Текст книги "Одержимый"
Автор книги: Питер Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)
103
Кто-то настойчиво звонил в дверь.
В первый раз Томас услышал звонок, когда выходил из сауны. Затем – когда поднимался по кирпичной лестнице из спортзала в кухню.
Идите к черту.
Пиджак висел на спинке стула, задвинутого под обеденный стол. Так, скорее. В боковом кармане пиджака. Вот он!
Чертова дырявая память. Забыть адреналин!
В дверь снова позвонили. Да кто это? Теперь в дверь стучали – уверенные, размеренные удары латунного дверного молотка.
Мать ненавидела людей, которые подобным образом ломятся в дверь.
Он повернулся к двери и тихо сказал:
– Вы что, думаете, тут все оглохли?
Потом двинулся на цыпочках по коридору, по плиточному полу, к глазку.
Перед дверью никого не было.
Ушли.
Слава богу.
Он вернулся в кухню, но на пороге замер как вкопанный.
В кухонное окно заглядывал человек – высокий лысый чернокожий мужчина в костюме.
Томас нырнул назад в коридор. У него внутри все перевернулось. Неужели незнакомец его заметил?
Теперь стучали в дверь на террасу. Костяшками пальцев по стеклу. Томас оставался в коридоре, не смея двинуться с места, не смея дышать. Кто этот человек? Какое право имеет он обходить дом и стучать? Может, он из полиции? Если это полицейский, что он подумает, если ему не откроют дверь?
Может, тот детектив, который приходил утром, сообщил своим, куда направляется, и вот теперь этот человек пришел по его следам?
Открыть или не открывать?
Если он не откроет дверь, то что этот человек сделает? У него есть ордер на обыск? Ворвется ли он в дом? Томас понял, что если оставит ситуацию висеть в воздухе, то не сможет как следует сосредоточиться на операции. А во время нее ему нужен спокойный разум и твердая рука. Лучше открыть дверь, выяснить, кто это и что ему нужно, чтобы все как-то разрешилось. В случае чего он всегда может отвлечь мужчину чем-нибудь, спуститься в подвал и запечатать вход в убежище. И никто его не найдет.
«Но Майкл Теннент ведь как-то нашел», – вдруг пронеслось у него в голове.
Стук неожиданно прекратился. Неужели ушел? Или рыщет вокруг, заглядывает в другие окна? Снова зазвонил звонок передней двери, затем раздался громкий стук дверного молотка.
– Иду! – негромко крикнул Томас.
Вдруг он вспомнил, что на нем надето, и стал лихорадочно стаскивать с шеи очки ночного видения. Потом он скинул хирургический костюм, завернул в него очки, забросил сверток в шкаф под лестницей, кинулся в кухню, схватил со спинки стула пиджак и надел его.
Нужно произвести хорошее впечатление! Успокоиться!
Гленн Брэнсон, который вместе с Ником Гудвином стоял возле входной двери, был на сто процентов уверен, что видел человека, когда заглядывал в кухонное окно. Лондонский констебль, который засек «мондео» доктора Джоэля и проследил за ним, вызвал подмогу, и к этому моменту все подходы к дому находились под наблюдением уже полтора часа – столько времени понадобилось Гленну и Нику, чтобы добраться сюда. Джоэль был здесь, если только он не перелез через забор на соседский участок. Но если он внутри, пусть не надеется, что полиция просто так уйдет, потрезвонив ему в дверной звонок.
Из-за тебя я пропускаю один из лучших вечеров за год, доктор Джоэль. Сегодня я хотел поиграть с сынишкой. Я хотел спокойно посидеть в саду с женой за ужином, а вместо этого звоню тебе в дверь. И ты откроешь эту дверь, я тебе обещаю. Я тебя доведу до белого каления, и ты откроешь ее. И тогда мы поговорим.
Гленн снова нажал кнопку звонка. Поколотил в дверь молотком. Снова позвонил.
Неожиданно дверь открылась. В проеме стоял высокий мужчина в кремовом костюме и улыбался. Его лицо выражало полнейшее радушие.
– Простите, что заставил вас ждать, – сказал он с вежливыми английскими интонациями в голосе. – Вы меня прервали на самом интересном месте. Я был в туалете.
