Текст книги "Грани веков (СИ)"

Автор книги: Павел Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

– Что он такое несёт, Муха? – боярин повернулся к своему помощнику. – Ты хоть что-то разумеешь?

– Известно что, – отвечал Муха, – небылицами нас потчует, еретическими. Сказывает, будто из времен грядущих нам явлен бысть, аки пророк.

– Блаженный, чтоль? – поднял брови Симеон Никитич.

– Да послушайте, – Ярослав понимал, что каждое его слово еще больше усиливает подозрительность к ним, но не видел другого выхода, – мы можем вам это доказать!

– Докажешь, когда пятки тебе подпалим, – усмехнулся боярин. – Все, что знаешь выложишь, всю подноготную!

– А дозволь, Симеон Никитич, ему поговорить еще малость, – подал голос Муха. – Давненько в нашем приказе занятных сказок выслушивать не доводилось.

– И то! – согласился боярин и махнул рукой. – Ну, поведай нам, лях, что собирался!

– Я понимаю, для вас это звучит дико, – Ярослав старался, чтобы голос его звучал спокойно и ровно, – но мы действительно из времен грядущих. Мы можем рассказать вам, что будет дальше, с Русью. Мы умеем лечить так, как не умеют ваши доктора и знахари. Мы знаем секреты производства разных полезных вещей!

Михалыч одобрительно покивал.

– Посмотрите на наши вещи! – продолжал Ярослав. – Никто во всем мире сейчас не умеет таких делать! Никто даже не знает, для чего они! А я могу вам все объяснить…

– Значит, ведаешь, что с Русью дальше будет? – протянул Симеон Никитич. – И что же?

– Ну… – Ярослав смешался и бросил взгляд на Когана, но тот стоял, потупив глаза.

– Романовых на царство выберут, – брякнул Ярослав, ухватившись за единственную известную ему фамилию царской династии.

Коган издал сдавленный звук.

– Романовых? – переспросил Симеон Никитич, с лица которого мигом слетело выражение уверенного самодовольства. – Уж не инока ли Филарета?

– Не помню, честно говоря, – пробормотал Ярослав. – Но править они будут долго…

Боярин вышел из-за стола и вплотную приблизился к Ярославу.

– Значит, вот каковы твои пророчества, – сквозь зубы процедил он. – Ну что же, пророк, а скажи мне, что с тобой сей же час произойдет? Не ведаешь? Может, кол тебе видится острый, или дыба, или крюк под ребром?

Его маленькие поросячьи глазки налились кровью.

Ярослав обмер.

– Не знаешь? – скривился боярин. – Так я тебе предскажу: и то, и другое, и третье! Эй, ребята! Снимайте кривого! Посмотрим, как у прорицателя сего жилы рваться будут!

– Да блаженный он! – вмешался Коган. – Книжек перечитал много, вот и двинулся рассудком. Оттого за ним и приглядываю…

– А до тебя, дохтур, черед тоже дойдёт, – огрызнулся Симеон Никитич. – Али невтерпеж?

Хлопнула входная дверь и в комнату ввалился человек в лохмотьях, а за ним, пригибаясь, вошло двое рослых стрельцов.

– Это еще что? – грозно вопросил их боярин. – Что за рвань сюда приволокли?

– Извиняй, батюшка, Симеон Никитич, – прогудел один из стрельцов, низко кланяясь. – Уж больно докучлив был, сказывает, дело у него до тебя зело спешное!

– Кто таков? – брезгливо осведомился боярин, глядя на оборванца.

Оборванец был худ, невысок и бос. Из-под мешковатого балахона выглядывали драные штаны с прорехами на коленях. Волосы его, сальные и нечесаные, свисали жидкими космами, и Ярослав готов был поклясться, что даже со своего места он мог разглядеть насекомых, копошившихся на них. Клочковатая борода выглядела неровной, словно была выдрана в разных местах. Под левым ярко-голубым глазом красовался фиолетово-зеленый кровоподтек. Правый глаз был зеленого цвета и немного косил.

