Текст книги "Сказки уличного фонаря (СИ)"

Автор книги: Павел Лаптев

ЛИЯ

Она будет ждать его. Вот так – неподвижно сидя на стуле и неотрывно вглядываясь в плоскость монитора, моделируя в виртуальном мире еще одно послание любви… Блим! Вам пришло сообщение от абонента под ником «сверчок». Замигают весело буквы и она кликнет на них, выявляя на экране его лицо. И сердце запрыгает, отнимая и без того бедный кислородом воздух её квартиры.

Блям! Она жадно проглатывает его слова, усиливающие томление внизу живота:

«Лия! Прикинь, сегодня ехал на своем спортивном Ferrari и стая мух врезалась в лобовое стекло и разбилась. Прикинь, летят такие в Сочи на олимпиаду – до 2014 года долетят, морды довольные – шмяк! И дрисня по стеклу. Вот облом!»

Лия тяжело дышит в такт сердцу и ждет то единственно слово, способное перевернуть её жизнь.

«Прикольно!», – стучат её пальцы.

«Прикольно», – отвечает ей далекий друг и добавляет, – «Мухи заразы! А тут заварил себе чай в пакетике, собрался пить, глотнул, а там муха! Гадина такая-то! Пришлось чай вылить и зубы чистить».

«Ты не любишь мух?» – набирает Лия.

«Органически не перевариваю», – отвечает он.

«А мне всё равно, – пишет она. – Я к ним отношусь толерантно, – и вспоминает о когда-то прочитанном. – «У хитинового покрова большое будущее. Представь только меня в хитиновом серебристом вечернем длинном платье с глубоким декольте…»

«И хитиновых туфлях», – добавляет он.

«Да», – соглашается Лия.

Она ждет его сообщение, тыкая сломанным ногтем по клаве:

«Милый сверчок, а как твое настоящее имя?»

И он в темени пикселов тут же высвечивает:

«С тех пор, как появился компьютер, я отказался от своего имени. Небо и дождь, море и ветер… мир… вселенная – вот мои имена.»

Приятной болью покалывают её ноги, она часто дышит, полузакрыв глаза и бряцает:

«Любимый, единственный – вот твои имена!»

Три года чата, три года любви. Она знает, что он скоро приедет к ней. Скоро… скоро…

«Я скоро приеду к тебе!» – высвечивает он на её мониторе.

«Когда же, милый?» – трепещет Лия.

«Вот-вот, закончу эти грёбаные дела…», – и прикрепляет весёлые смайлики.

Она знает о нём всё. Что разведен, что двое детей, что юрист, что счёт в Швейцарии, что недвижимость в Майаме. Кроме имени настоящего. Кроме его лица. Кроме его самого.

«А что ты любишь?» – спрашивает Лия, готовясь сделать всё для любимого.

«Тепло», – отвечает он.

«У меня тепла в избытке!» – радостно скачут её пальцы.

«Летать и петь!» – перебивает её строчку он.

«А я никогда не летала на самолётах, – грустно отвечает она. – Но петь тоже люблю».

«А какие песни?»

«О любви!» – танцует курсор. – «О любви!» – пишет Лия и, вглядываясь в весеннее московское окно поёт песню без слов.

А на другом конце Москвы на разогретый с несправлявшимся кулером сервер села жирная муха и нагадила. Активная веб-камера на нём проследила единственным глазом за полётом насекомого и программа «Сверчок» высветила на экране:

«Вот опять эти мухи, прикинь? Всё изгадили! Ухожу «в игнор» на чистку:-)»

Она будет ждать его. Вот так – неподвижно сидя на стуле и неотрывно вглядываясь в плоскость монитора, моделируя в виртуальном мире ещё одно послание любви. Блим

ЛУННАЯ ДОРОЖКА

В покойную и трепетную, чистую и прозрачную, словно открывшую для всего сущего всю суть мироздания, у которой не осталось тайн, только маленькие секреты на небольшой глубине, переливающую теплыми красками гладь озера она опустит руку свою. Вода, ласково, чуть дрожа, возьмет её в свою длань, наслаждаясь бархатной кожей. И будет играть так, чуть качая, и ласкать так нежно и трепетно, и наслаждаться существом, подобным божеству.

