Текст книги "Ориан, или Пятый цвет"

Автор книги: Поль-Лу Сулицер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

40

Помещения «Финансовой галереи» понемногу освобождались от запаха гари. Ориан большую часть времени проводила у своего окна, бродила по кабинету, как лев в клетке, надеясь, что в конце концов Эдди Ладзано появится. Она даже припомнила суеверия детства, когда маленькой девочкой ждала прихода очаровательного принца. Она закрывала глаза, считала до десяти, потом открывала их, разочарованная. Было больше четырех часов пополудни, когда она встала еще раз, подошла к стеклу и уперлась в него носом. Что подумал бы Гайяр, войди он к ней в этот момент? Она опять закрыла глаза, посчитала. Открыла их. И на этот раз из нее вырвался победный вскрик. Это было так невероятно, что она ущипнула себя. Но нет, она не спала – он был там. С неимоверной радостью она смотрела, как он ставит мотоцикл на подножки, медленно стаскивает шлем, поворачивает голову в ее сторону. Как он узнал, что Ориан стоит у окна и ждет его? Неужели это и есть магия любви? Она сделала ему знак, на который он из осторожности подчеркнуто не ответил. Она приняла это за приглашение, и у нее полегчало на душе. Не задерживаясь, она вышла из кабинета, стараясь не бежать. Они впились друг в друга глазами.

– Не здесь, – тихо произнес он в то время, как Ориан тянулась к нему, чтобы поцеловать. – Сматываемся отсюда.

Она надела шлем, и болид стартовал. У первого светофора Ладзано остановился у обочины и снял шлем. Она сделала то же самое. Их поцелуй был гарантией того, что ничего не изменилось в его сердце после Кабура.

– Куда едем? – спросила Ориан.

– К Артюру, – улыбаясь, сказал Ладзано.

– Что за Артюр? Не знаю никакого Артюра.

– Не важно. В любом случае его не окажется на месте.

– Ничего не понимаю! – крикнула Ориан, когда мотоцикл набирал скорость.

Вместо ответа Ладзано засмеялся.

Они выехали из Парижа через Булонский лес и помчались по четырехполосной дороге Сюресне. Она была еще более-менее свободной. Ладзано правил уверенно. Наконец-то она снова держалась за него. Одежда у него была спортивной: светлые джинсы и голубая майка под курткой из мягкой кожи. Заметила Ориан сзади и багажник. Они промчались мимо летного поля, затем мотоцикл преодолел склон, уходящий в сторону от автострады. Миновав дорожное ограждение, они очутились в поле. Проехав перекресток, он снизил скорость, остановился. Вся дорога заняла у них минут сорок. Ладзано знал, что Артюр три дня пробудет в странах Бенилюкса. Дом его был закрыт, но доступен. Проникнуть во владения площадью в сотню гектаров в поисках документов – плевое дело. Но прежде он должен был предупредить следователя о своих намерениях. Для очистки совести, А еще потому, что он втянул ее в кражу со взломом.

– Что ты замыслил? – спросила Ориан.

Она колебалась, обратившись к нему на ты после нескольких дней разлуки. Она все еще сомневалась в осязаемой реальности, несмотря на сохранившиеся в ней яркие воспоминания.

– Ты разве не хочешь уличить убийц Леклерка и его жены?

– Что за вопрос! Конечно же, я хочу. И всеми средствами.

Ладзано ухватился за шест, который она невольно ему протягивала.

– Включая незаконные?

Ориан нахмурилась, в мрачном взгляде появились фиолетовые огоныш.

– Ты должен объяснить.

Он показал пальцем на стену, не очень высокую, усеянную по верху осколками бутылок.

– Мы находимся у подножия стены, – иронично улыбаясь, сказал он ей. – Если пойдешь со мной, то мы вместе войдем в дом одного типа, наверняка замешанного в убийстве. Разумеется, он не ждет нас с раскрытыми объятиями. Скажу больше: мы войдем без его разрешения.

Ориан начала понимать.

– Кто он, этот Артюр?

