Текст книги "Третий долг (ЛП)"

Автор книги: Пэппер Винтерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Настала его очередь унижаться. Его очередь показать мне свет в этой бесконечной тьме.

Я пыталась помочь ему так много раз. Я искала оправдания для него. Верила в его украденные прикосновения и интуитивно знала, что он любит меня. Я умоляла его впустить меня. Позволить мне любить его. Чтобы заботиться о нем. Даже о его секретах.

Но он отталкивал, ранил и закрывался от меня. И как бы плохо он ко мне не относился, я не могла вырвать из своего сердца любовь к нему. Он был жестоким, искалеченным мужчиной, который не был достаточно хорош для меня.

Моя злость сменилась печалью. Если он не мог дать мне даже этого, когда я была сильна и открыта, он не мог дать мне ничего.

Просто отпусти его. Покончи с этим.

Я вздохнула, отступая.

– Иди. Просто уходи.

Джетро напрягся всем телом, зарычав куда-то в стену.

Слезы текли по моему лицу, когда я посмотрела на холодное животное, которому я отдала свое сердце. Ледяной страх от того, что я была изнасилована Даниэлем и Катом, наполнил мой разум. Так по этой причине Кестрел накачал меня наркотиками? Чтобы мне не пришлось переживать что-то настолько отвратительное? Неужели он сделал это из-за заботы о моем благополучии?

Смог ли Джетро когда-либо сделать что-то столь героическое?

Он стиснул свои зубы, и наконец, посмотрел на меня.

– Я должен рассказать тебе, что мой отец изнасиловал тебя, и мой самый младший брат довел тебя до грани разрушения. Я должен стоять здесь и заполнять пустоты в твоих воспоминаниях болью и дьявольскими издевательствами.

Он сделал шаг ко мне.

По моей коже побежали мурашки от мысли, что он приближается.

– Но, независимо от того, какие это будет иметь неприятные последствия, и даже если все, что я пытался избежать, вступит в игру, я не могу – я не могу сделать это для тебя. – Его глаза были дикими, зрачки расширены, благодаря наркотикам и алкоголю. – Нила, никто, я клянусь своей гребаной жизнью, не прикасался к тебе. Кестрел вырубил тебя, чтобы мы смогли сделать то, что нам нужно было, за кулисами. – Он ударил себя в грудь. – Но я даю тебе слово, что я был единственным Хоуком, который прикасался к тебе. – Его глаза опустились на мою ночнушку. – Я одевал тебя, целовал, укладывал тебя в постель. И затем я свернулся на полу, чтобы перекрыть доступ для остальных придурков. Даже несмотря на то, что доказал, что я недостоин, несмотря на то, что ты ненавидишь меня – как и следовало бы, я не смог бы жить с самим собой, если бы рассказал тебе ложь, как и всем остальным.

Рыдание вырвалось из моей груди.

Ох, слава Богу.

Спасибо, спасибо.

Они не касались меня.

Я чуть не опустилась на пол от облегчения. Но осложнения в этих предложениях – правда, бедствие – заставляли меня продолжать подталкивать, продолжать говорить. Как он мог принять мой гнев и развернуть его таким образом? Как он мог растопить мою ненависть так, что она развернулась бумерангом в мою же сторону и обрушилась на меня?

Обхватив себя руками, я сделала шаг ближе. Моя нужда ранить его не отступила, но под моей неистовой яростью было непрестанное желание обнять его, прикоснуться к нему – излечить нас обоих.

Он уклонился.

– Не надо. – Его голос был подавленным – резкое предупреждение, чтобы держать меня на расстоянии.

Мы стояли друг напротив друга. Две фигуры в изумрудном море ковра. Прохладный воздух уговаривал вскипеть мое настроение. Не позволять себе прикасаться к нему было пыткой. Я не могла отказать себе в необходимости контакта – ударить или погладить его – это не имело значения.

Игнорируя его просьбу о пространстве, я приблизилась к нему и прикоснулась к тыльной стороне его руки. Мои глаза вспыхнули от того, каким он был горячим, – каким неестественно теплым для его обычно холодного тела.

– Спасибо, что, наконец, был честен. – Я сглотнула. – Ты не можешь сражаться. Как бы то ни было, ты переживаешь. Какая бы ни была причина, побуждающая тебя принимать наркотики и повиноваться самому жестокому человеку в истории, тебе нужно остановиться. – Мой голос стал тише. – В конечном итоге ты убьешь себя, если не получишь помощь.

