Текст книги "Ориан, или Пятый цвет"

Автор книги: Поль-Лу Сулицер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

28

– Куда вы пропали? Я оставила вам десять посланий. И где ваш мобильник? Я так беспокоилась!

Анни, помощница Ориан Казанов, возбужденно металась по кабинету.

– Все вас искали, – продолжила Анни. – Следователь Гайяр, советник Маршан. Полицейские бригады уже собрались обратиться за помощью к своим коллегам из комиссариата, потому что…

– Да что же случилось? – ошеломленно воскликнула Ориан. – Стоит исчезнуть на пару часов и – всеобщая тревога!

– Дело не в тревоге, – ответила помощница. – Дело в вашем заключенном.

– Мой заключенный? Вы имеете в виду Ладзано?

– Да. Его срочно перевезли в больницу Валь-де-Грас. Это сообщил по телефону врач из «Санте» сразу после вашего ухода, Кажется, он порезал себе вены на запястье, дело могло кончиться плохо. Из больницы нам сообщили, что он, к счастью, выжил.

Ориан тяжело осела на стул, плечи ее согнулись, руки опустились.

– Боже мой, – пробормотала она, – Боже мой, подумать только, что я…

– Не убивайтесь, мадам следователь, вы же не могли предвидеть.

Но Ориан не слушала. За отсутствием доказательств она не должна была поступать так жестоко. Она ошиблась, очень ошиблась. Разве бирманка не говорила, что он был любезен, но никогда не оставался после «сборищ»? Она представила Ладзано одного, в камере, ожесточенно режущего себе вены на запястье, в то время как она изучала духи…

– Где он?

– В неотложке, – ответила помощница.

Ориан вызвала Гаэля Ле Калька. Мотороллер его был в порядке, и он согласился отвезти ее. Минут через двадцать они подъехали к главному входу больницы Валь-де-Грас. Их проводили в двухместную палату. На одной кровати лежал молодой маляр, упавший с лесов; он глухо стонал. На второй вытянулся Ладзано. Ориан медленно приблизилась к нему. Глаза его были закрыты, но, почувствовав присутствие постороннего, он приподнял веки. Ей так хотелось, чтобы он что-нибудь сказал, но уста его оставались сомкнутыми. Взгляд его был отрешенным и равнодушным: словно он считал ее виновной в своем поступке. Из капельницы в его вену поступала кровь. Тонкие, в меру мускулистые руки вытянулись вдоль тела, которое угадывалось под белой простыней. Вошел врач, он быстро проверил наполнители, бросил взгляд на кривую температуры маляра, измерил давление Ладзано.

– Вы родственница? – спросил он Ориан.

Вопрос застал ее врасплох.

– Нет, не совсем. Могу я поговорить с вами минутку?

Они вышли из палаты.

– Я следователь Казанов. По моему постановлению Ладзано оказался в «Санте».

– Понятно, – отозвался врач, сочувственно поглядывая на нее поверх очков в металлической оправе с небольшими линзами.

– Почему его привезли сюда?

– В тюрьме не оказалось крови его группы. А потерял он ее немало. Его обнаружили лишь в десять утра, когда пришли выводить на прогулку. Вены он вскрыл себе на рассвете, может быть, раньше.

Следователь удивилась, не увидев ни одного полицейского у двери палаты. В конце концов, Ладзано был заключенный.

– Он был так ослаблен, что все нужно было делать быстро, – заметил врач.

– Конечно, – согласилась Ориан. – Промедление смерти подобно. По-вашему, когда он поправится?

– Парень крепкий. Внешне, во всяком случае. Сердце его работает как часы, ровно и медленно. Мы продержим его здесь весь уик-энд, включая понедельник. Думаю, во вторник утром вы можете его забрать, но не советую возвращать в камеру. Вам это не доставит неудобств?

– Нет, – покраснев, ответила Ориан. – За ним нет ничего серьезного. Просто я поспешила, а он впал в панику.