Ладзано посмотрел ей в глаза, но ничего не ответил. Он знал, с каким барабанным боем производила она обыск у молодой бирманки. Он также знал, как она может без лишних процедур упечь кого-нибудь в тюрьму. Но Артюр – другое дело: он один из неприкасаемых Республики. Так что с ним ничего нельзя поделать, если не уличить неоспоримыми доказательствами. И доказательства эти – Ладзано узнал о них после плодотворной ночной беседы с Сюи – лежали по ту сторону стены, где-то в библиотеке.

– Я не могу тебе сказать, кто такой Артюр, – наконец ответил он. – Я не скрытничаю, но думаю об опасности. Скажи я тебе про него, может случиться, что завтра утром ты увидишь его у своей кровати, и он избавится от тебя, как от всех, кто оказывается у него на дороге.

– Этим ты хочешь сказать, что я тебе небезразлична, и хочешь удержать меня от необдуманных поступков? – сухо спросила Ориан.

– Совершенно верно, – с обезоруживающей искренностью ответил Ладзано.

– В таком случае я решилась. Но рано или поздно он сочтет необходимым избавиться и от меня, согласен?

– Скорее всего – рано.

Они проехали вдоль стены, Ладзано спрятал мотоцикл в кустах. Он сразу нашел проход, который приметил во время охоты на угодьях Артюра. Хозяин был неважным охотником, а отсюда – изобилие дичи на его землях. Охота была для него средством общения, случаем собрать свою рать. Они углубились в проход. Ладзано подал руку Ориан, и та больше не отпускала ее. Перед ними открылся красивый, величественный особняк.

– Ты уверен, что здесь никого нет, ни сторожа, ни собаки?

– Уверен на все сто.

Парадная дверь была заперта, окна первого этажа прикрыты ставнями. Ладзано не раз разжигал огонь в камине большой библиотеки и знал, как пройти в дом через деревянную пристройку. Из пристройки внутрь вел коридор, выходивший прямо в знаменитый зал с тысячами книг.

Противоречивые чувства раздирали Ориан. Огромное, почти перехватывающее дыхание удовольствие от того, что она находится рядом с мужчиной, заполнившим ее сердце. Чувство долга, заставляющее рассматривать ситуацию профессиональным глазом, вникать, пытаться установить, что за всем этим скрывается. Обычно обыски она производила по всей форме, с мандатом, при наличии поручения судебного учреждения, с бригадой вооруженных полицейских, способных в случае необходимости защитить ее. Здесь она не была уверена в своей безопасности. Обычно дотошная в выполнении мельчайших деталей при вступлении в дело третьих лиц, она сейчас была в короткой юбке, туфлях на высоких каблуках, постукивавших на каменных плитах, как на балу. Она подвергалась опасности, но не думала о ней, потому что держала за руку Ладзано. На секунду она представила обложки журналов с крупными заголовками – их нашли окровавленными в объятиях друг друга. Мрачная картина мелькнула и пропала. Они были живы, а впереди находилась комната с книгами.

Это был зал с очень высоким потолком, по углам располагались два больших камина, похожих на камины в доме на улице Помп. Две боковые стены были скрыты деревянными полками красного дерева, которые поднимались до потолочной лепнины. До последних полок можно было добраться с помощью медной лесенки, прикрепленной к небольшим металлическим поручням, установленным на середине и стеллажей.

– Если документы в доме, они спрятаны здесь, – заверил Ладзано.

– Откуда ты знаешь? Впрочем, твой Артюр мог вернуться, чабрать их или перевезти в Париж. Или уничтожить.

Ладзано отрицательно покачал головой и начал ощупывать пальцами корешки книг. Ориан вскоре обнаружила, что все эти книги, старинные или современные, любого формата и на всех языках, были посвящены трудам одного человека: Артюра Рембо.

– Теперь тебе понятно, почему его зовут Артюр?

Никогда она не видела такого. Какое-то неодолимое влечение. Наваждение.

– Он покупает и заставляет покупать все связанное с поэтом, что появляется на рынке. Недавно он разузнал о существовании рукописи «Сезон в аду». Предложил владельцу большие деньги, и, я думаю, тот не стал торговаться. Он был еще более ярым поклонником Рембо.

Ориан пришла в замешательство.

– Где же искать? Эти документы могут лежать в любом месте!

