Текст книги "Капитан чёрных грешников"

Автор книги: Пьер-Алексис Террайль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– За долгую жизнь на службе я заметил, что у воров есть свое чувство чести – не такое, правда, как у других, но все-таки есть. Они сами держат данное слово и верят чужому.

Прошла неделя с того дня, как бандиты обчистили нас, потом позволили продолжать путь и я вернулся в Ла Пулардьер. И вот однажды вечером садовник доложил мне, что со мной желает говорить какой-то неизвестный.

Это был мой грабитель.

Я увидел человека лет шестидесяти, одетого, как зажиточный крестьянин, вида самого почтенного, какой только может быть.

Мой садовник его не знал, но я узнал: это был один фермер из-под Лурмарена.

Я впустил его к себе в кабинет, а когда мы остались одни, он протянул мне кольцо.

– Видите, я вам доверяю, – сказал он.

Я открыл ящик стола и достал сверток с золотом.

Он взял его, поклонился и хотел молча удалиться, но я остановил его и сказал:

– Друг мой, я вас обманул.

Он вздрогнул и беспокойно огляделся.

– Я обманул вас, – продолжал я, – сказав, что мне так уж дорого это кольцо: не потому я хотел вас видеть. А впрочем, будьте спокойны: здесь вы в безопасности и сможете уйти, как я и говорил вам. Присядьте.

Он остался стоять передо мной, но внимательно слушал.

– Друг мой, – сказал я, – я уже не служу правосудию и меня его дела не касаются. Я знаю, кто вы…

И назвал его по имени.

– Но будьте спокойны, – продолжал я, – я вас не выдам. Дурным вы ремеслом занимаетесь на старости лет, а ведь вы не в нужде живете.

– У меня долги, – сказал он. – Мой хозяин дожидается только конца срока, а там выгонит.

– Сколько вы должны?

– Семь тысяч франков.

– Что, если я вам их дам?

Он недоуменно уставился на меня.

– Слушайте меня, – сказал я. – Когда я был следователем, я предал суду присяжных человека, которого считал убийцей и который может оказаться невиновным. Я стар, хочу умереть со спокойной совестью, и, может быть, вы мне в этом поможете. Если я вам поклянусь, что никогда никому не назову вашего имени, что унесу с собой в могилу вашу тайну или, вернее сказать, ваше признание – вы мне поверите в другой раз?

– Поверю, – ответил он, спокойно глядя прямо мне в глаза.

– Тогда, – сказал я, – ответьте мне откровенно: вы всегда только грабили на больших дорогах? Вам не случалось проливать кровь?

Говорил я очень кротко, но тут устремил на него взгляд судьи, проникающий до глубин сердец преступников.

Он слегка смутился и ответил:

– Я понял, что вы хотите сказать, – ответил он. – Вы меня узнали по высокому росту. Ну что ж! Да, это я был главарем черных братьев и убил господина де Монбрена.

Несмотря на это признание, совесть моя была еще не вполне спокойна. Я пообещал этому человеку заплатить его долги. Кто мог бы мне поручиться, что он из жадности не взял на себя преступление, которого он не совершал?

Я хотел, чтобы он в мельчайших подробностях рассказал мне, как совершилась катастрофа в замке Монбрен.

Для этого я стал его допрашивать так, как будто по-прежнему был следователем.

Его ответы – ясные, четкие – в точности совпадали с фактами, которые я установил во время следствия. Этот человек и был настоящим преступником, а шевалье де Венаск, казни которого я требовал, был невиновен.

На этих словах советник Феро спрятал лицо в ладонях, словно изнемогая под грузом тяжелых воспоминаний.

Господин де Сен-Совер даже увидел, как по костлявой, пожелтевшей, словно ветхий пергамент, щеке покатилась слеза.

Советник еще помолчал и наконец сказал:

– Я заплатил долги этого человека и сдержал данное ему слово. Никто не узнает имени этого человека, и он, вероятно, умрет в своей постели.

Но когда умру я, в завещании моем будет несколько строк, окончательно оправдывающих шевалье де Венаска.

