Текст книги "Капитан чёрных грешников"

Автор книги: Пьер-Алексис Террайль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Ой! Ты что, тоже так думаешь?

– Да вот с неделю тому назад мысль пришла. Я и хотел с тобой поговорить.

Стрелец улыбнулся:

– Ну что, угадал? Ты зачем ко мне пришел: из-за жены господина Бютена или из-за господина Анри?

– Из-за господина Анри.

– Другой разговор, – сказал Стрелец.

Он завязал последний кошель с кроликом и уселся рядом с Симоном.

IX

Никогда не устареет древнее изречение: "В единстве сила".

В одиночку Симон не решался полностью согласиться с самим собой, что господин Анри может быть невиновен. Потому, когда господин Феро ясно сказал ему, что и он того же мнения – Симон вздохнул свободнее и подумал: "Значит, один я такой дурень!"

Наконец то же самое сказал ему и Стрелец – тогда Симон вдруг рассудил: "Если трое подумали одно и то же – стало быть, так оно и есть. А тогда нам и бояться нечего".

Теперь Симон верил в невиновность Анри де Венаска, но только еще брезжила надежда доказать ее.

Стрелец продолжил разговор:

– Если коробейник из черных братьев, то он, конечно, как-то попользовался тем, что мы ему сказали. Я об этом почему подумал: ведь господина де Монбрена не только застрелить хотели, а еще и ограбили на сто тысяч франков. А Венаски не грабители.

– Так капитан, по-твоему, – не господин Анри?

– Очень может быть.

– Вот и я так думаю, особенно после того, как этот тип сегодня меня уверял, что сам он вовсе не коробейник.

– А ты хочешь, чтобы я удостоверился?

– Ну да.

– А потом?

– Потом? Откуда я знаю…

Стрелец нахмурился.

– Послушай меня, Симон, – сказал он, немного помолчав. – Мы с тобой люди бедные, перебиваемся как можем. Никому мы с тобой не нужны: что мы скажем, что промолчим – все равно.

– Ох… – вздохнул Симон.

– Вот, положим, мы все правильно думаем: капитан черных братьев – не господин Анри, а совсем другой человек.

– Положим.

– Скажем мы это судьям, они начнут дело, а ты однажды утром на перевозе вдруг перевернешься и утонешь, а я в тот же день вечером пойду с охоты да и получу пулю из ружья. И концы в воду – все квиты. Будем знать, как лезть не в свое дело.

– Ну и пусть, – сказал Симон. – Зато исполним свой долг.

– Больно надо! – пожал плечами Стрелец.

Симон возразил:

– А когда ты защищал у меня старого советника Феро, ты не так говорил.

– Ты это к чему? – не понял Стрелец.

– Ты его все хвалил за то, что он, мол, свой долг исполнял.

– Так это совсем другое дело.

– А как ты думаешь – если бы советник Феро был еще на службе и мы бы спросили, что он об этом думает…

– О чем?

– Как нам теперь поступить.

– Так и сказал бы, что нас это не касается.

– А вот и нет.

Симон обещал господину Феро ничего не говорить Стрельцу про разговор с ним, но он тогда не предполагал, что браконьер вдруг заупрямится.

И теперь он поступил по наитию.

– А вот и нет, – сказал он.

– А?

– Не сказал бы советник Феро, чтобы мы не лезли не в свое дело, а сказал бы, как и я тебе говорил: прежде всего и как бы там ни было, мы должны исполнить свой долг.

– Ну, если бы советник так сказал…

– Сказал бы.

– Думаешь?

– А может, уже и сказал.

Стрелец вдруг обернулся и пристально посмотрел на собеседника.

– А что, если это он меня к тебе и послал?

– Он ко мне?

– И сам просит тебя сходить посмотреть на маляра и проверить…

– Да не может этого быть!

– А так оно и есть.

– Да ты что! Господин Феро не настолько любит Вена-сков.

– А ты разве не сам говорил, что господин Феро ни с кем не враждует, никому не мстит, всегда поступает по совести?

– Говорил, да.

– А теперь господин Феро велел мне пойти к тебе.

– Правда, что ли?

– Клянусь тебе. Да ты и так знаешь, что я никогда не вру.

Стрелец встал с камня:

– Ну, если так, я согласен, – сказал он.

Он сделал было шаг, но вдруг обернулся:

– А советник знает, где я теперь?

