Текст книги "Одержимый"
Автор книги: Питер Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)
89
Майкл сидел за своим столом в Шин-Парк-Хоспитал с телефонной трубкой в руках. Перед ним лежала раскрытая на первой странице медицинская карта доктора Джоэля.
В трубке звучала запись: «Доктор Сандаралингем не может сейчас подойти к телефону. Пожалуйста, оставьте сообщение, и он вам перезвонит».
Майкл повесил трубку. Он был удивлен, услышав автоответчик, а не человеческий голос. Обычно у врачей есть секретарь, чтобы не упускать клиентов, на тот случай, если сам доктор отсутствует.
Он обхватил голову руками.
Доктор Теренс Джоэль, ты пришел ко мне в кабинет с разговорами о потере близких людей и об автокатастрофе, как две капли воды похожей на ту, в которой погибла Кэти, о голубе в клетке, подвале и противорадиационном убежище.
Твое имя означает «кровник».
Неужели ты невинный человек с ворохом проблем и события, произошедшие в твоей жизни, каким-то необъяснимым образом отразили мою жизнь?
Или мне необходимо узнать о тебе гораздо больше, чем я знаю теперь?
На автоответчике было сообщение от детектива-констебля Ройбака, который сказал, что посетил интернет-кафе, но, как и предполагалось, в тот день через него прошло не менее двухсот клиентов. Возможно, ему бы улыбнулась удача, имей он фотографию подозреваемого.
Майкл зашел в Интернет и вызвал на экран сайт Теренса Джоэля. Затем он скопировал фотографию Джоэля в отдельный файл и послал ее Ройбаку по электронной почте.
Пока письмо шло, он набрал мобильный номер Ройбака и, попав на автоответчик, оставил сообщение, в котором были последние сведения о Джоэле, полученные от Дортмунда. Он также сказал, что послал его фотографию.
Затем ему в голову пришла одна мысль. Он зашел на сайт поисковой машины «Альта-Виста» и набрал в строке поиска: «доктор Теренс Джоэль».
Как и прежде, появилось всего одно совпадение. Адрес веб-страницы Джоэля. Больше ничего.
Он ведь какой-никакой ученый. Почему в Интернете о нем ничего нет? Почему только сайт? Ведь должны же быть ссылки на другие сайты. Ну, не на секретную службу прослушивания и слежения, так хоть на журнал Nature. На Институт Скриппса. На Комитет по поиску внеземного разума. На Массачусетский технологический.
Майкл запустил поиск для журнала Nature. На главной странице-каталоге сайта в строке поиска он напечатал: «доктор Теренс Джоэль». Никаких ссылок не появилось.
То же самое он проделал на сайте Института Скриппса. Безрезультатно. Не упоминался доктор Джоэль и на сайте Массачусетского технологического института.
У Майкла разболелась голова. Он закрыл глаза, затем проглотил две таблетки парацетамола.
Набрав телефон справочной службы, он спросил, есть ли у них номер службы прослушивания и слежения. К его удивлению, он у них был, но, позвонив по нему, он попал на автоответчик, сообщивший ему, что офис уже закрыт и начнет работать завтра с девяти утра.
Майкл проверил электронную почту. Обычная лавина писем, в основном по работе, и одно от брата в Сиэтле, который писал, что собирается приехать с семьей, и спрашивал, не забыл ли Майкл, что через два года у их родителей золотая свадьба.
Во время просмотра сообщений Майклу пришло еще одно письмо – напоминание о резервировании площадки для гольфа на субботу. «Гольф, – подумал он. – И как я, черт возьми, смогу сосредоточиться на игре?»
Он еще раз перечитал карту доктора Джоэля – каждое слово. Направление от доктора Сандаралингема. Бланк новоприбывшего пациента, в котором Джоэль написал только имя, адрес и мобильный телефон. Майкл набрал номер и услышал запись голоса Джоэля: «Это Теренс Джоэль. Пожалуйста, оставьте сообщение, и я вам перезвоню».
Майкл повесил трубку, позвонил в справочную, назвал оператору адрес Джоэля и попросил дать ему номер домашнего телефона. Оператор ответил, что телефона на такой адрес в списке нет.