Господин Феро, глядя на племянника, продолжал:

– Теперь следи внимательно за моей мыслью. Некий человек произнес слова, заставляющие думать, что у него был другой мотив для убийства Жана де Монбрена, кроме грабежа. Никто не видел этого человека с открытым лицом. Никто и сейчас не может сказать, что это был господин Анри де Венаск.

– Но, дядюшка, – возразил господин де Сен-Совер, – у меня есть и другие показания.

– Какие же?

– Прежде всего, показания кучера дилижанса по прозвищу Гаво.

– Так! И что же он говорит?

– Во-первых, он утверждает, что узнал господина де Венаска по фигуре.

– А во-вторых?

– Во-вторых, он слышал разговор между ним и паромщиком Симоном на переправе.

– О чем же они говорили?

– Симон очень предан семейству Венаск.

– Это я знаю.

– Когда черные грешники переправлялись, капитан подошел к нему, а он тихонько сказал: "Ох, господин Анри, никогда бы я не подумал, что это вы! "

– А что ответил капитан?

– "Молчи, слишком длинный язык до добра не доводит".

– И Гаво подслушал этот разговор?

– Да.

– А Симон подтверждает?

– Сначала отрицал. Но именем закона и правосудия я велел ему поклясться на распятии сказать всю правду, и тогда он признался.

– Он видел капитана без капюшона?

– Нет.

– Но считает барона виновным?

– Да.

Они немного помолчали, после чего господин Феро спросил:

– Когда слушается дело?

– В эту сессию, то есть через две недели.

– Это невозможно.

– Но как же, дядюшка…

– Осторожно, осторожно, племянник! – сурово сказал старик. – Жизнь человеческая – не игрушка. Никто не имеет права требовать казни, пока сохраняется хотя бы самое слабое подозрение в невиновности. Дискреционные полномочия следователя позволяют вам требовать переноса этого дела на другую сессию, и вы это сделаете, потому что вскоре…

– Что – вскоре?

– Возможно, будет доказана невиновность господина де Венаска, и я помогу тебе это сделать.

– И вы верите в его невиновность, дядюшка?

– Верю, – ответил старик.

Твердость убеждения, звучавшего в его голосе, поразила господина де Сен-Совера, но нисколько не убедила.

Про себя молодой следователь подумал даже так: "Дядя оказался невиновен, старик ошибался – поэтому теперь и хочет оправдать его племянника, хотя тот и виновен…"

– Так что, – продолжал господин Феро, – обещай мне ходатайствовать о переносе на следующую сессию.

– Хорошо, дядюшка.

– А через неделю приехать в Ла Пулардьер.

– Хорошо, дядюшка, только…

– Там ты сможешь продолжать следствие, – закончил старый советник. – А я, как уже сказал, помогу тебе и тем, что знаю, и своим опытом.

Незадолго до рассвета дядя с племянником распрощались.

– Теперь ступайте скорей к себе, сударь мой, – говорил господин Феро, – да бросьте, будьте добры, эти тряпки в огонь.

Господин де Сен-Совер побрел к площади Сент-Альберта, где жил в старом особняке напротив особняка Венасков.

Проходя через площадь, он поглядел на дом, хозяин которого находился в тюрьме, как последний преступник, и его поразила мысль: "А что, если я ошибаюсь, а дядюшка прав?"

Эти слова он сказал вслух.

За шторами особняка трепетала свеча. Кто же не спал эту ночь в вечно пустом доме?

Что за печальная душа проводила всю ночь в молитвах?

Долго глядел господин де Сен-Совер на этот таинственный огонек, совсем позабыв, что рассвет застал его в костюме трубадура, от стыда за который только что покраснело чело старого магистрата!

VIII

Господин де Сен-Совер вернулся домой.

Слуга помогал ему раздеться, а он не сводил глаз с окна, за которым все мерцал тот же свет, пытаясь одолеть первые утренние лучи.

Господин де Сен-Совер все не мог понять, кто же мог приехать в этот вечно необитаемый особняк, и когда он пытался ответить себе на этот вопрос, ему на ум пришло одно воспоминание.

Он вспомнил, как восемь месяцев тому назад однажды довольно поздно возвращался домой и точно так же увидел свет в одном из окон особняка напротив.

