Текст книги "Вульф (ЛП)"

Автор книги: Пейсли Хоуп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

– Я тоже, так что… до дна? – спрашивает она, подходя к открытой полке и доставая оттуда два хрустальных бокала.

Я опрокидываю бутылку и пью прямо из горла.

– Мой отец, наверное, переворачивается в гробу. – Она хихикает, глядя, как я глотаю.

Черт возьми, это хорошо.

– Что с ними случилось? – Я сижу в кожаном кресле перед старым каменным камином, искренне интересуясь и все еще удивляясь, что мне не все равно. Она садится в кресло напротив, и мы оказываемся лицом друг к другу на расстоянии вытянутой руки.

– Мой отец умер, когда мне было восемнадцать, я только что уехала в колледж. Он пошел на работу тем утром – он был адвокатом, – рассказывает она мне. – Хотя ты, наверное, знаешь об этом.

Я качаю головой.

– Никогда не заходил дальше их имен и того, что их больше нет в живых, – честно признаюсь я. – Как только я выяснил, что они мертвы, у меня не было причин продолжать копать.

Она кивает и тянется вперед, чтобы взять бутылку.

– В этом есть смысл, – говорит она.

Я решаю немного поиграть с ней, чтобы снова увидеть искру в ее глазах. Я крепко сжимаю бутылку и не отдаю несколько секунд. В ее взгляде появляется решимость, которой я так жажду, и я позволяю ей взять ее в качестве награды.

– У него была вторая встреча за день, и он просто умер. Сильный сердечный приступ. Ему было всего сорок восемь лет, – говорит она. – Я не видела его месяц и, как ни странно, не знала его по-настоящему, хотя провела с ним всю жизнь. Моя мать умерла два года назад после непродолжительной борьбы с раком.

Я слушаю, как она говорит, потому что хочу запомнить каждое выражение ее лица. Как свет отражается от ее шелковистой кожи, как завиваются ее волосы, когда высыхают. Ее губы двигаются, когда она говорит, – каждая ее черта совершенна.

– Он всегда хотел, чтобы я стала тем, кем он не смог стать в детстве. Он отправлял меня учиться в лучшие школы, я пела с группой прославления в нашей церкви. – Она усмехается: – Там я и встретила Лей.

Я забираю у нее бутылку и делаю еще один большой глоток.

– А теперь посмотри на себя, ты здесь, со мной, а она замужем за моим силовиком.

– Но к чему привела благополучная жизнь моих родителей? – спрашивает Бринли, забирая у меня бутылку. – Оба умерли, не дожив до пятидесяти пяти лет? Скучный брак. Я не видела между ними ни одного момента нежности или любви. У них были званые обеды, школьные мероприятия и социальный статус. Их загородный клуб, церковная жизнь. У них было все это, – она обводит рукой величественную комнату, – но у них не было ничего. Я не знала их, а они не знали меня. Они думали, что знают, какая я, и наоборот, но я узнала о них больше, перебирая их вещи, когда они умерли, чем при их жизни, – говорит она, передавая мне бутылку.

Я протягиваю руку, чтобы взять ее, но вместо бутылки хватаю ее руку и тяну к себе на колени. Я провожу рукой по ее бедру, и мой член тут же реагирует. Я смотрю на нее, борясь с желанием привязаться, потому что знаю, куда может привести ее моя клубная жизнь.

Я всегда слышал о мгновенной связи, о немедленном, безусловном влечении к кому-то. Чертов Акс постоянно говорит об этом. Но я никогда не думал, что испытаю это на себе.

Я делаю глоток, а Бринли проводит пальцем по моей обнаженной груди, вглядываясь в чернила. Тексты песен и цитаты смешаны с виноградными лозами и эмблемой клуба, жнецом в цепях, цифрами и фразами, которые напоминают мне о времени, проведенном за границей, о моей матери, о погибших мужчинах, которых я знал. Это эклектичная смесь. Когда ты покрываешь большую часть кожи, у тебя есть простор для творчества.

– Это пулевые отверстия? – спрашивает она, проводя пальцем по круглому шраму.

– Да. – Я делаю еще один глоток.

– Когда ты служил морским пехотинцем?

