Текст книги "Вся правда о Муллинерах (сборник) (СИ)"

Автор книги: Пэлем Грэнвилл Вудхауз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 46 страниц)

– Ну?

– Вы сказали, можно мне или нельзя?

– Что вам можно или нельзя?

– Жениться на Амелии.

– Нет, нельзя.

– Нет?

– Нет!

– А! – сказал Сирил. – Ну так еще раз: наше вам с кисточкой.

Однако в Комнату Надо Рвом удалился мрачный Сирил Муллинер. Теперь он разобрался в положении дел. Мать девушки, которую он любил, отказывалась признать его достойной партией. Положеньице хуже некуда, думал Сирил, угрюмо извлекая себя из ботинок.

Но тут он чуть повеселел. Возможно, его жизнь погублена безвозвратно, однако у него остаются еще две нечитаные трети «Стрихнина в супе».

В тот самый момент, когда поезд подошел к Баркли-Регис, Сирил как раз вгрызся в главу, где инспектор Тленн заглядывает в полуоткрытую дверь подвала и, со свистом втянув воздух в судорожно вздымающуюся грудь, с ужасом отшатывается. Дальше могло быть только еще заманчивее, и он шагнул к туалетному столику, на который распаковавший чемоданы лакей должен был, по его расчетам, положить роман. Вдруг по его позвоночнику поползла ледяная струя, а комната затанцевала вместе со всей мебелью.

Вновь он вспомнил, что оставил роман в вагоне.

И взвизгнул, как попавшая в капкан зверушка. Потом, шатаясь, добрался до кресла.

Тема горькой потери часто разрабатывалась поэтами, и они проиграли всю гамму эмоций, обнажая перед нами муки тех, кто потерял родителей, жен, детей, деньги, славу, собак, кошек, горлиц, возлюбленных, лошадей и даже запонки. Но ни один поэт еще не коснулся самой горестной из утрат – той, которую переживает человек, прочитавший детективный роман до половины и оказавшийся без него перед отходом ко сну.

Сирил не осмеливался и помыслить о предстоящей ему ночи. Уже его мозг метался из стороны в сторону, будто раненая змея, ища хоть какого-то объяснения странному поведению инспектора Тленна. Хорейшо Слингсби никогда не подводил своих читателей. Он был не из тех авторов, которые в следующей главе натянули бы читателю нос, уведомив его, что инспектор Тленн ужаснулся, внезапно вспомнив, что забыл опустить письмо, которое его заботам поручила супруга. Если взгляд в полуоткрытую дверь подвала подействовал на нервы сыщика, сотворенного Слингсби, это сулило выпотрошенный труп за ней или, по меньшей мере, отрубленную кисть.

Тихий стон смертной муки вырвался у Сирила. Что делать? Что делать? И даже заменить «Стрихнин в супе» на что-либо более или менее сносное было невозможно. Он прекрасно знал, что подстерегало бы его в библиотеке, рискни он туда пойти. Сэр Мортимер Уингем во всех отношениях следовал традициям помещиков, круглый год проживающих в своих поместьях. Леди Уингем исповедовала эзотерические религии. Чтение супругов отвечало их вкусам. В библиотеке Сирила поджидали в засаде книги о бахаизме, тома «Сельской энциклопедии» в пропыленных кожаных переплетах, «Два года на солнечном Цейлоне» преподобного Орло Уотербери, но ни следа чего-нибудь эдакого, что могло бы заинтересовать Скотленд-Ярд, или чего-нибудь с ведерком крови и парочкой-другой трупов, в которые можно уйти с головой.

Что же – если вернуться к исходной точке – делать?

И внезапно, будто в ответ на этот вопрос, его осенило. Он воспрял духом, найдя выход из положения.

Час был достаточно поздний. Леди Бассетт уже, конечно, заснула, а «Стрихнин в супе» покоится на тумбочке у ее изголовья. Надо всего лишь прокрасться туда и сцапать книгу.

Чем больше Сирил взвешивал эту идею, тем заманчивей она представлялась ему. И ведь никак нельзя сказать, будто ему не известен путь к комнате леди Бассетт или топография указанной комнаты. У него было ощущение, что все последние годы своей жизни он прожил в этой комнате. Он мог бы разгуливать по ней с закрытыми глазами.

Сирил долее не колебался. Облачившись в халат, он покинул свою комнату и торопливо зашагал по коридору.