Мужчина выглядел нормально. Он был спокоен и дружелюбен. В голове Гленна прокручивалось описание, данное ему констеблем Тимом Виллисом, который в прошлую субботу остановил машину Теренса Джоэля на Тоттнем-Корт-роуд.
«Высокий, около шести футов шести дюймов. Не худой и не толстый. Зачесанные назад темные волосы, эффектная внешность – весьма эффектная внешность, как у мужчин-кинозвезд, которых с ходу записывают в секс-символы. Американский акцент».
В этом мужчине было около шести футов шести дюймов. Он был не худой и не толстый. У него были зачесанные назад темные волосы и, без всякого сомнения, эффектная внешность. Но его акцент был классическим английским. Ни следа американского. Может, акцент фальшивка, как и адрес в Челтнеме?
Внимательно глядя ему в лицо, Гленн спросил:
– Доктор Теренс Джоэль? – и увидел неподдельное удивление в глазах мужчины.
– Джоэль? Вы сказали «Джоэль»?
– Доктор Теренс Джоэль.
Этот человек выглядел слишком расслабленным для того, чтобы что-то скрывать. И все же описание во всем совпадало – во всем, кроме акцента.
– Простите, но я не доктор Теренс Джоэль. Я никогда не слышал этого имени. Боюсь, я не смогу быть вам полезен. – Томас шагнул назад.
Чтобы остановить его, Гленн вынул из кармана удостоверение.
– Я детектив-констебль Брэнсон из полиции Суссекса. Это констебль Гудвин.
Гудвин тоже вынул удостоверение и показал его.
Гленн бросил внимательный взгляд на руки мужчины, но они выглядели совершенно естественно и никак не выдали, что он испуган или удивлен. Переведя взгляд обратно на лицо мужчины, Гленн сказал:
– Около двух часов назад, примерно в шесть часов пять минут, в гараж, расположенный на задворках этого дома, въехал автомобиль марки «форд-мондео», зарегистрированный на имя доктора Теренса Джоэля.
По-прежнему спокойно мужчина ответил:
– А! Моя мать сдавала гараж в аренду. Это, наверное, съемщик.
– Доктор Джоэль снимает у вас гараж?
– У моей матери… снимал. Я даже его имени не знаю. Я просто присматриваю за домом. Когда умирает знаменитость, всегда находится много желающих проникнуть в ее жилище и украсть там что-нибудь на память. Ну, вы понимаете. – Мужчина посмотрел в глаза Гленну, будто ища подтверждения.
– Могу себе представить.
– Я все никак не заставлю себя разобрать ее бумаги. Она умерла три недели назад. Глория Ламарк, актриса – вы наверняка слышали в новостях.
– Примите мои соболезнования.
– Спасибо.
– Вы сын Глории Ламарк?
– Да, я Томас Ламарк.
– Я преклоняюсь перед талантом вашей матери.
Лицо Томаса просветлело.
– Правда?
– Она была удивительной актрисой. Фильмы с ее участием – одни из самых моих любимых.
Едва сдерживая радость и волнение, Томас спросил:
– Какие же?
– «Крылья пустыни» и «Парижский роман». Я пересматривал их оба по нескольку раз.
– «Крылья пустыни»? Он вам действительно нравится?
– Ага. Я считаю сцену, где Бен Газзара идет по крылу самолета с пистолетом, а она, пролетая под мостом, старается стряхнуть его, одной из лучших сцен в истории кинематографа.
– Я тоже, – согласился Томас. «Хороший человек, – решил он. – При других обстоятельствах я бы с удовольствием поговорил с ним о кино».
– Мистер Ламарк, а бумаги вашей матери находятся в доме? Те, что могли бы доказать существование съемщика гаража?
Осторожнее.
Полицейский был вежлив, но в нем чувствовалось спокойное упорство, от которого Томасу становилось не по себе. Ему требовалось время на размышление.
– Я… да, наверное.
– Вы не могли бы найти их? Мы пока подождем.
Томас хотел сказать решительное «нет», но тут детектив добавил:
– Я видел абсолютно все фильмы с участием вашей матери.
На лице полицейского была написана такая искренность, что у Томаса поднялось настроение, и он сказал:
– Не могу понять, почему ей не дали «Оскара».
