Текст книги "Телестерион. Сборник сюит (СИ)"

Автор книги: Петр Киле

10

Вечер у Вяземских. Январь 1837 года. Князь и княгиня, их дочери, гости, среди них Пушкин и Наталья Николаевна.

Б а р ы ш н я. О, да! Говорят, в третьем номере журнала «Современник» опубликована новая вещь Пушкина, который давно не баловал нас ничем.

К н я г и н я. Это роман, правда, небольшой, "Капитанская дочка".

Б а р ы ш н я. Мы только слышали ругань и злорадство Булгарина по поводу падения таланта нашего поэта и, признаюсь, с горечью я соглашалась с ним. Роман, говорят, восхитительный. Князь, вы, конечно, читали. Что скажете?

К н я з ь. Нет, Софи, я не читал. Журнал у меня взяла жена, у нее – наши барышни, все в восторге. Из "Истории Пугачева", экземпляры которой никак не расходятся, принеся Пушкину одни убытки и долги, выпал чистейшей воды кристалл.

Б а р ы ш н я. А говорите, не читали.

К н я з ь. Меня в том убедили жена и дети. А их вкусу я верю больше, чем своему, поскольку я человек пишущий и бываю пристрастным – не к Пушкину, а вообще. Одно время я совсем не воспринимал басен Крылова и не разделял восхищения ими Пушкина и публики.

К н я г и н я (отводя мужа в сторону). Подъехали Геккерны. Все трое.

К н я з ь. Тройка, семерка и туз?

К н я г и н я. Будь посерьезнее. Положение вещей не так весело, как тебе кажется. Не понимаю, как вы можете потешаться над тревогами Пушкина.

К н я з ь. Вы? Кто это вы?

К н я г и н я. Ты, Карамзины, вы – ближайшие друзья Пушкина. Я уж не говорю о свете. На балу у Мещерских вновь все заметили, одни с удивлением, другие со злорадством, как Дантес, то есть молодой Геккерн, не успев жениться под угрозой дуэли, опять любезничает с Натали, вызывая ревность молодой жены.

К н я з ь. Ну, что ты хочешь сказать?

К н я г и н я. Осенью прошлого года, когда ухаживания Дантеса, еще холостого, уже бесили Пушкина, я отказала барону от дома, и он перенес свои встречи с Натали к Карамзиным. Хорошо, все дело кончилось не дуэлью Пушкина, а женитьбой Дантеса, ко всеобщему удивлению, поскольку мало кто знает об ее подоплеке. Но теперь как быть?

К н я з ь. Отказывать от дома Геккернам у нас нет ни малейшего повода. В конце концов, надо их помирить, Пушкина с родственниками, о чем хлопочет барон Геккерн, и я его поддерживаю.

К н я г и н я. Это дело безнадежное. Лучше бы им разъехаться – по своим странам, а вы их сводите. Ничего хорошего из этого не выйдет, вот увидишь. Да поздно будет.

В гостиную входят Катрин, Дантес и Геккерн.

К н я з ь (встречая их). Тройка, семерка и туз!

 
                К н я г и н я
                 (Пушкину)
Прости! Прости нас, если неприятно,
Что мы, как прежде, принимаем их.
 

 
                 П у ш к и н
Да нет, вы вольны, как Карамзины,
Как все, их принимать, и нас с женою,
На то ведь этот свет и существует.
А чистых от нечистых на том свете
Разделят уж. Но я благодарю,
Княгиня, вас за вашу деликатность.
С друзьями ссориться – такую радость
Я не доставлю недругам моим.
 

 
                К н я г и н я
Князь думает, вас можно помирить.
 

 
                  П у ш к и н
Геккерн о том хлопочет тоже, всюду
Преследует жену мою, а сына —
Науськивая письма мне писать.
Зачем, скажите?
 

 
                 К н я г и н я
                              Совесть нечиста?
 

 
                 П у ш к и н
              (рассмеявшись)
Я думаю, их мучает досада:
Такую роль сыграть им привелось
С женитьбой этой.
 

 
                  К н я г и н я
                                   Внешне все прилично.
Хотя вопросов возникает много:
Самопожертвованье или жертва?
 