Открыв дверь Голубой комнаты и осторожно притворив ее за собой, Сирил на миг замер, исполненный тех чувств, которые охватывают человека по возвращении в знакомые, дорогие сердцу места. Милая старушка комната, совсем такая же, как прежде! На него нахлынули воспоминания. Кругом царила тьма, но это его не задержало. Он знал, где находится тумбочка, и, крадучись, приблизился к ней.

Походка Сирила Муллинера напомнила бы леди Бассетт, будь она очевидицей происходящего, коварные повадки малого игуанодона, выслеживающего добычу. Лишь в одном методы Сирила отличались от методов этого обитателя девственной глуши. Игуанодоны (это относится не только к малым, но и к большим игуанодонам) крайне редко спотыкаются о шнуры на полу и совлекают прикрепленные к этим шнурам лампы на пол с таким грохотом, будто рухнула тонна кирпичей.

А Сирил совлек. Едва он успел схватить книгу и спрятать ее в карман халата, как его ступня запуталась в шнуре, лампа на столе легко взмыла в воздух и под звон, который могла бы издать сотня тарелок, одновременно распадающихся на куски в руках сотни судомоек, в штопоре ткнулась об пол и погибла безвозвратно.

В тот же миг леди Бассетт, которая занималась изгнанием летучей мыши через балконную дверь, вернулась в комнату с балкона и зажгла свет.

Сказать, что Сирил Муллинер растерялся, значило бы исказить факты. Ничего подобного этой катастрофе с ним не случалось с тех пор, как на восьмом году жизни, тайно проникнув в материнский буфет в чаянии джема, он сдернул себе на голову три полки, содержавшие молоко, масло, пикули, сыр, яйца, кексы и мясные консервы. И в данный момент его чувства почти идеально повторяли те, которые он испытал в своем нежном детстве.

Леди Бассетт тоже несколько утратила безмятежность духа.

– Вы! – сказала она.

Сирил кивнул, пытаясь миротворчески улыбнуться.

– Привет! – сказал он.

На этот раз его радушная хозяйка выразила явное неудовольствие.

– Неужели я не могу остаться одна ни на минуту, мистер Муллинер? – спросила она сурово. – Надеюсь, я женщина без глупых предрассудков, однако идею совместных спален одобрить не могу.

Сирил попытался ее умаслить.

– Я все время возникаю и возникаю, – сказал он.

– Возникаете, – согласилась леди Бассетт. – Услышав, что мне предоставили эту комнату, сэр Мортимер предупредил меня, что в ней, согласно фамильной легенде, являются привидения. Знай я, что являетесь в ней вы, я немедленно собрала бы вещи и перебралась в местную гостиницу.

Сирил поник головой. Он не мог не почувствовать, что заслужил этот упрек.

– Признаю, – сказал он, – что мое поведение небезупречно. В оправдание могу лишь сослаться на свою безмерную любовь. Это не светский визит, леди Бассетт. Я заглянул к вам, потому что хотел вновь поднять вопрос о моем бракосочетании с вашей дочерью Амелией. Вы говорите, что против этого. Почему же вы против? Ответьте, леди Бассетт, будьте так добры.

– У меня для Амелии другие планы, – сухо сказала леди Бассетт. – Когда моя дочь выйдет замуж, она выйдет не за бесхребетное беспозвоночное – порождение нашей нынешней тепличной цивилизации, но за сильного, прямого, зоркоглазого подлинного мужчину о двух кулаках, закалившегося на бескрайних диких просторах. У меня нет желания обидеть вас, мистер Муллинер, – продолжала она мягче, – но вы должны признать, что в конечном счете вы – не более чем недопесок.

– Я это отрицаю! – горячо вскричал Сирил. – Я даже не знаю, что такое недопесок.

– Недопесок – это человек, который ни разу не видел, как солнце восходит над Нижней Замбези, который не будет знать, что ему делать, когда его атакует носорог. Извините, мистер Муллинер, но как вы поступите, если вас атакует носорог?

– Я, – сказал Сирил, – не вращаюсь в одних кругах с атакующими носорогами.

– Или возьмем другой простой случай, какие происходят каждый день. Предположим, вы переходите по примитивному мосту через речку в Экваториальной Африке. Вы задумались о всяких пустяках и перестали замечать окружающее. А очнувшись, видите, что с ветвей над вашей головой к вам тянет разверстую пасть сетчатый питон. И тотчас замечаете, что на дальнем конце моста изготовилась к прыжку пума, а у ближнего конца двое охотников за головами (назовем их Пат и Майк) уже поднесли к губам трубки с отравленными дротиками. При этом внизу в воде притаился аллигатор. Как вы поступили бы в подобном случае, мистер Муллинер?

