Текст книги "Ориан, или Пятый цвет"

Автор книги: Поль-Лу Сулицер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Часом позже доктор Эрик Жирар, подписывая свидетельство о выписке Ориан Казанов, пообещал, что в течение двух суток никому не сообщит о ее уходе. Все это стало доказательством того, что внезапно проснувшаяся воля следователя смела все на своем пути, включая ставшую притчей во языцех осторожность, осмотрительность главного врача клиники «Ибис».

60

Женщина в белых перчатках нажала на кнопку домофона дома номер 96 по улице Помп.

– Я пришла на вечер поэзии, – сказала она, не представившись.

Шан, привыкшая к нежданным посетительницам, без колебаний открыла дверь и вернулась к своим занятиям. В первый раз за все время Артюр в этот вечер прибыл первым, загоревшим после несколышх дней, проведенных в Тоскании в компании со своей последней любовницей. Вслед за ним, минут через двадцать, приехал и Орсони. Они спокойно сидели в парадном салоне вместе с молодыми бирманками, от которых рассчитывали получить сегодня максимум удовольствий. Они никого больше не ждали. Приятели вновь приобрели былое взаимопонимание. Артюр разъяснил Орсони веские причины, побудившие его устранить Ладзано. «К большому сожалению», «предательство», «неуважение» – эти слова, повторявшиеся в его разъяснениях, тяжело били по сознанию корсиканца. Несмотря на наводку Маршана, наемные убийцы, брошенные на поиски следователя Ориан Казанов, не смогли разделаться с ней в здании «Финансовой галереи». Заказчиком был Артюр. Приятели знали, что Ориан в настоящий момент проходила курс лечения в клинике сна под Парижем. «Пока она спит, можем спать и мы», – смеясь, пошутил Артюр. Не предупредив Октава, он направил одного из лучших своих ликвидаторов к ограде клиники, поближе к «скамье пробуждения». Стрелок ожидал лишь приказа своего начальника, который отложил роковой момент на вторую половину следующего дня, полагая, что она не замедлит появиться в парке. Мужчины опешили, когда Шан и Сюи подвели к ним молодую женщину, разодетую пестро, как Арлекин. Помимо белых перчаток, на ней был элегантный зеленый берет, слегка сдвинутый набок. Впрочем, ей очень шли черный камзол и ярко-красная юбка. Лицо ее было гладким, немного бледным, с мочек ушей свисали серьги из лазурита.

Шан и Сюи собрались выйти.

– Нет, останьтесь, – остановила Сюи странная посетительница. – С вами мы будем в полном составе, загадочно произнесла она.

Орсони бросил тревожный взгляд на Артюра, с которого вдруг слетела вся напыщенность, но сохранилась улыбка и появился знакомый блеск в глазах, всегда возникавший при приближении опасности, Перед ним стояла следователь Ориан Казанов.

– Я пришла на вечер поэзии, надеюсь, не опоздала? – дерзко, с вызовом сказала она.

– Но почему вы… – недоуменно начал было Орсони.

– Хватит, Октав, – оборвал его Артюр. – Сегодня у нас не поэтическое настроение. Может быть, будем рассказывать детские сказки? К примеру, «Козочка господина Сегена»… Я бы охотно переименовал этот литературный пустячок в «Козочку следователя Гайяра».

– Я не из тех, кто лезет в волчью пасть, не позаботившись о прикрытии, – безмятежно произнесла Ориан. В ее словах слышалась угроза.

Она сделала паузу, холодно разглядывая своего собеседника. На Артюре были его неизменные черная накидка и красный галстук. Фетровую шляпу он держал в руке, временами обмахиваясь ею, как веером.

– Я в курсе обычаев этого дома, – сухо заявила Ориан. – И поэтому выучила наизусть стихотворение одного знаменитого Артюра. Хотелось бы, чтобы вы выслушали меня не перебивая.

Она поправила берет, Подбоченилась. Не спуская глаз со своей аудитории, вновь попросила Сюи не уходить.

