Текст книги "Капитан чёрных грешников"

Автор книги: Пьер-Алексис Террайль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Я люблю вас, Марта, и хотя в этот миг воля сильнее моей разлучает нас, – клянусь вам, что у меня никогда не будет другой жены.

Это было полгода назад.

А за эти полгода он не имел о Марте никаких вестей и сам не мог ей писать.

Но Анри имел ту крепкую веру, которую дает любовь. Он верил в любимую девушку, в ее постоянство, ибо знал, что и она верить в него.

И потому Анри, забыв о странном приеме паромщика, вновь погрузился в мечту о любви, и чем дальше он шел, тем скорей поспешал.

Что же, теперь он торопился поскорее попасть в замок Бельрош?

Нет, конечно! Он просто знал, что тропа, по которой он шел, поднимается в одном месте на вершину холма, а с этой вершины откроется кругозор на всю долину Дюрансы – и на той стороне он увидит черный силуэт замка Монбрен, гнездо своей любви. Теперь он принял решение. Там-то он и остановится на часок перед тем, как опять отправиться в путь и постучаться в калитку Бельроша.

И чем дальше он шел, тем сильнее билось его сердце, наполняясь воспоминаниями о любимой.

Наконец он достиг той высоты, что была для него как земля обетованная.

И едва он ступил на вершину, как радостный крик вырвался у него из самого сердца.

Так моряк, затерявшийся темной ночью в бурном море, заходится в упоенье, когда его глазам блеснет вдруг спасительный свет маяка!

И Анри теперь увидел свет – тот, что светил для него, как для моряка Полярная звезда.

На тяжелом, черном фасаде дворца, там, за Дюрансой, мерцала светлая точка.

Привычный глаз Анри де Венаска узнал это точку.

То был свет ночника на окошке Марты.

Марты, которая, без сомненья, давно уже каждую ночь не спала, каждый вечер зажигала эту лампу, что прежде была их сигналом, и думала: "Может быть, он все же придет?"

У Анри больше не было ни денег, ни ценных вещей, ни часов, но, как всякий, кто долго жил в деревне, он узнавал время по звездам.

Итак, он посмотрел на небо и прикинул в уме.

Было около часа ночи, а рассветало часа в четыре.

Так что у Анри было еще три часа.

Он решился без колебаний.

"Я хочу ее видеть сегодня же!" – подумал барон.

С того места, где он стоял, к речному берегу спускалась почти отвесная стежка.

Анри скатился по этой стежке, иногда хватаясь за кусты, чтобы не скатиться кубарем по этому спуску, больше похожему на обрыв.

Так он добрался до Дюрансы.

Там он разделся, не обращая внимания на ночную прохладу, не думая о том, что вода текла с покрытых снегом гор и была, очевидно, ледяная.

Он свернул свою одежду в узел, положил себе на голову так, как носят тяжести люди из простого народа, и смело бросился в бурлящие волны.

Анри был прекрасным пловцом, и, несмотря на быстрое течение, пересек Дюрансу почти по прямой, держа над водой голову, а стало быть, и одежду.

Впрочем, глаза его не отрывались от светлого луча, который светил ему, как путеводная звезда.

Добравшись до другого берега, он укрылся в лозняке и поспешно оделся.

Потом, чтобы согреться, он пустился бежать.

Так он промчался через виноградники, спускавшиеся от замка к реке, и через четверть часа оказался у калитки парка.

Там ему пришлось подождать.

Мы видели, описывая нападение черных грешников, что в замок Монбрен попасть было не так-то легко.

Но Анри помнил, что в ночь их прощания с Мартой несчастная девушка сама подошла к этой калитке: у нее был ключ. Значит, надо было только подать ей знак – и она придет.

Ранее, когда Анри, переправившись через Дюрансу, являлся на свидание с Мартой, он насвистывал одну охотничью песенку, и этот мотив доносился до замка.

Зрение у барона было отменным.

Вглядевшись в светлое пятно, обозначавшее спальню несчастной девушки, он заметил, что окошко открыто.

– Она не спит! Она меня ждет! – обрадовался Анри и стал насвистывать охотничью песенку.

Прошло несколько секунд. Потом черная тень оперлась на подоконник и на миг заслонила свет ночника.

Ноги Анри подкосились, а губы шепнули:

– Это она!