– Точно нет. Я ему только сказал, что знаю, где тебя искать.

– Так он не знает, что я теперь…

– Травишь его кроликов? Нет, не знает.

Стрелец вздохнул с облегчением:

– Это хорошо. Господин Феро хороший человек. С кроликами его я не в ладах, а его самого не хотелось бы огорчать.

Он положил Симону руку на плечо.

– Теперь иди домой да поспи чуток до кареты на низ.

– А потом?

– Перевезешь ее и возвращайся. Я там буду.

– На берегу?

– Ну да. Я проверю, коробейник тот человек или нет.

– Да ведь поздно уже, – заметил Симон.

– По звездам – девять часов.

– Может, он уже спит.

– Не спит. И еще одно дело у меня там есть.

Стрелец посадил хорька в холщовый мешок с дырочками, чтобы дышали, кошели забросил в кусты, ружье закинул на плечо и сказал:

– Пошли! Сегодня кроликам повезло.

* * *

Примерно в то же время, когда Стрелец с Симоном спустились с горки с норами, господин Николя Бютен, у которого, как мы видели, было довольно неприятное объяснение с мэтром Рабурденом, поднялся в спальню и лёг в постель.

Мы уже рассказали, как пару часов спустя он проснулся в холодном поту от кошмара.

А мэтру Рабурдену не спалось.

Наоборот: ему до того не сиделось на месте, что захотелось прогуляться.

Он закурил трубку и вышел на двор.

Ла Бом – маленькое хозяйство, где не было, конечно, ни парка, ни огороженного сада.

Перед домом был небольшой огород, а прямо за ним начиналась дорога.

Дорога была обсажена изгородью и вела на главный двор.

Рабурден пошел по ней.

Он плелся потихоньку, пуская в синее звездное небо дым из трубочки, и думал про себя:

– Нет, дяденька, я от тебя все равно не уйду, пока не рассчитаемся, да вола то не верти, а то ведь я тебя и заложить могу, если что…

Как видим, мэтр Рабурден мог и на арго соловьем разливаться, особенно когда нервничал.

Так и он шел, покуривая, как вдруг услышал за спиной шаги.

Рабурден обернулся и увидел человека с ружьем за спиной.

– Эй, приятель! – окликнул тот его.

Рабурден остановился.

– Не будешь любезен огоньку дать, если не трудно?

– Сейчас поищу спички, – ответил Рабурден.

Человек с ружьем подошел поближе.

Тогда Рабурден увидел, что картуз на нем надвинут на глаза, а ворот куртки поднят и закрывает лицо.

– Что, приятель, никак от жандармов прячешься? – спросил он.

– Потише, потише! – грубо ответил охотник.

Он чиркнул протянутой спичкой, закурил трубку и в мелькнувшем на миг свете разглядел лицо маляра.

"Так! – подумал Стрелец. – Симон-то не ошибся: это он!"

X

Надвинув картуз по самые брови, а ворот подняв до самого носа, Стрелец совершенно закрыл лицо, так что Рабурден едва ли узнал бы его, даже если бы что-то заподозрил.

Но Рабурден, который к тому же был немного под хмельком, и думать не думал ни о каком Стрельце.

А вот тот его узнал. Охотник раскурил трубку и подумал: "Ну что ж, что я хотел, то и узнал, теперь мне говорить с ним не о чем".

– Спасибо, приятель, – коротко поблагодарил он.

– Рад услужить, – ответил Рабурден.

Стрелец, ускорив шаг, прошел вперед. Метров через сто он свернул с торной дороги и скрылся в винограднике, а Рабурден продолжал свою ночную прогулку.

Через четверть часа Стрелец был на берегу Дюрансы.

Симон уже вернулся на тот берег.

Но Стрелец давно привык проводить ночи напролет под открытым небом.

К тому же время было летнее, ночь теплая, даже почти жаркая.

Стрелец зашел в ракитовые кусты, улегся там, положив ружье рядом с собой, и стал дожидаться, когда вдали раздастся стук почтовой кареты с Альп.

От того места, где остановился Стрелец, до парома было около километра, но он рассчитывал, что кучер с форейтором всегда найдут для него местечко – не в карете, так на козлах.

Часа три Стрелец проспал, а проснулся при звоне бубенцов.

Вдали светил фонарь почтовой кареты.

