Текст книги "Грани веков (СИ)"

Автор книги: Павел Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Глава 18

***

– Давид Аркадьевич!

– А?

Коган встрепенулся и уставился на нависшего над ним Евстафьева. Все-таки, он задремал!

Неудивительно, если учесть, сколько времени прошло с тех пор, как он полноценно спал. Все-таки, страх перед крысами оказался слабее, чем базовая физиологическая потребность.

– Вы бы легли нормально, Давид Аркадьевич, – предложил Евстафьев, – а то сидите носом клюете, того и гляди, упадете.

– Брр, нет, спасибо, – Коган содрогнулся, при мысли о том, чтобы улечься на вонючую солому со шныряющими по ней грызунами.

– Отдохнуть надо, Давид Аркадьевич, – наставительно заметил водитель. – Неизвестно, когда возможность появится.

– Неизвестно, понадобится ли нам сон вообще, – Коган осторожно помассировал затекшую шею. – Или вы, Василий Михайлович, все еще не поняли, что нас ожидает?

– Да чего уж не понять, – отозвался Евстафьев. – Головы отрубят, и всего делов.

– И вас это нисколько не пугает?

Евстафьев пожал плечами. – Все под Богом ходим. Но я вот чего думаю, Давид Аркадьевич: коли мы и впрямь в прошлом, то, может, если нас здесь убьют, мы обратно у себя окажемся?

– С чего вы это взяли? – удивился Коган.

Евстафьев неопределенно помахал рукой. – Ну, должен же во всем этом быть какой-то смысл, – сказал он. – Так просто ничего не бывает! Коли мы тут оказались, значит, так было нужно.

– Кому? – Коган почувствовал, что спокойная уверенность Евстафьева начинает его раздражать. – Кому нужно-то, Василий Михайлович?

Вместо ответа Евстафьев указал пальцем наверх. – Там! – многозначительно сказал он.

– Ну да, конечно, – кисло сказал Коган.

– Вот увидите, Давид Аркадьевич, все выяснится в свое время, – посулил Евстафьев и вздохнул. – Курить охота…

– Там хлеб принесли и воду, – сказал Коган. «Если их еще не сожрали крысы», – подумал он про себя.

– Сухой паёк, – ухмыльнулся Евстафьев, критически разглядывая заплесневелую корку. – Вот у нас, помню, в армии…

Шум в коридоре заставил его оборваться на полуслове.

– Опять идут! – проговорил он.

– Вот сейчас и узнаем, верна ли ваша теория, – вздохнул Коган.

***

Сознание постепенно возвращалось к нему. Он лежал на чем-то твердом и холодном. Подземелье? Там, кажется, должна была быть солома… Попытка поднять голову вызвала вспышку боли в затылке. Ощупав затылок, он обнаружил огромную припухлость. Хорошо хоть, кости целы. Наверное.

– Очухался? – спросил его чей-то грубый голос. – Вот и ладно. Нефёд, поди скажи князю!

Князю? Ярослав, наконец, справился с головокружением и повернул голову.

Он лежал на деревянной лавке, в просторной комнате, похожей на какой-то склад. Большую часть её занимали туго набитые мешки и громоздкие лари. На ближайшем сидел его недавний провожатый и с хрустом грыз огурец.

– Что произошло? – Ярослав услышал свой голос словно со стороны. – Кто ты?

– Микиткой меня кличут, – сообщил тот. – Ты лежи, лежи. Нефёд, вишь, перестарался малёхо, бестолочь. Я уж испугался, что ты окочурился.

– Да ну? – Ярослав качнул головой и тут же охнул от боли.

– Точно! – заверил его Микитка. – Хозяин за такое головы бы обоим оторвал, высек батогами, как пить дать.

– А кто твой хозяин? – спросил Ярослав.

– Щас сам увидишь, – подмигнул ему парень. – Огурца хошь?

– Погоди, – Ярослав, превозмогая тошноту, поднялся и сел на лавке. – Откуда у тебя та свеча?

– Какая свеча? – удивился Микитка. – Не было у меня никакой свечи! Это ты зачем-то с ней стоял. Заговор, чтоль, какой творил?

Ярослав закрыл глаза. Мысли вертелись каруселью. Получается, свечу ему дал не Микитка, а кто-то другой? Но он точно видел его, только в своем времени! Это что-то означало, вот только он не мог понять, что именно.