 
                 П у ш к и н
Вы знаете, кто кем пожертвовал?
Все думают, Дантес своей любовью.
Старик Геккерн – своим приемным сыном
В угоду собственным страстям.
 

 
                 К н я г и н я
                                                     О, боже!
 

 
                 П у ш к и н
Он вертопрах, а негодяй – старик,
Второй Фаддей Булгарин иль Сальери.
Чернь светская болтает языком,
А этот действует – в личине доброхота.
Поймал он в сети бедного француза,
Как барыня какая, вывел в свет.
А он влюбился чуть ли до безумья?
Готов уж застрелиться? Сватается,
Скажи, зачем? Зачем жениться? Впрочем,
Здесь извращение всего и вся.
Мужчина взрослый при живом отце
Усыновлен, чтоб обрести богатство,
Чужое, с именем чужим. Чужое
Присвоить, не имея за душой
Ни веры, ни любви, ни чести, пусть
Твердить о том умеет, как сорока.
С ним кончено. Старик не отстает.
Не дали мне с ним заодно покончить.
 

 
                К н я г и н я
Оставь его. Как с графом Воронцовым,
Накличешь, Пушкин, лишь себе беду.
 

 
                 П у ш к и н
Оставь? Меня оставит свет в покое?
Геккерн – лишь воплощенье светской черни.
А ссылка для меня была б спасеньем.
     (Задумываясь, произносит стих.)
Пора, мой друг, пора: покоя сердце просит —
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия…
 

 
                 К н я г и н я
                                 А дальше? Дальше!
 

 
                  П у ш к и н
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля —
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.
 

 
                 К н я г и н я
Что это, Пушкин? Слезы на глазах.
Видала я их перед новой ссылкой
На юге, в час тоски; затем ты тверд
И ясен духом уезжал на север.
 

 
                 П у ш к и н
И нынче я, собравшись в путь-дорогу,
Уж, верно, буду снова тверд и весел.
 

 
                К н я г и н я
Ах, Пушкин, что задумали еще?
 

Пушкин, заметив, как Наталья Николаевна вздрогнула, слушая Дантеса, быстро подходит и уводит ее, отмахиваясь от Геккерна, который, улыбаясь, как всегда, пытался что-то сказать; князь Вяземский и Софья Карамзина, переглядываясь, смеются. Княгиня, опечаленная, провожает Пушкина с женой.

11

Кабинет поэта. 25 января 1837 года. Пушкин в беспокойстве мечется, то загораясь гневом, то впадая в глубокую грусть. Ранние зимние сумерки; вносят свечи – одна, другая, третья, – то музы.

 
                  П о э т
Кто здесь? Дверь заперта, и никого же
Не допускать велел и не входить.
Ах, это вы, о, музы милые!
 

 
               1-я  м у з а
Он вздрогнул, точно ран его коснулись
Души истерзанной огнем свечей.
 

 
                2-я  м у з а
Погасим?
 

 
                3-я  м у з а
                   Нет, умерим лишь сиянье.
Как звезды в вышине, пусть светят знаком
Таинственных знамений и путей.
 

 
                    П о э т
Когда вы – музы, вас должно быть девять;
Иль Мойры вы?
 

 
                 1-я  м у з а
                              Не узнаешь ты нас,
О, Мусагет? Из спутниц Аполлона
Эвтерпа, Каллиопа и Клио.
 

 
                    П о э т
О, милые! Но три свечи возжечь —
То знак недобрый в мире православном,
Где провидением мне жить дано.
 

 
                 1-я  м у з а
В числе священном многозначен смысл,
И мир твой заключен не здесь и днесь.
Поэзия объемлет мирозданье
В веках прошедших и грядущих тоже,
Где светлою звездою просияет
Твой нимб поэта.
 

 
                    П о э т
                                 Утешений, музы,
Не нужно мне. Ведь рок неумолим.
Воздушных замков не хочу лелеять —
Об острове блаженных иль о рае,
То отблески огня, чье имя – жизнь.
Я здесь сгораю, как в аду кромешном,
Не ведая вины, к скале прикован,
Как Прометей. Но он титан, а я —
Лишь человек; желал, как все, я счастья
И счастлив был, чтоб муку за него
Всю вынести и смерть принять уж ныне.
 