Майкл положил трубку, оперся лбом о ладони и сжал виски. Затем посмотрел в окно. Небо было темным. Десять двадцать пять.
Он снова взглянул на записи в карте Джоэля. Противорадиационное убежище.
Внутренности скрутило в неожиданном приступе паники. Противорадиационное убежище.
…какое-то подземное помещение – подвал или склеп.
Противорадиационное убежище?
Он встал, прошелся по кабинету, затем вышел в коридор и стал ходить там. Мысли о докторе Джоэле поглотили его.
Кровник. Тот, кто осуществляет кровную месть.
Месть за что?
Он посмотрел на часы. Десять тридцать. Он знал, что Челтнем часах в полутора езды, – несколько лет назад он ездил туда по делам.
Он снова зашел в кабинет и посмотрел на адрес Джоэля. Квартира. Квартира с подвалом? С противорадиационным убежищем?
Все возможно.
Он закрыл папку доктора Теренса Джоэля и положил ее в «дипломат». Через десять минут он уже ехал в своем «вольво» по Южной кольцевой дороге, направляясь к М-40 на Оксфорд и Челтнем. Его глаза болели от света фар едущих навстречу машин. Он устал как пес, а вечерний воздух был душным и жарким. «Безумие. Надо было позвонить Ройбаку, рассказать ему свои соображения и поехать домой спать», – думал он, но ехал вперед.
Еще через час он заехал на автозаправку, купил себе не первой свежести бургер, поникший картофель фри и стакан кофе. Он сидел за столиком у окна, и из стекла на него смотрел серый призрак – его собственное отражение. Волосы призрака были всклокочены, а под глазами даже через овальные очки в черепаховой оправе были видны темные мешки.
Но эти усталые глаза светились мрачным огнем решимости.
90
На экране возникали геометрические фигуры: сложные фракталы, концентрические круги, взаимосвязанные кластеры звезд. Саймон Ройбак стоял в дверях комнаты, отведенной для группы расследования исчезновения Тины Маккей, и смотрел, как на экране появляется следующий рисунок – группы маленьких гексаграмм, образованных вокруг большой гексаграммы в центре, которая потом превратилась тоже в массив маленьких гексаграмм.
«Структуры», – подумал он. Если бы он не пошел работать в полицию, он бы, наверное, стал математиком. Иногда он завидовал тому интеллектуальному удовлетворению, которое получала от работы его невеста – она учила детей математике и физике. В полиции, даже занимаясь уголовным розыском, он не находил себе достаточно пищи для ума. В основном его работа была рутиной, смесью бумажной волокиты, здравого смысла, интуиции и элементарного упорства.
Каждая маленькая часть фрактала превратилась в уменьшенную копию целого. В математике было изящество. Во фракталах, в частности. Саймону Ройбаку нравилось изящество. Полицейская работа редко изящна. Чаще она прямолинейна. Ищешь улики наперекор времени и бюджету, затем вколачиваешь их в выбранную версию. Что-то интересное попадается очень редко.
Ройбак устал. Он думал о том, что неплохо было бы пойти домой, принять прохладный душ, свернуться на постели рядом с Брайони, рассказать о том, как у него прошел день, послушать, как прошел день у нее. Затем заняться любовью, уснуть у нее в объятиях и завтра начать новый день бодрым и сильным.
Вместо этого в половине одиннадцатого, в такую жару он вернулся на службу, в надежде помочь двум женщинам, которых он никогда не встречал. Тина Маккей и Аманда Кэпстик. Он надеялся, что если вдруг, господи упаси, что-то случится с его возлюбленной Брайони Доннелли, то другие детективы в каком-то другом кабинете какого-то другого полицейского участка сделают для нее столько же, сколько он делал для них.
Комната имела такой вид, будто ее покидали в спешке, оставив все как есть: все шесть компьютеров работали, на столах лежали ворохи бумаг, из настольного органайзера выглядывала недоеденная половинка «Марса», один из ящиков шкафа для папок был выдвинут. Много работы.