– Я тоже. Ну, может быть, вы все-таки поищете бумаги?
– Хорошо. Входите.
Томас мысленно выругался. Как глупо. И опасно. Надо было сказать, что сейчас он не может, пусть приходят в другое время. Хотя, возможно, если он правильно разыграет карту – а это был его козырь, что гараж сдается в аренду, – то он сможет выиграть немного времени. В самом доме не было ничего, что связывало бы его с доктором Джоэлем. Даже мобильный телефон остался в машине. Гараж был чист. Только «мондео» и белый фургон доктора Джоэля. Никаких следов «альфы-ромео».
Если ему удастся сохранить спокойствие и внушить доверие, он проведет детектива. Проведет и отправит восвояси – а это пока все, что ему надо. Дальше как пойдет.
Он отступил в глубь дома, впустил полицейских и закрыл за ними дверь. Детектив тут же подошел к картине, на которой была изображена мать, выходящая из лимузина.
– Королевская премьера «Вдовы из Монако», – с гордостью сказал Томас.
– Удивительно красивая женщина, – вздохнул Гленн. Ему повезло: он побывал дома у двух любимых актрис в течение такого короткого промежутка времени. Странно только, что Кора Барстридж, которая была звездой гораздо большей величины и у которой была гораздо более продолжительная актерская карьера, жила гораздо скромнее, чем Глория Ламарк.
Ее сын тоже был странным. Его мать умерла три недели назад, а ему, кажется, хоть трава не расти.
Не имитирует ли он английский акцент?
Томас провел полицейских в гостиную. От детектива теперь исходили недобрые вибрации – его подозрения росли. Выставить их из дома.
Или убить?
– Располагайтесь, как вам удобно, – предложил Томас. – Я пойду поищу бумаги.
Томас Ламарк вышел из комнаты и стал подниматься по лестнице. Рассматривающий фотографии Гленн нутром чуял, что этого человека нельзя выпускать из виду. Он жестом показал коллеге, чтобы тот оставался внизу, а сам последовал за Томасом.
Томас в своей комнате не знал, что ему делать. Он выдвинул ящик комода, перетряхнул там все, громко, со стуком, задвинул, чтобы детектив внизу слышал грохот. Выдвинул второй ящик, пошарил там, стараясь придумать что-нибудь убедительное.
Сильным толчком задвинул ящик.
Выдвинул третий и тут уголком глаза увидел тень. Это был детектив, который стоял в дверном проеме. На его лице было выражение, которое не понравилось Томасу.
– Красивый дом, – сказал Гленн Брэнсон.
– У меня возникли трудности, – сказал Томас. – Я не могу найти…
Его прервал резкий треск, за которым последовал сиплый голос Майкла Теннента:
– Аманда… ты можешь двигаться? Можешь пошевелиться?
Глаза детектива и Томаса встретились и на краткое мгновение впились друг в друга, а потом Томас бросился к громкоговорителю и выключил его. Повернувшись к детективу, он широко улыбнулся:
– Это радио. Я… слушал радиопостановку.
Но Гленн едва разбирал, что он говорит. Он уставился на небольшую, не больше полудюйма длиной, прореху на правом плече пиджака Томаса Ламарка и мысленно перенесся на чердак в квартире Коры Барстридж, к полоске ткани кремового цвета, свисающей с гвоздя, торчащего из подпирающего крышу столба.
Тот же цвет; та же длина.
Гленн отвел глаза, но недостаточно быстро. Ламарк заметил. Их глаза снова встретились, и на этот раз взгляд Ламарка был похож на взгляд загнанного в угол зверя.
Мозг Гленна обрабатывал несколько мыслей одновременно. Аманда. Это имя женщины, пропавшей на прошлой неделе. Саймон Ройбак называл его вчера вечером в пабе.
А сегодня Саймон Ройбак умер.
Вражда между Глорией Ламарк и Корой Барстридж. Участвовал ли в ней Томас Ламарк? Мог ли он приехать на похороны, чтобы позлорадствовать? Мог ли он убить Кору Барстридж?
«Аманда… ты можешь двигаться? Можешь пошевелиться?»
Что это за радиопостановка? Сейчас четверть восьмого. По «Радио 4», предназначенному для радиопостановок, должны идти «Арчеры».
Что, черт возьми, здесь происходит?
