Текст книги "Каменный меч (СИ)"

Автор книги: Павел Торопов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Города? Хочешь сказать, что они разумны?

– Я не знаю, Сергей. Не знаю. Они очень тонко чувствуют окружающий мир, в этом нет сомнений. Очень ревностно следят за тем, чтобы сохранялась определённая гармония… из-за этого и пострадали мои несчастные соплеменники. И… они очень древние. Я пытался исследовать эти узоры – мы, гномы, многое понимаем в камне и его обработке. Порода очень необычная, и в средствах я был ограничен, так что точно определить не удалось – но некоторым узорам сотни тысяч лет. Возможно, миллионы.

– Мы… пойдём туда?

Было видно, что гном колеблется. Не принимает решение, а именно колеблется, пытаясь побороть неуместный, но давний и сильный интерес.

– Нет. – наконец тяжело промолвил Руд. – Нет, конечно. Пора возвращаться – предстоит ещё очень многое.

Глава 5

Каменный мешок. Проклятый каменный мешок.

Мурт Раэрктах шёл по Рифтрану, безуспешно пытаясь придать лицу менее подавленный вид. В прошлом мельм немало попутешествовал и побывал в местах, где не было вельда. Он даже посещал Лигу, но тогда большую часть времени всё-таки провёл под открытым небом и среди растений. А сейчас, после десятилетий в Лесу, ломать голову над сложнейшей задачей, да ещё в этом, в этом…

Проклятый.

Каменный.

Мешок.

То, что ситуация сложилась очень непростая, стало понятно сразу. Ужасное, разрушительное бедствие, невероятным, но очевидным образом связанное с Лесом, да ещё и Сергей… было, отчего схватиться за голову.

Но уже через два дня всё запуталось ещё сильнее. Молодой гном, Крондин… с самого начала казалось, что его что-то гложет изнутри. Что-то, связанное со случившимся. Во время рассказа он едва ощутимо напрягался, будто не был согласен с тем, что произносил. Посланник Лиги Ог-Дразд очень неплохо владел собой, но Мурт, за столетия жизни видевший столь многое глазами столь многих, был особенно чувствителен к таким вещам. Впрочем, мельм не пытался специально вызвать Крондина на откровенность. На второй день полёта, мучимый мрачными предчувствиями и незнакомой, чуждой механической обстановкой гномьего воздушного корабля, во время бессонной ночи Мурт вышел на палубу и там застал задумчиво смотревшего вдаль капитана. Разговор состоялся сам собой – оба держали в себе слишком многое, а бездонная, пронизанная ветром тьма вокруг слишком хорошо предохраняла от чужих глаз и ушей. Сначала мельм захотел уточнить кое-какие детали, потом почти неосознанно начал вспоминать произошедшие месяц назад несчастья и бурно высказывать сомнения в виновности Сергея. И, в конце концов, с удивлением слушал, как мрачно опустивший глаза гном говорил вещи, вполне способные потянуть на государственную измену. А также, на измену собственной семье.

По прилёту оказалось, что правители Лиги Ог-Дразд совершенно не настроены долго ждать результатов расследования. По крайней мере, двое из них. Первый, одетый в красную мантию, кипел яростным горем и жаждал мести. Его злость и недоверие были готовы выплеснуться на любого, подвернувшегося под руку.

А вторым был отец Крондина. Мрачный, закрытый, владеющий собой почти идеально. Но даже его идеальное владение собой не могло скрыть океана агрессивной, деятельной силы, бурлящей внутри. Именно такие, как он, от случая к случаю повергали империи в прах и возводили новые.

Несколько холодных и едких замечаний главы Чёрного Клана насчёт неспособности Академии держать джина в бутылке и невозможности ждать результатов месяцами воздействовали куда сильнее слепого гнева предводителя Клана Красного Самоцвета.

Мурт от души надеялся, что Крондин ошибается в своих подозрениях. Иметь такого врага было бы поистине страшно.

