Текст книги "Сон на яву (СИ)"
Автор книги: Рада Теплинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Сон на яву
1
Апрель 1860
Впервые Чёрный Всадник приснился Эмили в ту ночь, когда в салуне «Грохочущий молот» застрелили её отца, Мэтью Кларкса. Звон выстрелов, крики, ругань, вонь дешёвого виски и пороха – всё это смешалось в кошмарную кашу, которую Эмили ещё долго ощущала на языке как горький привкус потери и несправедливости. После того как страсти улеглись, когда тело отца унесли, а шериф, пообещав «разобраться во всем», лениво почесал затылок и удалился, словно отмахнувшись от надоедливой мухи, девушку, как ненужную вещь, отдали на попечение хозяйке пансиона «Усталый пилигрим» и отвели в убогую комнатку, которую снимал Мэтью.
В комнате пахло плесенью и пылью, пропитавшими всё вокруг запахом запустения и забвения. Сквозь щели в стенах завывал ветер, словно нестройный хор призраков, оплакивающих ушедшего, добавляя к атмосфере гнетущей безысходности. Эмили легла на жёсткую, всю в буграх и впадинах кровать, набивка которой, казалось, состояла из одних камней, впивающихся в тело, словно напоминая о жестокости мира. Она невидящим взглядом уставилась в потолок, пытаясь найти в его тусклой поверхности хоть проблеск надежды, но видела лишь отражение собственной боли.
В голове роились обрывки воспоминаний, словно потрёпанные фотографии из старого альбома. Улыбка отца, всегда такая искренняя и тёплая, несмотря на все тяготы жизни. Его грубые, но любящие руки, которые казались такими сильными и надёжными. Его рассказы о далёких землях и несбывшихся мечтах, о золотых приисках и бескрайних прериях, которые теперь казались лишь насмешкой судьбы. Перед глазами стоял труп отца, распростёртый на залитом кровью полу салуна, словно вычеркнутый из жизни грязным и жестоким мазком. Она не плакала. Слезы словно застыли внутри, скованные горем и внезапной, всепоглощающей пустотой, словно ледяным панцирем, окутавшим её сердце. В тот момент она чувствовала лишь холод, проникавший в самую душу, холод, который, казалось, никогда её не покинет. Холод одиночества, страха и предчувствия чего-то ужасного. Холод, предвещавший появление Чёрного Всадника.
Смерть отца обрушилась на Эмили, как внезапный шторм, вырвав её из привычного течения жизни и повергнув в оцепенение. Горе парализовало её разум, не оставляя места ничему, кроме зияющей пустоты. Она не могла ни плакать, ни кричать, ни даже осмыслить произошедшее. Она лишь неподвижно лежала в темноте, затерянная в холодной, чужой тишине своей комнаты, глядя прямо перед собой пустыми глазами, словно выцветшими от боли. Время, казалось, остановилось, и каждый миг растягивался в бесконечную муку. Тишина давила на барабанные перепонки, а в голове эхом отдавались последние слова отца, которые теперь звучали как прощание, которого Эмили не осознавала. Слова, сказанные в спешке о повседневной суете, теперь терзали ее, превратившись в пророчество, которое она пропустила мимо ушей. Она проклинала себя за то, что не обратила на них больше внимания, за то, что не сказала в ответ что-то более значимое, более наполненное любовью. Безвозвратно упущенная возможность... Теперь она преследовала ее, словно тень, напоминая о том, что уже никогда не будет исправлено.
Эмили отказывалась принимать эту невыносимую реальность, эту зияющую рану, оставленную внезапной утратой. Ещё вчера отец был рядом, его тёплые прикосновения, его успокаивающий голос, его заразительный смех наполняли дом жизнью, согревая каждый его уголок. Она помнила, как он читал ей перед сном, мастерски имитируя голоса персонажей, как учил кататься на велосипеде, терпеливо поддерживая её, пока она не обретала равновесие, как гордился её успехами, сияя от счастья на каждом школьном концерте и спортивном соревновании. А сегодня... Сегодня она осталась одна, с огромной, непостижимой дырой в сердце, с ощущением, что от неё отрезали часть самой себя, её опору, её компас, её лучшего друга.