Джетро шагнул назад, в его голосе была слышна дрожь.

– Ты не можешь мне помочь. Никто не может.

– Ты ошибаешься, Джетро. Всем можно помочь.

Он фыркнул, болью откликаясь на боль.

Я снова обхватила себя за плечи, трепеща и дрожа, я боролась с густой напряженностью в комнате.

– Расскажи мне, и я даю тебе слово, что буду слушать.

Что ты делаешь?

– Если ты скажешь мне правду, я не буду судить. Я останусь спокойной и воздержусь от осуждения, пока все не приобретет смысл.

Ты правда дашь ему ещё один шанс?

Я стиснула зубы.

Каждый заслуживает второй шанс, если он готов признать жизненные неприятности. Мой отец отдал меня, несмотря на то, что он знал, что пережила моя мать – я простила его. Мой брат сделал меня посмешищем из колонки сплетен – я простил его. А Джетро? Он заставил меня влюбиться в плохого парня и торговать невиновностью ради коррупции. Я влюбилась в него, когда он был закрыт и арктически холоден. Если бы он оттаял и впустил меня, не было бы лучшего подарка. Нет символа глубже, чем две души, кричащие, чтобы соединиться.

– Я могу простить тебя, если ты скажешь мне, – прошептала я. – Я здесь для тебя. Сколько раз мне нужно тебе это сказать?

Ярость исказила его лицо, растворяя его недоверие в моем исповедании.

– Ты говоришь, что не будешь осуждать, но я чувствую твою ненависть ко мне, Нила. Ты говоришь, что ты здесь для меня, но как далеко эта готовность зайдет? – Он отступил назад, продвигаясь к двери.

Он не может уйти.

– Ты ничего не знаешь. И будет лучше, если так и останется...

– Заткнись. – Я подошла к нему, мои пальцы ног погружались в ковер. – Заткнись и скажи мне. Скажи мне, что ты скрываешь. – Мой голос остался ровным, не поднимаясь до гнева, снова закипающего внутри.

Это не битва. Это не ультиматум.

Это был конец.

Точка невозврата во всем, что погружала нас дальше и дальше в ложь. Чем быстрее он взорвется, тем будет лучше.

Тяжело вздохнув, Джетро опустил плечи.

– Я бы хотел никогда не знать тебя. Я бы хотел, чтобы все это исчезло.

Его голос был устрашающим лезвием, разрезающим мои артерии и заставляющим истекать кровью.

– Послушай меня, Джетро Кайт Хоук, – сказала я сквозь новый поток слез. – Я не буду повторять дважды. Если ты послушаешь и поймешь, что я предлагаю, то все может быть по-другому. Но если нет, если снова выберешь свою семью, а не меня, если оттолкнешь меня и притворишься, что то, что существует между нами, не стоит борьбы, я покончу с этим. Ты понимаешь?

Мой голос набирал силу.

– Ты сделал мне больно. Все внутри меня хочет выдрать тебя из моей души. Я близка. Так чертовски близка к этому – освободить тебя и больше никогда с тобой не заговорить.

Он все больше сутулился с каждым словом.

Я сглотнула ком в горле и продолжила:

– Кое-что внутри меня потухло. То, что я чувствую к тебе, умирает, и когда исчезнет полностью, у меня не будет сил бороться. Думаешь, я наслаждалась тем, что отдавала Третий долг? Думаешь, я наслаждалась тем, что делал Кес? – Слезы текли неумолимо. – Это было мучением, Джетро. Самой худшей платой, потому что тебя не было со мной. Тебя не было, чтобы почувствовать мою боль или помочь мне пройти через это. Ты бросил меня! Ты имеешь хоть малейшее понятие, что это убило меня? Я думала, что между нами есть что-то, а ты ушел и оставил меня в ужасе.

Он стиснул челюсти, отодвигаясь от меня к двери.

Я продолжала говорить, надеясь, что он слышит.

– Но несмотря на все это – на Долг по наследству, на то, как меня передали вам как игрушку, несмотря на всю ложь и ужасное отношение – ничего не будет иметь значение, если ты объяснишь мне все и заставишь понять.