Последняя проблема выявилась при знакомстве с образцами. Мейстер Гвулид, глава тех, кто в Лиге занимался магией, оказался приятным, вежливым и знающим, пусть и несколько рассеянным гномом. Он подробно рассказал, что было сделано с останками, каким процедурам их подвергли. К сожалению, гномы, хоть и пытались действовать осторожно, всё же не были специалистами в растениях, и поэтому погубили несколько хороших образцов. Остальные почти полностью иссохли, и исследовать их было трудно. Совершенно точно, это потребовало бы не дней, а, как минимум, недель.

И поэтому Мурт Раэрктах шёл сейчас через Рифтран, проклиная непривычную обстановку. Странная, неопределённая ситуация выводила его из себя, и гномий город казался всё более и более раздражающим.

Мельм злился также и потому, что не видел какого-то ясного смысла в своей прогулке. Мурт не искал решения, не пытался понять, что делать дальше. Он понял, что делать дальше, уже больше суток назад, почти сразу после того, как первые опыты показали, что консервативные методы не дадут сколько-нибудь быстрых результатов. Однако, то, что предстояло сделать, было радикальным и довольно неприятным. И даже опасным. Кроме того, не существовало никаких гарантий, что будут получены хоть какие-то ответы. А даже если и будут – они, скорее всего, лишь добавят головной боли. Ведь в такой ситуации, посреди могучих сил и яростных амбиций, просто добыть знание – недостаточно. Необходимо ещё правильно поступить с этим знанием. Но как понять, как поступить, если у тебя на руках почти ничего, кроме догадок и домыслов, половина из которых – даже не твои?

Мурт Раэрктах задавал себе этот вопрос вновь и вновь, пытаясь найти что-нибудь, что помогло бы сделать ситуацию хоть немного более ясной. В конце концов, он отправился на улицы Рифтрана. Отправился под смешным предлогом – чтобы пройти путь, которым прошёл Сергей в день страшной катастрофы, и, возможно, понять что-то. Хотя, на самом деле, Мурт просто убегал от будущего, оттягивал то, что предстояло совершить.

Раздражённый, потерявшийся, запутавшийся мельм шёл через раздражённый, потерявшийся, запутавшийся город. Катастрофа оставила свою печать на всём: движениях и разговорах, выражениях лиц и глаз. Всё вокруг было словно придавлено невидимым грузом. Не только грузом горя, потери, но и грузом давящего, тягостного предчувствия.

Что-то надвигалось. Что-то вызревало в окружающем горе, страхе и растерянности.

И, конечно, был Шрам. Никто вокруг не использовал это слово, но Мурт, с тех пор, как впервые увидел огромный уродливый разлом на своде пещеры, называл его про себя только так. Этот разлом был всем, что осталось от Птичьего Карниза, прекрасного места, где мельму даже удалось побывать в свой прошлый визит и полюбоваться видом на бухту и океан.

Шрам разрушил целостность каменного купола столицы и тем самым разрушил привычную картину жизни. Рифтран стал открыт для прихотей поверхности: смены дня и ночи, дождя, звучно завывавших между неровностями разлома буйных морских ветров. Даже ласковый свет ясного солнца, затмевавший постоянный свет кристаллов и факелов, был здесь чем-то негативным, лишним, нарушающим установленный порядок.

Мурт вдруг понял, что уже несколько минут стоит, подставив лицо идущим с неба лучам. Он был почти в полном одиночестве – гномы вокруг старались обходить освещённые из-за Шрама места. Неожиданно, слева от себя мельм услышал детское хныканье и мелодичный женский голос…

В следующее мгновение послышались шаги. Голоса приближались. Мурт Раэрктах повернул голову и увидел молодую мать, ведущую под руку девочку лет семи.

– Здравствуй. – ласково произнесла женщина, глядя на мельма. – Ты не потерялся? Может, тебя проводить куда-нибудь?