– Тьфу, смердит-то как, пёс!

От вони, исходившей от оборванца, действительно, слезились глаза.

– Вы что, дубины стоеросовые, совсем ополоумели?! – обрушился на стражников боярин. – Всякую падаль сюда пускаете?!

– Так это ж Ондрейка, юродивый, – удивился Муха. – Он у паперти покровского собора живёт. Чего тебе, божий человек?

Юродивый расплылся в дебильной улыбке. – Царём хочу быть! – радостно завопил он. – Кто тут, к примеру, в цари крайний? Никого? Так я первым буду!

– Чего мелешь, дурак! – рявкнул боярин.

– Погоди, Симеон Никитич, – тихо проговорил Муха, насторожившись. – Послушаем дале.

Юродивый энергично погрозил ему кулаком. – Я те послухаю! Вот сяду на трон – всем Годуновым по серьге раздам! И Бориске-царю, и Федьке-сынку, и Аксе-бесприданнице, и тебе, Симеон Никитович! Дворец новый себе выстрою, пировать буду!

Годунов? Выходит, царский родственник. Ярослав бросил взгляд на побагровевшего боярина.

– Эва, хватил! – усмехнулся Муха. – Кто ж тебя, дурачка, на трон пустит?

– Пустят, пустят! Сами звать будут, упрашивать! Все бояре челом бить будут!

С этими словами юродивый пустился в пляс, высоко вскидывая колени и хлопая в ладоши.

Муха со значением поглядел на Годунова. – Блаженный-то неспроста про бояр молвит, – заметил он. – Улавливаешь, к чему клонит, Симеон Никитович?

– Да об том вся Москва толкует, – плюнул тот. – Мне имена потребны! А коленца откидывать, да дурковать всякий шут горазд. Взгрейте его батогами, да язык укоротите, чтобы лишку не болтал впредь…

– Нельзя, Симеон Никитич! – возразил Муха. – Божий человек!

– А ты бы, боярин, поторопился! – хитро подмигнул юродивый. – Во дворце заждались тебя ужо!

Он остановился напротив Ярослава и ткнул в него пальцем. – Этого отпусти! Он нездешний!

Годунов и Муха переглянулись.

– Отпусти, боярин, – повторил юродивый, – а мы тебе споём!

И он затянул дребезжащим голосом:

– Три татарских мудреца рекут, рекут ми без конца – металл не израстит плода, игра не стоит свеч, а деланье – труда!

Ярослав в изумлении уставился на оборванца. Краем глаза он заметил, что Коган также наблюдает за ним, раскрыв рот. Юродивый декламировал Цоя!

Юродивый сердито ткнул его кулаком в бок.

– Подпевай! – велел он. – Злое белое колено пытается меня достать…

– Колом колено колет вены? – неуверенно припомнил Ярослав.

«Господи, что за бред происходит!»

– В надежде тайну разгадать! – радостно подхватил юродивый.

И далее нестройно продолжили оба:

– А я сажаю алюминиевые о-гур-цы на брезентовом поо-лее!

Припев юродивый выводил с особым старанием, энергично взмахивая рукой и с чувством подвывая.

– Ну, полно! – раздраженно оборвал их Годунов. – Только скоморохов нам тут недоставало!

Юродивый умолк.

– Вот что, гоните его отсюда, пусть на паперть свою ступает!

– Ухожу, ухожу, – миролюбиво откликнулся юродивый. – Токмо ты, Симеон Никитыч, кума моего не обижай, а то петь мне не с кем будет!

Последние слова он прокричал уже из-за двери.

– Дыба готова, – напомнил один из палачей.

Годунов повернулся к Мухе. – Ну, что мыслишь?