Снаружи послышались шаги, дверь, скрипнув, отворилась и на него упал прямоугольник света.

В проеме возникла мужская фигура.

– Ну, здравствуй, волхв!

На него, сощурившись, смотрел худощавый мужчина, примерно сорока лет.

Рыжеватая козлиная бородка, тонкие губы, вытянутое лицо – в его чертах было что-то лисье.

Убедившись, что Ярослав слышит и понимает его, он спросил: – Идти сможешь?

– Попробую.

Ярославу удалось встать и сделать несколько неуверенных шагов.

– Нефёд, Огурец! Помогите ему! – распорядился мужчина.

Нефёд, имевший выраженное сходство с гориллой, подошел к нему и подставил плечо. Микитка поддержал с другой стороны, и так, с их помощью, он последовал за тем, кто, по-видимому, и был загадочным хозяином.

Они оказались в просторной горнице, с огромным деревянным столом, на котором были выставлены кружки, кувшин и несколько блюд.

– Присядь, волхв, – указал на скамью хозяин. – А вы, ребята, ступайте. После позову.

– Голоден? – спросил он, обращаясь к Ярославу. – Откушай, окажи честь, чем Бог послал.

С этими словами он взял кувшин и наполнил две кружки, подвинув одну Ярославу.

Присел напротив и окинул его цепким пристальным взглядом.

Ярослав пригубил из кружки – вроде пиво, только кисловатое.

– Благодарю.

– Извини, волхв, за увечье, у Нефёда не лапы, а клещи. Сколько раз говорил ему, дубине, чтобы силу соразмерял… А с тобой и вовсе нехорошо получилось – я ведь тебе помочь только хотел, да и сейчас того желаю.

– Кто вы? – проговорил Ярослав. Он разглядывал лицо незнакомца и все больше укреплялся в подозрении, что оно ему хорошо знакомо. Где он его видел в своем времени?

Его собеседник, казалось, несколько опешил, однако тут же усмехнулся.

– Добро! Видать, и впрямь нездешний ты, коли не знаешь. Перед тобой – князь Шуйский. Слыхал про такого?

– Слыхал, – ответил Ярослав, ничуть не кривя душой.

– Это хорошо! – ухмыльнулся князь. – И что же про меня сказывают?

Ярослав снова отхлебнул их кружки, чтобы выиграть время для ответа.

Что он о нем помнит? Практически, ничего! То есть, даже не практически, а совсем ничего.

Вроде, был такой, и всё. Стоп! Что-то такое про Шуйского он слышал, когда был на экскурсии с Аленой в Оружейной палате. Жаль только слушал вполуха… Точно! Царем он был! Кажется, последним, перед Романовыми…

Ярослав поднял глаза на князя.

– Сказывают, могуч ты, князь, и силой, и умом.

Не ахти какая характеристика, конечно, но для затравки – пойдет.

– Про то я и сам знаю, – отмахнулся Шуйский. – Ты мне поведай, что про меня говорят во временах грядущих! Какая судьба меня ждет?

Вон что. Каким-то образом, хитрый лис пронюхал про его откровения и, в отличие от Годунова, поверил им. Что это означает? С одной стороны, это хорошо, так как князь может оказаться полезным, если суметь завоевать его расположение. С другой… Кто его знает, как он намерен с ним поступить?

– Велика судьба твоя, князь, осторожно сказал он вслух. Подумав, добавил: – Быть тебе царем русским!

По алчно вспыхнувшим глазам князя он понял, что тот хотел услышать именно такой вариант.

– Как же сбудется сие? – дрогнувшим голосом спросил Шуйский. – И скоро ли?

Ишь, шустрый. Ярослав не мог понять, какие чувства вызывает у него князь. Была в нем и подкупающая открытость, и, вместе с тем, скрытая угроза.

– Про то в деталях не ведаю, – он старался отвечать в тон. – Подробно, то есть. Но это произойдет непременно. «Должно произойти», – подумал он про себя.

Лицо Шуйского разочарованно вытянулось.

– Не много ж толку с таких пророчеств, – бросил он. – А Муха сказывал, ты многое знать должен!

Ярослав пожал плечами. Муха, значит. Дьяк, оказывается, был не так прост. То-то он выгородил его тогда перед Годуновым…

Шуйский, очевидно, расценил его молчание, как нежелание говорить и заметно заволновался.