Только тогда он не придал этому слишком большого значения.

Но было одно обстоятельство, благодаря которому он точно знал, в какой именно день заметил он эту свечу.

Господин де Сен-Совер прекрасно помнил, что вышел тогда с бала у президентши N, а поглядев на соседское окошко отеля де Венаск, усмехнулся с высокомерным довольством: "Подумать только: а ведь госпожа де Сен-Совер могла бы жить там и зваться баронессой!"

Потом он заметил свет в окне и подумал так: "Неужто они явились на зиму в город из своего захолустья?"

Теперь, пока лакей помогал ему раздеваться, господин де Сен-Совер припоминал все это.

Отчего?

Он и сам не знал.

Но раздевшись и отпустив лакея, он не лёг в постель, а открыл секретер, поискал записную книжку, куда имел обыкновение вписывать самые разные события, и без труда нашел там дату бала у президентши N.

Это было 27 апреля.

Через два дня после этого бала состоялась высадка герцогини Беррийской.

Но почему молодому следователю было так важно знать эту дату?

Этого он сам себе не мог объяснить.

Так или иначе, спать он не лёг.

Нет: он стоял, облокотившись на подоконник закрытого окна, и, не сводя глаз, смотрел через площадь на особняк Венасков.

Занялась заря, и в багряном небе внезапно расцвел золотистый сноп: провансальское солнце заструилось по крышам.

Свеча в окошке погасла.

Приступив к работе, господин де Сен-Совер взял то самое дело, над которым чах уже полтора месяца. Беседа с советником Феро крепко засела у него в памяти. Иногда суровый голос старого прокурора как будто наяву вновь и вновь доказывал ему, что вся совокупность улик против Анри де Венаска ни о чем еще не говорит. Он перечитывал одно за другим показания, записанные под его диктовку секретарем в следовательском кабинете, и все больше разделял мнение своего дяди. Все, казалось бы, говорило против барона, но ничто не доказывало его виновность категорически.

Господин де Венаск был в тюрьме. Не старая ли его тетушка приехала в Экс и молилась всю ночь?

Иногда господин де Сен-Совер, отрываясь от работы, задавал себе именно этот вопрос.

Наконец он встал и позвонил.

– Это я узнаю, – сказал он вслух.

Вошел весь заспанный лакей, всю ночь ожидавший хозяина.

– Батистен, – сказал ему господин де Сен-Совер, – ты малый смышленый, я тебе дам одно деликатное поручение.

Лакей встрепенулся.

– Разузнай, не приезжала ли мадемуазель де Венаск вчера в город.

– Это я и так могу вашей милости сказать, – ответил лакей.

– Правда?

– Вчера вечером стоял я на площади с парой приятелей, и тут подъехала карета вроде той берлины, в которой ездит ваш дядюшка. Лет сто, должно быть, этой карете.

– И подъехала она к дому Венасков?

– Точно так. Въехала во двор, и ворота за ней затворили.

– Кто же в ней сидел?

– Старая дама и молодая девица, обе в черном, да еще старик-слуга. Мои приятели ему очень вежливо поклонились.

– Прекрасно. Большое тебе спасибо.

И господин де Сен-Совер отослал лакея.

Старая дама – это, несомненно, была мадемуазель Урсула де Венаск. Должно быть, она, несчастная, приехала в Экс хлопотать у судей, пытаться использовать старые связи своей семьи и заявлять о невиновности племянника.

Но молодая девица?

Господин де Сен-Совер тщетно ломал себе голову, кто бы это мог быть, а между тем инстинкт подсказывал ему: верно, не старая дева, а юная девушка ночь не спала и жгла до зари на окошке свечу, которую он приметил.

Полномочия судебного следователя безграничны. Все двери открываются перед ним по первому требованию. В интересах закона он может входить куда угодно.

Господин де Сен-Совер решился. Он встал из-за стола и сказал себе:

– Я желаю знать, кто эта девушка.

Он оделся, уже без помощи Батистена, не в наряд трубадура, а в костюм магистрата: надел черный редингот, повязал белый галстук и взял под мышку черный сафьяновый портфель.

Госпожа де Сен-Совер вернулась с бала на рассвете и еще спала.