– Одно из них, – отвечаю я.

Она кивает, но не спрашивает о втором, забирает у меня бутылку, и я задаюсь вопросом, сколько ей нужно, чтобы напиться. Скотч очень крепкий – думаю, не много.

– Тебе было страшно, когда ты уезжал за границу?

Я не отрываю от нее взгляда, пока делаю глоток.

– Мейсон сказал, что ты уезжал трижды, – пожимает плечами Бринли, расправляя свои длинные волосы.

– Нет, мне не было страшно, – отвечаю я.

– Совсем?

– Нет. Бояться бессмысленно. Это не изменит исхода, – просто говорю я. – Все в итоге умирают.

– Это неправда, – говорит она, и на ее лице появляется застенчивая улыбка.

Я пристально смотрю на нее.

– Все умирает, – повторяю я.

– Любовь – нет, – говорит она.

Я издаю звук, похожий на – пффф, и провожу рукой по волосам.

– Это реальная жизнь, а не романы Фицджеральда. – Я хмурюсь, наблюдая за тем, как в ее голубых глазах отражается свет лампы.

– Ты читаешь эту классику?

– Да.

– Но ты не веришь в любовь? В судьбу?

– Они не реальны. Я долгое время изучал, как работает мозг. – Я пропускаю прядь волос Бринли между пальцами, и она прижимается ко мне, ее задница дразнит мой член, требующий продолжения. – Мы используем их, чтобы почувствовать ложную надежду, что настоящее счастье действительно существует. Ты понимаешь, что это нереально, но все равно наслаждаешься.

Бринли улыбается.

– Ты вообще ни во что не веришь? В то, что кто-то присматривает за тобой? – спрашивает она, проводя пальцем по шраму на ребрах, который я заработал, нарвавшись на ограждение в Ираке.

Я поднимаю на нее глаза и провожу рукой по волосам.

– Я верю только в себя, – говорю я.

– Это мрачное существование, – комментирует она, и речь начинает звучать невнятно. Она ерзает у меня на коленях, и ее задница слегка задевает мой член. То, что она сидит у меня на коленях, так непривычно для меня. У меня было много женщин, так много, что я сбился со счета, но человеческие отношения – это что-то новое. Бринли продолжает водить пальцем по татуировкам на моей коже, и меня это не раздражает.

– Где-то в середине моего второго срока службы, я оказался в пещере, заполненной водой до пояса. Нас было десять человек. Мы направлялись захватить одного из лидеров ИГИЛ, – говорю я, наблюдая, как ее пальцы скользят по моей коже. – Это была ловушка, под водой находились мины. Шесть моих людей погибли. Я думал, что уже покойник. Я вынес на плече девятнадцатилетнего парня. Мы оставили части его ног в пещере. Я до сих пор слышу его крики каждый гребаный день. Я видел, как маленькие дети кричали от ужаса, глядя как умирают их родители, я спас бесчисленное количество женщин от изнасилований – как со стороны американских солдат, так и со стороны их собственного народа. Я видел, как пятилетней девочке оторвало руку и ногу, из-за бомбы заложенной в автомобиле. А педофилы и убийцы гниют в тюремных камерах до девяноста лет, хотя есть множество более подходящих способов заставить их страдать. Бога нет. Все происходит без причины. Люди умирают каждый день, а жизнь просто продолжается.

Бринли смотрит на меня испытующе, это не осуждающий взгляд, а взгляд женщины, которая пытается понять, кто я такой на самом деле.

– Так вот почему на твоем жилете написано «Солдат Бедлама»? Это носят военные? – спрашивает она.

– Нет, эту нашивку зарабатывают другим способом, – говорю я, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.

Должно быть, она чувствует, что я не хочу говорить об этом, потому что меняет тему.

– Ты должен верить в свою страну, если сражался за нее.

Я делаю еще глоток, этот разговор становится слишком тяжелым.

– Я не верю в свою страну, но она мне дорога, есть разница.

– Разве это не одно и то же? – спрашивает Бринли, делая еще один глоток.

– Даже близко нет, – говорю я.

– Каждый во что-то верит. – Она больше ничего не говорит, а я наблюдаю, как по ее щекам разливается румянец.