V

Что же тем временем происходило в замке Монбрен?

Вернее говоря – что произошло с той кровавой ночи явления черных грешников?

Когда фермер Мартен Бидаш, его сыновья и работник Бальтазар, увидев зарево пожара, поспешно примчались в замок, черных братьев там уже не было.

Ни замок, ни ферма от огня не пострадали.

Нашли лакея, связанного на кровати, а рядом с ним хозяина без чувств – сначала его сочли мертвым, но очень скоро он пришел в себя.

Нашли и старого егеря в подвале, почти задохнувшегося с кляпом во рту.

Жена же и дочери фермера впопыхах убежали.

Только к обеду потушили пожар и послали за жандармами.

Началось судебное следствие.

Как ни странно, господин Жан де Монбрен, чья рана оказалась несмертельной, сказал следователю на допросе, что никого из разбойников не знает.

Старый лакей мог бы дать другие показания, но и он заявил то же, что хозяин.

А мы ведь помним, что капитан, стреляя в господина де Монбрена, говорил:

– Теперь я не нуждаюсь в твоем согласии!

На другой вечер, когда приехали господин Жозеф де Монбрен и его дочь, которых уведомили о случившемся, немедленно отправив нарочного, следствие было закрыто, и из этого расследования вытекало, что главарь черных грешников оставался таким же неизвестным, как труп, принесенный на ферму и похороненный без малейшего представления о его личности.

Только несколько дней спустя старый лакей Антуан по секрету сказал егерю Жерому и фермеру Мартену Бидашу:

– Мы с господином Жаном отлично знаем, в чем тут дело и кто у черных братьев капитан.

Те оба так и ахнули, а старый лакей добавил:

– Только господин Жан взял с меня клятву ничего не говорить – так я ничего и не скажу.

Понемногу по округе пошли слухи, что господин Жан де Монбрен много знает о черных грешниках, но упорно молчит.

Отчего же?

В том-то и загадка.

Братья помирились.

Но господин Жан де Монбрен, исцелившись от страшной раны, однажды сказал племяннице:

– Дитя мое, я чуть не погиб, и ты была бы невольной причиной моей гибели. Никогда больше ни о чем меня не спрашивай.

Изумленная и потрясенная, девушка смотрела на дядю, а тот еще сказал:

– И думать забудь, чтобы выйти за господина де Венаска. Он уже давно отсюда уехал, и что с ним стало – неизвестно.

– Я знаю, – сказала Марта.

Кровь бросилась в лицо старому дворянину:

– Знаешь? – воскликнул он. – Ты – знаешь?

– Знаю. Он уехал в Вандею сражаться за дело герцогини Беррийской.

– Ах, вот как! – усмехнулся господин Жан де Монбрен.

– И он, – взволнованно сказала Марта, потупившись, – должно быть, погиб: после сражения при Пенисьере о нем не было никаких вестей.

– Да, – заметил господин де Монбрен, – я вижу, у тебя сведения верные.

Марта ничего не ответила.

Дядя и племянница еще немного помолчали, а потом господин де Монбрен сказал:

– Что ж, дитя мое: господин де Венаск куда-то пропал, ты думаешь, что он мертв – так и нечего о нем больше толковать.

– Дядюшка!

– Ты вольна даже плакать о нем.

Эти слова Марта поняла неправильно.

– Ах, дядюшка! – воскликнула она и прыгнула ему на шею. – Я знала, как вы добры и благородны. Вы простили тому, кто был нашим врагом, потому что он любит меня, потому что он пролил кровь за наших законных государей…

Господин де Монбрен пожал плечами.

– Ничего я ему не простил, – сказал он. – И если вдруг когда-нибудь он сюда явится, если станет опять домогаться твоей руки…

– Что тогда, дядюшка?

– Тогда я написал завещание, – сказал старый дворянин. – И даже если я умру, ты это завещание прочтешь, а прочтя увидишь, что не можешь быть женой этого человека. Впрочем, – продолжал господин де Монбрен с сердцем и непреложным тоном, – хватит об этом. Он не вернулся, ты его считаешь мертвым – так и мне нечего больше сказать.

И с этого дня господин Жан де Монбрен не говорил больше ни слова.

Протекли недели, потом месяцы.