– Тогда рекомендую соблюдать осторожность. Никогда не знаешь, что толкает человека на подобные действия. И потом, мне кажется, он слукавил. Если бы он действительно хотел покончить с жизнью, то нанес бы себе рану поглубже. А так можно подумать, что он все рассчитал заранее, чтобы получилось зрелищно, а у него был шанс выкарабкаться.

– Я понимаю, – сказала Ориан, спрятав улыбку. Я могу войти к нему?

– На десять минут, не больше. Он неразговорчив.

Она снова толкнула дверь палаты. Ладзано лежал на боку. Она обогнула кровать, пытаясь поймать его взгляд. Но Ладзано, казалось, дремал.

– Выслушайте меня, – очень тихо сказала она ему. – Мне очень жаль, мне не следовало вас задерживать. Я поступила несправедливо и ужасно сержусь на себя. Как только вы начнете ходить – врач уверяет, что это дело нескольких дней, – вы вернетесь домой свободным человеком.

Ладзано уставился на Ориан. Губы его задвигались, но звук был слишком слаб, и Ориан не разобрала, что он сказал. Она придвинула лицо поближе и попросила повторить.

– От вас очень приятно пахнет, – с трудом выговаривая слова, произнес он.

Ориан вздрогнула и поняла, что сегодня он увидел в ней женщину.

29

Дверь Орсони открыла Сюи, младшая сестра Шан. Откинув волосы рукой, она поцеловала его в горло и прижала к себе. Маленькая бирманка, казалось, потеряла самообладание.

– Это ничего, ничего страшного, – ободряюще сказал ей корсиканец. – Дядюшка Октав все устроит. А я и не такого насмотрелся во время войны, как ты знаешь. Там были предатели, и они всегда стреляли нам в спину. Любопытная следователь не сможет помешать нашему счастью!

На лице Сюи показалась улыбка. Она не все разобрача из сказанного Орсони, но поняла, что он спокоен и безмятежен, а это главное.

– Где Шан? – забеспокоился он.

– Принимает ванну. Не может оправиться после вчерашнего.

– Не сомневаюсь. Хотел я прийти вчера вечером, да дела задержали! Сделай-ка мне кофе, Сюи, и подсаживайся ко мне. Подождем сестру.

Малышка не заставила себя ждать. Орсони коротко переговорил два раза по мобильному. Третий разговор длился гораздо дольше.

– Можете не беспокоиться, – повторил он своему собеседнику, – не было ничего уличающего в изъятых документах. Нет ни одной фотографии наших вечеров, ни одной видеокассеты. Мы с вами профессионалы и никогда не оставили бы материалы, которыми нас можно было бы скомпрометировать. Оформительские счета? Если бы она нашла, то уже стерла бы нас в пыль. Дело с АЭС не по силам следственной комиссии, которая уже три месяца как обнаружила существование дискет, и потом, для чего же служат липовые фирмы? Они накладываются друг на друга – и есть от чего сойти с ума, нет? Даже вы иногда… Да, да… Очень хорошо. Позволим ей поиграть. Полностью с вами согласен… – Орсони говорил размеренным тоном, серьезно, почтительно, но с некой долей сарказма. – Рассчитываю вас видеть на нашем будущем вечере поэзии, – закончил он.

Сюи принесла поднос с двумя дымящимися чашками кофе. Орсони, обжигая язык, отпил из своей, с шумом втянув воздух. Именно такой кофе он любил. Затем он скинул туфли и вытянулся во всю длину на шелковом канапе.

– Сюи, девочка, когда закончишь пить кофе, помассируй мне спину, плечи и шею.

