Текст книги "Когда сливаются реки"
Автор книги: Петрусь Бровка
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
X
Подъезжая к дому, Алесь заметил некоторые перемены: кое-где на дороге появились желтые и красноватые пятна – с березок падали первые листья. Да и небо казалось более упругим, холодноватым, словно его отковали из тонкой синей стали. «Время не ждет, скоро наступит осень», – опять забеспокоился он.
Домой Алесь прибыл под вечер, первые огоньки уже мелькали над озером. Агата и Марфочка сидели за столом, когда он появился в дверях. Обрадованная мать поспешно поднялась навстречу. Поставив чемодан на лавку, Алесь достал подарки.
– Вот это тебе, мама, – взмахнул он в воздухе платком. – А это образцовой школьнице! – подал портфель сестренке.
Когда он доставал подарки, из чемодана чуть не выпал зеленый поясок. Алесь смутился и быстро спрятал его на дно, прикрыв бумагой. За ужином Алесь рассказывал об удачной поездке, а мать – о колхозных новостях.
– Знаешь, сынок, – радовалась она, – как взялся Рудак за дело, сразу на ферме у нас все изменилось. Вот уже который день подкармливаем коров клевером и викой. Веришь ли, повеселела скотина и молока прибавила. Совсем другое дело. Посмотрел бы ты, зашел...
– Обязательно наведаюсь, мама, – обещал Алесь, а сам думал о том, за какие дела браться в первую очередь. Мягкий по характеру, небоязливый, но не имеющий большого опыта, он ни о чем теперь не мог думать, кроме строительства.
После ужина Алесь собрался было пойти к Рудаку, мать отговорила:
– Человек он пожилой, намаялся, зачем тревожить? Да и тебе с дороги отдохнуть надо... За ночь ничего не случится!
И хотя он послушался матери, но, устроившись на кровати в сенях, сразу уснуть не мог. То он лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к тихому шороху ветра за стеной, печальному и таинственному одновременно, то, едва начинал дремать, перед глазами вставали события последних дней.
Провел он эту ночь беспокойно, а под утро заснул так крепко, что даже не слышал, как в хату вошел Захар Рудак.
– Я еще вчера узнал, что ты вернулся, да не хотел тебя тревожить после дороги... Здорово, брат, с прибытием! – басил Рудак, присаживаясь на табуретку у кровати. – Ну, как там? Хвались!
Алесь довольно усмехнулся и вместо ответа вытащил из кармана пиджака решение правительства и подал Рудаку. Тот внимательно начал читать.
– Молодчина, Алесь! – похвалил он его, точно в самом деле молодой инженер совершил что-то из ряда вон выходящее. – Теперь, значит, на полный ход.
– На полный!.. Не знаю только, как там дела у наших приятелей, – озабоченно сказал Алесь, одеваясь.
– Они приехали раньше тебя. Я даже злиться начал, что ты задерживаешься.
– Что у них?
– Тоже хорошо. Не обидели. Круминя и Мешкялиса я просил обязательно сегодня заехать.
– Так что же, зайдем к Березинцу?
– Ты только про обед не забывай! – напомнила мать, когда они собрались уходить.
Захар Рудак по пути в школу рассказывал Алесю о колхозных делах, которых за четыре дня накопилось немало.
– А что с листовкой этой? – напомнил Алесь.
– Отдал куда следует... Там разберутся...
Подходя к школе, Алесь еще явственнее почувствовал приближение осени: на дворе, вынесенные из классов, стояли парты, столы и школьные доски. Возле них топтался Якуб Панасович – прикидывал, что и как нужно поправить и подремонтировать.
– Прилетел, орел! – обрадовался Алесю старый учитель.
– Веду его к Борису Васильевичу на совет, – отозвался Рудак. – Дома инженер?
– Дома...
Березинец сидел за развернутым планом участка стройки. Алесь коротко рассказал ему о поездке и поинтересовался, как идут дела у проектировщика.
– Идут... Суток вот только не хватает, у ночи дня занимаем!
Он подал Алесю эскизный проект строительства, нанесенный на кальку. Тот всмотрелся в него и забеспокоился:
– А как же будем управляться с машинами? С теми, которые начнут работать на плотине, и с теми, которые надо ставить в котлован?
– Да очень просто... Спуск воды остается там же, на мельнице, а для машин придется построить новый мост.