– Доверься мне, волхв! – зашептал он, наклонившись к Ярославу. – Если поможешь мне – большим человеком сделаю! Десницей моей будешь, на золоте есть и пить, боярство пожалую! Не пожалеешь! А без меня – пропадешь! Где бы ты сейчас был? На дыбе! А, может, и в колесе, или на колу… Кто тебя от пыток лютых избавил? А у Семёна нрав переменчивый – сегодня помиловал, а завтра и осерчать может. Оком повести не успеешь, как обратно в темнице окажешься, только заступиться некому уже будет…

Ярослав мысленно усмехнулся. Гладко стелет, однако. И про камушки подложить тоже не забыл – намек был вполне прозрачным.

– Чего же ты хочешь знать, князь? – спросил он вслух.

Шуйский облизнул губы.

– Всё! – выпалил он. – Сколько Борис царствовать будет? Что Самозванца ждет? Кто на трон кроме меня воссесть пожелает и в том препоны чинить будет? Про Мстиславского, Шереметьевых, Трубецких, Романовых поведай мне!

– Романовы, – начал Ярослав, ухватившись за знакомую фамилию, и осёкся.

Вряд ли Шуйскому понравится услышать, что они будут царствовать триста с лишним лет…

– Что? – Шуйский подался вперед, жадно ловя каждое слово.

– Ну, в общем, править они будут, – вздохнул Ярослав.

– Значит, недаром Федор Никитич с Сапегой да прочей шляхтой дружбу водил, – проговорил Шуйский, помрачнев. – Когда же случится сие?

– Да не помню я! – рассердился Ярослав. – Вот ты, князь, знаешь, к примеру, когда Рюрик умер? Или там, скажем, Вещий Олег в каком году родился?

Шуйский нахмурился.

– Для того летописцы есть! – сказал он. – А ты – волхв, тебе сие ведомо должно быть.

– Да не волхв я!

Шуйский сощурился. – Думал я, что договорились мы с тобою, а ты вон как…

Разговор прервал стук в дверь.

– Ну? – раздраженно крикнул Шуйский. – Чего надобно?

В приоткрытой щели показалась голова Микитки.

– Гости до тебя, князь, – встревоженно сказал он.

– Кто такие?

– Не ведаю. По виду – иноки. Просили поклон тебе передать от старца Филарета, говорят, что дело спешное.

По лицу князя промелькнула тень. Он закусил губу, побарабанил пальцами по столу.

– Принесла нелегкая, – выругался он тихо. – Ладно! Зови!

– А ты, волхв, – бросил он косой взгляд на Ярослава, – посиди-ка, подумай. Хорошенько подумай! В светелку тайную его! – распорядился он.

***

Царская опочивальня впечатляла своими размерами. Под огромным, богато украшенным балдахином, грузное тело Годунова казалось маленьким и жалким.

Лишенный богатых одежд, царь выглядел обычным пациентом неврологического отделения.

Он по-прежнему не приходил в себя, плавающий взгляд не реагировал на попытки привлечь внимание, левая рука и нога свисали безвольными плетьми.

Ирина озабоченно кусала губы. Клиника инсульта была налицо, но оказать какую-либо помощь царю имеющимися средствами было невозможно.

У изголовья бледной тенью замер Федор, вполголоса успокаивающий бьющуюся в рыданиях царицу.

Рядом, молитвенно сложив руки, шептал что-то себе под нос Мстиславский.

Басманов с мрачным выражением лица застыл у дверей, зачем-то обнажив саблю.

Симеон. Ей нужен Симеон!

Но начальник сыска куда-то исчез.

Снаружи поднялся шум, кто-то громко отдавал приказы, послышался топот ног, крики.

В комнату ввалился Симеон Годунов, пунцовый и взмыленный.

– Измена! – прохрипел он.

– Что стряслось? – царевич шагнул к нему.

– Дохтур, государь! Христофер!

– Что?

– Найден с перерезанным горлом!

Симеон отер пот со лба рукавом.

– Чуяло мое сердце, что он тут замешан! Не иначе, он отраву царю подсыпал, а теперь, вишь, кому-то потребно было, чтобы я с ним покалякать не успел.

– Измена… – прошептал Федор. Он нервно сглотнул и оглянулся на мать.

Как ни странно, это известие, казалось, привело ее в чувство.

– Что же делать, Семен? – спросила она.