– Хватит пить, а то тебя стошнит, – говорю я. – Он старый, он быстро ударит тебе в голову.

Неожиданно для меня она не спорит и возвращает мне полупустую бутылку.

– А говорил, что ни во что не веришь… – Она усмехается.

– Столько людей погибло. Столько людей воевало. Они отдали этому правительству свои жизни. Только для того, чтобы вернуться домой ни с чем. Без помощи, с необратимыми травмами – психическими или физическими, в большинстве случаев и с тем, и с другим. Их просто бросили. Они обратились за помощью к наркотикам. – Я сомневаюсь, стоит ли говорить, но потом добавляю: – Именно поэтому мы делаем то, что делаем.

– Что именно? – спрашивает она, и по какой-то причине, которую я никогда не пойму, я рассказываю.

– Мы помогаем наркоманам. Людям, о которых забыли. Многие не понимают, что правительство сквозь пальцы смотрит на то, что картели ввозят наркотики в эту страну, они создают наркоманов. Они не облегчают людям путь к трезвости. На самом деле они помогают им оставаться наркоманами. Мы финансируем клиники и помогаем ввозить лекарства, которые нужны, чтобы помочь людям избавиться от зависимости. Более дешевые лекарства означают, что большее количество людей смогут вылечиться.

– Торгуешь наркотиками? – спрашивает Бринли. Умная девочка. Я напоминаю себе, что, как бы безумно это ни звучало, я знаю эту женщину всего полторы недели. Я смотрю на нее, все еще сомневаясь.

– Я видела, как ты убил человека, – говорит она. – Я знаю, где он похоронен. Если я проболтаюсь, меня в любом случае убьют, так что какая разница, скажешь ты мне или нет? – спрашивает она с дерзкой, немного пьяной улыбкой.

Я делаю последний глоток. Поднимаю ее теплое тело и усаживаю в кресло рядом, затем закрываю бутылку, после чего ставлю ее обратно в шкаф и закрываю его.

– Да, наркотики на черном рынке. В основном метадон, мы поставляем его с большой скидкой, что делает его более доступным для клиник. Чем больше они могут получить, тем большему количеству людей они могут помочь. Мы также помогаем привлечь больше консультантов наркологических служб. Только в этом году мы помогли профинансировать и открыть четыре клиники в Атланте, в самых неблагополучных районах. «Адептам Греха» не нравится то, что мы делаем. Меньше наркоманов, больше бдительных глаз на их улицах – меньше денег для их клуба. – Я смотрю в окно на ее пустой двор.

– Многие солдаты становятся наркоманами, чтобы изгнать демонов, поселившихся в них из-за того дерьма, которое им пришлось пережить. – Я пожимаю плечами. – Это единственный способ, которым я могу им помочь.

– Я никогда не думала о том, что можно делать что-то незаконное ради высшего блага. Когда я росла, все всегда было черно-белым. Неправильное было неправильным, а правильное – правильным. – Бринли смотрит на меня, заправляя волосы за ухо.

– А сейчас что ты думаешь? – спрашиваю я, искренне интересуясь тем, каким она меня видит.

Она встает и подходит ко мне, обнимает руками за талию, приподнимается на носочки и целует в подбородок.

– Я чувствую себя виноватой, что заблуждалась, – честно отвечает она, и в моей груди поселяется странное чувство.

– Ты понимаешь, почему я делаю то, что делаю? – спрашиваю я, удивляясь, какого черта меня волнует ее мнение.

Бринли кивает.

– Думаю, да. Ты – более страшная версия Робин Гуда? – спрашивает она с легкой улыбкой.

Я снимаю ее руки со своей талии и направляюсь в спальню. Она молча идет за мной босиком.

– У меня очень эгоистичные интересы в этом бизнесе. Платят чертовски хорошо, но если я могу помочь людям, которые в этом нуждаются, я это делаю, – просто говорю я, открывая дверь и включая лампу рядом с ее кроватью.

– Тебя это когда-нибудь беспокоило? То, что ты делаешь это нелегально? – спрашивает она.

– Нет. Это лучший способ. – Я усмехаюсь. – Может, я и забочусь о своей стране, но я чертовски ненавижу правительство. Я прекрасно сплю по ночам, маленькая колибри, если ты об этом спрашиваешь.