У Мурта был заготовленный ответ на такой случай. Ответ вежливый, но строгий и сухой, произносимый спокойным, по-мужски грубым голосом. Этот ответ мгновенно давал понять и ощутить любому, что перед ним – не ребёнок. Однако, этот ответ мог и смутить, а Мурт не хотел смущать добрую женщину, и так сделавшую над собой усилие, чтобы выйти на освещённую поверхность.

– Нет, спасибо. – произнёс мельм звонким мальчишеским тембром. – Мы гуляем с мамой, она сейчас придёт. А живём мы воон там. – он показал на постоялый двор из приметных крупных, с белыми прожилками, камней, где в действительности жил.

– Ну хорошо. – ребёнок вновь заплакал, и женщина потрепала дочь по голове. – Надеюсь, тебе у нас понравится.

Мельм проводил их глазами до границы круга света. Девочка так и не успокоилась и шла, испуганно прижавшись к матери.

Мурт вновь посмотрел вверх. Голубое небо было подёрнуто лёгкой облачной дымкой и золотилось слегка выглядывавшим из-за левого края Шрама солнцем. Сергей был там, когда произошла катастрофа. Был там, среди улиц, площадей, домов и тысяч жителей. А теперь там не было ничего. Как ничего не было и в дурацкой идее пройти дорогой Сергея – дорогой, которой больше не существовало.

Осознав это, Мурт подумал о плакавшей девочке.

«Для ребёнка бояться и плакать нормально. Но я – не ребёнок. Так что, хватит бояться. Пора заняться делом».

Мурт Раэрктах повернул направо и пошёл к своему постоялому двору. Однако, не дойдя пары сотен шагов, снова свернул направо. За прошедшие два дня он бывал в номере только по ночам, когда спал – исследования требовали очень много внимания и усилий.

Через пару минут из-за поворота показалось здание, где мельм проводил почти всё время. Его очертания были довольно необычны – прямоугольная коробка двадцати локтей в высоту, из центра которой поднималась шестигранная башня. И башня, и основной корпус состояли из абсолютно гладкого светло-серого материала, на котором выделялись лишь чёрные двери главного входа и прикреплённая над ними золочёная эмблема, изображавшая молнию, заключённую в треугольник. Переступив порог этих дверей, и миновав насупленных стражников, Мурт Раэрктах вошёл в штаб-квартиру Ордена Высокой Энергии Лиги Ог-Дразд.

Здесь гномы изучали магию. Изучали на свой, довольно необычный манер, но делали это вполне основательно. На предоставленные для исследований условия жаловаться точно не приходилось – оборудование содержалось в идеальном состоянии, а в расходных материалах не было никакого недостатка.

Мурт поднялся на второй этаж и, открыв дверь лаборатории, облегчённо вздохнул. Внутри не было никого постороннего. Только Гнариус, обложившись книгами, что-то привычно бормотал себе под нос. Услышав, что кто-то вошёл, он поднял своё широкое лицо и улыбнулся Мурту:

– О, ты вернулся! Ну как, проветрил голову? Пришли какие-нибудь идеи?

– Да… Похоже на то… – Мурт тоже сел и задумчиво забарабанил по столу пальцами, ругая себя за недальновидность. Когда ректор назначил ему в пару Гнариуса Снатта, мельм даже обрадовался. Добродушный волшебник был настоящим знатоком магии растений и блестящим теоретиком, чем хорошо дополнял всегда предпочитавшего учиться на практике Мурта. Но самое главное – Снатт был отличным парнем, с ним всегда было легко и приятно работать, да и просто поговорить. Однако, всё это касалось спокойной и размеренной работы в крепких лабораторных стенах. На крайний случай – какого-нибудь полевого эксперимента на проверенном-перепроверенном оборудовании и в сопровождении десятка охранителей. А в нынешней ситуации…

– На так что там за идеи? Давай, выкладывай, а то работа стопорится.

Мурт Раэрктах вздохнул. Выбора всё равно не было.

– Слушай, Гнари, тут такое дело… Я расскажу, только ты постарайся, пожалуйста, не выглядеть слишком уж обеспокоенным.