 
                 3-я  м у з а
В последнее отчаянье ты впал.
Бывало и такое – и не раз.
А что случилось, можешь нам поведать?
 

 
                    П о э т
Весьма банальное, на первый взгляд,
И не было б причин так волноваться.
Жена всем кружит головы, увы,
И старцам, и юнцам, и девам юным.
Но, на беду, в нее влюбился фат,
Любимец женщин и мужчин впридачу,
К тому ж француз, к  тому ж приемный сын
Голландского посланника Геккерна.
Старик из ревности старался тоже,
Но лишь запутался в сетях своих.
 

 
                3-я  м у з а
История да эта не нова.
 

 
                   П о э т
Вмешался я. Чтоб вызов мой отвесть,
Он на моей свояченице сына
Женил, с его-то страстию к другой.
Ведь этот фат, влюбленный до безумья,
Иль по капризу детскому, хотел
Уж застрелиться, требуя любови,
Обманом на свиданье заманив
Мою беспечную жену. Вступиться
За честь, достоинство жены моей,
Однако, мне не дали, сватовством
Поспешным оправдав двух негодяев,
Ведущих вновь интриги, что и прежде.
Теперь их гложет не любовь, а злоба.
 

 
                 1-я  м у з а
Но ведь оружие поэта – слово;
Кровавый поединок схож с войной.
 

 
                    П о э т
В войне жестокой с персами Эсхил
Не принял разве сам участье прежде,
Чем создал он трагедию судьбы
Завоеваний – до Наполеона?
Да и Гомер, кумир тысячелетий,
Я думаю, ослеп на поле брани
В сраженьях за Элладу, юн, отважен;
А в зрелые года воспел героев
Войны Троянской, зная дело храбрых,
Слепой певец, любимец муз и Феба.
И старшие товарищи мои:
Жуковский, Батюшков и Чаадаев —
В войне с Наполеоном доказали
Европе всей, что варвары не мы;
Свободу от тирана отстояли,
Тирана просвещенного, как Ксеркс.
Барон Геккерн – посланник сей Европы —
Не хуже и не лучше он других,
Быть может, но высокомерно злобен
К тем, кто его страстей не делит с ним.
Шутлив, самоуверен и заносчив
Он с нами, русскими, не ведая,
Что он смешон, как старый волокита,
Приведший сына в свет, чтоб наслаждаться
Его успехами у дам исподтишка.
А сын приемный, принятый на службу
В России, добрый малый, развращенный
Отцом приемным; эта пара сети
Набрасывала на мою жену
Уж целый год. Вступиться за нее
Мне не дают друзья и государь.
Ужель не вправе я один, как греки
С оружием вступились за Елену,
Восстать, пойти на смерть за красоту
Пресветлую, пречистую России?
 

 
               Х о р  м у з
Когда все так, не можешь не вступиться!
        Тебя ведь не удерживает страх?
Вся жизнь твоя – к прекрасному стремиться,
        Поэт! И славен будешь ты в веках.
 

Пушкин бросается к столу, зажигает лампу и быстро пишет, испытывая радость от решения.

12

Кабинет поэта. 27–29 января 1837 года. Музы, возникающие из света.

 
                 1-я  м у з а
Как ночь прошла?
 

 
                 2-я  м у з а
                                      Вторую ночь спокойно
Он спит. Смятенья и тоски уж нет.
Бессонницы как не бывало.
 

 
                 3-я  м у з а
                                                Странно.
Ужель не помнит: нынче поединок?
 

 
                 1-я  м у з а
Еще б не помнил; перед ним собрался,
Спокоен, светел. Рада и жена,
Таким предстал пред нею он в день свадьбы,
Отбросив муки сватовства и думы,
Чёрт догадал ему о счастье грезить,
Как будто для него он создан, мол.
 

 
                2-я  м у з а
Он вышел проводить жену до двери.
Ни слова не сказал, любуясь ею,
Она же, как богиня, свысока
Лишь бросив взор, беспечный и прелестный,
На зимние катанья унеслась.
 

Входит Пушкин.

Спокоен, весел.

 
               П у ш к и н
          (садясь за стол)
                             Время есть еще.
 

