Текст книги "Капитан чёрных грешников"

Автор книги: Пьер-Алексис Террайль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

И он отправился назад по тропке над обрывом вдоль левого берега Дюрансы.

На правом берегу тень, что следовала за ним, зашевелилась и пошла в том же направлении.

У Анри была проворная и энергичная походка альпийского охотника – он не шел, а летел.

Не прошло и сорока минут, как он уже был возле домика паромщика.

За дверью был виден свет и слышалась довольно шумная беседа.

Анри на цыпочках подошел и поглядел в щелку.

Бригадир жандармов был уже не один, а разговаривал еще с тремя жандармами – очевидно, из своей бригады.

Симона в нижней зале не было.

Анри вывел отсюда заключение, что паромщик спит; он обошел дом и встал под окном чердака.

Окно было открыто, но лестница убрана.

Анри тихонько позвал:

– Симон! А, Симон!

Паромщик появился у окна.

– Кто там? – спросил он сонным голосом.

– Это я, – ответил Анри.

– Как! Опять вы? Зачем? – встревожился Симон.

– Мне надо с тобой говорить!

– Сударь, – негромко сказал Симон, – а вы помните, что я вам говорил?

– Помню.

– В доме полно… знаете, кого?

– Неважно, говорю тебе! Спусти лестницу.

Симон не посмел возражать. Он перекинул лесенку через подоконник.

Анри быстро поднялся и проник в комнату.

В этот миг тень, неподвижно стоявшая на другом берегу, вошла в воду.

* * *

– Сударь, – сказал Симон так тихо и тревожно, что Анри еле расслышал его, – знали бы вы, в какую игру играете!

– Я все знаю, – хладнокровно ответил барон.

Они проследовали на чердак.

Там он, чтобы не шуметь, сразу уселся на тюфяк паромщика и усадил того рядом с собой.

– Ты знаешь, откуда я теперь? – спросил он.

– Нет, – ответил Симон.

– Я от Монбренов.

– Из самого замка?

– Да.

– Да вы спятили!

– И есть от чего спятить. Но ничего, голова у меня еще на плечах.

И Анри спросил без обиняков:

– Говорят, что главарь черных грешников – я, это так?

Симон ничего не ответил.

– Ну, говори!

– Эх, что там! Да, сударь, говорят.

– А откуда мог пойти этот нелепый слух?

– Я не знаю.

– Но ты хоть знаешь, кто меня обвиняет?

– Никто не обвиняет, а говорят все.

Такого ответа Анри не ждал.

– Как "все"? – переспросил он. – Так об этом по округе говорят?

– Точно так, сударь.

– Так значит, жандармы меня арестуют?

– Очень может быть.

Тут Симон подумал, что молодой человек перепугается и тотчас же убежит. Но Анри даже не пошевелился.

Они немного помолчали.

– Стало быть, – сказал затем Симон, – лучше вам будет теперь отсюда уйти, господин барон.

– О нет! – спокойно возразил Анри. – Жандармов я не боюсь. Совсем не затем я вернулся.

– Правда?

– Я хочу, чтобы ты рассказал мне все, что знаешь.

– Да я, сударь, – ответил Симон, удивляясь его настойчивости, – ничего и не знаю.

– Как "ничего"?

– Да так-таки ничего.

– Ты говоришь, все считают меня виновным?

– Вроде того.

– Так значит, ты должен знать…

– Что все знают, то и я, а больше ничего.

– Ну так расскажи мне, – сказал Анри. – Я-то был отсюда за тысячу миль.

– Ну да…

– Стало быть, я-то ничего не знаю.

Если бы не было так темно, Анри мог бы заметить на губах у паромщика недоверчивую улыбку.

Барон продолжал:

– Так что же рассказывают? Что тут случилось?

– Первым делом, через неделю после вашего отъезда сюда явились черные грешники.

– Так-так!

– Остановили альпийскую карету на верх и заставили кучера Гаво отвезти их обратно на паром.

– А ты их перевозил?

Снова темнота скрыла от Анри улыбку паромщика.

– Перевозил, сударь, – ответил тот.

– А я как будто был среди них?

– Ну да.

– И куда они направлялись?

– Убить пастора Дюфура и сжечь его дом.

– Понятно. А потом?

– А три дня спустя они подожгли замок Монбрен.

