымке, она больше не могла и не хотела молчать. Тяжёлое чувство несправедливости, годами копившееся, словно камень в груди, требовало выхода, грозя разорвать её изнутри.
– Зря вы заплатили миссис Грант за моё проживание в течение двух месяцев, сэр! – воскликнула Эмили, её голос дрожал, как осенний лист на ветру, а в глазах, обычно сияющих юношеским задором, плескалось море слёз. Крупные, неконтролируемые капли предательски срывались с подрагивающих ресниц, оставляя мокрые следы на помятом подоле её скромного платья. – Мы с ней договорились, что я буду отрабатывать питание и жильё! Это было условием! Я мыла полы до блеска, пока в них не начало отражаться моё измученное лицо, чистила камины, пока руки не покрылись болезненными трещинами и не начали кровоточить, драила посуду с утра до ночи, пока спина не перестала разгибаться! Я работала как проклятая! Я превратилась в служанку! Я ничего ей не должна за проживание! И уж тем более она не имела права говорить, что я занимала лучшую комнату в пансионе! Да там крысы жирнее меня! Они чувствовали себя там хозяевами! Моя комната находилась на чердаке! Под самой крышей! Там было сыро, как в погребе, воздух был пропитан затхлой плесенью, летом душно, как в аду, а зимой невыносимо холодно, ветер гулял сквозь щели в стенах, завывая жалобную песню, как призрак, не давая сомкнуть глаз по ночам! Каждую ночь я просыпалась в ужасе! А окно... какое там окно! Маленькая дыра, едва пропускавшая скудный свет, была безнадежно затянута паутиной, словно нарочно, чтобы я не видела солнечного света! Она превратила мою жизнь в кошмар! Я уверена, она специально поселила меня там, чтобы сломить! Чтобы я почувствовала себя никем! Чтобы я осознала всю глубину своего ничтожества! Она наслаждалась моей беспомощностью! Она питалась моей болью! Это было… бесчеловечно!
Роман, внимательно слушавший этот бурный поток гневных речей и наблюдавший за тем, как племянница, трепеща, словно раненая птица, изливает ему душу, слегка улыбнулся, стараясь успокоить её праведный гнев, хотя и понимал его. Он, с опытом прожитых лет, с мудростью, запечатлённой морщинами у глаз, мгновенно разглядел истинную сущность миссис Грант, её мелочность, жадность и беспринципность. Он видел, как эта надменная и лицемерная женщина, хозяйка пансиона, выжимала из Эмили все соки, бесстыдно пользуясь её бедственным положением, не стесняясь взваливать на её хрупкие плечи самую грязную и тяжёлую работу, в то время как другие постояльцы пансиона, обладая богатством или положением, были избавлены от всякого труда. Он видел, как Эмили худела с каждым днём, как угасал блеск в её некогда лучистых глазах, как её лицо покрывала болезненная бледность. Он видел, как страдания, словно тень, преследовали её повсюду.
– Я быстро раскусил её, моя дорогая, – мягко сказал он, нежно накрыв своей тёплой рукой её дрожащую ладонь. Его взгляд был полон сочувствия и безграничной нежности, в нём читалась отеческая забота и желание защитить её от всех бед этого мира. – Видишь ли, в чём дело... Мне показалось, что проще заплатить ей столько, сколько она попросила, и без лишнего шума уехать. Это была плата за её молчание и наше спокойствие. Не хотелось тратить время и нервы на пустые споры с такой... неприятной женщиной. Она бы только наговорила гадостей, попыталась бы оклеветать тебя, оклеветать меня и испортила бы нам настроение перед дорогой, запятнав последние мгновения, проведённые в этом проклятом месте. Главное, что теперь мы вместе, что мы покинули это гнездо порока и направляемся в более приятные места, где ты сможешь вздохнуть полной грудью. Забудь об этом как о страшном сне, как о кошмарном видении, которое хочется поскорее вычеркнуть из памяти. Выброси это из головы, словно этого никогда не случалось. Впереди нас ждёт новая жизнь, полная ярких красок, возможностей и приключений, о которых ты даже не смела мечтать. Позволь мне позаботиться о тебе, Эмили, позволь мне стать твоей опорой и защитой, и тебе больше никогда не придётся жить в таких ужасных условиях. Я обещаю тебе, что больше никто никогда не посмеет тебя обидеть, что я не позволю ни одной тени коснуться твоего сердца. Поверь мне, нас с тобой ждёт светлое будущее, наполненное счастьем и радостью. И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы это будущее наступило как можно скорее.