Тот покачал головой. – Сейчас чего хочешь ожидать можно… Коли уж заговор был, чтоб Бориса извести, то и люди наверняка у них готовы, чтобы под шумок и дворец захватить. Прикажу усилить охрану, да пошлю к патриарху человека – пусть отправит сюда попа, а сам готовится народ к присяге царевичу Федору приводить. А ты что скажешь, Федор Иваныч?

Мстиславский степенно разгладил бороду и кивнул.

– Мыслю, дело говоришь.

– Да послушайте! – не выдержала Ирина. – Царь ваш еще жив, не забыли?

Мстиславский сочувственно поглядел на неё.

– Отцу твоему уже ничем не поможешь, царевна. Тут поп нужен, отходную читать. До утра он едва ли протянет.

– Ну, это мы еще посмотрим! – Ирина сама удивилась той ярости, которая прозвучала в ее голосе. Каким-то парадоксальным образом, этот человек, лежащий на кровати без сознания, был ей сейчас почти настолько же дорог, как родной отец.

– Симеон! – обратилась она к Годунову. – Те лекари, что со мной в плену у разбойников были – у тебя?

– Да до них ли сейчас, царевна, – отмахнулся тот и вдруг осекся. – Лекари!

– Они должны быть здесь! Сейчас же! – с нажимом сказала Ирина. – Это важно! И наши, то есть, их вещи!

Годунов нахмурился. – То опасные люди, царевна… Тебя с помощью ворожбы и магии едва с ума не свели, а ты хочешь, чтобы они царя лечили?

– Вы же все равно его хоронить собрались, – ядовито напомнила Ирина. – Хуже уже они точно не сделают!

Но Годунов продолжал колебаться.

– Федор! – Ирина развернулась к «брату». – Ты царевич, или где?!

– Что? – не понял Федор.

– То! Если ты хочешь видеть отца на престоле, живым и здоровым – немедленно прикажи доставить сюда пленников, о которых я говорю!

– Но дядя говорит…

– Тебе нужен живой отец?! – заорала Ирина так, что Мстиславский испуганно шарахнулся в сторону. – Можешь считать меня помешанной, но я точно знаю, что они могут его спасти!

– Ну, хорошо… Дядя… Может, правда, попробуем? – неуверенно предложил Федор.

– Не попробуем, а идём за ними! – отрубила Ирина, повернувшись к Годунову. – Или я отправлюсь одна!

***

– Что-то больно шумно, Давид Аркадьевич, – заметил Евстафьев.

Он прильнул к решетке, вглядываясь в темноту коридора. Оттуда, из глубины, доносились возбужденные голоса, крики. Раздался скрип двери, прогремел топот кованых сапог, заплясали отблески факелов на стенах.

Коган подошел ближе.

К камере направлялась целая процессия, во главе с Годуновым и высокой статной женщиной в раззолоченных одеждах.

– Зря ты, царевна, сюда пошла, невместно тебе сие, – донеслось до него пыхтение Годунова.

Царевна?

– Я сама разберусь, что мне вместно, а что нет, – отрезала женщина. – Где они?

Услышав её голос, Коган ахнул.

– Батюшки, никак, Ирина! – опередил его Михалыч.

– Тс! – одернул его Коган. – Она – Ксения!

Когда Ирина приблизилась к ним, он невольно залюбовался ею. Нужно было отдать должное – царские одеяние подходили ей идеально, словно она была рождена для них.

Поймав на себе его взгляд, Ирина незаметно подмигнула.

– Открыть немедля! – не терпящим возражений тоном распорядилась она.

Рослый стражник кинул вопросительный взгляд на Годунова, получил от него короткий утвердительный кивок, и завозился над замком.

– Выходи, лекарь, – мрачно буркнул Годунов. – Есть для тебя работа во дворце. И уж придется тебе зело постараться, иначе то, что здесь видел покажется дитячьими забавами.

Не очень понимая, что происходит, Коган кивнул.

– А ты куда? – стражник пихнул в грудь Евстафьева, последовавшего было за Коганом.

– Он – тоже! – заявила Ирина и стражник тут же посторонился.

– Этот-то зачем? – раздраженно спросил Годунов. – Али теперь и конюхи царей лечить горазды?

– Он нужен, – отрубила Ирина. – Помогать будет. А где Ярослав?

– Так выпустили его, – сказал Евстафьев. – Он же вроде как человек божий…

– Кто выпустил?! – рявкнул Годунов. – По чьему приказу?!

Стоявший рядом старик-писарь вжался в стенку под его разъяренным взглядом.