На том берегу Дюрансы Стрелец долго задерживаться не собирался.

Ему надо было удостоверить Симона в том, что коробейник и маляр – один и тот же человек, а потом вернуться и продолжать свою браконьерскую жизнь.

Впрочем, у Стрельца было разрешение на охоту, он имел право носить ружье на дорогах и неохраняемых землях, так что жандармов он ничуть не боялся и нисколько не смутился, когда этой ночью в подъехавшем дилижансе увидел на козлах рядом с кучером две треугольные шляпы.

Кучером был не кто иной, как Гаво.

– Эгей! – крикнул Стрелец. – Местечко найдется?

– Куда едешь?

– До парома.

– Залезай, – сказал Гаво. Он прекрасно знал Стрельца и даже имел с ним дела: покупал у него дичь, а в Эксе и в Гапе продавал.

Стрелец поклонился жандармам и сказал им тем любезно-насмешливым тоном, который выражает самую суть южного характера:

– Не желаете, чтобы я показал разрешение?

– Мы нынче за охотниками не гоняемся, – с улыбкой ответил ему бригадир.

– Вот как? А за кем гоняетесь? За грабителями?

– Это скорей.

– Так черных братьев же нет уже?

– Один еще есть, – встрял Гаво, – только ему, я так думаю, не сегодня завтра голову отрубят.

Стрелец вздрогнул.

– В понедельник, что ли, суд? – спросил бригадир.

– Должно быть, в понедельник, – ответил Гаво. – Позавчера в Эксе об этом был разговор. Хоть ты сеньор, и вообще барон, а вот не грабь, сволочь!

Гаво сказал это с такой ненавистью, что Стрелец невольно изумился.

– А тебе-то что черные грешники сделали? – спросил он.

– Да эти разбойники меня на дороге остановили!

– Остановили, да не тронули.

– Ну да, а все равно…

Форейтор, переставший нахлестывать кнутом и прислушавшийся к разговору, обернулся и сказал:

– А я знаю, с чего Гаво на них в такой обиде.

– Ну и с чего?

– Да они его так напугали, что он потом две недели хворал.

– Правда? – усмехнулся Стрелец.

– С ним чуть не холера приключилась; на каждой станции до ветра бегал. С тех пор так над ним и смеются.

– Ладно, ладно! – злобно ответил ему Гаво. – Смотри за лошадьми лучше, лодырь: на пятнадцать минут опаздываем.

И опять сказал:

– Отрежут, отрежут голову этому разбойнику!

Но Стрелец возразил:

– Некоторые говорят, что господин Анри де Венаск вовсе и не виноват.

– Ну, говорят. Только это он и есть – капитан.

– Не доказано еще.

– Симон его узнал.

– Симон не уверен.

– А я уверен.

– Ты?

– Ну да. Я ж его видел.

– В лицо?

– В лицо. И на суде так скажу, если меня позовут в свидетели.

– Гаво, друг мой, – серьезно сказал Стрелец, – раньше я от тебя таких слов не слышал.

– Это ему опять живот подвело, – усмехнулся форейтор.

Было бы время, Гаво разошелся бы до белого каления.

Но дилижанс подъехал к парому. Видно было, как баржа Симона медленно плывет по реке между двух канатов.

Стрелец слез и первым вошел на паром.

Он подошел к Симону и сказал:

– Видел я его.

– Ну и что?

– Это он.

– Коробейник?

– Ага. Ты не ошибся.

Дилижанс тоже въехал на паром, а через четверть часа съехал на другом берету и поехал дальше.

Тогда Стрелец сказал паромщику:

– Тебе Гаво хоть раз говорил, что видел капитана в лицо?

– Нет, никогда.

– А то сейчас он это утверждает.

– Вот еще!

– Говорит, что это господин Анри, что он его узнал, что и на суде то же скажет.

Симон пожал плечами:

– Моя думка такая, что Гаво и сам, может, при делах.

– Ты что хочешь сказать?

– Ладно, ничего! Уж я знаю…

– Да скажи…

– Должно быть, он больше нашего знает про черных братьев.

– Думаешь?

– Может, он с ними в дружбе.

– Вот как?

– Все! – решительно сказал Симон. – Еще скажу об этом советнику пару слов, а время придет – тогда все объясню.

* * *

Утром Симон опять переехал через Дюрансу и пошел бродить вокруг Ла Пулардьера.

