Текст книги "Соблазненная Горцем"
Автор книги: Пола Куин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
30
Королевский город [7]7
Город, получивший по королевской хартии право на самоуправление.
[Закрыть]Дамфрис, как поведала Тристану Изобел, когда путешественники ступили на мост через реку Нит, был знаменит своей кровавой историей. Англичане вторгались в город, разоряя его дотла, более семи раз. После того как политические войны сменились религиозными, одна из самых могучих крепостей города была захвачена пресвитерианцами-ковенантерами. Осада, длившаяся тридцать один день, превратила цитадель в руины, а Дамфрис с того дня стал прибежищем врагов короля-католика.
Тристан покачал головой и перевел взгляд с лица Изобел на дорогу.
– А еще говорят, что шотландцы варвары.
– Счастье, что вы не носите здесь свой плед, Тристан, – подал голос Камерон из глубины повозки. – Его цвета кричат, что вы католик.
– Лучше не выделяться в толпе, чем сражаться с кем-то только потому, что исповедуешь другую веру, – обронил через плечо Тристан.
– Этому научил вас дядя? – улыбнулась Изобел.
– Нет, – отозвался горец, невольно улыбаясь ей в ответ, и добавил с горечью: – Я сам имел случай в этом убедиться.
Улыбка Изобел поблекла, в глазах ее мелькнуло понимание и нежность.
– Вы расскажете мне потом эту историю?
– Да, – пообещал Тристан, желая поведать ей все, что прежде скрывал от других и даже от самого себя. – Позднее, когда мы останемся наедине.
Он не мог больше ждать. Ему хотелось прижаться губами к ее носу, усеянному веснушками, и почувствовать, как ее тело слабеет и загорается страстью в его объятиях; хотелось ощутить сладость ее губ, мягкость кожи, познать ее всю, от кончиков пальцев ног до макушки. Ему следовало найти священника, и побыстрее, ведь намерения его были самыми благородными.
– Что убедило вас не выходить замуж за Эндрю Кеннеди?
Изобел лукаво покосилась на горца, когда тот остановил повозку напротив первого попавшегося им на пути постоялого двора.
– А кто сказал, что я не собираюсь выйти за него замуж?
Тристан рассмеялся в ответ на ее дразнящую улыбку.
– Я сказал, – проговорил он, помогая Изобел соскочить на землю и неохотно выпуская ее руку.
– А кто вы такой, чтобы из-за вас я расторгла помолвку?
Спрыгнув с козел, Тристан обошел кругом лошадь и остановился рядом с Изобел.
– Я тот, кто старается изо всех сил стать достойным вас. – Он потянулся за первым мешком, который бросил ему Камерон, и, подхватив ношу, снова повернулся к ней: – Я сделаю все, чтобы дать вам лучшую жизнь.
– Я вполне довольна своей жизнью, – поспешно возразила Изобел.
– Вам приходится слишком много трудиться. Я видел, как вы носите сено и возитесь в земле до изнеможения.
Изобел протянула руки, готовясь поймать следующий мешок.
– Кто-то же должен работать.
– Вашей единственной работой будет, – Тристан схватил и вскинул на плечо мешок прежде, чем Изобел успела его коснуться, – забота о детях и муже.
Изобел рассмеялась ему в лицо. Тристан не знал, оскорбиться ему или рассмеяться в ответ.
– Несмотря на вашу утонченность и хорошие манеры, – зеленые глаза Изобел сверкнули в лучах солнца, – вы мыслите на редкость старомодно. Подчас это раздражает.
Тристан онемел от изумления. Он? Мыслит старомодно? И это ее раздражает? Горец пошатнулся и едва не упал, когда плечо его задел новый мешок, переброшенный Камероном через край повозки.
Изобел подняла с земли мешок и перенесла к остальным, сложенным кучей.
– Женщины способны на большее, чем просто растить детей и ухаживать за мужьями. Если моей семье будет грозить голод из-за неурожая, я сделаю все от меня зависящее, чтобы этого не допустить. Я не останусь лежать в постели, ленивая и никчемная, годная лишь на то, чтобы ублажать мужа по ночам.