Память то и дело подбрасывала обрывки счастливых воспоминаний, терзая, словно раскалённые угли. В памяти всплывали картины совместных поездок к морю, где они строили замки из песка и ловили крабов, уютные вечера у камина, когда отец рассказывал захватывающие истории о далёких странах и храбрых героях, его советы, полные мудрости и любви, его сильные руки, крепко державшие её, когда она боялась бури, как в прямом, так и в переносном смысле. Каждое воспоминание вместо утешения приносило лишь новую волну отчаяния, напоминая о том, что утрачено навсегда, о том, что больше никогда не повторится, о моментах, которые остались не разделёнными, о словах, которые не были сказаны. Слова утешения, сыпавшиеся со всех сторон, казались бессмысленными, чужими, словно произнесёнными на незнакомом языке.
Они не достигали её сердца, оставаясь лишь пустыми звуками, неспособными заполнить ту бездонную пропасть, которая образовалась внутри. Она была заперта в своём личном аду, окружённая лишь плотной, непроницаемой тьмой, чувствуя себя одинокой лодкой, выброшенной в бурный, штормовой океан, без вёсел и компаса, обречённой дрейфовать в беспросветном хаосе. Ей казалось, что мир за пределами этой комнаты перестал существовать, что все краски исчезли, оставив лишь серый, унылый пейзаж, в котором больше не было места радости и надежде.
2
Однако какой бы сильной ни была боль, каким бы тяжёлым ни было горе, тело требовало своего. Истощение брало верх. Глаза жгло от слёз, которые так и не пролились, словно пересохший колодец, горло саднило от невысказанных слов, от криков, застрявших внутри, а каждая мышца ныла от напряжения, от бесконечной борьбы с невыносимой реальностью.
Измученная душой и телом, Эмили наконец погрузилась в тяжёлый, беспокойный сон, словно в бездонную пропасть, надеясь найти там хоть какое-то облегчение, хоть кратковременную передышку от нескончаемой боли. Ей снились обрывки прошлого – детские игры с отцом в парке, его сильные руки, подбрасывающие её в воздух под заразительный смех, его гордый взгляд на выпускном, полный надежд и любви, его напутствия, звучавшие как благословение. Затем картины сменялись, искажались, превращаясь в кошмар. Солнце угасало, превращаясь в чёрную дыру, поглощающую всё вокруг, а отец стоял вдалеке, его фигура размывалась, словно акварель под дождём, и он звал её тихим, умоляющим голосом, от которого сжималось сердце, но чем больше Эмили пыталась приблизиться к нему, пробираясь сквозь густой туман, цепляясь за ускользающие очертания его силуэта, тем дальше он отступал, исчезая в зловещей мгле, оставляя её в полном одиночестве. В ту ночь, в час глубочайшего отчаяния и мучительного одиночества, когда грань между реальностью и кошмаром истончилась до прозрачности, когда боль стала почти осязаемой, когда казалось, что сердце вот-вот разорвётся, к ней во сне явился Чёрный Всадник.
Его появление было таким же внезапным и зловещим, как и смерть её отца, словно сама смерть приняла форму и пришла за ней, чтобы окончательно забрать её в царство тьмы. Он возник из клубящейся тьмы, из самого сердца её горя, его силуэт, облачённый в чёрные доспехи, возвышался над ней, заслоняя лунный свет и внушая первобытный, животный страх, который парализовал её, лишая возможности двигаться или кричать. Невозможно было разглядеть его лицо под капюшоном, лишь мрак и бездна, пугающая своей бесконечностью. Но Эмили чувствовала его пристальный, леденящий взгляд, прожигающий её насквозь, словно он видел все её страхи и слабости, знал самые сокровенные тайны её души.