Свет луны, раскатав дорожку, добежит до руки её и остановится так, словно нашедший свое детеныш и будет ласкаться.

И Арида крикнет в радости своей:

– Ректор! Что есть вода?

Ректор, бездушный дроид-мужчина в бардовом сюртуке и шляпе подойдет сзади к ней ближе и ответит, блуждая токами в своих серверах:

– Вода есть потребность, но не право человека, поэтому является предметом торговли и источником прибыли.

– Ой, да хватит Ректор, а! – плат девушки небрежно коснется глади, намочившись, а она и не заметит, – Посмотри, какая прелесть – вода. Чистая прозрачная, словно и нет её, только…

– Кислородный двуводород, – всё будет спорить дроид, потому что он логичен.

– Как? Да, ты пойми дроидной головой своей, что она как живое существо.

– Жизнь – есть существование белковых тел.

– А ты себя не считаешь жизнью?

– Я есть дроид SlimM286, машина.

– А как ты себя осознаешь?

– Вопрос не понят…

Арида улыбнется и, заметя намокнувшую одежду, не станет убирать её из воды, наблюдая за переплетом материй в лунной игре.

– Ну, ты когда нибудь мечтал тихими лунными ночами? – спросит она, заранее зная, что ответа не получит.

– Что есть мечта? – глаза дроида замельтешат. – Мечта есть отклонение от существующего принятого большинством порядка вещей в сторону отличную от желаний большинства, а следовательно, вредно для общества.

– А ты знаешь… что такое любовь? – ах! какая озорница Арида!

– Не знаю, – будет кружиться голова робота так как она может кружиться.

– Это когда… ты жертвуешь себя ради другого, – будет всегда она знать.

– Жертва есть дело ради… для другого… Значит, логически, я жертвую себя ради Вас, Арида. Запись…

– Значит, логически, ты меня любишь.

– Не знаю… Это слово не имеет действия как команда для меня.

– Ну и дурак, – глупо обидится Арида на робота.

– Принято без осмысления и комментариев, – беспристрастно ответит тот.

– Принято, – дерзостно она зачерпнет рукой воду и поднесет к лицу. – Заложили в тебя всякую ерунду, – прикоснётся лицом воды и вода, вздрогнув и испугавшись, стеснительно стечет вниз. Ох, эти дроиды-мужчины! Глупы и негибки. Поговорить не с кем… А ты знаешь ли, Ректор, что вода, как живое существо реагирует на всё, что вокруг и изменяет свое состояние? – снова пристанет Арида к дроиду. – Она умеет изменять структуру свою в зависимости от окружающего настроя людского.

– Как? Я знаю только три агрегатных состояния – жидкость, лёд, пар, – покопается он в памяти.

– Вода изменяет кристаллическую решетку свою, слушая слова человеческие. Это одно из доказательств полярности мира, как добро и зло, – объяснит она зря. – Прошепчи ей доброе и ласковое – она распустит в кристаллах своих цветок неземной красоты, накричи на неё зло и вода ответит тебе грязью… А… А тело человека есть на восемьдесят процентов вода, – Арида оглянется на Ректора. – В отличие от твоего пластика. – Арида посмотрит вверх, – Ты вообще чем нибудь можешь восхищаться? Мир создан для восхищения им как творением Создателя… – Арида зачерпнёт воду и подбросит и капли ее восхищенно превратятся в маленькие луны.

– Создатель, – Ректор головой потрясет. – Создатель… Человек… Надчеловек… Суперчеловек… Образ и подобие человека… Клон…

– Сейчас взорвешься! – будет издеваться дева над бездушной машиной. – Посмотри, Ректор, какая луна огромная, просто чудо!