Тристан кивнул улыбаясь. Разве мог он возразить, если слова ее были смелыми и честными, идущими из глубины сердца. Именно эта искренность и восхищала его в Изобел. Возможно, в том, что касалось семейной жизни, он действительно мыслил немного старомодно. В Кэмлохлине он мог бы назвать немало женщин, владеющих мечом не хуже любого мужчины. Изобел обладала редкой силой духа подобно тем женщинам, которых Тристан всегда любил, кем восхищался. Такими были его мать и сестра, леди Клэр и тетушка Мэгги. Они согласились бы с Изобел, приняли бы ее сторону.
– Я признаю свою ошибку и постараюсь исправиться. – Тристан отвесил легкий поклон, на щеке его заиграла ямочка. Поймав новый тюк, он бросил его Изобел. – А теперь давайте обсудим, что еще во мне вас раздражает.
Она изумленно подхватила мешок, едва устояв на ногах, щеки ее вспыхнули.
– Я что-то сделал не так? – спросил горец с самым невинным видом и проказливо ухмыльнулся, когда в ответ Изобел гневно сверкнула глазами. – Вы ведь говорили, что достаточно сильны.
– А я не сомневаюсь в вашей силе.
Изобел рассмеялась и швырнула ему мешок.
– Это последний тюк! – крикнул Камерон, разгружая повозку, но стоило ему приподнять мешок, как изнутри раздался сдавленный вопль:
– Ты прищемил мне нос!
Уронив мешок, Камерон ошеломленно уставился на него. Тристан подскочил к повозке, стянул мешок на землю и раскрыл, разорвав холстину. Когда из мешка показалась голова Тамаса, Изобел сердито чертыхнулась. Мальчишка боязливо поежился.
– Какого дьявола ты тут делаешь, Тамас Фергюссон?
– Я тоже хотел поехать и…
– Ты сказал Патрику? – закричала Изобел. – Ты ведь не сказал ему, верно? Он там с ума сходит от беспокойства! Ах ты, маленький…
– Изобел, – остановил ее Тристан. – Мальчишка уже здесь. Мы продадим вещи и как можно скорее вернемся домой. Сегодня ночью Тамас будет спать на полу возле твоей кровати.
Он помог мальчику выбраться из мешка и дал ему легкий подзатыльник.
Обменявшись сердитыми взглядами с Тамасом, Тристан щедро заплатил двум трактирным слугам, чтобы те внесли кладь в комнаты.
– Может, нам стоит продать кое-что из вещей, до того как мы остановимся на ночлег? – спросила Изобел.
Нет, прежде Тристан должен был остаться с ней наедине.
– С барышниками лучше договариваться утром, когда впереди их ждет долгий торговый день и толпы покупателей.
Трактир показался Тристану самым обыкновенным.
Ему не раз доводилось видеть такие. Тусклое освещение, тошнотворный сладковатый запах вина, виски и пива, немногочисленные столы и стулья, небрежно расставленные по залу.
Горец обвел глазами посетителей. Большинство составляли приезжие, мечтавшие лишь о горячей еде и теплой постели.
Путешественники заплатили за две комнаты и уселись за пустой стол в ожидании ужина.
– Чего изволите? – осведомилась трактирная служанка, пышногрудая брюнетка. – У нас есть рагу из кролика в медовом соусе, жареная баранина с грибами и суп из петрушки…
Девица потрясенно замолчала, стоило Тристану поднять голову и приветливо улыбнуться. Ее водянисто-голубые глаза потемнели, словно грозовое небо жаркой летней ночью.
– Но если вы желаете чего-нибудь особого, поострее, я могла бы принести попозже вам в номер.
Тристан заметил, как напряженно застыла Изобел рядом с ним, и с восторгом понял, что она ревнует.
– Нам прекрасно подойдет баранина.
– А я хочу кролика, – заныл Тамас.
