Текст книги "Телестерион. Сборник сюит (СИ)"

Автор книги: Петр Киле

5

Шахматово. Идет дождь. В гостиной большого дома Александра Андреевна беспокойно прохаживается; входит Мария Андреевна с книжкой в руке.

М а р и я А н д р е е в н а. Детки вернулись с прогулки, совершенно мокрые и очень веселые.

А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Не прояснивается?

М а р и я А н д р е е в н а. Нет, мне кажется, только начинается. Там, где просвет, быстро надвигаются тучи и молнии блещут, как над полем Куликовым.

А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Грома не слыхала.

М а р и я А н д р е е в н а. Далеко же – и во времени, и в пространстве. Саша на радостях, что написал нечто получше, чем "Песня Судьбы", не усидел в Шахматове, уехал в Петербург, я боялась, прости меня, пьянствовать.

А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Я тоже так думала. Оказывается, он ожидал возвращения Любы, будто она забыла дорогу в Шахматово.

М а р и я А н д р е е в н а. Мне кажется, они условились. Может быть, Люба уже не собиралась сюда ехать. Объяснившись, приехали вместе, как ни в чем не бывало.

А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Нет, что-то случилось. Саша серьезен до торжественности и вместе с тем весел.

М а р и я А н д р е е в н а. Ну, это у него такой характер.

А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Да, как у меня. Когда по-настоящему трудно, я подбираюсь, и пустяки меня не волнуют.

М а р и я А н д р е е в н а. А Люба? Что означали ее отчаяние и намеки? Ничего не было?

А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Ведет себя так, как ничего не было, то есть, как прежде, в лучшие минуты, этакая детская непосредственность, под стать Саше, когда он дурачится.

М а р и я А н д р е е в н а. Но это теперь не выходит у нее до конца.

А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Еще бы! Нельзя вечно играть девочку, будь ты настоящей актрисой в жизни и на сцене. Она беременна, и Саша это знает, но точно сговорились не думать пока об этом и не говорить мне. Игра в прятки, но природу не обманешь.

Входят Блок и Любовь Дмитриевна, свежие, как после купания, и задумчиво-серьезные до грусти.

А л е к с а н д р а А н д р е е в н а (вздрагивая и уходя в сторону). Добрый вечер.

Б л о к. Как! Уже вечер? (Огорченно.) Мы опоздали на обед?!

Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а (переглянувшись с Марией Андреевной). Ну, начинается!

Блок с деловым видом, как бы совершая что-то очень важное, молча и торопливо принимается прибирать в гостиной, делая все навыворот: хватает стенную лампу и ставит под рояль; пыхтя и что-то бормоча про себя, поднимает тяжелое старинное кресло, вызывая вскрики и смех, и ставит на стол; продолжая чинить беспорядок, наводя как бы порядок, замирает перед вырванными с места диванными валиками и начинает обращаться с ними, как с детьми, называя их «Гога» и «Магога».

Вскрикивая и пугаясь, все смеются, не замечая, как устанавливается напряженная атмосфера, как перед грозой.

Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а (смеясь до слез). Хватит, Саша, хватит! Идем! Ты навел порядок, уложил спать деток, пора и восвояси.

Блок, упираясь, делает вид, что ударяется о косяк двери.

М а р и я А н д р е е в н а. Ах!

А л е к с а н д р а А н д р е е в н а (усаживаясь на диван). Ну-с, детки! Расшалились! Никак не могу привыкнуть к его дурачествам, что он клоун.

М а р и я А н д р е е в н а (выглядывая в дверь). Валится с ног, тыкается головой о мокрый шиповник… И как не поцарапается?

А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. В дурачествах своих Саша безошибочен, как лунатик.

М а р и я А н д р е е в н а. Люба, обессилев от смеха, с трудом удерживает его и тащит.

Доносится женский смех. И вдруг блеск молнии озаряет дом и разносится гром. Александра Андреевна прибирает мелкие вещи.

М а р и я А н д р е е в н а. Да уберут сами. (Уходит к себе.)

Вбегает Любовь Дмитриевна с виноватым видом, ставит кресло на место.

Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а (усаживая свекровь в кресло). Простите меня. Уже месяц, как я приехала с Сашей в Шахматово, и все не было дня, чтобы я не замечала вопроса в ваших глазах. Спасибо за молчание, я уже не говорю о Саше. Вы, может быть, спасли мне жизнь. И ребенку.

А л е к с а н д р а А н д р е е в н а (вцепившись руками о подлокотники). Значит, это случилось.

Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Да, не от Саши. Я была в отчаянии, хотела вытравить, да поздно. А Саша его принимает; ну, он и будет у нас.

А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Он сам ребенок.

Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Он ангел. Никакая грязь его не касается.

А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Я это говорю.

Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Саша еще хочет, чтобы я даже маме не говорила о всем горьком, связанном с ним. Это было одним из самых неразрешимых для меня вопросов – найти тут правду, по-настоящему простой, правдивый, без вызова и надрыва образ действия.

А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Да, да.

Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Я думаю, Саша прав. С какой стати будут знать другие, что все равно не поймут, а унижать и наказывать себя – так ведь в этом наполовину, по крайней мере, вызова и неестественности.

А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. О, да, конечно.

Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Мне хочется, как Саша решит. Пусть знают, кто знает мое горе, связанное с ребенком, а для других – просто у нас будет он.

А л е к с а н д р а А н д р е е в н а. Я знала. Поди к себе. Я тебе не судья. (Заговариваясь про себя.) Вытравить ребенка. Какая безумная жестокость!

Любовь Дмитриевна, выпрямившись, удаляется.

6

Квартира на Галерной. В большой после ремонта комнате (убрана стена между двумя маленькими) Любовь Дмитриевна, спокойная и тихая, как прежде, и Евгений Иванов. На звонок выходит Блок.

Б л о к (заглядывая в дверь). Письмо от мамы. Пойду допишу ей письмо. (Уходит к себе в кабинет.)

Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Мне было страшно. Если бы не Саша, я не знаю, как бы я все это вынесла? Страшно было взглянуть в зеркало, наблюдая гибель своей красоты. Впрочем, Саша очень пил в эту зиму и совершенно не считался с моим состоянием.

И в а н о в. Простите, я бы не сказал. Он пил один, когда вас не было, блуждая по городу и заглядывая в кабаки. А тут он выписал из "Анны Карениной": "Но теперь все пойдет по-новому. Это вздор, что не допустит жизнь, что прошедшее не допустит. Надо биться, чтобы лучше, гораздо лучше жить".

Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Да, он обрадовался рождению мальчика, с удовольствием назвал его Дмитрием. Он был светел, раздумывая, как его растить, как воспитывать. Но жизнь не допустила.

И в а н о в. Бог дал, бог взял. Вы оба еще очень молоды.

Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Молоды? А вот что он пишет. (Берет в руки тетрадь.)

 
О доблестях, о подвигах, о славе
Я забывал на горестной земле,
Когда твое лицо в простой оправе
Передо мной сияло на столе.
 
 
Но час настал, и ты ушла из дому.
Я бросил в ночь заветное кольцо.
Ты отдала свою судьбу другому,
И я забыл прекрасное лицо.
 
 
Летели дни, крутясь проклятым роем…
Вино и страсть терзали жизнь мою…
И вспомнил я тебя пред аналоем,
И звал тебя, как молодость свою…
 
 
Я звал тебя, но ты не оглянулась,
Я слезы лил, но ты не снизошла.
Ты в синий плащ печально завернулась,
В сырую ночь ты из дому ушла.
 
 
Не знаю, где приют своей гордыне
Ты, милая, ты, нежная, нашла…
Я крепко сплю, мне снится плащ твой синий,
В котором ты в сырую ночь ушла…
 
 
Уж не мечтать о нежности, о славе,
Всё миновалось, молодость прошла!
Твое лицо в его простой оправе
Своей рукой убрал я со стола.
 

И в а н о в. Убрал?

Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а (смахивая слезы). Ведь мы уезжаем. Все убрано, запаковано. Сюда уж больше, наверное, не вернемся.

И в а н о в. Но вы уезжаете вместе, в Италию, куда давно собирались.

Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Да. Но то денег не было, то ему было не до меня. Я продала Русскому музею этюды Александра Иванова из отцовского наследства и рада, что Саша наконец побывает в Италии.