Ректор посмотрит на луну и скажет:

– Третья фаза…

– Ох, уж эти нанотехнологии, от этого прогресса одна печаль… – она еще зачерпнет в ладонь воды, – Ректор!

– Да.

– У тебя в инструкции написано, что ты самообучающийся… довольно дорогой экземпляр.

– Так точно, леди.

– Эмоциональная составляющая в тебе запрограммирована?

– Я умею выражать эмоции, леди.

– Это не одно и тоже… Вот смотри! – разыграется Арида с волнами. – Попробуй отвлечься от того, что такое луна.

– Это как? – все не понимал он.

– Ну, не думай о ней, как о космическом теле, как о естественном спутнике.

– А как думать?

– Думай, что это просто диск, который приклеян на небе. И некий художник тронул его своей алой кистью.

– Тогда художник должен быть огромным… Создатель… Творец… – голова Ректора все сильнее будет вибрировать.

– Пусть… Фантазия! Фантазируй.

– То есть… допустить?

– Да. Допусти, что значит исключение из правил, что луна может быть диском, нарисованным на небе… Ректор! Ректор! Ты чего?..

* * *

Ролан возьмет в руки кружку с голографией сидящей на берегу ночного озера девушки и сделает глоток ароматного чая.

– Чего только не ляпают на кружки, а, Монро? – поставит кружку на круглый гравитационный столик.

– Монро? Странное имя. Почему ты меня так называешь? – спросит женщина-дроид в обтягивающем зеленом комбе и запрограмированно поправит свои розовые волосы.

– Потому что я так хочу сегодня. Вчера кино смотрел с ней, актрисой. Двадцатый век. – вытянется он на висящем в воздухе кресле.

– Мое имя ExlimM172…

– Это не имя, – как всегда попробует доказать Ролан и тут же устанет. – У-у, как мне надоело доказывать машине очевидные вещи!

– Очевидных вещей нет. Вещь есть субъективное понятие. Что для тебя очевидно, то для… – словно настоящая женщина поспорит она.

– Ладно, ладно… – махнет рукой Ролан, – Что для Юпитера вино, то для быка яд.

– Рамки субъективности определяются развитием высшей нервной системы, – её процессор должен завершить приложение.

– Вау! – крикнет он от этого словоблудия. – Закажи в Марснет-шопе вина лучше на вечер.

– Какого? – наконец-то!

– Ну… Ну… Все эти спиртовые суррогаты…Absenthe Van Gogh Premium, как бы 2005 года, – вспомнит Ролан из рекламы в журнале.

– Слушаю.

– О! – облегченно вздохнет мужчина. – Вот на этом уровне слуги сохранись. И больше никакой науки, никакой филосо…

– Подчинение одного индивидуума другому в одном случае есть унижение, как отрицательный фактор, в другом есть смирение, как положительный…

Зачем он купил женщину-дроида!

– Отстань, а! – уже вскипит Ролан, – О! Я тебе сделаю апгрейд, поняла?.. – иначе не отвяжется, – Абсент, абсент… – замашет и руками и ногами Ролан. – И пошли уже скоро спать.

Программы дроида, будто женские гормоны начнут поправлять руками волосы, крутить бедрами и томно улыбаться.

– Какую программу секса сегодня? – томно спросит она и будет языком облизывать вечно накрашенные губы.

– Уф, вот это разговор! – понравится Ролану. – Сегодня я устал. Давай ты сверху.

– Какое лицо одеть? Белье? – закружит она танец живота.

– Лицо… лицо… Вот Мэрилин Монро и надень. Это… В джазе только девушки… Ну и музыку раньше играли, ящуры, одно слово… Монро. Вот его…

– У меня нет в ЗИПе этого лица. – руки её заездят по широким бедрам своим.

– Ну, так сходи в дроидшоп и купи. А нет там, так на экспресс-заказ сделай. Как говорили раньше – одна нога здесь, другая в Интернете. И трусы с топом красные. Давай, давай…

Монро улыбнется широко, обнажив ровные белые зубы, и заученной походкой гейши выйдет из комнаты.