Я опустила взгляд, смотря на обнаженные ступни Джетро. Если я хотела честности от него, то должна была быть откровенной с ним. Мне было больно внутри от мысли, что нет места, где спрятаться, и что придется встретиться лицом к лицу с девушкой, которую я больше не узнавала. Но я сделаю это. Потому что я была смелой и сильной, и готовой отдавать, чтобы получить взамен.

– Неважно, какими ненормальными и неправильными были последние пару месяцев, в них было лучшее, что случилось со мной.

Джетро резко втянул воздух.

– Если бы ангел-хранитель объяснил мне, что это произойдет, если бы он пришел ко мне за ночь до того, как ты украл меня, и рассказал бы о всех зверства, которые я переживу, я бы все равно отправилась с тобой.

Джетро резко выдохнул, замерев на месте.

– Я не буду ждать тебя с распростертыми объятьями. Я охотно попрощалась со своей жизнью и позволила тебе мучить себя, потому что так становилась лучше, сильнее, я становилась человеком, достойным того, что чувствую к тебе. – Я напряглась. – Поэтому не говори, что хотел бы никогда меня не знать, Джетро Хоук, потому что я бы отдала тысячу долгов за дар твоей любви ко мне.

Мурашки покрыли обнаженную кожу моих рук.

– Я ошибалась, когда сказала, что ты слабый. Ты не такой. Ты сильный. Преданный. Запутанный внутри, но никто не сможет спасти тебя, кроме себя самого.

Наше дыхание смешалось, в то время как мы позволяли правде нас разлучать.

Если сказанное им правда, и никто, кроме Кестрела, ко мне не прикасался, тогда мне нужно было поблагодарить обоих братьев. Они сговорились, и я была обязана им своим здравомыслием.

Джетро не сдвинулся с места, казалось, он находился под гнетом чувства вины и стыда.

Я тяжело дышала, заставляя себя разоблачить последние остатки уязвимой честности.

– Я ничего не смогу поделать, если ты не хочешь меня. Но это... я прошу тебя признать, что ты меня любишь. Я умоляю тебя довериться мне. Я говорю тебе, что ты достаточно сильный, чтобы выжить в собственной борьбе. Я прошу тебя выбрать меня, Джетро. Прежде чем стало слишком поздно.

Выбери меня. Люби меня. Спаси меня.

Он сжал ладони в кулаки, опустил голову и сказал сквозь стиснутые зубы.

– Извини, мне так чертовски жаль.

Я подавила всхлип, одолеваемая желанием спрятаться или поддержать Джетро.

– Я знаю. Я не жду извинений за то, что произошло. Я бы заплатила в миллион раз больше, чтобы заслужить тебя.

Бабочки затрепетали у меня в животе. Пожалуйста, послушай. Пожалуйста, взгляни на меня.

– Я не жду обещаний, Джетро. – Я шагнула к нему.

Он не дернулся, пока расстояние между нами сокращалось. Колеблясь, я подняла руку и положила над его сердцем, почувствовав беспокойный ритм.

– Я прошу тебя сделать меня своей, – пробормотала я. – Впустить меня в свое сердце. В свою душу. Сдаться тому, что между нами есть.

Джетро проглотил стон, и что-то в нем щелкнуло. Он посмотрел мне в глаза и с силой схватил за воротник, разворачивая и прижимая к двери. Когда он опустил губы к моему уху, я услышала поверхностное и быстрое дыхание.

– Вот, что я делаю. Позволяю тебе проникнуть в меня, позволяю тебе губить меня каждый гребаный день. Ты уже знаешь, что я к тебе чувствую. Ты уже знаешь, что я бесполезен из-за этого.

Мое сердце ускорило ритм.

– Ты не бесполезный. Если покажешь мне доброту внутри себя, я смогу доказать, что ты бесценный.

Джетро хрипло рассмеялся. Он выглядел опасно выбитым из колеи.

– Попытайся сказать это моему отцу. – Его пальцы дернулись вокруг ожерелья. – Я дал ясно понять, что сделал все, что в моих силах. Я откровенен с тобой.

Мои глаза расширились и слезы полились водопадом.

– Ты думаешь, что откровенен! – Отталкивая Джетро, я ударила его. – Ты не откровенен! Ты чертовски сложный, запутавшийся в своей лжи, и даже больше понятия не имеешь, о чем говоришь!

