Текст книги "Экс (СИ)"

Автор книги: Павел Ганжа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

Свордерами на Лауре называли местных хищников, похожих на волков, но в полтора раза крупнее. И еще хвосты у местных санитаров леса, в отличие от земных собратьев, были не лохматыми, а гладкими и оканчивались заостренными костяными наростами – эдакий клинок. Плюс – ядовитый. И орудовали им свордеры куда лучше, чем скорпионы. Понятно, что встреча с подобным существом – не самое приятное из развлечений. А эксу 'повезло' встретиться. Притом в первом же рейде, когда новичка только-только стали натаскивать. Ветров шел по тропе между Скотом и Макхейлом, никого не трогал, и тут – раз! – на него вылетает серая орясина с раззявленной пастью. Антон успел машинально пригнуться и выставить перед собой автомат. Потом над головой что-то щелкнуло, почва из-под ног выпрыгнула, и экс покатился по траве. Хорошо, что Мак и Скот ворон не считали и в два ствола расстреляли тварь. Как потом сказал сержант, Антону крупно повезло, что пригнулся – удар хвоста-меча пришелся чуть выше. Иначе Ветрова пришпилило бы к дереву, словно букашку. Пронесло. Во всех смыслах. Но с тех пор Антон обзавелся личной фобией в виде страха перед нападением свордера. А ведь они иногда, рассказывали, охотятся стаями.

– Откуда знаю, я же тебе не этот... как его... барометр.

– Извини.

– Проехали. Ты, ничего не слышишь?

– Нет.

– А мне вроде мерещится... и давит... – Ланге втянул воздух ноздрями. – Не, не ЭМ-буря, по-моему... но жмет что-то...

Антон тоже шмыгнул носом, но ничего не унюхал. И подозрительных звуков не различал в фоновом шуме лаурского леса. Разве что мерещились партизаны со свордерами за каждым кустом. Партизаны толстые, а свордеры – хвостатые. Но то, ясен пень, с испуга. Но, поди, попробуй, убеди себя, что они чудятся. И хорошо, что не ЭМ-буря, некая определенность, если чуйка капральская не врет. Чтобы прояснить ситауцию до конца и отвлечься от мыслей об уродливых тварях с кинжалами вместо хвостов Ветров спросил:

– Значит, автомат не убирать?

– Нет, оставь.

Антон благодарно кивнул и стиснул штатный 'роулс' как родного. Минимум – брата. После многолетней разлуки.

– Вот что, давай-ка ты к тому бугру, за ним спрячься и по сторонам посматривай. Только аккуратно, не отсвечивай. А я к Маку... – последние слова капрал говорил почти на бегу.

Антон метнулся к упомянутой кочке – бугром данное недоразумение мог назвать лишь оригинал Ланге – и выполнил приказ. Распластался на земле, взяв под прицел полянку и... прилегающее пространство. Правда, того пространства – с гулькин, простите, нос. Заросли кругом.

К счастью, место 'залегания' оказалось удобным. Небольшая ложбинка, помимо кочки, и с фронта, и с тыла Антона неплохо прикрывали стволы деревьев и кустарник. Хотя тут, куда ни плюнь, везде недурное прикрытие.

Капрал давно скрылся из поля зрения, другие бойцы пред ясны очи тоже не появлялись – оставалось разглядывать богатую лаурскую флору и напряженно вслушиваться в пересвист птиц и стрекотание насекомых. И ждать. За четверть часа такого времяпрепровождения у Ветрова заболели глаза, зазвенело в ушах и затекло тело. Казалось, нервы натянулись гитарными струнами до предела и едва ли лопались. Количество гипотетических сепаратистов и хищников в воображении Антона множилось с каждой минутой. Под каждым деревом, по самым скромным прикидкам, теперь таилось не меньше отделения отборных откормленных мятежников – здоровых, бородатых и до зубов вооруженных. Там же караулили добычу по десятку матерых голодных свордеров с десятиметровыми острыми хвостами. И облизывались. Сомнений не было – и те, и другие готовились напасть именно на Антона. Еще пяток минут – и Ветров бы уверовал, что свордеры и мятежники вступили в преступный сговор и разрабатывают план по захвату и поеданию бедного экса. Причем сговор с распределением ролей – захватывать будут сепаратисты, а жрать – хищники.