Марта часто потихоньку плакала и молила Бога за своего возлюбленного Анри.

Иногда она уже не надеялась его увидеть, иногда же надежда возвращалась в бедное измученное сердечко.

Как и почему?

Скажем об этом в нескольких словах.

Семейство Монбрен долго было протестантским, потом, в прошлом веке, вернулось опять в католичество, но сохранило либеральный образ мыслей и не простило монархии преследований, которым подвергалось после отмены Нантского эдикта.

Господин Жан де Монбрен приветствовал Июльскую монархию. Он даже согласился занять должность мэра.

Его брат не интересовался политикой – он занимался только будущим своей дочери.

Господин Жан де Монбрен выписывал либеральные газеты, а либеральным газетам мало было дела до схваток в Вандее.

Но Марта тайком получала газету роялистов, которую ей посылали под видом модного журнала, а эта газета была тогда официозом вандейского восстания.

Таким образом мадемуазель де Монбрен де Сент-Мари была в курсе событий на Западе и видела имя Анри де Венаска сначала среди героев Пенисьера, а после в списках заочно приговоренных к смерти.

И вот как раз в тот самый день, когда Анри де Венаск завершил свой долгий путь и явился к паромщику Симону, в этой газете появилась такая заметка:

"До Луи-Филиппа наконец дошло, что чаша переполнена и негодование общества не позволяет идти дальше.

Мадам томится в замке Блэ, ее защитники, как дикие звери, рыщут по лесам, чтобы избежать казни, – все это уже слишком.

Король Франции подписал амнистию, и отважные дворяне, пролившие свою кровь за правое дело, не сложат голову на эшафоте".

Газету приносили по вечерам.

Конюх Красавчик, которого Марта сделала своим поверенным, ходил забирать ее на почту в соседнюю деревню.

Так что Марта открывала газету часов в восемь вечера, когда вся семья готовилась сесть за стол. Она лихорадочно прочла всю заметку, а приписка к ней заставила ее вскрикнуть:

"Мы боялись, что один из отважнейших бойцов Пенисьера, господин барон Анри де Венаск, погиб.

Рады уведомить, что это отнюдь не так. Частные письма, полученные нами из Вандеи, позволяют нам утверждать, что он жив и не покидал Франции".

На этот радостный крик Марты вошел господин Жан де Монбрен.

– Дядюшка, – воскликнула она, – нате, читайте! Анри жив! Анри вернется… и если есть у вас еще причина отказать мне в своем согласии… скажите что-нибудь!

В ее голосе, в ее позе, во всем ее поведении была такая решимость, что господин Жан де Монбрен воскликнул:

– Но ты не знаешь, несчастная, что этот человек – грабитель и душегуб!

VI

Если бы у самых ног мадемуазель Марты ударила молния, она бы меньше перепугалась.

То был даже не испуг, а столбняк, оторопь, бред.

– Боже! – воскликнула она. – Дядюшка сошел с ума!

И она, лишившись сил и дара речи, упала в кресло.

На этот крик, на раскат громового голоса старшего брата прибежал отец Марты.

Он видел побледневшего брата, Марту почти без чувств – и ничего не мог понять.

– Да что же тут происходит? – воскликнул он наконец.

И обратил на брата гневный взор.

Тогда господин Жан де Монбрен сделал видимое героическое усилие над собой.

– Как я вижу, нужно мне все сказать, – произнес он.

– Да, да, дядюшка, скажите! – вскричала обезумевшая Марта. – Говорите! Ну же! Обвиняйте его! Ха-ха! Обвиняйте!

Марта рыдала и смеялась таким нервическим смехом, что поневоле страшно становилось за ее рассудок.

– Я вижу, – произнес господин Жозеф де Монбрен тихим голосом, сдерживая гнев, – что речь опять все о том же…

– О том же, батюшка, о том же! – подтвердила рыдающая Марта.

– Что же это такое! – воскликнул Жозеф де Монбрен. – Ведь это чистое средневековье!

Господин Жан де Монбрен пожал плечами и сказал:

– Да выслушайте же меня!

Голос его в этот миг почему-то прозвучал властно.

Брат его склонил голову.

Даже Марта перестала рыдать и хохотать, а испуганно посмотрела на дядю.

В этом седобородом высоком человеке с суровым взглядом было некое странное величие.