Б л о к (за письменным столом). А вечером я воротился совершенно потрясенный с «Трех сестер». Это – угол великого русского искусства, один из случайно сохранившихся, каким-то чудом не заплеванных углов моей пакостной, грязной, тупой и кровавой родины, которую я завтра, слава тебе господи, покину… Изо всех сил постараюсь я забыть начистоту всякую русскую «политику», всю российскую бездарность, все болота, чтобы стать человеком, а не машиной для приготовления злобы и ненависти. (Вскакивает с громким возгласом.)

Любовь Дмитриевна и Евгений Иванов прибегают к Блоку.

Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Саша!

Б л о к. Что, заговариваюсь? Я считаю теперь себя вправе умыть руки и заняться искусством. Пусть вешают, подлецы, и околевают в своих помоях.

И в а н о в. "Мы рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв"?

Б л о к. О, да!

И в а н о в. Прекрасно. Я пойду, а завтра, само собой, приеду вас проводить в благословленную Италию. Только, прошу, не надо поносить Россию, как всякий русский, покидая ее пределы.

Б л о к (с улыбкой). Не Россию я проклинаю, а упырей.

И в а н о в. Да и упыри наши.

Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а. Ну, начинается?

И в а н о в (убегая). Мне пора. Прощайте!

Б л о к (следуя за ним). Это, наверное, один из упырей под видом Жени. Да, не будем мы спать. Вскоре уже ехать на вокзал.

Блок и Иванов бегают по всей квартире, Любовь Дмитриевна смеется. И тут разносится утренний колокольный звон с Исаакия.

ЭПИЛОГ

Шоссейная дорога вдоль лесистой возвышенности с бесконечными далями. Хор масок и ряд действующих лиц, за ними следует Блок, погруженный в думы.

 
              Б л о к
Над черной слякотью дороги
Не поднимается туман.
Везут, покряхтывая, дроги
Мой полинялый балаган.
 
 
Лицо дневное Арлекина
Еще бледней, чем лик Пьеро,
И в угол прячет Коломбина
Лохмотья, сшитые пестро…
 
 
Тащитесь, траурные клячи!
Актеры, правьте ремесло,
Чтобы от истины ходячей
Всем стало больно и светло!
 

 
          В е р и г и н а
О, весна без конца и без краю —
Без конца и без краю мечта!
Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!
И приветствую звоном щита!
 

 
        М е й е р х о л ь д
Черный ворон в сумраке снежном,
Черный бархат на смуглых плечах.
Томный голос пением нежным
Мне поет о южных ночах.
 

 
     Л ю б о в ь  Д м и т р и е в н а
В легком сердце – страсть и беспечность,
Словно с моря мне подан знак.
Над бездонным провалом в вечность,
Задыхаясь, летит рысак.
 

 
          В о л о х о в а
Страшный мир! Он для сердца тесен!
В нем – твоих поцелуев бред,
Темный морок цыганских песен,
Торопливый полет комет!
 

Хор масок пляшет, вовлекая в хоровод и актрис, и Мейерхольд их уводит за собой. Блок выбегает на луг.

 
             Б л о к
О, я хочу безумно жить:
Всё сущее – увековечить,
Безличное – вочеловечить,
Несбывшееся – воплотить!
 
 
Пусть душит жизни сон тяжелый,
Пусть задыхаюсь в этом сне, —
Быть может, юноша веселый
В грядущем скажет обо мне:
 
 
Простим угрюмство – разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь – дитя добра и света,
Он весь – свободы торжество!
 

Сюита из комедии «Анна Керн»

ПРОЛОГ

Санкт-Петербург. Зал в колоннах в доме Олениных на Фонтанке. Шарада, то есть в живой картине молодая женщина поразительной красоты изображает Клеопатру, в руке у нее корзина с цветами. Среди гостей баснописец Крылов с его колоритной фигурой, мелькают также Дельвиг в очках, генерал Керн, Полторацкий, – все как бы в дымке воспоминаний. На переднем плане останавливаются Пушкин и офицер.

П у ш к и н. Слишком юна и невинна для Клеопатры Анна Керн.

О ф и ц е р. Однако она замужем и молодая мать.

П у ш к и н. А кто ее муж, этот счастливец?

О ф и ц е р. Боевой генерал.