Поэтому, когда неподалеку загрохотали выстрелы, Антон даже обрадовался. Нервы не лопнут, с ума не сойдет. Захотелось тоже выпустить очередь по кустам – сбросить напряжение. Ветров едва удержался от того, чтобы не нажать на спусковой крючок. Он все же тут типа в засаде сидит, то есть лежит... и если раньше времени себя демаскирует, Мак его сожрет с потрохами. Не хуже свордера.

Один за другим прогремели три взрыва. А затем звуки перестрелки начали отдаляться. Экс облегченно выдохнул. Кажется, снова пронесло. Как и неделю назад в инциденте при сопровождении каравана с воларитом. Только тут и пострелять не довелось. И ладно, Антон не в обиде.

Едва Ветров успел подумать на тему 'пронесло, слава богу', как на поляну выскочили два камуфлированных персонажа с... карамультуками неизвестной конструкции наперевес. Причем, если у первого персонажа карамультук был то ли ружьем, то ли автоматом, то второй держал в руках явно пулемет.

Радостный посыл 'слава богу, не свордеры!' парадоксально сменился полукритическим-полупаническим 'накаркал, дебил!'. Антон стиснул 'роулс' еще сильнее, хотя, мнилось, крепче сжимать автомат невозможно. Тут уже не с братскими объятиями попахивало, а страстно-любовными.

Соответствующие ЦУ сержанта вылетели из головы в мгновение ока. И не то, чтобы Ветров их забыл. Напротив, экс прекрасно помнил, что Мак неоднократно твердил: 'Если увидишь кого-то незнакомого не в нашей форме с оружием – сразу стреляй на поражение. Не раздумывай, сопли не жуй – вали наглухо!'. Но эти инструкции почему-то казались... неприменимыми, что ли. Ненужными, слишком радикальными, чрезмерно кровожадными. Зачем так сразу? Из автомата – в живых людей? А вдруг они – мирные жители? Или наши разведчики из другого подразделения? Просто знаки различия на камуфляж не нанесены.

И стрелять расхотелось. Одно дело – по кустам шмалять, а другое дело – по людям. Элементарная логика и здравый смысл подсказывали, что надо действовать, как сержант велел – валить незнакомых ребят на глушняк. Они явно не 'наши' – форма у федеральных войск унифицирована, включая полевые комбезы разведподразделений колониальной пехоты. А тут даже камуфляж у персонажей разный – и по оттенкам, и по рисунку. И, естественно, не мирные жители. Те по лесу в окрестностях форта вооруженные автоматами-пулеметами не бегают. Ружьишко – вполне может быть, но пулемет – перебор. Да и откуда тут мирным жителям взяться – поселковые шахтеры порядок соблюдают и в зоны патрулирования форта не суются, а до ближайшего более-менее крупного населенного пункта хренова туча верст. И логику со здравым смыслом следовало бы послушать, но... рука не поднималась. Вернее – палец не сгибался, рука-то давно была поднята в надлежащее положение. Некий арбитр внутри экса отказывался принимать окончательные доказательства того, что эти парни – смертельно опасные враги и блокировал двигательные функции указательного пальца правой руки.

Не хватало чего-то упомянутому 'арбитру' для полноты картины: то ли пресловутых 'партизанских' бород, то ли обагренных кровью рукавов, то ли свирепых выражений на мордах.

Поэтому Ветров немножко растерялся и не нашел ничего лучшего как тупо поинтересоваться:

– Эй, вы кто?!

Культурно спросил. Можно сказать, интеллигентно, без нецензурной брани и на 'вы'. Нет, естественно, Ветров не ждал, что незнакомые мужики раскланяются и церемонно представятся, сняв воображаемые шляпы с перьями, но все же подсознательно надеялся, что ребята крикнут что-нибудь в духе 'свои!' или, например, 'мы шахтеры, из поселка!'.