– «Гласные», – торжественным голосом объявила она. —

 
А – черно, бело – Е, У – зелено, О – сине,
И – красно… Я хочу открыть рожденье гласных…
А – траурный корсет под стаей мух ужасных,
Роящихся вокруг, как в падали иль в тине.
 

После первого четверостишия она впилась глазами в Артюра, словно нацелив на него двуствольное ружье, каждый выстрел которого смертоносен. Тот попытался улыбнуться, ослабил узел галстука; на лбу выступили капельки пота. Голос Ориан взлетал к высокому потолку парадного салона, а зияющие провалы пустых каминов, казалось, отражали мощное неожиданное эхо.

 
Е – пики снежных гор, суровых и прекрасных,
Серебряный туман над пропастью бездонной,
Дрожь зонтичных цветов. И – звонкий смех влюбленной,
Плюющий кровью губ, в любви и гневе страстных;
У – шум весенних трав, загадочность пучины,
Покой бредущих стад, глубокие морщины
На мудрых лбах – алхимии плоды;
О – звучная труба с вкрапленъем чуждой ноты,
Заоблачная синь и ангелов полеты;
О – Омега – синий цвет в глазах моей звезды!
 

^{10}

Она замолчала, переводя дыхание. Последовало короткое молчание.

– Ну и память, – произнес Артюр, тихо похлопывая в ладоши и приглашая Орсони и Сюи последовать его примеру.

Легкие аплодисменты достигли ушей Ориан, и она небрежно поклонилась.

– Здесь главное – выводы, а не память, – сказала она.

– На что вы намекаете? – спросил Артюр.

Орсони, казалось, спустился с облаков.

– Мне думается, некоторые разъяснения текста были бы не лишними, – подвела итоги Ориан.

И тут ей показалось, что бледность разлилась по лицу мужчины в накидке.

–  А – черно, месье, А – как Александр Леклерк, мой друг, судья, который разоблачил ваши сделки и комбинации между Бирмой и Габоном, черные, как та пеньковая веревка на шее трупа, стая мух ужасных, роящихся, как в падали… Нет, Сюи, останьтесь, это еще только начало, быть здесь вдвоем нам удобнее, – загадочно повторила она. – Продолжать? – спросила следователь Артюра, глаза которого блестели, словно он опьянел от услышанного.

Столкнулись два ума, меряясь силой, в вечной битве добра со злом.

–  А – черно, – продолжила она. – Что такое черное нашел мой дорогой Александр, за что вы запачкали его репутацию, – ведь он любил жену и сына больше всего на свете. Мне потребовалось время, чтобы все понять. Должна признать, что задачку вы мне подсунули трудную, месье Артюр. Сначала испарились две пронумерованные страницы в составленном досье. Уверена, без вас тут не обошлось. А в анонимных клеветнических письмах Александр был представлен педофилом и гомосексуалистом. Так что его самоубийство можно было признать очевидным. Повторное расследование позволило установить, что он не покончил с собой, а был убит. У меня есть неопровержимые свидетельства. А что касается недостающих деталей, я впоследствии поняла, что они были изъяты из досье по одной простой причине: в них упоминались буквы вашей фамилии. Нет, не Артюр. Я имею в виду фамилию уважаемого человека, видного политического деятеля, одного…

– Вы в этом твердо уверены? – прервал ее Артюр. – Вы видели эти страницы?

– Не только видела, они у меня.

Ориан заметила, что нарушила спокойствие мужчины, с самого начала старавшегося сохранить хорошую мину. Она посчитала лишним ставить его в известность – как к ней попали недостающие страницы из досье Леклерка, хранившегося на набережной Орсе. Это были письма Леклерка вышестоящим, в которых он раскрывал секрет и называл дирижера предвыборной гонки, основанной на финансовых махинациях. Как и Эдгар Пенсон, доставший их неведомым путем, она умела защищать свои источники.

– Допустим, – пожимая плечами, произнес Артюр, – Что еще?