Бедлам. Наверняка никто из команды не ушел сегодня домой раньше десяти часов. Они въедались в работу. Они отчаянно стремились найти двух незнакомых им женщин.
В начале недели сюжет об исчезновении Тины Маккей транслировался по национальному телевидению в рамках программы «Криминальный дозор», и с тех пор к ним позвонило несколько сотен людей, сообщивших о ее возможном местонахождении. Скоро их ждет новая волна звонков, уже связанная с Амандой Кэпстик. Если та не объявится раньше.
А она не объявится. Саймон Ройбак был уверен в этом. Ее можно только найти. Он надеялся, что она и Тина будут живы, когда их найдут. Он не сказал ни родственникам, ни психиатру, бойфренду Аманды Кэпстик, что шансов, что их обнаружат живыми, крайне мало.
Саймон Ройбак зашел в комнату и поставил накрытый крышкой пластиковый стаканчик со сладким черным кофе на стол, который он обыкновенно здесь занимал. Затем просмотрел список того, чем сегодня занимались остальные пять членов команды. Ничего нового ни по Тине, ни по Аманде. Стаканчик оказался дырявым и протекал – по его стенке ползла кофейная капля. Он поймал ее пальцем и слизнул. Хорошо. Сладко. Он пролистал отчет и ткнул пальцем в клавиатуру, чтобы оживить экран. Рисунок исчез. Его сменила заставка национальной системы регистрации преступлений ХОЛМС со списком пропавших по стране привлекательных и успешных женщин, возрастом примерно сходных с Амандой и Тиной, исчезнувших за последние пять лет. Пока никаких корреляций с другими исчезновениями не было.
Ройбак прослушал записанное службой мобильной связи сообщение доктора Теннента о докторе Джоэле, затем сел за компьютер и попытался открыть фотографию доктора Джоэля, присланную психиатром по электронной почте.
У него ничего не получилось.
Он обругал компьютер. Единственным, кто мог договориться с упрямой машиной, был системный администратор. Ройбак решил, что вызовет его утром сразу по приходе на работу.
А пока он вернулся к своей основной задаче – тому, за чем пришел сюда в этот вечер. В кабинете вдоль стены было сложено множество картонных коробок с бумагами из офиса Тины Маккей. Детектив посмотрел на сделанные наспех подписи и нашел две нужные ему коробки. На одной было написано «Письма-отказы, янв. – дек. 96»; на другой – «Письма-отказы, янв. – июль 97». Он отнес обе коробки к своему столу. Неделю назад секретарша Тины Маккей сказала, что они получают больше ста рукописей в неделю. Это значит, что в этих коробках находится больше восьми тысяч писем.
Ему бы не помешала еще одна пара рук (и глаз), и он задумался, не вызвать ли ему кого-нибудь из команды, но не стал этого делать. Все устали и будут работать лучше, если немного отдохнут. Он знал, что это относится и к нему, но выбора у него не было. Несколько дней назад он уже просматривал эти письма – все две коробки.
Он снял крышку со стаканчика с кофе. Зазвонил телефон, и он поднял трубку:
– Саймон Ройбак.
Звонивший ошибся номером. Он хотел вызвать такси. Ройбак повесил трубку, взял коробку с 1997 годом и начал просматривать письмо за письмом, глядя только на адреса, ища только одно имя, запечатлевшееся у него в мозгу.
Не исключено, что он ошибся. Может, оно пишется по-другому или память его обманывает. Письма были сброшюрованы по сто. Закончив с первой «книжкой», он положил ее на пол и взялся за следующую. Ничего. Третья «книжка». По комнате флегматично пролетел мотылек. Потолок усеяли маленькие черные мушки. Возле уха запел комар, и Ройбак попытался его прихлопнуть, но безуспешно. Из окна доносился шум автомобильного движения.
Он позвонил Брайони и предупредил, что вернется домой поздно. Она сказала, что дождется его, на что он возразил, что не знает, насколько задержится – может, на всю ночь, – и сказал ей, чтобы она ложилась спать. Она сказала, что любит его, и он ответил, что тоже любит ее больше жизни. Это была правда. Затем он повесил трубку и сосредоточился на письмах.