Напрасно. Ответ оказался совершенно неприличным – условно 'мирные жители' ничего не сказали, лишь развернули стволы в сторону кочки, за которой прятался Антон, и начали густо поливать ее очередями. Чрезмерно человеколюбивый и сомневающийся внутренний 'арбитр' испуганно пискнул и исчез, зато заработали рефлексы и инстинкт выживания. Ветров откатился подальше в ложбинку, прижался плечом к местному 'баобабу' – в названиях местных деревьев экс еще путался – и нажал на спусковой крючок. Попытавшись нашпиговать незнакомцев длинной очередью.

Подобный поворот парням с поляны, очевидно, не понравился. Они попадали на землю и на пять-семь секунд прекратили огонь. Антону даже показалось, что он зацепил кого-то из сепаратистов, но те быстро оправились и снова начали стрелять. Разве что интенсивность повысили. Это Ветров подметил, что называется, 'на автомате', отползая дальше – в глубь ложбинки. Хотя, вероятно, ему просто почудилось... с перепугу. Или, выражаясь более нейтрально, в горячке боя. И не мудрено. Зажали Антона основательно. Несмотря на удачное расположение, ему буквально голову не давали оторвать от земли – пули впивались в стволы ближайших деревьев, выбивая незамысловатое стаккато, вырывали куски почвы и траву из кочки и едва ли не щелкали по макушке.

О том, чтобы покинуть ложбинку или просто выглянуть из-за 'баобаба' не могло идти и речи. Единственное, что мог лежащий на боку за деревом экс – периодически высовывать ствол 'роулса' и палить для острастки в сторону мятежников. Вернее – куда бог пошлет, поскольку о стороне, где находятся сепаратисты, Антон мог судить лишь предположительно. Осмотреться ему не давали, а ориентироваться на звуки выстрелов тоже было затруднительно – грохот вокруг стоял такой, что хоть святых выноси. Что называется, попал – ни выбраться, ни нормально отстреливаться.

Самое удивительное, что паника отсутствовала. По сути – первый реальный бой, ситуация сложная, а бежать куда-нибудь без оглядки с воплями 'мама!', 'караул!', 'убивают!' желания нет. Страх измельчал, стал отдаленным, фоновым и не мешал думать. Невзирая на то, что основания для паники имелись. К гадалке не ходи, еще минута-другая, и мятежники сообразят, что вдвоем им накрыть Ветрова дело плевое. Если уже не сообразили. Один будет огнем к земле прижимать, а второй обойдет с тыла и накроет. В затылок пальнет, и трындец котенку. А надежда на помощь разведчиков слабая – судя по не стихающей какофонии боя, не до Ветрова им сейчас.

На всякий случай Антон перевернулся на спину, держа в поле зрения сектор позади ложбинки. А по мятежникам огонь так и вел – лежа на спине и держа автомат над головой. И, естественно, не глядя. Один хрен, высунуться не дают, а в белый свет палить и эдаким макаром не грех. Понятно, поза идиотская, но зато в спину не подстрелят. Почему-то получить пулю в спину или затылок было бы особенно обидно. Хотя вряд ли что-то в глобальном плане изменится, если Антон словит девять грамм свинца, к примеру, в пузо. Разве что в филейную часть пуля угодит – пусть это еще обиднее, но шансы выжить гораздо больше. Да и вообще, кто сказал, что его пристрелят – куда проще гранатой накрыть. Зайдет мятежник с тыла или фланга, метнет увесистый ребристый подарочек в ложбинку, а тут никуда не спрячешься. И броня от осколков не спасет. Получите, распишитесь, шлите письма из Валгаллы. В данной ситуации граната -непробиваемый козырь, бесспорный аргумент.

Граната, граната...

Антон выругался сквозь зубы. Дебил! У него же самого гостинцы для супостатов имеются – три 'сишки' в подсумке. То, что доктор прописал – противопехотные, боеприпас на основе динита. Как он про них забыл? Ветров едва удержался от того, чтобы стукнуть себя ладонью по лбу. Если бы не опасения, что ладонь в момент взмаха могут прострелить, непременно бы стукнул.