Внутренний голос кричал Гленну, что этого человека следует немедленно арестовать. Но на каком основании?
Кулак, как ракета, прилетел из темноты и врезался Гленну в лицо с такой силой и скоростью, что он упал, задев плечом дверной косяк, раньше, чем понял, что его ударили. Удар ошеломил и дезориентировал Гленна, и он рухнул на пол, будто нырнул в темную мутную воду.
Над ним промелькнула тень. Почти бессознательно он схватил что-то твердое – как оказалось, кожаную туфлю – и, следуя въевшемуся в него навечно инстинкту клубного вышибалы, рванул ногу Томаса на себя, одновременно выкручивая ее. Пол сотрясся от падения. Гленн смог встать на колени. Томас Ламарк, упавший уже не в комнате, а на лестничной площадке, также поднимался. Оказавшись на ногах, он бросился на Гленна, отвесил ему полукрюк-полуапперкот в живот и тут же – ошеломляющий прямой удар в подбородок. Гленн взлетел в воздух и тяжело упал на спину.
Он неподвижно пролежал несколько секунд. В это время инстинкт кричал ему: «Вставай!» Повинуясь ему, он нашел в себе силы откатиться в сторону и опереться на руки, приготовившись увернуться или отразить удар. Глаза искали врага, стараясь определить, откуда следует ждать нападения и как получить преимущество в схватке. Но Томас Ламарк исчез.
Гленн поднялся, ощупал лицо – у него было такое чувство, что Томас снес ему половину челюсти, – и с опаской выглянул на лестничную площадку. Где же Ламарк?
Вверх по лестнице бежал Ник Гудвин.
Гленн вышел на площадку и прислушался. На площадке было полдюжины дверей, все закрыты. Ламарк мог скрыться за любой из них. Или уйти вверх или вниз по лестнице. Он побежал не просто так, а за чем-то.
Этажом выше, в спальне матери, Томас рылся в шкафу, разгребая залежи шелковых шарфов. Он знал, что он тут, в шкафу, – он всегда был здесь, полностью заряженный, на случай конца света. Наконец он нашел его, аккуратно завернутый в шелковый платок. Такой же тяжелый, как и всегда.
Мать нелегально привезла пистолет из Америки и показывала его Томасу несколько раз, когда он был маленьким, учила снимать его с предохранителя и целиться. Она говорила, что, когда разразится ядерная война, он может им понадобиться, чтобы не пустить других людей в их убежище.
И теперь он собирался использовать его, чтобы не пустить в убежище полицейских.
– Ты его видишь? – спросил Гленн.
Гудвин покачал головой.
– Возьми на себя эти три комнаты. А я осмотрю эти. – Гленн снял с пояса рацию и собрался нажать кнопку, когда вдруг что-то, словно насекомое, прожужжало рядом с его ухом, обдав потоком воздуха, а затем он увидел удивленное выражение на лице Гудвина, когда, взметнув волосы у него на голове, пуля вырвала ему висок. В лицо Гленна полетели брызги крови и осколки черепной кости, и одновременно раздался оглушающий звук выстрела.
Гленн упал на пол и откатился. Пуля впилась в полированную дубовую доску всего в нескольких дюймах от его лица. Перекатываясь по полу, он увидел вверху на лестнице Ламарка с пистолетом в руке. Дуло пистолета плеснуло пламенем, и Гленн почувствовал удар в грудь, будто тяжелым кулаком.
«Он попал в меня», – подумал он, по инерции продолжая движение. Боли не было. Он понимал только, что должен убраться с этой площадки. Гудвин мертв, о господи, мертв! Он увидел еще одну вспышку выстрела, прежде чем головой вперед бросился с лестницы, группируясь, прикрывая голову руками, пересчитывая спиной ступеньки. Катясь вниз, он услышал звук выстрела. Затем он оказался внизу.
Он еще дважды кувыркнулся по полу, вскочил и, не глядя ни вверх, ни назад, рванулся в ведущий на кухню коридор. Увидел стеклянную дверь на террасу. Попытался открыть ее, но она была заперта, и ключа в замке не было.