Молодой следователь вышел из дома и перешел через площадь (впрочем, совсем маленькую), застроенную домами одинаковой архитектуры.

Он подошел прямо к двери отеля де Венаск и постучал.

Стук молотка отозвался в доме мрачным эхом.

Вскоре господин де Сен-Совер услышал в прихожей тяжелые шаги. Дверь отворилась, и перед ним предстал старый лакей, никогда не выезжавший из Бельроша: он приехал в Экс впервые со времени суда над Большим Венаском и его оправдания.

Лакей никогда не видел господина де Сен-Совера и даже не подозревал, что человек, стоящий перед ним – следователь, ведущий дело против его хозяина.

– Скажите, может ли мадемуазель де Венаск принять меня? – спросил следователь.

Уезжая из Бельроша, мадемуазель Урсула разослала письма всем, с кем только была в родстве, уведомляя о своем приезде.

Эта добрая барышня была проста и набожна, но голова у нее всегда была ясной.

Кроткая старая дева почуяла в своих жилах несколько капель воинственной крови предков и приготовилась к борьбе, черпая силу в своей убежденности, что племянник ее невиновен.

Поэтому лакей принял господина де Сен-Совера в убеждении, что это друг или родственник семейства де Венаск.

– Барышня еще почивает, – сказал он, – мы вчера очень поздно приехали, но мне велено сразу же доложить, как придет кто из друзей.

Он наполовину растворил дверь в гостиную на первом этаже и удалился, оставив господина де Сен-Совера одного.

Магистрат сел у окна и, пока старый лакей был в отсутствии, все задавал себе вопрос: "Ну и зачем же я сюда явился?"

Внутренний голос юриста ему отвечал: "Ты пришел, чтобы продолжить серьезное расследование, чтобы докопаться до истины".

Внутренний голос простого человека добавлял: "А вообще-то, пришел просто из любопытства – сам не зная зачем".

Так он сидел, ожидая старушку – но открылась дверь, и вошла молодая девушка.

Несмотря на траурную одежду и грусть во всем лице, она сияла красотой. Господин де Сен-Совер вскочил, услышав скрип двери, и в изумленье попятился.

Эта девушка была мадемуазель Марта де Монбрен де Сент-Мари.

Она знала следователя в лицо. Сперва они часто встречались в городе, в свете, потом, начиная порученное ему расследование, господин де Сен-Совер приезжал к ним в замок.

Столь велико было удивление молодого магистрата, что он, не сдержавшись, произнес:

– Как, сударыня, вы здесь?

– Да, сударь, – ответила она спокойно. – Отныне место мое в этом доме. Господин де Венаск – мой жених, мой супруг перед Богом. Как бы суровы ни были теперь времена, я надеюсь, что настанут лучшие дни, и жить я должна под крышей семейства того, кого люблю. Мой отец, – продолжала она, – немедленно это понял и сам отвез меня в замок Бельрош.

Под ясным взором девушки господин де Сен-Совер опустил глаза.

Марта продолжала:

– Вас сюда, очевидно, привели служебные обязанности. Говорите же сударь, распоряжайтесь, допрашивайте… Мы с тетушкой готовы повиноваться правосудию.

– Сударыня, – взволнованно ответил господин де Сен-Совер, – вы верите в невиновность господина де Венаска, а я ищу доказательства этой невиновности. Итак, не смотрите на меня, как на врага.

Марта поклонилась.

В этот момент на пороге гостиной показалась мадемуазель Урсула де Венаск, и девушка сказала ей:

– Тетушка, это господин де Сен-Совер, судебный следователь.

– Ах, да! – сказала на это старая дева. – Этот господин – племянник советника Феро. Нашей семье поистине оказана великая честь иметь дело с целой судебной династией.

Благочестивая дева вскинула голову и горделиво посмотрела на того, кто до сих пор, казалось, преследовал ее племянника с тем же ожесточением, с каким советник Феро некогда добивался казни Большого Венаска.

– Но тот, – продолжала она, – у кого в сердце мир Божий, не тревожится, и наш род выйдет из этой грозы, как вышел из многих других.