Ладзано задумался, посмотрел на часы:

– Времени у нас много, и я знаю, где лежат ветчина и вино. Предлагаю пари.

Ориан сразу признала игрока, мужчину, любящего риск и скорость. Мужчину, которого она любила.

Ладзано долго присматривался к положению лесенки.

– Предположим, он забрался наверх, чтобы засунуть пакет. Посмотрю, есть ли пыль на поручнях… Если да, то наверх давно не залезали.

Он поднялся по ступенькам и провел пальцем по металлическому поручню. Палец оказался серым: тест прошел убедительно. Лестницу не переставляли. По словам молодой бирманки, у Артюра не было времени, чтобы запрятать бумаги, так как он очень быстро вернулся. Ладзано решил просмотреть тома энциклопедии; на долю Ориан выпало больше тридцати томов рембодийских кладезей премудрости. Безуспешно. Устав глотать пыль, они решили сделать перерыв. Пока Ориан открывала окно, вспоминая, как несколько часов назад она в «Финансовой галерее» в таком же положении ожидала появления мотоциклиста, Ладзано скрылся и вскоре вернулся с только что открытой бутылкой «Медока», двумя пузатыми рюмками и приличным куском местной ветчины. Подкрепившись, они продолжили осматривать стены.

– Для того чтобы все это переворошить, нам потребуется две недели отпуска и заверение, что хозяин застрял на другом конце света, – заметила Ориан.

Ладзано не ответил. Его взгляд был прикован к другому энциклопедическому ряду, находившемуся над уже просмотренным.

– Любопытно, – задумчиво произнес он. – Это те же самые которые мы уже просмотрели. За исключением трех в середине. Эти тома кажутся толще.

Он поднялся по лесенке и попробовал достать их. Но ему не хватило роста, даже на последней ступеньке. И тут он вспомнил, что Артюр выше его сантиметров на десять. Он легко мог дотянулся до них. Пришлось спуститься.

– А если подложить под ножки энциклопедии? – предложила Ориан. – Я буду тебя страховать, пока ты будешь подниматься.

– Вижу, что следователь мог бы быть превосходным грабителем, – обрадовался Ладзано.

Попытка не оказалась напрасной. Три тома имели обманчивую внешность. Вместо них на полке стояли замаскированные под книги три коробки, в которых лежали бумаги. Ладзано взял документы, они быстро привели все в порядок. Было около семи вечера. Доев ветчину и допив вино, они вышли так же, как и вошли. Ладзано уложил документы в небольшой задний чемоданчик. Мотоцикл рванулся с места. Менее чем через час они отмечали свой успех в «Мезон Фурнез», ресторане на берегу Сены. К сожалению там не было комнат…

– Я должен срочно тебя покинуть, – сказал за ужином Ладзано. – Но я скоро вернусь.

Ориан испытала сильное разочарование, но сумела перебороть себя и остаться такой же красивой.

– Удивительно смелый этот Артюр. Он мог бы запрятать документы в сундук, но нет, этот высококлассный игрок всегда предпочитает риск. Можно подумать, что ни одна победа не будет для него ценна, если, идя к ней, не дрожишь от страха. За ночь я просмотрю все эти бумаги, после чего отдам их в твое распоряжение.

– Но почему бы не сделать этого вместе? – спросила следователь.

– Потому что ты нужна мне живой, – ответил он.

Они больше не возвращались к этой теме. Ночь убаюкала Париж. Когда стало прохладно, Ладзано довез Ориан до дома. Убедившись, что с ней все в порядке, он умчался вместе со своими тайнами.

41

После кончины жены Ладзано продал в квартале Монторгей квартиру, где они жили долго и счастливо многие годы. Южанин находил в этих колоритных и оживленных улицах, наполненных криками торговцев, марсельское очарование. Почти год он жил позади Люксембургского сада на маленькой улочке Сервандони, в большой квартире, выходившей на цветущий двор. Каждое утро он посвящал час прогулке по аллеям, где когда-то гуляли королевы.

