Текст книги "Одержимый"
Автор книги: Питер Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)
68
Томас лежал голый на тонком, отделанном белым шнуром белье, в кровати под балдахином. Спальня матери. Запах духов «Шанель», ее волос, ее ароматических масел, ее кожи все еще витал в воздухе.
Она была на экране. В шикарном платье, она садилась на пассажирское сиденье «феррари» с откидным верхом, стоящего возле парадного входа казино в Монте-Карло, в то время как Рок Хадсон придерживал для нее дверь.
– Ты такая красивая, мамочка, – прошептал Томас.
По лицу у него текли слезы.
Три недели и два дня. В гробу, в холоде и одиночестве. В темноте.
Он нажал «паузу» на пульте дистанционного управления. Лицо матери крупным планом застыло. Он взял со столика маленький магнитофон «сони» и нажал кнопку воспроизведения.
Доктор Майкл Теннент сказал:
«О беседковой птице? Нет, не знаю. Орнитология – одно из ваших увлечений?»
Томас остановил пленку, перемотал назад и прослушал снова.
«О беседковой птице? Нет, не знаю. Орнитология – одно из ваших увлечений?»
Остановив кассету, он взял второй магнитофон и произнес в него:
– Здравствуй, Аманда. Как дела?
Потом немного подождал и сказал эту фразу еще раз. Вторая попытка получилась более удачной.
Он проиграл голос психиатра, затем свой собственный. Пока не похоже. Лицо матери выжидательно смотрело на него с экрана. Он стер запись и попробовал снова:
– Здравствуй, Аманда. Как дела?
Лучше! Гораздо, гораздо лучше!
Томас выдвинул ящик прикроватного столика, вынул оттуда пластиковый вибратор матери и провел его гладкой закругленной поверхностью по носу. На нем еще сохранился ее запах. Он глубоко вдохнул, глядя на ее лицо.
– Здравствуй, – сказал он. – Здравствуй, Аманда. Как дела?
Мать улыбалась ему с экрана.
Ей нравилось.
69
– «Безопасное прибытие». Видел этот фильм? – спросил Рон Саттон, глядя на забранную в рамку афишу в коридоре квартиры Коры Барстридж.
– С Эрнестом Боргнайном и Уолтером Пидженом, – сказал Гленн. – Хороший фильм.
– Мне не понравился конец.
– Ты прав. Конец дерьмовый.
Саттон был в белом комбинезоне, в резиновых перчатках, с большим черным чемоданом. Гленн в своем коричневом костюме чувствовал себя рядом с ним одетым в тряпье.
– Вот здесь я ее нашел.
Саттон поглядел на кровать.
– Где лежала записка? – спросил он.
– В гостиной.
Они прошли в гостиную, и Гленн показал письменный стол, на котором, прижатая статуэткой русалки, лежала записка, находящаяся сейчас у коронера.
– Что на ней было написано?
– «Я больше не могу смотреть на себя в зеркало».
Саттон поднял брови.
– Это цитата из ее фильма «Зеркало на стене». С Джеймсом Мэйсоном и Лоуренсом Харви. Тысяча девятьсот шестьдесят шестой.
– Никогда его не видел.
– Не видел?
– Да. Всегда был занят, когда он шел по телевизору.
– В прошлом месяце он шел по «Би-би-си-1».
– Знаю. У меня сын что-то записал поверх него.
– Это ее лучший фильм. Не могу поверить, что ты его не видел, – сказал Гленн.
Но Саттон его почти не слушал. Он задумчиво оглядывал комнату.
– Это странно – цитировать в предсмертной записке реплику из своего фильма.
– Я тоже так подумал.
– Вчера по телевизору об этом фильме рассказывал Барри Норман – я случайно включил на половине передачи.
– Я ее записал, но еще не смотрел. Вчера лег спать пораньше.
– Он говорил, что этот фильм начался с конфликта.
– С какого?
– Он говорил, что изначально на эту роль назначили Глорию Ламарк, затем что-то случилось, и ее заменили.