От него веяло могильным холодом и предчувствием смерти, предвещая нечто ужасное, нечто, что навсегда изменит её жизнь, выведет её из оцепенения и бросит в водоворот событий, исход которых невозможно было предсказать. Она чувствовала, что её ждёт испытание, от которого зависит её будущее, испытание, которому она должна противостоять, чтобы окончательно не потерять себя в пучине горя, чтобы доказать, что она достойна памяти отца, что она сможет выжить и стать сильнее, несмотря на боль. И в этот момент сквозь пелену страха и отчаяния в ней зародилось слабое, едва заметное зерно надежды, крошечная искорка, которая, возможно, станет её спасением.
Всё вокруг было окутано густым, словно молоко, туманом, липким и влажным, проникающим под кожу и наполняющим лёгкие неприятной прохладой. Эмили зябко передернула плечами, пытаясь хоть как-то согреться, но безуспешно. Тело бил озноб, а в голове царила полная неразбериха. Где она? Куда её занесло? Она никак не могла понять, где находится. Её словно вырвали из реальности, из привычного, тёплого мира, и поместили в этот сюрреалистический, неестественный мир, где царил лишь монотонный серый цвет и давящая тишина. Как будто кто-то выключил звук и оставил лишь размытую, нечеткую картинку.
Не было никаких ориентиров: ни деревьев, ни гор, ни даже клочка травы, за который мог бы зацепиться взгляд, – лишь бескрайняя белая пелена, простирающаяся во все стороны до самого горизонта и сливающаяся с небом в единое размытое пятно. Визуально это напоминало гигантский холст, на котором художник забыл нарисовать что-либо, кроме серой основы. Звуки приглушались, словно их поглощала эта густая субстанция, превращаясь в едва различимое эхо. Отдаленный шорох казался шепотом, порыв ветра – вздохом.
Она чувствовала себя потерянной в бескрайнем чужом пространстве, крошечной точкой в океане белого ничто, обречённой на вечное одиночество. Эта мысль пронзала её, как ледяная игла, усиливая чувство беспомощности. Знакомые ощущения тепла, безопасности, комфорта отступали, словно крысы, бегущие с тонущего корабля, уступая место давящему чувству тревоги, ледяным пальцам страха, сжимающим её сердце в болезненном тисках. Каждая капля влажного тумана казалась предвестником беды, зловещим намеком на что-то ужасное, что вот-вот произойдёт. Они ползли по коже, оставляя ощущение оцепенения и предчувствие чего-то нехорошего.
Она знала лишь одно: ей грозит опасность, смертельная опасность. Эта мысль острым когтем впилась в её сознание, отравляя каждый вдох, заставляя кровь стынуть в жилах. Липкий страх полз по телу, сковывая движения, парализуя волю. Она с трудом могла пошевелиться, ноги словно приросли к земле. Она не знала, какая именно смерть уготована ей в этом проклятом месте: раздавит ли её что-то невидимое, поглотит ли коварный туман, подкрадётся ли неведомый хищник, чьи глаза, возможно, уже сверкают где-то вдалеке, выжидая удобный момент для нападения, или она просто заблудится и умрёт от голода и холода. Но она была уверена, что непременно умрёт, если помощь не придёт вовремя. Время тянулось медленно и тягуче, как патока, каждое мгновение казалось последним, каждый вздох – предсмертным хрипом. Её дыхание становилось всё более поверхностным, а сердцебиение – всё более слабым. Она чувствовала, как силы покидают её, как надежда испаряется, словно роса на солнце, оставляя после себя лишь горький привкус отчаяния. Отчаяние медленно пожирало её изнутри, оставляя лишь пустоту.