Как бы случайно, он повстречал господина Феро.

– Ну что? – спросил тот.

– Это он.

– Стрелец его узнал?

– И он тоже.

Старик пристально посмотрел на Симона и сказал:

– Теперь слушай меня хорошенько.

– Слушаю, сударь.

– Ты хочешь спасти господина де Венаска?

– Еще бы!

– Тогда молчи и старайся впредь не встречаться с коробейником.

– Да?

– Ты уже сделал все, что было нужно от тебя. Теперь ступай домой, сиди спокойно и жди. Остальное – моя забота. Если ты мне понадобишься, я тебя найду.

Советник ушел, а Симон подумал: "Верно, что-то есть у него на уме!"

XI

Через час господин Феро де Ла Пулардьер направился в Ла Бом.

Как и говорил Симон, между двумя поместьями было не больше получаса ходьбы.

Господин Феро проворно шагал по уютной дорожке, что вилась меж виноградников, покрывающих плодородные земли берегов Дюрансы.

Он был при параде: надел поверх безупречной рубашки редингот, а на голову цилиндр, что делал только по воскресеньям, когда ходил в деревню на церковную службу.

Орденов же он и вовсе никогда не носил, но на сей раз вдел в петлицу розетку офицера Почетного легиона.

Утро было ясное, солнце сверкало, и последние капли росы трепетали на кончиках листьев, как влажные жемчужины, только что извлеченные из моря.

Никогда прежде господин Феро и не думал навещать новых соседей.

Как мы уже сказали, старый прокурор жил один и ни к кому в гости не ходил.

Поэтому слуги, увидев, как он вышел из Ла Пулардье-ра, несколько удивились этому воскресному гардеробу в восемь часов утра буднего дня.

Он ничего не объяснил, так что слугам пришлось только гадать между собой, а господину Феро до этого и дела не было.

По дороге он думал так:

"Теперь для меня установлен факт: сын капитана Фосийона и новый хозяин Ла Бом Николя Бютен – одно лицо. Итак, я нашел того, кого искал. Но одно меня очень смущает: что человек, который не признается, что был коробейником, живет в доме молодых супругов. Откуда же он там взялся?"

После встречи с Симоном в уме господина Феро зародилось подозрение.

Неужели Николя Бютен, сын несчастного, честного капитана Фосийона, сам – человек бесчестный? Уж не находится ли он в какой-то связи с бандой черных братьев?

Если бы не сообщение Симона – сообщение, подтвержденное свидетельством Стрельца, – господин Феро на другой день по возвращении из Экса все равно пошел бы в Ла Бом.

Но тогда он взял бы бумажник с сотней тысяч франков в банковских билетах, передал бы этот бумажник Николя Бютену и сказал бы:

– Вот то, что вам причитается.

А теперь господин Феро оставил бумажник в Ла Пулар-дьере, хотя деньги и были готовы.

По дороге он думал, какой бы найти предлог для своего визита.

Думал он недолго.

Земли Ла Пулардьера и Ла Бома лежали рядом. Их разделял ручей.

Со старыми хозяевами Ла Бома у господина Феро был уговор, что каждый из них по очереди весной и осенью будет углублять русло ручья, чтобы талая вода с гор не заливала поля.

Новый хозяин, Николя Бютен, видимо, не знал об этом уговоре, и советник шел теперь возобновить его.

Войдя в небольшую платановую аллею, которая вела к дому, господин Феро увидел на скамье перед домом несколько человек.

Во-первых, две сестры: мадам Бютен и мизе Борель. Они сидели за вышиваньем.

Перед ними играл в траве маленький мальчик.

Немного в стороне мужчина лет тридцати, одетый в белую куртку и соломенную шляпу, подстригал садовыми ножницами деревья.

Лица женщин были ясны и спокойны; казалось, что и у мужчины нет никаких забот.

Увидев эту картину, господин Феро, никем из них не замеченный, вздрогнул и на секунду остановился.

"Может быть, – подумал он, – в этом доме и укрывается преступник, но никто из этих славных людей об этом, конечно, не знает".

Вдруг обе женщины встали, а мужчина обернулся.

Они услышали скрип шагов старика по песчаной дорожке. Тот спокойно направлялся к ним.

Николя Бютен пошел к нему навстречу и снял шляпу.

– Здравствуйте, сосед, – любезно сказал советник. – Вы меня, должно быть, не знаете?