– Но ты же их видел, – сказал Анри, – если они переправлялись на твоем пароме?

– Конечно, видел.

– Значит, ты можешь сказать, что меня там не было.

– Право слово, сударь! – сказал Симон. – Вы же знаете: черные братья носят капюшоны, под ними все одинаковые.

После этого Анри захотел добиться от перевозчика последнего слова правды.

– Послушай, Симон, – сказал он, – ты же меня с детства знаешь, правда?

– Правда, сударь.

– И что ты думаешь об этом нелепом обвинении?

– Ничего не думаю, господин барон.

– Но ты же не можешь верить…

Симон ничего не ответил.

– Значит, все думают, что я виновен?

Симон все молчал.

– О! – воскликнул Анри. – Мне кажется, что я брежу… Ты, Симон… ты…

Вдруг на улице послышались шаги.

Симон услышал их и бросился к окну. А высунувшись наружу, он еле сдержал крик.

Лестницы под окном, больше не было.

Кто же ее убрал?

X

Несколькими часами ранее, вскоре после захода солца, на дороге из Мирабо в Маноск, как бы невзначай, повстречались два человека.

Один из них нёс под мышкой ружье, на спине мешок для дичи; он был похож на мелкого сельского землевладельца, отчасти мещанина, отчасти крестьянина, из тех, кого из вежливости кличут "господами фермерами".

Перед ним неспешно бежала лягавая собака, а в мешке лежала пара кроликов.

Второй был бедный бродячий торговец, и паромщик Симон наверняка признал бы в нем того самого коробейника, что сидел у него вечером полгода назад.

– Простите, сударь, – спросил Коробейник, – это дорога в Мирабо?

На что господин фермер со смехом ответил:

– Да ты это и без меня знаешь.

Он огляделся и сказал:

– Тут кругом даже кошка не пробегала, можешь говорить свободно.

– У меня новостей нет.

– Вот как?

– До сих пор о нем ничего не было слышно.

– Даже дома у него?

– Я недавно там ночевал, пережидал дождь. При мне там никто не появлялся. Если бы там знали, что он вернулся, они бы сказали.

– Вернется, будь уверен.

– А говорят, его там убили?

– Говорили, но это неправда. Ты тут вокруг походил?

– Целый месяц только тем и занят.

– И что говорят?

– О нем довольно много стали говорить.

– В самом деле? – усмехнулся человек с легавой собакой.

– Пару дней назад бригадир жандармов из Венеля немножко проговорился в Кадараше в трактире.

– И что сказал?

– Выходит, приказано его взять.

– Ну да, вот только пока он не явится, взять его не смогут.

И человек с парой кроликов вздохнул.

Собеседник посмотрел на него, помолчал и спросил:

– Я, может быть, чего-то не понимаю, патрон.

– Чего же?

– А нам какая выгода, чтобы его скорей взяли?

Человек с легавой собакой пожал плечами.

– Ты становишься глуповат, – сказал он.

– Нет, правда, патрон?

– Если его арестуют – а ну-ка, пускай попробуют все судьи мира, все адвокаты вселенной вытащить его из беды.

– Что верно, то верно.

– Сколько бы он ни возражал, ему не выпутаться: ведь смертный приговор в Вандее был вынесен только через два с половиной месяца после наших делишек тут.

– Ну да.

– И его приговорят?

– Естественно.

– И он умрет на эшафоте, не выдав сообщников?

– Еще бы! – ответил Коробейник с жестоким смехом. – Ведь он же их вовсе не знает. Вот я как раз и думаю: не лучше ли нам, чтобы дела шли своим чередом, сами по себе.

– То есть?

– Ведь он приговорен еще и заочно. Он мог сбежать за границу.

– Ну и что?

– Здесь его обвиняют потихоньку. А вот обвинить его гласно – и тогда не будут слишком искать его сообщников.

– Ты не знаешь правосудия.

– Это я-то не знаю?

– Пока у него в руках нет обвиняемого, оно суетится и крутится, как собака за хвостом.

– Это правда.

– Пока у них не будет в руках капитана черных братьев, они будут его искать и всюду совать свой нос. А когда капитана арестуют, осудят, казнят, публика останется довольна и правосудие займется другими делами. Ты понял?

– Прекрасно понял.