– Никак, и впрямь блаженный, – нерешительно ответил Муха. – Ондрейка, вишь, признал его…

– Грех великий человека божия обижать, – подал голос доселе молчавший старик-писарь. Он укоризненно потряс головой. – Беда будет!

– Тьфу, раскудахтался, ровно баба, – сплюнул Годунов. – Нешто присказкам дурачка с паперти верить?

Очередной скрип двери возвестил о появлении стрельца в ярко-красном кафтане с бердышом в руке.

– Князя Симеона Никитовича великий государь Борис Федорович к нему в палаты звать изволит! – объявил он.

– Верно юродивый-то сказывал, – заметил Муха.

Годунов, казалось, что-то взвешивал про себя.

– Ладно! – наконец выдохнул он. – Отведите их обратно в клети. Там решим!

С этими словами он набросил на плечи шубу и вышел.

Глава 15

– Идём, Акся, идём! – новообретенный брат, приобняв за плечи, подталкивал Ирину вперёд. – Батюшке недосуг сейчас!

– Мне нужны мои спутники! – Ирина сердито сбросила его руку. – Я требую, чтобы их тоже привели в мои… апартаменты, или что там у меня!

Царевич воззрился на неё в изумлении.

– Господь с тобою, Акся! – выговорил он. – Какие еще спутники? Разбойники да тати?

– Они не разбойники! – запальчиво огрызнулась Ирина. – Они были такими же пленниками!

– Батюшка с Семёном разберутся, – успокаивающе произнес Федор. – Тебе надо отдохнуть.

На его круглом пухлом лице была написана искренняя тревога. Он взволнованно сопел и оглядывался на стрельцов, с бесстрастным видом следовавших за ними.

Поняв, что толку от него не добиться, Ирина решила временно смириться и позволить ему вести себя дальше.

Беспокойство за Когана, Ярослава и Евстафьева, тем не менее, усиливалось с каждым шагом. Что может с ними случиться? Мысль о том, что она может остаться здесь совсем одна повергала её в панику.

Их ведь не могут казнить? Или – могут? Где вообще они сейчас?

Теоретически, их судьбу мог решить царь, по какой-то нелепой прихоти судьбы оказавшийся ее отцом, но, похоже, общение с родителями тут несколько усложнено.

– А кто такой этот Семён? – спросила она.

– Симеон Никтич? – удивился царевич. – Дядя наш! Троюродный, вроде. Ты что же, и его не помнишь?

– Смутно, – уклончиво ответила Ирина. – А чем он занимается?

– Ну, много чем, – озадаченно ответил Федор. – Делами всякими приказными, челобитными… Сыском еще ведает. А что тебе до него?

– Вспомнить пытаюсь, – отрезала Ирина. – Значит, спутниками моими тоже он заниматься будет?

– Наверное, – Федор пожал плечами. – Да ты не тревожься, сестрица! Главное – что ты теперь дома, в безопасности!

Он радостно улыбнулся.

Да уж. Вэлкам, как говорится. Хоум, свит хоум. Ладно, по крайней мере, теперь ясно, кто ей нужен. Осталось проработать стратегию.

– А я новую карту нарисовал! – похвастался Федор. – Хочешь, потом покажу? Цесарийский посол даже просил копию для него снять – у них таких карт Московии подробных нету!

– Ага – согласилась Ирина, мимоходом заметив про себя, что интерес чужеземного посла к картам страны должен был бы насторожить будущего правителя.

Они миновали очередной пост стражи и оказались в просторной зале с высокими резными колоннами.

Двое стрельцов с топорами в руках, замерли по обе стороны от золоченых дверей.

Федор распахнул створки и посторонился, пропуская Ирину вперед.

Она оказалась в просторной светлой комнате, устланной коврами.

У дальней стены возвышалась массивная кровать с резным балдахином. Деревянные узорчатые шкафы вдоль стен, лавки, покрытые мехами. В центре – столик из зеленого камня, над ним – клетка с огромным попугаем.