Гленн кивнул:
– Да, я тоже об этом знаю. Кое-что по этому поводу можно найти в биографиях Коры Барстридж. Они даже оскорбляли друг друга на публике, а однажды, на премьере какого-то фильма, Глория Ламарк швырнула в Кору бокал вина. В присутствии кого-то из членов королевской семьи. – Гленн покачал головой. – Поверить не могу, что ты его не видел. Черт, этот фильм сделал карьеру Коре Барстридж. За него она номинировалась на «Оскар».
Саттон прошел к входной двери, открыл ее, осмотрел, закрыл, затем снова открыл.
– Полагаю, ее починили после того, как ты ее выбил?
– Да.
– Если кто-то проник сюда через дверь, ты успешно уничтожил все свидетельства этому.
С показным раскаянием на лице Гленн сказал:
– Ну извини.
Лицо Саттона просветлело, когда он увидел бардак в кухонном чулане. Он вынул из чемодана кисточку и жестяную банку с белым порошком и осторожно очистил от избытка пыли пол под ведущим на чердак люком и нижнюю поверхность самого люка. Затем он вытащил из чемодана ультрафиолетовую лампу, включил ее и осветил всю очищенную от пыли площадь.
– Отпечаток ботинка, – сказал он.
Гленн его тоже увидел. Ясный отпечаток передней части подошвы.
Саттон сфотографировал его.
– Тринадцатый размер. У тебя какой?
– У меня? Одиннадцатый.
– Кроме тебя, кто-нибудь еще из полицейских заходил сюда?
– Нет.
– Крупный мужчина, – сказал Саттон. – Высокого роста.
– Откуда ты знаешь, что это мужчина?
Саттон хитро посмотрел на Гленна:
– Ты когда-нибудь видел бабу с обувью тринадцатого размера?
– Нет. Но все когда-то случается в первый раз.
– Лично мне такие большие женщины не нравятся. – Саттон осмотрел люк. – Ладно, здесь чисто. Поддержи-ка меня.
Гленн соединил руки, Саттон оперся о них ногой и поднялся вверх. Гленн последовал за ним, включил свет и насладился испугом Саттона, когда тот увидел манекен.
– «Госпожи сейчас нет», – сказал Гленн.
– Той, у которой тринадцатый размер?
– Нет. Так фильм называется, с Тони Перкинсом, откуда это страшилище.
– Хороший был фильм. Страшный. – Саттон с опаской, совершенно так же, как Гленн в свой предыдущий визит, поглядел на манекен. – Ну и где тут пожарный выход?
Гленн показал рукой и последовал за Саттоном.
– Полоска ткани висела…
Он остановился на полуслове, потому что криминалист уже увидел кремовый лоскуток на подпирающем крышу столбе и посветил на него фонарем.
– Он здесь недавно, – сказал он. – На нем нет пыли.
Настроение Гленна улучшилось. Он не хотел, чтобы Саттон думал, что он притащил его сюда зря и даром потратил его время. След в чулане был хорошим началом, и полоска ткани не разочаровала Саттона.
– Можешь определить, откуда она?
– Без лабораторного анализа – нет. Похоже на лен. Это мог быть пиджак, брюки, юбка. Все, что угодно.
– Он висит на высоте пяти с половиной футов от пола, Рон. Это не может быть юбка или брюки.
– Ну тогда, наверное, это твоя баба с тринадцатым размером, – сухо сказал Саттон, затем осторожно снял лоскуток с гвоздя, положил его в небольшой пластиковый пакетик и вручил пакетик Гленну со словами: – Храни возле сердца.
Они медленно двигались вдоль чердака, проверяя все опорные столбы и промежутки между стропилами, пока не достигли двери пожарного выхода. Саттон прошелся кисточкой по ее внутренней стороне и по косякам, но не нашел ни единого отпечатка пальцев. Затем он открыл дверь и зажмурился от яркого солнечного света. Небо прояснялось, светило солнце. Вечер обещал быть хорошим.