– Так что нам очень нужно, чтобы его взяли как можно скорей.

– Но он же не вернулся…

– Ничего, вернется.

– Как знать?

– Коробейник, дружок, вот и видно, что ты не влюбленный. Ты забыл о мадемуазель Марте?

– Как мне о ней забыть!

– Чтобы ее повидать хоть часок, он непременно вернется. Конечно, тайком: ведь он осужден на смерть по политическому делу.

– Ну, это осуждение пустячное.

– Верно: ведь им обещана амнистия, но пока амнистии нет, он скрывается, и правильно делает. Но в тот самый день, когда он объявится, его должны зацапать.

– Я с вами согласен, патрон.

– А значит, за замком Монбрен нужно следить еще внимательней, чем за Бельрошем.

– Это все, что вы мне хотели сказать?

– Сегодня да.

– Так куда мне идти?

– Переночуй в "Черном голубе".

– Я и сам так думал.

– Ну, до свидания.

– Доброго вам вечера, патрон.

Человек с легавой собакой пошел по тропе, вившейся среди виноградников, а Коробейник пошел дальше своей дорогой.

Трактир "Черный голубь", как мы знаем, был недалеко от замка Монбрен.

Коробейник поужинал там, а после ужина вышел и пошел в сторону замка, намереваясь исполнить полученное приказание, то есть до рассвета рыскать вокруг него.

Вот мы и узнали, что за тень видела, как Анри де Венаск вышел из садовой калитки, и потихоньку следовала за ним до самого берега Дюрансы.

Когда Анри де Венаск пошел по другому берегу реки в сторону дома паромщика, Коробейник решил про себя: "Раз он пошел в другую сторону от Бельроша – надо за ним проследить и понять, куда он направился".

Как мы помним, возле парома Мирабо Дюранса не очень широка.

Спрятавшись в лозняке на берегу, Коробейник, видевший в темноте, как кошка, увидел, как Анри подошел к окну, а паромщик спустил ему лестницу.

"Так-так! – подумал он. – И что же это он в дверь-то не входит?"

И так же, как Анри де Венаск, он разделся, сделал из своей одежды сверток и переплыл реку.

Потом он начал разведку вокруг дома паромщика.

Прежде всего он подошел к двери и посмотрел в щелку. Там он увидел жандармов: они вели вполголоса беседу. Потом он обошел дом и подошел к чердачному окошку. Анри, несомненно, был в доме тайком от жандармов. Доказательством тому была лестница.

Коробейник тихонько убрал ее, положил у стены на землю и усмехнулся:

"Теперь, когда надумает уходить, придется ему выйти через дверь – а там жандармы сидят".

Потом Коробейник вернулся к двери.

Стучаться он не стал, а просто вошел. Жандармы обернулись. Коробейник поздоровался с ними и спросил:

– А что, Симона дома нет?

– Дома он, – ответил бригадир, – только поспать пошел.

– А не знаете, когда карета проходит?

– На рассвете.

– Ну, так мне ждать недолго. Извините меня, господа хорошие.

Коробейник сел и сказал еще:

– Не буду я будить Симона, подожду карету, с ней и отправлюсь.

Все жандармы – ребята компанейские по натуре.

Они усадили Коробейника с собой и налили ему вина.

"Ну, теперь посмотрим, – думал тот про себя, – как выпутается отсюда капитан черных братьев".

И по его губам пробежала зловещая улыбка.

XI

Жандармы тихонько вели беседу.

– Мы сюда не баклуши бить приехали, сами понимаете, – говорил бригадир. – У меня и ордер есть на арест.

Остальные жандармы молча смотрели на бригадира, а он продолжал:

– Королевский прокурор получил известие, что капитан черных братьев где-то здесь.

Один из жандармов покачал головой:

– Уж столько было разговоров про этого капитана… Мне теперь кажется, может, его и вовсе нет на свете. Полгода мы его ищем и найти не можем.

– Не могли, – сказал бригадир. – Просто мы тогда не знали, кого искать.

– А теперь?

– Теперь знаем.

Коробейник не издавал не звука, но и ни слова не упускал из этого разговора.

– Узнали мы, кто он такой, – повторил бригадир. – Из местных он.

– Ну да, – сказал другой жандарм, – слыхал я уже про это в Венеле… только не верю.

