Текст книги "Грани веков (СИ)"

Автор книги: Павел Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Ну как еще объяснить это мальчишке? – мысленно взмолился он.

Но молодой царь оставался непреклонен.

– Я не могу восставить против себя представителей древнейших боярских родов, – сказал он. – Этого не позволял себе даже отец…

– Отец расправился с Романовыми, – неожиданно для себя перебил его Коган. – И был, по-своему, прав. Тебе надлежит проявить силу сейчас, если хочешь сохранить престол… и жизнь.

– Я благодарен тебе за заботу и твои труды, Яган, – серьезно сказал Федор. – Ты доволен этой своей, как ты ее назвал…. Работарией?

– Лабораторией, – автоматически ответил Коган. – Да, государь, благодарю.

– По поводу академии я тоже подумаю, но сейчас важнее всего – похороны. Потом – венчание на царство и присяга народа. Ты увидишь, что Москва, несмотря ни на что, останется с Годуновыми.

Федор кивнул, давая понять, что аудиенция закончена, и Когану ничего не оставалось, как выйти из зала.

В свои апартаменты он возвращался с тяжелым чувством.

Смерть Симеона Годунова свершилась как гром среди ясного неба.

Несмотря на имевшиеся у них с Симеоном разногласия, и до сих пор болевшие от дыбы плечи, Коган был ошеломлен и раздавлен этим известием.

У него, практически, не было сомнений в том, что смерть главы Тайного приказа была насильственной – старика, безусловно, отравили, а это, в свою очередь, означало, что следующими в списке жертв наверняка окажутся вдовствующая царица и ее сын.

Со своей стороны, Коган чувствовал себя обязанным сделать все, для того, чтобы этого не произошло. Его не оставляло странное чувство, что именно здесь и сейчас, в этом времени и месте, он может совершить что-то, что, возможно, изменит всю дальнейшую историю России, возможно – приведет ее к новому будущему.

Кроме того – здесь была Настасья.

Он снова вздохнул.

Пока что все его попытки как-то поговорить с ней разбивались о вежливое отчуждение – девушка отвечала на вопросы, не поднимая глаз, словно трепетная лань.

К тому же, ее наставница, как назло, сразу оказывалась где-нибудь неподалеку, прислушиваясь к разговору, и незамедлительно встревая в него, с каким-нибудь поручением для послушницы.

Что оставалось ему делать?

Он предложил Федору свои услуги врача, и ему выделели целое крыло во дворце, где он мог заниматься врачеванием, а также научными экспериментами.

И сейчас Коган обдумывал вариант, который позволил бы укрепить власть Федора, а вместе с ней – и его безопасность.

У него был на примете один план, для реализации которого он попросил царя предоставить в его распоряжение нескольких алхимиков из немецкой слободы.

Иоганн Шварц, сухонький маленький старичок, с венчиком торчащих белых волос вокруг розовой лысины, ждал его в специально оборудованной для работы комнате. Столы были заполнены причудливыми сосудами, стеклянными трубками, вычурными коваными штативами, и многочисленными пузырьками с цветными жидкостями.

– Доктор Яган, – поклонился Шварц. – Всё готово к работе!

Коган кивнул и потер виски.

– Отлично, – сказал он. – Тогда начнем с перегонки. Где у вас тут селитра?

***

Князь Андрей Телятевский, загородив ладонью глаза от восходящего солнца, наблюдал за выстроившейся по ту сторону реки армией.

– Холопы, – пробормотал он сквозь зубы. – Стали стеной, ровно овцы – первым же залпом мы положим половину, как только они начнут переправу!

– А ежели не начнут? – спросил стоявший рядом Катырев-Ростовский. – Ежели они, наоборот, ждут, когда мы на них двинемся?

– Начнут, – усмехнулся Телятевский. – Зря, что ли, они сюда, под Кромы, из Путивля шли? Нет, Самозванцу кураж нужен – показать хочет, что за него и в огонь, и в воду люди идти готовы… К тому же, Миша, – он понизил голос, – мыслю, нехитрый маневр у них на уме – обойти, стало быть, хотят, с тылу. Егеря доложили – ночью несколько отрядов казаков подалась к югу – смекаешь? Ну да, там их Басманов встретит.