– О! – незамедлительно откликнулась Ориан. – Да многое. Александр получил назначение в Рангун. Пробыл он там недолго, но достаточно, чтобы узнать подноготную закулисной возни, развязанной Францией под видом оказания экономической помощи странам «третьего мира» и промышленного сотрудничества с ними. Крупные контракты, немыслимые деньги. И огромные комиссионные тем, кто подмазывал винтики в нужный момент. Эта область, месье Артюр, не имеет ничего общего с поэзией. Неизвестно, знал ли Александр Леклерк вас лично. Я даже не знаю, знакомо ли было ему ваше лицо. Не исключено, что ваша фамилия встречалась ему в газетах, как и всем. Но когда до него дошло, что вся эта мерзость шла от вас, я уверена – он удвоил энергию, чтобы собрать улики, разоблачающие вас. В его глазах представитель государства являлся чем-то вроде святого мирянина, образцом добродетели и самоотверженности. Он считал, что люди, достигшие вашего положения, должны быть безупречны, чисты, как родниковая вода. Однако ваша непроницаемая мутность и беззастенчивость в делах настроили его против вас, он взбунтовался. Ведь он был идеалистом, Александр Леклерк. Он должен был идти до конца, и вы это почувствовали. Потому и убрали его, когда узнали о письмах, которые он отсылал в Париж. Оплаченные вами людишки постарались…

– Что я сделал предосудительного? – спросил Артюр, прищурив глаза и, похоже, не отрицая обвинения Ориан.

Рассказанное ею вроде бы произвело на него впечатление, но речь шла будто не о нем, а о других.

– Потерпите, я к этому подхожу. Доказательства, которые он собрал и из-за которых умер мучительной смертью, не мог бы прочитать непредупрежденный человек, И не без причины: за исключением некоторых фамилий на «о» и «у» все остальное оказалось зашифрованным. Представляю, как вы ломани себе голову, но сдались.

Впервые Ориан уловила во взгляде Артюра ненависть.

– Неизвестно, по каким каналам приплыли к Леклерку эти документы. Я даже думаю: а не вы ли сами подсунули их ему с целью спровоцировать его? Вы считали себя умнее всех, выше всех. Вам и в голову не приходило, что какой-то судья смог бы выиграть состязание с вами. К тому же вы необычайно ловко наводили его на ложный путь, запутывая следы. В большинстве фамилий его списка не хватало нескольких букв – гласных. А что такое фамилия без гласных? Непонятный и труднопроизносимый звук. Неразрешимая головоломка, предполагающая миллионы возможных комбинаций. Себя вы обозвали ДНД и решили, что это находка! Тем не менее Леклерк нашел разгадку. К несчастью для вас, в вашем отлаженном механизме оказалась песчинка. Я узнала, что советник Урсул дю Морье ездил в командировку в Бирму два года назад, когда там работал Леклерк. Тогда-то честный и смелый судья понял, что вы, Пьер Дандьё, министр промышленности, кандидат в президенты и лидер центристского блока, были просто-напросто безжалостным аферистом, способным подписывать контракты с мятежными государствами ради удовлетворения жажды власти и денег. Но бедняга не знал, что ради этого вы можете пролить кровь любого вставшего на вашей дороге.

Орсони попытался вмешаться, но Артюр знаком приказал ему молчать.

– Позволим этой даме дочитать свой роман, – надменно проговорил он.

Никогда еще в этих апартаментах на улице Помп не называли его настоящего имени. Об этом он намекнул следователю, подчеркнув, что поступает она нетактично. Ориан приняла это к сведению, но с пути не сбилась.

– Многие из французских промышленников втянулись в ваши комбинации, месье Артюр, – продолжила она. – Те, кого вы приманили невероятным бирманским рынком сбыта, переводили на счета ваших подручных круглые суммы во франках и долларах, получая за это обычные квитанции. Фамилии тех людей оказались обрезанными, однако квитанции попали в руки Александра Леклерка, Сначала он ничего не понял. Но когда Урсул дю Морье рассказал ему о вашем увлечении Рембо, все прояснилось, Кстати, государственному советнику были известны фамилии главных действующих лиц. Трудности исчезли. Когда дю Морье говорил: Шарль Бютен из «Цемента Запада», Александр находил абракадабру Шрл Бтн, и все вставало на свои места. Усвоив метод, судья испробовал его на других влиятельных персонажах, людях, которые могли быть вам полезными. Они фигурировали не в квитанциях, а в списке получателей комиссионных. Поистине вы превзошли самого себя в их распределении. За вас расплачивались все те промышленники, что вложили деньги в Бирму. Вы пользовались их деньгами во всех направлениях: подкупали телевизионщиков, высших должностных лиц, простых чиновников и даже правоохранительные органы. Ну а что до габонских властей, они соглашались финансировать работы в Бирме в обмен на протекцию будущего верного и признательного им «президента Артюра»…

– Продолжайте, – заинтересованно попросил тот. – Становится уже смешно.