– Но ведь на это потребуется два-три месяца?
– А что такого? Вот если бы у наших машин отросли крылья, тогда другое дело...
– Нет, так не пойдет! – решительно заявил Алесь. Он совершенно не предвидел возможности такой задержки, которая сводила на нет все хлопоты и оттягивала начало строительства чуть не на год. – Нет, так нельзя... Послушайте, а что, если совсем перекрыть сток воды крепкой земляной плотиной и пустить машины по ней? Дешевле и быстрее!
– Но опасно! – в таком же тоне подхватил Березинец. – Это значит – поставить под угрозу котлован. Вода в озере поднимается так, что насыпь может быть прорвана, и придется приглашать водолазов, чтобы выручать экскаваторы.
– А я думаю, что этого не случится. Мы поставим эту перемычку на канале, который соединяет озеро перед мельницей с озером Долгим.
– А если просчитаетесь?
– Не просчитаемся. Озеро наше большое, уровень воды в нем поднять не просто. Лето же сухое, воды поступает мало.
– Я в приметы не верю и вам не советую, – недовольно сказал Березинец. – А впрочем, работайте, как хотите, проект же я представлю такой, какой кажется мне наиболее целесообразным...
Неизвестно, как обернулся бы спор дальше, если бы в это время не появились Каспар Круминь с Яном Лайзаном и Мешкялис с Йонасом.
– Свейки, друзья!.. Свейки! – восклицал, пожимая руки, Мешкялис, и по лицу его, расплывавшемуся в улыбке, было видно, что он чем-то очень доволен.
По-стариковски спокойно здоровался и поглядывал на всех Ян Лайзан.
– Вот добре, что вы все сразу собрались, – порадовался Якуб Панасович, приглашая гостей садиться. – А у нас тут как раз коса на камень нашла...
– Что такое? – спросил Каспар Круминь, присаживаясь к столу, на котором была разостлана калька с чертежами.
Каспару хотел ответить Якуб Панасович, но спохватился, что это может обидеть инженера. И в самом деле, Березинец провел рукой по своим усам и тоном, в котором еще чувствовалось раздражение, заявил:
– Не доверяют мне!.. Я доказываю, что надо оставлять сток для воды и строить мост для прохода машин и для подвоза материалов, а товарищ Иванюта говорит, что этого не нужно.
Наступило неловкое молчание. Алесю хотелось объяснить, что он вовсе не ставит под сомнение знания инженера и не собирается спорить из-за упрямства, а заботится лишь об ускорении строительства. Но он решил послушать, что скажут другие.
– Я думаю, надо сделать так, как советует Борис Васильевич! – первым подал голос Ян Лайзан. Он больше доверял инженеру Березинцу, человеку пожилому и опытному, к тому же ему припомнилась неудачная попытка Алеся спасти мельницу.
– Я также думаю, что проектировщик отвечает за все, – присоединился к мнению Лайзана Захар Рудак. – Знаешь, Алесь, иногда не худо послушать старших.
Алесю было обидно, что с его мнением не хотят считаться.
– Что ж, я не возражаю, но оставляю за собой право еще подумать, – сказал он. – Конечно, в моем предложении заключен риск, но есть в нем и огромная выгода...
Березинец собирался ответить Алесю, но тут деловито вмешался Юозас Мешкялис.
– Значит, можно начинать работу? Так, товарищ Березинец?
– Я думаю, товарищ Иванюта сам знает, что уже можно делать. Да вы фактически работы уже начали – подвозите материалы. Можно вести и земляные работы, например, копать канал, чтобы повернуть воду речки Погулянки в озеро Долгое. Так, товарищ Иванюта?
– В этом я с вами согласен, – кивнул головой Алесь.
– Ну вот, значит, работы у вас хватит, пока я окончу проект.
– Это смотря по тому, как мы работать будем, а то и не хватит, – не вытерпел Мешкялис.
– Ишь ты, какой быстрый! – возразил ему Каспар Круминь. – Давай-ка не забегать вперед, а браться за дело спокойно.
Ионасу стало обидно за своего председателя, он попытался защитить его. И Мешкялис, почувствовав поддержку, снова перешел в атаку:
– Ты думаешь, я на взвей-ветер говорю, уважаемый товарищ Круминь? А ты знаешь, что у нас есть? Я не хочу говорить, лучше ты сам объясни, Йонас. Дают ведь нам передвижную электростанцию, бульдозер, тракторы... Я помню, как у нас в дивизии...