3
Эмили понимала, что спит, что всё это – лишь причудливая игра подсознания, искажённая проекция её страхов и переживаний, и поэтому теоретически не боялась умереть в своём мире сновидений. Ведь это всего лишь сон, иллюзия, и, проснувшись, она вернётся в реальность, к привычной жизни, где светит солнце и пахнет кофе. Но всё же ей было очень грустно и обидно из-за того, что она где-то допустила ошибку, сделала неверный выбор, который привёл её к этому жуткому финалу, к этой безвыходной ситуации.
Казалось, поверни она тогда направо, а не налево, скажи другое слово, сделай что-то по-другому, прими другое решение, и её ждала бы долгая и счастливая жизнь, полная радости и любви, улыбок и смеха, путешествий и приключений, а не страшная смерть в одиночестве – неизвестно где и по какой причине. Неужели все её мечты, все её надежды канут в Лету, как зыбкие тени, так и не воплотившись в жизнь? Неужели она обречена на то, чтобы её имя, её существование навсегда растворились в этом беспросветном тумане? Станет ли она лишь блеклым воспоминанием, забытым штрихом на картине жизни?
И в ту самую минуту, когда умерла последняя надежда на спасение, когда отчаяние захлестнуло её с головой, словно бурная река, сметающая всё на своём пути, когда она уже смирилась со своей участью, приняла неизбежный конец, появился он! Мгновение назад раскинувшийся перед ней голубоватый пейзаж, размытый туманом, был абсолютно пустынным, безжизненным, мёртвым – и вдруг, словно материализовавшись из ниоткуда, словно призванный её отчаянным криком души, на невысоком холме, поросшем редкой травой, появился Чёрный Всадник. Его лицо, словно специально скрытое от чужих глаз, закрывала надвинутая на самые глаза широкополая чёрная шляпа, отбрасывающая зловещую тень, скрывающая его тайну.
Высокий и худощавый, он сидел в седле совершенно прямо, как статуя, с небрежной грацией держа в руках поводья вороного коня, чья чёрная, как ночь, шерсть блестела в туманном свете, словно бархат, поглощающий свет. Конь стоял неподвижно, как изваяние, лишь изредка фыркая и выпуская клубы пара в холодный воздух. Хотя Эмили и не видела его лица, она внезапно почувствовала, как участилось её сердцебиение, как в ней ожило что-то давно забытое, как с первого взгляда, с первого вздоха она полюбила этого человека, этого загадочного незнакомца. Это было иррациональное чувство, вспышка внезапной привязанности, необъяснимая симпатия. В глубине её души что-то откликнулось на его появление, словно забытая мелодия, вспыхнула искра надежды, словно крошечный огонёк в ночи, пробивающийся сквозь непроглядную тьму.
Она знала: он, Чёрный Всадник, которому она готова отдать не только своё сердце, но и саму жизнь, явился, чтобы спасти её от неминуемой гибели, вырвать из лап надвигающейся тьмы, вернуть в мир живых, где ещё теплится огонь жизни. И теперь оставалось только ждать. Ждать и верить, надеяться, что он заметит её, услышит её беззвучный крик о помощи, затерявшийся в тумане, и протянет руку спасения. Оставалось только ждать его решения, его действий, его спасения. Словно заворожённая, затаив дыхание, она следила за каждым его движением, надеясь, что он не бросит её на произвол судьбы. Его появление было единственным лучом света в этом царстве тьмы, и она цеплялась за него всеми силами души.
Когда Чёрный Всадник, словно сотканный из самой ночи, замер на невысоком холме, его плащ, сотканный из теней, развевался на ледяном ветру, а шлем скрывал лицо в непроглядной, пугающей тени, время для Эмили не просто остановилось – оно сжалось в тугой, пульсирующий комок страха и надежды. Страха, сковывающего ледяными пальцами её сердце, и надежды, едва тлеющей искрой в тёмном лабиринте отчаяния. Сверчки, до этого оглушительно трещавшие свою ночную песню, внезапно смолкли, словно по мановению невидимой зловещей руки, и даже шелест листьев на старых, изъеденных болезнями деревьях, словно испугавшись, затих. Мир вокруг замер в томительном, почти осязаемом ожидании, пропитанном густым, гнетущим предчувствием, ощущением надвигающейся беды, словно перед самой разрушительной грозой.