Это были невеселые письма. Они несли в себе плохие новости. Чаще всего это были простые извещения, убивающие у адресата всякую надежду.
«Уважаемый мистер Уитни.
Мы благодарим Вас за то, что Вы прислали нам свою рукопись „Дважды ночью“. После тщательного ее прочтения мы с сожалением констатируем невозможность внесения ее в планы наших публикаций.
Мы надеемся, что Вы добьетесь успеха в других издательствах.
Искренне Ваша
Тина Маккей, шеф-редактор».
Уничтоженные тремя строками месяцы, годы, десятилетия работы. Восемь тысяч возможных подозреваемых. Шестнадцать, если принять в расчет предыдущие полтора года. Опросить их всех, даже формально, – невыполнимая задача.
Но если сократить этот объем всего до одного письма, ситуация предстанет в совершенно ином свете.
У небольшой доли писем вверху были сделаны приписки от руки – или самой Тиной Маккей, или ее помощниками. В некоторых приписках отмечалось, что автор – друг или родственник кого-нибудь из сотрудников издательства. В других – что автор настойчиво звонит и требует ответа или что есть подозрения, что рукопись – это плагиат. Ройбак был уверен, что письмо, которое он ищет, содержит приписку.
Он продолжал перелистывать письма – страница за страницей, на каждой из которых была шапка издательской группы «Пелхам-Хаус». Все письма распечатаны на компьютере. Разнообразные имена: женские, мужские, английские, иностранные. Несколько известных. Саймон Ройбак мечтал однажды написать книгу. Неужели он бы получил такое же письмо?
Наконец он остановился. Он нашел его.
«Томасу Ламарку,
47 Холланд-Парк-Виллас
Лондон W 14 8JJ
Уважаемый мистер Ламарк.
Мы благодарим Вас за то, что Вы прислали нам рукопись „Авторизованная биография Глории Ламарк“. После тщательного ее прочтения мы с сожалением констатируем невозможность внесения ее в планы наших публикаций.
Мы надеемся, что Вы добьетесь успеха в других издательствах.
Искренне Ваша
Тина Маккей, шеф-редактор».
Вверху письма от руки – Саймон Ройбак узнал почерк секретарши Тины Маккей – было написано: «Несколько раз звонил. Агрессивен».
Детектив сделал фотокопию письма, положил оригинал обратно в коробку, сложил копию и сунул ее в карман пиджака.
91
Майкла ослепили фары несущегося навстречу автомобиля. На него бросились тени, будто сорванные светом с поверхности дороги. Машина ехала на «дальнем свете» и вся содрогалась от рвущегося из нее басового бита. На перекрестке она повернула и направилась по широкой Челтнем-авеню.
На часах было двенадцать пятнадцать ночи. Сигнал светофора сменился на зеленый, и Майкл поехал дальше, следя за знаками, указывающими в центр города. Радио играло безликую для забегаловок музыку. Майкл заехал на парковку, чтобы уточнить направление. Сторож, сидя в железной будке за пуленепробиваемым стеклом с пропускающими звук отверстиями, читал книгу, прислонив ее к окну, и не замечал Майкла до тех пор, пока тот не постучал в стекло.
Сторож с некоторой неохотой отложил книгу и вытащил откуда-то из-под себя карту.
– Ройял-Корт-Уолк?
Майкл кивнул.
Сторож нашел улицу, объяснил, как ехать, зевнул и вернулся к чтению.
Следуя его указаниям, Майкл проехал еще примерно милю по широким, практически пустым улицам, обрамленным георгианскими фасадами. Доехав до паба, о котором упомянул сторож, он повернул налево.
Первая улица направо была Ройял-Корт-Уолк. Майкл прижал «вольво» к обочине и включил свет в салоне, чтобы уточнить, какой ему нужен номер. 97. Улица состояла из элегантных домов с террасами. Справа был номер 5. Слева – 4, а затем 6. Нечетные справа. Он поехал по улице: 17, 19. Дальше. Еще взгляд: 31… 33… 35. Дальше: 71…73… Дальше: 91… 93… 95.