 
               1-я  м у з а
Да он, совсем забывшись, с увлеченьем
Читает. Что? "Историю России
в рассказах для детей".
 

 
               П у ш к и н
           (хватаясь за перо)
                                           Чуть не забыл.
                      (Пишет)
 

 
               2-я  м у з а
Что он там пишет?
 

 
               1-я  м у з а
                                    Можно, я взгляну?
                     (Читает.)
 

Милостивая государыня Александра Осиповна, крайне жалею, что мне невозможно будет сегодня явиться на Ваше приглашение. Покамест честь имею препроводить к Вам Barry Cornwall. Вы найдете в конце книги пьесы, отмеченные карандашом, переведите их как умеете – уверяю Вас, что переведете как нельзя лучше. Сегодня я нечаянно открыл Вашу «Историю в рассказах» и поневоле зачитался. Вот как надобно писать!

С глубочайшим почтением и совершенной преданностью честь имею быть, милостивая государыня, Вашим покорнейшим слугою

А.Пушкин.

27 января 1837 года.

Пушкин выходит с запиской и книгой, опуская их в пакет; он вскоре возвращается с Данзасом.

 
               П у ш к и н
Как рад тебе, лицейский мой товарищ!
Однако поспеши к Д`Аршиаку.
Условия дуэли: чем кровавей,
Тем лучше. Жду тебя в кафе у Вольфа.
 

 
                 Д а н з а с
Ах, Пушкин, Пушкин!
 

 
                П у ш к и н
                                       Больше, милый мой,
Ни слова. Мы на поле боя, помни.
А ты ведь офицер. Будь им по чести.
 

Данзас и Пушкин выходят из комнаты. Музы в смятеньи.

 
                1-я  м у з а
Последняя надежда – секундант —
Исчезла, как умчалась на катанья
Прелестная жена, не чуя сердцем
Опасности, нависшей над семьей.
Данзас, застигнутый врасплох, поверил,
Что к мирному исходу нет путей,
Да поздно в день сраженья их искать.
 

 
                 2-я  м у з а
А он и рад.
 

 
                 3-я  м у з а
                     И вот, помывшись весь,
Одевшись во все чистое, спокоен
И ясен духом он выходит вон,
Как на прогулку налегке; однако,
Он тут же возвращается назад,
За шубой из медвежьей шкуры, зная
О предзнаменовании дурном;
И суеверных страхов нет в помине,
И перстня с бирюзой, подарок друга,
Не взял с собой, и худшие приметы
Его скорее радуют как будто.
 

 
                 1-я  м у з а
Ужель он смерти ищет?
 

 
                 2-я  м у з а
                                           Просто он
Готов и к смерти, как и жизни, верен
Себе во всем, таким он был всегда.
 

Входит Наталья Николаевна.

 
     Н а т а л ь я  Н и к о л а е в н а
Мне показалось, видела я мужа
На санях на Неве; все возвращались;
Не собирался он, а уж, надумав,
Высматривал б меня еще в пути,
И мы б не разминулись; отвернувшись,
Сидел он в шубе из медвежьей шкуры;
Я близорука, тут же проступили
От ветра, что ли, слезы на глазах.
Я думала заехать к тетке в Зимний,
Но вдруг заторопилась я домой.
Зачем? Не нахожу теперь я места
В смущенном беспокойстве, как невеста.
                    (Уходит.)
 

 
                 Х о р  м у з
       В верхушках сосен ветер свищет.
У Черной речки волк матерый рыщет.
       И заяц пробегает меж кустов.
И лось, задумавшись, выходит из лесов…
Чу! Выстрел! Где? У сосен за кустами.
       На снег упал поэт, устами
       Касаясь хлада, как спасенья.
Погиб? Лежал он без движенья
             От раны роковой.
Очнувшись: "Сделать выстрел мой
Есть силы", – он сказал, дыша неровно.
Стрелял он лежа, истекая кровью.
Но глаз был верен и тверда рука.
Противник пал, хоть ранен он слегка.
        От пуговицы пуля отскочила,
А то бы в грудь и, верно бы, убила.
«Убит?» – спросил поэт. – «Он ранен. Будет жить.»
"Приятно, думал, будет мне его убить, —
               Проговорил поэт, —
                          А нет."
         Увы! Его ж смертельна рана.
         Еще ведь не конец, и плакать рано.
 

