Текст книги "Одержимый"

Автор книги: Питер Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 32 страниц)

105

Во сне Аманда теснее прижималась к Майклу, дрожала, испуганно всхлипывала и иногда вскрикивала.

Утром она будет глядеть на него удивленными глазами и говорить: «У меня снова были кошмары? Я не помню! Я правда не помню!» Затем она поцелует его и скажет: «Бедный, я опять тебя разбудила. Это несправедливо по отношению к тебе».

Но она не могла его разбудить, потому что он не спал – как и сейчас – в три часа ночи, спустя один год, четыре месяца и одиннадцать дней после того душного июльского дня, когда он вошел в дом Ламарков.

Может, когда-нибудь он сможет оценить изречение Ницше: «То, что не убивает меня, делает меня сильнее».

Они оба смогут.

А пока они каждую ночь спали с включенным светом. Так захотела Аманда, а он только согласился – но нуждался он в этом, быть может, еще больше, чем она. Однако сказать ей об этом значило признаться в своих страхах. Он старался сделать ее сильнее, и ему приходилось самому притворяться сильным.

Он снова и снова прокручивал в голове свою последнюю беседу с Глорией Ламарк и каждый раз задавал себе вопрос, остались бы в живых пять человек – редактор Тина Маккей, молодой газетный репортер Джастин Флауэринг, полицейские Ник Гудвин и Саймон Ройбак, актриса Кора Барстридж, – если бы он провел ее должным образом.

Осторожно, стараясь не потревожить Аманду, он освободился от ее объятий и, приподнявшись на постели, взял со столика книгу сочинений Гиппократа, великого отца медицины. Книга раскрылась на странице, которую он так часто читал и перечитывал за последний год и четыре месяца:

«Жизнь коротка, путь искусства долог, удобный случай скоропреходящ, опыт обманчив, суждение трудно. Поэтому не только сам врач должен делать все, что необходимо, но и больной, и окружающие, и все внешние обстоятельства должны способствовать врачу в его деятельности».

Он открыл другую страницу – ему также не пришлось ее долго искать:

«Медицина есть поистине самое благородное из искусств. Но по невежеству тех, которые занимаются ею, и тех, которые с легкомысленной снисходительностью судят их, оно теперь далеко ниже всех искусств. И, по моему мнению, причиной такого падения служит больше всего то, что в государствах одной лишь медицинской профессии не определено никакого другого наказания, кроме бесчестия, но это последнее ничуть не задевает тех, от которых оно неотделимо. Мне кажется, что эти последние весьма похожи на тех лиц, которых выпускают на сцену в трагедиях, ибо как те принимают наружный вид, носят одежду и маску актера, не будучи, однако, актерами, так точно и врачи; по званию их много, на деле же – как нельзя менее».

Майкл положил книгу обратно на столик. Его поражала мудрость древних. Часто она показывала, как недалеко ушли за тысячелетия люди в действительно важных вопросах. Мы лучше облегчаем боль, чем древние. Мы лучше справляемся с болезнями, больше знаем об окружающем нас мире. Но мы вовсе не мудрее.

Он дал Глории Ламарк совет, который считал правильным. Последующие события показали, что он ошибался. Он глубоко сожалел о том, что погибли люди, но после долгих размышлений все же решил, что его совет был верен и не бесчестил его. Он сделал то, что, по его мнению, должно было принести благо пациенту. И чтобы не потерять рассудок, он должен продолжать верить в это.

Возможно, когда-нибудь его мнение изменится. Может, сегодня. Или завтра. Или через год, или через десять лет, или когда он станет старым и мягкотелым и, вспоминая свою жизнь, будет думать о том, что могло бы быть, если бы все было иначе. Может быть, где-нибудь в параллельной вселенной, в другом измерении, есть психиатр доктор Майкл Теннент, у которого есть пациентка – стареющая кинозвезда Глория Ламарк, и этот доктор Теннент так и не сказал ей, что она уже не так хороша, как раньше, что она погубила свою карьеру, что ей следует перестать жить прошлым и начать жить настоящим. И эта Глория Ламарк все еще жива в своей параллельной вселенной, как и Тина Маккей, и Джастин Флауэринг, и Кора Барстридж, и полицейские.

Но тогда этот доктор Майкл Теннент из параллельной вселенной – паршивый психиатр, обманывающий своих пациентов.

Что в общем-то сегодня не редкость.

Возле здания Центрального уголовного суда на Олд-Бейли собралась большая толпа тележурналистов. Многие утренние газеты вынесли репортаж о сегодняшнем событии на первые полосы.

Несколькими месяцами ранее адвокату Томаса Ламарка не удалось доказать, что его клиент не может предстать перед судом по причине невменяемости. Суд длился один месяц и три недели, и присяжные единодушно признали Ламарка виновным в пяти убийствах, попытке убийства офицера полиции и похищении четырех человек.

Судья отложил оглашение приговора на два месяца для проведения психиатрической экспертизы, запрошенной адвокатом Ламарка.

Сегодня будет объявлено, сядет ли Ламарк в тюрьму, и на какой срок, или отправится в психиатрическую лечебницу строгого режима.

Майкл и Аманда вышли из такси на яркое октябрьское солнце и, пробежав сквозь строй репортеров, вооруженных микрофонами и фотоаппаратами, к дверям суда, скрылись за ними.

В фойе, где яблоку было негде упасть, к ним подошел человек. Широко улыбаясь, он протянул руку для рукопожатия. Это был высокий лысый чернокожий мужчина в хорошем коричневом костюме, белой рубашке и скромном галстуке.

– Рад вас видеть, ребята! – сказал он.

Майкл тепло пожал протянутую руку, а Аманда расцеловала его в обе щеки.