– Он это или нет, а ордер у меня есть.

Другой жандарм заговорил еще тише:

– Я знаю: говорят, что это господин де Венаск.

Бригадир кивнул:

– Да.

– Ну так я не верю, – сказал другой жандарм.

Бригадир только руками развел: дескать, не наше дело, у нас приказ – наше дело исполнять.

– Ну и что нам теперь делать? – спросил тот, кто сомневался в виновности барона Анри де Венаска.

– Как рассветет, пойдем в замок Бельрош…

– А там его не будет.

– А может, и будет.

– Его ж уже полгода с лишним в наших краях не было.

– Не было, верно, только на ловца и зверь бежит. Я вам говорю: прокурор получил известие, что мы его там найдем.

В этот момент в разговор вмешался Коробейник.

– Так вы теперь преступника ловите?

– А то кого же? – ответил бригадир. – Нет у нас привычки ловить порядочных людей.

Коробейник подмигнул:

– Знай я наверное, что паромщик наверху точно спит, я бы вам кое-что рассказал.

– В самом деле? – откликнулся бригадир.

– А впрочем, – продолжал Коробейник, – ни к чему мне мешаться не в свои дела.

– Ошибаетесь, – строго возразил ему бригадир. – Каждый честный гражданин обо всем обязан оповещать органы правопорядка.

– Вы так думаете?

– При возможности, конечно.

– Вам легко говорить, – вздохнул Коробейник.

– Ничего нет трудного.

– А вдруг донесешь на кого, а он тебе отомстить задумает? Я только бедный бродячий торговец, а шкура у меня не дешевле, чем у знатного господина.

– Вас правосудие охранит.

– Охранить-то охранит, а все-таки слышал я, черным грешникам дорогу лучше не переходить.

– Нет больше черных грешников, – ответил один из жандармов.

– Так кого же вы ищете?

– Капитана ихнего.

– Вы, друг мой, – сказал бригадир, – я вижу, знаете что-то, да сказать не хотите.

– Э, мало ли что…

Коробейник испуганно глядел на потолок.

– Да нет, что все говорят, только то я и знаю…

– А что все говорят?

– То, что вы сами сейчас говорили…

Бригадир покачал головой:

– Нет, друг мой, коли сами завели разговор, так нечего на попятный идти.

– Да понимаете…

– Боитесь вы, что ли?

– Боюсь. Иду я в Экс. Дороги не везде надежные, не хочется мне, чтобы по пути зарезали…

Коробейник говорил, как человек, который нечаянно впутался в дурное дело и теперь не знает, какими отговорками из него выпутаться:

– Будь я теперь в Эксе или в Марселе – тогда дело другое… там всегда найдешь, где укрыться от недобрых людей. А так…

Бригадир наклонился к нему и сказал на ухо:

– Я к вам двух жандармов приставлю провожатыми. Ничего с вами не будет.

– Верно говорите?

– Честное слово! Только если вы и вправду что-то знаете…

– Знать-то я и правда ничего не знаю, кроме того, что все говорят. А видеть – так что-то видел.

– Вот как! Что же вы видели?

Коробейник заговорил так тихо, что Симон с господином де Венаском не смогли бы ничего услышать, даже если бы лежали на полу и нарочно слушали.

– Выйдем отсюда бригадир, – сказал он.

– Куда?

– На улицу, там поговорим.

– Это зачем?

Коробейник опять посмотрел на потолок залы.

– Я Симону не доверяю, – сказал он.

Все это было сказано так тихо, что даже остальные жандармы ничего не слышали.

Бригадир встал и сказал:

– Пойти посмотреть, скоро ли уж рассветет.

С этими словами он отворил дверь и вышел. Коробейник вышел следом за ним. Они на несколько шагов отошли от дома.

– Ну, говорите, друг мой.

– Знаете ли, бригадир, – начал Коробейник, – почему я Симону не доверяю? Полгода тому назад переправлялся я тут еще с одним человеком, и Симон нам много рассказывал про господина де Венаска.

– Так-так…

– И все только хорошее.

– Ну и что?

– Вот мне и запало в мысль, что он может быть в дружбе с черными грешниками – не со всей шайкой, так с кем-то из них.

– Так вы меня за этим…

– Нет, вы не торопитесь, – улыбнулся Коробейник. – Слушайте меня теперь внимательно.