Девушка расстегнула рубашку Орсони и, следуя ее повелительному жесту, Орсони перевернулся на живот. Нежные и опытные руки пробежали по позвоночнику, потом обработали лопатки и спустились к пояснице. Два последних дня были трудным испытанием для корсиканского «крестного отца». Ему пришлось неоднократно летать на роскошную голливудскую виллу Бонифация, где он принимал участие в заседаниях двух габонских эмиссаров, представителя бирманской хунты и важной шишки из «Франс-Атом». Сценарий, задуманный Орсони, не был сложным, как это пытались представить. Для двух АЭС общей мощностью в триста тысяч мегаватт рангунскими властями была расчищена охранная зона, Французская промышленность была крайне заинтересована перспективой контракта. Но изоляция Бирмы за попытку попрания прав человека оказалась двойной; ее валютный резерв не позволял превысить суммы вложений. К тому же финансовые институты больших демократических стран не были готовы дать заем для использования атома в мирных целях: специалисты считали, что подобное использование может стать ударной силой новой ядерной державы. Вот почему Орсони, пользуясь негласной поддержкой политических партий, ввел в схему принцип треугольника: каждая вершина геометрической фигуры была названа именем страны. Вершина «А» – Бирма; «В» – Габон; «С» – Франция. Вначале для развлечения он поставил вместо Франции имя: Артюр. Но потом разорвал набросок – это было опасно. Орсони еще со времен своих сделок во время войн в Азии и Африке и в период деколонизации Черного континента знал, что успех приходит к тем, кто умеет держать язык за зубами и делиться секретами только со своей совестью. Орсони надеялся, что судья Казанов и журналист Эдгар Пенсон будут теряться в догадках перед простым арифметическим правилом. Франция поставляет АЭС Бирме, которая не в состоянии их оплачивать. Вместо Бирмы за все платит Габон. Франция взамен участвует в стабилизации политической власти в Габоне.

Немаловажный вопрос: в чьи карманы потекут миллиарды, вложенные через Либревиль в Рангун? Ответ довольно хитроумный; если «Франс-Атом» найдет, чем платить, то часть суммы упадет в черную дыру. А из черных дыр рождались виллы с позолоченными бассейнами, дорогие подарки женщинам, содержание своры друзей, наемных убийц; в высшей степени ценной была связь с амбициозными политиками независимо от того, интересует ли их поэзия, или высшая власть, либо то и другое одновременно.

Орсони считал, что шел путем Шарля де Голля и его соратников, которые делили бывшие колонии, не задумываясь об их границах, во имя их свободы. После поражения жискардизма и прихода к власти социалистов в 1981 году, Орсони и подобные ему вспомнили, что их сердца находятся слева. Различные попытки сотрудничества привели к «корсикации игры», как любил шутить месье Орсони. Начиная с этого времени он растянул сети во всех водах, продолжая вылавливать крупную рыбу – любителей денег и власти. Он отметил про себя, что такой живности у левых было в изобилии, и сознание этого радовало его. Чередование политической власти и мирное сосуществование с верхушкой государства открыли ему новые рынки. И он умел этим пользоваться, рискуя даже увлечься поэзией.

Когда появилась Шан, Сюи перешла к другому роду ласк, способных успокоить этого большого младенца. Обнаженный Октав, с густо поросшими черными волосами грудью и подмышками, возлежал на канапе, а молодая бирманка тихо, волнообразно покачивалась на нем, издавая приглушенные стоны удовольствия. Шан улыбнулась, подошла к ним и, расстегнув молнию на юбке, крыльями распахнула ее полы. Нижнего белья на ней не было. Она уселась на массивное тело Орсони лицом к Сюи, подставив свои нижние губы губам корсиканского гиганта. Этому трюку трио обучилось еще в те времена, когда «дядюшка Орсони» колесил по Бирме за счет нефтяной компании. Еще один способ треугольника. Мужчина испытывал всякий раз обновленное наслаждение, когда доводил до оргазма сразу обеих: одну ртом, другую членом. Позже все вместе приняли душ, и Октав Орсони стал обсуждать неблаговидные действия следователя Казанов. Он заставил Шан повторить вопросы, которые та задавала, и свои ответы. Покачал головой. Он хорошо знал, что все изъятое следователем не давало повода к расследованию. Кто бы мог заподозрить, что фирма «Жозетта» (имя его матери) разбросала свои счета по всему свету и на них поступали все комиссионные, полученные Орсони за разные услуги? След этих денег найти было трудно, точнее, невозможно, потому что «Жозетта» представляла собой гигантскую стиральную машину, из которой денежки выходили абсолютно чистенькими.