Бринли зевает и забирается в свою кровать. Я смотрю как она укладывается, как снимает мою футболку и смотрит на меня, полагая, что я лягу с ней в постель. Тяжесть ее красоты и ожиданий, или что бы это ни было, обрушивается на меня, и я оказываюсь не готов к этому. Это камнем ложится мне на грудь.

Я застываю на краю ее кровати, когда образ последней женщины, которую, как мне казалось, я мог защитить, проносится в моем сознании. То, как она выглядела, когда жизнь покидала ее.

Я трезвею к чертовой матери. Я не забочусь о людях, и не просто так. Мой мир не из тех, что поддерживает то, что происходит между нами. Я не знаю, что это, но я знаю, что я не Акс, я не какой-то влюбленный, блядь, придурок, тем не менее, я только что рассказал женщине, которую я не знаю, слишком много о своих делах. Я сам предупреждаю об этом своих мужчин, и вот я позволяю киске задурить себе голову.

Я беру свою футболку с ее кровати и натягиваю ее через голову, и вижу выражение ее глаз, в которых читается вопрос, не собираюсь ли я просто оставить ее здесь. Если бы я был хорошим человеком, я бы этого не сделал, но я не такой.

– Не забывай держать язык за зубами, птичка. Помни, буду я с тобой каждую секунду или нет, ты все равно принадлежишь мне, – единственное предупреждение, которое я произношу, прежде чем повернуться и направиться вниз по лестнице.

Я закрываю входную дверь и выхожу в ночь. Я нажимаю кнопку блокировки на клавиатуре и не оглядываюсь.

Сейчас мне нужна ясность мыслей, которую могут дать только интенсивные тренировки с тяжелым мешком и стрельба по мишеням.

Глава 33

Бринли

Целую неделю от Габриэля не было вестей, и я очень переживаю по этому поводу, потому что у меня начались месячные. Так что, по сути, у меня есть выбор между пинтой «Ben & Jerry’s»¹⁸ и агрессивным монологом, который представляет репетицию того, что я скажу, когда увижу его. Ближе всего к тому, чтобы услышать его, был звонок от Майка, который сообщил, что мой грузовик простоит еще неделю или две, пока он ждет запчасти.

Жизнь, как ни странно, возвращается в нормальное русло. Я должна быть этому рада. Но после того, как он побывал во мне… в моем теле, в моей голове… когда завеса приоткрылась, и я увидела, что внутри, я могу признаться себе, что я одновременно и поражена, и рассержена тем, что Габриэль просто бросил меня в одном нижнем белье посреди кровати.

Чего я не ожидала, так это того, что смогу понять, чем он занимается, и окажусь неправа. Родители учили меня, что есть черта, развилка на пути добра и зла. Ты идешь либо по одному, либо по другому пути. Габриэль, похоже, учит меня, что есть способ стереть эту черту, и сделать это можно с достоинством – по причинам, которые действительно имеют смысл. Я не ожидала, что он занимается незаконной деятельностью из благородных побуждений, и это создает такую серую зону, о существовании которой я никогда не подозревала. Теперь, когда у меня было несколько дней на размышления, я понимаю, что сопротивлялась осознанию этого факта, потому что это означает, что, то, во что я всегда верила, не обязательно лучше, оно просто другое.

Как бы то ни было, возвращение моей скучной жизни, вероятно, к лучшему. Если он действительно покончил со мной, я напоминаю себе, что не иметь дела с взрывающимися грузовиками и людьми, которые убивают без всяких угрызений совести, – это на самом деле хорошо.

Я каждый день разговариваю с Лейлой, хожу на работу, ужинаю и делаю то же самое на следующий день. Я погружаюсь в работу с головой. Я улыбаюсь и пытаюсь притвориться, что меня не изменило вторжение этого человека в мою жизнь.

В пятницу, когда я ухожу на работу, строители и члены клуба, которым я всю неделю приносила угощения из городской пекарни, сообщают мне, что сегодня должны закончить мое крыльцо. Оно очень красивое, но мне все еще нужно оплатить счет. Я ни за что не позволю, чтобы мой парень на одну ночь, превратившийся в похитителя, а затем исчезнувший, заплатил за него.