– Вам виднее, я бы так не сказала, – с насмешкой парировала Ориан. – Мне не очень нравится, как вы на меня смотрите. Знаю, на что вы способны. Вам ничего не стоит обвинить в порочности ваши жертвы и толкнуть их на самоубийство в зависимости от одной гласной и одного цвета… От ваших повадок у меня мурашки бегут по спине. А – черное, А – как Александр, черная пеньковая веревка на шее, словно смертельное ожерелье.

В парадном салоне воцарилась тишина, тишина бесконечная.

Затем Ориан продолжила. С серьезным видом. Твердо. Драма начинала играться заново. Было похоже на то, будто, вытащив ее на свет, она заново переживала ее.

– И – красно, – охрипшим голосом начала она. – И здесь я вновь вижу кровь на белом корсаже Изабеллы Леклерк, сбитой насмерть автомобилем на Итальянском бульваре, в котором сидели ваши наемные убийцы… Звонкий смех влюбленной, плюющий кровью губ, в любви и гневе страстных…До чего же я вас ненавижу, вы посеяли смерть там, где было столько чувств, столько любви. Разумеется, с документами в руках, взрывным наследством покойного мужа, она не могла кончить иначе, моя бедная Изабелла, когда встретилась с безмозглыми исполнителями – вашим порождением. Убив ее, вы заставили говорить документы. Эдгар Пенсон быстро сообразил это, особенно после детальных разъяснений, данных чуть позже кассетой, подделанной под порно.

При этих словах Орсони вздрогнул. Ориан увидела ошеломленный взгляд, брошенный на него Дандьё.

– Месье Орсони не ставит вас в известность, когда теряет компрометирующую вещь? – иронично произнесла следователь. – Однако продолжим.

Снова – тишина. Слышно было, как жужжит летающая муха.

–  Бело – Е, – как Эдди Ладзано. Это не составило труда догадаться, господин министр. Не в обиду будь сказано вашему эстетическому и убийственному макиавеллизму: …пики снежных гор пронзили его сердце– вульгарный нож для разделки замороженной рыбы, с ручкой из слоновой кости и обоюдоострым лезвием. От этого преступления, Артюр-убийца, вы у меня не отделаетесь. С вами говорит не презираемый вами следователь, а женщина, которая любила Эдди, его лицо, кожу, улыбку, тело и руки. Вы распяли любовь влюбленной женщины. Ни одна женщина вам не простит. Хотите пари?

– Но Эдди обокрал Артюра, то есть, я хотел сказать, министра, – рискнул подать голос Орсони, будто пытаясь заставить всех забыть о несчастной кассете, пропажу которой он скрыл.

– Вас плохо информировали, месье Орсони, – сухо возразила Ориан. – Когда вам о чем-нибудь говорят, вам бы следовало потребовать, чтобы рассказывали с самого начала. Месье Артюр ничего вам не сказал…

– То есть? – заинтригованно спросил Орсони.

Ориан потребовалось три минуты, чтобы объяснить, как Дандьё в свое время довел до банкротства отца Ладзано, который вынужден был зарезать себя ножом для разделки замороженной рыбы.

– Забавное совпадение, вы не находите?

Орсони опешил, Артюр сидел не шевелясь, вжавшись в свое кресло.

Сюи все порывалась выйти, но Ориан удерживала ее мрачным взглядом.