– Ну?

– Вот скажите, как нормальный человек входит в дом?

– Что за вопрос? В дверь, конечно.

– А вот и не всегда.

– То есть?

– Кто-то, оказывается, и в окно входит. Вот я вам расскажу, что сейчас только что видел.

Бригадир сосредоточился и стал слушать.

– Как спускался я сверху сюда, – рассказывал Коробейник, – передо мной шел какой-то человек шагах в ста. Спустился и подошел сюда.

– Подошел и остановился?

– Ну да, у двери.

– И, должно быть, посмотрел в замочную скважину?

– Должно быть, так.

– А потом ушел.

– А вот и нет, пошел вокруг дома. Тут мне стало интересно. Спрятался я в куст и стал смотреть, что он будет делать.

– Ну?

– Обошел дом и стал кликать Симона.

– А Симон ему ответил?

– Ответил. Я так понял, сказал, что ему лучше уходить.

– И он тогда ушел?

– Да нет. Я был далеко, слышать их не мог, а видеть – все видел ясно.

– Так-так!

– Симон спустил ему лесенку, и он залез в дом через окошко.

– А мы сидели внизу?

– Ну да.

– Так вы, значит, думаете…

– А то! – ответил Коробейник. – Наверное, не просто так человек не хочет проходить мимо жандармов, а лезет наверх в окошко.

– Не сбежал бы!

– Я лесенку убрал, а окошко там высокое.

– Благодарю вас за ценные показания, – сказал бригадир. – Положитесь на меня. Я вам дам сопровождение до Экса.

– Ничего! – сказал Коробейник. – Я прямо сейчас и побегу, а ноги у меня хорошие.

И он со всех ног бросился прочь.

Бригадир вернулся в домик паромщика.

Он подозвал к себе одного из жандармов и сказал:

– Бери карабин и становись за домом под окошком.

– Зачем? – удивленно спросил жандарм.

– Если оттуда выпрыгнет человек – хватай и держи крепко.

Жандарм вышел.

Бригадир взял свечку со стола и приказал:

– Остальные за мной.

И, положив руку на эфес сабли, он поднялся по лестнице на чердак.

Услышав шаги жандармов, Симон в панике сказал Анри:

– Прячьтесь скорей, сударь! Залезайте под кровать.

– Нет, – сказал Анри.

– Прыгайте в окошко…

– Тоже не буду.

– Вы же пропали, если они вас увидят!

– Наоборот, – ответил Анри. – Тогда-то я и спасен.

Когда же появился бригадир, а за ним жандармы, Анри шагнул им навстречу и сказал:

– Должно быть, вы ищете меня?

– Может быть, – ответил бригадир. – Как ваше имя?

– Барон Анри де Венаск.

– Значит, именно вас.

– Прекрасно, – невозмутимо сказал Анри. – Я готов следовать за вами.

"Ну и выдержка у него!" – подумал паромщик Симон и засомневался: а может, он ошибался?

Часть третья

I

Экс не создан для веселья – чего нет, того нет. Этот город – развенчанная столица, низведенная до скромного положения субпрефектуры, завидует в глубине души богатому соседу – Марселю, и спасается от уныния новых времен, покидая старые запертые особняки и поросшие травой улицы.

Но есть период, когда старый город вдруг выходит из оцепенения: дни праздника короля Рене.

Король Рене – герой старинных народных легенд.

Именно в Эксе блистательный граф Анжуйский утешался в потере престола Обеих Сицилий, устраивая полухристианские, полуязыческие процессии.

Время от времени – раз в четыре года или в пять – жители Экса устраивают историческую кавалькаду, где правнуки очень искусно изображают своих средневековых предков.

В Эксе еще осталось с дюжину семейств, происходящих от сеньоров доброго короля Рене – они-то и затевают эти празднества, обычно продолжающиеся несколько дней.

Тогда старый город облекается в праздничные одежды, расцветает флагами в окнах, улицы его заполняются восторженной толпой зевак, а все, кто из экономии живет обычно в старом замке или в пригородном доме, устремляются в город и на неделю поселяются в своих ветхих особняках.

Так вот: спустя полтора месяца после событий, о которых мы только что рассказали, Экс предавался разгулу исторического карнавала.