В кабинет вносят Пушкина. Переодевшись во все чистое, он улегся здесь же на диване. Врачи, друзья. К ночи боли от раны становятся невыносимыми. Раздается ужасный крик.

 
                 П у ш к и н
                (придя в себя)
Что ж это было? Вопль нечеловеческий.
Ужели я кричал? О, нет. Нельзя.
Несчастную жену лишь напугаю.
Да разве станет легче мне, как врач
Советует: «Кричи!», помочь не в силах.
Нет, этой малости я не поддамся.
Но, боже мой, скорей. Кто плачет там?
 

Музы проступают в отдаленьи.

 
               Х о р  м у з
Кто жалости из них достоин больше?
             Муж, умирающий на ложе,
Или жена, в страданиях немых?
Без слез и слов в конвульсиях тугих
Вся извивается клубком, змеею,
       И ноги выше головы дугою,
И сладу с нею нет, сильна, гибка, —
       Безумная вакханка такова,
И в радости, и в горе беспощадна.
Повинна или нет, она несчастна
За всех за нас, сестер и муз,
       И нет священней мук и уз.
Всех мук, что горьше ста смертей,
       Поэт снесет, как Прометей,
       Хотя он не титан могучий,
       А гений чистый и летучий,
С бессмертными в сравненьи мотылек, —
        Героя, точно впрок, рождает рок.
               Ведь мало быть поэтом,
       Чтоб в мир явиться Мусагетом.
 

 
               П у ш к и н
      (с явным облегчением)
Который час? А день второй. С детьми
Я попрощался и с женою тоже.
И с вами, да.
           (Обращаясь к книгам.)
                         Прощайте же, друзья!
Все кончено.
           (Приподнимаясь.)
                           А нет, все выше. Выше!
          (Падает бездыханный.)
 

Музы с плачем исчезают.

ЭПИЛОГ

Святогорский монастырь. Ясный весенний день. У могилы поэта три юные барышни с букетами из полевых цветов – то музы.

 
                   Х о р  м у з
В местах, где в ссылке он провел два года,
        И мирная воспета им природа
        В сияньи дня, во звездной мгле,
        Изгнанник на родной земле
                    И пленник,
        Сошел в кладбищенские сени.
        Пусть ныне торжествует рок.
        Тоску и грусть ты превозмог
              Души прекрасной песней,
        И жизни нет твоей чудесней!
        Мир праху твоему, поэт!
Да не умолкнут в бурях грозных лет
Поэзии высокой пламенные вздохи
              Классической эпохи.
 
 
Все это, видите ль, слова, слова, слова.
         Поэтов участь не нова.
Все светлое, поруганное, гибнет,
И плесенью могилы липнет
          К нему хула и клевета,
          И глохнет в мире красота.
А торжествует лишь уродство,
Играя важно в благородство.
Поэт! Покойся в тишине, —
          В неизмеримой вышине,
Где Феб рассеивает тучи,
Как солнце, светлый и могучий,
Встает и образ милый твой,
          Овеян высшей красотой.
 

Сюита из трагедии «Утро дней»

ПРОЛОГ

 
            Х о р  у ч е н и к о в
 
 
Вся жизнь сияет в полумгле.
             Художник на Земле, —
             Так повелось от века, —
              Прообраз человека
              И Мастера-творца,
Достоин лишь тернового венца.
        В чем смысл такой напасти
        Едва ль рассудим, кстати.
Что роль на сцене? Все-таки игра.
Нам жизнь свою прожить пришла пора,
         Как на вселенской сцене.
               Отверзлись стены,
               И мы, друзья,
               В просвете бытия.
 

1

Абрамцево. На опушке леса перед широкой панорамой долины речки Воря группа молодых художников весьма разного вида и возраста; обращаются между собою, очевидно, по произвищам: Бова, Леший, Феб, Сирин, Бычок, играя вместе с тем роль Хора учеников.