Переодевшись, надушившись и причесавшись, Орсони закрылся в своем кабинете. Он пробыл там довольно долго: обдумывал тактику, которой следовало придерживаться. Он был доволен игрой в кошки-мышки со следователем. Ему нравилось, что она ударилась носом о декорацию, не сумев добраться до сути дела.

«Нет у нее шансов», – вполголоса сказал он, словно сам себя убеждая. Затем тщательно осмотрел свой кабинет, проверил содержимое ящиков бюро. Все было изъято, но это совсем не волновало его. Он чувствовал, что несколько дней полиция интересовалась домом номер 96 на улице Помп. Иногда вечером Шан замечала из окна некоего молодого человека на мотороллере, разыгрывающего роль влюбленного, коченеющего в ожидании своей подружки. И частенько она видела, как он приезжал и уезжал один. Шан решила, что его интересовала именно она, в крайнем случае – приходящие и выходящие из дома. «Может быть, он надеется встретить тебя, заговорить, пофлиртовать», – заметил Орсони. «Пофлиртовать?» – не поняла Сюи. «Как ты и я», – пошутил Орсони.

При первом же подозрении он перевез все компрометирующие документы в свой загородный дом, в часе езды от Парижа. Так что с прошлой недели обыски были ему не страшны. Он хорошо разбирался в юриспруденции и знал, что все изъятые документы не являются уликами. Забранные счета не представляли никакой ценности и могли лишь запутать следствие. Тревога охватила его, как топько он вошел в видеозал. Пустяк, конечно, но проверить надо. Не проверить – глупо. На одной пленке были записаны подробные показания о деятельности Орсони и его подручных в Габоне и Бирме. Назывались имена. На ней Леклерк детально рассказывал о документах, которыми располагал, и о действиях, которые следует предпринять его близким в случае, если с ним что-либо произойдет. Случайно обнаружив эту пленку, один из людей Орсони предупредил Париж. Последовали события: убийство Леклерка и его жены, похищение документов.

Спрятав остальные документы, Орсони оставил эту кассету в видеозале, среди пачек с порнографическими фильмами. Он успокоился, увидев, что к полке, где лежали кассеты с фильмами категории «X», не прикасались. Пленка лежала в футляре, на котором значилось: «Сделай мне все» – обычное название для стандартных порно: ни насилия, ни чувств, а обыкновенный секс с начала до конца, пошлый, без особой фантазии. Орсони взял стопку кассет «X» и положил ее на столешницу бюро. Он нарочно оставил часть признания среди таких фильмов, где меньше всего будут искать. На это у него были свои причины. Ориан Казанов питала отвращение к оскорбляющим нравственность видеокассетам. Полицейским приказали посмотреть, не затерялся ли там листок бумаги, а потом все уложить на место, чтобы не засорять комнаты бригады этими нечистотами половой распущенности.

Неожиданно Орсони встрепенулся: не хватало одной кассеты. Напрасно он перебирал их одну за другой: «Сделай мне все» исчезла. Он вернулся в видеосалон, зажег все светильники, перевернул канапе, с металлическим лязгом превратившееся в кровать, лучом фонарика обшарил темные углы. Ничего. Впервые за все время Орсони почувствовал, что есть нечто сильнее его. Он кликнул Шан и Сюи, сразу прибежавших на зов.

Видя досаду на его лице и обманутые видом кучки кассет, рассыпанных вокруг него, они предложили новые ласки. Но он сначала заворчал, потом, перестав сдерживать себя, выразился яснее и громче;

– В этой коробке была кассета фильма «Сделай мне все». Вспомни, Сюи, мы смотрели ее с тобой однажды вечером. Но потом я достал ее из видиосистемы, чтобы вставить на ее место другую, И я ее не нахожу.

Девушки, переглянувшись, прыснули.

– Чего смеетесь? Это совсем не смешно!