Гленн запаниковал, ударил в дверь плечом. Бесполезно. Закаленное стекло, даже стулом не прошибешь. Он оглянулся в поисках оружия и увидел в дальнем конце коридора Ламарка. Еще он заметил открытую дверь, но не на улицу, а, наверное, в подвал – Гленну это не понравилось, но выбора у него не было. Он повалил на бок кухонный стол, нырнул за него, как за щит, затем бросился к двери и захлопнул ее за собой. В этот момент прогремел еще один выстрел.
С этой стороны ключа нет.
Гленн сбежал по кирпичной лестнице и оказался в спортзале. Оглядев тренажеры в поисках какого-либо прикрытия, он устремился к сауне. Еще выстрел, и в зеленом ковре перед ним образовалась дыра. Он повалился на пол, сворачиваясь для кувырка, влетел в открытую дверь сауны и захлопнул ее за собой. Удар, и от деревянной двери полетели щепки.
Я умру в этой чертовой сауне. Господи, не допусти.
Перед глазами Гленна мелькнуло лицо Сэмми. Лицо Грейс.
Его грудь была залита кровью. В полу сауны он увидел люк и спиральную лестницу. Отлично понимая, что он сам себя загоняет в ловушку, Гленн нашел в себе силы спрыгнуть вниз и спуститься по ступенькам.
Внизу он остановился. Он задыхался, со всхлипами заглатывал воздух. Перед ним была открытая дверь, ведущая в пустое помещение, в дальней стене которого была еще одна дверь. Что это за место? Где здесь можно спрятаться? Он посмотрел вверх, каждую секунду ожидая услышать звук шагов на лестнице, но все было тихо.
Он подождал, внимательно следя за лестницей на случай, если Ламарк решил подкрасться неслышно. Никакого движения.
«Интересно, сюда можно еще как-нибудь пробраться – ведь где вход, там и выход», – подумал он. Дрожащими пальцами он включил рацию, но не услышал ничего, кроме непрерывного шипения радиопомех. Нет приема. Перед глазами мелькнуло удивленное лицо Ника. Разлетающийся от пули висок. Это шок. Надо взять себя в руки.
Я не собираюсь здесь умирать. Не дождетесь. Я пришел работать в полицию, чтобы ты мной гордился, Сэмми. А не для того, чтобы до смерти истечь кровью в бетонном склепе.
Не спуская взгляда с лестницы, он отступил на шаг назад. Еще на шаг. И еще.
Он находился уже внутри комнаты и глядел на массивную дверь. Интересно, ее можно закрыть с внутренней стороны?
Надо выиграть время. Дом находится под наблюдением, и полицейские начнут действовать, если не смогут с ним связаться. Надо только немного продержаться. Они могли слышать выстрелы – или они для этого слишком далеко?
Помощь придет.
Гленну пришлось приложить всю силу для того, чтобы закрыть дверь. Теперь надо было найти запорные стержни. Он обнаружил отверстия для них на дверной раме – вверху и внизу, но сами стержни были сняты, и, судя по тому, что места их крепления четко выделялись на металлической поверхности двери, сняты совсем недавно.
Господи. Гленн прикинул свой вес против веса Ламарка. Ламарк высокий и сильный мужчина. Гленн опустил голову и взглянул на грудь. Рубашка вся пропиталась кровью. Дышал он тяжело, со свистом, и теперь еще проснулась боль – зажегшаяся в груди паяльная лампа. Он привалился к двери всем весом, не решаясь идти дальше.
И вдруг он услышал позади себя прерывающийся мужской голос:
– Томас, нам нужно поговорить.
Гленн рывком повернулся. Голос доносился из второй открытой двери. Он прислушался, но ничего больше не услышал. Однако голос прозвучал так, будто обращались к нему.
Вот он опять раздался, теперь громче, настойчивее – и безнадежнее:
– Томас, я знаю, что ты был замечательным сыном для своей матери. Разве ты не хотел бы, чтобы она гордилась тобой?
– Кто там? – выкрикнул Гленн.
Короткая пауза, затем мужчина, явно ошеломленный, ответил:
– Майкл Теннент. А кто вы?
– Я офицер полиции.
– Слава богу! Мы здесь, в дальней комнате! Слава богу!
В голосе послышалось такое облегчение, что Гленн заскрипел зубами от беспомощности и досады.
Он остался на месте, со всей силы навалившись на дверь. Что тут, во имя Христа распятого, происходит?