– Будешь баранину. – Тристан толкнул мальчишку ногой под столом и снова обратился к служанке: – Принесите еще нам всем горячего меда. И вы, случайно, не знаете, есть ли тут поблизости священник? – добавил он, когда девица разочарованно отступила.
– Священник? – Изобел потянула Тристана за рукав, но, услышав, как кто-то окликнул Камерона, обернулась.
Все тотчас повернули головы.
– Я так и подумала, что это ты! – Энни Кеннеди подбежала к их столу, оставив позади двух высоченных крепких парней. – Изобел, мистер Макгрегор. – Энни тепло улыбнулась. – Рада видеть вас снова.
Скорее ради Кама, чем из-за Изобел, горец не улыбнулся в ответ.
– Что вы делаете здесь, в «Золотистом пригорке»?
– Мы собирались утром кое-что продать, – объяснил Кам, краснея, точно юный сквайр, к которому обратилась королева Англии.
– Значит, вечером ты свободен? – без тени смущения воскликнула Энни, сверкнув зелеными глазами. – Я как раз собиралась прогуляться вместе с братьями. Эндрю с нами нет, – поспешно добавила она, метнув взгляд в сторону Изобел и Тристана, прежде чем вновь повернуться к Камерону. – Я буду очень рада, если ты присоединишься к нам.
Камерон вскочил, едва не перевернув стол, и поспешно бросился к Энни, но, заметив назидательный взгляд Тристана, замедлил шаг.
– Ничто не доставит мне большего удовольствия, – учтиво произнес он, с улыбкой предлагая ей руку, – чем провести этот вечер с тобой.
Тристан подбодрил бы ученика поощрительным возгласом, если бы не поймал на себе подозрительный взгляд Изобел.
– Я пойду с вами! – заявил Тамас, выбираясь из-за стола прежде, чем кто-то успел его остановить. – Мне здесь не нравится. Запах мерзкий. И я не люблю баранину.
Тристану приходилось слышать, что фортуна – женщина. Определенно она была к нему неравнодушна, потому что во всем ему сопутствовала. Даже в самые трудные дни. Когда Камерон взглядом попросил его о помощи, Тристан, разумеется, сделал вид, что ничего не заметил. Камерону отнюдь не улыбалось, чтобы младший брат таскался за ним по пятам, но и сам Тристан вовсе не нуждался в дуэнье. Он довольно улыбнулся, прощаясь с братьями Фергюссон.
– Что вы сказали Камерону перед отъездом в Глазго? – спросила Изобел, когда остальные удалились, присоединившись к братьям Кеннеди. – Принимая приглашение Энни, он копировал вашу манеру говорить.
– О, едва ли вам будет интересно узнать, о чем мы разговаривали, – игриво подмигнув, ответил Тристан. – Это немного старомодно.
– Ясно.
Изобел снова притихла.
Пышнотелая брюнетка принесла ужин и отошла к другому столу, Изобел проводила ее ядовитым взглядом.
– Почему вы спросили служанку о священнике?
Тристан зачерпнул суп и поднес ложку ко рту.
– Он мне понадобится. – Попробовав суп, горец недовольно поморщился. – Едва ли вам понравится эта бурда.
– А зачем вам священник? – продолжала расспрашивать Изобел, не притронувшись к супу.
– Ну, не знаю, как это принято здесь, но у нас на севере обычно приглашают священника, когда хотят обвенчаться. – Одарив Изобел мимолетной улыбкой, он придвинул блюдо с мясом. – Надеюсь, баранина лучше на вкус. Боюсь, я вконец избалован вашей стряпней.
– Тристан. – Изобел снова дернула горца за рукав, пытаясь привлечь его внимание. – Вы просите меня?..
Он протянул руку и коснулся ее щеки. Как бы ему хотелось смягчить тревогу, звучавшую в ее нежном голосе, развеять смятение, затаившееся в глубине глаз! Неужели она никогда не сможет полностью ему довериться?
– Да, Изобел, если вы согласитесь.