– Дело в том, что мы унесли ее в свою комнату, чтобы время от времени прокручивать на видеомагнитофоне. Там много поучительного, тебе не кажется?

Говорила Шан, Сюи кивала головой.

– Чертовы девки, чхал я на этот фильм! Я имею в виду сам футляр с наклейкой. Вы понимаете. Самого фильма в нем нет.

– Но почему ты ищешь футляр, раз фильм наверняка в нашем видеомагнитофоне? Сейчас пойду посмотрю.

– Ни черта ты не понимаешь! – взорвался «дядюшка Октав», с которого мигом слетело обличье нежного большого младенца. – Я же сказал тебе, что не фильм меня интересует, а кассета, которая была вложена в футляр!

Шан внимательно слушала и постепенно поняла, что произошло нечто серьезное.

– Думаю, кассету взял полицейский. Когда я готовила кофе на кухне по приказу мадам следователя, два типа толкались около меня. Пришел третий, и он смеялся: «Взгляните, что я нашел». Это была та самая коробка. А я что-то не припоминаю, чтобы ты поменял кассеты. Его товарищи подсмеялись над ним, назвав распутником, но он не обращал внимания. Ему понравилось название «Сделай мне все». Он решил присвоить кассету, и я не могла ему помешать. Когда следователь увидела эту штуку, она приказала все сложить в одно место. Потом я видела, как они укладывали коробки с документами.

– Ты уверена?

– Конечно, я помню картинку на футляре.

Орсони был ошеломлен. «Только бы Артюр не узнал», – с отчаянием думал он, стараясь сохранять хладнокровие. В прошлом корсиканец не допускал оплошностей. Он все рассчитывал до мелочей: и свои удары, и ответы противников. Обыска он ждал и относился к нему как к забавной игре. Но он не учел, что имел дело с упрямым, упорным, настойчивым следователем. Оставалось узнать, нашла ли она среди груды бесполезного хлама драгоценную запись. Вопрос требовал немедленного разрешения. Нужно было действовать быстро, и одному. И речи быть не могло, чтобы устроить переполох. Привлечь стоило лишь одного человека, находящегося сейчас в известном месте. Было утро субботы, и советник Маршан скучал в кругу семьи на берегах Гаронны. Орсони велел Лукасу доставить ему Маршана.

30

В то субботнее утро следователь Казанов и не подозревала, что в коробках, наваленных в каморке на верхнем этаже «Финансовой галереи», находится разгадка, стоившая жизни двум людям. Она быстро договорилась о встрече с Клодом – визажистом и дамским парикмахером. Ей достаточно было упомянуть, что она рекомендована молодой продавщицей парфюмерного магазина «Афродита», тотчас приветливый мужской голос назначил ей время 9.30, уточнив, что процедура предстоит длительная. «Сеанс займет добрых три часа», – непоколебимо заявил он. Может быть, продавщица говорила с ним? Неужели ее волосы так запущены? Хозяин салона – именно он говорил с ней по телефону – дал ей тоскливо-исчерпывающий ответ, хотя она ничего не спрашивала. «Первая встреча для меня – самое основное. Мне необходимо понаблюдать за вами, послушать вас, прежде чем приступить к делу, даже если вы не очень-то разговорчивы. Умеющий слушать молчание черпает из него многое». В конце концов Ориан согласилась, и, толкнув стеклянную дверь на бульваре Капуцинов, мгновенно уловила в себе нетерпение, преддверие настоящей метаморфозы.

Клод был высоким, совершенно лысым; глаза его постоянно двигались, а взгляд, казалось, впивался в лицо. Стены салона были украшены довольно скромно – картинами с изображением старинных причесок. Но Клод постарался не добавлять к ним собственные успехи, несмотря на многочисленные победы в конкурсах парикмахеров всей Европы. Главный его успех, как любил он говорить, виден в глазах женщины, когда она смотрит на себя в зеркало после того, как он заканчивает делать прическу. Такая победа вырывается не потом и кровью, а лишь мягкостью и убеждением. Клод был уверен, что каждая женщина красивее, чем она сама о себе думает.