На девяносто пятом улица заканчивалась. Дальше был Т-образный перекресток. Последний дом на противоположной стороне имел номер 96. Майкл вылез из машины и пешком обогнул угол. Иногда угловые дома имеют адрес соседней улицы. Но за углом девяносто седьмого дома не было.
Вернувшись в машину, он не закрыл дверь, чтобы свет остался гореть, и еще раз проверил указанный на бланке адрес. Написан четко. Ни одного шанса, что в какой-нибудь цифре ошибка. Это было сделано намеренно.
Доктор Джоэль написал этот номер потому, что знал, что его не существует.
Майкл выключил свет в салоне. Его окружил сумрак, разбавленный светом уличных фонарей. Аманда исчезла через несколько дней после того, как Джоэль пришел к нему на первый прием.
Майкл все больше убеждался в том, что Джоэль связан с ее исчезновением. Человек, который мог помочь ему, был здесь, в Челтнеме, – врач общей практики, не отвечающий на телефонные звонки.
Он позвонил в справочную и спросил, есть ли у них домашний адрес доктора Сандаралингема. Доктор Сандаралингем значился в списке, но был отмечен как «больше не существующая директория». Майкл сказал женщине-оператору, что он сам врач и у него чрезвычайная ситуация, но та больше ничем не могла помочь и посоветовала позвонить в полицию.
Майкл подумал, не позвонить ли Ройбаку, но было уже больше часа ночи. Ни от Ройбака, ни от Сандаралингема он ничего путного в такое время не добьется.
Через десять минут Майкл заехал в обшарпанный переулок, где, согласно адресу на письме, располагался кабинет доктора Сандаралингема, и остановил машину возле двадцатого дома.
На большой латунной табличке рядом с парадной дверью был список имен, но доктора Сандаралингема среди них не было. И никакого другого доктора.
Переулок был тих, никакого движения, только теплая тишина ночи. Взяв с собой мобильный телефон, Майкл вышел из машины, подошел поближе к зданию и набрал номер доктора Сандаралингема. Через несколько секунд где-то над его головой зазвонил телефон. Четыре гудка, затем та же самая запись, которую он слышал и раньше: «Доктор Сандаралингем не может сейчас подойти к телефону. Пожалуйста, оставьте сообщение, и он вам перезвонит».
Майкл повесил трубку и, чтобы быть уже до конца уверенным, набрал номер еще раз. И снова через несколько секунд над ним зазвонил телефон.
Он перебрал все дверные звонки, нажав на каждую кнопку по два раза. Никакого ответа. Он вернулся в машину, отъехал немного назад, чтобы видеть ведущие к парадному входу ступени. Затем откинул чуть дальше спинку сиденья и запер машину. Его тело онемело от усталости, но в мозгу еще метались мысли. Он услышит, если кто-нибудь пройдет или проедет. Проезжающий автомобиль разбудит его, если он вдруг задремлет.
Он закрыл глаза и немедленно погрузился в водоворот мыслей. Подобно огромной воронке, они затягивали его, беспомощного, в свой центр, где его ждал темный ужас.
Там он и уснул.
92
Тени от его пальцев плясали на клавиатуре под настольной лампой «Стейнвей».
Иногда Томасу казалось, что эти клавиши – клавиши рояля «Стейнвей», а он – великий музыкант, вкладывающий всю душу в игру. В такие минуты он сидел в своей комнате, отделенный от всего мира, освещенный экраном монитора, под его руками пощелкивала клавиатура, его тело покачивалось, вторя ритму струящихся по экрану слов.
Слова приходили из пространства, изливались из его рук. Он был просто бездушным проводником между создателем и компьютерным экраном. «У тебя руки хирурга», – говорила ему мать. Да, узкие ладони, длинные красивые пальцы, ухоженные, гладкие, идеально обработанные ногти.
Она расстроилась, когда он бросил медицинскую школу. Расстроилась и рассердилась.
– Ты же понимаешь, что у тебя не все в порядке с головой, Том-Том?
Почему он ушел оттуда?