Сирил взвесил все обстоятельства.

– Я бы смутился, – вынужден он был сознаться. – Я не знал бы, куда смотреть.

Леди Бассетт испустила презрительный, но веселый смешок.

– Вот именно! Однако подобная ситуация не причинила бы Лестеру Маплдерхему ни малейших неудобств.

– Лестеру Маплдерхему?

– Человеку, который станет мужем моей дочери Амелии. Он попросил у меня ее руки вскоре после обеда.

Сирил зашатался. От удара столь внезапного и неожиданного он словно превратился в желе. Но ведь ему бы следовало этого ожидать. Путешественники по пустыням и дебрям, охотники на крупную дичь держатся друг за дружку.

– В ситуации вроде той, которую я набросала, Лестер Маплдерхем просто спрыгнул бы с моста, выждал, пока аллигатор не ринулся на него, всунул крепкий сук между его челюстями, а затем поразил копьем в глаз, позаботившись о том, чтобы не угодить под хлещущий хвост. После чего унесся бы вниз по течению до какого-нибудь менее опасного места. Вот какого мужчину я хочу видеть своим зятем.

Сирил молча вышел из комнаты. Даже тот факт, что «Стрихнин в супе» теперь покоился у него в кармане, не рассеял его черного настроения. Вернувшись к себе, он угрюмо швырнул роман на кровать и начал расхаживать взад и вперед. Однако уже на третьем «вперед» дверь отворилась.

Услышав щелчок замка, Сирил решил было, что его навестила леди Бассетт, которая, обнаружив потерю, сложила два и два, получила четыре и явилась потребовать свою собственность назад. И он проклял безрассудность, с какой швырнул искомую собственность на такое открытое всем взорам место, как кровать.

Но вошла не леди Бассетт. Вошел Лестер Маплдерхем. Облаченный в пижаму, расцветка каковой напомнила Сирилу будуар, интерьер которого он недавно сотворил для светской поэтессы, путешественник и охотник остановился, скрестил руки на груди и устремил на Сирила зоркие глаза.

– Выкладывайте драгоценности! – заявил Лестер Маплдерхем.

Сирил растерялся:

– Драгоценности?

– Драгоценности!

– Какие драгоценности?

Лестер Маплдерхем нетерпеливо дернул головой:

– Я не знаю, какие драгоценности. Возможно, Жемчуга Уингемов, или Бриллианты Бассеттов, или же Сапфиры Симпсонов. Я не заметил, из какой именно комнаты вы выходили, когда я вас увидел.

Сирил начал понимать.

– А-а! Вы видели, как я выходил из какой-то комнаты?

– Да. Я услышал грохот, а когда выглянул, увидел, как вы удаляетесь по коридору.

– Я могу все объяснить, – сказал Сирил. – Я только что имел беседу с леди Бассетт сугубо личного свойства. К брильянтам это никакого отношения не имеет.

– Вы уверены? – спросил Маплдерхем.

– Вполне, – ответил Сирил. – Мы беседовали о носорогах, и питонах, и о ее дочери Амелии, и об аллигаторах, и всем таком прочем, а потом я ушел.

Однако Лестер Маплдерхем продолжал сомневаться.

– Хм! – сказал он. – Если утром кто-нибудь чего-нибудь хватится, я буду знать, что делать. – Его взгляд скользнул по кровати. – Э-эй! – продолжал он с внезапным воодушевлением. – Последний роман Слингсби? Ну-ну! Я как раз собирался его купить. Говорят, он очень неплох. «Лидс Меркюри» рекомендует «эти захватывающие страницы…».

Маплдерхем повернулся к двери, и в мучительном ужасе Сирил понял, что тот намерен забрать книгу с собой. Она легонько покачивалась в бронзовой от загара руке размером в окорок средней величины.

– Э-эй! – яростно вскричал он.

Лестер Маплдерхем обернулся:

– Вы что-то сказали?

– Нет, ничего, – сказал Сирил. – Только спокойной ночи.