Он задержался у группы игроков в шары, потом по-детски радостно смотрел, как детишки запускали маленькие парусники в пруду, подталкивая их палками. У него была уменьшенная телеуправляемая модель четырехмачтовой яхты «Массилия», которую по его просьбе изготовил один марсельский ремесленник. Эта изумительная модель составляла радость окрестной детворы; восхищались ею и взрослые, и даже утки, плывшие цепочкой за тем, что они принимали, может быть, за белого лебедя. На палубе этой уменьшенной модели «Массилии» находился трап, по которому можно было добраться до машинного зала, а именно – до системы водонепроницаемых батареек и электрических проводов. Ладзано заставил вырезать это отверстие по ширине своей правой руки. Именно туда он и вложил пакет с документами Леклерка, когда вечером вернулся после «ограбления». Предварительно он обернул его непромокаемой пленкой.

Следующим утром он спокойно вышел из дома и направился к будке, где хранились красивые парусники, даваемые напрокат ребятам за восемнадцать франков в час. Он был в хороших отношениях с Камиллой, студенткой-фармакологом, подрабатывавшей здесь.

Она была очарована и Ладзано, и его «Массилией». Он не раз доверял ей маленькую яхту. И этим утром он повстречался с Камиллой около пруда Люксембургского сада.

– Доброе утро, мадемуазель. Вручаю вам работенку!

И он протянул обрадованной девушке свой гордо-надменный корабль.

– Ему надо поплавать, но недолго. Позаботьтесь, пожалуйста.

– Можете мне довериться, я буду беречь его как зеницу ока.

Таким же спокойным шагом Ладзано отошел, оседлал свой мотоцикл и исчез.

А в это время Ориан заняла пост у окна своего кабинета. Глядя на бульвар, она ждала своего мотоциклиста. Она вспоминала ужасную картину смерти Изабеллы Леклерк и алую кровь на ее белом костюме. Полиция долго допрашивали вахтера, бывшего на работе в день пожара, допрашивала и советника Маршана. Тот довольно смутно говорил о мотивах своего присутствия в здании в то утро. Но его не в чем было упрекнуть, и ему не было предъявлено никаких обвинений. Полицейский заметил его явный мандраж во время рутинного допроса. Маршан пояснил, что с ним всегда так бывает: стоит, к примеру, ему встретить врача, как он чувствует себя больным. И не его вина, что он так реагирует. Как бы там ни было, следствие продолжалось, однако не было осязаемых следов, на основании которых можно было бы выстроить какую-либо гипотезу. Последний этаж выгорел дотла, и жар был такой сильный, что криминалистам не осталось ничего: ни отпечатков следов, пальцев, осколков взрывного устройства или частиц горючего.

В кабинете Ориан зазвонил телефон. Сам собой включился крошечный магнитофон, установленный Лукасом в ночь после пожара. Звонил Ле Бальк. Она не успела сказать, чтобы он не говорил о делах. Едва она сняла трубку, как полицейский восторженно выпалил:

– Ну и ну! Я видел у бирманки Ладзано.

Ориан грубо положила трубку: сердце захолонуло.

Снова зазвонил телефон.

– Эй, вы шутите, или как? Это же я, Ле Бальк!

– Я узнала вас. Поднимитесь ко мне, – тихо произнесла она, будто включились невидимые уши всех четырех стен.

Ожидая, когда он появится в дверях, Ориан размышляла: что делал Ле Бальк на улице Помп? Она отменила свое поручение неделю назад, посчитав, что он хорошо поработал. Объяснение ей дал сам Ле Бальк, когда вошел в кабинет.

– В прошлый раз в этом самом кабинете вы показали мне фото Эдди Ладзано и спросили, не заметил ли я его среди гостей бирманки. Я ответил отрицательно, но у меня были сомнения. Так вот, я разрешил их позавчера вечером. Он даже появился там первым. Красивый мужчина, очень видный, не из простых… Он был на мотоцикле. В нем все еще чувствуются повадки чемпиона.

Ориан хранила спокойствие.

– Он был один? – равнодушно спросила она.

– Да. Он и уехал первым, один.

– Он вас видел?

– Нет, не думаю. Я стоял не близко.