Они вышли на площадку пожарной лестницы. Гленн обратил внимание на здания вокруг. У этих старых домов с красивыми фасадами задние стены были унылыми, даже уродливыми и, словно шрамами, расчерчены пожарными лестницами, как та, на которой они стояли.
– Лето в самом разгаре, – сказал Рон Саттон. – Значит, кто-то залез на чердак из квартиры, затем вышел через эту дверь и не оставил отпечатков пальцев. Летом не так много людей ходят в перчатках – если только они не заботятся о том, чтобы не оставить отпечатков.
– Или чтобы не испачкать рук.
Саттон разглядывал замок.
– Дверь открыли изнутри, примерно так же, как ты попал в квартиру, – хорошим пинком.
– Ты уверен? – разочарованно спросил Гленн. Было бы куда лучше, если бы Рон сказал, что дверь выбили снаружи.
– Никаких отметин с внешней стороны. Если бы кто-нибудь взламывал дверь с улицы, ему бы пришлось отдавить дверь на себя. Какой бы инструмент он ни использовал, на ней все равно остались бы царапины.
Гленн кивнул. Это он мог понять.
– Значит, у нас есть отпечаток ботинка и полоска ткани. Извини меня, Рон. Надеюсь, ты не думаешь, что зря потратил время.
– Людей вешали и при меньших уликах, Гленн.
– Мне кажется, того, что мы нашли, не хватит, чтобы убедить Дигби. Полподошвы и лоскут от юбки или брюк.
– У тебя есть зацепка. Ищи женщину с тринадцатым размером обуви, которой вздумалось постоять на руках на чердаке.
Гленн обиженно посмотрел на него.
– Прости, – сказал Рон Саттон. – У меня был длинный день.
70
Национальная служба по поиску пропавших располагается на шумной улице в районе Мортлейк, всего несколькими милями западнее Шин-Парк-Хоспитал (если двигаться по руслу Темзы), в ничем не примечательном длинном двухэтажном доме. Посетители здесь не приветствуются – всю информацию, необходимую сотрудникам этой службы для эффективной работы, они получают по телефону.
Майкл сделал это неприятное открытие, стоя перед входом в здание на сохнущем на жарком солнце тротуаре и разговаривая с женским голосом по домофону. Этот голос был вежлив, но непреклонен.
– Если вы хотите заявить о пропаже человека, позвоните нам по телефону. У нас нет условий для приема посетителей.
Майкл чувствовал себя разбитым. Он только что поссорился по телефону с детективом-констеблем Ройбаком из полиции Хэмпстеда. Детектив сказал ему, что пока никого не опрашивал, и посоветовал позвонить на следующей неделе.
Была среда, четыре часа дня. Аманды не было уже больше двух с половиной дней. Через три часа у него эфир на «Ток-радио», и он, не сообщив об этом продюсеру заранее, собирался во время передачи дать описание Аманды. Почему бы и нет? Что ему терять?
Возвращаясь из Суссекса, он повторил маршрут, по которому, по мнению Лары, должна была ехать Аманда в воскресенье вечером. Во время первой половины пути, которая проходила по извилистым сельским дорогам, он несколько раз останавливался на поворотах и осматривал места с особенно густой листвой, способной скрыть попавшую в аварию машину.
Его ботинки были в грязи, лицо исцарапано колючими ежевичными ветвями. Он был рад, что над дверью, перед которой он сейчас стоял, не было камеры. Глядя на металлическую решетку домофона, он разыграл свой последний козырь:
– Я кое-что хотел бы с вами обсудить. Меня зовут доктор Теннент. Я психиатр и веду радиопередачу по средам. Я мог бы упомянуть в ней вашу организацию.
Возникла пауза, затем голос с неохотой произнес:
– Хорошо. Пожалуйста, поднимитесь на второй этаж.