– Право, не знаю, – сказал Николя Бютен таким простодушным голосом и с такой искренностью во взгляде, что обманулся даже его собеседник, привыкший читать в глубинах самых злобных сердец.

– Я хозяин Ла Пулардьера.

– Господин советник Феро?

Никем из них не замеченный, он вздрогнул и на секунду остановился

И Николя Бютен снова поклонился.

– Он самый, – ответил советник и сам поклонился женщинам.

– Господин советник, – сказал Николя Бютен, – мы с супругой в самом деле очень виноваты: недавно приехали в эти края, а у вас с визитом не были. Но вы нас, верно, простите, ведь мы еще только-только устраиваемся.

– Охотно вас прощаю, дорогие соседи, – с улыбкой ответил старик. – Я ведь и сам по округе слыву мизантропом и говорят, что я живу, как медведь.

С этими словами он взял мальчика на руки и погладил по головке.

– Какой славный малыш! – сказал он.

– Это не наш, – ответил Бютен, – мы только два месяца, как поженились. Это сын сестрицы нашей…

Он посмотрел на жену, та зарделась.

Потом он поспешно распахнул большую стеклянную дверь в гостиную.

– Будьте любезны, проходите, господин советник, – пригласил он. – Солнце больно уж начало припекать.

– Да, правда, – ответил советник и смахнул капельки пота со лба.

Он вошел первым, хозяева за ним.

Николя спросил:

– Господин советник, не окажете ли великую честь выпить у нас чего-нибудь прохладительного? А мы уж так будем рады.

– Премного благодарен, дорогие соседи, – ответил советник. – Я никогда ничего не пью между трапезами: так лучше всего переносить жару.

И он сел, все время глядя на хозяина.

Но Николя Бютен был совершенно спокоен, и на лицо его изображалась безупречная порядочность.

Тогда советник объяснил, зачем пришел.

– Сделаем, конечно, все, что сможем, – ответил Николя Бютен. – Нам больше ничего не надо, как соседствовать с вами по-доброму.

Но господин Феро не торопился уходить. Он гладил ребенка по голове, говорил о том о сем с женщинами.

Время от времени он между тем поглядывал на дверь, как будто дожидаясь, что войдет кто-то еще.

Советник украдкой бросил очередной взгляд на Николя Бютена, все так же невозмутимого, и подумал: "А ведь этот человек должен знать, что из-за меня отрубили голову его отцу…"

Наконец за дверью послышались шаги.

Господин Феро обернулся.

Это пришел откуда-то Рабурден – картуз на ухо и с трубкой в зубах.

Господин Феро приметил, как в глазах мадам Бютен – очень быстро, всего на мгновенье, – мелькнула злоба. Заметил он и взгляд, которым обменялись Николя с маляром.

И старый прокурор со своей обычной проницательностью подумал:

"Похоже, этот человек здесь имеет какой-то вес".

XII

Больше советнику Феро в Ла Бом делать было нечего.

Он еще ничего, пожалуй, не знал, но уже обо всем догадался.

Человек, которого он сейчас увидел, – якобы маляр, якобы коробейник, – и Николя Бютен имели какой-то общий секрет, и теперь этот человек пользовался им, чтобы оставаться в доме, к великому неудовольствию мадам Бютен, которую муж, по-видимому, обожал.

Но поразила его и еще одна вещь – еще более загадочная: почему Николя Бютен оставался при нем совершенно спокоен.

А ведь Николя должен был все знать.

Советник встал и отвесил изящный поклон хозяйкам.

Но Николя Бютен сказал ему:

– Господин советник, не позволите ли мне пройтись проводить вас немного?

– С удовольствием, – сказал господин Феро.

– Заодно и на ручеек посмотрим, – сказал молодой хозяин Ла Бом, – договоримся, что я должен сделать.

Он взял шляпу со стула, и в этот момент советник заметил, как Николя с Рабурденом снова переглянулись.

Старик поцеловал мальчика в лоб и вышел первым.

В аллее Николя нагнал его и зашагал рядом.

Странно – несколько минут они шли совершенно молча.

Но молчание это было многозначительно.

"Он что-то хочет мне сказать, но не смеет", – подумал господин Феро.

В конце платановой аллеи советник свернул на тропинку через виноградник.

От людей в доме их теперь скрывали деревья.