Ролан еще потянется, зевнет и крикнет кодовое слово для объемного ТиВи на столике:

– Дижитал! – и сам себе размыслит. – Вот ведь… лучше бы как встарь – мужчина живет с женщиной, называлось семья. Надоела – развелся или просто к другой ушел. А сейчас – живи с дроидом, мучайся с ней, настраивай ее на свое либидо… Хотя, зато всегда готова… О! Философский сериал…

На столике вспыхнет красным цветом заставка и как из тумана покажутся трое мужчин в серебристо-оранжевых одеждах. Они будут сидеть, скрестив ноги в позе лотоса и смотреть на полосатый сад красных камней, располагающийся под огромным полупрозрачным куполом с серым беззвездным небом…

* * *

– Я вот все думаю, Лаоцзы, как раньше жили люди, считай, где-то в тридцати процентах материи. Да? Извели недра Земли, выкачали нефть, газ, выпили пресную воду, из-за которой мировая война началась, загадили всю планету, что расселяться пришлось по галактике, – толстый Паньгу неприлично срыгнет и почешет пузо.

Лаоцзы поморщит свой широкий лоб как обычно на эти действа друга, от чего станет похожим на пупырчатый огурец и ответит:

– Это, Паньгу, нужно считать все от обратного… В противном случае мы не были бы здесь, на Марсе и не предавались бы сейчас вселенской медитации в саду красных камней… Отстань, а, не мешай… – и опять закроет глаза.

– А ты, Хуанди, что думаешь? – будет приставать Паньгу к другому другу.

– А? – как впервые услышит вздрогнувший Хуанди и быстро разгладит свою маленькую грушевидную бородку, – Ну, что ты за человек. Больше тебя с собой не возьмём.

– Да, ладно, вам. Носить в черепе мозг и использовать его на десять проц…

– Тьфу! Все сбил. Ну, чего тебе? – не к делу разгневается Лаоцзы.

– Да я говорю, как жили-то, ходили вокруг, да около. Гору книг написали. А все ни о чем. – пристанет как метеор к обшивке корабля Паньгу.

– А какие знания можно получить, Паньгу! – Хуанди теперь вспылит, брови нахмурит и все-таки не устоит поучить. – Зная только о существовании протонов, нейтронов, электронов, да еще нейтрино еле-еле поймать. Какие? Никакие… Так, для быта, да развлечений немножко изобрести….

– Да, скукота была и…

– Ребятки, – Потирая шею, стараясь успокоиться Лаоцзы прервет друзей. – Что вы все относительно себя мерите, а? Спросите черепаху, не знающую медиакультуру, как ей без неё? Да, нормально. Вся суть в том, что не знаешь – лучше спишь.

– В этом-то и парадокс! – обрадованный затеянной беседой Паньгу крикнет под купол. – Зачем незнающему знания, зачем знающему забыть знания! Обретший знания уже не будет прежним, а неимеющий знания будет другим, обретя их!

– Паньгу, – Хуанди по плечу стукнет Паньгу, остудив молодой пыл, – Парадокс заключается в том, что у знаний должен быть носитель. Вот и всё. А знания существуют независимо от носителя. Наш любимый Марс существует независимо от того, знает ли о нем черепаха.

– Кхы! А ей он не нужен, – закашляет Паньгу. – Кхы! Много существует во вселенной вещей, которые друг с другом никак не соотносятся. Марс и черепаха, мужчина и женщина…

– Все отстаньте, ребята. Говорящий не знает, знающий не говорит. – никак не успокоившийся вибитый из медитации Лаоцзы руками замахает.

И Паньгу замахает вслед, шутя издеваясь.

– Умный какой даос нашелся!

– Умный, умный… – постарается не обратить внимания Лаоцзы. – Ладно. Паньгу мне друг, но…

– Истина дороже.