Когда дверь затворилась, он бросился на кровать, проклиная себя за мерзкую трусость, которая помешала ему вырвать книгу у охотника на крупную дичь. Был момент, когда он чуть не выхватил ее, но за этим моментом последовал момент, когда он перехватил взгляд похитителя книги. Ощущение было такое, словно он обменивался взглядом с атакующим носорогом леди Бассетт.

И вот теперь из-за подобной слабости духа он вновь остался без «Стрихнина в супе».

Сирил не мог бы сказать, как долго он бился в тисках этих мрачных мыслей. Отвлек его от них звук вновь отворяемой двери.

Перед ним стояла леди Бассетт. Было ясно, что она находится во власти сильнейшего чувства. Теперь в добавок к леди Макбет и сказочному Людоеду она обрела явное сходство с тигрицей, защищающей своего тигренка.

Ее дрожащий перст указывал на Сирила.

– Подлый пес! – вскричала она. – Верни мне книгу!

Сирил огромным усилием воли сдержал дрожь.

– Какую книгу?

– Книгу, которую ты утащил из моей комнаты!

– Кто-то утащил книгу из вашей комнаты? – Сирил хлопнул себя ладонью по лбу. – Боже правый! – вскричал он.

– Мистер Муллинер, – холодно сказала леди Бассетт, – побольше книги, поменьше бреда.

Сирил поднял ладонь:

– Я знаю, кто похитил вашу книгу. Это сделал Лестер Маплдерхем.

– Какая нелепость!

– Да, похитил, говорю вам. Когда я буквально несколько минут тому назад направлялся в вашу комнату, я увидел, как он вышел оттуда, подозрительно озираясь. Помнится, меня это удивило. Он в Комнате С Часами. Если мы заглянем туда сейчас, то поймаем его с добычей в руках.

Леди Бассетт задумалась.

– Это невозможно, – заявила она после паузы. – Он не способен на подобный поступок. Лестер Маплдерхем – это человек, который как-то раз убил льва ножом для открывания рыбных консервов.

– От таких-то и можно ожидать самого худшего, – сказал Сирил. – Спросите кого угодно.

– И он помолвлен с моей дочерью. – Леди Бассетт помолчала. – Впрочем, помолвка долго не продлится, если окажется, что вы сказали правду. Идемте, мистер Муллинер.

Бок о бок прошли они по безмолвному коридору. У двери Комнаты С Часами они остановились. Из-под нее пробивалась полоска света. Сирил, безмолвно указав на это зловещее доказательство чтения в постели, заметил, что его спутница выпрямилась и что-то произнесла про себя, видимо, на каком-то туземном диалекте.

В следующий миг она распахнула дверь и одним прыжком, будто зебу, специально подобравшийся для такого прыжка, оказалась у кровати и вырвала книгу из рук Лестера Маплдерхема.

– Ага! – воскликнула леди Бассетт.

– Ага! – воскликнул Сирил, чувствуя, что у него нет выбора лучше, чем следовать примеру этой женщины.

– Э-эй! – удивленно сказал Лестер Маплдерхем. – Что-то случилось?

– А, так это вы украли мою книгу!

– Вашу книгу? – удивился Лестер Маплдерхем. – Да я взял ее почитать у мистера Муллинера. Вот у него.

– Очень правдоподобно! – сказал Сирил. – Леди Бассетт известно, что свой экземпляр «Стрихнина в супе» я забыл в вагоне поезда.

– Безусловно! – сказала леди Бассетт. – Разговоры вам не помогут, молодой человек. И позвольте сказать вам кое-что, возможно, вас заинтересующее. Если вы воображаете, что после подобного удара в спину вы женитесь на Амелии, то забудьте об этом!

– Сотрите из памяти, – подтвердил Сирил.

– Но послушайте…

– Ничего не стану слушать. Идемте, мистер Муллинер.

Она покинула комнату в сопровождении Сирила. Несколько шагов они прошли в молчании.

– Как своевременно пришло спасение, – сказал Сирил.

– Чье?

– Амелии. Только подумайте: быть связанной узами брака с подобным выродком. Каким облегчением для вас будет мысль, что она выйдет за благовоспитанного специалиста по интерьерам.

Леди Бассетт застыла как вкопанная. Теперь они находились перед Комнатой Надо Рвом. Она посмотрела на Сирила, подняв брови.

– Кажется, вы полагаете, мистер Муллинер, что ввиду случившегося я возьму вас в зятья?

Сирил зашатался.

– Разве нет?

– Разумеется, нет.