Я взяла дополнительный день на работе, хотя я должна была выходить только в понедельник и среду. Но, как сказал Делл во время стажировки, мой опыт позволит мне работать больше часов, если я захочу. Я пообедаю с Лейлой, а потом планирую провести выходные в пижаме, свернувшись калачиком, с какой-нибудь едой на вынос. Может быть, поработаю в саду. Я заглядываю в кофейню, чтобы выпить свой обычный латте, прежде чем погрузиться в работу.

– Я уже принес тебе, – радостно улыбается Делл, когда я вхожу в офис. – Я отправил тебе сообщение.

Я достаю свой телефон.

– Так и есть. – Я улыбаюсь.

– Ну что ж, теперь у меня их два, лишний кофе не помешает. – Это правда, я сплю не лучшим образом. Ночью мне снится, что я не одна в своей комнате. Я говорю себе, что это просто мой жуткий старый дом, потому что, когда я просыпаюсь, там, конечно же, никого нет.

– Я принес образцы мрамора для стеновой панели твоих клиентов, они будут здесь в десять. Думаю, те, что ты выбрала, будут очень хорошо сочетаться с кухонной столешницей, – говорит он, и так проходит остаток нашего утра. Мы отлично работаем вместе, даже если я не могу выбросить из головы его нетрадиционные увлечения после комментария Габриэля о нем.

В полдень я заканчиваю работу и провожаю клиентов, а затем проверяю свой телефон. Лейла опаздывает, поэтому я просто жду появления ее серебристого внедорожника, периодически поглядывая в окно. Обычно мы обедаем в бистро в соседнем квартале и планировали пройтись пешком. Через десять минут я снова выглядываю в окно. Ее все еще нет, но я не могу не заметить черный Харлей, припаркованный напротив через дорогу. Он был здесь каждый день примерно в это время в течение всей этой недели. Красные языки пламени, нарисованные на крыле и передней панели, выделяют его на фоне остальных. Это выглядит дорого, но и байкер выглядит соответствующе, не стесняясь заявить о своем присутствии. Он высокий и крепкий, как и большинство парней, которых я видела в «Гончих Ада», весь в татуировках, с мощной челюстью, неухоженными волнистыми волосами и грубой бородой. На нем перчатки и кожаная куртка, покрытая нашивками, и он небрежно курит, прислонившись к мотоциклу. Он никогда не приближался ко мне, но я предполагаю, что это напоминание. Член клуба, дающий мне понять, что за мной следят, и мне не стоит обращаться к копам. На второй день его присутствия я решила, что моя догадка верна, их послание звучит ясно и четко. Это должны быть они. Посторонних здесь не бывает.

Через десять минут Лейла наконец-то подъезжает, и я выхожу на улицу, чтобы встретить ее, заметив, что моего надзирателя уже нет. Мы непринужденно болтаем, пока идем к бистро «Две ложки» и в течение обеда.

– Все еще радиомолчание? – спрашивает она, запихивая в рот кусочек своего сэндвича.

– Да, – отвечаю я, добавляя сальсу в свою фахиту.

– Я же говорила, что он просто уйдет.

– Да, говорила, но я все равно беспокоюсь. Переходить от слов «ты должна остаться со мной» к абсолютному молчанию? Он что, планирует мое убийство?

Лейла смеется, все еще не подозревая, свидетелем чего я стала. Она уверенно повторяет, что не хочет ничего знать.

– Шон знает, что клуб может доверять тебе, я уверена, что он сказал это Вульфу. Что я думаю? Они следят за тобой, чтобы убедиться, что тебе можно доверять.

Байкер напротив моей работы всплывает в моей памяти, так что это имеет смысл. Я тоже так думаю.

– У них нет привычки держать людей в плену, – говорит Лейла, вытирая рот салфеткой.

Я киваю.

– Могу я быть с тобой откровенной? – спрашивает она.

Я отпиваю глоток чая со льдом.

– Конечно.

– Похоже, ты хочешь его увидеть. Ну, знаешь, мистера «Не в моем вкусе», – говорит Лейла, пародируя меня.