Катырев-Ростовский покачал головой. – Не нравится мне все это, Андрей, – проговорил он. – Уж больно мрачен Басманов был давеча. Как бы твои меры к шатости не привели.

– Авось! – отмахнулся Телятевский. – Куда он денется? Хотел бы – ехал на все четыре стороны, хочь с тем же Шереметевым в Орел. Без него нашел бы кого поставить. А коли остался – будет слушать, что я скажу. Как-никак, почти осьмдесят тыщ под началом у меня тут.

И он засмеялся, обнажив белые ровные зубы.

Михаил Катырев-Ростовский, однако же, не разделял бодрого настроя военачальника.

«Слишком уж он весел» – подумалось ему. Он с тревогой поглядывал на растянувшиеся по обе стороны от холма полки. Полком правой руки командовал князь Василий Голицын, левой – боярин Михаил Салтыков, Сторожевой полк возглавлял Петр Басманов.

Ближе всех к реке находился Передовой полк, находившийся под командованием младшего брата Голицына – Ивана.

Тем временем из-за реки послышались звуки труб, барабанная дробь, ряды вражеских войск раздвинулись, и вперед двинулась польская кавалерия – облаченный в сверкающие латы шляхтичи с развивающимися за спинами белыми крыльями, ринулись в реку.

– Брод вызнали, – с досадой сплюнул Телятевский. – Ну да ладно, сейчас вас встретят огоньком.

Однако, стрельцы передового полка не спешили разряжать пищали – полк медленно, но верно отступал. Следом за поляками в воду вошли казаки, выше и ниже по течению холопы сталкивали на воду плоты.

– Что ж он медлит? – нахмурился князь. – Сейчас самое время было бы!

Не выдержав, он выхватил у хоругвеносца трубу и поднес к губам.

Пронзительный сигнал разнесся над главным полком – ряды пришли в движение и двинулись вперед и вниз – на врага.

– Что-то неладно, Андрей – подал голос Катырев-Ростовский. – Почему боковые полки молчат?

Словно в ответ ему со стороны армии Самозванца пришел боевой клич, прокатывающийся волной по полкам: – Димитрий! Димитрий! Царевич Димитрий!

– Измена, князь! – крикнул Катырев-Ростовский, запрыгивая в седло.

– Ничего! – прорычал Телятевский. – И с изменниками разберемся!

Катырев-Ростовский с сомнением покачал головой – полки правой и левой руки приветствовали войска Самозванца, сливаясь с ними на глазах.

В главном полку на призыв Телятевского откликнулись несколько сотников, но основная масса не двигалась с места – ряды стрельцов пришли в замешательство.

– Ко мне, верные слуги государевы! – крикнул Телятевский, гарцуя на вороном скакуне, размахивая саблей.

– Государь – за рекой! – выкрикнул кто-то из-за спин, и сразу поднялся согласный гул.

– Айда к своим, православные!

– Димитрий! Димитрий!

– Уходить надо, Андрей! – бросил Катырев-Ростовский, оказавшись рядом с Телятевским.

Тот неверяще вертел по сторонам головой. – Это что же… – пробормотал он. – Это – все?!

Вокруг них собралось от силы полторы сотни стрельцов.

– Уходим! На Москву – предупредить государя! – втолковывал князю Катырев-Ростовский.

– Иуды! – внезапно тонким, сорвавшимся голосм выкрикнул Телятевский, воздев клинок к небу. – Будьте прокляты, иуды!

– Поехали, поехали, Андрей, пока не поздно, – торопил друга Михаил.

Они уже выезжали на тракт, когда наперерез им с гиканьем и свистом выехали казаки.

Завидя численность отряда, они разразились смехом и улюлюканьем, держась на расстоянии выстрела, но не предпринимая попыток напасть.

– Проваливайте, годуновские прихвостни! – неслось им вслед.

У самого тракта их ждал еще один отряд.

При виде его предводителя, Телятевский побагровел от ярости.

– Басманов! – крикнул он. – Клятвопреступник! Иуда!

Петр Басманов ответил кривой ухмылкой. – Я служу истинному государю! – крикнул он в ответ. – А ты, годуновский зять, убирайся, откель пожаловал!

Разъяренный, Телятевский, оттолкнув пытавшегося удержать его Катырева-Ростовского понесся во весь опор на Басманова.