Внутри Сирила что-то словно лопнуло. Им овладела бесшабашность. На миг он превратился в сгусток отчаянной храбрости и огня, будто африканский леопард в брачный сезон.

– А! – сказал он.

И, ловко выхватив «Стрихнин в супе» из руки спутницы, прыгнул в свою комнату, захлопнул дверь и задвинул засов.

– Мистер Муллинер!

Это сквозь филенку просочился умоляющий голос леди Бассетт. Было ясно, что она потрясена до глубины души, и Сирил сардонически улыбнулся. Теперь условия мог диктовать он.

– Отдайте мне книгу, мистер Муллинер!

– И не подумаю, – ответил Сирил. – Я намерен сам ее почитать. Со всех сторон до меня доходят самые лестные отзывы об этом произведении. «Потрясающее, захватывающее чтение» – по мнению рецензента «Левого интеллекта».

Ответом ему был протяжный стон по ту сторону двери.

– Само собой, – сказал Сирил многозначительно, – если бы говорила моя будущая теща, ее слово, конечно, было бы законом.

Снаружи воцарилась тишина.

– Ну, хорошо, – сказала леди Бассетт.

– Мне можно бракосочетаться с Амелией?

– Можно.

Сирил отодвинул засов.

– Войдите… мама, – произнес он ласковым голосом. – Мы почитаем ее вместе в библиотеке.

Леди Бассетт все еще не оправилась от потрясения.

– Надеюсь, я поступила правильно, – сказала она.

– Абсолютно, – сказал Сирил.

– Вы будете хорошим мужем Амелии?

– Высшего сорта, – заверил ее Сирил.

– Но если и нет, – сказала леди Бассетт, покоряясь судьбе, – я не смогу заснуть, не дочитав эту книгу. Я как раз дошла до места, когда инспектор Тленн оказался заперт в подземной пещере Безликого Злодея.

Сирил задрожал от нетерпения.

– А там есть Безликий Злодей?! – вскричал он.

– Два Безликих Злодея, – сказала леди Бассетт.

– Ого-го-го! – сказал Сирил. – Не будем терять времени.

Рассказы мистера Муллинера

Апельсиновый сок

 Внезапно в «Привал рыболова» ворвалась кошка, без всяких сомнений получившая под зад. Вслед за ней ворвались и гневные звуки, в которых мы опознали голос Эрнста Биггза, местного кабатчика. Мы удивились. Эрнст Биггз славился мягкостью нрава. Кто-кто, а он бы не поднял ногу на верную спутницу жизни, к тому же – прекрасно ловившую мышей.

 Тьму тайны осветил всеведущий Ром-с-Молоком.

 – Он на диете. Из-за подагры.

 Мистер Маллинер вздохнул.

 – Какая жалость, – заметил он, – что ограничения в еде, столь полезные для тела, плохо влияют на душу.

 – Да-да, – поддержал его Ром. – Вот дядя Генри страшно растолстел и…

 – Однако, – сказал мистер Маллинер, – иногда диета приносит счастье. Возьмем моего дальнего родственника, Уилмота.

 – Это тот, про которого вы рассказывали?

 – Рассказывал?

 – Да, вчера. Он еще кивал, а потом узнал, что малолетняя звезда – просто карлик, а потом женился на барышне, которую звали Мейбл.

 – Правильно, это Уилмот. Однако на Мейбл он тогда не женился.

 – Вы же сказали, она упала в его объятия!

 – Многие девушки падали в объятия, – отвечал мистер Маллинер, – но оттуда выпадали.

 Как вы совершенно верно заметили (продолжал мистер Маллинер), родственник мой был обручен с Мейбл Поттер, что преисполняло его крайним благожелательством или, если хотите, доброй волей. Его сияющая улыбка стала притчей во языцех, сама Луэлла Парсонс посвятила ей несколько строк в соответствующей колонке. Любовь, судя по всему, часто оказывает такой эффект. Уилмот только и мечтал, как бы кому-нибудь помочь, и когда однажды утром мистер Шнелленхамер вызвал его к себе, он решил, что и здесь нужна помощь.

 Глава корпорации был мрачен.

 – Трудные времена… – сообщил он.

 – И все же, – возразил Уилмот, – мы слышим радостный детский смех и птичий щебет.

 – Птицы – птицами, их дело, – заметил босс, – а мы вот должны сократить расходы. Такое жалованье, увы, нам уже не по карману,

 Уилмот огорчился.