– Подожди ты со своей дивизией, Юозас! – остановил его Каспар Круминь. – В первую очередь надо построить барак и столовую, чтобы людям было где жить и питаться...
– Вот вам и работы хоть отбавляй. Правда, товарищ Мешкялис? – обратился к Юозасу Березинец. – А теперь мне надо с вами попрощаться... Надо попасть сегодня на поезд.
После отъезда Березинца Алесь почувствовал, что вся ответственность ложится на его плечи. Чтобы не попасть впросак, он попросил председателей колхозов обсудить создавшееся положение.
– На трех объектах мы можем начинать работы сейчас, – сказал он. – Это – канал на речке Погулянке, строительство барака и столовой. Кроме того, надо непрерывно подвозить материалы. Давайте прикинем, кому что по силам...
– Что за вопрос? – вскочил Мешкялис. – Речка Погулянка наша, так нам с ней и придется поговорить по-свойски... Погуляла сотни лет, а теперь пусть поработает!.. Подробности обсудим потом, когда я прикину, сколько человек могу выделить.
А Круминь и Рудак договорились о том, что совместно примутся за строительство барака и столовой. Возглавить это дело взялся Ян Лайзан. После этого председатели осмотрели местность и выбрали под стройку высокий бугор на берегу.
– Чтобы отовсюду видно было, – одобрил Якуб Гаманек. – И стройка на виду, и жизнь тоже...
Когда с общими делами было покончено, Захар Рудак попросил Круминя и Мешкялиса немного задержаться.
– Пойдемте, посоветуйте, что мне делать... Я на этой работе человек новый и не знаю, за что ухватиться...
Он повел их на ферму, пригласил и Алеся.
– Эх-х, нелегкий у нас хлеб, – вздыхал Рудак, делясь с товарищами думками о председательском житье-бытье.
– А ты что думаешь, все само придет? Нет, брат, пять пудов соли съешь, пока все до дела доведешь, – поучал Мешкялис.
– Ты только начал, а уже стонешь, – усмехнулся Каспар.
– Тут застонешь, когда увидишь вот такое, – показал Рудак на грязный двор животноводческой фермы.
И правда, вид у фермы был жалкий. Огромный и старый, может быть еще панских времен, сарай стоял без всякого присмотра. Деревянные стены покривились, местами бревна выпирали, как выломанные ребра, и казалось, вот-вот отвалятся совсем. На крыше, поросшей зеленым мохом, светились дырки. Кучи навоза лежали прямо среди двора, по ним топтались коровы и свиньи.
– Невеселая картинка, – свистнул Юозас Мешкялис. – Кто это у тебя фермой руководит?
– Работал тут один Пилюта. Ну и доработался... Со вчерашнего дня прогнал!
– А вы куда глядели? – с присущей ему прямотой спросил Каспар Круминь.
Рудак молчал, потому что ему не хотелось сваливать вину на Самусевича. Молчал и Алесь. Ему было тоже неприятно: его мать работала на ферме, и он как бы чувствовал и свою вину за эту грязь и запустение... Внутри сарая возле стен тоже лежали кучи неприбранного навоза, тонкие жердочки едва обозначали стойла, проход посередине был загрязнен настолько, что под сапогами чавкало. Лишь в конце сарая они обнаружили уголок, который выглядел лучше.
– Вот это другое дело, – отметил Мешкялис. – Тут чувствуется, что работает заботливый человек...
– Если бы все так работали! – похвалил кого-то Рудак. – А знаете, кто этот человек? Вот его мать! – показал он на Алеся, и тот густо покраснел.
– А где коровы? – поинтересовался Каспар,
– В поле... Да ты их, я думаю, видел?
– Нечем вам похвалиться, – поспешил заметить Мешкялис.
И они вышли из коровника.
– Вот видите, какие у нас дела, – чувствуя, что все воздерживаются от советов, обратился Рудак к соседям. – Хуже некуда...
– Плохой Самусевич председатель, если до этого довел! – махнул рукой Мешкялис.
– Да черт его побери, Самусевича! – вздохнул Рудак. – А вот что нам дальше делать?