Днем кавалькады и торжественные мессы, вечерами балы и концерты, не говоря уже о серенадах в честь разных надворных судей, вышедших в отставку вследствие "славных" июльских дней, и прогулок с факелами, куда со всей охотой отправлялись закованные в железо рыцари, пажи в желто-синих одеждах и прекрасные дамы с соколами на перчатках.

И все они смеялись и веселились безумно – так, как веселятся непривычные к забавам люди.

Был третий час ночи. Звезды в небе ярко блистали, факелы освещали улицы, а по булыжной мостовой весело позвякивали пустые ножны и тупые шпоры.

На Бульваре, напротив фонтана, рыцарь, носивший изящно застегнутый на плече белый плащ Мальтийского ордена, повстречал прекрасного трубадура с гитарой на перевязи и в берете с пером, развивавшимся на ветру, который шел, пошатываясь: видно, отмечал средневековый праздник шампанским самой модной марки.

– А, трубадур души моей! – сказал ему мальтийский рыцарь. – Право, для серьезного человека ты очень уж весело проводишь нынешний вечер. Откуда ты теперь?

– Только что сбежал от президентши де Буа-Коломб.

– А теперь на поздний ужин в кружок Секстия?

– Да нет, иду домой.

– Спать?

– Нет, работать.

Мальтийский рыцарь расхохотался:

– О, магистрат сердца моего! До каких же пор ты, с подобными тебе, будешь уверять нас, что так вот сочетаешь труд с глубокой ленью, а польку – с юриспруденцией?

– Честное слово, дорогой мой: я иду работать.

– Над чем?

– Разве ты не знаешь, что я теперь веду следствие по очень важному делу? – ответил трубадур.

– Ах, верно, верно! Черные грешники?

– Да.

– И вы думаете, что поймали их капитана?

– И опять верно, поймали.

Мальтийский рыцарь пожал плечами:

– Как верно и то, что меня зовут Рене де Лорж, что я ничем не занят и счастлив с пятнадцатью тысячами ливров ренты не меньше, чем мои сиятельные родичи герцоги де Лорж дю Блезуа со своими миллионами. Как верно также и то, бедняга мой Сен-Совер, что страсти сейчас тебя ослепляют.

– А, трубадур души моей!

– Позволь? – ответил трубадур, ставший серьезным, как следователь (а он и был следователем).

– Дорогой друг, – сказал Рене де Лорж, – дай я провожу тебя до дома и выскажу свое мнение.

– О чем или о ком? – нахмурился молодой магистрат.

– Об арестованном бароне Анри де Венаске.

– Ах вот оно что!..

– Венаски – безупречные дворяне, и вот уже второй раз их старинная вражда с Монбренами де Сент-Мари играет с ними злую шутку. Анри так же невиновен, как невиновен был его дядя Большой Венаск.

– Мой дядя так не считает.

– О, твой дядя… твой дядя… Послушай, давай не будем говорить о твоем дяде, который за свою долгую карьеру нажил себе тысячи врагов.

– Врагов закона, мой милый.

– Пусть так, но мы все живем в раскаленной стране под жарким солнцем, где закипают все страсти. Обрати внимание!

– Ну и что? – хмуро спросил господин де Сен-Совер.

– Скажи мне: вот есть шайка злодеев, которая украла сто тысяч франков из замка Монбрен – верно?

– Да.

– И молва говорит, что их главарь – Анри де Венаск.

– Будь не так, за что бы его арестовали?

– Правосудие может ошибаться.

– Ну нет, в конечном счете оно всегда добивается правды, – возразил господин де Сен-Совер.

– Значит, ты веришь в его виновность?

– Как честный человек.

– И у тебя есть доказательства?

– Доказательств множество.

– Как ведет себя обвиняемый?

– Спокоен, высокомерен, презрителен и все пожимает плечами.

– Но ведь, друг мой, – сказал господин Рене де Лорж, – трудно предположить, что человек обладает даром вездесущести.

– Это возражение я ожидал.

– Анри де Венаск не мог находиться одновременно в Вандее и на Любероне.

– Это верно.

– Так был он в Вандее или нет?

– Ну конечно был!

– Тогда, значит, он не был на Любероне во главе черных братьев?