Лицо волшебника на мгновение застыло, но почти сразу расслабилось, выражая спокойный интерес.

– Ты ведь знаешь, что за нами наблюдают? – спросил Мурт, весьма обнадёженный реакцией товарища.

– Ты об этих кристаллах в потолке? Конечно, гномьи устройства довольно сильно эманируют. Ну и что с того? Разве нам есть, что скрывать?

– К сожалению, да. – Мурт задумчиво потёр лоб. – Я кое-что узнал. Кое-что, что может быть довольно опасным. Только не проси меня, пожалуйста, рассказывать всё. Поверь, чем меньше ты будешь знать, тем лучше. Главное состоит в том, что мне нужно как можно скорее понять, из чего состоят эти растения. Мне нужен био-транс, Гнари. А значит, нужна твоя помощь.

Гнариус владел собой не так, как Крондин, но всё же достаточно неплохо. Стороннему наблюдателю, несомненно, было бы сложно увидеть замешательство волшебника.

– Био-транс?.. И насколько глубокий?

– Глубокий. И длительный – почти на всю ночь.

– Ох, Мурт… Но ведь…

– Я справлюсь. – мельм слегка поморщился. – Справлюсь, справлюсь. Мне просто нужен хороший помощник. Вроде тебя.

– Слушай, ну… это точно необходимо?

– Думаешь, я бы пошёл на такое, если бы это не было необходимо?

– Тоже верно… Ну что ж… ладно. И когда? Этой ночью?

– Да. Побудем здесь ещё немного. Я… подготовлюсь. И… там для отвара нужно…

– Я возьму. Иди… готовься. – Гнариус был мрачен. Было видно, что идея ему совершенно не нравится.

– Извини, Гнари. И за будущую бессонную ночь – тоже.

– Бессонную ночь, ха… О себе побеспокойся. Как ты завтра сюда придёшь?

– Не знаю. Может быть, и не приду. Если что, скажешь, что у меня отравление.

– Тем более, что это и будет один в один отравление. Только ещё с ментальным шоком. Эх, Мурт, Мурт…

Ворча, Гнариус вновь уткнулся в свои книги. Конечно, уже больше для вида. Мурт ещё какое-то время посидел за столом, после чего встал и подошёл к стенду с образцами.

Они все были здесь. Отрезки толстых стеблей, среди которых, как рассказывали, и нашли Сергея. Листья, в чьих очертаниях без особого труда можно было узнать те, что росли в Лесу. Правда, какая-то часть сознания противилась этому, не желая отождествлять прекраснейшее чудо природы с этими уродливыми формами, изломанными, искажёнными страшной, разрывающей само естество активностью, абсолютно чуждой миру растений. Такой эффект мог быть порождён только поистине изощрённой работой. Или поистине страшными страданиями человека, увидевшего что-то слишком ужасное, чтобы это можно было описать словами. Потерявшего лучшего друга. И утратившего смысл жизни…

Нет. Мурт ни на секунду не верил, что всё это хоть каким-то образом может исходить от Сергея. И именно по этой причине делал сейчас то, что делал.

Рядом с иссохшими, но всё-таки цельными остатками, стояли несколько небольших ларцов с трухой. Взяв стеклянную колбу, мельм подошёл к одному из них и, отодвинув крышку, набрал свою ёмкость почти доверху. Затем сделал несколько шагов и, от души надеясь, что правильно рассчитал слепую зону кристаллов, запрокинул голову и высыпал в рот половину содержимого колбы.

Труха горчила. Мурт Раэрктах привычно начал перебирать её языком, пытаясь оценить не совсем обычный вкус, но почти сразу одёрнул себя. В этом не было нужды. Предстоял био-транс, во время которого остатки растений, находящиеся внутри организма, раскроют очень многие тайны. Предварительно забрав у организма немало сил. Скорчив злую гримасу и обильно смочив труху слюной, Мурт Раэрктах сделал глоток.