– Так ты же сам сказал, что за все надо браться сразу, – вот и берись, – прогудел Круминь.
– А как?
– Прежде всего на ферме навести порядок. Там страшно скотину держать.
– Оно-то так. Хвостов много, а толку мало. Порода плохая. Ты ее хоть раскорми, а молока она тебе не даст.
– Так... так... – бормотал себе в рыжие усы Каспар Круминь, уже догадываясь, куда гнет Рудак. Он прикинул, сколько породистых телят и по какой цене попытается Рудак купить у него и Мешкялиса. Круминь готов был оказать помощь соседу, но беспокоился и о росте собственного стада.
– У меня к вам просьба, соседи, – сказал наконец Рудак, считая, что почва подготовлена достаточно. – Не пошли бы вы мне навстречу? Заготовку тебе, Юозас, сдавать надо, и тебе, Каспар, тоже. Вот и сделайте нам такое одолжение: возьмите у меня по весу десяток откормленных коров и сдайте на мясо, а мне дайте породистых... А?
Мешкялис задумался. Ничего подобного ему не приходило в голову, и он размышлял – не будет ли от этого убытка и согласятся ли колхозники? Мало ли что... Но на выручку Рудаку пришел Каспар Круминь. Он быстро прикинул все насчет этого обмена, понял, что он безубыточен, и усмехнулся.
– Дельный из тебя хозяин выйдет, Захар!.. Что ж, Юозас, он правду говорит. Нам все равно, а ему это большая помощь!
– Я-то не против, но вот что правление скажет, – пробовал оттянуть решение вопроса Мешкялис.
– А я и не советую тебе без правления решать. Но ты же знаешь по опыту, что хорошее дело, если его основательно разъяснить, люди всегда поддержат... Так как же, а?
– Что с тобой поделаешь! – засмеялся Мешкялис. – Вот и в дивизии солдат всегда выручал солдата...
На том и распрощались. Рудак пошел на ферму – наводить порядок. Алесь повернул на пригорок, куда подвозили материалы. Ему хотелось побыть одному и собраться с мыслями... Свежий ветер забивался под расстегнутую рубашку, холодил кожу. На дворе август, осени почти не видно, но Алесь, родившийся и выросший в селе, хорошо узнает ее еле приметное дыхание. Киноварь тронула желтые ягоды рябины, легкий пух осота летает над полями, а с одинокой липы сорвался и полетел через дорогу маленький пожелтевший лист. Толстые, откормившиеся скворцы, сбившись в стаю, порхают над ячменным полем... Да, осень близка, она уже где-то рядом, за каждым пригорком, за каждым кустом!..
Алесь присел на валун около озера и посмотрел в сторону Лукштов. Далеко на холме, возле синей опушки леса, стояли хаты. Из них он выбрал одну – с белой трубой, которая, казалось, стояла маяком на фоне сизоватого неба... Алесь знал, что в этом доме живет она – Анежка Пашкевичюте. «Где она теперь? Ждет ли она меня?» – задавал он вопросы сам себе. И хоть не верил ни в какие гаданья, сорвал ромашку и начал ворожить. «Любит, не любит... любит, не любит...» Получилось, что не любит. Погубил еще один цветок и повторил снова – вышло, что любит. И хотя он все это считал чистейшей чепухой, ему стало приятно.
Внимание его привлекла одинокая фигура девушки, которая шла по стежке к селу. «Кто бы это мог быть?» – вглядывался он. На мгновение сладко заныло сердце: «Не Анежка ли?..» И когда пригляделся повнимательнее, узнал Аделю Гумовскую. Девушка эта ходила на все сельские вечеринки, охотно помогала подругам. И никто бы не подумал, что она может таить против людей что-либо темное и преступное.
Нелегко было сейчас на душе у девушки. А тот ли это Казюк Клышевский, которого она любила? Где тот парень с ласковыми и смелыми серыми глазами, которому, казалось, нет в жизни никаких преград и который уверенно смотрел вперед? Неужели этот худой, позеленевший от злобы, с погасшими глазами человек – ее любимый Казюк?
Взгляд его пугает, от него щемит сердце и в душе поднимается страх; вид у него как у мертвеца, которого пора опускать в домовину. А сколько крови на его руках...