– Я глава семьи, – сказал он. – Вы должны слушаться и слушать меня.

– Говорите, – сказал отец Марты.

– Как вы знаете, – сказал господин Жан де Монбрен, – однажды ночью в наш замок пробрались злодеи в одеянии черных братьев.

Марта встряхнула головой, как бы говоря: "Но к Анри это не имеет никакого отношения".

– Слушайте меня, – еще раз сказал старый дворянин. – Главарь этих бандитов, который велел связать меня и моего лакея, который похитил сто тысяч франков золотом из моего секретера, который затем стрелял в меня – я узнал его.

– Вот как? – сказал Жозеф де Монбрен.

– И лакей мой тоже.

Марта опять встряхнула головой и хотела что-то сказать.

– Молчите! – воскликнул старик и продолжал с иронией в голосе: – И целясь в меня, этот человек сказал: "Теперь я не буду нуждаться в твоем благословении".

Марта снова нервически расхохоталась.

Отец ее пристально глядел на господина Жана де Монбрена и, видимо, тоже думал, что брат его сошел с ума.

Тогда господин Жан де Монбрен подскочил к сонетке и с силой дернул ее.

Вошел лакей.

– Антуан, – произнес господин Жан де Монбрен, – пришло время сказать правду.

– Вы полагаете?

– Кто был главным у черных братьев?

– Но, сударь…

– Кто человек, ограбивший меня?

Антуан сочувственно глядел на Марту.

– Кто хотел убить меня? Говори, я приказываю!

Антуан понурил голову.

– Господин Анри де Венаск, – ответил он.

– Неправда! – воскликнула Марта.

– Барышня, – кротко ответил лакей, – мне шестьдесят восемь лет, и никогда еще сын моего отца не говорил неправды.

– Значит, ты ошибся! Тебе померещилось! Этого не может быть, что ты говоришь! Никак не может!

Антуан покачал головой.

– Барышня, – сказал он, – я не знаю, почему хозяин велел мне сейчас сказать это: прежде он взял с меня клятву не говорить ничего, потому что вы этого не переживете. Но то, что я сказал сейчас, – правда истинная, клянусь вам.

– Боже!

– И когда он стрелял в вашего дядю, то сказал: "Теперь ты не откажешь мне в благословении".

Марта шагнула к лакею и схватила его за руку:

– Скажи мне теперь, скажи…

Глаза ее сверкали.

Антуан ждал вопросов.

– Так ты говоришь, что главарем черных грешников был господин Анри де Венаск?

– Да, барышня.

– Но ведь у черных братьев на голове были капюшоны?

– Да, барышня.

– И у него тоже?

– Да, барышня.

– Значит, ты не видел его лица?

– Нет, не видел, но слышал…

– Ты ошибся! Это был не он!

Марта гордо посмотрела на дядю.

– Нет, нет! – продолжила она после секундного молчания, которое показалось вечностью. – Нет, невозможно то, что вы говорите! Господин барон де Венаск – благородный дворянин, а не бандит, и в тот час, когда вы, дядюшка, чуть не погибли от пули душегуба, он был в Вандее, рядом с герцогиней Беррийской, и проливал свою кровь на поле боя при Пенисьере.

И Марта, еще более горделиво вскинув голову, опять посмотрела на дядю.

Старик только пожал плечами.

Отец Марты, совершенно растерянный, понурил голову.

Она же, как африканская львица, которой сказали, что ее любимый лев трусливо бежал от пантеры, взяв все силы от любви и всю доблесть от веры, восклицала:

– Вы все ошиблись! Вы безумные слепцы! Не верю вам! Не верю!

Неожиданно она шагнула к Жану де Монбрену и сказала:

– Дядюшка, то, что вы сказали мне теперь, надо повторить вслух, громко, при всех; надо привести сюда следователей и сказать им, что человек, ограбивший вас, человек, хотевший убить вас, бандит, поджегший ваш дом – это барон Анри де Венаск, жених и супруг перед Богом вашей племянницы!

– Опомнись! – воскликнул старик.

– Это надобно, дядюшка, – продолжала Марта, – не только для вас, но и для меня… Нет, я не верю вам, и правосудие вам тоже не поверит, а если, по несчастью, оно вам поверит, Анри де Венаску довольно будет явиться, чтобы устыдить своих обвинителей!