– Ладзано вас ненавидел, месье Артюр. Он готовился к мести, но методично и терпеливо. Он проник в ваше окружение, завоевал ваше доверие. Вам пришлись по нраву его словоохотливость, скромные манеры, успехи в делах, его обширные связи… Вы думали в довершение всего, что прикупили себе местечко на небесах, взяв его под свое крыло. Считали, что поступили великодушно, что заботитесь о сыне вашей первой жертвы. В то время вы выступали в роли хищного бизнесмена, бесчестного и циничного, умеющего распространять самые порочащие слухи, чтобы устрашить неугодных конкурентов. Вам и невдомек, что Эдди знал, как вы поступили с его отцом? Ради этого я и пришла сюда. Это называется принести злосчастную весть. Он в любое время мог избавиться от вас. Кровью смыл бы оскорбление памяти своего отца. Долг чести – но такое понятие вам неизвестно. Мало того, вы подло приказали убить его у меня на глазах. Ваш приказ исполнил мотоциклист в шлеме, лучший друг которого – и это любопытно – советник Маршан, Как видите, соображаю я быстро, когда мне дают: возможность отоспаться, – Она остановилась, потом продолжила: – Глуп ваш Лукас и болтлив, особенно когда ему направляют яркий свет в глаза.

Оба мужчины казалось, отупели. Орсони захотел проверить слова следователя, вызвав Лукаса по мобильнику, но она отсоветовала.

– Представьте себе, вам ответит полицейский…

Он отложил мобильник. Ориан продолжила комментировать стихотворение.

– У, – улыбаясь, произнесла она. – Хотите что-нибудь добавить?

– Нет, я вас слушаю, – ответил Артюр, словно зачарован ный речью этой женщины, которая, открывая ему глаза, иод талкивала его к пропасти.

–  У – зелено. У – как Урсул дю Морье, павший на поле брани, я хочу сказать – на зеленом поле для гольфа. Выстрел снайпера, скромная дырочка, но какая роковая, принесшая глубокие морщины на мудрых лбах – алхимии плоды. Поистине фатальное успокоение нашего государственного советника. О, не потому, что он много знал. Но он общался с Ладзано. И Эдди сам посвятил его в ваши методы. Урсул когда-то уважал вас. Вы дали ему хорошую работу в министерстве промышленности. Он улаживал для вас деликатные конфликты с профсоюзами. Но он был и любовником вашей жены – вам это не нравилось. Вам не нужна была бедняжка Диана, которую я видела в клинике сна, умирающей в одиночестве. Однако, бросив ее, вы не хотели, чтобы она досталась другому, и особенно обаятельному Урсулу. Забавно, месье Дандьё, до чего вы не любите тех, кто вас избегает. Если они освобождаются от вашей власти, вы убиваете их и нанизываете на ниточку, как жемчужинки или цветные гласные: а, е, и, у. Перейдем к букве «о».

Ориан перевела дух. Говорила она на одном дыхании, быстро, очень быстро.

– Здесь, – сказала она с издевкой, – можно сказать, что вы балансировали между двумя О. Если бы мы играли в «отгадки», я предложила бы вам два решения. О – Октав, преданный вам Октав, который очень много знает. В то время когда вы разрабатывали план, я не могла мешать вам. О – ваш верный Октав, неблагодарный вы человек. Но позже мишенью стала я, месье Дандвё. Омега – синий цвет в глазах моей звезды.

Она умолкла. Потом с укоризной бросила:

– Убийца. Вы – убийца.

Она говорила тихо, не сводя глаз с Дандьё. В мозгу Орсони пересекались странные мысли. Дандьё был оглушен, как боксер нокаутом. Маска с него спала. А Орсони медленно встал и с угрожающим видом приблизился к нему.

– Вы хотели и от меня избавиться, не так ли? Она права, О из списка – это я!

За всю жизнь Орсони не выучил ни одного стихотворения, но это проникло ему в душу.

– Без глупостей! – крикнула Ориан Орсони, который схватил Артюра за воротник. – Здание окружено полицейскими.

– Крайне неосторожно с вашей стороны из-за пустяка отвлекать столько стражей порядка, – проговорил Дандьё, – Кто поверит вашим сказкам? Знайте, что я пользуюсь правом неприкосновенности.

– А вот вечерние газеты другого мнения, – возразила Ориан, протягивая ему последний выпуск «Монд».