Почему Ламарк не спустился по лестнице и не добил его? Кончились патроны? Или он убежал?
Надо было что-то делать, и быстро – без медицинской помощи он скоро умрет от потери крови.
Решившись, он отпустил дверь и вбежал во вторую комнату. Миновав ее, оказался в третьей и застыл на месте, попав в «комнату ужасов» Музея мадам Тюссо.
Два тела на полу. Человек в окровавленной рубашке, подвешенный к потолку за руки. Женщина в окровавленной одежде, пристегнутая к операционному столу-каталке, с кислородной трубкой во рту.
Когда Майкл увидел высокого лысого чернокожего человека с исцарапанным лицом, в мокрой от крови рубашке, с которой кровь капала на пол, он понял, что рано радовался.
А потом все погрузилось во тьму.
104
Три зеленые фигуры впереди. Томас сосредоточился на детективе, который находился между Майклом Теннентом и его подстилкой. Одной рукой держится за операционный стол. Смотрит в его сторону, выражение лица испуганное.
Что ты видишь, детектив-констебль Брэнсон? Темноту? А за ней еще более темную темноту? Жаль, что нам с тобой не удалось поговорить о фильмах моей матери. Надеюсь, ты понимаешь, что мне не доставляет никакого удовольствия убивать тебя.
У него осталось три пули в обойме. Он правильно сделал, когда решил проверить. По пуле на человека, если потребуется, но Томас надеялся, что этого не потребуется. Пули – они для тех, которые ничего не значат. Для таких, как детектив-констебль Брэнсон.
Пули убивают слишком быстро.
Мы не для того так далеко зашли, доктор Майкл Теннент, чтобы я покончил с вами выстрелом в голову.
Все двери заперты изнутри. Никто не сможет войти без приглашения. Нет нужды торопиться. Можно все спокойно обдумать.
Развлечься!
Сначала избавиться от детектива, затем возобновить прерванную операцию. Томас похлопал по карману вновь надетого хирургического костюма, чтобы убедиться, что на этот раз он не забыл адреналин. Пузырек был там. Отлично!
Он прицелился в детектива, который теперь корчился, пригибался к полу – как будто это может его защитить! – но он был в двадцати футах от Томаса и под таким углом, что существовала опасность: если он промахнется, то попадет в психиатра. Нет никакой необходимости рисковать. Надо пристрелить детектива наверняка – в упор, в висок.
Неожиданно Майкл Теннент закричал:
– У него есть очки ночного видения!
Гленн вцепился в край металлического стола, как утопающий – в спасательный плот. Только так он мог сохранить ориентацию и равновесие в предательской темноте.
Он помнил, где находится вход в комнату, где – подвешенный к потолку человек. Сделав шаг от стола, он мог дотронуться до него. Он точно знал, как лежит женщина и с какой стороны стола расположена полка с острыми хирургическими инструментами – с той же, с какой и он, всего в нескольких дюймах от него.
Все его мысли были обращены к двоим людям, которых Ламарк держал здесь пленниками. Каким-то образом, в этой кромешной темноте, он должен защитить их от человека в очках ночного видения, который уже ранил его, а на этот раз наверняка постарается убить.
Он уже чувствовал опасную слабость и головокружение. Неизвестно, через сколько минут он потеряет сознание. Надо добиться равных условий схватки с находящимся рядом безумцем, а для этого ему нужны:
Свет. Оружие. Защита от пуль.
Оружие было рядом – на подносе, стоящем на полке стола-каталки. А вот свет… Где тут рубильник?
Пригибайся, группируйся, не переставай двигаться.
Не отпуская стол, он перемещался вдоль него взад и вперед, приседал, пригибал голову, думал. Думал. Думал.
Громко, четко и гораздо более уверенно, чем на самом деле себя ощущал, Гленн сказал:
– Мистер Ламарк, ваш дом окружен полицией. Все выходы из него находятся под наблюдением. Опустите пистолет и включите свет. Сдавайтесь. Не делайте ситуацию хуже, чем она уже есть.