– Она сошла с ума! – прошептал господин Жан де Монбрен.

– Нет, дядюшка, я не сошла с ума. Но я защищаю свою женскую честь, как вы защищаете дворянскую.

– Твоя честь тут ни при чем, – раздраженно ответил Жан де Монбрен.

– Его честь – моя честь.

– Вот как! – в негодовании воскликнул старик.

– Вы так держитесь за семейные предания – почему бы мне не быть отважной ради моей любви?

– Ты слышишь, брат мой! Ты слышишь! – в отчаянье взывал старик.

Господин Жозеф де Монбрен ничего не отвечал.

– О несчастная! Она любит грабителя!.. Душегуба!..

Марта отступила назад.

– Дядюшка, – строго сказала она, – выслушайте меня хорошенько.

Голос ее был спокоен и отрывист, взгляд уверен и пронзителен, как лезвие меча.

– Выслушайте меня, – повторила она. – Я заклинаю вас объявить правосудию о том, что вы считаете истиной.

– Но послушай, бедное дитя мое… Ведь если он виновен, правосудие его покарает.

– Тогда, дядюшка, я брошусь перед вами на колени, попрошу у вас прощения и благословения и закончу свои дни в монастыре. Но если он невиновен… а я верю в это, и перед небом клянусь: правосудие объявит его невиновным!

Вот тогда, дядюшка, вы должны будете отречься от старинной вражды, должны будете согласиться на брак вашей племянницы с тем, кого вы теперь обвиняете!

И Марта поклонилась своему дяде.

– Теперь прощайте, – сказала она. – Разрешите мне пройти к себе в комнату и дожидаться там дня, когда восстановится справедливость. Дайте мне руку, батюшка…

Марта неспешно вышла, опираясь на руку ошеломленного господина Жозефа де Монбрена.

А старик упал в кресло, обхватил голову руками и заплакал…

VII

Марта де Монбрен решила не выходить больше из комнаты.

Напрасно отец пытался ее успокоить.

– Батюшка, – отвечала она, – есть женщины, которые могут усомниться в любимом человеке: такие женщины не достойны любви. Я не усомнюсь.

И господин Жозеф де Монбрен, склонив голову перед стойкостью дочери, удалился.

А Марта одна в ночи, при растворенном окне, стояла на коленях и молилась.

Она молила Бога как можно скорей привести сюда ее дорогого Анри, чтобы он смыл с себя тяготеющее на нем обвинение и устыдил клеветников.

И тут издалека до нее донесся знакомый свист.

Марта в беспамятстве встала с колен. Внутренний голос говорил ей: "Это он!"

Она подошла к окну и выглянула наружу.

Вновь она услышала тот же мотив.

Марта побледнела, задрожала и воскликнула:

– Это он!

Тут же она накинула на плечи шаль, закрыла окно (это означало, что сигнал услышан), открыла дверь спальни и стала прислушиваться.

Все в замке спали.

В родном доме Марта все знала так хорошо, что свет ей был не нужен.

Она потушила свечу и спустилась по главной лестнице, еле касаясь ступенек.

Внизу она пошла той же дорогой, по какой мы уже однажды шли вместе с ней: мимо теплиц, через цветники в парк.

Там она подбежала к калитке, за которой дожидался Анри де Венаск.

Бывают такие упоительные поэмы, которые не так-то просто обратить в слова.

На несколько минут в объятьях друг друга, под звездным небом, влюбленные – супруги перед Богом – забыли обо всей вселенной.

Как всегда, благородный Анри рассказывал Марте, как он тосковал, какие опасности перенес, как память о той, кому он поклялся в вечной верности, утешала его в долгой разлуке, после гибели всех его надежд, после поражения, быть может, более славного, чем победа!

А Марта слушала его и думала: "Он говорит, как герой – а они уверяют, что он бандит!"

Потом вдруг взяла его за руку и сказала:

– Пойдемте!

И повела его в парк.

– Куда вы меня ведете? – спросил Анри.

Она ничего не ответила, а просто увела в маленький павильон в углу парка, полускрытый зеленью дубов.

Этот павильон был любимым местечком Марты.