Я усмехаюсь, и мои мысли возвращаются на чердак, где я была меньше недели назад. Я отгородилась от этих воспоминаний, заперла их на замок.

– Я не ожидала, что пойму его или проникнусь к нему симпатией. Но в ту ночь в моем доме, по тому, как он посмотрел на меня перед уходом, я поняла, что ему это не нужно. Я могу с уверенностью сказать, что он пожалел о том, что рассказал столько о себе.

Я смотрю в окно за ее спиной.

– В любом случае, это не имеет значения. У него, наверное, уже было с десяток других женщин. Прошло пять дней.

– Шон говорит, что почти не видел его. Сейчас он работает над двумя мотоциклами, один для какой-то звезды НБА, а другой для начальника пожарной охраны Кентукки.

– Завтра вечером я иду в клуб. Пойдем со мной. Если между вами что-то есть, ты поймешь это сразу же, как только увидишь его.

Я пожимаю плечами, когда на столе вибрирует мой телефон.

– Я не знаю.

Делл: Парень из отдела сайдинга пришел раньше времени на вашу встречу.

Я: Я уже закончила. Взять тебе чего-нибудь?

– Это мой брат? – спрашивает Лейла, дожевывая последний кусочек.

– Да, он очень помог мне освоиться.

Она хихикает.

– Мне кажется, он всегда был в тебя влюблен.

Я улыбаюсь в ответ.

– Ничего подобного.

– Так и есть, он каждый день после школы спрашивал меня: «А Бринли придет сегодня»? – Лейла смеется. – Клянусь, в последний год обучения в старшей школе он страдал от неразделенной любви, – добавляет она, делая последний глоток и допивая его с тихим причмокивающим звуком.

Делл: Нет, я в порядке, но спасибо, что подумала обо мне. Не торопись, я тебя прикрою.

Лейла читает это с моего экрана и смеется:

– Он тебя прикроет. – Она подмигивает.

– Заткнись, – говорю я, бросая в нее салфетку.

Когда мы сворачиваем за угол на Главную, мотоцикл с красным пламенем снова стоит прямо через дорогу от моей работы.

Лейла замечает его одновременно со мной и останавливается как вкопанная.

Я тоже торможу и настороженно спрашиваю.

– Что?

Она достает свой телефон и нажимает на одну кнопку, а затем снова начинает двигаться.

– Не смотри на него, просто продолжай идти. Что бы я ни сказала, соглашайся.

– Кто это? О чем ты говоришь? – спрашиваю я, хотя и так знаю, потому что смотрю туда же, куда она.

Я наблюдаю, как мотоциклист, который всю последнюю неделю парковался напротив моей работы, поворачивается и давит окурок каблуком ботинка. Я вижу его даже с расстояния в сотню футов… Мрачный жнец на заднем сидении красного Харлея. Красное знамя над ним бросается в глаза, и я уже знаю достаточно, чтобы понять – это плохие новости.

«Адепты Греха». Парень, который следит за мной, – не друг клуба, а враг.

Глава 34

Габриэль

Я опускаю телефон обратно в карман. GPS-трекер, который я прикрепил под машину Бринли, сообщает мне, что она все еще на работе. За последние пять дней я пробежал тридцать две мили, разбил кулаки о боксерский мешок и израсходовал почти тысячу патронов. Но ничего из этого не помогает.

Я не могу взять себя в руки и слежу за каждым ее шагом. В понедельник я сказал себе, что это потому, что я должен быть уверен, что она не проболтается, но очень быстро стало ясно, что она не собирается обращаться в полицию. Большую часть времени, насколько я могу судить, она выглядит настороженной, как будто ждет, что вот-вот что-то произойдет.

И это связано со мной.

Я испытываю непреодолимую потребность увидеть ее снова. Я наблюдаю за ней по ночам, в те часы, когда она спит крепче всего. Утром я езжу за ней на своем грузовике, чтобы убедиться, что она благополучно добралась в офис, а вечером снова возвращаюсь, чтобы проводить ее домой. Я не могу выбросить ее из головы. Я не могу забыть, как ее тело прижималось к моему. Я говорю себе, что это пройдет, но один день сменяется другим, и ничего не меняется…

– Босс, – зовет Джейк, когда я смотрю в окно. – Церковь.