IX

Господин де Сен-Совер был совершенно подавлен спокойной уверенностью своих собеседниц, объединенных любовью к одному человеку.

Старая дева говорила о злоключениях своей фамилии со стоическим смирением мучеников, знающих, что небо вознаграждает преследуемых на земле.

Мадемуазель де Монбрен с гордым благородством заранее присвоила себе звание супруги, которого еще не имела, которое, возможно, ей было и не суждено иметь.

Их поведение поколебало убеждение господина де Сен-Совера гораздо сильнее, чем ясная, четкая логика дяди.

Возможно ли, чтобы господин де Венаск был главарем черных братьев, а его тетушка и невеста ничего об этом не знали?

В этом и состоял теперь весь вопрос: ведь нельзя было допустить, чтобы эта ясность, сиявшая как в молодом чистом взоре, так и под седыми волосами, были маской лицемерия.

Одно было ясно для господина де Сен-Совера: совершенно чистая совесть его собеседниц. А они верили в невиновность барона.

И тогда господин де Сен-Совер вспомнил: задолго до того, как господину де Венаску было предъявлено обвинение, он чувствовал против него некоторое предубеждений, тайную вражду, которая была бы необъяснимой, если бы, как мы помним, в прошлом барон не ухаживал за женщиной, которая теперь звалась госпожой де Сен-Совер.

– Как, сударыня, вы здесь?

При этом мысли молодой магистрат вздрогнул. Действительно ли он до сих пор поступал как простое орудие закона? Не поддавался ли он невольно чувству ревности?

Он думал об этом, стоя перед двумя женщинами, которые глядели на него скорей с любопытством, чем с неприязнью, и, похоже, искренне ничего не боялись.

Все эти мысли промелькнули быстрее, чем нужно молнии, чтобы превратиться в гром, а мадемуазель де Венаск между тем продолжала:

– Вы, сударь, вряд ли найдете здесь что-нибудь, что сможет вам сильно помочь. Мы здесь почти никогда не бываем. Я приезжала в Экс два с лишним года назад, и даже мой племянник в этом году приезжал только раз.

Господин де Сен-Совер вдруг сразу вспомнил ночную свечу на окне.

– Сударыня, – сказал он, – поверьте, что я ищу доказательства невиновности вашего племянника и к вам сюда пришел не магистрат, покорный тягостному долгу, а скорее дворянин, желающий, чтобы человек его сословия не оказался опорочен.

Он произнес эти слова с волнением, впечатлившим его собеседниц.

– Благодарю вас, сударь, – сказала ему Марта с холодным достоинством. – Мы с тетушкой доверяем правосудию своей страны. Именно потому, что мы глубоко в него верим, вы видите нас спокойными и почти счастливыми.

– Сударыня, – сказал затем господин де Сен-Совер, обращаясь к старой деве, – вы говорите, ваш племянник приезжал сюда?

– Да, сударь. Примерно полгода назад.

– Вы не помните точно числа?

– Он выехал из Бельроша 27 апреля в три часа ночи.

– В самом деле?

И господин де Сен-Совер подумал:

"Ведь и президентша давала бал 27 апреля! Значит, в особняке был действительно он".

Потом он сказал вслух:

– Долго ли он здесь оставался?

– Нет, сударь, всего одну ночь.

– Так-так!

– На другой день он уехал.

– В Бельрош?

– Нет, в Тулон.

– А когда он вернулся из Тулона?

– Дело в том, сударь, – сказала мадемуазель де Венаск, – что из Тулона он отправился прямо к Мадам.

– Не заезжая в Бельрош?

– Не заезжая.

– Сударыня, – сказал господин де Сен-Совер, – вот тут-то тайна и становится глубокой, необъяснимой. Повторяю: меня привели сюда не только долг магистрата и любовь к истине, но и пламенное желание увидеть, как невиновность, в которую верите вы, воссияет из глубокого мрака, что ныне ее окутывает.

– Спрашивайте, сударь, – сказала мадемуазель де Венаск, – мы готовы отвечать вам.

– Вы утверждаете, что ваш племянник приехал сюда 27 апреля?

– Да, сударь.

– Он выехал из замка Бельрош в три часа ночи?