– Нифика-а… Спокойствие и умиротворенность дороже… Да, – Лаозцы решив перевести тему покажет вперед на самый конец сада камней, где будет расти персиковое дерево и мерным тоном проговорит. – Посмотрите лучше на это божественное персиковое дерево… Вкусите плодов бессмертия… Забудьте про дерево… Станьте деревом…

Все трое мужчин замолчат и обратят взоры вперёд. Неподвижные, они будут сидеть так несколько минут, когда сзади подойдет дроид-шарпей и противно гавкнет.

Все вздрогнут и каждый что-то пробурчит. А Хуанди первый не выдержит и крикнет на шарпея:

– Сколько тебе раз загружать – постепенность – истина! Медленный прогресс есть порядок эволюции… Подошел, походил вокруг, потерся. Мы бы тебя увидели, поняли, что время вышло… А ты – гав! Как током по нервам.

– Да уж, – Лаоцзы глаза протрет ладонями поняв, что день вечер для медитации потерян. – Лучше бы кота купили. Иди лучше чай принеси.

Шарпей постоит немного, переваривая сказанное, но в силу слабого процессора поймет только последнее, рявкнет и, махая хвостом, удалится.

Друзья как один посмотрят ему во след, а Паньгу тоже потрёт глаза, поморгает и посетует:

– Я вообще не сторонник бытовизации дроидов. Они еще не совершенные для быта. И для идеального общества они еще слабы…

Над куполом, совсем низко, что закроет весь купол, проплывет солнечный парусник.

Все трое теперь взглянут вверх и Лаоцзы смекнув теперь пошутить над молодым человеком, хитро улыбаясь, скажет:

– Ты только пойми, Паньгу. Люди поздно пришли к пониманию перевернутости мира. Попытки философского осмысления мироздания заканчивались дуальностью. На каждое учение придумывалось антиучение. А на самом деле мир – перевёрнут.

– Это мы ещё не проходили… – заинтересуется Паньгу и нервно почешет живот.

– Первый курс… Салаги. Вот давай, встань на голову.

– Зачем?

– Чтобы понять.

– Ладно, – согласится пойманный Паньгу и грузно попытается встать на голову.

– Что ты ему мозги перевертываешь, Лаоцзы? – Хуанди мелко засмеется.

А Лаоцзы подмигнет ему и ответит:

– Ничего. Тяжело в ученьи – легко в полете.

Паньгу упрется головой о камень и, подпрыгнув, с третьего раза оторвет ноги от него и уперевшись руками, качаясь встанет на голову.

– Вот. Чего видишь? – стараясь не рассмеяться, спросит Лаоцзы.

– Всё перевёрнуто. – пуская слюни выдавит покрасневший парень.

– Попробуй послать мне мыслеобраз. Я закрываю глаза… Ага, так…Вот…Угу… Надо же молодой, да либидный.

– Чего он тебе посылает? – шопотом спросит заинтересованный происходившим Хуанди, быстрыми движениями поглаживая бородку.

Тяжело дышащий Паньгу прокряхтит:

– Так… красота. Тихо… А я буду Ректором… Ага… Моделирую поведение… Вода, какая вода, где такая вода, на Земле? Как кино двадцатого века… От куда ты таких терминов набрался? Начитался всякой лженаучной литературы… Ну, ну…

* * *

Арида испугается случившимся с дроидом и крикнет:

– Ректор, Ректор, ты чего?!

– У меня сбой… Вот всё. Занес информацию в ячейку исключений и неразгаданных теорем, – тряся головой произнесет робот.

– Молодец, – постарается вернуть его к логике Арида, – Теперь исключи в исключениях, что возможно одним из решений уравнения Шредингера будет диск на небе. Логично?

Ректор посмотрит на луну, потом медленно проговорит:

– Логично… – задумается и быстро-быстро пролепечет. – В теории о перевёрнутости пространства-времени есть ин-логика и янь-логика, по древней шовинистической теории хромосомного различия, как мужская и женская и… которые взаимопроникая друг в друга создают цельную картину мироздания, которая есть антипод теории хаоса… Зеркальность мироздания предполагает наряду с движением времени вперед, движение назад, дарвинизм… эволюция… антиэволюция… и точка пересечения этих времён есть решение… – снова задумается, быстро подойдет к воде, зайдет в неё, присядет и поплывет.