Я киваю.

– Клинику на Стил ограбили посреди ночи, – говорит Джейк, когда мы собираемся. – Весь запас метадона пропал.

– Как это могло произойти? Мы следим за ними, – говорю я. У нас есть несколько камер в каждом месте.

Джейк качает головой.

– Не знаю, мужик, они как будто знали слепые зоны.

Я оглядываю всех своих людей за столом. Все это не имеет смысла. Лица, которые я вижу здесь, я знаю большую часть своей жизни. Они мои братья. Не доверять им кажется невозможным.

– Это еще не все, повсюду ходят новые слухи. Члены «Адептов Греха» обсуждают это. Они что-то планируют, – добавляет Джейк.

– Может, ралли в Глен Идене? – спрашивает Кай.

– Не уверен, что они будут ждать так долго, – говорит Флипп, закуривая. – Это будет только в следующем месяце, и там будет куча клубов, зачем впутывать их в наше дерьмо?

Я пожимаю плечами.

– Я бы так и поступил. Легче слиться с толпой.

Ралли, о котором они говорят, Глен Иден, – ежегодное и масштабное. Крупнейшее на юге, собирает тысячи участников, от всех крупных клубов-однопроцентников¹⁹ до небольших клубов любителей развлечений. Для нас это место, где мы можем наладить связи с другими клубами, выпустить пар и немного расслабиться. Это всего в сорока пяти минутах езды к югу отсюда, в деревушке Бенсон, штат Джорджия. Город полностью перекрывается, даже главные дороги. Территория на окраине принадлежит одному из наших дружественных клубов, МК «Титаны», и там есть домики и места для кемпинга. Это массовая вечеринка. Новые люди, новые женщины. Обычно я жду этого с нетерпением, но в этом году единственная женщина, которую я хочу, – это та, которая не принадлежит моему миру.

– Отправьте бригаду в Атланту, помогите навести порядок в клинике. Копы будут в курсе. Свяжись с местной полицией и выясни, что им известно, – говорю я Робби.

Он кивает.

– Возьми проспекта и Флиппа.

Полиция Атланты лояльна к нашему клубу, они ходят по тонкой грани между тем, чтобы не обращать внимания, и тем, чтобы принимать нашу помощь. Если они знают что-то, что поможет предотвратить следующее нападение, они нам скажут.

– Заметано. – Робби кивает.

– Ладно, дальше нам нужно поговорить о…

Звук бьющегося стекла не дает Джейку закончить фразу – главное окно в церкви разбивается вдребезги. Я мгновенно анализирую произошедшее. Окно разбилось не от выстрела, в него что-то бросили. Я осматриваю комнату, чтобы убедиться, что это не взрывчатка. Оставаясь на месте, начинаю считать. По статистике, если будет еще один удар, то он произойдет в ближайшие двадцать секунд.

Мой взгляд падает на кирпич на другом конце комнаты, с чем-то привязанным к нему. Бумага? Окно на восточной стене быстро взрывается осколками, и мы все прикрываем головы. Ни у кого из нас здесь нет телефонов, поэтому последние десять секунд мы сидим и ждем выстрелов или нового нападения, прежде чем я начинаю двигаться и пригибаясь выхожу из комнаты с Джейком и Аксом за спиной. Я добираюсь до главного зала, где на полу лежат люди, тусовавшиеся в здании клуба. Здесь тоже повсюду битое стекло – два окна разбиты вдребезги, женщины ругаются, одна из них пострадала, у нее течет кровь.

Я киваю Флиппу, чтобы он занялся ей, и направляюсь к двери, на ходу доставая пистолет, но нападавшие уже скрылись. Шины разбрасывают камни и оставляют облако пыли, из-за которого невозможно понять, кто это был на самом деле. Я уже знаю, что это были «Адепты Греха», но увидеть машину было бы неплохо.

Кивнув в сторону камер, я смотрю на Кая в другом конце комнаты и кричу, перекрывая шум:

– Проверь их.

Затем я выхожу на улицу, за мной следом идет Акс.

Мы осматриваем периметр и замечаем вдалеке сломанное ограждение.