Дыхание стало прерывистым и поверхностным, словно она нырнула в ледяную воду, сковавшую грудь мучительной хваткой. Каждая клеточка тела кричала об опасности, но что-то внутри, глубже страха, шептало о спасении. Она была уверена – нет, она знала, – что его зоркие, как у хищной птицы, глаза, острые, как лезвие меча, ищут, методично высматривают ее среди этого безмолвного, враждебного пейзажа, пронизывая тьму, словно лазерный луч, сканирующий каждый уголок, каждую трещинку в земле, каждый изгиб ветвей. Каждое мгновение тянулось как вечность, превращаясь в изощрённую пытку, пока этот взгляд наконец не нашёл её, несчастную девушку, съежившуюся в тени одинокого, искривлённого ветрами дерева, чьи корни, словно скрюченные пальцы мертвеца, цеплялись за холодную, бесплодную землю. Она чувствовала себя маленькой и беззащитной, словно загнанный зверь, приготовившийся к неминуемой гибели.
4
В глазах Чёрного Всадника, до этого казавшихся пустыми и бесстрастными, словно отражение самой тьмы, внезапно вспыхнул огонь, словно там, в самой глубине его души, внезапно разгорелся пожар, опаляя всё вокруг своей неистовой силой. Его стальная воля, сдерживаемая долгие годы мучительного ожидания, дала слабину, и он яростно пришпорил коня, вложив в этот импульсивный жест всю свою нетерпеливость, всю накопившуюся за долгие годы тоску, одиночество и боль.
Могучий вороной конь, чья развевающаяся на ветру грива казалась воплощением самой ночной бури, словно повинуясь невидимой команде, рванул с места и молнией слетел с холма, унося всадника навстречу Эмили, к её свету, к её спасению, к единственной надежде на избавление от вечного проклятия. Ветер засвистел в ушах, заглушая все вокруг, смешиваясь со стуком копыт, грохочущим, как барабаны войны, возвещающие о грядущих переменах, и звоном доспехов, словно пением ангелов, спускающихся с небес, чтобы защитить ее.
В следующую секунду, которая показалась ей одновременно вечностью и мимолетным сном, полным страха и сладостной надежды, Эмили уже была в его горячих объятиях. Он крепко и в то же время очень нежно прижимал ее к себе своими сильными руками, словно боялся, что она исчезнет, как мираж, растает в ночном воздухе, оставив его снова одного в его вечной, леденящей душу тьме. Она чувствовала тепло его тела сквозь плотную ткань плаща, пропитанную запахом кожи, стали, металла и незнакомых диких трав, напоминающих о далёких землях и потерянном прошлом, и слышала, как гулко бьётся его сердце в груди – громкий, уверенный ритм, заглушающий все остальные звуки, обещающий защиту и любовь, долгожданное избавление от всех бед, от всех кошмаров прошлого. Этот стук сердца был для неё самой прекрасной музыкой, самой надёжной гаванью, самым долгожданным обещанием.
Чёрный Всадник осыпал её лицо жаркими, жадными, исступлёнными поцелуями, словно утоляя давнюю жажду, голод, терзавший его долгие годы, десятилетия, проведённые в ожидании этой встречи. Его губы касались её покрасневших от холода щёк, лба, нежных висков, оставляя огненный след, словно прижигая её к себе, прочно отмечая как свою, как самое драгоценное сокровище, которое он когда-либо находил, как единственную причину жить. Он шептал ласковые слова чуть хрипловатым от долгой дороги, сдерживаемых эмоций и неутолимой тоски голосом, слова, которые она так жаждала услышать, слова, полные нежности и обещаний вечной преданности, слова, выстраданные в разлуке, выжженные в его сердце. Эти слова рассеивали ее страхи, как утренний туман под лучами восходящего солнца, и возвращали веру в счастье, в возможность нормальной жизни, в то, что она не проклята, в то, что она достойна любви, достойна счастья, достойна быть рядом с ним. Он говорил о ее красоте, о ее силе, о ее доброте, о том, как она изменила его жизнь, вернула ему надежду и смысл.