Выражение ее лица изменилось. На губах мелькнула улыбка, сияющая, радостная, словно все терзавшие Изобел страхи на миг исчезли. Но в следующее мгновение она снова помрачнела.
– Существуют вещи…
– Да?
Изобел попыталась отвести взгляд, но Тристан взял ее за подбородок, заставив посмотреть ему в глаза.
– Меня все еще кое-что тревожит… Я не…
– Я люблю тебя, Изобел, – произнес Тристан, прежде чем она успела ему отказать.
Черт возьми, совсем не так он представлял себе эту минуту. Говорить о любви в захудалом трактире, над тарелками с лежалой зловонной едой, после долгой утомительной дороги в повозке, где их обоих трясло, точно яйца в седельной сумке? Что может быть нелепее?
– Ты услада моей души, свет очей моих. Ради тебя я готов пожертвовать всем: честью, семьей, жизнью. Я хочу заботиться о тебе, баловать тебя, каждый день слышать твой смех, твой голос. Я не отступлю, пока ты не станешь моей, поэтому лучше тебе выйти за меня прямо сейчас, избежав моих докучливых приставаний.
В первую минуту казалось, Изобел вот-вот расплачется, но потом губы ее дрогнули в улыбке, которой так отчаянно ждал Тристан. Сжав ладонями ее лицо, он приник губами к ее губам. В этом поцелуе было столько страсти, что у обоих влюбленных перехватило дыхание.
– У нас еще осталось немного еды, взятой в дорогу. В сумках, наверху, – прервав поцелуй, прошептала Изобел, робко глядя на Тристана.
– Тогда пойдем и поищем ее.
Он помог Изобел подняться и повел ее к лестнице.
К Черту благородство и рыцарскую честь, страсть победила доводы рассудка.
31
Изобел вошла в освещенную свечами комнатку. Увидев в углу небольшую обветшалую кровать, она тихонько вскрикнула. Несколько мгновений назад ей хотелось остаться вдвоем с Тристаном, замереть в его объятиях, наслаждаясь его жаркими поцелуями. Она сама предложила подняться в спальню, когда Тристан признался ей в любви, но, оказавшись в чужой комнате наедине с ним… Изобел оробела. Она смущенно затаила дыхание, глядя, как Тристан запирает дверь на засов.
«Он меня любит», – подумала Изобел. О, она желала услышать слова любви сильнее, чем готова была себе признаться, и не без причины.
Тристан бесшумно шагнул к ней, и Изобел забыла обо всем, даже о кровати. В эту минуту важно было лишь одно: Тристан принадлежит ей. Этот восхитительный мужчина, само совершенство, живое воплощение мечты, благородный рыцарь, готовый всегда прийти на помощь, любит ее. Изобел отдала свое сердце Тристану Макгрегору, не надеясь завоевать его любовь.
– Ты дрожишь, любовь моя, – хрипло прошептал горец, наклонившись к Изобел.
– Ты действительно любишь меня?
Прежде чем Тристан заговорил, Изобел прочла ответ в его глазах. Его взгляд был полон нежности и страсти, исступленной жажды и радостного изумления, словно Тристан никак не мог поверить, что нашел наконец свое счастье.
– Да, милая. – Он взял ее лицо в ладони. – И с каждым мгновением я люблю тебя все сильнее. С каждым днем, проведенным вместе с тобой, мое сердце оживает. – Тристан опустился на колени и сжал руки Изобел. – Забудь о моем прошлом, как забыл о нем я, и помни: я не любил ни одной женщины, пока не повстречал тебя, и теперь, когда у меня есть ты, мне не нужен никто другой.
Изобел моргнула, прогоняя слезы, застилавшие глаза, и смущенно улыбнулась:
– Какие сладкие речи, мистер Макгрегор! У вас на языке мед.
– Господь даровал мне язык, чтобы услаждать ваш слух.
– И дарить отраду моим губам?
Изобел наклонилась к Тристану, ведь с той давней ночи в королевском саду она грезила о его поцелуях.