На первой странице крупный заголовок информировал: «Полиция расследует скрытую от глаз деятельность министра Дандьё».

Дрожащей рукой он взял газету.

– Но это невозможно! – задыхаясь от возмущения, вскричал он. – Я покупал послеобеденный выпуск – там ничего этого не было!

– Вам не достался пятичасовой, – невозмутимо ответила Ориан.

Он пробежал обвиняющую его статью, подписанную Эдгаром Пенсоном. Теперь-то уж Ориан вцепилась в него мертвой хваткой.

Как только Ориан вышла из клиники, она провела три стратегических совещания. Первое – с полицейским Лe Бальком, передавшим ей кассету, в которой Леклерк освещал лишь незначительную часть финансовых махинаций Дандьё. Леклерк пришел к выводу, что министр промышленности воспользовался знанием экономической политики Франции за границей и решил устроить своеобразный аукцион среди заинтересованных лиц. Предпринимателям, вложившим деньги, он гарантировал кусок пирога – соответственно их тайным вложениям. Клиентов Франции он соблазнял картинками заводов, сданных под ключ, плотин и гидростанций и собирал с них дань, следы которой терялись в сейфах каких-то непонятных фирм. И тем не менее было слабое место в этом непрозрачном ансамбле: не довольствуясь исчезновением гласных, Дандьё называл фирмы-прикрытия словами, как-то связанными с Рембо, – «Аден», «Харар», «Барди». Последняя вела торговлю кофе и кожами, а известный поэт бывал в Абиссинии. В записи Леклерк подробно рассказал о манипуляциях. Он объяснял, каким образом Дандьё вербовал сторонников в уязвимых секторах высшей администрации, а также среди промышленников и людей, призванных охранять закон. Фамилии их представляли собой набор согласных букв. Расшифровав их, Леклерк поразился количеству высших должностных лиц, алчущих богатства. Урсул дю Морье оказался прав: рыба гниет с головы. Трудно даже вообразить, сколько людей запутались в паутине, сотканной циничным любителем Рембо.

Прояснив для себя все, Ориан сразу же поставила в известность Гайяра и попросила никому не говорить о том, что она ушла из клиники, особенно Маршану. Ознакомившись с уликами, обличающими министра, Гайяр негласно задействовал большое количество полицейских, с наступлением темноты заблокировавших подступы к улице Помп.

Ле Бальк поделился с Ориан результатами наблюдения, не лишенными интереса. Оказывается, светловолосый мотоциклист, регулярно приезжавший на улицу Помп для встреч с Орсони, подвозит к «Финансовой галерее» советника Маршана. Ле Бальк быстро распознал суть их отношений. Ориан поняла это давно.

Утром предыдущего дня красавца Лукаса тихо арестовали, когда он ждал советника Маршана. Последний тоже предстал перед следователем. Раскололся он сразу, выложил все до капли, причем рыдал как ребенок и просил простить его. Он даже по-детски умолял ничего не говорить ни жене, ни детям о его постыдном поведении.

И наконец, Ориан попросила Эдгара Пенсона встретиться с ней в «Кафе де ла Пэ». Она вспомнила, как репортеру набрали фальшивую первую страницу газеты для его сына. Ей захотелось сыграть такую же шутку и с Дандьё, Пенсон согласился, и к шестнадцати часам принес ей мнимый экземпляр «Монд», в котором была помещена разгромная статья, обвиняющая министра во всех грехах. Воспользовался он и случаем, чтобы преподнести плод своего собственного расследования: Одиль де Сент-Анжель оказалась племянницей министра Пьера Дандьё.

– Сыграно неплохо, – сказал Артюр любезным тоном, – Но как вам удалось добраться до меня? – спросил он с ноткой недоумения. – Вам помогла посмертная кассета судьи из Либревиля?

Ориан охотно удовлетворила его интерес.

– Когда я до всего дошла, ее у меня еще не было. Но вас погубил именно Артюр, месье. У меня есть старое издание Рембо с комментариями и аннотациями литературоведов. Целых два дня я спокойно листала книгу в парке клиники.

Дандьё уже понял.