Когда наступило это чудесное, почти нереальное мгновение, когда он наконец обнял ее и она почувствовала себя в полной безопасности в его объятиях, словно вернулась домой после долгого скитания, Эмили поняла: теперь ей никогда не будет грозить опасность, теперь она навсегда забудет об одиночестве, которое так долго было ее единственным спутником, ее тенью, преследовавшей ее повсюду. Ей нечего бояться в объятиях Черного Всадника, потому что он любит ее, его любовь – ее щит, ее броня, ее спасение. Она верила, что он защитит ее от всех опасностей, от всех бурь, которые могут встретиться на их пути, от всего зла, таящегося в этом мире, готового поглотить их своим мраком. Ведь теперь они были вместе, и их любовь была их самым сильным оружием, их самой надежной защитой, способной противостоять любой тьме, любой угрозе, любому врагу. Он здесь. Он вернулся. И он никогда ее не оставит. Она почувствовала, как слезы счастья текут по ее щекам, смешиваясь с его поцелуями, и поняла, что ее кошмар наконец-то закончился. Началась новая глава, полная надежды, любви и защиты в объятиях ее Черного Всадника.
5
Она продолжала смотреть, не мигая, сквозь мутное стекло чердачного окна, позволяя каплям дождя размывать очертания кладбища внизу. Кладбище, это унылое поле камней, стало её повседневным пейзажем, символом её нынешнего существования. Туман, густой и непроглядный, как её горе, окутывал надгробия, превращая их в призрачные фигуры, танцующие в безмолвном трауре. Но один холмик, свежий и земляной, словно кровоточащая рана на сером полотне, безошибочно притягивал её взгляд. Это была могила Мэтью Кларка, её отца. Прошло всего два месяца с тех пор, как он ушёл, но каждый день, казалось, тянулся целую вечность, а боль не утихала, а лишь нарастала, превращаясь в леденящий душу паралич, сковывающий её тело и душу. Дождь барабанил по крыше, монотонный ритм находил отклик в её внутреннем мире, вторя беззвучным рыданиям, скрытым глубоко в сердце.
Эмили сжимала пальцы, впиваясь ногтями в ладони. Она внутренне сопротивлялась этой унылой картине, противилась мысли о том, что её отец, человек мира, искатель приключений, обрёл свой последний покой в этой богом забытой дыре. В этом угрюмом захолустье, куда даже солнце боялось заглядывать, предпочитая ласкать своим теплом более приветливые места. Пансион, в котором она жила, был не лучше. Скрипучие половицы, каждый звук, напоминающий о её шатком положении, запах сырости и пыли, пропитавший каждый уголок, казалось, душили её, погребая заживо под толстым слоем отчаяния. В свои семнадцать лет она редко имела возможность принимать собственные решения. До этого момента её жизнь полностью контролировалась отцом, она была лишь послушной марионеткой, танцующей под его дудку, безропотно принимающей всё, что преподносила ей судьба.
Мэтью Кларк, несомненно, любил свою единственную дочь. Но это была особая любовь, закалённая опасностями и лишениями. Её жизнь не была усыпана розами, скорее, представляла собой тернистый путь, где за каждым прекрасным бутоном скрывался острый шип, готовый нанести рану. Отец, вечный странник, неутомимый искатель приключений, одержимый жаждой знаний и поиском древних артефактов, возил её с собой по миру, как драгоценность, которую нужно оберегать от посторонних глаз, но при этом всегда держать при себе.