– Трус! – кричал он. – Выходи на поединок!

Басманов выехал вперёд, как будто принимая вызов, однако, когда Телятевский был в нескольких метрах от него, достал пистолет из-за спины, неспешно прицелился и выстрелил.

Конь пронзительно заржал и повалился на землю, увлекая за собой всадника. Тот вылетел из седла, перекатился через спину и распластался на земле ничком.

Басманов подъехал к нему, не торопясь, спешился, и перевернул тело носком сапога.

Лицо его искривилось злой улыбкой.

– Передайте Симеону – пусть подыскивает своей дочке-вдовушке другого зятька! – под смех казаков крикнул он. – Этот, кажется, свернул себе шею!

Михаил Катырев-Ростовский скрипнул зубами и пришпорил коня.

– Куда теперь, князь? – спросил его один из примкнувших к ним сотников.

– В Москву, – глухо ответил тот.

***

Глава 42

***

– И бысть во дни оны, приидоша инок нецый к старцу и вопросиша его…

Молодой дьячок, уткнувшись в книгу, гнусаво бубнил житие какого-то святого.

Длинный трапезный зал был полон людей – за составленными в ряды столами сидели монахи и постояльцы подворья.

К вечерней трапезе подали варево из овощей и каких-то круп; рядом с дымящимися горшками на столах лежали огромные караваи серого хлеба, стояли корчаги со взваром.

Индивидуальной посуды не было – кашу накладывали на нарезанные ломти, вместо тарелок.

Ирина едва прикоснулась к еде, в отличие от Михалыча, с аппетитом уминавшего уже третий ломоть.

– Значит, выдвигаемся на рассвете, атаман? – спросил Афанасий, облизывая деревянную ложку. – На Тулу?

Беззубцев сердито зыркнул на него. – Ты погромче еще поори тут!

Одноглазый испуганно втянул голову в плечи.

– А что, это такая тайна? – ядовито поинтересовалась Ирина. – Можно подумать, кому-то до нас тут вообще есть дело!

– Меньше языком трепать – тише ехать, – отрезал Беззубцев, мрачно поглядывая по сторонам. – Люд здесь разный, у иных – уши на макуше, так что лучше помалкивать. Путь неблизкий…

Внимание Ярослава привлек человек, сидящий в самом конце стола через ряд от них, вместе с монахами.

Судя по одежде, он также был в числе монастырской братии, правда, ряса его была изрядно потрепанной и местами рваной; поверх неё он носил вывернутый наизнанку тулуп, с оторванным рукавом, нечесаные сальные волосы свалявшимися прядями закрывали его лицо.

Остальные монахи, казалось, избегали соседства с ним, что, по-видимому, ничуть его не смущало.

Он вгрызался в горбушку, время от времени прикладываясь к деревянной кружке и что-то бормотал себе под нос.

Проходивший мимо монах погрозил ему пальцем; в ответ человек спрятал горбушку за пазуху, допил взвар и направился к выходу.

Поравнявшись со столом Ярослава, он поднял голову и незаметно подмигнул ему.

Ярослав вздрогнул. Глаза монаха были разного цвета.

– Я сейчас, – торопливо сказал он, поднимаясь, недоуменно уставившимся на него спутникам. – На минутку!

Он выбежал во двор. Блаженный сидел у забора, на поленнице, бросая бродившим вокруг курам хлебные крошки.

– Здрав буди, – кивнул он Ярославу, словно старому знакомому.

– Что ты здесь делаешь? – Ярослав покачал головой. – Я ведь видел, как тебя убили!

– Аще зерно, пад на земли, не умрет, то едино бывает, – загадочно ответил блаженный. – Аз же, паки и паки восстав, жив обретаюся!

– Ладно, окей, – Ярослав кивнул. – Тебя убили в другом времени, но в этом ты жив – правильно?

Блаженный усмехнулся. – Все времена едины есть суть, – сказал он. – Дух дышит, идеже хощет.

– Слушай, – не выдержал Ярослав, – ты можешь изъясняться как-то более понятно? И так голова кругом! Кто ты такой вообще?

Блаженный вздохнул. – Кто я – неважно, – сказал он. – Андрейка, юродивый – не все ли равно? Главное – кто ты!

– В смысле? – не понял Ярослав.