– Ректор, ты куда? – уже не зная то ли смеяться, то ли пугаться крикнет ему девушка.

Дроид, быстро разводя руками, пытаясь совладать с тянувшим вниз отяжелевшим сюртуком, запрокинув голову вверх, направив выпученные глаза на луну и пуская изо рта захлынувшую воду пробубнит:

– Я нашёл решение уравнения Шредингера в отношении законов мироздания и объективной реальности, присущей индивидуальному восприятию порядка вещей и являющемся исключением из правил, а потому образуюшего сеть новых самоорганизующихся и развивающихся правил и законов, рождающих новые и новые вселенные, прямо пропорциональные количеству индивидуумов и флуктуационно растущие в геометрической прогрессии, расширяясь в четырехмерном измерении, каждая в своей плоскости, пересекающиеся друг с другом для образования все новых картин, возвеличивающих своего Создателя…

* * *

– …возвеличивающийх своего Создателя… – пролепечет Паньгу, перевернётся и упадет на камень, больно отбив задницу.

– Устала голова… – потрет пятую точку.

– Да, – усмехнется Лаоцзы, – У тебя одни девушки на уме…

– Чего на уме? – Хуанди не расслышит и спросит.

– Да, Арида? – подтвердит Лаоцзы у Паньгу.

Паньгу кивнет.

– Девушка и вода и лунная дорожка… – покачает головой Лаоцзы, – Да, вот я и говорю, что телепатия возможна в перевёрнутом, так сказать валетном варианте… Это одно из доказательств. А в общем, желание белого оборачивается чёрным и наоборот. Слово ДА оборочивается отрицанием. Поэтому люди на Земле никак не могли создать идеальное общество.

– А демократия? – тут же найдётся Паньгу.

– Это не идеал, но лучшее в количественном факторе. Демократия есть такой же обман, как и другие формации в силу – как мы только убедились, слабости от какого либо воздействия человеческого мозга. Технологии внушения, пиар-науки – готов любой президент… И, забегая вперёд, скажу, что учение о валетности мироздания впервые в истории позволило создать идеальное общество… И еще… – Лаоцзы похлопает по плечу Паньгу. – Зародыш этого учения лежит в христианской ортодоксии.

– Это как? – Паньгу затылок почешет.

Лаоцзы закроет глаза, немного помолчит и скажет монотонно:

– Блажени нищии духом, яко тех есть царствие небесное. Блажени плачущии, яко тии утешатся. Блажени кротцыи, яко тии наследят землю. Блажени алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся. Блажени милостивии, яко тии помиловани будут. Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят. Блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся. Блажени изгнани правды ради, яко тех есть царствие небесное. – Лаоцзы откроет глаза и посмотрит хитро на Паньгу, – То есть не возвышайся Паньгу и будешь возвеличен. Правильно, Хуанди?

– Правильно, – махнет рукой уставший от болтовни Хуанди. – Ты ему скажи наконец, что это всё потому, что планеты обладают гравитацией. А в космосе такого нет, потому что нет верха и низа.

И засмеётся Хуанди на свои слова, засмеётся и Лаоцзы. И, чтобы поддержать друзей захохочет молодой Паньгу. И так они зальются смехом со слезами в глазах, что самим покажется, как камни тронутся с места и поползут по волнистым песчаным дорожкам сада камней. И вернёт их в действительность низким противным голосом за спиной всё тот же шарпей дроид с подносом в зубах:

– Чай готов!

Лаоцзы сухо плюнет, увидев на подносе с пенные коричнево-жёлтые кружки с девушкой на берегу озера и прикрикнет на робота:

– Хотэй! Настоящий чай на Земле… А ты принес чего?