– Ну, вот и ты и у себя! – царевич улыбнулся и обвел комнату рукой. – Отдыхай, почивай до трапезы.

Он еще немного потоптался на пороге, наконец, неловко обнял её и поспешно удалился.

Оставшись одна, Ирина огляделась. Значит, это и есть царские палаты. Обстановка, конечно, уютнее, чем в деревенской крепости, но на пять звезд все же не тянет.

В углу – рукомойник, вроде тех, которые можно встретить иногда на старых дачах. Однако, в отличие от своих алюминиевых собратьев из двадцать первого века, этот был сделан из серебра, а таз, стоявший под ним – по-видимому, из чистого золота.

Рядом с кроватью – фарфоровая ваза характерной формы, с рисунками птиц и цветов.

Номер со всеми удобствами. Хотя она сейчас охотно променяла бы золотой таз на обычную розетку и доступ к вай-фаю.

Ирина достала из нагрудного кармана разрядившийся телефон, повертела его в руках. Верный айфон сейчас стал бесполезным кирпичом, годным разве что для колки орехов.

Раздавшийся шорох за спиной заставил ее вздрогнуть.

Обернувшись, Ирина увидела девицу в красном сарафане, которая незамедлительно бухнулась на колени, уткнувшись лбом в пол.

Приоткрытая дверь за ней была почти неотличима от стены на фоне росписи.

– Эмм… – Ирина осторожно наклонилась к девице. – Ты кто?

– Авдотья, – пискнула та, не отрывая лба от пола.

Дуня, значит. Надо полагать – горничная, или как у них они называются.

– Ты бы встала, Авдотья, – предложила Ирина.

Девица подняла лицо и робко улыбнулась.

Ирина едва сдержала крик ужаса.

На неё глядела жуткая размалеванная бордово-красным цветом рожа, с подведенными углем глазами и бровями. Страшнее всего был жуткий оскал с черными зубами.

– Что с тобой, царевна? – всполошилась ее обладательница, резво поднимаясь на ноги. – Аль занедужила?

– Занедужишь тут с тобою, – выдохнула Ирина, разглядывая девицу.

Сейчас, когда первое впечатление миновало, она не казалась такой уж страшной – даже миловидной. Но эта ужасная кричащая раскраска, а главное – черные зубы… Да они же крашеные!

– Вы что, – Ирина неверяще покачала головой, – зубы черните?!

– Так красиво ж, царица, – робко удивилась Авдотья.

– Больше никогда так не делай, – с чувством сказала Ирина. – И с макияжем твоим тоже нужно что-то решать.

Авдотья непонимающе заморгала и, на всякий случай, низко поклонилась.

– Знаешь что, – Ирина нащупала в кармане губную помаду, – где у вас тут можно умыться?

Комната, из которой появилась служанка, оказалась чем-то вроде небольшой сауны.

Деревянный пол, обитые досками стены. Огромная печь в углу, но, почему-то, без заслонок. Веники на стенах, кадки, кувшины, ковши. В центре огромный медный таз, вмурованный в белый камень с двумя широкими ступенями. Сейчас он был полон воды, от которой поднимался пар.

– Изволь, царевна, – снова поклонилась Авдотья.

– Вообще-то, я имела в виду тебя, – пробормотала Ирина.

Однако, мысль о горячей ванной посещала её уже давно. Попробовать, что ли?

Тяжелую шуба она оставила в горнице и теперь начала расстегивать пуговицы на рубашке.

Авдотья бросилась было ей помогать, но Ирина решительно воспротивилась этому.

– Я как-нибудь сама! К тому же, – добавила она глядя на вытянувшееся лицо Авдотьи при виде бюстгальтера, – сдается мне, ты вряд ли с этим справишься.

Вода оказалась в меру горячей, приятно расслабляющей. Она пахла травами и какими-то маслами. Мыло, к её удивлению, тоже нашлось, правда, мылилось плоховато, зато имело приятный запах миндаля.