– Я тебе уже говорил – найди Меченого, – напомнил блаженный. – Тогда все поймешь.

– Какого Меченого? – Ярослав начинал закипать. – Почему ты все время говоришь загадками?! Зачем мне его искать?

– Поймешь, когда найдешь, – серьезно сказал блаженный. – Он и ты – вы друг с другом связаны. А в Путивле тебе делать нечего, не ходи туда.

– Мне нужно вернуть крест, – упрямо сказал Ярослав. – Это все, что я знаю. Беззубцев едет в Путивль – значит, и я с ним. Вот и Хронин… Виссарион, то есть, говорит то же самое.

Блаженный нахмурился. – Виссарион сам не знает, что говорит, – сердито сказал он. – Его мысли – лукавы, он не отличает правду от лжи.

– Может и так, – не стал спорить Ярослав. – Но что ты предлагаешь? Где мне искать твоего Меченого? И зачем?

Блаженный снова тяжело вздохнул. Лицо его приняло странное выражение, он словно колебался.

– Ты сам знаешь, зачем, – тихо сказал он. – Его судьба – твоя судьба. Хочешь изменить мир – измени себя. Иначе – быть беде. Я не могу сказать тебе большего – ты сам должен делать свой выбор и принимать решения. Могу лишь предостеречь тебя.

– Но ведь я понятия не имею, где его искать, и кто он вообще такой!

– Иди на север, – прошептал блаженный. – На север, не на юг. Оставь мертвым погребать своих мертвецов.

– Замечательно! – Ярослав начал злиться. – Пойди туда – не знаю куда! Найди того – не знаю кого! Это, по-твоему, мне должно как-то помочь? Если ты знаешь, где искать этого Меченого – почему не сказать мне об этом прямо?!

Блаженный прикрыл глаза и по щеке его скатилась слеза.

– Я не знаю, – едва слышно выдохнул он. – Только ты можешь его найти…

Черты лица его вдруг исказились, он захрипел, затрясся и повалился на землю.

– Эй! – Ярослав склонился над ним.

Блаженный бился в конвульсиях, изо рта выступила пена.

Припадок!

Ярослав присел на корточки, убрал подальше валявшиеся рядом полена, и обхватил ладонями голову блаженного. Тот быстро затих и обмяк.

Из трапезной стали выходить монахи.

– Сюда! – крикнул Ярослав.

Блаженный закашлялся и открыл глаза.

– Злое белое колено пытается меня достать… – прошептал он.

Двое монахов приблизилось к ним.

– Опять Андрейка блажит, – вздохнул один. – Ну что, болезный? Все юродствуешь?

Они подняли блаженного, который, казалось, не совсем понимал, что происходит, таращась на них с глуповатой улыбкой.

– Пойдем, уложим тебя…

– Ярослав! – Ирина и остальные спутники стояли у входа в трапезную.

– Куда ты все время бегаешь? – с подозрением спросил Беззубцев, когда Ярослав приблизился к ним.

– Ярик! – в голосе Ирины звучал страх. – Отец… Годунов, то есть – умер.

Михалыч перекрестился. – К тому и шло, – вздохнул он.

Ирина мотнула головой. – И Симеон – тоже!

– Симеон? – Ярослав на миг забыл о блаженном и их разговоре. – Но он-то здоров был, как бык!

– То-то и оно, – со значением сказал Беззубцев. – Говорил я вам – опасно в Москве нынче оставаться. Особенно тебе, царевна. Если вернешься – считай, покойница!

Он огляделся по сторонам. – Нутром чую, невместно нам тут засиживаться… Уедем затемно, в полночь. Сидите пока с Мухой и носа наружу не высовывайте! Я пока попробую в дорогу собрать кой-чего…

– Силён Юшка, – сказал Афанасий, когда они шли к гостевому корпусу. – Чутье у него прям звериное – враз опасность чует! Не иначе, как хвост за нами… Ба!

Он остановился и вытянул руку, указывая в сторону ворот.

Привратник о чем-то переговаривался с высоким крепким всадником в отделанном мехом кафтане, под которым виднелась кольчуга.

Ирина ахнула. – Ляпунов!

– Выследил-таки… – сквозь зубы пробормотал Афанасий. – Ладно, давайте-как быстро в хату, а я предупрежу атамана!