П у ш к и н. Ого! Значит, он стар. На твое счастье, я думаю.

О ф и ц е р. Я ее двоюродный брат.

П у ш к и н. Тем лучше! И что же такое, скажи, Анна Керн?

О ф и ц е р. Она робка и серьезна; с увлечением читает Руссо и мадам Сталь. Она умна.

П у ш к и н. Зачем хорошенькой женщине ум? Подойдем к ней. (Осмотрев корзину с цветами и указывая жестом на офицера.) А роль змеи, как видно, предназначается этому господину?

Анна Керн, отвернувшись, уходит.

О ф и ц е р. Ах, Пушкин! Твоя шутка не понравилась госпоже Керн.

П у ш к и н. Я же говорю: зачем хорошенькой женщине ум? Красота в ней – всё! В досаде на меня она и вовсе блистательна. (Наблюдая за Керн издали, застывает в задумчивости, как в шараде, привлекая внимание окружающих.)

1

Тригорское. Парк над рекой. Шум ветра в верхушках деревьев; лиловые тучи закрывают солнце, и воцаряются ранние летние сумерки. У скамьи Анна Вульф и Анна Керн.

 
                К е р н
Поднялся ветер и свежее стало.
И нету комаров. Как хорошо!
 

 
               В у л ь ф
А не принес бы ветер дождь с грозою.
 

 
                К е р н
Что за беда? Еще свежее станет.
Я рада солнцу, также и дождю,
Как из темницы вышедший на волю…
 

 
               В у л ь ф
Так плохо с мужем?
 

 
                К е р н
                                     Будет обо мне!
Как рада я, что вырвалась до вас.
Сей мир, где нет мундиров и чинов
И детством нашим веют лес и дали.
 

 
               В у л ь ф
А Пушкин?
 

 
                 К е р н
                     О, то щедрый дар судьбы!
Но с ним ведь невозможно знать, что выдаст,
Спускаясь к нам с небес, где он творит.
Мы с ним едва разговорились. Странно,
День-два робел он явно предо мной,
А с вами в ту же самую минуту
Беспечно весел, простодушен, мил,
А то угрюм до тучи, – как ребенок.
 

 
               В у л ь ф
Да, невозможно мил, когда влюблен
И ласки просит взглядом, даром слова…
 

 
                 К е р н
Да все мы таковы.
 

 
                В у л ь ф
                                  В поэте все
Видней и все сильней, и грусть, и нежность,
Что и тебя захватывает всю.
 

 
                 К е р н
Итак, ты влюблена, ты любишь, вижу.
Но он, затронув сердце, не идет
Тебе навстречу, множа только встречи.
 

 
                В у л ь ф
            (вспыхивая вся)
Все влюблены в него. И маменька.
А ты? Ведь нынче он тобою занят.
Ты взором нежным увлекла его…
 

 
                 К е р н
Что делать, если с полным восхищеньем
Я слушала поэта – и глядела,
Не помня о себе, забыв тревоги,
Истаивая вся от наслажденья,
Конечно, поэтического только,
Без всякой мысли о любви, хотя
Поэзия всегда поет любовь,
Как музыка, как свет небес весенних.
 

 
                В у л ь ф
Ты рада сладострастно, как цыганка,
Что пляшет и поет от всей души;
Нас в детстве навещал в деревне табор
Всегда к весне, ты помнишь?
 

 
                 К е р н
                                                Да, конечно.
Всю жизнь сынов природы он представил,
С явлением Алеко среди них,
Лишь для себя желавшего свободы
И счастия, с готовностью в душе
На дикое убийство двух влюбленных.
 

 
                 В у л ь ф
Но как он мог помыслить даже это?
 

 
                  К е р н
Как был хорош он в вдохновенном чтеньи,
В сиянии зубов, как бриллиантов,
И глаз, что синева с цветеньем роз
В весенний день; а голос, столь певучий,
И впрямь: «И голос, шуму вод подобный»,
Как про Овидия сказал в поэме.
Скажи, кто голову вскружил кому?
 

 
                 В у л ь ф
      (впадая в полное отчаянье)
Нет, в самом деле ты в него влюбилась!
 