Тогда господин Феро сказал Николя Бютену:

– Вы ведь из Сен-Максимена?

– Нет, господин советник, – ответил Николя, – я из Марселя.

– Ах, так?

– Из Сен-Максимена моя жена.

– Я слышал, вы были моряком?

– Капитаном дальнего плавания.

– И оставили эту службу таким молодым?

– Я скопил немножко деньжат – решил, что мне на жизнь хватит, – вздохнул Николя.

Господин Феро опять вздрогнул.

"Да, должно быть, это тот самый", – подумал он.

И сказал вслух:

– В Марселе много Бютенов, и на флоте, между прочим. Я припоминаю – был там один начальник порта с такой фамилией. Вы ему не родственник?

Николя вдруг остановился.

Потом он сказал так, словно вдруг решился на что-то очень важное:

– Господин советник, сейчас я вам кое в чем признаюсь.

– В чем же? – спросил старик.

– Два месяца, что я здесь живу, я каждое утро думал, что мне надобно вас навестить, но всякий раз духу не хватало, я все на завтра откладывал.

– Что же вам мешало? – невозмутимо спросил господин Феро.

– Господин советник, – сказал Николя, – я перед вами в неоплатном долгу.

– Передо мной?

– Перед вами, сударь. Благодаря вашему благородному сердцу мать моя умерла в достатке и покое.

Николя утер слезу.

– Ваша мать?

– А у сестры есть муж и дети, она счастлива.

– Однако, друг мой…

Показалось, что господин Феро смущен.

– Моя настоящая фамилия не Бютен…

– Вот как?

– А Фосийон.

Николя думал, что на этом месте советник вскрикнет от удивления.

Но ничуть не бывало. Господин Феро преспокойно ответил:

– Я узнал об этом позавчера – и придумал повод, чтобы пойти теперь к вам.

– Вот как? – воскликнул Николя Бютен и побледнел.

Советник огляделся.

– Мы теперь одни, – сказал он, – никто нас не слышит. Присядемте-ка тут под скалой да побеседуем.

Старик был спокоен и тверд; голос его опять стал звонким – видно, остаток молодости и силы еще сохранялся под седыми волосами на его челе.

– Друг мой, – сказал он, – вы знаете, кто я. Я тот, кто по мере сил искупил вину, которую невольно причинил как магистрат. Я был орудием закона и исполнял свой долг.

– О, сударь! – со слезами на глазах воскликнул Николя, великолепно изображая растроганного человека. – Я знаю, мы все знаем, что вы хоть и требовали казни моего бедного отца, но потом сделали все, чтобы добиться его помилования.

– Оставим это, – ответил господин Феро. – Поговорим о вас. Я вас уже давно разыскивал. Знаете ли почему?

Николя Бютен принял простодушно-удивленный вид.

– У подножья эшафота вашего несчастного отца, – продолжал господин Феро, – я поклялся воспитать его детей и обеспечить их будущее. Я оставил средства вашей сестре, оставил и вам.

– Ах, сударь…

– Я искал вас, потому что с процентами эта сумма с тех пор удвоилась и находится теперь у меня.

– Но, сударь…

– И я отдам ее при одном только условии.

При этих словах взгляд советника снова стал прокурорским: он посмотрел в упор на Николя Бютена, и тот задрожал.

– При условии откровенности – может быть, важного признания, о котором я вас сейчас попрошу.

– Слушаю вас, сударь.

– Сейчас я у вас видел человека, лицо которого мне незнакомо.

– Это маляр, который работает у меня в доме.

– Кажется, ваша жена его терпеть не может.

– Так и есть, сударь.

– А вы…

– А мне, – с грустью сказал Николя Бютен, – приходится терпеть!

С этими словами он закрыл обеими руками лицо, и советник увидел, как сквозь пальцы у него сверкнула слеза.

– Отчего же приходится? – ласково спросил советник.

– Оттого, что он знает мое настоящее имя.

– Вот оно что!

– И угрожает, что если я не заплачу ему десять тысяч франков, он расскажет моей жене, что отец мой погиб на гильотине, – навзрыд проговорил Николя Бютен.

Это рыдание обмануло даже господина Феро, несмотря на всю его опытность.

– Где же этот человек с вами познакомился?

– В Марселе. Он жил в доме моей матери, в нижнем этаже. Фамилия его Рабурден. Жена его держала галантерейную лавочку, а он был тогда, как и теперь, маляром.