 
               Л е ш и й
Послушайте! Мы обошли именье;
Мы заглянули в мастерские, в церковь
И в школу, но не ясно, где же нам
Остановиться на ночлег?
 

 
                 Б о в а
                                              Милейший!
Ну, разве обиталище твое
Не лес?
 

 
                Л е ш и й
             Да,  в том лесу, где  королевство
Твое, Бова!
 

 
                 Б о в а
                     Ну, значит, здесь и всюду,
 Где русский дух, где Русью пахнет.
 

 
                Л е ш и й
                                                             Миром
И в самом деле веет здесь родным,
Когда б не тучи, молнии за лесом.
 

 
                  Ф е б
Хозяев нет. Прислуга не любезна,
Против обыкновения; пожалуй,
Встревоженная чем-то.
 

 
                Б ы ч о к
                                           Феб, откройся,
Из нас один ты здесь бывал.
 

 
                  Ф е б
                                                  Ребенком,
Среди детей. Узнает кто меня?
Нет, скажем, мы из мастерской Серова.
Его-то все здесь знают хорошо.
 

 
               С и р и н
Вы видели в гончарной мастера,
Который даже не взглянул за делом
На нас?
 

 
                   Ф е б
               Как не взглянул? Безумным взором,
Как на фигурок, слепленных из глины,
Готовый сунуть для обжига в печь,
Глазурью смазав, словно жизни знаком.
 

 
                С и р и н
Да, это ж Врубель!
 

 
                Б ы ч о к
                                  А, из декадентов.
 

 
                С и р и н
Так говорят, но он художник чудный.
 

 
                Б ы ч о к
А все ему с Серовым не сравниться.
 

 
                   Ф е б
И сравнивать не нужно. Хороши
И братья Васнецовы, и Поленов,
И Нестеров, Коровин, Остроухов,
И Левитан, – о, сколько здесь взросло
Художников в Абрамцевском кружке,
Куда собрал их Савва Мамонтов!
 

 
                Л е ш и й
 Да, личность колоссальная, скажите!
 

 
           Х о р  у ч е н и к о в
Все удивления достойно здесь: отец —
Друг ссыльных декабристов и купец.
А сын, эпохой Пушкина взращенный,
В промышленники вышел он, делец,
        Артист непревзойденный
        На сцене жизни и певец.
Он брал в Италии уроки пенья
И лепки – полон вдохновенья.
И скульптор славный мог бы выйти из него,
Когда б не мецената торжество,
Единого во многих лицах, всех из круга,
Кого привлек для вдохновенного досуга.
Ценя классическую древность, он хранил мечту
И звал друзей любить родную красоту.
 

Являются две девушки, одетые по-деревенски, весьма нарядно, также со сказочными именами – Аленушка и Василиса.

Л е ш и й. Ах, Боже! Не сон ли это?

Ф е б. Сказка!

А л е н у ш к а. Господа художники! Мы слыхали, вас зовут то Бова, то Сирин, и даже Леший среди вас есть. Кого же вы разыгрываете?

С и р и н. Если мы кого-то разыгрываем, то, уж верно, самих себя. А вы кто будете?

А л е н у ш к а. Я-то Аленушка.

С и р и н. В самом деле? Не из сказки? Можно потрогать?

А л е н у ш к а. Никак нельзя. Я не таковская. А ее зовут Василиса.

Б ы ч о к. Василиса Премудрая?

Ф е б. Василиса Прекрасная.

Л е ш и й. Да она же себе на уме, весьма даже зловредная.

В а с и л и с а. И я не таковская. Что мы пришли, так это дед говорит, учеников надо бы приютить хоть на ночь. Даром что пустует избушка на курьих ножках.

Л е ш и й. Ребята! Будем настороже. Еще баба Яга явится. Или Кощей Бессмертный.

В а с и л и с а. Останетесь в лесу в ночь, могут и явиться. Нам же нынче не до шуток. Разве вы не слыхали, Савву Ивановича посадили в тюрьму?

А л е н у ш к а. Во все газетах пишут.

С и р и н. А что случилось? Мы бродим по весям и долам все лето, газет не видели.

А л е н у ш к а. Говорят, проворовался. Будто можно самого себя и семью свою обокрасть.