Там она читала, рисовала, занималась вышиванием в жаркие летние дни. Там часто засиживалась среди своих книг и картин; там же она читала прекрасные письма, простые и трогательные, своего дорогого Анри, когда только еще начиналась их любовь. Только у нее был ключ от павильона, и она всегда носила этот ключ у себя на шее.

Марта открыла замок, зашла внутрь и зажгла свет.

Потом вошел Анри, и она закрыла за ним дверь.

– Друг мой, – сказала Марта, – теперь мы должны поговорить не как влюбленные, а как супруги, посвятившие друг другу жизнь.

Внезапная важность в ее голосе, торжественно-печальное выражение ее лица поразили Анри де Венаска, и ему припомнилось, как странно встретил его паромщик Симон Барталэ.

Он ждал, чтобы Марта высказалась яснее.

– Любимый мой, – сказала девушка, – вы мне говорили, что объявлены вне закона?

– Да.

– Приговорены к смерти военным трибуналом?

– И потому должен скрываться до того времени, когда будет объявлена амнистия.

– Вы не должны скрываться, – сказал Марта.

Он глядел на нее, все больше изумляясь.

– Теперь вам надо пойти повидать вашу старую тетушку, – продолжала она, – а потом… потом отправиться в Экс.

– В Экс?

– И дать себя арестовать.

– Но, Марта, дорогая, – сказал Анри, – речь ведь идет о моей голове.

– Нет, – ответила Марта, – ведь вас амнистируют. Но даже если и так…

Ее голос дрожал, но за прерывистым дыханием угадывалась мужская отвага.

– Что тогда? – спросил он.

– Тогда, – ответила она, – лучше потерять голову, чем честь.

Он, пораженный, отступил от нее.

– Так ты же ничего не знаешь! – воскликнула Марта.

Он отступил еще на шаг.

– Любимый мой, – продолжала она, – мой отважный, мой благородный, ты, в ком я никогда не усомнилась – знаешь ли, в чем тебя обвиняют?

– Куда вы меня ведёте?

– А в чем меня обвиняют? – ответил молодой человек, глядевший на Марту не с возмущением, а с удивлением.

– Да будет тебе известно, в наших краях опять неспокойно.

– Правда?

– Опять объявились черные грешники.

– Знаю, тетушка мне писала.

– Они грабили, жгли, убивали.

– Как всегда.

И Анри расхохотался.

– Послушай, – продолжал он, – не шути так! Ты же не будешь меня уверять, что и я связан с этими бандитами? Негодяй Феро арестовал моего несчастного дядю, но подозревать меня!..

Молодой человек опять засмеялся.

– Боже! – воскликнула Марта. – Как он страшно спокоен! Если бы ты только знал…

– Да что же?

– То, что тебя считают главарем нынешней банды черных грешников.

– Что же, она орудовала в Вандее?

– Нет, здесь.

– Тогда и обвинять не в чем.

– Снова нет: тебя обвиняют мои родные.

– Вот как! – сказал Анри.

– Здесь, у нас в замке, побывали черные грешники.

Анри нахмурился.

– Один из них стрелял в моего дядю Жана из пистолета.

– И убил? – вздрогнув, отозвался Анри.

– Нет. Дядя остался жив, но утверждает, что узнал злодея.

– И кто же этот злодей?

– Ты.

Анри пожал плечами и обнял Марту.

– Я знал, душа моя, – сказал он, – что ты не усомнишься во мне, но не хочу, чтобы твоя семья из-за какой-то устарелой вражды выдавала меня за бандита.

И Анри сделал шаг к двери.

– Куда ты? – воскликнула Марта.

– Как "куда"? – ответил Анри. – К твоему дяде.

– В такой час?

– Сию же минуту. Я явлюсь перед ним с открытым лицом и хочу, чтобы он повторил свое обвинение.

На секунду Марта перепугалась, но спокойствие Анри де Венаска успокоило и ее.

– Что ж, так и быть! – сказал она. – Пойдем к дядюшке. Все сейчас спят, но пусть они проснутся! И правда победит!

И она оперлась на руку того, кого любила.

VIII

Господин Жан де Монбрен весь вечер провел в чрезвычайном смятении.

В характере этого человека было нечто средневековое, что никак не могло приспособиться к современным нравам.

Он был словно забытый часовой варварских времен в просвещенном веке, и страсти былых времен, политические и религиозные, сохранились в его сердце живыми и неукротимыми.