Расположив автомат на корне 'баобаба', Ветров споро извлек из подсумка гостинцы и разложил на земле. Чтобы под рукой были, в полной боевой готовности. А потом приготовил одну 'сишку', перевернулся на живот, чуть-чуть приподнял голову и стал вслушиваться. Выглянуть бы снова – но слишком рискованно. Башку махом продырявят. Нет, нехай другие подобными шутками балуются.

Разобрать что-то в шуме боя было сложно – стреляли и впереди, и позади, и с флангов. Правда, слева было практически тихо и мирно – оттуда кто-то лишь изредка подавал признаки жизни короткими очередями. Периодически в общий фон перестрелки вклинивались взрывы гранат, после чего хотелось поковыряться в ушах и вытащить из них несуществующую вату. Но Антону удалось-таки вычислить, что огонь по нему ведется уже из двух точек – сладкая парочка мятежников разделилась. Как и следовало ожидать, берут в клещи. Определить точное месторасположение сепаратистов представлялось задачей нереальной – для этого надо высунуться и осмотреться, что равносильно самоубийству. А Ветров в камикадзе не рвался. Но угадать при помощи слуха примерное направление, откуда стреляет один из мятежников – тот, что с пулеметом, – Антон был в состоянии. Все же выстрелы на звук отличаются – пулемет и погромче и... побасовитее автомата.

Пулеметчик явно на прежнем месте остался – рокот с поляны доносится. Поливает и поливает, почти без остановки. Словно у него боезапас бесконечный, и перезаряжаться не нужно. Впрочем, в угаре и общем грохоте Антон мог и не заметить, что пулеметчик делал паузу для перезарядки. В любом случае – знатно садит, длинными очередями, с другими стволами не перепутаешь.

А вот где автоматчик притаился, собака, вопрос... Разве что с левого фланга обходит. Почему-то чудилось, что именно оттуда грозит опасность. Когда Антон поворачивал голову влево, холодком сжимало потроха. Интуиция проснулась, что ли? Или, проще говоря, чуйка? Как у Ланге... Надо будет потом спросить у капрала, что он ощущает, когда его 'барометр' работает. Вряд ли ответит, но не побьет ведь. Тем более что Ветров не просто из любопытства, а для дела.

Экс решил поверить интуиции. Собравшись с духом и дождавшись, когда рокот пулемета с поляны станет слышен особенно отчетливо, выдернул чеку и швырнул гранату на звук.

Граната еще не сорвалась с руки, а Ветрова словно током ударило – ведь рядом с мятежником могут оказаться и свои парни из разведзвода. Поэтому одновременно с броском Антон громко заорал:

– Берегись!

Почему-то по-русски.

Но Ветров даже не сообразил, что кричит на непонятном для подавляющего большинства современников языке. Точнее – для любого жителя двадцать восьмого века, за исключением специалистов-лингвистов. Но об этом в тот момент... не думалось. За две секунды полета гранаты Антон успел помолиться богам (чтобы своих не зацепило), усомниться в том, что вообще бросает гранату в сторону мятежников (а вдруг – наши?) и сам себя укорить за идиотские бредни (откуда рядом с сепаратистами разведчикам взяться, были бы наши поблизости – давно пулеметчика пристрелили или на нож взяли). А потом громыхнуло так, что лязгнули зубы и посыпались с деревьев листья с ветками. А разные бредни с сомнениями из черепушки вышибло. Напрочь. Вместе с прочими мыслями. Единственное, на что хватило соображалки Ветрова – метнуть вторую гранату влево, в том направлении, откуда 'холодком' по потрохам тянуло.

Второй взрыв основательно встряхнул почву и выбил остатки соображения. Голова опустела. И наступила тишина. Антон помотал башкой, словно пытаясь вернуть мысли на место. И ощущение реальности – тоже. Встал на четвереньки и едва не поднялся в полный рост, но проснулся инстинкт выживания, и экс плюхнулся обратно на землю. Похлопал себя по ушам...

Сработало.