Джетро напрягся.

– Долг по наследству – это мой крест, не твой. Он не о том, что твоя семья сделала моей, а том, достоин ли я! Разве ты не понимаешь? Главная роль не у тебя! Она у меня, а я все порчу! Я убиваю себя!

Полусмешок-полувсхлип вырвался из моего рта.

– В тот момент, как ты взял меня за руку в Милане, главная роль перестала быть только твоей. Дело не в Хоук или Уивер или любой другой ерунде, которую ты можешь назвать. – Снова отпихнув его, я закричала: – дело в нас! В том, что мы нашли. Вместе!

– Между нами нет ничего, кроме долгов!

Я покачала головой, в то время как ладонь чесалась снова его ударить.

– Тогда как ты объяснишь то, что случается, когда мы занимаемся сексом? Как объяснишь возникающую связь между нами, когда мы честны друг с другом?

– Случившееся весной было ошибкой. Просто гребаной...

Я ткнула его в грудь, отчего он пошатнулся.

– Лжец! Какой же ужасный лжец! Ты любишь меня, просто не можешь признаться в этом. Ты бы предпочел меня взамен всему богатству, наследству и семье, но просто очень напуган, чтобы быть мужчиной и признать правду!

Я напирала на него. Все, что я могла сказать, превратилось в поток обвинений.

– Я вижу, как ты на меня смотришь. Чувствую то, как ты ко мне прикасаешься. Слышу спрятанный смысл в твоих словах. В отличие от тебя я благословлена теплом, которое приходит с любовью. Тем, как глаза человека сияют, а тело смягчается. Ты любишь меня! И если ты можешь продолжать отрицать, когда это так очевидно, но для нас и правда нет надежды. С таким же успехом ты можешь вывести меня на улицу и завершить последний долг, потому что лучше убить меня быстро, чем жить в бесконечных муках!

Я втянула резкий вдох, казалось, что мои легкие горели без притока кислорода с того момента, как я оказалась в «Хоуксбридже».

Глядя на ковер, я потерла грудь, ощущая ноющую боль.

– Я закончила, – прошептала я. – Если ты не можешь ничего сказать после всего, что я раскрыла тебе, значит надежды нет, и я отказываюсь тратить...

Дыхание Джетро участилось. Он попятился, пока не ударился спиной о стену.

Наши взгляды пересеклись.

Ужасный шторм накрыл его, связывая в узлы. Джетро обхватил руками голову, в то время как его грудь поднималась и опадала в мучительной агонии.

– Что ты хочешь услышать от меня, Нила? Ты хочешь знать, что я, бл*дь, люблю тебя больше, чем могу вынести? Что я разрушен, потому что знаю, что недостаточно хорош для тебя? Что?

Жизнь вокруг меня остановилась.

...Я, бл*дь, люблю тебя...

Джетро признал это.

Мучительный стон разнесся по комнате, когда он зажмурился.

Борясь с тем, чтобы взять себя в руки, он сделал большой вдох.

Он боролся с правдой.

Боролся со слезами.

Боролся с самим собой.

Но...

Медленно...

Постепенно...

Он.

Проигрывал.

Свою.

Битву.

Он сломался.

Барьер, который всегда стоял перед ним, рушился, как бумажное здание.

Мое сердце пропустило удар, пока он разваливался на части.

– Боже, – выдохнул он почти не слышно. – Кем я стал?

Он упал.

Колени подогнулись.

Он скользил по стене как тающий ледник.

В момент, когда он достиг пола, прижал колени к груди, заслонив себя от боли, которую не мог вынести, Джетро обнял себя руками, сворачиваясь в клубок и прижимаясь лбом к коленям. Прячась.

Я стояла на месте, не в состоянии сдвинуться.

...Я, бл*дь, люблю тебя....

Затем мой мир перевернулся вверх дном, когда Джетро Хоук – самый сложный, запутанный и непонятный мужчина из всех, кого я встречала, – начал плакать.

Его плечи затряслись.

Грудь тяжело опадала и поднималась.

Он отказался от битвы.

Мужчина, которого я боялась, обожала и хотела вырвать из жизни полной лжи.

Его мучительный стон заставил мою душу истекать кровью.

Джетро повыше подтянул ноги, сильнее обхватил себя руками, но я ничего не могла исправить.