– Да.

– И отправился в Экс?

Мадемуазель де Венаск кивнула.

– Дело в том, что ваше утверждение полностью расходится с показаниями другого человека, который отнюдь не враг вашей семье, сударыня.

– Кто же этот человек? – спросила Марта.

– Его зовут Симон Барталэ.

– Перевозчик на пароме Мирабо?

– Да.

– Что же он говорит? – спросила мадемуазель де Венаск.

– Он видел на переезде вашего племянника тем самым раним утром 27 апреля, но ехал он не в Экс, а в сторону Альп.

– И это совершенно верно, – сказала мадемуазель де Венаск.

– Как же это объяснить?

– Сударь, – ответила старая дева, – племянник мой не разбойник, но он заговорщик: мы этого не скрываем. Он уже давно одним из первых стоял в списке дворян, назначенных охранять Мадам при ее высадке близ Марселя, и попытке поднять восстание на юге, с целью объявить ее регентшей по прибытии в Бордо.

Полиция Луи-Филиппа проведала, что готовится нечто важное, и самые ярые роялисты были взяты под наблюдение.

Поэтому мой племянник поехал по дороге в Альпы, но сразу же за Мирабо он сошел с дилижанса.

– Так!

– В дубовой роще его поджидала двуколка. Анри сел в нее, поехал по другой дороге и остановился позавтракать в Пертюи. Этого было довольно, чтобы усыпить подозрения мэра соседней с нами деревни Кадараш, получившего приказание следить за моим племянником.

– А из Пертюи куда он направился?

– Сюда, в Экс. Он переехал Дюрансу по подвесному мосту.

Этих фактов, которые мадемуазель де Венаск изложила четко и ясно, как раз и недоставало в следственном деле.

Симон видел, как барон переезжал реку, но не заметил, как тот возвращался.

С другой стороны, если господин де Венаск приехал в Экс 27-го числа вечером, 28-го уехал оттуда в Тулон, а из этого города можно проследить его путь день за днем вплоть то того, как он прибыл к герцогине Беррийской, то, поскольку человеку не дано быть вездесущим, он не мог одновременно быть на пути в Бордо и собирать в Лю-бероне шайку черных грешников.

До сих пор с обвинением все было хорошо, все говорило в его пользу.

Но вот появился и луч надежды для защиты, и этот луч обещал стать ослепительным.

Лицо господина де Сен-Совера просветлело.

Само собой, ему не требовалось ничего иного, как увидеть торжество невинности господина де Венаска.

– Сударыня, – сказал он, – можно ли доказать, что ваш племянник сошел сразу после Мирабо?

– Можно, сударь.

– А что он завтракал в Пертюи?

– Ничего нет проще.

– А днем по дороге из Пертюи в Экс его видели?

– Он наверняка останавливался в Венеле задать овса коню.

– И, наконец, сударыня, – спросил еще господин де Сен-Совер, – как он 28-го числа уехал отсюда в Тулон?

– Дилижансом.

– Это легко проверить по книге в конторе, – кивнул следователь.

Он встал и распрощался.

Марта де Монбрен и мадемуазель де Венаск проводили его до порога со спокойным достоинством.

– Прощайте, сударыни, – сказал магистрат. – Вернее, до свидания. Верьте правосудию.

– И в милость Божию, – добавила благочестивая старая дева.

И господин де Сен-Совер ушел, думая про себя: "Я начинаю соглашаться с дядюшкой. Очень может быть, что господин Анри де Венаск невиновен!"

X

Господин де Сен-Совер был в полном смысле слова, человеком порядочным: он умел, оглядевшись, признать свою неправоту.

У себя дома, запершись в кабинете, молодой магистрат понял, что полтора последних месяца думал, что повинуется только своему долгу, а на самом деле повиновался множеству чисто человеческих страстей.

Он предвзято поверил в виновность барона Анри де Венаска.

А почему?

Потому что с юных лет он всегда слышал от своего дяди-советника, что Большой Венаск был виновен, хотя и оправдан.

Потому что, воспитанный в подозрении к этому роду, он всегда испытывал к нему тайное недоброжелательство.