– И вы увидели там мою фамилию, – глупо улыбаясь, произнес он.

– Среди работ, перечисленных в ссылке, была одна: «Захотеть стать Рембо», автор Пьер Дандьё, издательство «Галлимар», 1968 год. Все встало на свои места в моей голове. Я хорошо отдохнула. Мысли и образы соединились. Стихотворение о гласных, цвета преступлений, имена жертв и ваша собственная фамилия, да, ваша… Вы так желали походить на Рембо…

– О, это юношеские шалости. Стихи я перестал писать в восемнадцать лет. В этом возрасте знаменитый Артюр забросил перо и занялся бизнесом: торговлей оружием и рабами. Я по-своему подражая ему…

– И по-своему ученик превзошел учителя, – съязвила Ориан.

– Ценю дань почестям и пороху, – поморщился Дандьё.

– Эх вы, убийца… Убийца вы… – укоризненно повторяла Ориан, словно только что осознала жестокость его преступлений. – и тем не менее…

Она не закончила фразы. Слишком много образов и мыслей устремилось в ее мозг, помешав высказать главное министру Дандьё.

– …и тем не менее вам совсем не нужна была эта смертоубийственная комедия для достижения ваших целей.

– Откуда вам это известно? – заинтересовался Дандьё.

– Я это знаю. – Ориан хотела ограничиться коротким ответом, но не выдержала: – Посмотрите на себя, господин министр. С самого рождения вы нравились всем… Не прилагая для этого никаких усилий. В вас были обаяние и талант, красивая внешность – тоже, было и врожденное стремление очаровывать, не говоря уж об уме, остроумии, да и за словом вы в карман не лезли, вам известно было место каждого и каждой вещи.

– Вы мне льстите, – хохотнул Дандьё.

– У меня нет никакого желания льстить, – резко оборвала его Ориан. – Я просто с горечью констатирую, что дьявол всегда завладевает благородными душами, дорога к успеху которых выбрана заранее. В семидесятых годах вы обогатились, развив сеть замораживания рыбы в промышленных целях. Вы выиграли джекпот и совершили первый низкий поступок. Отец Ладзано не может выступить свидетелем, также как и его сын Эдди, по наследству принявший на себя вашу озлобленность. Начиная с того времени вы стали символом непобедимой Франции, обеспечивая ей рынки сбыта. В Марселе вы даже открыли одну из первых школ языкознания. Вы развили в себе чувство непомерной самоуверенности, добились, чтобы вас признали в высшем обществе… Вы, сын простого рыбака.

– Мой отец был маклером, посредником по продаже рыбы, – поправил Дандьё, несколько задетый словами Ориан.

– Очень хорошо, рыбный маклер! Недаром все оценили вашу ловкость в делах. Никто и не сомневался, что победы ваши происходили от уничтожения конкурентов. В ходе следствия я покопалась в архивах. Сегодня много позабыто, но попробую назвать вам предприятия Марешаля, Урбэна де Грасса, отца и сына Пармантье в Био.

Дандьё нахмурил брови..

– В добрый час! – издевалась Ориан. – В вашей памяти еще кое-что осталось. Да, все предприятия, которые вы утопили, обеспечив себе монополию на продажу. Их исчезновение позволило вам стать настоящим властелином Средиземноморья. Вас заметили влиятельные политики. Подумать только, совсем молодой человек произносит речь по социальным вопросам и уверяет, что ликвидирует безработицу во всем регионе, если все начнут есть его рыбу! Сенсация, да и только! Есть фотография: вы стоите рядом с министром промышленности первого правительства Моруа. У вас была все та же русая прядка, пользовавшаяся огромным успехом у женщин, если верить слухам; с вас не сводили глаз ваши поклонницы. Министр наверняка боялся, что в один прекрасный день вы займете его кресло. За двадцать лет вы окружили себя сторонниками поэзии, если можно так выразиться. В вашем рифмованном лексиконе дружба рифмовалась с сообщничеством, амбиции с коррупцией. Вас выбрали генеральным секретарем левых либералов, затем приблизили к премьер-министру, поручив заниматься реконверсией промышленности. Вы удачно женились, взяв в жены красивую и скромную женщину – Диану де Вибрак, отец которой, Шарль, девять раз был министром при двух республиках – IV и V. Это вам помогало, потому что он пользовался большим авторитетом. Потом вас видели среди наиболее крупных промышленников, хотя фамилия ваша была почти неизвестна. Как по мановению волшебной палочки, добрые феи создали вам популярность в среде выборщиков. Позвольте мне улыбнуться, так как ваша народная популярность оказалась завоеванной слишком уж быстро. Когда премьер-министр создавал новое правительство, вполне естественно он обеспечил вас постом. Затем в течение нескольких месяцев вы были серьезным кандидатом на президентство. Потому-то я и задаю себе вопрос: какая нужда заставила вас убивать неудобных вам людей, разгадавших ваши делишки с Бирмой и Габоном? У вас был огромный штат, вы свободно распоряжались колоссальными суммами, одаривали ими служащих вам, переводили деньги в различные банки… Нужен ли был вам этот старый хрыч Орсони со своим хулиганьем, вытащенным с социального дна?