Мысли стали постепенно возвращаться, а вслед за ними 'прорезались' и звуки. По большей части – те же самые. Выстрелы, крики, редкие взрывы и прочее музыкальное сопровождение. Но в звуковой гамме кое-что все же поменялось – крики раздавались гораздо ближе, явственнее и... громче. До того, как метнуть гранаты Ветров их почти не различал из-за выстрелов, а тут такой ор стоит, что митинг напоминает. Или прения в сенате времен расцвета демократии. Или ощущение близости криков – следствие того, что Антона взрывами сначала оглушило, а потом отпустило... и теперь любой вопль по ушам и нервам бьет?

Ветров прислушался. Нет, раньше этого ора не было. В пределах четкой слышимости, по крайней мере. А сейчас – каждый звук выделяется на общем фоне. Вот человек долго и протяжно воет: 'У-у-у'. А вот ругается – частью на лингво, но в основном – на неизвестном эксу языке. А теперь снова выть принялся. И надо признать, красиво поет.

Увлекшись 'концертом' одинокого исполнителя, Ветров не сразу сообразил, что по ложбинке больше никто не стреляет. А сообразив – обрадовался. Значит, гранатами зацепил. Или напугал – минимум. Нет, скорее зацепил – воют-то не по детски. Да и ругаются, ясен пень, не из любви к искусству. Одного – точно зацепил. И, кстати, холодком по нутру не тянет, когда влево поворачиваешься. Тоже – симптом. Может, и второго накрыло. Хотя рвануло так, что Антон чудом из башмаков не выпрыгнул – тут любую чуйку может вырубить.

Для страховки пошевелив куст у 'баобаба' и не дождавшись выстрелов, Ветров выглянул из укрытия.

Выли и ругались с поляны. Но смотреть особо было не на что. Учитывая силу взрыва, экс подспудно представлял себе страшноватую картинку: поваленные деревья, оторванные конечности, кровищу. Все же динитовые С-20 – это вам не пакет с помидорами. Но реальность оказалась не столь живописной. К счастью.

Ни поваленных деревьев, ни оторванных рук-ног. Взрыхленная почва, валяющийся на краю поляны пулемет и катающаяся по земле фигура. Ничего выдающегося. Если не считать воя и отборной ругани.

Ветров машинально приложил к плечу автомат, навел прицел на катающегося человека и... опустил оружие. Опасности мятежник уже не представлял, а добивать...бр-р... простите. Пусть с ним Мак разбирается. И потом, может, 'язык' понадобится. Да и жалко – эдакого мастера разговорного жанра в расход пускать. Коленца выдает – позавидуешь. И это лишь то, что Антон понимал. Самые красочные обороты наверняка остаются... интершумом.

Невольная улыбка скользнула по губам. Один из ребят культурным оказался, неинтеллигентные люди подобные перлы не осилят.

Пока Антон предавался рефлексии и размышлял об интеллигентности раненого мятежника, бой затих. Изредка звучали одиночные выстрелы, а затем и они прекратились. Замолчал и сепаратист – он теперь лишь вяло шевелился. Но нервное напряжение еще до конца не отпустило. Поэтому, услышав слева невнятный шум, экс едва не подпрыгнул и дернул стволом в сторону ближайших кустов. Сепаратист?! Тот самый, что обходил? Но холодком не тянет, интуиция молчит.

– Антон, спокойно, свои, – донесся из-за кустов голос Ланге.

– Фу-у... – Ветров облегченно выдохнул и опустил автомат – из зарослей вышли капрал и Ковальски. Ланге был собран и подтянут, а Ник казался помятым и взъерошенным.

– Вы чего подкрадываетесь? Я чуть очередь не выпустил, думал – подползают гады, кранты.

– Осматривались, – пояснил Ланге. – А потом он, – капрал кивнул на Ковальски, – о корень споткнулся, чуть носом землю не вспахал.

– Ничего я не вспахал, оступился просто, голова кружится.

Ланге проигнорировал оправдания Ника.

– Антон, у тебя все в порядке, не зацепило?

– Нет. А что с нашими?