Яростная агония захватила меня, пока я наблюдала, как он разваливался на части. Казалось, будто все, что держало его вместе, разошлось, открывая его задыхающегося и умирающего.

Я хотела быть ниточкой, которая сошьет его воедино.

Но не могла.

Еще нет.

Ему нужно было сделать это.

Ему нужно было выпустить это из себя.

Выбраться из этого лабиринта.

Стать кем-то большим, чем просто Хоук.

– Все в порядке, – прошептала я.

Я опустилась на пол в ночнушке, которую он надел на меня, и обняла дрожащее тело Джетро.

– Все хорошо. – Я уткнулась лбом в его предплечье, водя руками по его волосам.

Он пытался отстраниться, пытался перестать плакать, но ничего не вышло.

Он был полностью сломлен.

Мой желудок сжался от вида того, как страдал мужчина, которого я любила.

Я не позволила ему горевать в одиночку. Я хотела, чтобы он почувствовал, как мне было не все равно, как сильно я хотела быть его опорой, неважно, насколько он был сломлен.

Он перестал бороться с моей хваткой и выпустил все.

Он плакал.

Пока лились его слезы, мои высыхали. Мы поменялись ролями. Его ледяная оболочка наконец-то дала трещину – глыбы льда превратились в осколки, метели в снежинки. Внутри него больше не было места для льда.

Он исчезал из глаз Джетро, его души и сердца.

Я обнимала мужчину, который совершил множество ошибок и позволяла ему очищаться, пока его тело тряслось.

Он не издал ни звука. Ни единого стона или вздоха.

Абсолютная тишина.

– Что они с тобой сделали, – прошептала я. – Ты должен мне рассказать. Должен отпустить это.

Я гладила спину Джетро, затем прикасалась к лицу, горлу, коленям. Мне хотелось, чтобы он знал, что это я довела его до такого состояния, но я не буду его избегать.

Я буду с ним. В горе и в радости.

Он не переставал плакать.

Его дрожь и тихие всхлипы истощили меня. Мне хотелось забрать каждое злое слово, сказанное ему. Я хотела извиниться за то, что сделала ему больно и сказать, что никогда не перестану его любить.

Я никогда не перестану его любить.

Никогда.

Он был внутри каждой клеточки моего тела.

Я бы никогда не смогла избавиться от него – даже после смерти.

– Отдай мне свою боль. Поделись ею со мной. – Я готова была сделать что угодно, чтобы исцелить его, исправить. Чтобы он стал мужчиной, который зарыт глубоко внутри.

Внезапно Джетро развернулся в моих объятиях. Прижав меня ближе, он поднялся на ноги. Я не двигалась, пока его руки сжимали меня, причиняя боль, и тащили по комнате.

Приблизившись к матрасу, мы упали на него.

Мы лежали лицом друг к другу и Джетро не отпускал меня. Он уткнулся лицом мне в шею, пряча влажные от слез глаза.

Боже, мне так жаль. Так жаль, что я сломила его.

Я стиснула его в объятиях чертовски сильно.

Дыхание Джетро было поверхностным. Тело дрожало.

Никакая смелость и мужество не могли подготовить меня к тому, что Джетро развалится на части.

Расскажи мне то, что происходит с тобой.

Покажи мне, как его спасти.

– Все хорошо, Кайт. Все хорошо. – Мой голос был как устойчивый метроном, повторяющий одно и то же. – Я не уйду. Все хорошо, Кайт. Все хорошо.

Он сжал меня сильнее, пока не стало больно.

Молча Джетро поднял голову, одной рукой схватил меня за подбородок, притягивая мой рот к своему.

Прежде чем я даже успела сделать вдох, его губы обрушились на мои.

Его прикосновение было жестким, резким, всепоглощающим.

Между нами возникло острое желание, заполняя мой разум.

Мы соединись в одно целое.

Прикосновения Джетро даровали синяки, а язык увлекал мой в танце, крадя мои вдохи так, что казалось, я умираю и возрождаюсь в одно и то же время.

Мы объединялись вместе. Джетро положил руку мне на затылок, когда перекатил нас так, что я оказалась на спине, а он накрыл мое тело своим. Он опускал руку ниже к моей ключице, заклеймив меня каждым прикосновением. Его губы продолжали свой танец с моими, дыхание было резким, языки яростными.