– Ах, Изобел, – поднявшись, прошептал Тристан, касаясь губами ее приоткрытых губ. – Как я могу рассказать тебе о твоей красоте и о том, что она делает со мной, не поддавшись соблазну выразить телом свои чувства?
О, его тело! Сколько раз Изобел видела, как Тристан работает в поле, под жаркими лучами солнца. Его обнаженные мускулистые руки и влажный от пота плоский живот всегда притягивали ее взгляд. Она знала: то, что скрывается под бриджами, так же прекрасно и полно силы. Когда Тристан целовал ее, Изобел чувствовала, как пробуждается его плоть, распаленная желанием.
Вспомнив об этих волнующих мгновениях, она провела языком по губам Тристана. Стремительный как ураган, горец подхватил ее на руки и перенес на кровать.
Изобел всегда казалось, что чувствовать на себе тяжесть мужского тела утомительно и неприятно, но в действительности все оказалось вовсе не так. Прикосновение его слегка дрожащих упругих мышц было до того восхитительным, что Изобел легонько куснула Тристана за губу.
Издав глухой стон, он куснул ее в ответ. Волна жара пробежала по телу Изобел, губы ее жадно впились в губы Тристана. Его язык скользнул в глубину ее рта, и пожиравший ее огонь вспыхнул еще сильнее. Из груди Изобел вырывались частые короткие жадные вздохи. Она не понимала, что с ней творится, но сознавала свою беспомощность перед этой неведомой мощной силой. Да ей и не хотелось сопротивляться. Охватившее ее желание не походило ни на одно другое чувство. Изобел никогда еще не испытывала ничего подобного. Ее сотрясала дрожь, тело пылало, и лишь прикосновения Тристана могли смягчить эту муку.
Он распластал Изобел на постели, словно хорошо знал, как утолить ее жажду, даже если сама она этого не ведала. Когда его восставшая плоть прижалась к ее бедрам, Изобел захлестнула волна блаженства.
– Я боюсь, – прошептала она, цепляясь за плечи Тристана.
– Клянусь, я не сделаю тебе больно, – Пообещал горец хриплым от страсти голосом. – Я хочу доставить тебе наслаждение. – Он улыбнулся, глядя в ее затуманенные истомой глаза. – Доверься мне.
Тристан уже заставил ее почувствовать больше, чем она могла себе вообразить. Но чего он ждал от нее? О, Изобел знала! Ей случалось видеть, как быки покрывают коров. Но что, если это причиняет боль?
Плоть Тристана казалась такой пугающе твердой. «Наверное, все же будет больно», – со страхом подумала она. Изобел росла без матери, в окружении одних мужчин, ей некого было спросить. Господи, как же быть? Остановить Тристана, если ей вдруг станет неприятно, или позволить продолжать?
Но разве могла она оттолкнуть его, когда больше всего на свете ей хотелось лежать в его объятиях, чувствовать, как бешено колотится его сердце, а губы нежно, страстно терзают ее губы? Оставив попытки привести в порядок лихорадочно мечущиеся мысли, Изобел сдалась, уступила властным прикосновениям рук Тристана.
Касаясь губами трепещущей голубой жилки у горла Изобел, горец принялся развязывать шнуровку на ее платье. Его горячая ладонь скользнула под рубашку Изобел и обхватила ее обнаженную грудь, слегка царапнув нежную кожу. От этого необычного ощущения у Изобел перехватило дыхание. Ее захлестнула волна пьянящего восторга и безрассудного предвкушения счастья. Сердце испуганной птицей забилось в груди, когда Тристан распахнул на ней рубашку, обнажив грудь. Несколько мгновений он восхищенно смотрел на нее, не в силах отвести глаз, потом улыбнулся:
– Я говорил тебе, как ты прекрасна? Для меня нет никого красивее тебя.
Изобел смущенно покачала головой.
– Смотреть на тебя – все равно что купаться в сияющих лучах летнего солнца после долгой холодной зимы. Или вернуться домой, выдержав жестокую, разрушительную битву, – шептал Тристан, покрывая поцелуями ее лицо. – Не знаю, как такое возможно, но с каждым днем ты кажешься мне все прекраснее.