Он заставил Ориан ходить, стоять, покрутиться на месте. Прислонившись к притолоке, он размышлял.

– У вас испуганный вид! – сказала Ориан.

Он громко расхохотался.

– Дело в том, что вы меня не знаете. Когда я испуган, я так широко не раскрываю глаза! Я делаю это для того, чтобы изучить соответствие между вашими волосами и ростом. Подойдите. Да, разветвлений маловато, о цвете можно сказать только приблизительно (Ориан сконфуженно улыбнулась), пряди свалялись, волос сухой и ломкий. Нехватка витаминов. Но это ничего, есть над чем работать, – подытожил он, приободряя свою клиентку.

Он доверил Ориан молодой косметичке, и та усадила ее в широкое кресло с наклонной спинкой. Ориан почувствовала, как на волосы полилась нежная струйка теплой воды, затем руки косметички стали медленно, круговыми движениями массировать голову от макушки к вискам. Потом пришла очередь шампуня и осторожного ополаскивания.

– А сейчас, – сказала девушка, – перейдем к десерту. Если вам нужен рецепт, я напишу его, когда будете уходить. Надо выжать два банана и два киви, добавить лимонный сок, каплю миндального масла и три чайных ложечки размельченной крапивы. Забыла – еще несколько капель иланг-иланга. Когда смесь отстоится, вы можете смазывать каждую прядку, долго массируя ее, чтобы мазь дошла до корней.

– А пахнет хорошо! – изумилась Ориан.

– Аромат отменный, но не советую пробовать на вкус из-за крапивы. Если у вас есть дети, не оставляйте это на кухонном столе.

Ориан пропустила замечание мимо ушей. Как правило, подобные слова лишь усиливали ее отчаяние. Но пока что она наслаждалась чудесными мгновениями: ею занимались. Впечатление было такое, будто она вернулась издалека, из какой-то унылой страны.

– Расслабьтесь, – посоветовала косметичка. – И закройте глаза, А я включу музыку. Что вы предпочитаете – Брамса или Шопена? Есть Бах, Гендель и Люлли.

«„Любите ли вы Брамса?“ Кто же задавал подобный вопрос в том фильме? Ив Монтан или Ингрид Бергман?»

Ориан отдала предпочтение Баху в исполнении итальянского оркестра под управлением Глена Гоулда. Пальцы косметички вновь забегали по ее волосам. Она чувствовала, как по прядям скользит крем.

Час прошел незаметно. Ориан ощущала себя свежей, легкой, Ею вновь овладело то ощущение, с которым она прыгнула с парашютом в иную вселенную. Только вместо рева двигателей здесь звучала всепроникающая музыка.

– Теперь займемся личиком, – объявила косметичка. – Вот увидите, вы выйдете отсюда обновленной, с чистой кожей, с блестящими волосами и красивой прической. Этим Клод и знаменит. Он не парикмахер – он настоящий доктор.

Ориан улыбнулась:

– Именно это мне и надо.

– А пока сделаем небольшой массаж.

Ориан почувствовала, как нежные пальцы косметички массируют лицо. Прикосновения были уверенными и восхитительными. Она наложила в разных местах отслаивающие кожу средства, затем, не очень нажимая, втирала их подушечками пальцев, чтобы открыть поры и вернуть лицу тот природный цвет, который затушевала пыль бесчисленных досье.

– Красота возникла вместе с желанием пользоваться ею, – пробормотала девушка. – Я не имею в виду красоту топ-моделей, существующую лишь на глянцевой холодной бумаге. Я говорю о нас с вами. И вполне очевидно, что неплохо иногда почистить мордашку. Это полезно, не так ли?

– Конечно, – подтвердила Ориан, – если только заниматься этим регулярно.