Я закричала, когда он нашел пальцами мой сосок и ущипнул.

Джетро застонал, теперь его дыхание было учащенным от похоти.

Желание закручивалось и требовало внимания, не оставляя нам места спрятаться.

Я мгновенно возбудилась, когда Джетро потянул за край ночнушки вверх, обнажая мои бедра. Я заерзала, когда он шарил рукой между нами, расстегивая кнопку и молнию своих штанов. Джетро застонал, сдернув джинсы и боксеры до середины бедра.

Зажал между зубами мою нижнюю губу, рукой раздвигая мои ноги, затем уперся локтями в покрывало, приподнимаясь выше.

Мы оба застонали, когда его возбужденная эрекция оказалась у меня между ног.

Не было никакой прелюдии или подготовки. Нам это и не нужно было. Мы оба зашли слишком далеко, слишком опасно открылись и отчаянно желали стать единым целым. Джетро направил головку члена рукой и толкнулся в меня.

Я застонала ему в рот от нежной агонии.

Джетро целовал меня, раскачивая бедрами, используя мою влажность, чтобы войти в меня дальше. Он вынуждал мое тело плавиться.

Его слезы продолжали течь, щекоча мой рот солеными каплями. Я обхватила его щеки ладонями, поглаживая большими пальцами, надеясь, что он поймет, как сильно я его люблю.

Что я буду рядом.

Навечно.

Дыхание Джетро выходило рваными вдохами, каждый выдох высвобождал душевную агонию, которую он нес всю свою жизнь. Он обхватил одной рукой мои плечи, второй – бедро, крепко удерживая меня.

Он толкнулся жестче, преодолевая последний барьер и полностью заполняя меня. Мы вздохнули в блаженстве, когда наша связь вернулась на свое место.

Моё тело дрожало вокруг его. Без предупреждения. Без предвкушения. Как только он заполнил меня, толчки Джетро перешли от осторожных в жестокие.

Если бы его рука не обнимала меня за плечи, с каждым зверским проникновением я перемещалась бы вверх. Но он удерживал меня для своего удовольствия.

Он использовал меня.

Мы использовали друг друга.

Мы использовали страсть, чтобы преодолеть боль. Использовали нужду, чтобы побороть отчаяние.

Это либо исцелит нас, либо сломает, но не остановит цунами, на волне которого мы неслись.

– Мне жаль. Так, бл*дь, жаль, – пробормотал он, уткнувшись в мои волосы. Его слёзы высохли, но голос всё ещё дрожал.

Его бёдра, не переставая, бились о мои, унося нас всё выше.

– Прости, – прошептала я. – Прости, что усложнила твою жизнь.

Он застонал, ускоряя темп.

От слов наши мысли переключились к высвобождению. Мы отдались наслаждению. Где-то глубоко внутри себя, я отпустила. Поплыла вверх, признавая, что судьба украла у меня жизнь, которую я думала, что хотела, но она никогда не была моим настоящим будущим.

Им был он.

Что-то встало на своё место, и это больше, чем простой кусочек пазла, более весомое, чем писание или познание.

Это был пик борьбы за что-то, и, наконец, прибыль от неё.

Это был дом.

Джетро отстранился, стиснув зубы. В его глазах бушевал огонь, пока он безрассудно вбивался во всепоглощающем темпе. Я не могла отвести взгляд. Его тело внутри моего. Его душа внутри моей души.

Я не могла сдержать магию, которую мы разожгли.

– Мне нужно сказать тебе, что я чувствую, и... что это значит.

Он покачал головой, касаясь губами моих губ.

– Я знаю. Я тоже чувствую это.

Слезы потекли из моих глаз, а Джетро крепко поджал губы. Жар от его тела и опаляющая сила его члена раскалывали меня напополам.

Без перерыва или передышки. Джетро трахал меня, любил меня и поглощал без единой мысли, что за нами подсматривают. Долгие, глубокие, доминирующие толчки отражались стонами.

Приподняв бёдра, я потёрлась клитором о его лобок.

– Больше, – взмолилась я. – Сильнее.

Он подчинился.

Я не могла дышать, стремясь к оргазму, который разрушит меня.

– Быстрей, глубже.

Он тяжело дышал, исполняя каждый мой приказ.

Со мной никогда не было чего-то настолько ошеломляющего.