Три столетия тому назад господин Жан де Монбрен сел бы на коня, возглавляя своих вассалов, и со шпагой в руке, со шлемом на голове поскакал бы осаждать замок Бельрош.

Но эту простую, дикую, закрытую, так сказать, душу, Бог просветил лучом любви и нежности.

Жан де Монбрен любил свою племянницу, как родную дочь.

Когда она была совсем маленькой, он сажал ее на колени и с охотой молился вместе с ней.

Когда немного подросла – брал за ручку и долго гулял с ней по окрестностям замка.

Еще немного позже он стал ее учителем верховой езды.

Марта стала радостью этого дома, столь недавно омраченного убийством; лучом солнца после грозы она утешала двух братьев в их уединении.

Много-много лет братья де Монбрен только и делали, что мечтали об идеальном муже для Марты – таком, что будет похож на героя романа.

Явился герой, завязался роман, но мечты их разбились.

Джульетта любила, желала любить одного лишь Ромео – и так возобновилась старинная повесть о Монтекки и Капулетти.

Господин Жозеф де Монбрен еще немного хранил старинную антипатию к семейству Венасков, но гораздо крепче он держался за любовь к дочери – и он, как мы видели, покорился.

Но не смирился Жан де Монбрен и с мрачной радостью укрепился в убеждении, что человек, который ограбил его и хотел убить, – не кто иной, как господин Анри де Венаск.

Но открывая наконец свой секрет, он не был готов к энергичному отпору племянницы.

Тот, кого она любила, был обвинен в преступлении, – и Марта восстала, исполненная любви и веры.

Сначала господин Жан де Монбрен был ошеломлен, потом им овладело сильнейшее раздражение, а оно, в свою очередь, сменилось мрачным отчаянием.

Истоком же этого отчаяния была такая мысль:

"Марта любила меня, а теперь, что бы ни случилось, возненавидит".

Расходясь на ночь, братья в этот вечер пожали друг ДРУГУ руки и обменялись унылым взглядом, говорившим: "Навсегда погибло счастье в нашем доме!"

Потом господин Жан де Монбрен вернулся к себе в спальню и разрыдался, как ребенок.

Прошел вечер, прошла половина ночи, а старый дворянин в ярости не мог сомкнуть глаз, покрасневших от слез. Вдруг он услышал какой-то шум: сначала невнятный, но не утихавший, а потом начался настоящий кавардак.

Как будто весь дом разом вскочил на ноги.

Господин Жан де Монбрен слышал, как хлопали двери, видел, как мелькают огни среди густых деревьев парка. В коридорах раздавались шаги.

Наконец прозвучал голос его брата:

– Но, дочка, твой дядя спит.

И настойчивый голос Марты в ответ:

– Значит, мы его разбудим.

Тогда господин Жан де Монбрен, у которого к горлу вновь подкатил ком непонятной тоски, соскочил с постели, зажег свечу, надел панталоны и закутался в халат.

Едва он успел это сделать, как в дверь постучали.

Он открыл и в изумлении отступил назад.

На пороге стояли его брат, племянница, за их спинами молодой человек в крестьянской одежде, а еще дальше Красавчик – фактотум мадемуазель Марты.

– Что вам нужно? Что случилось? Кто этот человек? – спросил господин де Монбрен, и голос его выдавал величайшее волнение.

Когда он задал последний вопрос, молодой человек в крестьянской одежде выступил вперед и спросил:

– Так вы меня не узнаете, милостивый государь?

– Нет… или… нет, не узнаю, – пробормотал господин Жан де Монбрен, страшась своей догадки.

Тогда молодой человек рассмеялся:

– Как! Я вас ограбил, я хотел вас убить, а вы меня не узнаете!

– Негодяй! – воскликнул Жан де Монтбрен и отскочил к каминной полке, на которой лежали пистолеты.

Но племянница схватила его за руку:

– Дядюшка, – сказала она, – вы слепы, так не будьте же хотя бы безумны!

Она вырвала у него пистолет и продолжала:

– Вот мой жених, господин Анри де Венаск, он пришел ответить на ваши обвинения.

– Негодяй! Он явился сюда, – прошептал старик. Вся его воля, весь гнев были теперь во взгляде.