25
Эмили нахмурилась, пристально вглядываясь в добродушное, чуть округлое лицо своего спутника, дяди Романа. В морщинках вокруг его добрых серых глаз, казалось, прятались следы множества улыбок и немного усталости. Ей подумалось, что в повседневной жизни дядя предпочитает выбирать самые простые и удобные решения, избегая сложностей и любой ценой стараясь уклониться от потенциальных конфликтов. Он словно плыл по течению, стараясь не создавать вокруг себя волнений, – человек, привыкший к тихой, размеренной жизни, где не нужно было принимать сложные решения или отстаивать свое мнение.
Эмили вдруг стало стыдно. Какое она имела право критиковать этого замечательного человека, который едва ее знал, но уже проявлял столько заботы? Дядя Роман был очень внимателен к ней, словно она была его родной дочерью, и уже успел сделать для нее много хорошего, хотя они познакомились лишь накануне. Он был щедр и участлив, словно стремясь восполнить годы разлуки, словно чувствуя долг, о котором она и не просила. Она знала о его существовании лишь из старых писем матери, и эта встреча казалась чем-то нереальным, словно сошедшим со страниц сказки. Но вот он здесь, рядом, и его забота ощущалась вполне реально.
Утром, перед отъездом из посёлка, Роман лично отвёл Эмили в галантерейный магазинчик, заваленный яркими тканями и кружевами, словно пещера Али-Бабы, полная сокровищ. Там он, не торгуясь и не скупясь, купил Эмили новое платье из розового льна, идеально подходящее к цвету её щёк, тёмно-зелёный плащ с глубоким капюшоном, который защитит её от непогоды и придаст загадочности, соломенную шляпку с шёлковой лентой вишнёвого цвета, игриво повязанной вокруг полей, и множество других вещей, необходимых, по его словам, в пути: удобные дорожные сапожки из прочной кожи, тёплую шаль, сотканную из тончайшей шерсти, и даже небольшой кожаный кошелёк, наполненный серебряными монетами, звеневшими при каждом движении. Он даже подарил племяннице лошадь, спокойную гнедую кобылу с мягкой гривой цвета осенней листвы, которую назвали Заря. Она сразу понравилась ей своим кротким нравом и добрыми глазами, в которых отражалась мудрость прожитых лет. Лошадь спокойно фыркала, перебирая копытами, словно понимая, что ей предстоит долгая дорога.
Конечно, Эмили была безумно рада покупкам и щедрости дяди. Она чувствовала себя Золушкой, внезапно получившей возможность поехать на бал, но не на один вечер, а в целое путешествие. Но к радости примешивалось смутное беспокойство, похожее на маленький камешек в ботинке, от которого она никак не могла избавиться. В голове роились вопросы, словно назойливые мухи: почему дядя Роман так торопится одарить ее? Чего он ждет взамен? И самое главное – куда они вообще направляются? Он лишь уклончиво говорил о «дальних землях» и «важном деле». Это беспокойство омрачало ее благодарность и заставляло хмуриться, как сейчас, когда она смотрела на добродушное лицо дяди. Она понимала, что ей нужно набраться смелости и поговорить с ним откровенно, прояснить все вопросы, прежде чем их путешествие зайдет слишком далеко. Она чувствовала, что между ними есть недосказанность, как туман, скрывающий очертания далеких гор. И ей предстояло его рассеять. Но как? Это казалось непосильной задачей.
Эмили украдкой потянулась к вишневой ленте на шляпке, нервно перебирая пальцами шелковистую ткань. Этот жест выдавал ее смятение, как дрожащий листок на ветру. Она заметила, что дядя, занятый разглядыванием проплывающего мимо пейзажа – полей, расцвеченных маками и ромашками, и лениво пасущихся коров, – не обращает на нее внимания. Это был ее шанс.
– Дядя Роман, – неуверенно начала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно и спокойно. – Мне... мне всё это очень приятно. Ваша забота. Подарки... Всё.
Роман повернулся к ней, и его мягкие серые глаза смотрели с искренней теплотой.
– Перестань, Эмили. Ты моя племянница. Я рад, что могу что-то для тебя сделать. – Он слегка улыбнулся, и Эмили почувствовала, как ее решимость немного пошатнулась.