Потому, наконец, как мы знаем, что какое-то время поговаривали о свадьбе его кузины с бароном Анри.

Кузина стала женой господина де Сен-Совера – и с той поры он лишь вдвойне испытывал неприязнь к Венаскам.

Но вот внезапно дядя стал говорить совсем другое и объявил, что тот, кого он всегда называл виновным, ни в чем не виноват; вот и сам он, господин де Сен-Совер, побывал в родовом гнезде человека, который в этот час был заживо погребен в тюремной камере, и обнаружил в этом доме двух женщин с ангельскими взорами и вдохновенной речью, с любовью и почтением произносивших имя того, кого он обвинял.

И прямой, честный ум господина де Сен-Совера, испытав потрясение, словно перечеркнул прошлое. Теперь он пламенно желал, чтобы господин де Венаск оказался невиновен, и поклялся любыми средствами получить доказательства его невиновности.

Он принялся записывать по памяти показания мадемуазель Урсулы де Венаск.

Потом он пошел к генеральному прокурору и сказал:

– Есть много улик против подозреваемого, но с другой стороны, выясняются и важные обстоятельства в пользу его невиновности. Осталось много неясного, в деле многого не хватает, поэтому к ближайшей сессии суда я не буду готов.

На что генеральный прокурор ответил почти с готовностью:

– В таком случае перенесем на следующую сессию.

Часто говорят, что служащие в прокуратуре повсюду видят только преступников – это неправда. Французская юстиция любит истину и закон, а генеральный прокурор, к которому обратился с ходатайством господин де Сен-Совер, пламенно желал, чтобы человек, принадлежавший к одной из самых славных фамилий Прованса, оказался невиновен.

Дело было перенесено, господин де Сен-Совер располагал массой времени, но не такой это был человек, чтобы терять хоть минуту.

Прежде всего он отправился в контору почтовой компании "Ребан-Авон", чьи дилижансы ходили из Экса в Тулон.

Ему нашли список отъезжающих за 28 апреля.

Там обнаружилась фамилия господина де Венаска.

Господин де Сен-Совер пожелал поговорить с кучером. Тот как раз находился в Эксе.

У кучера была хорошая память: он не только вспомнил, что господин де Венаск сидел в купе дилижанса, но и то, что он сошел в Тулоне у гостиницы "Флот и Колонии".

Удостоверившись в этом, господин де Сен-Совер поспешил к советнику Феро.

Он явился как раз в тот момент, когда его дядюшка как раз собирался отправляться пешком на почтовую станцию вместе с Милоном, который подносил его скромный багаж.

Господин де Сен-Совер сообщил ему о своем странном визите в особняк Венасков и рассказал, что из этого воспоследовало.

Старик внимательно выслушал его и сказал:

– Что же, теперь вы знаете, что вам делать.

– Нет, дядюшка, я как раз и пришел посоветоваться…

– Тогда слушайте. Надобно сегодня же ехать в Тулон. – Так!

– Идите в гостиницу и затем день за днем, час за часом проследите следы барона де Венаск вплоть до 12 мая. Если будет доказано, что до этого дня обвиняемый не возвращался в Бельрош, для вас не останется сомнений в его невиновности.

– Разумеется нет, – ответил господин де Сен-Совер.

И он распрощался с дядюшкой.

В четыре часа пополудни молодой магистрат сел в тулонский дилижанс, а на другой день утром приехал в Тулон.

Теперь он был полон надежды.

Уже не следователь, а друг пламенно желал получить доказательства невиновности своего друга.

Согласно показаниям кучера господин Анри де Венаск остановился в гостинице "Флот и Колонии".

Господин де Сен-Совер туда и отправился.

Но там его ожидало разочарование.

В книге постояльцев гостиницы имени барона не оказалось.

Тогда господин де Сен-Совер подумал, что кучер ошибся, и принялся бегать по другим гостиницам города.

Фамилия барона не обнаружилась нигде.

Свет сменился глубоким мраком.

Господин де Сен-Совер в отчаянье хотел уже садиться в дилижанс и возвращаться в Экс, но тут его осенило.

Он вернулся во "Флот и Колонии" и снова потребовал книгу приезжающих.