– Милостивый государь! – строго сказал Анри де Венаск. – Если вы не узнаете меня без маски – как же могли узнать в капюшоне, какие носят разбойники, что явились ограбить вас?

– О! Тот самый голос! – воскликнул господин Жан де Венаск.

Он бросился к двери и крикнул:

– Антуан! Антуан!

Появился полуодетый лакей, ночевавший в соседней комнате.

Господин Жан де Монбрен указал ему на Анри:

– Посмотри на этого человека!

Старый слуга в испуге всплеснул руками:

– Батюшки! Да это же господин де Венаск!

– Значит, ты узнал его?

– Я его всегда узнаю.

– Так вот! – в исступлении завопил господин де Монбрен. – Он посмел явиться сюда!

Антуан низко склонил голову.

– Он посмел прийти и говорит нам, что это не он… тот, который…

Антуан немного попятился и посмотрел на господина де Венаска взглядом, означавшим: "Не ожидал от него такой дерзости!"

– Да говори же, Антуан! – крикнула Марта.

– Что я должен сказать, барышня?

– Говори: ты узнаешь этого господина?

– Да, барышня.

– Ты скажешь, что это я – капитан черных братьев? – совершенно спокойно спросил Анри.

– Сударь, – ответил Антуан, – вашего лица я в ту ночь не видел.

– Как же, друг мой, ты можешь меня узнать?

– Я узнаю вас по голосу.

– Да неужели!

– Вы, сударь, – сказал старый слуга с такой убежденностью, что даже Марта вздрогнула, – хотите, чтобы я говорил откровенно?

– Говори.

– Вы, я так думаю, не такой человек, чтобы грабить. Просто вам, чтобы сюда попасть, понадобилась та шайка мерзавцев. Вы ими воспользовались, а золотом, которое здесь взяли, с ними расплатились.

– Да он не в своем уме! – воскликнул Анри.

Антуан, ничуть не смутившись, продолжал:

– А то, что вы были здесь, чтобы убить господина Жана, потому что он не соглашался на вашу свадьбу с барышней, – это я и на плахе буду утверждать.

– Да он и впрямь безумец! – опять воскликнул Анри.

– Ну что, вы слышите его? – с торжеством произнес господин Жан де Монбрен.

– Нет, сударь, – сурово сказал Антуан, – я не сошел с ума. – Да и кто, кроме вас, мог сказать эти слова: "Теперь ты мне уже не откажешь в благословении!"? И, сказав это, вы выстрелили в господина Жана, который лежал связанный на этой вот постели.

Анри побледнел и задрожал.

– Нет, – сказал он наконец, – этого не могло быть! Это какое-то наваждение!

– Смятение все-таки выдало его! – воскликнул господин Жан де Монбрен.

Марта была похожа на раненую львицу.

– О, это уж слишком! – вскричала она. – Они еще смеют его опять обвинять! Ступайте, Анри, ступайте! Эти люди безумны… Они считают вас преступником – я же клянусь, что вы невинны!

Она вывела молодого человека из комнаты, обращаясь при этом к отцу:

– А вы, батюшка, тоже думаете, что он виновен?

Господин Жозеф де Монбрен ничего не ответил.

– Что ж! – сказала Марта. – Не тревожьтесь, Анри: суд докажет вашу невиновность. Правда восторжествует! Ступайте!

IX

Барон Анри де Венаск вернулся той же дорогой, какой пришел: бросился в воду, держа сверток из одежды на голове, и переплыл Дюрансу.

Но при этом он был так занят своими мыслями, что не заметил тени, потихоньку отделившейся от дерева, с которым она прежде как будто слилась, и в отдалении последовавшей за молодым человеком.

На другом берегу Анри де Венаск остановился в раздумье.

Идти ли ему прямо в замок Бельрош?

Но до рассвета было еще далеко.

Ждать, когда правда раскроется? И остаться здесь, на скале, при бледнеющих звездах, разглядывая замок Монбрен?

Наконец он принял третье решение.

"Я стал жертвой чьих-то гнусных происков, – подумал он. – Теперь нет сомненья, что Симон знает, в чем меня обвиняют, и хуже того: он верит в это. Но Симон может рассказать мне подробности, посоветовать что-нибудь дельное – быть может, подскажет, как раскрыть тех, кто дерзнул воспользоваться моим именем. Пойду к Симону!"