– Ну что ж, – с волнением в голосе сказал господин Феро, – надо дать ему то, что он у вас просит.

– Увы, сударь! – ответил Николя. – Все мои сбережения ушли на покупку этого домика с хозяйством. Этот человек держит меня в руках; он вошел в мою жизнь; ему известна не только моя история, но и все, что вы сделали для моей матери и сестры.

– Даже так?

– И вот уже полтора месяца он пристает ко мне и твердит: "Советник тебе кое-что должен – пойди-ка, попроси у него денег!"

Казалось, смущение и стыд Николя Бютена дошли до предела.

– Ну что ж, – сказал магистрат, – зайдите ко мне сегодня вечером, попозже; я дам вам то, что он у вас просит, и то, что я должен вам. До свидания…

И господин Феро ушел, шепча про себя:

"Вот одним бременем меньше на моей совести: я боялся, не имел ли этот молодой человек каких-нибудь связей с черными грешниками. Но он не преступник, а жертва…"

А Николя Бютен смотрел вслед удаляющемуся советнику.

Потом по его губам скользнула улыбка.

– Нет, – прошептал он, – тебе, старик, меня не одолеть!

XIII

Обратно Николя Бютен (мы будем и дальше так называть его) пошел не по той дороге, по которой вышел с советником, а по самой долгой – той, что шла вдоль границ маленькой фермы, принадлежащей к Ла Пулар-дьеру, по берегу Сой.

Что такое Сой?

Французского происхождения это слово или провансальского? Происходит ли оно от souille или от suille (то и другое значит «болото»)? Этого мы сказать не можем.

Только Сой – это природный колодец.

Однажды в тех краях разверзлась земля, и стало слышно, как на дне глубокой пропасти грохочет поток.

Где он берет исток? Никто не знает.

Куда течет под землей? Тоже загадка.

В Верхнем Провансе, почти у подножья горы Ванту, в пещерах которой, по народным провансальским поверьям, гнездится мистраль – пресловутый ветер тех мест, – у ворот деревушки Сен-Кристоль есть еще один Сой.

Летом вода в нем стоит низко: ее едва видно где-то на большой глубине.

Зимой она поднимается, и Сой становится озерком.

Но горе крестьянину, который решит простодушно в нем искупаться или поудить рыбки, или напоить стадо!

Воды Соя никогда не возвращают того, что было им отдано.

Народная молва говорит даже, что этот таинственный водоем имеет под землей прямое сообщение со знаменитым Воклюзским источником, находящимся за десятки километров оттуда.

Есть и предание, утвердившее эту молву.

Однажды вечером некий пастух подпустил свое стадо к бездонному пруду. Один барашек упал туда – только его и видели. На другой день пастух кинул туда же свой посох.

Деревянный посох не поплыл по спокойной с виду воде, а пошел камнем вниз и отправился той же дорогой, что и барашек. На посохе острым ножом пастух вырезал свое имя.

Через несколько дней прачки выловили этот посох в бассейне Воклюзского источника.

Сой Мирабо – миниатюрная копия того, что в Сен-Кристоле.

Он похож на маленький деревенский пруд.

Притом никаких преданий о нем не сложили, и никто не знает, каким путем текут подземные воды, но скорей всего они за несколько километров оттуда впадают в Дю-рансу.

Но он, как и Сой в Сен-Кристоле, никогда не отдает обратно то, что получает.

Господин Феро де Ла Пулардьер велел было обнести пропасть забором, но когда растаяли горные снега, вся земля по краям обвалилась, и забора не стало.

Итак, Николя Бютен, возвращаясь в Ла Бом, прошел мимо Соя.

Он взял камень и швырнул его в бездну.

Потом он подобрал с земли валявшийся кусок коры пробкового дуба.

Пробка полетела туда же – и не поплыла, а пошла ко дну.

Николя вернулся домой в глубоком раздумье.

Но когда он подходил к дому, на лице его не осталось и следа от того смятенья чувств, которое должно было ввести в заблуждение советника Феро.

Женщины ушли в дом, спасаясь от жары, которая стала очень чувствительна.

Рабурден вновь принялся за работу: теперь он красил карнизы в гостиной.

Николя взял садовые ножницы и вернулся в сад подстригать деревья.

Но проходя мимо открытого окна, он поманил к себе Рабурдена.