– Ну, – сказал Гленн, – мои поздравления! Я получил вашу свадебную открытку.

– Ты придешь? – спросил Майкл.

– Кто бы мне помешал! – В улыбке Гленна промелькнула грусть. Теперь его до самой смерти будет преследовать тень Ника Гудвина, в смерти которого он виновен.

Майкл и Аманда рассмеялись. Аманда заметила Лулу, проталкивающуюся к ним сквозь толпу. Лулу должна была занять ее место, потому что Аманда уходила из «20–20 Вижн» на вольные хлеба, чтобы иметь возможность проводить больше времени с Майклом.

Женщины обнялись. Затем Аманда сказала:

– Лулу, позволь мне представить тебе человека, который спас нам жизнь. Детектив-констебль Гленн Брэнсон.

Гленн поднял вверх палец и изобразил на лице обиженное выражение:

– Ты что, не в курсе? – Он улыбнулся. – Я больше не детектив-констебль. Теперь я детектив-сержант.

Майкл от всего сердца поздравил его с повышением. Аманда присоединилась к нему, после чего возникла неловкая пауза, поскольку все осознали, что каждый из них получил что-то от встречи с монстром, чей дом был назван прессой «домом ужасов на улице Холланд-Парк-Виллас», и что хорошие новости омрачены, таким образом, чувством вины, поселившимся в их душах.

По дороге в зал заседаний Майкл ободряюще обнял одной рукой Аманду, а другой – Лулу. Они пришли сюда не для того, чтобы узнать, на какой срок осудят Ламарка. Срок не имел значения. Приговор был для них конечной точкой. Символом. Вехой. Завершением кошмара.

Они пришли сюда потому, что после этой точки для них начиналась новая жизнь.

Эпилог

Среда, 9 июля 2000 года

Я еще не решил, расскажу ли я доктору Майклу Тенненту об этом. Я сейчас о многом думаю.

Здесь есть очень странные люди, и, правду сказать, они меня раздражают.

Кажется, я обречен вечно презирать доктора Майкла Теннента. Он больше не появляется на публике, как раньше, – кажется, он даже прячется от известности. Он больше не ведет колонку в газете, и по радио его что-то не слышно, хотя мне здесь нелегко послушать в нужный момент нужную радиостанцию – у нас одно радио на всех, а эти идиоты никогда не могут решить, что они хотят слушать. Обычно все заканчивается тем, что мы не слушаем ничего.

Вместо этого доктор Майкл Теннент взялся печататься в серьезных медицинских журналах. Он очень озабочен вопросами ответственности психиатров и психологов перед своими пациентами. В последнем номере «Британского медицинского журнала» он даже позволил себе некоторые нападки на популяризаторов психиатрии и психологов, ведущих свои программы на телевидении, – а ведь совсем недавно он и сам принадлежал к их шайке! Он называет это профанацией науки!

В двух статьях упоминалось мое имя. Я не давал на это разрешения и, возможно, могу потребовать денежного возмещения. Однако я не ищу мести – я на собственной шкуре ощутил, что месть оказалась моим палачом.

Мне не разрешают поставить компьютер в моей крохотной, обитой мягким камере. Что, они думают, я смогу с помощью его сделать? Вышибить себе мозги клавиатурой?

Они тут и правда идиоты. На прошлой неделе показывали фильм моей матери, «Крылья пустыни», но я не стал его смотреть. Слишком много воспоминаний. И знаете что? Ни один из идиотов никогда не слышал о моей матери. За это я устрою кому-нибудь из них показательное наказание, но это не к спеху – кажется, я здесь еще долго пробуду.

Надо бы написать книгу о себе, перенести память на бумагу, но мысль о том, чтобы делать это по старинке, с помощью бумаги и ручки, мне отвратительна. И, кроме того, хочу ли я, чтобы доктор Майкл Теннент узнал правду?

Этот вопрос я непрерывно задаю себе в течение последних полутора лет – все то время, пока нахожусь здесь. Правда может освободить от оков.

Надо ли мне освобождать вас от оков, доктор Майкл Теннент? Зачем мне это? Разве я вам что-нибудь должен?

Это единственное, чего я всегда хотел, – освободиться от оков. Странно, что раньше я этого не помнил. С памятью у меня сейчас гораздо лучше – думаю, это из-за таблеток, которыми меня кормят. А тогда я честно ничего не помнил. Слишком многое выпадало из памяти.

Я полностью забыл тот день, понедельник в июле 1997-го, когда моя мать в ужасном настроении пришла домой после беседы с вами. Она попросила меня принести ей большую бутылку виски и поднялась к себе в спальню. Я не сказал ей о том сообщении, которое вы оставили на автоответчике, потому что вдруг увидел возможность освободиться.

Я растворил в виски таблетки нембутала и влил туда жидкого валиума. После того как она, выпив приготовленную мною смесь, уснула, я впрыснул ей в пятку кураре – чтобы ускорить процесс. Чтобы наверняка.

Забавно, что я все это вспомнил. Подумать только, я винил вас в ее смерти, доктор Теннент! На самом деле винил, да еще как! Возможно, то, что мать говорила мне в детстве, это в конечном итоге правда. У меня не все в порядке с головой.

Хотя сейчас я чувствую себя прекрасно.

Все, что я хотел, – это освободиться. И вот, в стремлении к свободе, я на всю жизнь угодил в лечебницу строгого режима для умалишенных преступников.

Ха!

Меня заперли и выбросили ключ.

Но ведь вас тоже заперли, не правда ли, доктор Майкл Теннент? Вы в своем роде такой же пленник, как и я.

Но я, по крайней мере, могу освободить вас. В вашем случае я поступлю так же, как поступал много раз в жизни, когда мне требовалось принять решение.

Я подброшу монету.