Покончив с омовением, она вылезла из ванной, игнорируя суетливые попытки Авдотьи помочь.

Та уже заранее подготовила ей какой-то просторный сарафан, белую рубашку и что-то вроде безрукавки, разукрашенной драгоценными камнями, а также зеркало и гребень.

Ирина заколебалась, не зная, что выбрать. С одной стороны, расставаться привычной и удобной формой не хотелось. С другой – она неизбежно будет привлекать внимание. Да и когда еще представится возможность примерить царские одежки?

В итоге, она решила оставить от формы только жилетку, благо ее почти полностью скрыла безрукавка, оказавшаяся довольно тяжелой. Когда Ирина посмотрела на себя в зеркало, от искрящихся бликами камней слепило глаза.

Авдотья тщательно просушила ей волосы, искусно расправляя их между двумя полотенцами и отжимая.

– Дозволь расчесать тебя царевна!

– Только сначала ты смоешь с лица все свои художества, – твердо сказала Ирина.

Девушка не осмелилась ей возразить, и с сокрушенным видом стала намыливать щеки.

– Ну вот, – улыбнулась Ирина, когда та закончила. – Теперь на человека стала похожа! А теперь немного поработаем над линией губ…

Помада произвела на Авдотью впечатление – она с интересом разглядывала её и даже, осмелев, попыталась попробовать на вкус, но разочарованно скривилась.

– Вот что, Дуня, – попросила Ирина, когда села в кресло, а Авдотья начала осторожно водить гребнем по еще влажным волосам. – Расскажи мне, что тут происходило, пока меня не было? Я словно спала все это время.

– Что же рассказать тебе царевна? – удивилась Авдотья. – Тебя и не было-то всего трое дней. Батюшка государь наш Борис Федорович зело печалился, сказывают, аж почернел от кручины. Царевич, братец твой тоже переживал, все порывался на поиски с дружиной выступить, да царь-батюшка запретил…. Ну а так – все по-старому.

– А что вообще… в мире происходит? – Ирина пыталась нащупать хоть какую-то ниточку, за которую можно было бы зацепиться.

– Так известно что! – Авдотья зачем-то оглянулась по сторонам и понизила голос. – Самозванец-то окаянный, говорят, аж до Путивля добрался! Уж на что его Басманов да Шуйский со Мстиславским били – ан улизнул от них! Говорят, воинство набрал несметное, беглых казаков, да лихих людей, да татарву набрал и теперь на Москву идти собрался! Страх! Ох, прости, царевна, болтаю всякое…

– Авдотья, – Ирина безнадежно запуталась во всех этих фамилиях, – а кто такой этот … Самозванец?

Та всплеснула руками, выдрав при этом волос.

– Да разве можно про то говорить, царевна!

– А почему нет? – удивилась Ирина.

Авдотья покачала головой. – Ежели Симеон Никитич прознает, что я про окаянного с тобой разговоры вела, живо в Тайный приказ отправит!

– Не отправит! – отрезала Ирина. – Я здесь царевна, все-таки!

Авдотья с сомнением покачала головой. – Страшный он человек, – проговорила она и тут же опасливо зажала себе рот. – Ну вот – опять, прости Господи!

– Авдотья, – с нажимом произнесла Ирина, – кто такой Самозванец?

– Да кто ж его знает! – чуть не плача воскликнула Авдотья. – Иные одно говорят, а иные – обратное… Поговаривают, что монах он беглый, с Чудова монастыря, у патриарха келейником был. А те, что к нему в войско бегут, верят, что царевич он, убиенный!

– Какой царевич? – тут же поинтересовалась Ирина, но Авдотья затрясла головой. – И не проси, царевна! Прознают, как пить дать прознают, что я тут языком молола!

Ирина вздохнула. Час от часу не легче. Самозванцы, убиенные царевичи, беглые монахи.