От раскаленных песков африканских пустынь до заснеженных вершин Гималаев, от шумных стамбульских базаров до тихих залов оксфордских библиотек – Эмили видела мир во всем его разнообразии и великолепии, но при этом была лишена самого главного: стабильности, чувства дома, обычных радостей юности. Школа с ее шумными коридорами и звонким смехом одноклассников, верные друзья, готовые поддержать в любой ситуации, простые развлечения, невинный флирт и вечеринки до утра – все это оставалось недостижимой мечтой, призрачным миражом на горизонте ее кочевой жизни. Она была его тенью, его правой рукой, его верной помощницей, свободно владеющей латынью и древнегреческим, умеющей обращаться с оружием и читать старинные карты, расшифровывать древние письмена и отличать подлинные артефакты от подделок. Но прежде всего она была лишена свободы выбора, права на собственные мечты и желания.
Теперь, когда отца не стало, её терзало не только всепоглощающее горе, разрывающее грудь на части, но и робкое, едва уловимое предвкушение свободы. Как птица, выпущенная из клетки после долгих лет заточения, она впервые ощутила свежий ветер перемен. Страх перед неизвестностью, пугающая перспектива самостоятельно распоряжаться собственной жизнью смешивались со сладостным ожиданием новой жизни. Каким будет её мир без отца? Сможет ли она выжить в нём, противостоять его жестокости и несправедливости?
Была ли она готова к этой свободе, неожиданно дарованной ей смертью отца, к этому внезапно свалившемуся на неё бремени самостоятельности? И как распорядиться жизнью, которую теперь ей предстояло строить самой, без его руководства и защиты, без его мудрых советов и крепкого плеча? Вопросы терзали её разум, словно рой разъярённых пчёл, жалящих сомнениями и неуверенностью. Она знала лишь одно: мир Мэтью Кларка закончился, погребённый вместе с ним под мокрым холмиком земли. Начинался мир Эмили. И ей предстояло создать его, слепить из осколков прошлого, вдохнуть в него жизнь, наполнить смыслом и надеждой. Но с чего начать? Куда идти? И хватит ли у неё на это сил? Скрипучие стены пансионата не знали ответа, дождь, барабанящий по крыше, не мог подсказать, призрачные надгробия на кладбище не шептали их. Ответы на эти вопросы ей предстояло найти самой, в глубине своего сердца, в лабиринте своей души, где смешались страх и надежда, горе и предвкушение, прошлое и будущее. Она должна была найти свой собственный компас, чтобы проложить курс в новую, неизведанную жизнь.
Эмили смотрела в окно, и ей казалось, что её мысли вторят унылому техасскому пейзажу, размытому бесконечным дождём. Серая пелена, казалось, окутала не только землю, но и её душу, высасывая из неё последние краски радости. Тяжёлый вздох вырвался из её груди, и она отвернулась от мутного стекла, не в силах больше выносить эту картину всеобщей скорби, это безрадостное отражение своего внутреннего мира. После внезапной смерти отца, её единственного близкого человека, её маяка в бушующем море жизни, Эмили осталась совсем одна, без гроша в кармане и без малейшего представления о том, что делать дальше. Казалось, судьба, словно злой шутник, привела её в руки миссис Грант, владелицы убогого пансиона «Забвение», где они с отцом остановились в тот роковой вечер, накануне его трагической кончины.
Миссис Грант была суровой и неразговорчивой женщиной с пронзительным взглядом, способным, казалось, читать мысли, и непроницаемым лицом, на котором не отражалось ни единой эмоции. Она держала постояльцев в ежовых рукавицах, словно дрессировщик диких зверей, и не проявляла ни малейшего снисхождения к их бедам, видя в них лишь ещё одну возможность сэкономить. В её манерах чувствовалась усталость, многолетняя борьба за выживание, сделавшая её циничной и безжалостной. В глазах Эмили она была воплощением безысходности, олицетворением мрачного будущего, которое теперь маячило перед ней.