В а с и л и с а. Обманули, разорили Савву Ивановича, уж это точно. Теперь и дом в Москве, и Абрамцево отберут, говорят.

А л е н у ш к а. А мы ведь здешние. В школе учились, в мастерской работаем. Что с нами будет?

Ф е б. Абрамцево – с молотка?

Б ы ч о к. С тем-то мы вступаем в новый век?

С и р и н. Нет, нет, что бы там ни случилось, Москва не даст в обиду Мамонтова.

А л е н у ш к а. Студенты! Идите-ка спать. Уже ночь. Утро вечера мудренее.

В а с и л и с а. У избушки на курьих ножках вас встретит дед. А мы принесем вам молока и хлеба.

Показывается Серов, разыгрывая из себя деда.

С е р о в. Да я их здесь встречу, не велик барин. Здравствуйте! Здравствуйте, господа художники! (Сплевывая в сторону) Народ добрый, да беспутный до легкомыслия и ребячества.

Девушки пугаются, художники переглядываются с недоумением.

А л е н у ш к а (шепотом). Дед, а, дед, ты ли это? Что-то я тебя боюсь. Не бес ли вселился в тебя?

С е р о в. Я, я! Кто же еще? У меня (Прикладывает пальцы к груди. )крест. Его же никакому бесу не перейти. Правильно?

Б ы ч о к. Да не сон ли все это? Прекрасный и ужасный. Можете ли представить, господа, чтобы Лоренцо Медичи посадили в тюрьму?

Ф е б. Очень легко. Медичи могли укокошить кого угодно и друг друга. Ренессанс в Европе – кровавая история, помимо взлетов человеческого гения и мысли. Примем наш век таким, каков он есть.

Б ы ч о к. Каков он есть? Нет, каким он будет.

Л е ш и й. Дед, а ты давно живешь здесь?

С е р о в. Давненько. Почти что с рождения. Еще прежних хозяев – Аксаковых – помню хорошо.

С и р и н. А ты, дед, будто не очень старый?

С е р о в. Да я могу сойти еще за молодого… Да еще шибче бываю иного хрена. Бабы знают хорошо. А вы покажите, что наработали.

Л е ш и й. А ты знаешь толк и в живописи?

С е р о в. А как же! Когда постоянно якшаешься с художниками, когда ты им и друг, и собутыльник, дедуля на побегушках, нельзя не разбираться в красках и линиях, что к чему как лежит и что думает о себе.

Ф е б. Кто думает о себе?

С е р о в. Ну, Феб или Леший, в зависимости от предмета.

Ф е б. Да откуда ты знаешь, как нас зовут?

С е р о в. Разве так вас зовут? Это я, к слову, о модели.

В а с и л и с а (рассмеявшись). Валентин Александрович, это же вы! Меня-то не проведете.

С е р о в. Ох, Василиса Премудрая! Околдовала ты меня. (Вдруг расхохотавшись, предстает в своем обычном виде и уходит в сторону Абрамцевского парка.)

С и р и н. Ну и чудеса!

 
                 С е р о в
(прохаживаясь один, про себя)
Заехал я в Абрамцево проездом,
Хотя и знал, что никого здесь нет,
Но точно, как по зову тихой дали,
Отрады русских деревень от века.
Здесь с детства я бродил и рос на воле.
В семействе Мамонтовых, как родной
Я принят был еще ребенком робким,
На ласку отзываясь, как подсолнух,
Что к солнцу обращается головкой,
Весь в лепестках, со множеством семян.
И, кажется, всю юность я провел
Не в Академии, а в сих пенатах
В веселых ученических забавах
И весь в трудах, в разлуке долгой с милой,
Пока любовь не повелела: к ней!
И я обрел приют для жизни новой,
Для счастья и трудов моих вседневных;
А милое Абрамцево с тех пор,
Как утро дней сияет лучезарно,
Исток добра и красоты предвечной.
Но тучи заволакивают небо,
И села погружаются во тьму,
И молнии сверкают в отдаленьи,
За краем горизонта, где бушует,
Ну, впрямь побоище небесных сил,
И что вещает нам Илья-пророк?
 

Облака проносятся быстро, и проступают небосклоны с очертаниями лесов, гор и городов с главами церквей.