Когда Майкл открыл дверь, ведущую с лестничной площадки второго (и последнего) этажа в обширное, не разделенное перегородками помещение, он понял, что женщина имела в виду, когда сказала, что у них нет условий для приема посетителей. Здесь располагалось около сорока столов, стоявших вдоль обеих длинных стен, правая из которых была сплошь, от пола до потолка, покрыта большими фотографиями пропавших людей с подписями, выполненными жирными красными, синими и черными буквами; левая стена, с окнами, выходила на оживленную улицу.
Почти все столы были заняты. Сотрудники звонили по телефону или работали за компьютерами. Тихая атмосфера занятости и всепронизывающей срочности. За столами – мужчины и женщины, в основном среднего возраста, в основном белые.
К Майклу подошла светловолосая женщина лет сорока, сурового вида, в строгом синем костюме, который очень ей шел. Она с сомнением посмотрела на него, обратив внимание на поцарапанное лицо и беспорядок в одежде.
– Доктор Теннент?
– Да. Извините за вторжение.
– Меня зовут Кэролайн Нельсон, – холодно представилась женщина. – Я координатор смены. Я слушала вашу передачу.
По выражению ее лица нельзя было понять, понравилась ей передача или нет, но, по крайней мере, она хоть знала, кто перед ней. Майкл улыбнулся:
– Мне каждый раз говорят, что у передачи бешеный рейтинг. Я рад, что хоть один слушатель оказался из плоти и крови!
– Боюсь вас разочаровать, но я не постоянный слушатель, – предупредила Кэролайн Нельсон и, увидев его ботинки, еще внимательней всмотрелась в его лицо. – С вами все в порядке? Вы попали в аварию?
– Да, со мной все в порядке. Простите меня за мой вид. Я искал кое-кого… и упал в канаву. – По ее лицу он понял, что это объяснение ее не удовлетворило, и поспешил продолжить: – Слушайте, я понимаю, что у вас много работы, но я не псих. Я психиатр. Одна моя знакомая пропала, а я не могу заставить полицию воспринять ее исчезновение всерьез. Через три часа у меня эфир, и, возможно, вы мне подскажете, как правильно обратиться к слушателям по этому вопросу. Если вы мне поможете, я рассажу и о вашей службе. Уверен, что вам не помешает дополнительная реклама.
– Может быть, выпьете чаю? Кофе?
– Чаю, если можно.
Кэролайн Нельсон провела Майкла в крохотную комнату для отдыха персонала и сделала ему чай в пластиковом стаканчике. Ее холодность и настороженность не исчезли.
– Доктор Теннент, в Великобритании за год пропадает двести пятьдесят тысяч человек. Если бы все приходили сюда, чтобы сделать заявление, у нашей двери выстроилась бы очередь, десять раз идущая до перекрестка и обратно.
– Я понимаю.
– Для вас я сделала исключение, но вы должны обещать, что не станете сообщать по радио наш адрес. Только телефон.
Майкл улыбнулся:
– Обещаю.
– Хорошо. – Голос стал чуть мягче. – Теперь расскажите мне, что у вас произошло.
Майкл рассказал все, от начала до конца. Когда он закончил, Кэролайн Нельсон вместо того, чтобы хоть как-то выразить свое сочувствие, сухо спросила:
– Вы не били ее, доктор Теннент?
– Нет! Конечно нет!
– Вы уверены?
– Конечно! Мы… у нас…
– Вы не угрожали ей?
– Никогда. Мы любим друг друга.
– При всем уважении, доктор Теннент, так говорит большинство мужчин.
– Я не бью женщин. Я хороший парень.
– Я должна поверить на слово человеку, выглядящему так, будто его излупили в пабе?
Кэролайн Нельсон начала раздражать Майкла. Ему пришлось приложить усилие, чтобы остаться спокойным.
– Говорю вам, я осматривал обочину дороги, отыскивая попавшую в аварию машину, и упал в канаву.
Строгая женщина молча посмотрела ему в глаза и ничего не ответила.
Ему стало не по себе от ее взгляда, и он отвернулся к окну. На телевизионной антенне сидели два скворца. Где-то за этим окном была Аманда. Только где? Милая моя, где ты?