Это было так давно, что было практически невозможно вспомнить. Томас уже не был уверен, что все происходило так, как он себе это представлял. Люди в школе постоянно злились на него, но злились по абсолютно дурацким поводам. Может, из-за того, что он ударил суку медсестру в лицо, когда она засмеялась в ответ на его просьбу потрогать паровозик. Из-за этого поднялась действительно сильная шумиха. Мать оказалась права насчет этой девки. Но из-за чего же он все-таки ушел? Столько всего исчезло из памяти, и с каждым часом становится все хуже и хуже. Но не в это утро. В это утро с памятью было на удивление хорошо.
Он чувствовал себя как полностью заряженная батарея. Его тело, обласканное шелком халата, купалось в прохладном летнем воздухе. Он был вымыт, выбрит, наодеколонен, готов. Сегодня большой день. Похороны Коры Барстридж в Брайтоне. Затем мастэктомия в Кингз-Колледже. А потом уже он прооперирует подстилку доктора Майкла Теннента.
У него было мало анестетиков – он их все извел на Тину Маккей и маленького ублюдка репортера Джастина Флауэринга, стараясь, чтобы они прожили подольше и испытали как можно больше боли. У него были бланки с фамилией доктора Сандаралингема, но, скорее всего, они ему не понадобятся. Будет интереснее, если Аманда Кэпстик будет в сознании.
Гораздо интереснее.
На экране монитора мерцал курсор. Плотные занавески в комнате были задернуты. Томас отвечал на электронное письмо, пришедшее ему несколько минут назад с другого конца света.
«Джо!
Как всегда, приятно получить от тебя письмо. Я уже лучше справляюсь со своей потерей – спасибо, что спрашиваешь. Гор Видал – по-моему, это был он – сказал, что все мы движемся к небытию, только на разных скоростях. Как это верно! Переживать утрату тяжело. Насколько я помню, твоя мать тоже умерла не так давно? Жаль, что ты не смог приехать на похороны, – это было нечто. Народу пришло столько, что пришлось задействовать полицию, чтобы сохранить порядок. Конечно, людей можно понять – ведь моя мать была так известна и любима. По телевидению сейчас постоянно идут передачи, посвященные ей. Мне больно их смотреть, поэтому я совсем перестал смотреть телевизор.
Да, в Лондоне сейчас жарко – очень жарко! Ты ведь, без сомнения, думаешь, что мы, бедные лондонцы, постоянно живем в тумане, смоге, дожде? Вообще-то это так, но сейчас – жара. В Гонконге, я полагаю, тоже жарко?
Ты читал о квантовых вихрях? О них была статья в Nature. Я считаю, что правительство использует их для управления сознанием. Электромагнитное воздействие на мозг – мы говорили об этом. Сеть американского правительства, расположенная на Аляске, потребляет энергии столько же, сколько десять мегаполисов. Для чего им столько энергии?
Не пропадай!
Твой друг Томас».
В дверь позвонили.
Томас взглянул на экран компьютера. Восемь часов. Почтальон с кипой писем с соболезнованиями? Вряд ли – прошло слишком много времени. Хотя, возможно, их сортировали на почте. Возможно, мир наконец осознал, что случилось.
Интересно, я покормил существо? Вчера вечером я точно относил ему еды. Надо не забыть и о завтраке. Сегодня ему понадобится вся его сила. Да, Аманда, чем ты сильнее, тем большую боль сможешь вынести!
Он вышел в холл. Восемь утра. Да, наверное, это почтальон. Шлепая тапочками по плитам пола, он прошел мимо часов с маятником, мимо лакированного стола, подошел к двери, отодвинул верхнюю и нижнюю задвижки и посмотрел в глазок. Перед дверью стоял незнакомый человек в костюме и галстуке. Линза «рыбий глаз» сильно искажала его лицо, делая похожим на пузырь.
Конечно, дверь открывать совсем не обязательно.
Томас не понимал, кто такой этот мужчина: свидетели Иеговы и мормоны ходят парами, почтальоны носят форму.
Он прислушался. Если существо в убежище и издавало какие-либо звуки, сюда они не доносились.
Осторожнее.
Он открыл дверь – спокойный и расслабленный. Так открыл бы дверь любой человек в роскошном шелковом халате, который счастлив ощущать себя живым в такое прекрасное утро.