 
                  К е р н
      (в раздумьи качая головой)
Я в полном восхищеньи – это счастье!
Да, счастье, несравнимое ни с чем.
 

 
                 В у л ь ф
С любовью даже?
 

 
                   К е р н
                                Даже и с любовью.
Здесь музыка, объемлющая небо, —
В любви же много муки и страданья.
Поэзия – то лучший мир для смертных,
Куда возносит нас питомец Феба.
Как это хорошо! Я в упоеньи.
Вот жизнь, какой всегда желала я.
Здесь рай земной, как в детстве нашем было.
 

 
                 В у л ь ф
Но он влюблен скорее, как Алеко.
 

 
                   К е р н
Тем хуже для него, да и для нас.
 

 
                 В у л ь ф
Мы с ним, как брат и сестры, поневоле.
А ты – другое дело.
 

 
                  К е р н
                                   Почему же?
Мы все здесь сестры. Он же наш поэт,
Питомец муз и Феба. Я мечтаю:
Тебя бы выдать замуж за него,
Чтоб мне иметь пристанище у вас.
 

 
                В у л ь ф
Ты говорила с ним?
 

 
                  К е р н
                                   Ах, нет, конечно.
 

 
                В у л ь ф
Прошу тебя: не заикайся даже.
Прислуга прожужжала уж ему
Все уши.
 

 
                  К е р н
               Да? И что он?
 

 
                 В у л ь ф
                                          Лишь смеется,
Что он не моего романа, мол,
Иль я умна уж слишком для жены.
 

 
                  К е р н
Он молод. О женитьбе думать рано.
Да он же в ссылке здесь, как в заточенье,
И обязательства не может взять.
 

 
                 В у л ь ф
Мы здесь на воле.
 

 
                  К е р н
                                 Он-то на цепи.
Как кот ученый.
 

 
                В у л ь ф
                              Ты смеешься?
 

 
                 К е р н
                                                         Я?
Скорее плачу – и на мне оковы.
И что за чудные стихи твердит,
Со слов, как говорит, старушки-няни.
 

 
                В у л ь ф
    У Лукоморья дуб зеленый;
 

 
                  К е р н
    Златая цепь на дубе том;
    И днем и ночью кот ученый
    Все ходит по цепи кругом;
 

 
                В у л ь ф
    Идет направо – песнь заводит,
    Налево – сказку говорит.
 

 
                  К е р н
    Там чудеса: там леший бродит,
    Русалка на ветвях сидит;
 

 
                В у л ь ф
    Там на неведомых дорожках
    Следы невиданных зверей…
 

Солнце, выглядывая из-под туч, освещает поляну над рекой, где происходит некое шествие самых причудливых существ, а также зверей и птиц.

 
                 К е р н
Чудно, не правда ли? Да это разве
Не наши ряженые?
 

 
               В у л ь ф
                                   Может статься.
И освещенье, как нарочно. Пляшут
И речи произносят, и поют.
 

 
                К е р н
Шарада, несомненно. Пушкин – мастер
На неожиданности – что представил?
 

Показывается юная барышня, одетая под крестьянку.

 
               В у л ь ф
          (с изумлением)
Кто ж это?
 

 
                К е р н
                     Разве не сестренка наша?
Прошла, как будто не видала нас,
Хотя не без опаски озиралась.
Шарада? Или здесь какая тайна?
Пойдем за нею.
 

 
               В у л ь ф
                             К озеру идет.
Вот спряталась за деревом поспешно.
 

 
                К е р н
У берега, у самых камышей
Стоит не пастушок, а явно барин.
Не знаешь, кто?
 

 
               В у л ь ф
                              Пожалуй, да. Иль нет.
 

 
                К е р н
При сумерках в лесу вода сияет,
Как будто длится день там без конца,
И плавает там лебедь величаво…
 

 
               В у л ь ф
Царевна-лебедь.
 

 
                 К е р н
                              Можно согласиться.
В ней женственность девичья проступает,
И дум исполнена веселых, нежных,
Купаясь в зеркале воды и света.
 

 
               В у л ь ф
А юноша столь ею очарован,
Что, кажется, к ней обращает речь
На диво барышне-крестьянке нашей.
 

 
                 К е р н
Постой! Не сон ли это?
 

 
               В у л ь ф
                                            Чудеса!
 