То время, пока детектив говорил, Томас использовал для того, чтобы подобраться к нему поближе. Теперь он был от него меньше чем в шести футах. Стараясь дышать медленно и неслышно, он поднял пистолет, держа рукоять обеими руками, и наклонил его так, чтобы мушка на стволе четко совпадала с V-образным вырезом прицельной щели. Он читал в Интернете, что ствол пистолета подбрасывает при выстреле. Надо целиться ниже, как в того полицейского на лестнице.
Теперь пистолет был нацелен в подбородок детектива. Учитывая рывок отдачи, пуля должна попасть ему в глаз или в лоб.
И все-таки лучше подойти поближе. У него только три пули – зачем рисковать?
Детектив снова заговорил, а это Томасу и было нужно. В голос неожиданно прокралась дрожь. Хорошо. Он гораздо менее уверен в себе, чем хочет казаться.
Он абсолютно беспомощен. Хорошо.
– Мистер Ламарк, я знаю, что вы меня слышите. Давайте вести себя как цивилизованные люди. Вы гордитесь своей матерью. Неужели вы не хотите, чтобы она гордилась вами?
Томас не обратил на слова детектива никакого внимания. Но вдруг темноту прорезал голос доктора Майкла Теннента.
– Томас, – сказал он. – Я бы хотел поговорить о твоей матери.
Томас застыл.
– Расскажи мне о своей матери, Томас.
Он закрыл глаза. Закрой рот, доктор Майкл Теннент!
Психиатр не унимался:
– Расскажи мне о своей матери, Томас. Насколько я помню, тебе всегда было трудно говорить о своих отношениях с матерью.
Томаса начала сотрясать дрожь. Он понимал, чего добивается Майкл Теннент. Он должен противостоять этому.
Не обращай на него внимания.
Заткни уши.
Продолжай идти вперед. Не дай ему добраться до тебя. Он уничтожил твою мать. Не дай ему уничтожить и тебя.
Он находился уже меньше чем в четырех футах от детектива. Но его руки теперь сильно дрожали. Еще два фута, и он окажется на расстоянии выстрела в упор.
В упор будет лучше. В висок. Наверняка.
– Расскажи мне о своих отношениях с матерью, Томас, – продолжал доктор Теннент.
Вне себя от злости и замешательства, Томас бессознательно шагнул вперед и наступил на что-то, издавшее под его ногой громкий хруст.
Звук выдал Гленну его местоположение. Низко пригнувшись за столом-каталкой, зная, что женщина на нем надежно пристегнута ремнями, он изо всей силы толкнул стол в направлении звука. Стол с громким стуком врезался в твердое, раздался вскрик боли, затем один за другим полыхнули два выстрела. Гром выстрелов сопроводил низкий вой рикошетирующих пуль.
Гленн вдохнул воняющий кордитом воздух, отвел каталку назад и со всей оставшейся у него силой послал ее вперед, туда, где она только что так удачно нашла свою цель. Каталка с хрустом врезалась в тело, сразу же последовала вспышка пламени, грохот выстрела – только на этот раз пуля пролетела совсем рядом с его головой.
Не срикошетировала.
Гленн очень надеялся, что подвешенный к потолку мужчина остался невредим.
Он лихорадочно ковал железо, пока оно было горячо. Он катнул стол назад и ударил им с еще большей силой. И снова попал. Ругательство – скорее всего, это Ламарк. Металлический лязг об пол. Пистолет?
Стол назад, затем удар.
– Черт, ублюдок!
Голос Ламарка, никаких сомнений.
Еще один удар каталкой. И еще один; и еще; и еще. Гленн нащупал поднос с инструментами, схватил с него что-то плоское, с длинной ручкой и бросился вдоль стола в темноту.
Он тут же споткнулся о ноги Ламарка и, упав на него, со всей силы ударил неведомым инструментом. Тот с резким звоном воткнулся в бетонный пол. Ударил еще раз. Инструмент встретил на своем пути человеческую плоть. Раздался вопль боли.
В левой руке у Гленна оказалось запястье Ламарка. Отпустив оружие, правой рукой он лихорадочно старался добраться до его лица. Нащупал очки, сорвал их со лба Ламарка. Они зацепились за что-то – возможно, за шею. Гленн рванул изо всех сил, услышал сдавленное хрипение и получил удар в лицо: кулаком, рукоятью пистолета? – он не знал. Отлетев назад, он ударился обо что-то головой.