– Но... Я не понимаю, – продолжила она, стараясь быть более настойчивой. – Куда мы едем? Что это за «важное дело», о котором вы говорите? Почему вы так поспешно все организовали?
Лицо Романа слегка помрачнело, тень на мгновение коснулась его добродушных черт. Он отвел взгляд и устремил его вдаль, на дорогу, убегающую за горизонт.
– Это... сложно объяснить, Эмили. Поверь, я бы все рассказал, если бы мог. Но сейчас это небезопасно. Есть люди, которые не хотят, чтобы мы достигли нашей цели.
– Люди, которые не хотят? Что это значит? Дядя, я имею право знать! Я же не слепая овечка, которую ведут на заклание! – голос Эмили дрогнул, но она не позволила страху взять верх.
Роман глубоко и устало вздохнул. Он достал из кармана помятую трубку и начал медленно набивать ее табаком.
– Всему свое время, Эмили. Я обещаю, ты все узнаешь. Но сначала мы должны быть в безопасности. Мы должны быть там, где нас не смогут достать.
– Безопасности? От кого? Дядя...
Роман поднёс горящую спичку к трубке, и едкий дым медленно поплыл в воздухе, скрывая его лицо. Он молчал, и это молчание было тяжелее любого ответа. Эмили почувствовала, как нарастает её тревога. Она понимала, что получила лишь частичный ответ и что за этим стоит гораздо больше, чем дядя был готов рассказать.
– Хорошо, – сказала она, стараясь скрыть разочарование. – Я подожду. Но я рассчитываю на ваше обещание. Я хочу знать правду, какой бы она ни была.
Роман кивнул, не отрывая взгляда от дороги.
– Ты ее узнаешь, Эмили. Я обещаю.
Они ехали дальше в молчании, нарушаемом лишь стуком копыт Зари и скрипом колёс повозки. Эмили смотрела на дорогу, размышляя над словами дяди. Она понимала, что ввязалась во что-то опасное и непредсказуемое. Но она также понимала, что теперь у неё нет выбора. Она должна доверять дяде Роману, по крайней мере, пока. И надеяться, что он её не обманет. Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая небо в багровые и оранжевые тона. Эмили плотнее закуталась в свой новый плащ, чувствуя, как вишневая лента на шляпке нежно касается ее щеки. Путешествие только начиналось. И что ждет ее впереди, было совершенно неизвестно.
26
Эмили, закусив губу, снова встревоженно посмотрела на Романа Агилара. Тревога глубоко врезалась в ее юное лицо, делая его еще более хрупким и трогательным. Ее большие зелёные глаза, обычно полные юношеского задора, сейчас были затуманены беспокойством. Она чувствовала себя маленькой лодкой, выброшенной в бушующий океан, и этот незнакомый, но великодушный человек был единственным, кто предложил ей спасательный круг.
Эмили, осиротевшая и оставшаяся без средств к существованию, обрела приют в случайной встрече с доном Романом Агиларом, богатым плантатором из Техаса. После смерти отца, девушка оказалась совершенно одна в грязном провинциальном городке, где царили нищета и отчаяние. Дон Роман, приехавший в город, узнал о ее бедственном положении и, движимый чувством долга и сострадания, решил взять ее под свою опеку. Он оплатил ее долги, купил ей новое платье и пообещал отвезти ее в свой дом, в живописное поместье «Кипарисовые воды», где она могла бы начать новую жизнь. Но Эмили, воспитанная в скромности и привыкшая полагаться только на себя, не могла избавиться от чувства неловкости и вины.
– Вы уверены, что ваша жена не возмутится, когда узнает, сколько вы потратили на меня денег? – спросила она тихим и неуверенным голосом. В нём сквозила искренняя тревога, боязнь стать обузой для совершенно незнакомых людей, которые, казалось, были готовы принять её в свою жизнь. Она теребила подол своего скромного платья, чувствуя себя неловко в присутствии этого богатого и влиятельного человека.
В ее воображении рисовался образ строгой и надменной сеньоры, привыкшей к роскоши и не терпящей рядом с собой бедных родственниц. Она боялась, что станет причиной разлада в их семье, что ее присутствие будет вызывать лишь раздражение и неприязнь.