Она вообще сейчас должна была быть у косметолога, а вместо этого сидит на деревянном неудобном стуле в царских палатах и пытается успокоить служанку, которая чистит зубы углем…

Может, все-таки, это галлюцинация? Или, если сейчас покрепче зажмуриться, потрясти головой – вдруг удастся проснуться?

Осторожный стук в двери вывел ее из размышлений.

– Кто там?

Дверь отворилась и в комнату, почтительно кланяясь, вошел высокий худой человек, в черном бархатном камзоле, с пышным жабо. Над высоким лбом виднелись глубокие залысины; небольшие усы и бородка-эспаньолка были тщательно ухожены.

– Да будет простительна моя дерзость, царевна, – заметно волнуясь и слегка картавя, начал он, – но высочайший приказ великий царь был весьма строг – его величество просить навестить вас для осмотра и беседы.

– Его величество? – переспросила Ирина.

Авдотья фыркнула, а мужчина покраснел.

– Прошу меня извинить – я немного путать русские слова…

– Дуня, – прошептала Ирина. – Кто это?

Но у вошедшего оказался более тонкий слух, чем она предполагала.

– Я есть доктор Кристофер Рихтингер, – произнес он, приосанившись и снова поклонился. – Это не быть повод для смущения, царевна – легкое потрясение вполне естественно для вашего состояния. Вы можете забывать имена, лица, даты – но все это со временем есть восстанавливаться. Могу я подойти ближе к вам, царевна?

– Я не кусаюсь, – заметила Ирина.

– Простить меня – не понял? – доктор вытаращился на неё голубыми глазами.

– Подходите, – Ирина махнула рукой.

Также церемонно испросив дозволения, доктор прощупал у неё пульс на запястье, внимательно исследовал пальцы рук, с удивлением покачал головой при виде маникюра, довольно долго разглядывал язык и, наконец, деликатно поинтересовался, давно ли царевна пользовалась тряпками.

Ирина не сразу поняла, что он имеет в виду, потом едва не рассмеялась, но осознание того факта, что вершиной женской гигиены даже для царственных особ тут служит обычная тряпка, отрезвило её.

Доктор же оставался убийственно серьёзен.

Окончив осмотр, он извлек из кармана пузырек из зеленого стекла и поставил его на стол.

– Я рекомендовать принимать по одной капле перед сном, царевна.

– И что же это? – усмехнулась Ирина.

– О, это лекарство укрепит вашу печень, – ответствовал Рихтингер.

– Печень?

– Именно так, царевна. Нужно разогнать желчные соки, избыток которых приводит к застою и угнетению духа, сиречь, меланхолии.

Ирина осторожно вытащила плотно притертую пробку. Жидкость пахла анисом.

– Только будьте осторожны, царевна, – предупредил Рихтингер, – неумеренное потребление зелья может погрузить вас в очень глубокий сон.

– Спасибо, учту, – кивнула Ирина.

– А теперь должен просить прощения – мне необходимо еще навестить вашего батюшку, – доктор отвесил глубокий поклон.

– А что с ним не так? – насторожилась Ирина.

– О, ничего особенного, царевна, – доктор замялся, бросив быстрый взгляд на горничную. – Небольшое кровопускание, чтобы дать выход флегме.

С этими словами он поспешно удалился.

Ирина проводила коллегу задумчивым взглядом.

Потом посмотрела на кровать. После горячей ванны клонило в сон. Она задумалась, когда вообще спала последний раз. Пожалуй, немного отдыха – это именно то, что ей сейчас нужно.

– Знаешь, Авдотья, – сказала она, – я, наверное, немного вздремну.

На этот раз она не отказалась от помощи, так как выпутаться самостоятельно из напяленного на себя количества ткани с кучей застежек и подвязок было непростым делом.

Под убаюкивающее воркование Авдотьи, она погрузилась в мягкий пух и тут же провалилась в сон.