Глава 6

– …Я бросил их. Может, и предал. Мы никогда не были особенно близки, я всё время пропадал на улице, в спортивных… – Сергей машинально произнёс это слово на русском, и запнулся. Он вдруг понял, что не знает перевода. – Ну… в местах, где люди увлекаются соревнованиями, тренируются. Один раз даже чуть не прибился к местной банде… ну, неважно. Дело в том, что я никогда не думал о них, как о родных людях. Вот, Марина… это моя сестра… она да. И по дому им помогала… и помогает, наверное. И учится хорошо… она, наверное, в институте… это место, где учатся с шестнадцати – семнадцати лет. Хотя, это наших лет, какие годы у вас тут…

Слова вылетали из Сергея легко, почти без усилий. Он не знал, почему так происходит. Отчасти, конечно, этому способствовала поистине невероятная обстановка. Впервые с той ужасной катастрофы тьма пещер и искусственный свет сменились солнцем над головой, солнцем ярким и неистовым. Да и вид вокруг был подстать – огромный горный хребет простирался во все стороны, грозно чернея циклопическими каменными массивами и отблескивая белизной ледников.

– …Я и раньше думал уехать куда-нибудь. Не всерьёз, потому что не хотел особенно никуда уезжать, но дом, родители – это всё меня никогда не держало. И я думал, что для них это тоже не будет особенно важным. Останутся жить с сестрой, как всегда и было, по сути… Глупо, конечно.

Впрочем, потрясающий вид был лишь частью обстановки. Сергей любовался величественной красотой гор, удобно расположившись в углублении, залитом тёплой, испускающей пар водой. Удивительный каприз природы устроил согреваемый подземным теплом источник прямо на небольшом скальном козырьке, нависшем над почти километровой пропастью.

– …Я бы, конечно, всё равно уехал тогда. Всю жизнь мечтал об этом… и такое чудо случилось… Ничто бы меня не удержало. Но… можно это было сделать как-то по-другому, что ли. Я ведь тогда, по сути, вообще не думал, что кто-то может страдать от моего выбора. Просто сделал по-своему, сделал открыто, с радостью – и заставил их страдать. Может, и всю жизнь им разрушил. У нас есть выражение, что нельзя построить своё счастье на чужом несчастье. Хотя, у нас-то, как раз, вполне можно, но здесь, со всей этой судьбой, предназначением… Вот и получилось, что моя мечта стала своей противоположностью. Благословение стало проклятием.

Руд сидел чуть поодаль, погрузившись почти по шею и облокотившись левым плечом о небольшой выступ на кромке углубления. Гном склонил голову набок и внимательно слушал.

– Что, скажешь, это глупости? Такого не может быть?

– Нет. – ответил Руд и поднял голову, посмотрев на небо. – Не скажу.

Сергей подплыл к той части выемки, которая ближе всего нависала над пропастью, перегнулся и посмотрел вниз. Открывшийся там вид производил не меньшее впечатление, чем горы. А изумлял куда больше.

То, что раскинулось далеко внизу, можно было назвать полем. Шириной порядка километра, оно, подобно реке, уходило вдаль до горизонта. Разные культуры окрашивали эту реку в разные цвета – прямо под Сергеем поле было бледно-зелёным, потом становилось бурым, а вдалеке – жёлтым. Но больше всего удивлял рельеф поля. И зеркала, огромные зеркала, бесконечным рядом тянувшиеся по правой стороне. Отражавшийся от них солнечный свет освещал левую часть поля, которое было не плоским, а вогнутым. Издалека его стороны казались идеально прямыми и сходились к середине почти вплотную, наподобие вершины треугольника, направленной вниз.