В комнате было темно – не горели даже лампады перед иконами.

Ярослав зажег свечу, поставил ее на лавку. Дьяк спал, из груди его вырывалось шумное дыхание. Пульс был ровный, жара не ощущалось.

– Значит, Тула? – спросил Евстафьев.

Ярослав пожал плечами. – Похоже на то.

– Не нравится мне это, – вздохнул Евстафьев. – Получается, мы на сторону Лжедмитрия переходим, врагу отечества помогаем. Неправильно это…

– Василий Михайлович, какие враги, какое отечество? – Ирина закатила глаза. – Нам о своих жизнях надо думать! В Москву я теперь точно не вернусь – уже пробовала, спасибо, хватит! Если Ярослав говорит, что наш шанс вернуться – это Беззубцев и какой-то там крест – значит, едем с ним!

Ярослав задумался, не рассказать ли остальным о разговоре с блаженным, но решил, что не стоит усложнять и без того запутанную ситуацию.

– Нужно ехать с Беззубцевым, – сказал он.

– А как же Давид Аркадьевич? – гнул свое Евстафьев. – Его что же, оставим в самой гуще?

– Он – взрослый человек, – отрезала Ирина. – К тому же, у него лучшие условия – лекарь, во дворце, при царе. Что-нибудь придумает! А если мы найдем способ возвратиться в свое время, то всегда можем вернуться за ним. Так ведь, Ярик?

Ярослав, поколебавшись, кивнул.

– Значит – Тула, – подытожила Ирина.

Евстафьев снова вздохнул. – Неправильно это как-то, – повторил он. – Царю Борису нам надобно было помогать, а не расстриге Гришке Отрепьеву…

– Царю мы уже пытались помочь, – возразила Ирина. – И сделали, что могли! Только это не помогло ни ему, ни нам – вон, Ярик видел, что в итоге получилось из этого – будущее изменилось!

– Так неизвестно, что еще будет, если мы отправимся к Самозванцу, – Евстафьев упрямо стоял на своем. – Кто знает, к чему это приведет?

– Вот и увидим!

Появление Беззубцева оборвало спор.

Атаман окинул всех настороженным взглядом. – Уходить пора! – с порога сказал он. – Собираемся сей же час! Ляпунова, воеводу, каким-то лихим ветром сюда занесло. Если прознает, что ты здесь, царевна, лиха не оберемся.

– А где Афоня? – спросил Евстафьев, когда они вышли во двор.

– Он нас нагонит, – кратко отвечал Беззубцев.

Привратник, зевая, и сердито ворча, отворил им ворота.

Они вышли, ведя лошадей в поводу. Было ветрено, лохматые тучи набегали на молодой месяц.

– Ну, по коням, – проговорил Беззубцев, когда они отошли от ворот.

Прошло совсем немного времени, после того, как они выехали из южных ворот города, когда позади до них донесся стук копыт.

Беззубцев прислушался, натянув поводья, и по лицу его промелькнула злорадная улыбка.

– Добре! – проговорил он и развернул коня.

– Афоня? – спросил Евстафьев, вглядываясь в скрывавшуюся в сумерках дорогу.

– Увидим, – проронил Беззубцев, доставая саблю.

Перестук копыт все нарастал и усиливался – и вот из темноты вынырнул всадник, которого недавно они видели у ворот подворья. При виде их, он резко осадил коня.

– Ляпунов! – с преувеличенной радостью в голосе воскликнул Беззубцев. – Прокопий!

– Юшка! – в тон ему усмехнулся Ляпунов и перевел взгляд на Ярослава, а потом – на Ирину. – Царевна!

– Уж не с нами ли решил к царевичу Димитрию на службу податься? – язвительно поинтересовался Беззубцев.

Ляпунов сплюнул на землю. – Вот где твой самозванец! Отпусти царевну и разойдемся мирно!

– Да неужто? – удивился Беззубцев. – Ну, коли так – то конечно! Токмо ты у неё спроси сначала – охота ли ей с тобой в Москву возвращаться?

Ляпунов посмотрел на Ирину. Та покачала головой.

– Извини, Прокопий, – сказала она. – Но мне нечего больше делать в Москве. Один раз меня уже оттуда похитили, второй раз был под Подолом, третьего мне не надо. Я сама решаю, куда ехать и с кем.