– Да? Доброе утро.
Незнакомец оказался высоким массивным человеком в дешевом костюме. Его бычьей шее было тесно в вороте желтой рубашки. Проницательные глаза. Немного детское лицо. Светлые, коротко стриженные волосы.
– Вы Томас Ламарк? – Несмотря на мягкий акцент северного Лондона, в голосе незнакомца была определенная доля властности.
– Да. Что вам угодно?
– Детектив-констебль Ройбак из лондонской полиции. – Он показал Томасу удостоверение. – Извините за столь ранний визит, сэр. Может быть, вы смогли бы уделить мне несколько минут вашего времени?
Увидев, как резко подпрыгнул кадык Томаса Ламарка, детектив-констебль Ройбак понял, что этот человек на самом деле вовсе не так спокоен, каким хочет казаться. Но это в общем-то могло ничего не значить – по своему опыту он знал, что многие совершенно невинные люди нервничают в присутствии полиции.
Голос Томаса Ламарка остался таким же спокойным:
– Вы немного не вовремя, офицер. Я собираюсь на похороны.
Томас мысленно выругался. Он не собирался этого говорить.
Детектив, похоже, смутился.
– Извините… Кто-то из близких?
– Нет, не совсем. Просто иногда в жизни приходится брать на себя обязательства – ну, вы понимаете.
Чего тебе надо?
– Конечно.
Они продолжали смотреть друг на друга – безмолвный стоп-кадр на верхней ступеньке лестницы.
– Мне нужно всего пять минут, и я уйду, – сказал Ройбак.
В его голосе была настойчивость, обеспокоившая Томаса. Восемь часов. Еще есть время. Максимум полчаса на то, чтобы разделаться с полицейским, отнести шлюхе завтрак и одеться. Надо узнать, что этот человек знает.
– Входите, пожалуйста. Хотите кофе? Колумбийский сорт, просто восхитительный. Рекомендую. Из-за эпидемии кофейной ржавчины в этом году его сложнее найти, чем обычно. Попробуйте, не пожалеете. Уверяю вас.
– Спасибо, но я, пожалуй, откажусь.
Они прошли внутрь. Томас заметил, что детектив внимательно рассматривает портрет его матери, написанный маслом: окруженная фотоаппаратными вспышками, она выходит из лимузина.
– Моя мать, Глория Ламарк, – гордо сказал он. – На премьере своего фильма «Вдова из Монако».
– Ах да. Она недавно скончалась. Примите мои соболезнования. Если не ошибаюсь, когда-то она была весьма известной актрисой.
Томас едва сдержал взорвавшийся внутри его гнев. Когда-то!
Сжав кулаки так, что побелели костяшки, он провел детектива в большую гостиную и поднял занавески на окнах. Каждый дюйм стен был занят фотографиями и портретами Глории Ламарк. Томас обратил внимание детектива на фотографию, на которой его матери пожимали руку лорд Сноудон и принцесса Маргарет.
– Ваша мать очень красива, – сказал Ройбак.
– Была. – Слово вырвалось сквозь сжатые зубы.
Нервы Томаса были на пределе. Он отвернулся от полицейского и несколько раз глубоко вдохнул. Плохо, все плохо. Надо успокоиться, а этот человек действует мне на нервы. Он пригласил детектива сесть на диван, сам сел на краешек дивана напротив и снова попытался успокоиться, но безуспешно: мысли метались, мозговые волны, скорее всего, представляли собой сплошные пики и провалы.
Ройбак вынул из кармана записную книжку и раскрыл ее. Томас Ламарк собирается на похороны. Вчера детектив из Суссекса, Гленн Брэнсон, тоже говорил, что собирается сегодня на похороны. На те же самые? Вряд ли.
Он посмотрел Томасу прямо в глаза:
– Мистер Ламарк, 16 марта этого года вы отдали свою рукопись под названием «Авторизованная биография Глории Ламарк» в издательство «Пелхам-Хаус». Верно?
Это было неожиданно – неожиданнее удара кулаком в живот. И все же не совсем неожиданно. Томас знал, что рано или поздно кто-нибудь додумается проверить его, придет полицейский, будет задавать рутинные вопросы. Он давно знал все ответы, давно решил, что будет говорить.