Это меня сломало.

И излечило.

Похитило. И одарило.

Ломая.

Вознаграждая.

Разрушая.

Обновляя.

– Я собираюсь наполнить тебя. Мне нужно тебя наполнить, – простонал Джетро.

Его голос шёпотом пронёсся через мою кровь, будто поджигая порох между ног.

Я кончила.

Закручивающаяся спираль из падающих звёзд и потрясающего счастья.

Он глотал моё блаженство, погружая язык одновременно с членом.

– Боже, Нила, – все эмоции, что он скрывал, клятвой обвились вокруг моего имени. – Люблю тебя.

Внутри меня разлилась влага, как только он отпустил себя.

Отпустил всё.

На долю секунды сердце окаменело от воспоминаний, что он совершил. Как он украл у меня право выносить его ребёнка в ближайшем будущем, но затем я подумала иначе. На всё это было время. Время расти и развиваться вместе без всяких игр и ловушек.

Это были мы.

Это была свобода.

Какие бы демоны не мучили его, он справился с ними. Разделил со мной их тяжесть.

Когда тело Джетро расслабилось, и последняя волна его оргазма наполнила меня, он отстранился.

Его взгляд встретился с моим. Он провёл пальцем по моим губам, сказав:

– Никаких победителей и побеждённых. Никаких секретов, притворств или лжи. Я готов рассказать тебе. Я готов встретиться лицом к лицу с чем-то новым.

***

Я снова обосновалась на кровати, не сводя глаз с Джетро.

Он поставил между нами поднос, принесённый из кухни, и, подобрав под себя длинные ноги под одеялом, робко улыбнулся.

За прошедший час он подготовился.

Мы приняли душ в тишине.

Оделись, не проронив ни слова.

Затем он пропал на кухне, чтобы захватить нам свежие багеты, паштет, сыр и виноград. Так же принёс обезболивающее, снять похмелье, но не притронулся к тем пилюлям, которые глотал как конфетки.

На нём были одеты лишь чёрные боксеры-брифы, да тёмно-сера футболка. Я натянула свободный джемпер и пару белых трусиков. Мы разбили своеобразный лагерь в моей спальне, который мне совсем не хотелось покидать.

Его волосы все еще были влажными после душа, а в глазах мерцали огоньки. Джетро сосредоточился на приготовлении крекеров с копченым чеддером и грибным паштетом, прежде чем передал мне.

Я приняла бутерброд, касаясь его пальцев.

Он подмигнул, грустно улыбаясь.

Я не торопила его.

Не могла. Не после того, как увидела, насколько глубоко он сломался.

Какое-то время мы ели в полной тишине.

Джетро был тем, кто разрушил тишину – но так и должно было быть.

– Помнишь, сообщение, которое я тебе отправил? – Он склонил голову набок, пристально за мной наблюдая.

Я проглотила виноградинку и села, готовая говорить, не отвлекаясь. Я поняла, какое сообщение он имел в виду. То, что он отправил, после того как я посетила могилы своих предков.

– Да, ты сказал, что чувствуешь то же, что и я. Что мои эмоции – твое несчастье.

Он кивнул.

– Именно. Тогда я сказал тебе правду. Я надеялся, что ты догадалась, но думаю, что это сложно понять. В этих словах не было никакого тайного умысла. Никакой лжи. Только правда.

Я ждала, что он продолжит. У меня было очень много вопросов, но мне нужно было набраться терпения. Я верила, что Джетро ответит на них, когда сможет.

Джетро тяжело вздохнул.

– Причина, по которой я не люблю, чтобы меня называли безумцем или сумасшедшим, потому что все мое детство меня считали таким. Отец никогда не понимал меня. Кес не понимал. Жас тоже. Черт, я сам не понимал, что со мной не так. – В мыслях о прошлом, взгляд Джетро остекленел. – Иногда все было хорошо. Я был активным, как и должен быть мальчишка. Радостно играл с братьями и сестрой. Был уверен в своем месте в семье. Но иногда мог плакать часами. Царапал себя, пытаясь избавиться от всепоглощающего ощущения бурления в крови. Мой разум был затоплен тьмой, печалью и злостью, очень большим количеством злости.