– Трейси убили, и Петрова сильно осколками посекло, а остальные, в норме.

Антон кивнул. Наверное, надо было что-то сказать, спросить, выразить сожаление, но не получилось.

– А ты молодец, одного в ноль завалил, и второго из строя капитально вывел. Не ожидал. Гранатами?

Антон снова кивнул. Он испытывал смешанные чувства. Похвала капрала была приятна, но мысль о погибших печалила. Да еще добавлялось странное ощущение от того, что он впервые убил человека, пусть и мятежника. И вроде радоваться должен, что выжил, вышел целым и невредимым из первого настоящего боя, а не получалось. Какое-то опустошение наваливалось.

– Ник, пока с Антоном побудь, я пройдусь, гляну, что к чему.

Ланге исчез в зарослях, а Ветров уселся на траву. Ковальски примостился рядом.

– Парней жалко, – Ник вздохнул. – Ну, ничего, наши за них поквитались. Рихард сказал, что семерых партизан завалили. А если твоего считать – то восемь. Двое раненых, остальные разбежались.

Антон промолчал.

– А ты силен. Двух партизан накрыл, – продолжил Ковальски. – А я вот даже пострелять не успел. Мак прибежал, приказал залечь. Только лег – взрывы, пальба. Потом рядом как громыхнет, думал, финиш, приплыли тапочки к дивану... Когда очухался, уже бой закончился. И Ланге меня нашел...

Ник прервался, посмотрел на переставшего шевелиться мятежника и поинтересовался:

– А этот окочурился, что ли?

Ветров пожал плечами. Ему было все равно.

Ковальски потер шею, поковырял пальцем в ухе и пожаловался:

– До сих звенит.

А потом не в строчку добавил:

– Вот думаю, не поторопились ли мы с колониальной пехотой? Может, надо было в абордажники записываться?..

ГЛАВА 8

Незатейливая конструкция внешне была точь-в-точь обыкновенный металлоискатель. Стандартная модель, их устанавливают на входе во многих государственных учреждениях уже на протяжении столетий. Говорят еще до Смуты и Первой Федеральной подобные аппараты существовали. И хотя их функциональное назначение давно расширилось (промышленные образцы могли обнаружить не только металлические предметы, но и отдельные виды пластика, в том числе взрывчатку, а также некоторые опасные химические соединения), название осталось прежним – металлоискатель. И этот образец ничем на первый взгляд не отличался от своих аналогов. Если не разобрать, то не поймешь.

Смит удовлетворенно хекнул. Он пару раз продефилировал мимо 'металлоискателя', аккуратно осмотрел – на ходу, стараясь не привлекать внимания – и не нашел в конструкции ничего, что способно выдать измененный функционал. Молодцы ребята из лаборатории, постарались на совесть. Не подкопаться. А ведь под видом обычного металлоискателя таится 'ренгеноскоп'. Вернее, два в одном. Помимо обнаружения оружия и взрывчатки, данный аппарат должен был иметь и 'диагностическое' назначение – 'просвечивать' человека посредством каких-то лучей с неудобоваримыми названиям и выявлять аномалии. Полковник слабо разбирался в терминологии, но суть понимал. И надеялся на эффективность работы прибора. На то, что задумка не провалится.

Кстати, продавить идею оказалось очень легко. Стоило Смиту на совещании с участием членов Директората намекнуть на желательность дополнительно установить металлоискатели в разных частях здания, мол, это может снизить риски и увеличить шансы на поимку неведомых 'диверсантов', как согласие сразу было получено. И отданы соответствующие распоряжения. Буквально в тот же день закипела работа по оснащению металлоискателями помещений центрального офиса. Остальное было делом техники. И в прямом, и в переносном смыслах. Замаскировать многофункциональные аппараты и подсунуть их в число других, предназначенных для установки.