 – Прошу вас, – воскликнул он, – не платите себе меньше! Вы же неоценимы! И потом, народ всполошится. Еще подумают, что плохо идут дела. Нет-нет, ваш долг – получать 800 000 в год, и ни цента меньше.

 – Речь не обо мне, – уточнил хозяин, – а скорее о вас.

 – Ах, обо мне! – возрадовался Уилмот. – Ну, это другое дело. Это – разговор. Срезайте, срезайте, прошу. Вы сколько хотели срезать?

 – Сейчас вы получаете 1500…

 – Да-да, – закивал Уилмот, – огромные деньги.

 – Так вот, я подумал, может лучше – 750?

 – Какая-то угловатая сумма, – усомнился мой родственник. – Недостаточно круглая. Я бы предложил 500.

 – Или 400?

 – Можно и 400.

 – Прекрасно, – сказал мистер Шнелленхамер, – значит, вы получаете 300. Как-то круглее. Удобнее подсчитать.

 – Конечно, конечно, – согласился Уилмот. – Какая погода, а? Я как раз подумал по дороге, что солнце сияет. Что ж, спасибо, шеф. Рад был повидаться.

 И, резво напевая, он направился в буфет, где собирался позавтракать с Мейбл. Она немного запоздала, а когда, огорченный ее невеселым видом, он собрался сообщить про птиц, сказала так:

 – Это правда?

 – Что именно? – не понял Уилмот.

 – То, что говорит босс. Насчет твоего жалованья.

 – Ах, это! Да, да. Он меня вызвал, смотрю – на нем лица нет. Понимаешь, тяжелые времена. Мы поговорили, то-се, и нашли выход. Ему стало гораздо лучше. И вообще, замечательно.

 Мейбл ничуть не обрадовалась.

 – Да? – заметила она. – Не думаю. Ты обманул мои ожидания. А я-то надеялась, что ты – настоящий, сильный мужчина! Еще чего! Истинный червяк с позвоночником из спаржи. В общем, можешь считать, что помолвка наша расторгнута.

 Уилмот затрепетал.

 – Мейбл…

 – Все. Конечно, – чуть смягчилась она, – если ты докажешь, что достоин любви, дело другое. А пока – вот такой сценарий.

 И, холодно глядя вдаль, она пошла к стойке.

 Не трудно себе представить, как повлияло это на Уилмота. Он даже подумал, не зайти ли к шефу и не переиграть; но понял, что это – так же дурно, как отнять у ребенка шоколадку. Словом, он выбрал столик подальше от бывшей невесты и заказал гуляш, салат, пирог, другой пирог, мороженое, сыр, кофе. Поесть он любил, а страданья обостряли эту склонность.

 Несколько дней подряд он заедал свое горе. Действительно, боль в сердце уменьшилась, переместившись в желудок.

 Все хорошие врачи советуют несчастным влюбленным есть поменьше, иначе бывает примерно то, что в греческой трагедии. Самый лучший, самый способный желудочный сок не справится со своей задачей. Вскоре Уилмот, впервые в жизни, пошел к специалисту по желудочным болезням. Тот оказался человеком суровых взглядов.

 – Когда встанете, – сказал он, – выпейте апельсинового сока. На завтрак – то же самое, сок. Ленч… – Он подумал, – сок. Обед – сок апельсина. Между приемами пищи есть не рекомендую, но если вам станет невмоготу… Ну что ж, выпейте сока. Скажем так – апельсинового.

 Уилмот смотрел на него, как волк из русских степей, которому вместо крестьянина подсунули вафлю.

 – Вы ничего не забыли? – проверил он.

 – Простите?

 – Может, бифштекс?

 – Ни в коем случае.

 – Тогда отбивную?

 – Абсолютно исключается.

 – Значит, один апельсиновый сок?

 – Именно, – ответил врач. – Берете апельсин. Режете на две части. Выжимаете. Сок выливаете в стакан… или в другой сосуд, – прибавил он, будучи человеком широким. – И выпиваете.

 Получалось неплохо, столько занятных действий, но Уилмот ушел понурый. Он привык не отказывать себе в еде, пробавляясь в промежутках печеньем. Если бы дикие кошки не начали в его утробе недостойную борьбу, он махнул бы рукой на эти советы. Но кошки ее начали.

 Вот почему он купил в ближайшем магазине корзину упомянутых фруктов, велел отнести ее к себе домой и пошел покупать выжималку.