– Нас, гномов считают скрягами. – заговорил Руд. – Мол, копаемся в скалах, в пещерах, копим богатство… Но это не совсем так. Мы, конечно, рациональны и практичны, но… Взять, хотя бы, вот это место. Организовывать пашни в горах – видит Великий Свод, это не самая практичная вещь. Вся эта прорва зеркал… это же безумно дорого и трудоёмко! И строить их только ради того, чтобы можно было придать полю вогнутую форму и тем самым на четверть увеличить полезную площадь… Зачем это всё?? Мы всё равно никогда не будем аграрной страной. Мы строим механизмы, добываем полезные ископаемые – и на всё это можем купить столько еды, что хватит завалить эти горы доверху! Так и было больше трёх веков.

Руд подплыл к краю и, перегнувшись, тоже посмотрел на поле. Впрочем, взгляд гнома оставался неподвижным – похоже, собственные мысли интересовали его куда больше происходящего внизу.

– Когда затеяли создавать пашни, то говорили о том, что нам нужно собственное продовольствие, чтобы не быть зависимыми от других стран… Глупости. Все годы до этого к нам в очередь выстраивались желающие продавать продовольствие. И чтобы вот так разом все вдруг отказались… Ну, на крайний случай, можно строить хранилища, резервуары, закупать еду впрок… Это будет намного дешевле, легче… Нет, эти поля возникли не из-за практичности, и уж тем более не из-за прижимистости.

Внизу между растениями перемещались какие-то фигурки и что-то, похожее на устройства, но подробно различить что-то с такого расстояния было почти невозможно. Со времени катастрофы в подземной крепости, это было первое населённое место, которое видел Сергей. Оно находилось далеко, и Сергею удавалось сохранять спокойствие, но всё-таки он не мог полностью подавить грызущее, беспокойное ожидание. Ожидание того, что губительная сила Леса, сокрытая в нём, вот-вот вырвется и набросится на тех, кто был внизу.

– Или, например, тот случай на разрушенных выработках. Прослышав об абсолютно небывалых природных богатствах, мы ринулись туда и развернули бурную деятельность почти безо всякой разведки и проверки. А ведь осторожность – следствие практичности. И что-то тогда затмило нашу практичность. Вера в собственную избранность, помню, я говорил. Но не только.

Сергей вспомнил огромную пещеру, усыпанную следами давних смертей и разрушений. Он также вспомнил странное чувство умиротворения, пришедшее там, и удивился – насколько же страшным должно быть состояние, чтобы испытывать умиротворение в подобных местах?

– То, что я имею в виду, – продолжал гном, – относится даже не к Лиге, а к самым общим вещам. Каждый ребёнок знает – эльфы живут в лесах, гномы живут в горах. Но почему так? С эльфами понятно – они физически связаны с энергетикой лесов, они воспринимают леса по-особенному, видят их вельд. А гномы? Мы никак не связаны с энергетикой гор, пещер, если такая вообще существует. Не видим никакого пещерного вельда – что очень жаль, кстати, это бы здорово облегчило жизнь в темноте. Видит Великий Свод, мы вообще не особенно жалуем темноту – ты сам видел, как хорошо освещён Рифтран. Слух у нас, конечно, хороший – но это явно не причина жить, окружёнными камнем. Так в чём же причина?

Руд протянул руку и взял небольшой камешек.

– Вот, смотри. Многие говорят, что это из-за какой-то невероятной любви к камню. Такое мнение можно понять. В конце концов, слово «ог», обозначающее камень, – самое главное в нашем языке. Но, тем не менее, это не так. Дело не в любви к камню. Ты никогда не увидишь гнома, любовно поглаживающего дикий булыжник, наподобие этого в моих руках. То, как ведут себя Лесные Народы, как они медитируют среди травы, блаженствуют в дикой листве – к гномам это не имеет никакого отношения. Мы не любим камень сам по себе. Скорее уж, все его сколы и неровности вызывают у нас раздражение. Но мы любим камень, потому что он – главное, в чём находит воплощение наша истинная страсть. Наша самая важная отличительная черта.

Руд вытянул вперёд широко раскрытую ладонь с лежащим на ней камешком. Губы гнома изогнулись, то ли произнеся короткое слово, то ли просто совершив длинный выдох, и кусочек скалы медленно поднялся с ладони в воздух.