Раньше металлоискателями были оборудованы лишь три официальных входа в центральный офис. Однако в последние дни во исполнение решения руководства Бюро детекторами оснастили едва ли не каждое крыло здания. Правда, в основном, нормальными металлоискателями. Совмещенные приборы были установлены только неподалеку от аппаратной сектора наблюдения, на седьмом этаже перед малым конференц-залом и... на парковке. Так распорядился слепой случай. Ведь полковник старался сохранить строжайшую конфиденциальность, поэтому отдел внутреннего контроля не вмешивался в процедуру размещения 'металлоискателей'. Просто три аппарата с ренгеноскопами тихой сапой донесли к остальным на склад. А потом Радулеску проследил, где их установили, и дал команду техникам подключить аппараты и синхронизировать работы рентгеноскопов с камерами наблюдения и обеспечить отправку данных на коммуникаторы. Естественно – свой и полковника. Опять же – втихую.

Вообще, кроме Тадеуша и троих умельцев из лаборатории ОВК, Смит никого в свой план не посвятил. Даже собственное начальство, от непосредственного до членов Директората. Второй инквизитор боялся, что 'наверху' где-нибудь 'протечет', и пиши пропало. И без того сохранить коварный замысел втайне от вероятного противника – задача чрезвычайно трудная, а дай генералам Бюро полный расклад – она превратится в абсолютно невыполнимую. И тогда мероприятие практически со стопроцентной вероятностью утратит смысл. Соответственно, Смит, в лучших традициях жанра, использовал руководство 'втемную', ловко сыграв на недавно приобретенных фобиях высокого начальства.

Теперь оставалось лишь ждать собирать данные и... верить. В то, что 'демоны' не всемогущи. И не всезнающи.

А прибор внушает некоторые надежды. Выглядит – не подкопаешься. В данный экземпляр, установленный перед малым конференц-залом, лабораторные умельцы зачем-то еще впихнули дистанционный энцефалограф – об этом Смиту сообщил Радулеску. Мол, есть у них некая идея... Второй инквизитор возражать не стал, но сильно сомневался, что из такой добавки выйдет толк. Ребята из лаборатории отдела были отменными исполнителями, а вот их идеи, как говорится, оставляли желать. При отсутствии конкретного технического задания и ограничения полета мысли, обычно 'светлые головы' придумывали либо нечто невыполнимо глобальное, либо совершенно завиральное.

Ну, авось...может, сейчас что-то путное получится. Полковник еще раз окинул взглядом 'металлоискатель' и направился к лестнице. Натянув на лицо маску озабоченности, типа, вспомнил нечто срочное и важное. На тот случай, если за ним ведется постоянное наблюдение. Смит был убежден, что за ним следят. И не только камеры и детекторы службы наблюдения, установленные в коридоре, но и неизвестные пока противники. Следят и анализируют каждый его шаг, каждую реплику, каждую гримасу.

Покинув холл, где располагался малый конференц-зал, полковник вызвал по коммуникатору Радулеску и приказал:

– Через десять минут.

Общение по телефону или комму они теперь минимизировали. Как правило – лишь назначалось время встречи. А место обговаривали заранее, стараясь постоянно выбирать новое. К своему огорчению, полковник оказался прав, когда посулил совещания в туалетах – его грустное предсказание исполнилось. Однажды Смиту уже довелось принимать доклад капитана в ватерклозете в складском секторе на седьмом подземном уровне. И судя по всему, не за горами следующее подобное рандеву. А что прикажете делать, если нет уверенности в надежности собственного кабинета? Смит был почему-то уверен, что его кабинет противником прослушивается и просматривается в обязательном порядке. Наряду с кабинетом Радулеску. Или сканируется – ведь неизвестно, как 'демоны' сведения получают. Объективными данными это обстоятельство, вроде бы, не подтверждалось. Единственный неоспоримый факт, свидетельствующий об утечке информации – гибель Юнга после разговора с полковником. И утечка вполне могла произойти не из кабинета, кто, например, поручится, что разговор не перехватили, вообще, откуда-нибудь с Луны. Однако полковник предпочитал перестраховываться и перестал принимать Радулеску в своем кабинете. Несмотря на запоры, сканеры, глушилки и детекторы.