О, Господь и впрямь даровал Тристану язык, чтобы услаждать ее слух! Но Изобел знала: это не просто красивые слова, которые горец говорил сотне других женщин. Тристан был искренен. Ловя на себе его взгляд, Изобел неизменно читала в его глазах восхищение.
Тристана не заботило, что ее лицо вымазано землей после работы в саду, а рассыпавшиеся по плечам волосы не уложены в замысловатую прическу и не сколоты сверкающими шпильками с драгоценными камнями. Он всегда смотрел на нее так, словно смаковал редкостное драгоценное вино.
Его язык коснулся соска, и по телу ее прокатилась волна жара.
– О, на вкус ты еще лучше, чем я себе воображал.
Губы Тристана обхватили нежный розовый бутон, и Изобел беспомощно застонала, выгнув спину. Чуть отстранившись, он поднял вверх ее юбки. Ладони скользнули по ее обнаженным ногам и мягко развели колени.
– Я боюсь извергнуть семя, даже не успев снять бриджи, – прошептал он, наклоняясь, чтобы прижаться губами к шелковистой коже ее бедра. – Ты сводишь меня с ума.
Слова Тристана и его смелые ласки испугали Изобел, но пробежавшая по спине дрожь блаженства заставила забыть о страхе. Одежда вдруг стала ее стеснять: захотелось сорвать сбившиеся на талии юбки и прильнуть к Тристану всем телом. Страсть, подобно вздыбившейся волне, захлестнула ее. Изобел качнула бедрами, теснее прижимаясь к его восставшей плоти.
Из груди горца вырвался глухой стон. Глаза сверкнули огнем.
Приподнявшись на локтях, он устремил пронзительный взгляд на Изобел.
– Значит, ты хочешь приблизить мое поражение? – Тристан покачал головой, губы его изогнулись в насмешливой улыбке. – Еще одна женщина, что жаждет погибели своего рыцаря?
Встав на колени, он принялся развязывать шнуровку на бриджах.
При виде его восставшего жезла Изобел испуганно закусила губу. Сердце ее замерло. «Боли не избежать».
– О нет, не сейчас! – прорычал Тристан, обхватив рукой и сжав свое грозное копье. – Прежде, – прошептал он, наклоняясь к Изобел и запуская руку ей под юбку, – обещай мне, что станешь моей женой… а затем позволь поцеловать тебя здесь.
Он нежно провел пальцем по ее лону и улыбнулся, когда глаза ее округлились от изумления.
– Я выйду за тебя, Тристан Макгрегор, – выдохнула Изобел, раскрываясь навстречу ласкающим пальцам Тристана. – Нет-нет, – слабо запротестовала она. – Это дурно. Непристойно.
Она закрыла глаза, новая волна наслаждения заставила ее затрепетать.
– Может, и непристойно, но, обещаю, тебе это понравится.
Он прижался губами к ее пылающему бедру.
Тело ее вздрогнуло и выгнулось. Изобел зарылась пальцами в густые шелковистые волосы Тристана, не зная, чего ей хочется больше: оттолкнуть его или притянуть к себе. Его жаркие губы терзали ее плоть, подбираясь к влажному бугорку меж бедер. Язык Тристана коснулся ее кожи, и тело пронзила дрожь. Изобел попыталась сжать колени, но Тристан закинул ее ногу себе за плечо и приник жадным ртом к ее лону. Яростные движения его языка наполнили тело Изобел звенящей легкостью, нежные касания губ заставили ее тихо вскрикнуть. Пальцы Тристана сжимали ее бедра, он наслаждался, впивая ее нектар.
Пьянящая волна блаженства нахлынула и подхватила Изобел. Казалось, языки пламени лижут ее плоть. Беспомощная, задыхающаяся, Изобел отдалась этому незнакомому ощущению. Царапая ногтями плечи Тристана, она выгнула бедра навстречу алчному натиску его рта. Изобел попыталась заговорить, выразить переполнявший ее восторг, но из горла ее вырвался лишь сдавленный крик – предвестник подступающего экстаза.