Роман Агилар отмахнулся от ее опасений широким жестом руки, на которой поблескивали массивные золотые кольца, словно подтверждая ее опасения по поводу его богатства. Его обветренное солнцем и испещренное морщинами лицо говорило о годах, проведенных на плантациях, но в глазах все еще искрился юношеский задор.
Он был воплощением южного джентльмена: галантный, щедрый и немного эксцентричный. В его облике чувствовались сила и уверенность, закалённые жизнью, но в то же время в нём было что-то простое и человечное, располагающее к себе. Его щедрость казалась безграничной, но Эмили опасалась, что за этой показной добротой скрывается нечто большее, что она не понимает правил этой новой для неё игры.
– Моё дорогое дитя, даже не думай об этом! Антониета будет только рада, поверь мне. Она у меня очень добрая и понимающая женщина, и я уверен, что вы с ней прекрасно поладите. – В его золотистых, словно выточенных из янтаря, глазах заплясали весёлые огоньки, отражая тепло южного солнца. Он словно излучал тепло и доброту, пытаясь развеять её страхи, как ласковый ветер разгоняет грозовые тучи. – Я очень богатый человек, – добавил он с весёлой, почти мальчишеской улыбкой, подкрепляя свои слова лёгким жестом. – Правда, если этого Линкольна выберут президентом в ноябре и он освободит всех моих рабов, я стану значительно беднее. Но все те деньги, которые я потратил сегодня, – лишь малая часть того, что мне нередко приходится платить только за одно платье для моей Антониеты. Так что не стоит беспокоиться о материальных вещах, они для меня не главное.
В его словах, с одной стороны, звучала неприкрытая гордость за своё богатство, а с другой – нескрываемая тревога за будущее, связанное с надвигающейся отменой рабства. Эмили понимала, что он живёт в мире, где социальные устои вот-вот рухнут, и что её собственная судьба тесно связана с этим переломным моментом в истории.
Эмили выдохнула с облегчением. Слова Агилара, казалось, убедили ее в его искренности и щедрости. Хотя мысль о долге все еще не давала ей покоя, словно маленький камешек, застрявший в ботинке. Она знала, что должна что-то предложить взамен, чтобы не чувствовать себя бесполезной.
Она привыкла зарабатывать на жизнь собственным трудом, и мысль о том, что она будет просто жить за чужой счёт, казалась ей невыносимой. Ей хотелось доказать свою ценность, показать, что она достойна оказанной ей доброты.
– Я отработаю всё, сэр. Клянусь, я никогда не стану обузой для вас и вашей жены! – с чувством произнесла она, и в её голосе звучала непоколебимая решимость. Она выпрямилась, стараясь казаться более сильной и уверенной, чем чувствовала себя на самом деле. Она хотела доказать, что достойна этой доброты, что сможет отплатить за оказанную ей помощь своим трудом и преданностью, а может быть, и чем-то большим.
В ее словах звучала не только благодарность, но и зарождающаяся надежда. Надежда на то, что она сможет обрести новый дом, новую семью и, возможно, даже новую любовь.
– Эмили, Эмили, что ты говоришь! – ужаснулся Роман Агилар, и его брови взлетели вверх от удивления, словно два крыла встревоженной птицы. – Дитя моё, ты едешь в мой дом не для того, чтобы быть там служанкой! – Его голос наполнился искренним возмущением, смешанным с нежностью. Он взял её ладонь в свою большую тёплую руку. – Ты дочь моего троюродного брата, о котором у меня остались только самые добрые и светлые воспоминания. Ты едешь в «Кипарисовые воды», может, и не как моя родная дочь, но, безусловно, как любимая племянница, поверь мне! И я сделаю всё, чтобы ты чувствовала себя в нашем доме счастливой и желанной.
В «Кипарисовых водах», окруженных зелеными лужайками и пахнущих магнолиями, где жизнь текла медленно и безмятежно. Он надеялся, что этот новый дом станет для нее не просто убежищем, а началом новой жизни, полной радости и любви.
Он искренне верил, что сможет подарить ей счастье, что она забудет о горе и лишениях, которые ей пришлось пережить. Он хотел, чтобы «Кипарисовые воды» стали для нее не просто домом, а настоящим раем, где она сможет расцвести и найти свое место в жизни. Но Эмили еще не знала, какие испытания ждут ее впереди, какие тайны хранит этот живописный уголок Техаса и какие чувства вспыхнут в ее сердце вдали от города, в тени кипарисов и под ароматом магнолий.