Поведение второго инквизитора отдавало паранойей, но Радулеску начальника понимал. Любой контрразведчик, в силу профессии, должен быть немного параноиком, тем более – работающий в отделе внутреннего контроля. А в сложившейся ситуации – сам бог велел перестраховываться. Тадеуш тоже ощущал неладное, казалось, что их обкладывают, словно зверей. Иррациональные чувства, конечно, но капитан привык им доверять. И 'смешные меры' полковника одобрял. Если понадобится, и в туалете встретятся, и в бане, и в шахте лифта. Так что, услышав приказ шефа, Тадеуш только уточнил:

– Там же?

– Да.

– Иду.

Сегодня местом встречи был назначен лестничный пролет на втором этаже неподалеку от законсервированного запасного выхода. Смит выбрал его не случайно. Здесь отсутствовали камеры видеонаблюдения и детекторы. По крайней мере, специалисты из техсектора Бюро до лестницы еще не добрались – полковник знал это достоверно.

Когда лет двадцать назад здание реконструировали, то прилепили одноэтажную пристройку, соорудив там дополнительную стоянку, и запасной выход оказался замурованным. На первый этаж стало невозможно проникнуть. Однако полностью вход не ликвидировали – вырезали дверь на втором этаже, а снаружи подвели пожарную лестницу. Понятно, что в таком виде запасной выход стал невостребованным, его закрыли и опечатали. Соответственно, и на лестнице практически никто никогда не появлялся. Чем теперь и воспользовался полковник.

Радулеску ждал его на месте.

– Прискакал уже? Как ты постоянно успеваешь быстрее меня? – удивился второй инквизитор. – Бежал что ли?

– Нет, спокойно шел, – пожал плечами капитан.

Полковник недоверчиво хмыкнул, но комментировать заявление подчиненного не стал. Лишь задал дежурный вопрос:

– Все чисто?

– Да, проверил. Никакой электроники тут нет.

– Далеко не факт, если учитывать, кто наши противники, – усомнился полковник. По неистребимой привычке, он покрутил головой осматриваясь, словно был способен вот так запросто – невооруженным взглядом – выявить гипотетические замаскированные камеры слежения и микрофоны. Включая те, что не могла засечь аппаратура, примененная капитаном. Не обнаружив ничего подозрительного, Смит обреченно вздохнул, извлек из кармана переносной индуктор помех и включил прибор. В это же время, с молчаливого одобрения полковника, капитан врубил 'глушилку' – подавитель сигналов. И по установившейся с недавних пор традиции, спрятали коммуникаторы в специальный чемоданчик, который принес с собой Радулеску. Чемоданчик выполнял те же функции, что и металлический шкаф в заброшенной подсобке техотдела – изолировал средства связи. Инквизиторы предпочитали перестраховываться.

– Что с нашими подозреваемыми?

– Всех ведем очень плотно. Электронная слежка реализована в полном объеме, подключили спутники, терминалы центральной базы... но людей не хватает. Моей группы мало, а сторонних вы запретили привлекать. Мне бы дополнительно пяток человек... А лучше – десять. Вон, хотя бы группы Ленца и Крамера, сами же говорили, что их подключать можно.

– Перебьешься. Своими силами справляйся. Ленца и Крамера по другим вопросам гоняй в три шеи, а тут – ни в коем разе. И так народу задействовано слишком много – не дай бог, где протечет. Я даже генералу еще ничего не докладывал – жду. А он меня дергает, результатов требует... Да, кстати, по результатам... Отсекли кого? Или наоборот, может, спалился кто?

– Пока нет. Данные накапливаем, обрабатываем.

– Мне не накопление нужно, а выводы.

Радулеску снова пожал плечами.

– Достоверных выводов мы сделать в настоящее время не в состоянии. Да и факт, что потом будет определенность. Если кто-то из подозреваемых ничего экстраординарного не совершит, то едва ли мы вычислим ренегата. Слишком хорошо маскируется.

– Ты мне давай, заканчивай тут... неопределенность разводить. Навострился, – проворчал Смит. – Конкретика нужна.

– А я предлагал обострить ситуацию – подозреваемых задержать и форсированно допросить, но вы же не одобрили.