– Это должно быть исправлено к концу дня. Позвони в «Stevens Metalworx», пусть приедут сегодня, – говорю я Аксу.

Он кивает.

После мы возвращаемся в дом, где все немного успокоилось.

– Это был поверхностный порез, – говорит мне Флипп о женщине, когда я проскакиваю мимо него, чтобы взять свой телефон.

Остальные парни идут за мной и делают то же самое. Кто-то уже подметает, и я слышу, как Кай разговаривает по телефону с компанией по замене окон. Для нас это не в новинку. Нападения случаются чаще, чем мы готовы признать, и это было ожидаемо после того, что мы сделали с Гатором. Но вот что не имеет смысла – никто не проникает так просто на нашу территорию, и это уже второй раз за две недели. Откуда кому-то знать, когда именно мы будем в церкви? Все во мне кричит, что что-то не так, но я не могу понять, что именно.

Я поднимаю с пола кирпич. Отрываю от него прикрепленный листок бумаги и внимательно осматриваю. Это распечатанные фотографии Акса и Лейлы, разгружающих его мотоцикл на подъездной дорожке после свадьбы. Робби и его старушка Марго сняты через кухонное окно во время ужина. Флипп и его дочь-подросток на футбольном матче.

– Черт возьми, босс. – Акс бормочет, держа в руках кирпич и еще фотографии. Я беру их у него, они почти одинаковые – мои мужчины живут своей жизнью, у себя дома. Среди фотографий Акса мы находим записку – «Никто не в безопасности».

Я возвращаюсь в церковь, оставляя Акса в главном зале, когда у него начинает звонить телефон. Я поднимаю с пола еще один кирпич и вытаскиваю фотографии из-под резинки, удерживающей их. Их пять, и на всех я. Но не только я, еще и Бринли. Одна из них – через окно второго этажа ее дома, я без рубашки и с бутылкой отцовского скотча в руках.

Она выходит за дверь студии дизайна с Деллом. Я выхожу из ее дома в ту ночь, когда я был с ней, а внутри лежит записка – «На войне избегай сильных, а вместо этого бей по слабым. Мы нашли слабое место президента?»

Последняя фотография появляется перед моими глазами, и ярость, которую я никогда не испытывал, – глубокий, темный гнев – поднимается из того места внутри меня, которому я не позволял увидеть дневной свет уже чертовски долгое время. Это Бринли, она выходит из местной кофейни в одиночестве, но на этом фото ее лицо закрашено красным карандашом и внизу слова – «мертвая сука».

– Босс!!! Мы должны, блядь, ехать, сейчас же! – кричит Акс из соседней комнаты. Он заглядывает в церковь, держась за обе стороны дверного проема.

Я уже направляюсь к нему. Его взгляд подтверждает то, что я уже знаю.

Бринли в беде, и я был достаточно наивен, чтобы думать, что ее это не коснется, если я буду держаться от нее подальше.

Конечно, это, не так – за каждым моим поступком следует кровавая бойня.

Глава 35

Бринли

Лейла прижимает телефон к себе, пока мы идем. Я опускаю взгляд и замечаю, что на нем набран номер и на звонок ответили. Она не подносит его к уху, и он не включен на громкую связь.

– Это Эйден Фокс, он вице-президент «Адептов Греха». Его сводный брат руководит клубом. Он очень опасен. Не смотри ему в глаза, веди себя так, будто ничего не знаешь. Мы вернемся в «Crimson Homes» через минуту, – говорит она гораздо громче, чем следовало бы, а затем завершает звонок, когда мы приближаемся к нему. Я понимаю, что она сообщала Аксу, что происходит, не показывая, что она разговаривает по телефону.

Эйден не сводит с нас глаз все время, пока мы идем к зданию. Он окидывает нас таким же властным взглядом, какой я ожидала бы от Габриэля.

– На пару слов, дамы? – произносит он низким голосом, когда мы преодолеваем последний участок тротуара, ведущий к дверям моего офиса.

Я смотрю на дверь, такую близкую и в то же время такую далекую, а затем на него. Его зеленые глаза пронзают меня насквозь. Лейла встает передо мной, ее рука останавливает меня, не давая подойти ближе.