– М-муха, – выдавил он. – Сказал-де, ты, боярин распорядился.

– Муха?! – Годунов побагровел. – Где он? Сей же час сыскать и привести!

– Нет его, боярин, – вмешался один из стражников. – Сразу после того, как блаженного выпустил, ушел куда-то и пропал. До сих пор не появлялся.

– Добро, – зловеще проговорил Годунов. – Стало быть, решил переметнуться на другой двор! Ну да, ведомо мне, с чьей руки кормится этот аспид лукавый…

– Ничего не понимаю, – перебила его Ирина. – Где Ярослав?

– Не ведаем, царевна, – развел руками писарь. – Вывели его на площадь, он и сгинул.

– Разберемся опосля, – буркнул Годунов. – Найду я Ярослава сего, царевна. Этих двоих забирать будешь, али, пока не найдем, здесь пусть сидят?

– Нет! – Ирина покачала головой. – Время не ждет. Где их вещи?

Сумки нашлись там же, где и были – в пыточной. Коган взял оранжевый медицинский ящик, а Евстафьев нацепил на плечо ремень дефибриллятора, другой рукой подхватив реанимационную укладку.

В полной боевой выкладке с медицинским оборудованием из двадцать первого века, в равных тулупах и синих форменных штанах они смотрелись сюрреалистично, однако, их вид подействовал на Ирину успокаивающе. Они снова были на вызове, они работали.

И она тоже автоматически включалась в этот процесс.

– Идемте! – повернулась она к Симеону.

Глава 19

Ярослав ожидал, что его снова отведут в комнату со складом, но, вместо этого, всё тот же гориллоподобный Нефёд, нетерпеливо подталкивая в спину, погнал его куда-то вверх по лестнице, провел через просторную комнату, служившую, по-видимому, спальней, и откинув гобелен на стене, втолкнул в маленькое помещение без окон.

Лязгнула задвижка. Ярослав остался один. Единственным источником света служил огонек лампады, висевший перед маленькой иконой в углу.

Ярослав потёр ушибленный затылок. Голова все еще болела, но уже не так сильно.

Где это его заперли? Чем-то комната напоминала молельню в квартире Беззубцевой, только здесь не было ни аналоя, ни иконостаса – вообще ничего. Просто три квадратных метра пола, стены и запертая дверь. Для чего, интересно, она вообще понадобилась Шуйскому?

На всякий случай, он обошел комнату по периметру, простукал стены. Везде одинаковый глухой звук. Можно, конечно, попробовать вышибить дверь, но шум наверняка привлечет внимание. Да и куда бежать, кого искать? Здесь, по крайней мере, было тепло и сухо, да и с Шуйским, по-видимому, можно было договориться. Вот только что ему рассказывать? Князь явно ожидал, что Ярослав введет его в краткий курс истории семнадцатого века, и не желал слышать никаких отговорок. Может, ему фокусы какие-нибудь показать? Кажется, где-то в карманах у него завалялась зажигалка… Да нет, чушь какая-то. Нужно искать старуху и крест! Но отпускать его Шуйский, похоже, не собирается…

Меряя шагами тесную комнатушку, Ярослав заметил, что в одном месте пол проседает под ногой.

Опустившись, он принялся ощупывать деревянный настил и вскоре обнаружил что одна из половиц шатается. Повозившись, он нашел выступающий край и, ломая ногти, сумел подцепить её и вытащить.

Под половицей оказалось углубление, на дне которого виднелась дырка размером с рублевую монету.

Прильнув к ней, Ярослав увидел внизу ту самую горницу, в которой они несколько минут назад разговаривали с Шуйским. Идеальный наблюдательный пункт! Для чего, интересно, он мог понадобиться хозяину?

Князь и сейчас был там, но не один.

Напротив Шуйского сидел высокий монах, при виде которого у Ярослава взволнованно забилось сердце. Вытянутое худое лицо, гладкий, как коленка, череп, бритые впалые щеки. Черная ряса и медальон на груди с изображением черного солнца со змеящимися лучами.

Двое других его спутников стояли чуть поодаль, их лица скрывали капюшоны.

– … не лучшее время! – донеслись до него слова Шуйского.

– Скоро всё изменится, князь, – голос монаха был тих. – Годунов совсем плох. Молодой царевич подает надежды, но не ему суждено править Русью.

– Кому же, как не наследнику? – осторожно протянул Шуйский.