– Вы должны понимать, что нам постоянно звонят мужчины, заявляющие о пропаже подруги или жены. В большинстве случаев они просто избили их, и те убежали от них к друзьям или в гостиницу.
– У нас не было ничего подобного. Все было совершенно иначе. Мы провели прекрасный день, у нас было полное взаимопонимание. Аманда уехала на день рождения племянницы и должна была позвонить мне вечером. И потом, дело не только во мне – она не появилась на работе, пропустила несколько важных деловых встреч. Это абсолютно на нее не похоже. Ее коллеги очень обеспокоены.
– Вы любите друг друга. Вы полагаете, что она любит вас, как вы ее?
– Она великая актриса, если притворяется.
Кэролайн Нельсон отпила чай.
– Вы ее практически не знаете. Вполне вероятно, что у нее есть тайная жизнь, которую она скрывает от вас.
Майкл поставил стаканчик на стол и встал, в ярости сжимая кулаки.
– Господи, да что к черту происходит с этим миром?! Говорю вам, я все уже выяснил. Если она скрывала тайную жизнь от меня, о ней все равно бы знала ее ассистентка. Лулу ее подруга. Аманда попала в беду, в настоящую беду – Господи сохрани, и она, может быть, уже мертва. Я единственный человек в этой паршивой стране, который пытается выяснить, что с ней. Почему мне никто не хочет помогать?
Кэролайн Нельсон успокаивающе подняла руки:
– Пожалуйста, не волнуйтесь! Мы попытаемся вам помочь.
Майкл снова отвернулся к окну и стал смотреть на скворцов.
– Спасибо.
– У вас есть ее фотография?
– Даже несколько.
– Мы увеличим ее и расклеим на наших досках объявлений. И еще попытаемся договориться с телеканалами, чтобы они пустили объявление о ее исчезновении в эфир. Вы удовлетворены?
– Сделайте, пожалуйста, все, что возможно! – взмолился Майкл. – Все, что возможно. Спасибо.
– Чтобы вас ободрить хоть немного, могу сказать, что большинство пропавших людей возвращаются домой в течение тридцати двух дней.
– Я не могу ждать тридцать два дня. К тому времени я буду сидеть в смирительной рубашке в своей собственной клинике.
Кэролайн Нельсон улыбнулась мимолетной улыбкой, затем сказала:
– Уверена, что она скоро вернется. В течение тридцати двух дней возвращаются более семидесяти пяти процентов пропавших.
– А остальные двадцать пять процентов? Что происходит с ними?
Ответа не последовало, только долгий взгляд.
71
Муж Лары, Оливер, переворачивал мясо, лежащее на решетке барбекю. Остальные сидели за деревянным столом в тени большой ивы. Двухлетняя Элис, четырехлетняя Леонора и Джейк, которому было почти пять, смеялись. Лара тоже смеялась.
Прекрасная погода. Безоблачное небо, отсутствие ветра. Живописное море зреющей пшеницы за изгородью.
– Я влюбилась, – заявила Аманда.
Все головы повернулись к ней. Они улыбались, тем самым приглашая ее продолжать.
– Я влюбилась до сумасшествия. Никогда ничего подобного не чувствовала. Я нашла человека, который…
Ее голос странно отдалился, будто она слушала его со стороны. Затем, как при смене сцен в фильме, все изменилось. Солнечный свет угас, ее обступила темнота.
Аманда лежала на жестком комковатом матрасе. Сжимающий сердце страх вернулся. Она обозревала бесконечную темноту, которая была теперь ее миром.
Она лежала тихо, спрашивая себя, сколько сейчас может быть времени. Что сейчас: ночь? день? утро? вечер? «Наверно, как-нибудь можно отсчитывать время, – подумала она. – Вот только как?»
Ей очень нужно было помочиться.
В прошлый раз, когда она проснулась, она расположила матрас так, чтобы можно было, перекатившись вправо и пройдя немного по прямой, дойти до ведра-параши. Но сейчас, застыв во время сна, она не смогла подняться и потому поползла к ведру. Вдруг она услышала едва различимый царапающий звук.