Клод дал точные инструкции своему персоналу – никогда не интересоваться профессией клиенток, их личной жизнью, вкусами. Он хотел, чтобы женщины, приходящие в его салон, освобождались от всего. Так что Ориан миновал извечный неприятный вопрос о ее профессии. Она даже отвлеклась, заведя разговор о женской коже, косметике, лосьонах для волос, кремах против морщин. К счастью, ее косметичка умело отвечала на все вопросы и не скупилась на слова.

– Ну вот, теперь пыли в вас нет, – объявила девушка, показав два почти черных тампона.

Ориан посмотрела в увеличивающее зеркало. Лицо ее, немного покрасневшее от протирок, показалось ей изменившимся, приглаженным. Впечатление такое, будто жизнь впервые за многие годы приласкала ее. Косметичка подала ей большой стакан воды комнатной температуры:

– Это для промывания внутренностей, чтобы восстановить равновесие. Ну а сейчас я отдам вас в руки Клода. Вам везет. Я увижу вас после стрижки и, если у вас будет время, покажу, как ослабить прилив крови к ногам. Знаю, здесь прежде всего занимаются головой, но вы увидите, что между большими пальцами ног и мозгом существует короткое замыкание…

Ориан взглянула на свои часики. Подумать только, в «Финансовой галерее» важна даже четверть часа. Нагрузка так велика, что Ориан порой приходилось четко ограничивать себя: пять минут – на составление указаний для рассыльного, пять минут – на разговор по телефону, пять минут – на проверку показаний. Утром она приходила с заранее составленным списком и по мере выполнения намеченного вычеркивала пункты красным карандашом. В салоне она провела уже больше двух часов и понимала, что не хочет уходить. Каштановые волосы, спадавшие на плечи, показались ей вдруг жесткими по сравнению с новым лицом, отражавшимся в зеркале. Такой разрыв не ускользнул от Клода, который подхватил несколько прядей и быстро стал орудовать ножницами.

К ее ногам падала ее печаль, безжизненные пряди, преждевременно старящие ее. И Клод мог видеть в глазах Ориан восхитительный блеск женщины, благодарной ему за то, что находит себя красивой.

Парикмахер не был бахвалом. Если он говорил о ком-то из знаменитостей, кто стригся у него (приходили к нему многие), то рассказывал лишь безобидные анекдоты. Заметив, что волосы Ориан падают на ее голые лодыжки и щекочут их, Клод заговорил о Катрин Денёв.

– Я помню, как ее русые локоны падали на черные плитки пола. Они были похожи на золотые нити. Я аккуратно подмел их и хотел выбросить, но она попросила не делать этого. Я собрал волосы в пакет. Она хотела посмотреть, как ее волосы будут гореть в камине ее загородного дома. Я часто думаю об этом необычном огне: было ли пламя таким же светлым и сильным, как талант актрисы?

– Можете быть спокойны, – сказала Ориан, – мои мерзопакостные патлы наверняка закоптят трубу!

– А что вы знаете? Во-первых, ваши волосы не мерзкие и не патлы. Они просто неухоженные. Когда вы увидите свою стрижку, вы будете другого мнения о них.

Он болтал просто так, спокойно, будто объяснял хорошему ученику, что его посредственные результаты происходят оттого, что он не знает своего таланта. Именно так восприняла Ориан этот скрытый упрек. Он подготовил ее к траурному для каждой женщины моменту – прощанию с длинными волосами. Зато позже наступает радость – от осознания своего нового облика и освобождения от прошлого. Клод знал по опыту, что женщины, желающие изменить прическу, обычно стоят на пороге потрясений в личной или профессиональной жизни.

Он снял с ее плеч махровое полотенце. Наконец-то Ориан могла себя рассмотреть. Ее охватила радость.

Она вышла бодрым шагом. Погода стояла прекрасная. Прием в Валь-де-Грас начинался после обеда. Она некоторое время шла без цели, ловя свой силуэт в витринах магазинов. Она думала, много ли денег лежит на ее банковском счете, – ею овладело неукротимое желание поменять свой гардероб. Ориан осведомилась у ближайшего банкомата о своем счете. Он оказался отрицательным.