 
                 К е р н
За ними наблюдают, кроме нас,
Смотри, медведь и заяц вислоухий…
 

 
               В у л ь ф
И ворон с белкой на дубовой ветке,
И лось, вошедший в воду, с серой цаплей.
 

 
                 К е р н
И речь ведут между собою мирно.
 

 
             М е д в е д ь
    А князь-то, верно, помешался.
 

 
                  З а я ц
          Не подвергай суду.
 

 
              М е д в е д ь
    А я в любви не забывался.
          Всегда изрядно дрался
          И славно забавлялся.
 

 
                    З а я ц
          Но то ведь раз в году.
 

 
               М е д в е д ь
          А больше и не надо.
    Иначе, слышь, не будет лада.
 

 
                    Л о с ь
          Когда ж ты все влюблен,
          Прощай покой и сон.
 

 
                   Б е л к а
    А барышня-крестьянка здесь.
              Теперь все в сборе.
 

 
                   В о р о н
          А князь в великом горе,
          Что он задумал днесь?
 

 
                 М е д в е д ь
           Умора! И в кого же он,
               Сей князь, влюблен?
               Ужели в птицу,
               Или в девицу?
 

 
                    Л о с ь
    Ей вздумалось знакомство свесть
           Под видом поселянки.
 

 
                  В о р о н
    Отцы в вражде. А где же честь
           У барышни-крестьянки?
 

 
                    Л о с ь
           А князь, томясь любовью
           И молодою кровью,
Ее писать уж научил – на бересте;
Признавшись ей в своей несбыточной мечте,
Однако тут же руку жал ей нежно
    И целовал в уста прилежно.
 

 
                  В о р о н
    Девица млела от стыда
И поклялась: уж больше никогда,
           Пока влюблен он в птицу,
           На честь ее не покусится.
 

 
       Б а р ы ш н я-к р е с т ь я н к а
Да полно вам болтать здесь всякий вздор.
 

 
                М е д в е д ь
У князя с лебедем послушай разговор.
    Итак, великое молчанье.
    Здесь ныне тайное свиданье.
 

 
                   К н я з ь
            Чарующе чудесна,
            Как вод и света песня.
            Ты – Леда; нет, скорей
            Одна из дочерей
            В стремительном полете
            Ликующих столетий.
 

 
                   Л е б е д ь
          Я – Леда? Дочь ее? Не знаю.
         Но долг дочерний пред отцом,
         За бога ли его признаю,
         Исполню я и под венцом.
 

 
                     К н я з ь
         Грозит нам скорая разлука?
         Зачем тогда явилась здесь?
 

 
                   Л е б е д ь
         Не здесь я, только наша мука,
         Вся жизнь и сны земного круга;
         Разлучены ж давно и днесь.
 

 
                     К н я з ь
         О, нет! В шарады не играю я.
         Ничьей не будешь, – ты моя!
 

Князь накидывает сети; лебедь исчезает не то в бездне вод, не то неба; он в отчаянии бросается сам в сети. Барышня, являясь в настоящем виде, вытаскивает князя из воды.

 
                 Б а р ы ш н я
Вы дышите? Вы живы. Слава Богу!
 

 
                    К н я з ь
Зачем за мной следила?
 

 
                Б а р ы ш н я
                                            Вздор какой!
Я к озеру пришла своей тропой.
А вы что сделали с царевной-лебедь?
 

 
                    К н я з ь
Уплыла, унеслась; то греза и мечта;
Таинственна, как жизнь и красота.
            (В восторге.)
        Или как вы! Кто вы, о дева?
             Царевна-лебедь с неба,
                  Сошедшая сейчас
        Спасти меня ж в моих сетях?!
 

Звери и птицы, гадая, будет свадьба или нет, расходятся; между тем гаснет свет над озером и воцаряется ночь.

 
                 В у л ь ф
Погасли небеса. Какая темень!
Бушует ветер, дождь идет, все мокро.
 

 
                  К е р н
И это длится с вечера, наверно.
И ночь уже давно. А где ж мы были?
В театре будто. Выйдя, в дождь попали.
 

 
                В у л ь ф
Коль так, пускай карету подают.
Смотри, огни! И голоса. Нас ищут.
 