– Спасибо, Ле Бальк, – задумчиво произнесла Ориан. – Я ценю то, что выделаете. Но один совет: избегайте пользоваться моей телефонной линией для передачи дальнейших подробностей, А особенно не упоминайте имен… Никогда не знаешь…

Молодой полицейский побледнел.

– Правда? Ну что я за идиот! Вы считаете, что для Ладзано…

– Нет, не беспокойтесь. Ладзано ничем не рискует. Он верит в свое бессмертие.

– Должно быть, он прав, – вдруг воодушевился Ле Бальк. – Если бы ему суждено было умереть, это случилось бы давно. Такой сорвиголова на мотоцикле!..

Ориан улыбнулась. Сердце ее удваивалось в объеме каждый раз, когда речь шла о Ладзано. Она села за свой компьютер и отправила письма коллегам в Женеве, Люксембурге и Монако. Но все безрезультатно. У нее создалось впечатление, что у ближайших соседей Франции все правосудие ушло в отпуск. «Финансовая галерея» была недавним парижским порождением и с запозданием вступила в Европейский союз. Она спрашивала себя, сколько же еще нужно засадить в тюрьму коррумпированных боссов, чтобы общественность признала работу «Галереи» действенной и не называла «одноразовым крестовым походом». Ладзано, пожалуй, был прав: метила она еще не слишком высоко, не слишком сильно и била. Перечитывая письма таинственного отправителя из Пале-Рояль, она поняла, что ее известность была явно преувеличена. Сколько же влиятельных лиц, богатых и знаменитых, оступались в ее кабинете? Много, но недостаточно. А сколько из них получили заслуженное наказание, заплатили штрафы? Ни один. Нет, ни один. Все вывернулись тем или иным способом. Все вышли из тюрьмы.

Один генеральный директор крупной строительной фирмы просидел лишь три месяца и был освобожден досрочно только потому, что его рабочие устроили манифестацию перед министерством юстиции. «На свободе он приносит больше пользы, он обеспечивает рабочие места», – аргументировал свое решение министр. А вот мелкая рыбешка расплачивалась сполна.

Никто не брал их на поруки, никто не вносил за них залог в пятьдесят миллионов франков, чтобы избавить от тюрьмы. Именно на таких набросилась Ориан после вступления в должность, однако это были жалкие жертвы системы, которая допускала безнаказанность. Она попыталась восстановить в памяти слова Пенсона по поводу Орсони, затем на чистом листе перечислила различные возможные гипотезы об исчезновении супругов Леклерк. Лист покрылся стрелками, цифрами и небольшими диаграммами, понятными только ей одной. Записала она и имя «Артюр» но не нашла для него места на этой кровавой шахматной доске, где слонам, похоже, можно доверять больше, чем королям.

42

Это был кусок картона, довольно большой, вложенный в конверт из дорогой кремовой бумаги. В квартиру Ориан его принес почтальон. Ее имя и фамилия были написаны черными чернилами стилизованным, очень красивым почерком, с изящной завитушкой над «О». Она сразу приметила его в почтовом ящике среди бесплатных газет, рекламных листков и счетов. В итоге она решила подняться к себе, поскольку не очень торопилась к досье, которые уже начинали ее угнетать: ей надоело копаться в мелких финансовых мерзостях одних и других, в их какой-то обыденной бесчестности и изучать испорченные нравы французской демократии. Ориан устроилась в гостиной и включила радио. Осторожно вскрыла красивый конверт. Пригласительный билет, который она достала из конверта, буквально пригвоздил ее к стулу. Это было официальное личное приглашение президента Республики на торжественный вечер в Елисейском дворце, который состоится в следующую пятницу. Особых торжеств не ожидалось, одежда предполагалась тривиальной: выходной костюм для мужчин, костюм или платье для коктейлей для дам. Позолоченные рельефные буквы гласили: «По случаю подписания одного из самых важных контрактов между консорциумом „Аэробус“ и американской компанией „Пан-Американ“ президент Французской республики просит (далее шли фамилия и имя Ориан) присутствовать на вечере, который состоится в больших гостиных дворца». В конце – дата и обычная формула «Просьба ответить». Какое-то время Ориан сидела озадаченная, оторопевщая. Что это, шутка? В таком случае она была грандиозной. Кому понадобилось приглашать ее на такое событие? Она стала припоминать какие-нибудь профессиональные отношения, которыми можно было бы объяснить тот факт, что она значилась в списке приглашенных, составленном в канцелярии президента. Напрасно ломала голову – никого она не вспомнила.