Ляпунов потемнел лицом. – Никак околдовали тебя, царевна, – проговорил он. – Или коварством и лестью разум твой отуманили! Нечего тебе делать в лагере самозванца! Поедешь со мной. С дороги, Юшка!

Беззубцев пришпорил коня и выехал вперед с обнаженным клинком в руке.

– Ступай лучше своей дорогой, Прокопий, – посоветовал он. – Не хочу с тобой воевать.

– И правильно делаешь! – усмехнулся Ляпунов, извлекая из ножен меч.

Клинки со звоном скрестились, выбив искры.

Ярослав, как зачарованный, наблюдал за поединком – оба были хороши в своем деле.

Беззубцев вертелся в седле, юркий, как угорь, нанося серии хлестких рубящих ударов и стремительно отбивая выпады Ляпунова.

Воевода, в свою очередь, казалось, без усилий отражал натиск атамана, успевая при этом проводить встречные атаки, постепенно тесня его.

Беззубцев пытался маневрировать, но Ляпунов каждый раз оказывался на шаг впереди, искусно управляя конем и не давая противнику перехватить инициативу.

Очередной раз отбив двойной удар он так стремительно перешел в контратаку, что Ярославу показалось, что Беззубцев уже не успеет увернуться из-под рубящего удара, но тот каким-то чудом перехватил его – клинки, скрестившись, замерли на секунду, однако, этого мига хватило воеводе, чтобы нанести удар кулаком в висок Беззубцеву.

Тот вылетел из седла и распростерся на земле.

Ляпунов спешился, подошел к нему и склонился.

– Жив, – бросил он коротко, выпрямляясь. – Возвращаемся в Москву, царевна.

Ирина раскрыла было рот, чтобы возразить, но в этот момент за спиной воеводы выросла коренастая фигура и взмахнула рукой.

Ляпунов пошатнулся, взгляд его поплыл, он рухнул на колени.

Афанасий снова взмахнул рукой и обрушил на голову воеводы новый удар. Тот упал ничком.

– Так-то! – подмигнул одноглазый, доставая из рукава завернутый в тряпицу металлический брусок. – Саблями махать – оно красивше, конечно, да только супротив гасила нет приему, ежели с умом его пользовать!

– Что ты… – Ирина ахнула и бросилась к лежащему без сознания Ляпунову. – Ты убил его!

– Пульс есть, – вмешался Ярослав. – Но голова вся в крови, похоже – череп пробит.

– Не везет твоему защитничку, царевна, – ухмыльнулся Беззубцев, подходя к ним. – Сам дурак – нечего было за нами в одного гнаться, витязя из себя изображать! Ничо с ним не будет – оклемается, глядишь, маленько дури из башки выйдет.

– Его нужно доставить обратно в монастырь! – с беспокойством сказала Ирина.

– Ага, сей же час! – осклабился Беззубцев. – Еще и подождать, пока в себя придет? Ничо с ним не случится! Поехали – время дорого!

– Я его отвезу, – подал голос Евстафьев.

Беззубцев воззрился на него.

– Ты? Ну, как хочешь – дело твое. Только ждать тебя мы не станем – учти!

– Ничего, – кивнул Евстафьев. – Как-нибудь нагоню.

– Василий Михайлович, вы уверены? – прошептала Ирина.

Водитель кивнул. – Не оставлять же человека посреди дороги с пробитой головой, – сказал он. – А вы – езжайте. Даст Бог – свидимся!

Ярослав помог Михалычу погрузить бесчувственное тело воеводы на коня, попутно наспех замотав голову одним из остававшихся бинтов.

– Удачи, – тихо сказал Евстафьев и сжал руку Ярослава. Кивнул Ирине, и направился по дороге в сторону Серпухова.

– Он давно так решил, – пробормотал Афоня, когда Евстафьев скрылся в темноте, а они возобновили путь. – Еще в монастыре поглядывал, примеривался – не хотел уходить.

Ярослав лишь вздохнул. Сначала – Коган, теперь – Евстафьев. Что ждет их в Туле, и потом – в Путивле? Правильный ли он сделал выбор, решив сопровождать Беззубцева?

Теперь он уже не был в это так уверен.

Четверо всадников ехали по тракту в сторону Тулы.

***