– Это было за неделю до его отъезда. Все даты идеально совпадают. Между его появлением в маленькой свите герцогини Беррийской и исчезновением из замка Бельрош есть двенадцать дней, и объяснить, что он делал в это время, невозможно.

– Вот как!

– И есть десять человек, говорящих, что узнали его.

– Вот в этом я сомневаюсь.

– Не считая самого господина де Монбрена, которого он хотел убить.

Рене де Лорж вздохнул:

– Да, все это очень странно, но я остаюсь при своем убеждении.

– Ты считаешь барона невиновным?

– Как самого себя.

Господин де Сен-Совер пожал плечами.

Так, за разговором молодые люди свернули на улицу Понморо и проходили теперь мимо Дворца правосудия.

Слева от этого внушительного здания стоял старинный высокий дом, на верхнем этаже которого светилась одинокая лампа.

– Посмотри-ка вон туда! – воскликнул господин де Сен-Совер, указывая рукой на свет в окне.

– Это же дом твоего дяди, – сказал Рене де Лорж.

– Ну да.

– Так он в Эксе?

– Уже третий день.

– Летом?

– Да, летом. И не из-за праздника он сюда приехал.

– Уж конечно нет. Я думаю, он отроду никогда не смеялся.

– Очень может быть.

– Так зачем же он приехал в Экс?

– Не знаю. Ты ведь знаешь: дядя всегда был человеком загадочным.

– И он встал в такую рань?

– Должно быть, так: освещенное окошко – это его кабинет.

– Послушай, Сен-Совер, а мне пришла в голову странная мысль.

– Что такое?

– А не заглянуть ли нам сейчас к нему?

– В таком наряде?

– А что?

– Господи! – воскликнул молодой юрист. – Да он меня так и наследства может лишить.

– Пустое! – возразил Рене де Лорж. – А мне было бы очень любопытно знать, что может делать твой дядя в такой час.

И он взялся за дверной молоток.

– Да ты с ума сошел! – воскликнул господин де Сен-Совер.

– Ничего, пошли!

И господин Рене де Лорж ударил молотком по дубовой двери, окованной железом.

II

Познакомимся наконец поближе с этой внушавшей страх личностью – с советником Феро, именовавшим себя Феро де Ла Пулардьер.

Его обитель – старинный дом на площади Дворца правосудия.

Это жилище – высокое, черное, всего с тремя окнами по фасаду каждого этажа, – выглядело так мрачно и зловеще, что, проходя мимо него, хотелось невольно прибавить шагу.

Советник Феро в нем родился, но с тех пор как вышел в отставку, подолгу в нем не задерживался.

Разве что два или три раза в год старая дорожная бер-лина, запряженная парой крестьянских лошадей, спускалась от городских ворот по улице Бельгард, останавливалась перед этим домом и высаживала старого магистрата, а на другой день он почти всегда уезжал. Но дом не был необитаем: весь он, кроме четвертого этажа, который советник оставил за собой, сдавался внаем.

Но что там жили за квартиранты!

Все люди самого бедного простонародья – почти нищие.

Каждый этаж был разделен на три тесных квартирки, и каждая из этих квартирок сдавалась либо семье из двух-трех человек, либо холостяку, который целый день был где-то на работе, а домой приходил только ночевать.

Занятия у этих людей были разные, и были они по большей части люди в городе пришлые.

Простой люд, даже живший по соседству, их не знал; утверждали, между прочим, что многие из них – люди с дурной репутацией.

Часто слышали, как судачат соседские кумушки: дескать, советник Феро, пока был на службе, так долго воевал с ворами, что под старость лет, видать, их полюбил – даже у себя дома селит.

Но людская молва была не права. Жильцы советника Феро были страшно бедны, однако правосудие никогда против них ничего не имело.

Но нет, как говорится, дыма без огня, и слухи эти пошли после одного происшествия, о котором мы сейчас расскажем.

Незадолго до того времени, когда началась наша повесть, самым старым жильцом господина Феро был старик, носильщик по ремеслу, а по прозванию – дядя Барнабо.

Этот человек был не из этих мест, хотя южанин, и когда он поселился в мансарде дома советника, его никто не знал.

Он был совершенно сед; лицо его хранило следы глубоких страданий; вместе с тем он был еще очень крепок, и десять лет кряду этот высокий старик, молчаливый и кроткий, у всех на виду безукоризненно исполнял свою нелегкую должность.