 Дня через четыре, когда мистер Шнелленхамер совещался с мистером Левицким (эти деятельные магнаты, если не было других возможностей, совещались друг с другом), ему доложили, что пришел Юстес Вандерли, новый сценарист.

 – Чего ему надо? – спросил м-р Шнелленхамер.

 – Не ладится что-нибудь, – предположил м-р Левицкий. – Сил нет от этих сценаристов. Прямо хоть пожалей о добром старом немом кино…

 Юстес Вандерли, солидный молодой человек, украшенный роговыми очками и легким чубом, сразу взял жалобную ноту.

 – Мистер Шнелленхамер, – сказал он, – я хотел бы узнать, какие у меня права.

 – Вот что… – начал магнат. Сценарист поднял тонкую руку.

 – Речь не о том, как обращаются с творческой личностью. Нет, не о том. Здесь все ясно. Хотя я заслужил немалую известность, я уже привык к тому, что выбрасывают лучшие мои сцены. Но всему есть предел. Непременно ли нужно, чтобы меня били черствыми булками?

 – Кто вас ими бьет?

 – Ваш служащий, некий Маллинер. Я зашел сегодня в буфет с одним приятелем. Поскольку он не знал, чего именно хочет, я стал читать ему меню. Упомянув жареную свинину с картошкой, я собирался перейти к тушеной баранине, когда ощутил, что меня ударили по голове. Обернувшись, я увидел Маллинера с булкой в руке. Вид у него был такой, какой бывает в аду. Когда я спросил его, в чем дело, он процедил сквозь зубы что-то вроде: «Свининка, там-та-ра-рам!» – и снова принялся пить апельсиновый сок, который, по-видимому, очень любит. Ну, что это такое? Сколько можно терпеть? Способны вы защитить творческого человека?

 – Я разберусь, – пообещал мистер Шнелленхамер.

 – Вот пощупайте, какая шишка…

 – Позже, позже. Мы сейчас заняты. Сценарист вышел. Магнат нахмурился.

 – Что-то надо сделать, – сказал он. – Маллинер мне не нравится. Вы заметили, сегодня утром?..

 – Не особенно. А что?

 – Усмехался. Только что-нибудь скажешь – усмехнется уголком рта. Такая, знаете, улыбка… начинается на «с».

 – Скептическая?

 – Нет. Сейчас, сейчас… вот! Сардиническая.

 – Как у сардинки?

 – Ничего общего. Презрительная и холодная.

 – Может, у него в носу засвербило?

 – Что ж, я плачу своим служащим не за то, чтобы у них свербило в носу, да еще в рабочее время. И потом, тогда бы он почесал. Не-ет, это от наглости. Сегодня будет совещание, так вот, следите за ним. Мрачный, ехидный, прямо из гангстерского фильма.

 – А, ясно! Сардинический.

 – Вот именно. Ну, этого я не потерплю! Сидит, видите ли, ухмыляется. Можно это делать на работе?

 – А бить сценаристов булками?!

 – Нет, это – можно. Давно пора.

 Тем временем, не подозревая, что хлеб с маслом – или, точнее, сок – в большой опасности, Уилмот Маллинер сидел в буфете, мрачно глядя в стакан. Он задумался. Думал он о любимых исторических героях – Чингисхане… Джеке-Потрошителе… Аттиле…

 Да, вот это человек! Вынет у людей глаза и складывает аккуратными кучками. Как еще, собственно, скоротать вечерок? Жаль, перевелись такие личности.

 Надеюсь, вы заметили, что за четыре дня родственник мой превратился в идеального мизантропа.

 Рекомендуя больному апельсиновый сок (вдумчиво продолжал мистер Маллинер), вышеупомянутый доктор рассчитывал и на особый подъем. По его мнению, этот сок, кроме витаминов, совершает что-то очень важное с душой. Она, полагал он, расправит крылья, выпятит грудь, и вообще. Уилмоту это очень понравилось. Приятно в конце концов, что муки голодного питона породят, в результате, что-то вроде Франциска Ассизского.

 Но нет. Обратившись практически в контейнер с апельсиновым соком, Маллинер-младший становился все хуже. Сияющая улыбка сменилась нехорошей ухмылкой. Что до глаз, их можно было вставить акуле, никто бы и не заметил.