И она даже вздрогнула: «Почему я не разглядела этого раньше? Вот где хлопец! – вздохнула она, увидев Алеся. – Говорят, инженер. Разве не почетно быть таким человеком? Этот инженер получает небось хорошие деньги. Это не Казюк – ему некого и нечего бояться...»
Аделя скрылась за пригорком, и Алесь отметил про себя, что она недурна и хорошо сложена. Поймав себя на этой мысли, он опять ощутил смущение и досаду, поднялся с валуна и пошел на пригорок, куда подъезжали подводы. Здесь, у груды сваленных бревен, распрягала свою лошадь тетка Восилене, и ее звонкий голос покрывал все другие. Алесь встрепенулся: наверно, она, тетка Восилене, знает все про Анежку!
Он подошел к ней и, слегка смутившись, поздоровался. Но Восилене ничего не заметила и сразу напала на Алеся:
– Что же это вас не видно, товарищ начальник? Пообещали прийти к нам, а сами носа не кажете...
– В отъезде был...
– А это мы слышали, что в отъезде был, – еще задорнее наступала Восилене. – Об этом все в «Пергале» знают.
– Откуда? – побледнел Алесь, предчувствуя недоброе. Оглянувшись вокруг и убедившись, что их никто не слушает, он попросил Восилене рассказать, что случилось.
– Случилось, товарищ Иванюта, такое, что теперь всем плохо – и вам, и Анежке, и, если хотите знать, мне тоже. Письмо ваше перехватил старый Пашкевичус, и теперь Анежка целые дни плачет...
– Что вы говорите? – возмутился Алесь. – Но какое же он имел право?
– Пашкевичусы такие люди, которые живут по своим законам, им мало дела до того, что можно и чего нельзя... Случилось же так, что письмо попало в руки Пранасу Паречкусу, и он раззвонил об этом родителям и на все село.
– Может быть, присядем? – предложил Алесь.
Восилене понимала, что Алесь горько переживает свою неосмотрительность, но наряду с сочувствием в ней поднималось против него и чувство раздражения. Не маленький, мог бы уже получше разбираться в людях и характерах.
– Так, значит, мне и на глаза показаться Анежке нельзя? – допытывался он.
Ему очень хотелось узнать у Восилене, как сама Анежка относится к письму и что она думает о нем. Несомненно, эта женщина знала многое.
– Вот я и говорю, – осторожно подбирал он слова, – разве это преступление – получить письмо?
– Смотря какое, – хитро усмехнулась Восилене.
– Ну просто девушке от парня...
– Где что ни слово, то про любовь!
Алесь покраснел, но тут же решительно заявил:
– Ну и люблю... А что, разве нельзя?
– По мнению родителей Анежки, – нельзя... Они никогда не согласятся, чтобы их единственная дочь полюбила белоруса, да еще безбожника.
– Ведь это в старое время так было!
– А они и теперь так же думают, как и прежде... Да еще Пранас Паречкус поддал им жару, напомнил, что когда-то твой дед с дедом Анежки в костеле головы друг другу чуть не проломили.
– Я об этом слыхал, – сказал Алесь и попытался перейти на шутку. – Если бы я тогда жил, так я бы этого не позволил!.. Но мы-то почему должны жить по этим чертовским обычаям?.. Скажите по правде, тетка Восилене, неужели мне теперь нельзя надеяться?
Тетка Восилене промолчала, и Алесь безнадежно махнул рукой.
– Видно, Анежке зря я докучаю, она небось обо мне и не вспомнит...
– Этого я бы не сказала, – решительно встала на защиту девушки Восилене. – Не смотри, что Анежка молчаливая... Она мне все говорит, – подчеркнула Восилене. – Когда вас не было, сколько раз говорила о том, что, наверное, вы с Йонасом не скоро возвратитесь… Думаю, что не Йонас ее интересует! А еще вот что: Анежку так разозлил поступок Паречкуса, что она даже не разговаривает с ним.
На душе у Алеся посветлело. Он ни на минуту не сомневался, что Восилене не шутит.
– Тетка Восилене, – Алесь схватил ее за руки и готов был целовать их, – помогите мне. Может, мне пойти вместе с вами и поговорить с Анежкой?
– Не советую. Пусть все уляжется сначала, а наговориться, я так думаю, вы еще успеете...
– И записочки не отнесете?
– И записку не понесу... Хочешь, чтобы Пранас Паречкус убил меня? – засмеялась она. – Во имя отца и сына и святого духа!