Ее первым побуждением было подскочить к платяному шкафу и сделать смотр гардеробу. Кроме черного ансамбля, ей нечего было надеть на этот прием, который при хорошей погоде, без сомнения, начнется в дворцовых садах. У нее не было гардероба для шикарной и раскованной женщины, любящей одежду разных цветов, которая подчеркивает формы, а не скрывает их. Этот смотр поверг ее в мрачное настроение, тем более что, по ее сведениям, состояние ее счета в банке не позволяло ей сделать себе подарок. В конце концов, совсем не обязательно быть разнаряженной. Хватило бы и легкого платья, оттененного ниткой жемчуга, доставшейся ей от бабушки, Можно еще пойти в салон Клода, чтобы «освежить» прическу. А вот очки…

Ориан встала перед зеркальным шкафом в своей комнате. «Да, очки нужны», – пробормотала она с досадой в голосе.

Она вздохнула, потом вышла. Ей вспомнилось, что во время прогулки с Эдгаром Пенсоном они проходили мимо длинной витрины оптического магазина под аркадами улицы Риволи; там были выставлены тысячи различных моделей оправ. К магазину она подъехала на такси. У нее закружилась голова, когда она вошла в него. Множество зеркал изменяли угол зрения, и у нее возникло странное ощущение присутствия под обстрелом бесчисленного количества пустых глаз. Она перешла в другой торговый зал, пока оптики, мужчина и женщина в одинаковых красных пиджаках с зелеными галстуками, занимались клиентами, которые заставляли их показывать неимоверное количество оправ.

Ориан подошла к искусственному дереву, на ветках которого висели оправы с квадратными провалами, треугольными, другие напоминали горизонтальные амбразуры, очень вытянутой формы. Ориан знала, что ей давно пора было избавиться от своих очков в толстой, мрачной оправе. С тех пор как она постриглась, диспропорция стала почти нелепой. Она походила на тех персонажей из мультиков у которых очки «съедают» лицо. Фотография на ее водительских правах изображала гладкое, спокойное лицо. Но она была такой в далекой юности… Очки служили ее защитой, маской, за которой она пыталась спрятаться. У нее была навязчивая идея: быть невидимой.

Любезный, безукоризненно причесанный мужчина поспешил к ней.

– Вы, кажется, потерялись! – воскликнул он, широко улыбаясь.

Ориан оглядела его. Красного пиджака продавца магазина на нем не было.

– Я абсолютно неспособна выбрать что-то подходящее, что шло бы мне, – беспомощно сказала она.

– Очень хорошо понимаю вас, – ответил мужчина. – Мода меняется постоянно. А теперь очки уже приравниваются к украшениям и трудно сказать, хочет ли клиент лучше видеть или желает сам быть заметным. Вообразите себе, что некоторые согласны уменьшить поле зрения на треть, даже наполовину, ради удовольствия носить фантастически-невероятные очки.

Ориан улыбнулась:

– И вы продаете им все, что они требуют!

– Конечно, – подтвердил он. – Но знаете ли, как говорила великая мадемуазель Шанель, мода – это то, что выходит из моды.

Она последовала за ним в его кабинет, где были чистейший воздух, белые и удивительно голые стены.

Был там и прибор, напоминающий компьютер былых времен, но с большим экраном.

– Вместо того чтобы подбирать лицо к готовой модели, я поступаю наоборот, – объяснил он. – Я заставляю эту машину запоминать лицо, а затем изображаю очки по размеру с помощью искусственной памяти. Попробуем?

Помедлив немного, Ориан согласилась и села перед экраном.

– Я сниму вас крупным планом, – пояснил оптик. – А потом буду накладывать на ваше лицо виртуальные очки.

– Сколько времени вам потребуется на изготовление очков, если я подберу себе одну пару?

– Сорок восемь часов самое большее. Кстати, вы можете унести с собой фотографию с наложенной оправой. Так вам будет спокойнее, вы сможете еще подумать, показать ее вашему мужу…

– Да, конечно, моему мужу, – машинально повторила Ориан.