Однажды заметили, что он не сидит, как обычно, на углу улицы Понморо на своей раме носильщика в ожидании заказов.

На другой день он опять не появился, на третий – тоже.

Сообщили в полицию, взломали дверь его каморки и увидели: дядя Барнабо внезапно скончался у себя в постели.

Комиссар осмотрел помещение, обнаружил какие-то бумаги, кожаный мешочек с небольшими сбережениями в серебряной монете и, наконец, паспорт освобожденного каторжанина.

Дядя Барнабо оказался бывшим каторжником!

В то время советника Феро очень мало заботило, что о нем скажут.

Считалось, что он столь же скуп, сколь богат, а потому при любом случае говорили: пускай-де жилец платит за квартиру как можно больше, а остальное старого скрягу не волнует.

Между тем человек, облеченный доверием советника, исполнявший обязанности управляющего и консьержа, был, все по той же молве, достоин своего хозяина.

Этот человек был бывшим секретарем суда, некогда вынужденным продать свою должность за "невоздержность и неисправность". Тогда советник Феро взял его к себе на службу, и уже тогда все поразились, что человек высочайшей честности, магистрат, суровость которого вошла в поговорку, связался с таким отребьем.

То было тридцать лет тому назад, и все эти годы бывший секретарь, которого теперь называли просто дядя Милон, никогда не покидал службы у советника Феро.

Он-то и управлял домом, брал на себя ремонт, когда это было необходимо, собирал, как говорили, плату с жильцов в отсутствие хозяина, а когда приходилось – выгонял должников.

Есть пословица: каков хозяин, таков и слуга.

Бывший секретарь и бывший советник так долго жили вместе, что и внешне стали друг на друга похожи.

Оба высокие, с длинным костистым лицом, с холодными тусклыми глазами, с резкими и жесткими манерами.

Господин Феро всегда носил старую, но тщательно вычищенную одежду, а белье у него было простое, но ослепительной белизны.

Дядя Милон носил поношенный редингот, каскетку, зимой гамаши, и все это также было предельно опрятно.

О дяде Милоне, как и покойном носильщике дяде Барнабо, в городе также ходило предание.

Говорили, что его, когда он был еще секретарем суда, господин Феро, бывший тогда имперским прокурором, поймал с поличным на краже и мог бы послать на каторгу.

Отчего он не сделал этого? Отчего он, напротив, взял Милона к себе на службу?

Тут заканчивалось предание и начинались загадки.

И вот, с тех пор как советник вышел в отставку, он почти круглый год проводил "в своей деревне", как говорят на юге.

Но два, три раза в год он наведывался в Экс и оставался там на пару дней, иногда даже всего на одну ночь.

Между тем дядя Милон часто бывал в отлучке.

Куда он ездил? Опять загадка!

То его видели на сиденье альпийской почтовой кареты, то королевская почта увозила его в Марсель.

А иногда он с посохом в руке долго ходил где-то в окрестностях города.

Люди в провинции любопытны: стоит у кого-нибудь завестись какой-то необычной привычке, как тут же начинают за ним следить, подмечая малейшие поступки и факты.

Вот и было замечено, что после каждого из своих загадочных путешествий бывший секретарь Милон непременно писал господину Феро, а иногда оставался в Эксе только на ночь и тут же направлялся в Ла Пулардьер.

Но все эти наблюдения, все эти слухи и перешептыванья так ни к чему и не приводили.

Почему Милон "заложил душу" за советника?

Загадка!

Почему он так много разъезжал?

Опять загадка!

Почему, наконец, в доме на площади Дворца правосудия были такие странные жильцы?

Загадка, загадка, загадка!

Только одно мнение было совершенно неодолимо во всех умах, как свет неодолимо побеждает тьму, и нераздельно царило в них.

Мнение это было таково: советник Феро – невозможный скряга, не позволяющий себе никаких нежных чувств и во всем отказывающий своему племяннику, господину де Сен-Соверу, у которого, впрочем, были и свои средства.

Каков хозяин, таков и слуга

Замок Ла Пулардьер находился в таком же запустелом и обветшалом состоянии, что и дом в Эксе.

Советник жил там вместе с двумя старыми служанками, ел на старом совершенно почерневшем серебре, носил латанные платье и белье.