Но он все забыл.
– Да. – Томас нахмурился и, к своему удивлению, начал успокаиваться. – Да, я посылал ее в это издательство, среди прочих. – Это у него хорошо получилось, уверенно. Так-то лучше. Он даже улыбнулся. – Я послал ее в несколько издательств.
– Кто-нибудь принял ее?
– Пока нет.
– Вас не удивила такая реакция?
Глаза детектива бегали. К потолку. К полу. Полицейский старался его подловить. Томас сложил руки. Язык движений. Он вольготнее расположился на диване. Зрительный контакт. Он обезоруживающе улыбнулся:
– Офицер, я думаю, слишком многие люди сегодня принимают слишком близко к сердцу высказывание Уорхола о пятнадцати минутах славы. Они не могут понять того, что настоящий талант способен разрушить временные границы. Фильмы моей матери сегодня имеют для мира такое же значение, какое они имели всегда. Некоторые из них настолько опередили свое время, что по достоинству их можно оценить только сейчас. Естественно, я испытал разочарование, когда рукопись не приняли, но ведь посредственность не способна понять ничего, что хоть немного выше ее. Гениальность распознается только талантом.
Детектив некоторое время молчал, затем сказал:
– По поводу своей рукописи вы сделали несколько звонков в «Пелхам-Хаус». Вы можете вспомнить, о чем вы говорили?
Томас совершенно успокоился. Он широко улыбнулся:
– Ну, естественно, я был расстроен. Я послал им рукопись, и они два месяца молчали. Даже не прислали письмо, что получили ее.
Ройбак сказал:
– Один мой коллега написал книгу об офицере полиции, и первый издатель, которому он ее послал, продержал ее у себя больше года. – Он вскинул брови и улыбнулся. – Это кого хочешь выбьет из колеи.
Томас улыбнулся в ответ, но фамильярного тона не принял. Этот полицейский играет с ним, старается втереться в доверие, заставить его потерять бдительность.
– Ваш коллега расстроился?
– Конечно расстроился. – Детектив кивнул. Не прекращая улыбаться, он сказал: – Значит, для вас естественно звонить издателям и угрожать им?
Томасу вопрос не понравился, но он развел руками и рассмеялся:
– По-вашему, я похож на буйного, детектив Ройбак?
Детектив покачал головой.
– Я обычный парень, который хотел сделать приятное матери. Она была великой актрисой. Она отклонила несколько сотен предложений написать ее биографию, потому что не верила, что кто-нибудь сможет написать ее хорошо. Она четыре раза судилась с людьми, которые публиковали ее биографию без разрешения. Знаете, в чем самая большая проблема? В наше время в издательских домах работают безграмотные люди, которые, едва вылезши из засранных подгузников, полагают, что читателей не интересует никто старше «Спайс Гёрлз» и моложе Дарвина! – Томас в ярости ударил кулаком по подлокотнику дивана.
По выражению лица детектива Томас понял, что колется.
Глядя ему прямо в глаза, детектив-констебль Ройбак сказал:
– Не знаю, видели ли вы это в новостях, сэр, но три недели назад исчезла Тина Маккей.
Томас ясно осознал, что детектив подозревает его и сделает все, чтобы получить ордер на обыск. А в гараже еще осталось несколько деталей от «альфы-ромео». Он еще не готов к обыску. Это опасно. Это очень плохо.
И глупо.
Томас встал.
– Извините, мне нужно отлучиться на минуту.
– Конечно.
Саймон Ройбак проводил Ламарка глазами. С этим человеком явно что-то не так. Он встал и в раздумье прошелся по комнате. Остановился у камина. На каминной полке стояли два приглашения – оба на выставки в картинных галереях, оба четырехмесячной давности. «Странно, – подумал он, – что человеку, живущему в таком хорошем доме, у которого такая известная мать, присылают так мало приглашений».
И почему этот Ламарк так нервничает? Он попытался надеть на себя маску спокойствия, расслабленности, дружелюбия – но это не более чем маска.