– Ты сам знаешь, – вкрадчиво произнес монах. – Истинный правитель уже близко. Очень близко. И сейчас каждому нужно сделать выбор, на чьей стороне быть. Государь милостив и щедр к тем, кто готов ему служить.

– Слухи ходят, – осторожно сказал Шуйский, – что сомнительно родство его покойному царю. Поговаривают, был на подворье у Романовых некий Гришка Отрепьев, что в бега подался и расстригой стал.

– А другие говорят, что в Угличе пятнадцать лет назад ты, князь, грех на душу взял, и в безвинно убиенном младенце царевича признал, – прошелестел голос монаха.

Шуйский вздрогнул.

– Говорят также, – продолжил монах, – что сама царица, Нагая, тебе в те дни некую грамотку передала, да крест некий, иже наследнику Ивана Васильевича принадлежал.

Шуйский молчал.

– Ныне же настало время явить крест сей и возвратить его истинному государю, – торжественно проговорил монах. – Ибо знак сие будет, по нему же признает она дитя своё, спасенное во дни оны. И она, и другие люди, властью облеченные, кои подтвердить смогут, что истинный государь перед ними, да правду поведать о том, как царевич с помощью людей верных, участи смертной от убийц, Годуновым подосланных, избежать смог. И за подвиг тот велика награда им от истинного государя будет.

Шуйский с сомнением покачал головой. – У Бориса много сторонников. Тот, которого царевичем называют, многократно бит был, да и сейчас дальше Путивля носа не кажет, окопался, словно крот. Патриарх будет стоять за Федора, на Москве стрельцами Басманов заправляет, который Борисом обласкан и сыну его присягнет. Войском Телятевский командует, шурин годуновский. Да и сам Семён сыском ведает, всюду людишки его вынюхивают и обо всем доносят. Нет, езуит, не убедил ты меня.

– Так, может, мне поверишь, боярин? – спросил один из спутников монаха.

Он шагнул вперед и откинул капюшон с головы.

Шуйский вгляделся в его лицо и ахнул.

– Юшка!

– Вижу, узнал, – усмехнулся человек. Он скрестил на груди мускулистые руки. – Помнишь, стало быть.

– Беззубцев! – воскликнул Шуйский и неверяще покачал головой. – Я думал, ты у самозванца в Путивле сидишь.

– А оно вона как, Василий Иваныч, – осклабился тот. – А ты говоришь – у Годунова людишки везде.

Беззубцев! Ярослава словно ударило током. Он жадно вглядывался в лицо человека, стоявшего перед Шуйским.

Твердые черты, широкие скулы, короткая черная борода. Было в нем что-то неуловимо разбойничье, но не свирепо-угрюмое, как у Ворона, и не безысходно-отчаянное, как у его подручных, а, скорее, какая-то бравада и лихая удаль.

– Смел, разбойник, – проговорил Шуйский, – коли дерзнул ко мне в дом явиться!

– Полно, князь! – ухмыльнулся Беззубцев. – То дела давние. Нынче нам с тобою дружить пристало. Не веришь? А коли я тебе скажу, что князь Мстиславский, коего я от Кром отогнал, ныне в переписке с государем Димитрием состоит?

И он небрежно бросил на стол свернутую в трубку грамоту.

Шуйский развернул её, пробежал глазами, мрачнея по мере чтения.

– Князь Рубец-Мосальский, да дьяк Богдаша Сутулов, как тебе ведомо, присягнули истинному государю нашему, – продолжал Беззубцев. – А вот чего ты не знаешь, так про то, что дьяк от Бориса тайно вез деньгу немалую воеводе путивльскому, на нужды военные. А ныне денежки те против самого Бориски обернулись! Со всех сторон под его стяги русские люди собираются – токмо со мной лишь с Дона четыре тысячи отборных казаков прибыло. И еще идут! Нет больше на Руси веры Годунову! Икону чудотворную из Курска привезли, сама Богородица нам помогает. А в войсках борисовых разброд, да шатания, люди мрут, как мухи, болезнь поразила их.

– Сказано ибо: «лядвия их наполнишася поруганий», – подтвердил монах. – Господь сокрушает чресла неправедных.

Шуйский вымученно огляделся.

– Добро, – выдавил он. – Коли на то воля Божия, отдам крест вам. Но покуда жив Борис, не ждите иной подмоги.