Мысль ее тотчас устремилась к Ладзано. Выйти замуж? А почему бы и нет? Они провели бы медовый месяц на борту «Массидии»…

Мысли ее прервались, так как оптик погрузил комнату в полную темноту. Он сделал цифровое фото ее лица с помощью «Кодак-200», который сразу передал все данные в центральную систему. Система определила основные контуры лица, затем выделила главные точки от лба до подбородка и от одного виска до другого. Мужчина включил свет и протянул Ориан список из шестидесяти слов, напечатанных на плотной бумаге.

– Ну а теперь, – сказал он, – вам предстоит выбрать три слова.

Она прочитала: простые, легкие, светлые, мудреные, прочные, необычные, цветные, веселые, серьезные, скромные и т. д. Он дал ей время поразмыслить.

– Забавно, но три первых определения великолепно мне подходят, – произнесла она. – Я бы охотно добавила «цветные», если бы можно было отказаться от «светлых».

– Хорошо, очень хорошо, – одобрил он.

Он внес данные в компьютер и принялся за работу.

Через несколько минут на экране появились четыре фотографии Ориан, с четырьмя разными оправами, Ориан молча смотрела: это была не она, а более молодая женщина. Она исключила фото, на котором она напоминала подростка. Следующая Ориан показалась ей агрессивной. Зато третья и четвертая были великолепны.

Оптик увеличил две отобранные модели.

– Ваше мнение? – спросила Ориан, стараясь поймать его взгляд.

– У меня нет мнения. Именно вам предстоит дать его мне.

– Тогда… вот эту, – решила она, показывая на фотографию слева.

Оправа на ней была очень тонкой, нежно-зеленой, крылья носа плотно соприкасались со стеклами, А сами линзы, довольно широкие и круглые, смягчали угловатость ее лица.

У мужчины был удовлетворенный вид.

– Когда они будут готовы?

Он подумал.

– Вы носите прогрессирующие линзы?

– Нет.

– Тогда приходите через три часа, этого хватит, чтобы изготовить оправу и вставить стекла.

Из автомата Ориан позвонила в «Финансовую галерею», предупредила, что будет после обеда. Она не стала вдаваться в объяснения. После беседы с Эдгаром Пенсоном она неуютно чувствовала себя в своем кабинете, в котором, возможно, были установлены прослушивающие устройства. Она не хотела идти на работу. Ориан обратила внимание, что в этом месте улица Риволи проходила рядом с Елисейским дворцом. Словно исследуя маршрут, она прошла до площади Согласия, миновала отель «Крийон» и поднялась по маленькой Елисейской улице с домами в английском стиле. Затем она перешла на противоположный тротуар напротив входа в президентскую канцелярию и увидела двор, в котором садовник разравнивал гравий. Потом она вернулась, зашла в кафе «Ангелина» и заказала шоколад со взбитыми сливками. В тиши кафе, где слышалось только редкое позвякивание ложечек, она позволила себе перенестись в «Гранд-отель» Кабура. Ей сейчас очень не хватало Эдди. Кольнуло сердце. Все ли прошло благополучно?

Когда же он передаст ей документы, похищенные у Артюра? Удивительно, что он не появился до сих пор. Она подумала, если с ним что-либо случится, она даже не будет знать. Вновь ею завладела мысль о замужестве. Захотелось всегда быть вместе, не расставаться никогда-никогда. У нее был номер его телефона, но телефон стоял в его конторе около Биржи, и там он не бывал. Был у него, конечно, включенный автоответчик с такими старыми посланиями, что ей подумалось, приходится ли ему их слушать. И все же она попыталась один раз оставить несколько слов. Однако лента оборвалась, словно перебуженная старыми, нестертыми посланиями.

К указанному часу Ориан вернулась в магазин оптики. Ее очки были готовы, и к ним были приложены чистящие средства и маленькие салфетки из мягкой замши. Она осторожно одела их, с опаской посмотрела в зеркало. И в эту самую секунда ей так хотелось, чтобы кто-нибудь сказал, что она красива. Она не колеблясь поверила бы ему.