Господи. Крыса?
Что-то коснулось ее щеки – мотылек или комар, и она шлепнула по лицу ладонью. Звук шлепка пронесся по помещению и вернулся эхом.
Она добралась до ведра, от которого разило мочой. Облегчившись, протерла лицо и руки мыльной тряпкой, вытерла полотенцем и поднялась. В голове чуть-чуть прояснилось.
Она остро чувствовала присутствие двух трупов в соседней комнате. Один из них был женщиной; осмотреть другой у нее не хватило смелости. Несколько недель назад пропала женщина-редактор. Об этом говорили в газетах, по телевидению. Миловидная женщина, коротко стриженная шатенка. Неужели это она?
Неужели их (и ее) похитил какой-то монстр, вроде Фреда Уэста из «Молчания ягнят»?
Она замерла, услышав шарканье обуви по полу.
Ее мысли метнулись к придуманному ранее плану побега. В следующий раз, когда он придет, она встанет рядом с дверью и выскользнет из помещения за его спиной.
Можно было, конечно, ударить его чем-нибудь, когда он войдет, вот только чем? Здесь не было ничего подходящего для этой цели. Матрас, пластиковые ведра, бумажные тарелки, бумажный поднос, пластиковая бутыль. Ничего достаточно тяжелого, чтобы сбить человека с ног.
Вдруг из темноты донесся голос Майкла:
– Здравствуй, Аманда. Как дела?
Она повернулась на звук голоса, словно ужаленная.
– Майкл!
Тишина.
– Майкл? – повторила она. Это могла быть галлюцинация.
– Здравствуй, Аманда. Как дела?
Это был Майкл. Холодный, отстраненный Майкл, словно его голосом говорил кто-то другой.
Комната провоняла мочой. Свинообразное существо, катающееся в собственном дерьме. Отвратительно. Оно должно быть наказано за то, что довело помещение до такого состояния.
Томас с коровьим стрекалом в руках наблюдал за Амандой через очки. Какое чистое изображение в зеленых тонах! Он видел каждое ее движение. Она стояла, прижавшись спиной к стене и глядя на то место, где он был секунду назад.
– Сними с себя одежду, Аманда, – сказал он голосом Майкла Теннента.
– Не трогай меня.
– Хочешь, чтобы мой паровозик оказался внутри тебя?
Она нервничала все больше и больше.
– Не трогай меня. – Она повысила голос. – Не трогай меня!
Он сделал один бесшумный шаг по направлению к ней, затем другой.
– Аманда, где ты хочешь, чтобы я сделал тебе больно?
– Я думала, ты любишь меня, Майкл, любишь, – сказала она сдавленным, прерывающимся голосом и шагнула в сторону, думая, что отходит от него. Он сделал несколько шагов – благодаря спортивным тапочкам бесшумных – и снова оказался прямо перед ней. Не видя его, она смотрела ему прямо в глаза.
С огромным удовольствием он ткнул стрекалом ей в живот и нажал на кнопку, высвобождая электрический разряд.
Неожиданный сильный тычок в живот, переламывающая пополам боль, затем жуткая судорога, прошедшая через все тело. Отпрянув назад, Аманда ударилась о стену.
Еще тычок, на этот раз в грудь. Снова судорога, сворачивающая внутренности в тугой узел. Отпустило, затем опять судорога – будто она попала под электрический ток, который то включали, то выключали. Тычок в бедро, затем в подбородок. Каждый раз короткая судорога. Она кричала, закрывала голову руками, каталась по полу, стараясь избежать жалящего предмета, билась о стену, опрокидывала ведра, молила перестать.
– Пожалуйста! По-о-о-жалуйста. Я все сделаю. Чего тебе надо?! А-а-а-а!
Затем тишина.
Целая вселенная тишины. Она тихо лежала, ожидая очередной судороги. Но ее все не было.
Ей стало дурно. Ее вытошнило.