– Борис при смерти, – подал голос третий гость, до этого момента хранивший молчание. – Ныне в палатах своих готовится предстать перед судом небесным, уже и отходную по нему читают.

У него был низкий грудной голос.

– Откуда сие знаешь? – насторожился Шуйский. – И кто таков?

Вместо ответа человек сбросил с головы капюшон, и князь не сдержал восклицания.

– Баба!

Резким неуловимым выпадом женщина выбросила вперед руку и у горла Шуйского оказался кинжал.

– Поленица! – прошипела она.

Ярослав во все глаза глядел на неё.

Её можно было бы назвать красивой, если бы не грубые, суровые черты лица. Золотистые волосы, тронутые сединой, были убраны в тугую короткую косу. На обеих щеках виднелись татуировки, в левом ухе сверкала серебряная серьга. Под плащом на ней были кожаная безрукавка и штаны.

Шуйский замер, скосив глаза на лезвие.

– Так, значит… – прохрипел он.

– Убери оружие, сестра, – произнес монах. Выражение его лица ни на миг не изменилось. – Князь не хотел тебя оскорбить.

– Значит, Борис…? – невысказанный вопрос Шуйского повис в воздухе.

Монах едва заметно кивнул головой.

– У нас мало времени, – сказал он. – Прошу, князь, не заставляй ждать. Чем быстрее атаман доставит крест, тем лучше.

– Хорошо, – Шуйский перевел дыхание. – Пойду принесу.

– Господь воздаст тебе за усердие, – промолвил монах. – Сестра проводит тебя.

Шуйский вздрогнул, но ничего не сказал. В сопровождении женщины, он вышел.

– Не нравится мне эта лиса, – подал голос Беззубцев, когда они с монахом остались одни.

Монах пожал плечами. – Он старается держать нос по ветру. Нам от него нужен только крест. По крайней мере – пока…

– Дело не в нем, – Беззубцев подошел к окну, вглядываясь в сумерки. – Нутром чую, что-то творится. Поленица не привела хвост?

– Вряд ли, – качнул головой монах. – Симеону сейчас не до того – Борис при смерти, а поленица позаботилась о лекаре… Ему есть, чем заняться.

– И все-таки, неспокойно… – Беззубцев нахмурился. – Что там за шум?

Снаружи послышались глухие тяжелые удары, будто кто-то колотил по дверям тяжелым кулаком.

– Стрельцы! – воскликнул он.

***

Симеон Никитич Годунов едва поспевал за стремительно несущейся царевной. Рядом пыхтел иноземный лекарь, за которым следовал конюх, увешанный диковинными сумками.

– Быстрее! – командовала Ксения.

Да, выросла девка. И когда успела? Обычно тихая, кроткого нрава, не смевшая поднять глаз в присутствии отца, она вела себя так, словно от рождения привыкла повелевать.

Будто подменили Ксению… А, может, и впрямь подменили? Жаль, не успел допросить он этого дохтура – Яган, или как там его Муха называл? Теперь уж не до того. Теперь самого Муху надобно ловить да пытать…

Они уже были у самой опочивальни, когда из-за закрытых дверей раздался громкий истошный женский вопль.

– Не успели! – выдохнул Годунов, и остановился, держась за сердце. В груди покалывало, последнее время его мучала одышка.

Коган тоже замедлил ход, с опаской глядя на высоких стражей с грозно посверкивающими бердышами.

Ирина, напротив, перешла почти на бег.

– Прочь! – скомандовала она, и охранники послушно прянули в стороны.

– Скорее! – бросила она.

С первого взгляда на неподвижное тело, вытянувшееся на постели, Когану было ясно, что они опоздали.

Стоявшая на коленях у царского ложа женщина в раззолоченных одеждах рыдала в голос.

Священник у изголовья с раскрытой книгой в одной руке и свечой в другой, что-то наговаривал ей вполголоса. С другой стороны ее поддерживал юноша, также пытавшийся успокоить. В углу, со скорбным видом замер седоватый полный боярин.

– Федор! – голос Ирины заставил их обернуться. – Уведи мать! Пусть никто сюда не заходит! Всем остальным – выйти! Семен, проследи, чтобы нам не мешали! Ну?!

– Акся, батюшка умер! – со слезами в голосе сказал юноша. – Теперь уже ничего не поделаешь!

Вместо ответа, Ирина бросилась к телу.

– Давид Аркадьевич, помогите!

Вдвоем они стянули тело на пол.