Тот бросил работу и вышел.

Николя Бютен увел его в сад подальше, за дом, и сказал:

– Ну, давай посчитаемся.

– Деньги есть?

– Вечером будут.

– Точно будут?

– Давай посчитаемся, – спокойно повторил Николя.

– Да уже посчитались. Ты мне должен тридцать семь тысяч франков.

– Хорошо, вечером получишь.

– Так ты сказал советнику…

– Советник сам знал мое настоящее имя.

– Ничего себе!

– И он для меня держит в прозапас пятьдесят тысяч франков.

– Мне только тридцать семь нужно.

– Получишь – и сегодня же вечером уйдешь.

– Что ж, – сказал Рабурден, – как деньги получу, так ничего меня здесь больше не держит.

– А меня держит: у меня тут дом, и я хочу жить в нем спокойно. Поэтому прямо сейчас, как будем обедать, при женщинах вслух скажи, что уедешь сегодня.

– Пока деньги не получу – никуда не уеду.

– Я рассчитал всю комбинацию.

– То есть?

– Вот смотри. Сегодня вечером в Ла Пулардьере я встречаюсь с господином Феро.

– Когда точно?

– В восемь часов. Вещи у тебя нетяжелые – соберись и пойдешь со мной вместе.

– К господину Феро?

– Там подождешь меня у ворот. Выйду я от него при деньгах. Отдам тебе твои тридцать семь тысяч и провожу до парома Мирабо. Там дождешься, как проедет карета.

– Идет, – сказал Рабурден. – Я и сам уж хотел поскорей отсюда убраться, а тот этот болван-паромщик меня узнал – неспокойно как-то…

И он вернулся к своей работе.

Как и было условлено, за обедом Рабурден объявил о своем скором отъезде.

Николя Бютен – ему нужен был предлог для женщин, чтобы объяснить свою отлучку, – сказал на это:

– Я тебя провожу до дилижанса.

Остаток дня прошел без происшествий.

Вот только вечером, незадолго до часа ужина, хозяин Ла Бома поднялся к себе в спальню и заперся там.

Он открыл дорожный сундучок с разными морскими инструментами и достал оттуда нечто вроде тросточки из трех частей. Он соединил их, а на один конец привинтил какой-то медный шар.

Потом взял кузнечные меха и закачал через шар в тросточку воздух.

Эта загадочная операция продолжалась минут пятнадцать.

Закончив ее, Николя Бютен отвинтил медный шар, а на его место прикрепил набалдашник слоновой кости, так что тросточка стала казаться совершенно обыкновенной.

Но медный шар Николя положил в карман.

Потом он спустился в столовую, где уже был накрыт ужин.

Рабурден сложил свое шмотье в узелок, а узелок привязал к длинной палке.

После ужина Николя Бютен поднялся первым.

– Так ведь карета, милый, только через два часа, – сказала ему супруга.

– Ну да, – ответил Николя. – Только Рабурден в Мирабо кое-кому задолжал – вот заодно и отдаст долги.

И он вышел, уводя с собой и мнимого коробейника – к огромной радости обеих женщин.

XIV

Куда ты меня ведешь?

Так спросил Рабурден, когда Николя Бютен не пошел по платановой аллее, за которой начиналась тропа через виноградники, а свернул в другую сторону, за дом.

– Мы пойдем в Ла Пулардьер кружным путем.

– А почему?

– По двум причинам. Первая: нам спешить некуда.

– А другая?

Николя от всей души рассмеялся:

– Все-то ты хочешь знать. Ну да ничего, мы же расстаемся – что ж, давай расстанемся добрыми друзьями, как были прежде, чтобы секретов друг от друга не иметь.

– Так в чем же дело? – спросил Рабурден.

– Жена моя, сам понимаешь, ничего не знает.

– Еще бы.

– И знать не должна.

– Ну и что?

– А люди в Ла Пулардьере не должны догадаться, что у господина Феро для меня есть деньги.

– Согласен. Что дальше?

– Так что мы идем не в Ла Пулардьер.

– Вот как!

– А на одну фермочку минутах в пятнадцати отсюда: там господин Феро назначил мне встречу.

– Так хозяева же что-нибудь прознают.

– А там никто и не живет. Хозяйка весной померла, муж с детьми уехал, а новые фермеры еще не приехали. Там-то наш господин Феро и будет ждать.