Странно! – страницы за 29 апреля, когда господин де Венаск должен был приехать в Тулон, там не оказалось.

Но невозможно предположить, чтобы в Тулоне, где проезжающих всегда множество, никто в тот день не останавливался именно в этой гостинице.

Между тем за листом за 28-е число следовало сразу 30.

Приглядевшись внимательнее, господин де Сен-Совер заметил, что один лист из книги очень ловко вырезан.

Очевидно, это и был лист за 29-е число. Но почему его изъяли?

Господин де Сен-Совер устроил хозяину гостиницы форменный допрос.

Но тот был человеком вне всяких подозрений. Уже тридцать с лишним лет его знали и уважали в городе, и в добропорядочности его никак нельзя было усомниться.

Тем не менее господин де Сен-Совер счел нужным углубиться в некоторые подробности, и почтенный хозяин гостиницы, в конце концов, вспомнил, как в последних числах мая среди ночи, когда все уже спали, в гостиницу явились два постояльца.

Дежурный лакей отвел их в номер, подал книгу приезжающих и перо.

Но тут они послали его за водкой, и около четверти часа книга оставалась в их полном распоряжении.

Допросили лакея.

Он очень хорошо запомнил, как звали тех постояльцев.

Один называл себя Альфред, другой Бартелеми.

По их словам, они были коммивояжерами, и на другое же утро они вместе уехали.

Тогда господин де Сен-Совер рассудил так:

– Если именно эти люди вырезали страницу, где было записано имя господина де Венаска – значит, они его знали и имели какой-то мотив, чтобы следы его пребывания здесь исчезли. Стало быть, их совершенно необходимо разыскать!

И господин де Сен-Совер допросил гостиничного носильщика. Тот сказал ему, что отнес багаж постояльцев в контору дилижансов на Марсель.

Пользуясь служебными полномочиями, молодой следователь велел показать ему книгу отъезжающих.

Тем же числом, когда постояльцы гостиницы "Флот и Колонии" уехали из нее, были отмечены два отъезжающих шестичасовой утренней каретой – не в Марсель, а в Оллиуль.

Только звали их не Бартелеми и не Альфред.

Один подписался Бернардом, другой Антуаном.

Никто не заметил того, что поразило господина де Сен-Совера.

Буква "д" в имени "Бернард" была точно такая же, как та, которой заканчивалось имя "Альфред" в записи из отеля.

Более того: в конце подписи стояли совершенно одинаковые росчерки.

Господин де Сен-Совер пришел к убеждению, что это те же самые люди, по каким-то неведомым причинам сменившие имена.

И он отправился в Оллиуль.

XI

Оллиуль – крохотный городок, и гостиниц в нем, естественно, не слишком много.

Господин де Сен-Совер остановился в "Единороге" – самой большой из них. Там он также велел показать книгу приезжих.

Имен Бернарда или Антуана он там не нашел. Но один из постояльцев расписался так: "Леопольд". Конечное "д" и росчерк были точно те же самые.

Очевидно, Альфред из гостиницы "Флот и Колонии", Бернард, севший в дилижанс, и Леопольд, остановившийся в "Единороге", были одним и тем же человеком.

Когда господин де Сен-Совер пришел к этому убеждению, ему пришло в голову перелистать гостиничную книгу и поискать страницу с записями за 30 апреля.

Страница эта была вырвана – а на ней должно было быть записано имя Анри де Венаска.

Но Оллиуль не Тулон: тут нет такого множества постояльцев, чтобы хозяева и служащие гостиницы через полгода не могли вспомнить их лиц и имен.

Господин де Сен-Совер допросил хозяина гостиницы, его жену и двух служанок.

Все они прекрасно помнили молодого человека, приехавшего из Тулона, очень порядочно выглядевшего и совершенно похожего на портрет, который им описал следователь.

Он расписался в книге, но имя его они не помнили.

Хозяин даже сильно удивился, когда господин де Сен-Совер указал ему, что листок выдран.

Тогда, как и в Тулоне, он припомнил двух коммивояжеров, заночевавших в "Единороге". Они так же велели принести им книгу в номер, и так же она какое-то время оставалась в их распоряжении.