– Больше всего на свете мы любим менять мир вокруг себя. Исправлять его несовершенство.

Под пристальным взглядом Руда висящий в воздухе камешек мелко задрожал и в следующее мгновение оказался заключён во вспышки маленьких красных молний.

– Наверное, когда-то в глубокой древности наши предки, обосновавшись в какой-нибудь пещере и сумев невероятными усилиями обработать её камень, поняли, насколько это значительнее, благороднее и долговечней, чем хижины из тростника, резьба по дереву, кости и всё такое прочее. А ещё оказалось, что внутри пещер, внутри гор можно окружать себя этой красотой и соразмерностью со всех сторон, оказываться внутри неё. Создавать свой собственный мир. Осознав это, мы влюбились в камень. И стали селиться в горах и пещерах.

Вспышки замелькали ярче и чаще. Камешек в воздухе начал вращаться, всё быстрее и быстрее, окутываясь облаком пыли из собственной плоти.

– Гномы живут так уже тысячи и тысячи лет. Из собственной страсти, собственных страхов и устремлений мы выстроили наш жизненный путь. Стали рациональными, практичными. Заключили тёмное прошлое в рамки обычаев и легенд, сделали частью нашей культуры и памяти. Но прошлое не исчезло. И не изменилось. Нельзя убежать от себя. Нельзя убежать от своей страсти. То, что заставляло наших предков сбивать в кровь руки, пытаясь обработать камень таким же камнем, живёт и в нас. И время от времени мы слышим его голос. Голос, который заглушает всё остальное.

Вращение, вспышки и летящая пыль – всё это прекратилось разом, в один момент. Теперь на месте кусочка дикой скалы в воздухе висел шар. Руд чуть сжал пальцы раскрытой ладони, и шар плавно приземлился на неё. Гном поднёс его к глазам.

– Иногда это приводит к хорошим результатам. Даже это поле – как ни крути, оно действительно обеспечивает нас продовольствием. Да и перед миром есть, чем похвастаться. Триста лет назад же наша страсть абсолютно лишила нас разума и заставила безудержно бежать навстречу невиданным богатствам, навстречу великому вызову и великим возможностям. Впрочем, произошедшее на той выработке – далеко не худший вариант. В истории известны случаи страшных, поистине страшных катастроф. Однажды прекратила существование целая горная система, а пыль от её гибели закрыла солнце. Один из миров лишился тогда лета на два года… Нет, я не хочу сказать, что наша страсть ведёт только к плохому. Проблема в том, что, поддавшись ей, мы редко находим в себе силы остановиться – независимо от того, к чему идём.

– Так ты, что, хочешь сказать, что эта ваша страсть замешана во всём, что случилось? – спросил Сергей.

– Если в происходящем замешаны гномы – почти наверняка, без неё не обошлось.

– Но замешаны ли гномы – ты не знаешь?

– Нет. – Руд сжал губы и опустил взгляд. Правда, почти сразу же он поднял глаза вновь. – Лови!

Гном слегка размахнулся и бросил Сергею шарик. На ощупь кусок камня оказался совершенно гладким, без малейших выщерблин, трещин или неровностей.

– Возьми его с собой. – попросил Руд. – Так мне будет легче наблюдать за твоим состоянием. И заметить, если что-то пойдёт не так.

Следующие пару часов человек и гном провели почти в полном молчании, наслаждаясь прекрасной остановкой в пути и ожидая, когда солнце напитает кристаллы световых очков. Сергей до сих пор не мог понять намерений своего провожатого, но, несмотря на это, Руд вызывал у него доверие. Волшебник совершенно не походил на того, кто управляет, манипулирует ситуацией – скорее, на того, кто изо всех сил пытается справиться с неожиданно обрушившимися проблемами. И искренне верит, что способен их решить.

Одеваясь и готовясь покинуть это удивительное место, Сергей чувствовал свежесть и огромный прилив сил. И даже испытывал смутное удовольствие по этому поводу.