– Ну так передайте хоть привет ей.
– Привет передам...
– Спасибо вам, большое спасибо, – поблагодарил ее Алесь от чистого сердца, решив, что она удивительно хороший человек.
А Восилене по-мужски быстро запрягла лошадь, вскочила в телегу, тронула вожжи и вскоре скрылась за пригорком на пергалевской дороге.
Алесь огляделся. У озера желтели и пахли живицей свежие сосновые и еловые бревна. Тут же были навалены большие кучи камня.
В Долгом около правления ожидали начальника строительства Зина Малькова, Миша Грабовский и незнакомый старик. Одетый в аккуратный и чистый костюм, с медалью «За трудовую доблесть» на груди, он сидел на лавке, а в сторонке стоял обшарпанный ледериновый чемодан, обитый по уголкам желтой жестью.
– А мы тебя давно ожидаем! – бросилась ему навстречу Зина Малькова. Вероятно, она собиралась пуститься в длинные объяснения, но старик поднялся с лавки и, расправляя прокуренные усы, сам подошел к Алесю.
– Вот это я сам и есть.
– Дядька Никифорович? – по какой-то неуловимой связи догадался Алесь.
– Он самый!
– Очень хорошо, что приехали.
– А я, сынок, и сам радуюсь этому не меньше. Поверишь, еще и теперь в себя не могу прийти. Это ж сколько лет, как я отсюда удрал!.. Теперь вот хочется посмотреть все сразу...
– Пошли домой, смотреть потом будем, – предложил Алесь.
Грабовский взялся было за чемодан и направился к двери, но старик остановил его:
– Подождите, дети!.. Когда человек приезжает в родные места, он прежде всею навещает отца и мать... Вот и я дал себе слово, как только приеду в Долгое, первым делом схожу туда, где стояла отцовская хата... Так что чемодан мой отнести можно, а мы пройдемся, – предложил он Алесю.
– Миша, снеси к нам! – сказал Алесь Грабовскому.
– И я с вами, хорошо? – попросилась Малькова.
Никифорович вел Алеся в ту сторону села, которая была ближе к мельнице. Он с интересом рассматривал улицу.
– Это Остапова клеть? – показывал он на поседевший, перекошенный и поросший мохом амбар.
– Нет, Гришкина.
– Ладно... А Гришка этот – Остапов сын?
– Остапов.
– Ну, то же самое.
Никифорович привел Алеся и Зину за село, чуть не на версту от последней хаты, к одинокому серому камню у дороги. Они видели, что старик волнуется, – веки его часто моргали, прокуренные усы вздрагивали.
– Вот тут стояла наша хата, – кивнул он. – Известно, бобыльская хата на бобыльском месте... Тут я родился и отсюда пошел в свет... Плакать на этом камне частенько доводилось – притулишься к нему, а он теплый, нагрет солнцем...
Никифорович снял шапку, словно над могилой близкого человека, постоял молча. Алесь и Зина тоже молчали.
– Ну и хватит, – тряхнул головой Никифорович и надел шапку снова. – Прошлое – прошлому... Пошли, дети. – И он решительно двинулся по дороге к селу.
Алесь и Зина, сами сироты, почувствовали в его голосе отцовскую теплоту и ласку.
– Теперь можно и отдохнуть с дороги, – продолжал старик. – Покажите-ка вы мне, где собираетесь станцию ставить? Около мельницы?
– Да, – подтвердил Алесь.
– Хорошее место!.. То-то я вижу, что там вроде разворошенного муравейника...
Не прошло и часа после того, как Никифорович поселился в доме Алеся, а уже стал своим человеком. Понравился он и Зине. Она с интересом наблюдала, как он неторопливо разбирал на лавке чемодан. Агата, накрывая на стол, время от времени посматривала на старика, который вынимал и оглядывал каждую вещь так, словно впервые в жизни видел ее и не сразу мог определить, для чего она может пригодиться? Это были плоскозубцы, рашпили, молоточки, сверлышки, буравчики... Зазвенели высыпанные на лавку патроны для ламп и штепселя. Бережно вынул он и положил на стол несколько больших электрических ламп.
– Электричества-то у нас еще нет! – заметил Алесь.
– Чего не было – тому быть, – рассудил Никифорович.