– Ты что! – закричал Федор.

– Вон! – рявкнула Ирина в ответ. – Не мешайте!

Коган уже склонился над телом, проверяя пульс на сонной артерии. Естественно, его не было.

– Ира, деф! – бросил он, наваливаясь ладонями на грудную клетку.

Теоретически, если остановка произошла только что, шанс у них есть. Пусть мизерный, но все же…

Евстафьев уже включил дефибриллятор и пронзительный писк заставил царицу в ужасе отшатнуться.

– Что это?!

– Федор! – снова прикрикнула Ирина. – Делай, что я сказала!

Тот неуверенно отступил, переглянулся с Симеоном.

Коган приложил электроды к волосатой царской груди.

– Изолиния… Качаем! – распорядился он. – Ира, амбушку и набирай адреналин!

Евстафьев с дыхательным мешком наготове выжидательно замер у изголовья. За годы работы ему нередко доводилось помогать им при реанимации.

Тридцать компрессий… – Вдох!

Михалыч дает два вдоха, и снова тридцать компрессий…

– Адреналин! – содержимое шприца уходит в вену. – Атропин!

Снова компрессии, два вдоха.

– Монитор!

– Есть ритм!

Ритм, действительно, есть, но слабый – единичные комплексы на экране.

– Еще адреналин!

Новая ампула уходит следом.

Компрессии, вдохи, монитор…

– Давид Аркадьевич, есть пульс!

Неужели завели?! На экране – синусовый ритм, правда, редкий.

– Продолжаем качать!

Нельзя останавливаться, еще рано.

– Розовеет! – кажется, это кто-то из бояр.

Из груди царя вырывается вдох.

Сзади слышится шум – кто-то, кажется, падает.

– Ира, катетер, систему с глюкозой.

Кажется, теперь можно прекратить массаж сердца – на мониторе устойчивый синусовый ритм.

Коган вытер трясущейся рукою пот со лба.

Евстафьев навис над ним, держа в вытянутой руке пакет с раствором.

Ирина, вставив в уши фонедоскоп, перемеряла давление.

– Сколько? – спросил Коган.

– Сто десять! Давид Аркадьевич, получилось! Мы его завели!

Ирина вскочила на ноги и обернулась к замершим в священном ужасе окружающим.

– Вы слышите? Царь будет жить!

Царица опустилась на колени и, неверяще, покачала головой.

– Он же умер!

– Такое невозможно… – пробормотал Федор.

Священник часто и истово крестился.

– Я же говорила! – Ирина смахнула со лба выбившуюся прядь волос. Она вся взмокла в этих дурацких одеждах, и только сейчас почувствовала, что, буквально, валится с ног.

– Государь! – позвала царица. – Слышишь ли меня, государь?

Веки Годунова дрогнули и приоткрылись. Один глаз царя смотрел в сторону, другой уставился на царицу. Казалось прошла целая вечность, прежде чем царь едва заметно кивнул.

***

– Уходить надо! – Беззубцев отошел от окна и проверил, хорошо ли вынимается из ножен кинжал.

– Сначала – крест, – невозмутимо напомнил монах.

Появился Шуйский, бледный и взволованный.

– Вот! Берите и уходите…

В руках он держал серебряный крест на кожаном шнурке.

– К тебе там еще гости, князь, – перебил его Беззубцев. – Уходить будем другим путем. Выведи нас через задний двор!

– Князь! – в комнате появился запыхавшийся Микитка. – Беда, князь! Люди Годунова во дворе! И сам Семен Никитич, с ним дюжина стрельцов!

– Аспиды! – взвыл Шуйский. – Навели таки сыскарей на мой дом!

– Как навели, так и отведем, – огрызнулся Беззубцев. – Шевелись давай, если хочешь от нас избавиться!

С этими словами он накинул крест на шею и убрал его под кафтан.

– Огурец, выведи их, – простонал Шуйский. Он подхватил со стола кубок и жадно припал к нему, дергая кадыком.

Крест! Беззубцев! Ярослава охватило возбуждение. Если бы каким-то образом перехватить его!

Монах, Беззубцев и их странная спутница исчезли. Шуйский бессильно опустился на лавку.

Неожиданно он поднял голову и встретился взглядом с Ярославом.

– Волхв! – исступленно крикнул он. – Таково-то твоё пророчество?!

В следующий миг в зал ввалились стрельцы с Симеоном Годуновым во главе.