– Не хочешь – не пей, – Паньгу возьмет одну кружку и отпив, посмакует во рту сладкий терпкий играющий пузырьками напиток.

Возьмет Хуанди и, чуть поморщившись и Лаоцзы. А Дроид шарпей не переставая вилять хвостом тут же убежит с пустым подносом.

– Смотри-ка девушка у озера на кружке нарисована! – Хуанди поведает друзьям, рассматривая кружку и вытирая усы с бородой.

– А, это новинка – Рекламная акция, – Паньгу торжественно поднимет кружку и на зрителей, смотрящих философский сериал, посмотрит, – Когда чай горячий налит, она начинает жить! Покупайте медиакружку… Собери десять крышек от чая МарсТи и получи медиакружку в подарок! – и сделает глубокий глоток.

– Ага! Во-от ты откуда стащил Ариду… – и Лаоцзы тоже теперь с наслаждением сделает глоток и посмотрит на динамичный рисунок на кружке.

– Хорошо… – Паньгу сделает еще глоток – сразу экспромт возник.

– Валяй, – согласятся хором его друзья.

Паньгу крикнет:

– Хотэй!

Как из ниоткуда снова прибежит услужливый дроид собака.

– Подыграй… тональность… А-а-а! – высоко подпоёт ему Паньгу.

Хотэй кивнет лохматой головой и молодой человек запоёт:

 
Она сидела у самой воды,
И ветер ласкал её плоть,
За белой спиной распускались сады,
С небес улыбался Господь.
Она брала в руку белый цветок,
Бросала в волну лепестки,
Следили деревья, трава и песок
За плавным движеньем руки.
 

Дроид шарпей из недр своего тела будет издавать медленную музыку, сплетенную из инструментов рок-групп конца двадцатого века – гитары, электрооргана, ударных. Паньгу будет улыбаться друзьям, радуясь вдохновению и правильно синтезированной теме шарпея и продолжать петь:

 
Она пела песню над тихой водой,
И в песне такие слова:
Когда же ты, милый, приедешь за мной,
Ведь я все одна, да одна.
Радостно мне, радостно мне, радостно мне это солнце,
Радостна мне, радостна мне луна,
Радостна мне, радостна мне, радостна мне вода,
Только всё без тебя…
 

Лаоцзы с закрытым ртом в тональность песне начнёт издавать звуки, похожие на волынку.

Хуанди станет настукивать ритм ладонями о камень.

Паньгу будет петь дальше:

 
И вот, когда солнце восстало в зенит,
И ветер немножечко стих,
Из самых глубин, как литой сталагтит
Поднялся на волны жених.
И звали его, как всегда Черномор,
И с ним было тридцать три дня,
И все тридцать три были как на подбор,
Но не было только меня…
А я был на суше на том берегу,
Беседовал я сам с собой,
И МарсТи заваривал сам на бегу,
И сам пел над тихой водой.
 

Паньгу сделает паузу, мотнёт головой и все трое мужчин хором запоют:

 
Радостно мне, радостно мне, радостно мне это солнце,
Радостна мне, радостна мне луна,
Радостна мне, радостна мне, радостна мне вода,
Только всё без тебя…
 

* * *

Ректор! Приказываю выйти на берег! – закричит гневно и заколотит по воде ладонями девушка.

Вода забурлит, тоже разгневаясь и повинуясь человеку начнет выталкивать из темного чрева своего дроида. Тот, нахлебавшись её, попавшую в сервер и замкнувшую некие цепи очухается, повернет к берегу, доплывёт до него, вылезет на сушу и как ни в чем не бывало встанет смирно в слипшемся утяжелевшем сюртуке.

– Ректор! Так что есть вода? – Арида, трепетно поджав ножки у озера медленно зачерпнёт в ладонь успокоенную воду, показавшуюся ей теперь очень плотной, как оливковое масло из земных фильмов и вода, застенчиво протиснувшись между пальцев игривыми струйками стечет вниз, назад к себе – на свою лунную дорожку…