 
               Г о л о с а
Ау! Одна, другая Анны, где вы?
Не лешие вас унесли с собою?
 

 
         М у ж с к о й  г о л о с
Смотрите, лешие, я вам задам
За баловство такое!
 

Являются с фонарями Осипова, Алексис, Пушкин и другие.

 
              О с и п о в а
                                     Слава Богу!
Куда вы забрели? Боялась я,
В болота топкие.
 

 
                 К е р н
                                У озера
Мы были. Пушкин! Прямо уж признайтесь,
Как чудно вы нас разыграли?
 

 
              О с и п о в а
                                                       Пушкин?
Да он сейчас примчался под дождем,
Чтоб голову, горячую, как солнце,
От мыслей и страстей его героев
Ушатом с неба охладить слегка,
Иначе волосы завьются слишком,
Как у природных негров, говорит.
 

 
                 З и з и
Мы думали, вы забрели к поэту.
А вас нигде и нет, в грозу и дождь.
 

 
               В у л ь ф
Да дождь сейчас начался. Разве нет?
И ночи тьма надвинулась внезапно.
 

 
                 К е р н
Все здесь сияло ярким светом вод
И неба на закате – как в театре,
И в озере, прозрачном, как кристалл,
Царевна-лебедь плавала предивно;
И звери разные здесь речь вели
О барышне-крестьянке и о князе,
Пришедших на свиданье…
 

 
                В у л ь ф
                                                  Не поймешь,
Кого с кем.
 

 
                  К е р н
                     Князь-то явно был влюблен
В царевну-лебедь; между тем крестьянку
Он грамоте учил на бересте,
А поцелуями – азам любви.
 

 
             О с и п о в а
Ну, право, милые мои, я смысла
Не вижу в ваших шутках.
 

 
                П у ш к и н
                                       Отговорки!
 

 
                  К е р н
Нет, тетя, мы не шутим. Если Пушкин
К шараде не причастен, я не знаю,
Что и подумать.
 

 
              О с и п о в а
                              В дождь, в грозу шарада?
 

 
                  К е р н
То было вроде представления —
На сцене, ярко освещенном, мирном,
И не было вокруг дождя и ветра.
 

 
                 В у л ь ф
Влюбленный князь, боясь разлуки с птицей,
Набросил сети на нее внезапно.
Поймать же не сумел. В отчаяньи
Решил он утопиться не на шутку
В сетях же собственных; спасла его
Крестьянка, барышней представ премилой;
Безумный князь вообразил, что птица
Не унеслась, а обернулась девой.
И звери все гадали, будет свадьба
Иль нет, как ночь сошла и дождь пошел.
 

 
              О с и п о в а
Прекрасно, милые! А князь не Пушкин?
Не он ли здесь ловил царевну-лебедь,
Забрасывая сети? Я дознаюсь,
Кто барышня-крестьянка…
 

 
                   К е р н
                                                 Тетя, здесь
Совсем не то, что можно бы подумать.
Не мы шараду сочиняли. Пушкин!
Скажите, что все это значит?
 

 
               П у ш к и н
                                                     Сон!
Видение, быть может. Здесь природа
Срослась с поверьями минувших лет,
И камыши нам шепчут были. Буря
Уж пронеслась, и облака бегут,
Светлея; в небе словно длится день.
Природа здесь – как таинство преданий
И ваших грез, о, милые мои,
Я ими жил здесь, счастлив и угрюм,
Все скажется в романе, сотворенном
Не мной, а вами в жизни. Русская
Деревня – скука, думаешь, – нет, чудо,
Приют наш милый, вечный, как природа.
 

 
                О с и п о в а
О Пушкин! Вы прощаетесь как будто…
 

 
                П у ш к и н
Я с вами каждый день прощаюсь. Здесь,
Едва сойду я с вашего крыльца,
Мой конь уносит далеко, в эпохи
Былинные и смут и потрясений,
Прошедших некогда, иль уж грядущих,
И я, трагедией своею занят,
Томим предчувствием все новых смут
На сцене, где в актерах все друзья,
И вы, и недруги, сам царь и я.
 

Между тем все выходят к скамье над рекой, ибо взошло солнце, осветившее неоглядные дали лугов и лесов.