Тристан отстранился, и Изобел потянулась за ним, слабая, обессиленная после пережитого наслаждения. Он улыбнулся, стягивая бриджи. Потом сорвал с себя рубашку и стащил сапоги. В тусклом сиянии свечей Изобел увидела его великолепное нагое тело. Тугие мышцы Тристана слегка подрагивали, когда он медленно снял с Изобел платье и рубашку, оставив ее нагой. Она больше не боялась. Что бы ни задумал сотворить с ней Тристан, она желала принять это с радостью.
– Скорее, – чуть слышно прошептала Изобел.
Тристан накрыл ее своим телом, впившись поцелуем в ее губы. От щекочущего прикосновения волосков на его груди соски ее отвердели. Наклонив голову, Тристан приник губами к ее груди. Упоительная нежность мешалась в его поцелуе с необузданным желанием.
– Нет, еще рано, любовь моя, – произнес он прерывистым шепотом, прижимаясь к Изобел всем телом. – О, проклятие!
Он приподнялся на локте, сжимая в руке свой упругий блестящий жезл, из которого выплескивалась мощная струя семени. Тристан казался таким же изумленным, как Изобел. Испуганная и смущенная, она обрадовалась, угадав, что ничего подобного с ним прежде не случалось. В следующее мгновение на губах Тристана заиграла улыбка.
– Мое тело отказывается ждать.
– Мое тоже, – дерзко отозвалась Изобел.
Она понимала, что ведет себя разнузданно и бесстыдно, но ей было решительно все равно. Она потянулась к губам Тристана, безмолвно моля о поцелуе. О, его ненасытный рот уже стал ее наваждением.
Их губы встретились, языки сплелись в одном исступленном порыве. Тристан замер. Затаив дыхание, он посмотрел ей в глаза и прочел то, что и надеялся увидеть. Медленно, испытывая мучительное наслаждение, он пронзил ее тугую жаркую плоть.
– Нет, нет! – закричала Изобел, цепляясь за плечи Тристана и мотая головой. – Мне больно!
Тристан замер, успокаивая Изобел нежными поцелуями.
– Тебе нечего бояться. – Его ласковый, любящий взгляд развеял ее тревогу. – Успокойся, моя радость, постарайся дышать глубже. Я буду двигаться неспешно, и боль утихнет.
Тристан сдержал слово. Его движения замедлись. Глядя Изобел в глаза, он обводил пальцем контур ее рта и целовал в губы. Он шептал ей, как она восхитительна и как сильно его желание, а тело его скользило навстречу ей и отступало.
Глаза его потемнели от страсти, челюсти сжались. Ему стоило неимоверного усилия сдержаться и не пронзить ее одним яростным выпадом. При виде его искаженного мукой лица Изобел испытала укол сожаления. Обвив ногами талию Тристана, она теснее приникла к нему. Ей было больно, но и приятно тоже. Чувствуя, как отзывается тело Тристана на малейшее ее движение, она испытала восторг первооткрывателя. Ей хотелось, чтобы это длилось вечно.
Улыбнувшись ее дерзкой выходке, Тристан легонько куснул ее за губу и сделал выпад.
Изобел не вскрикнула от боли. Ощущать в себе его жаркую плоть было восхитительно, захватывающе. Она провела кончиками пальцев по рельефным мышцам на его спине и коснулась губами плеча. Когда ладони Изобел легли на крепкие ягодицы Тристана, он медленно приподнялся, размыкая их тесное объятие, а потом снова вдавил ее в матрас всей своей тяжестью. Сжав запястья Изобел, он завел ее руки за голову. Потом наклонил ее и обхватил губами сосок. Его бедра двигались плавно и осторожно.
Достигнув экстаза, он срывающимся шёпотом произнес имя Изобел и рванулся вверх. Его влажный напряженный жезл скользнул по ее лону.
Изобел громко вскрикнула, видя его истекающую соком плоть, и затихла, подхваченная огненной волной блаженства.