Дандьё пожал плечами, а Орсони внутренне негодовал, не веря ушам своим.

– Вы забываете еще об одном измерении, и это неудивительно, поскольку речь произносите вы, – обронил министр, скользнув пренебрежительным взглядом по Ориан.

– О каком же, осмелюсь спросить?

– Удовольствие, мадам, наслаждение. Это понятие не учитывается в национальном богатстве… Неведомые вам наслаждения, да. Еще подростком я испытывал ни с чем не сравнимое, удовольствие, найдя блестящую остроту. Теперь же я испытываю то же самое, лишая кого-то жизни.

Ориан похолодела, Дандьё становился опасным. Пора было кончать этот маскарад, пока не пролилась кровь. Ориан достала из сумочки мобильник и нажала одну кнопку, По этому сигналу в помещение ворвались вооруженные полицейские. Раздавались громкие шаги, послышались выстрелы у входной двери. Шан и Сюи, повинуясь знаку Дандьё, не двинулись с места. У Орсони был униженный вид.

– Нас постоянно прерывают, – пожаловался Дандьё, которому не терпелось закончить свои объяснения, хотя бы и без адвоката. – Леклерк был единственным, кто понял правила игры, придуманной мной. И это раздражало меня, Вы находите меня инфантильным, не так ли?

– Нет, преступником, – бросила Ориан.

– Кстати, – спохватился он, направляясь к выходу между двух полицейских, – для чего вам нужно было присутствие Сюи?

Следователь торжествовала.

– Эстет вроде вас ничего не понял?

– По правде говоря…

– Так и быть, помогу… В имени Ориан есть одно «о», одно «и», одно «а» и одно «е» ^{11}. Если вы еще добавите «ю» и «игрек» Сюи, то получите полный набор гласных алфавита.

Улыбка восхищения озарила лицо убийцы Дандьё.

Весь этот бомонд увезли на набережную Орфевр. Ориан на какое-то время осталась одна в парадной гостиной. Она силилась угадать, где стоял Ладзано, когда приходил сюда, в какое кресло садился, на какие картины смотрел. Потом она резко встала и вышла, не обернувшись.

Она бесцельно шла прямо. На этот раз все было кончено. Шелестела на ветру листва старых лип у замка Мюэтт. Ориан принюхалась к весеннему воздуху. Ноги вели ее к Сене, в направлении Дома радио, откуда в эфир полетела новость: министр Республики арестован. Вырисовывался неподвижный силуэт статуи Свободы, освещенной галогеновым светом речных трамвайчиков.

Ориан задумалась и не сразу заметила, что рядом остановился автомобиль, Леопольд Гайяр пригласил ее сесть в машину.

– Можно сказать, вы здорово поработали, – с восхищением сказал он. – Чертовски здорово, просто отлично!

Она ничего не ответила, но ее вдруг охватило полнейшее спокойствие. Она познала сомнение и гнев – чувства, рожденные страстями. Она даже преступила закон, чтобы рассчитаться с теми, кто растоптал ее идеал. Ей пришлось сомневаться но всем, даже в законе.