– Я хотел убивать. Желал насилия. – Он иронично усмехнулся. – Это не звучит как-то необычно, но тогда мне было всего восемь лет. Я фантазировал о том, как разрываю людей на части. Переживал о деньгах и бизнесе – хотя не имел право волноваться об этом, будучи ребенком. Мне становилось все хуже и меня положили в местный госпиталь. Я перестал есть и пить, атаковал Жасмин, когда она подходила ближе. Я не мог вынести мыслей в своей голове. Я по-настоящему поверил в слова людей о том, что я сумасшедший.

Я придвинулась ближе, переплетая наши пальцы. Джетро не останавливался, как будто начав, ему нужно было как можно быстрее закончить.

– В больнице становилось все хуже. Затем я начал переживать о смерти. Я волновался о ребенке, который лежал на моем этаже и умирал от рака. Я плакал все гребаное время, пожираемый горем и испытывая острое отсутствие кого-то, кого любил – только смысл в том, что я не знал других пациентов.

– Медсестра застала меня однажды вечером, когда я пытался повеситься, посмотрев фильм о человеке, который больше не мог жить.

Его губы растянулись в улыбке, которая демонстрировала и раздражение, и принятие.

– Если бы она не обнаружила меня, я бы освободился. Освободился от жизни, в которой меня никто не понимает. Но она спасла меня... она одновременно осудила и спасла меня.

– Как? – выдохнула я.

– Ее специальность была психология. Через пару дней после того, как я кричал и наносил себе увечья из-за того, что какие-то студенты умирали в палате рядом со мной, она получила разрешение на то, чтобы проверить меня и отвезти в психиатрическую лечебницу.

Он рассмеялся.

– Знаю, что моему делу не помогает, когда я говорю, что я не сумасшедший.

Я покачала головой, желая, чтобы он продолжил.

Джетро смотрел в никуда, думая о том, во что я не была посвящена.

– Только там мне стало хуже. У меня начались припадки и развилась сердечная аритмия. Я кричал без причины, говорил на языках, которые никто не понимал. Наносил себе увечья, делал что угодно, чтобы сбросить напряжение

С каждым проблеском его прошлого, в его настоящем для меня появлялось больше смысла.

– Они… они поставили тебе диагноз?

Джетро кивнул.

– Я целый год разрывался между домом и психиатрической лечебницей. Год работы с медсестрой, которая взяла на себя ответственность спасти меня от самого себя.

Я задержала дыхание, ожидая ответа.

Но Джетро сохранял молчание.

Я сжала его пальцы.

– Что с тобой не так?

Он фыркнул.

– Не так? – Он покачал головой, говоря снисходительно. – Все. Все не так.

Освободив пальцы из моих, Джетро проследил синие вены под моей загорелой кожей.

– Однажды мой отец нанял детского психолога. Тот заставил меня пройти множество тестов. После недельной работы оказалось, что он такой же невежественный, как и все остальные.

– Но в этом была одна спасительная благодать. Все время, что я провел с доктором, не контактируя с другими, запертый в прохладной белой комнате, где компанию мне составляли одни головоломки, мои мысли стали спокойными, сосредоточенными на фактах и датах. Я не был эмоциональным и не сходил с ума. Я снова нашел счастье и тишину. И вот что дало ответ.

– Какой ответ?

Джетро фыркнул.

– Тот, что поставил жирную точку в том, что Кат никогда не примет меня, потому что от этого недуга нет исцеления. Тогда казалось, что я изображаю. Что бунтую и устраиваю шоу. В наше время это первое, что проверяет врач.

Мне нужно было названия того, чем болен Джетро. Я придвинулась ближе и ждала.

– ВЧЛ, Нила.

Я моргнула. Он произнес это как отвратительную, распространенную болезнь, которая заставила бы меня ненавидеть его. Я понятия не имела, о чем он.

Он слегка улыбнулся.

– Расшифровывается как высокочувствительные люди.

Я нахмурилась, пытаясь вспомнить, слышала ли о таком.

– Что... что это?

Он усмехнулся.

– Именно. Никто не знает, хотя примерно у двадцати процентов населения земли есть это заболевание. Большинство людей не понимает, почему я говорю, что прикосновение – это удар, а шум – гребаная бомба. Несчастье людей – чертова трагедия для меня. Радость – экстаз. Любовь – что-то грандиозное. Неудача – разрушение. Несчастье – абсолютная смерть.