Ему удалось встать на колени. Не останавливайся. Он сдвинулся на четвереньках налево. Наткнулся на что-то коленом.
Ощупал. Разбитый пластмассовый корпус. Фонарь! Осторожнее. Приготовившись броситься в сторону, Гленн включил фонарь, проткнув лучом темноту, словно кинжалом.
Луч был тусклым, но света оказалось достаточно. Один охват луча дал Гленну полную картину. Висящий человек, кажется, не пострадал. Томас Ламарк находился в трех футах от него, собираясь напасть. Из бедра у него торчал скальпель. Пистолет валялся в стороне, футах в шести.
Гленн прыгнул за ним, на долю секунды опередив Ламарка. Упал на бетон, подобрался. Схватил пистолет и, резко развернувшись, направил его на Ламарка, успевшего схватить его за щиколотку.
Луч слабел. Гленн потряс фонарь. Мерцание. На секунду свет окреп, затем погас.
Ну же, продержись еще секунду.
Он снова потряс фонарь. Возник относительно яркий луч. Ламарк смотрел на Гленна. Улыбался.
– Положите руки на голову и встаньте, – хрипло сказал Гленн. В груди у него сипело.
Томас Ламарк и не подумал подчиниться.
Опасаясь, что скоро потеряет сознание, Гленн прохрипел насколько смог громко:
– Положите руки на голову, мистер Ламарк, или я буду стрелять.
Таким же дружелюбным голосом, каким он встретил детектива у двери своего дома, Томас сказал:
– Прежде чем войти сюда, я пересчитал патроны, детектив-констебль Брэнсон. В обойме было всего три патрона. Боюсь, у вас в руках разряженное оружие, а сами вы истекаете кровью. Мы можем подождать. Я никогда не спешу. Мои друзья тоже никуда не торопятся. Боюсь, в данный момент у меня нет других предложений.
– Томас! – неожиданно сказал Майкл Теннент. – Расскажи мне о своей матери.
Даже не померцав напоследок, фонарь в руке Гленна погас окончательно. Гленн почувствовал, как что-то надвигается на него из темноты. Не раздумывая над тем, блефовал Ламарк или нет, и кожей ощущая смертельную опасность, он нажал на спусковой крючок.
Вспышка, оглушающий грохот, тяжелая отдача оружия – все это явилось для него неожиданностью, как и леденящий кровь крик, последовавший за этим. Крик дикого зверя в смертельной агонии.
Гленн поднялся. Завывания продолжались – громкие, прерывающиеся крики, вызванные сильнейшей болью.
Кричал Ламарк:
– Помогите мне! Помогите! Помогите мне!
Гленн опять потряс фонарь, повозил рычажком включения взад-вперед. Замерцал слабый луч. Ламарк был на полу, он извивался, как змея, его лицо было перекошено от боли. Гленн не приближался к нему, держа безопасную дистанцию. Штанина на правой ноге Ламарка промокла от крови. Пуля попала ему в коленную чашечку.
Ламарк смотрел на Гленна и выл:
– Сделайте что-нибудь! Пожалуйста, сделайте что-нибудь!
Не зная, на что еще способен этот безумец, Гленн посмотрел на Ламарка некоторое время, затем одним быстрым движением, забравшим остаток сил, подскочил к нему и, не обращая внимания на крики, застегнул наручники у него на запястьях.
Разогнувшись, Гленн пошатнулся – ноги уже начали отказывать. Он схватился за край стола-каталки и ободряюще улыбнулся Аманде.
– Все хорошо, скоро вы будете в безопасности. Все в норме. Я сниму с потолка вашего друга, а потом вдвоем мы освободим вас. Не беспокойтесь, все будет хорошо.
Лежащий на полу Томас Ламарк кричал:
– Сделайте что-нибудь! Господи, пожалуйста, я не могу… как больно… пожалуйста, кто-нибудь! Сделайте что-нибудь!
Гленн взглянул на него, и Ламарк тут же затих.
– Вы меня удивили, мистер Ламарк, – сказал Гленн. С каждой секундой его вдохи становились все короче и поверхностнее. – «Одна пуля всегда остается в стволе». Неужели вы не помните? Это последняя строчка из «Крыльев пустыни», лучшего фильма вашей матери.