 Взглянув на часы, родственник мой понял, что пора идти на то самое заседание, о котором упомянули магнаты. О них он думал с отвращением. Если Шнелленхамер, чувствовал он, что-нибудь себе позволит, он, Уилмот Маллинер, этого так не оставит.

 Представьте, что значил бы в таких обстоятельствах, казалось бы, невинный факт: не успев перекусить из-за непрестанных звонков, мистер Шнелленхамер велел принести в кабинет тарелку бутербродов.

 Уилмот заметил их не сразу. Несколько минут в его сознание проникали только привычные звуки. Босс рассуждал о сценарии.

 – Этот тип, – говорил он, имея в виду героя, – увидел, что жена кого-то целует. Так? Он не догадался, что это ее брат, и уехал в Африку, так? Тут на него напал лев, уже, можно сказать, жует. Так? Вы предлагаете вставить танцевальный номер. Я не согласен.

 – Это ему мерещится, – пояснил Левицкий.

 – Хорошо. Кто-кто, а я такие вещи одобряю. Но! На своем месте. Да. На своем месте. По-моему, больше подойдут спасатели. А? Верно я говорю?

 Он обвел совещание взглядом, словно хозяйка на приеме. Поддакиватели поддакнули; головы кивателей склонились, как деревья на ветру.

 – Вот именно, – подытожил босс. – Запишите, мисс П оттер.

 И с довольным видом принялся за сандвич.

 Глава корпорации Перфекто-Зиззбаум если уж ел, так ел. Он не таился. Он не скрывался. Каждый слышал, что он кусает, жует, глотает. Сандвич реял перед ним, словно знамя какое-нибудь.

 На Уилмота это произвело очень сильное впечатление. Как мы знаем, он не сразу заметил тарелку, и внезапные звуки пронзили его ножом.

 Поэты описывали много звуков – ветерок в листве, рокот волн, пение соловья, воркование голубя. Но ни один из них не сравнится с хрустом бутерброда, если ты четыре дня пьешь апельсиновый сок.

 В родственнике моем хруст этот разбудил самые темные чувства. Он выпрямился в кресле. Тигриный блеск вспыхнул в его глазах. Наконец, он вскочил, и потрясенные кинодеятели услышали:

 – Пре-кра-тить!

 Мистер Шнелленхамер дрогнул. Бутерброд упал. У мистера Левицкого, напротив, упала челюсть.

 – Я сказал: прекратить! – повторил для ясности Уилмот. И тяжело задышал. Мистер Шнелленхамер, вскочив, указывал на него пальцем. Царило зловещее молчание.

 Его и нарушил страшный крик, тот самый крик, из-за которого слова «Вы уволены!» замерли на хозяйских устах.

 Кинопроизводство особенно опасно тем, что в нем не обойдешься без пламенных звезд. Публике они нужны, а голос публики – сами знаете. Поэтому на каждой студии есть хотя бы одна актриса, при чьем имени трепещут самые сильные. Здесь ею была Гортензия Бервош, Королева Страсти.

 Темперамент – штука о двух концах. Деньги он приносит, но вызывает и особые приступы, сходные с так называемым амоком. В этих случаях на студии оповещали весь наличный состав. Именно это и услышало сейчас совещание.

 Хваленая дисциплина вроде бы не подкачала. Кто-то охнул, кто-то закатил глаза, но никто не шевельнулся, пока в комнату не влетел молодой ассистент, вопя:

 – Спасайся, кто может! Все зашевелились.

 – Идет сюда!

 Мистер Шнелленхамер стукнул по столу.

 – Господа! – воззвал он. – Вы боитесь безоружной женщины?!

 Ассистент кашлянул.

 – Да, что?

 – У нее меч.

 – Меч?!

 – Взяла у легионера из «Аве, Цезарь». Ну, я пошел. Первым вскочил молодой киватель, которому прекрасная

 Гортензия уже всадила в ногу булавку на съемках «Пламенных сердец». Он выскочил в окно, и через минуту-другую в комнате остались только мрачный Уилмот, трепещущая Мейбл и хозяин, который пролезть в окно не смог бы и залез в шкаф.

 Уилмота все это не занимало. Глядя на бутерброды, он пребывал в некоем трансе, из которого его вывела размалеванная дама с мечом. Она громко кричала.

 Он поднял брови, скривил губы и вернулся в транс.

 К таким реакциям Гортензия не привыкла. Занеся меч, она обрушила его на чернильницу, преподнесенную Шнелленхамеру верными почитателями. При этом она вопила: