Текст книги "Гитлер идет на Восток (1941-1943)"

Автор книги: Пауль Карель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 53 страниц)

Как же разрешить столь катастрофическую ситуацию с продовольственным обеспечением? Как могут целые армии сражаться и побеждать в 40-градусный мороз, если им нечего есть? Даже гвардейские корпуса и ударные дивизии нуждаются в хлебе и не могут питаться одними лозунгами. Еременко нашел выход. Он распорядился: "Возьмите продовольствие у немцев!" Захват полевых кухонь, колонн снабжения и продовольственных складов стал главной боевой задачей. Война вернулась к своим архаичным формам.

В какой степени забота о приобретении трофеев влияла на стратегические решения, ясно из слов самого Еременко:

"Из показаний пленных на допросах и из донесений наших разведчиков, действовавших за линией фронта в тылу у немцев, мы знали о наличии больших складов с огромными запасами продовольствия в Торопце, поскольку этот город являлся крупной базой снабжения группы армий "Центр". Этот факт имел для нас решающее значение. Здесь у нас появлялся шанс получить продовольствие как для моей, так и для соседней с ней армии.

Генерал-майор Тарасов, командовавший 249-й стрелковой дивизией, получил задание быстрым маневром выйти к Торопцу и взять его, захватив целыми склады. План увенчался успехом.

Мы взяли около сорока продовольственных складов, где находились масло и другие жиры, мясные и рыбные консервы, различные концентраты, мука, крупа, сахар, сухофрукты, шоколад и проч. Склады стали нашими – сменился только персонал. Этим провиантом наша армия кормилась целый месяц. Успех торопецкой акции имел для нашей операции важное значение. Я гордился, докладывая о ней в ставку". Еременко приводит верные факты в том, что касается ценных трофеев, однако детали боевой операции несколько приукрашены. Торопец брала не одна дивизия. Для овладения городом Еременко задействовал 249-ю стрелковую дивизию, две стрелковых бригады – 48 и 39-ю, – а также части 360-й стрелковой дивизии. Торопец защищало 1200 военнослужащих подразделений полевой контрразведки, один полк 403-й дивизии местной самообороны, рота велосипедистов и один истребительно-противотанковый взвод 207-й дивизии местной самообороны. В ходе боев к этой группе присоединились остатки разгромленных 416 и 189-го пехотных полков, а также несколько десятков военнослужащих из разбитой кавалерийской бригады СС Фегеляйна. Столь крошечный контингент не мог, конечно, выдержать обрушившегося на него парового катка Еременко; не осталось у немцев времени и на уничтожение огромных складов в Торопце.

Не меньшей сенсацией, чем ситуация со снабжением у советских армий в ходе зимнего наступления 1941-1942 гг., становится для нас чуть приоткрытая генерал-полковником Еременко завеса над тем, как велись военные приготовления и обучение войск, которым предстояло добыть венок победителей на Центральном фронте:

"Информация о диспозиции противника, присланная из штаба нашей группы армий, показалась мне недостоверной. Мне представлялось сомнительным, что немцы – как считали в группе армий – все еще располагают второй оборонительной системой, состоящей из опорных пунктов и укрепленных полевых рубежей, протянувшихся на большую глубину. Я выяснил, что на участке немецкой 123-й пехотной дивизии к западу от озера Селигер за последние два месяца не было взято ни одного пленного. Поэтому сразу же по прибытии в штаб армии я приказал 249-й стрелковой дивизии провести разведку боем и добыть "языков". Дивизия справилась с задачей превосходным образом. В пределах пяти дней я получил сведения о системе обороны противника и его частях. На глубину 15-20 километров никакого второго рубежа обороны обнаружено не было". Этот пример показывает важность полученной от пленных информации. В советских войсках имелось немало мастеров своего дела, умевших заставить говорить даже тех немецких солдат, которые твердо намеревались не давать показаний. Старое право пленного не сообщать сведений утратило практическое значение на фронтах немецко-советской войны – причем как с той, так и с другой стороны.

Еременко придавал огромное значение повышению выносливости своих войск в условиях ведения войны зимой на лесистой местности. Для этого он выработал поистине драконовский, но действенный метод. Посредине зимы он отправлял свои дивизии с их командирами и офицерами дня на четыре в лес без палаток, без полевых кухонь и без запасов продовольствия. Несмотря на 30– и 40-градусный мороз, им запрещалось разжигать костры, даже маленькие. Днем проводились боевые занятия в реальных условиях, а вечером личный состав слушал лекции. Растопленный снег и две горсти сухого проса – вот и весь дневной рацион солдата.

Ни в одной армии в мире не стали бы ставить своих военнослужащих в подобные условия. Однако на протяжении веков это был один из секретов необычайной выносливости солдат русской армии. Ее боец обучен терпеть такие трудности и лишения, способен сражаться в таких тяжелых условиях, которые стали бы причиной катастрофы для любой западной армии. Естественно, зима с ее ужасными морозами не делала разницы между советским и немецким вооружением, но русские зарекомендовали себя мастерами импровизации. Они не ставили себя в зависимость от замерзшего технического оборудования.

Если на морозе выходила из строя рация – не беда. В каждой советской части имелся офицер связи, чья обязанность заключалась в том, чтобы приказы и донесения передавались по адресу самым быстрым и самым простым путем связным на коне, на санях или на лыжах. Кроме того, существовали у русских группы воздушной связи, укомплектованные за счет устаревших, но вполне надежных легких самолетов. В условиях труднопроходимой лесистой местности они оказывали большую помощь в проведении боевых операций.

И наконец, пропаганда. Советы тратили на пропаганду больше сил и средств, чем на обеспечение своих войск продовольствием. До последней минуты перед атакой политруки и комиссары хлестали по умам и душам красноармейцев лозунгами. Воодушевляющие призывы заменяли глоток коньяка. А уж если лозунги подкрепляли спиртом, эффект получался просто ошеломляющий.

Еременко пишет:

"Чтобы укрепить наши соединения, из тыловых частей на передовую отправлялись сотни и тысячи коммунистов и комсомольцев. Рабочие из промышленных районов Свердловска и Челябинска посещали солдат на исходных позициях на фронте. Сидя рядом с бойцами в окопах, товарищи из Свердловска и Челябинска говорили с ними, рассказывая им о своих успехах на трудовом фронте. Они обещали солдатам увеличивать производство продукции и снабжать фронт всем необходимым для победы над врагом. В свою очередь, солдаты и офицеры торжественно клялись храбро и бесстрашно сражаться, громить врага и с честью выполнять свой долг.

Во всех частях на передовой проводились партийные и комсомольские собрания. Члены партии и комсомольцы принимали на себя торжественные обязательства служить примером остальным во время предстоящего боя, не щадить себя и воодушевлять всех на битву. Таким образом представители партии в войсках на фронте создавали условия для успешного выполнения боевых заданий на всех участках".

Из слов Еременко становится ясно, сколь велико значение нагнетаемого Коммунистической партией политического фанатизма для функционирования военной машины. Маршал отмечает: "В 249-й стрелковой дивизии несли службу 567 членов и 463 кандидата в члены Коммунистической партии, а также 1096 комсомольцев". То есть четверть боевого личного состава дивизии.

"Задания, требовавшие высокой степени ответственности, – продолжает Еременко, – поручались членам ВЛКСМ. Так в 1195-м стрелковом полку 360-й стрелковой дивизии все первые номера пулеметных расчетов, все автоматчики и все разведчики были комсомольцами".

Наступление Еременко началось 9 января 1942 г. "Атака, – пишет маршал, – обычное, повседневное слово для солдата. Однако в то время, зимой 1941-1942 гг., в его звуках присутствовала особенная торжественность. В этом слове заключалась наша надежда на разгром врага, на освобождение нашей родной земли, спасение наших родных и близких и наших соотечественников, живущих в фашистском рабстве; в нем заключалась наша надежда отомстить вероломному врагу и наши мечты о мирной жизни и мирной работе".

Не без некой выспренности Еременко заканчивает: "И каждый солдат, от водителя грузовика в тыловой колонне до бойца штурмовой части, мечтал об атаке, как о чем-то самом прекрасном и самом важном в своей жизни".

Как же выглядело в действительности то "самое прекрасное и важное", о чем, согласно Еременко, мечтал каждый красноармеец? Двухчасовая артиллерийская подготовка, пехотная атака на поселок Пено силами двух дивизий по грудь в снегу прямо на немецкие пулеметы.

Советские войска взяли Пено на второй день наступления после тяжелых и кровопролитных боев. Красноармейцы сломили сопротивление разведывательного эскадрона кавалерийской бригады СС Фегеляйна. Первая брешь для прорыва Еременко была пробита.

Но, несмотря на подавляющее численное превосходство, оба фланга советской армии не смогли реально продвинуться. Русская 360-я стрелковая дивизия застряла перед позициями 416-го пехотного полка из Бранденбурга. На левом фланге, на озере Волго около Бора и Селища, русскую 334-ю стрелковую дивизию сильно потрепали и отбросили назад части вестфальской 253-й пехотной дивизии.

Но в центре наступления русская 249-я стрелковая дивизия достигла больших успехов. Эту ударную часть Сталин вскоре сделал 16-й гвардейской дивизией и наградил орденом Ленина. Генерал-майор Тарасов мощным броском вывел свою дивизию к Андреаполю. Задачей его являлся прорыв к Торопцу, транспортному узлу и немецкой базе снабжения – "хлебным амбарам", завладеть которыми приказал Еременко. Путь к запасам продовольствия Тарасову преградил поспешно переброшенный к Андреаполю силезский 189-й пехотный полк под командованием полковника Хохмайера. Полк, входивший в состав 81-й пехотной дивизии, усилили 2-м дивизионом 181-го артиллерийского полка, а также саперной ротой и несколькими тыловыми подразделениями.

Еременко то и дело отдает должное подвигам и самопожертвованию немецкого полка. Его солдаты создали немало хлопот 4-й ударной армии на центральном участке наступления и в буквальном смысле до последнего человека отражали атаки двух ударных советских дивизий, которые понесли при этом чувствительные потери.

Трагедия силезцев и судетских немцев из 189-го пехотного полка разыгрывалась между железнодорожной станцией Охват и селами Луги, Величково и Лауга. Лишь несколько человек осталось в живых после кровавой битвы с гвардейцами Еременко в метровой глубины снегу в 46-градусный мороз. Один из немногих уцелевших военнослужащих 189-го, способных поведать о геройстве полка, – обер-лейтенант Эрих Шлёссер, участвовавший в боях перед Андреаполем, будучи еще унтер-офицером 3-й роты.

81-я пехотная дивизия, в которую входил 189-й пехотный полк, прошла Французскую кампанию без сколь-либо заметных потерь. Перед Рождеством 1941 г. дивизия стояла, расквартированная по Атлантическому побережью, где солдаты наслаждались службой.

Но встретить Рождество на французском берегу им не довелось. 22 декабря 1941 г. пришел приказ собираться в дорогу. 23 декабря роты погрузились в воинские эшелоны. Куда они отправлялись? Казалось, путешествие не будет долгим. Им не выдали доппайков и зимнего обмундирования. Они не получили ни нового вооружения, ни снаряжения.

Никто не верил слухам, расползавшимся по вагонам из штаба полка: "Мы едем в Россию – на Восточный фронт!"

Убаюкивающе постукивали на стыках колеса поезда, следовавшего на восток через Францию. Солдаты встретили Сочельник на соломе в товарных вагонах. Они начинали замерзать в своих легких шинельках. А эшелон все шел – через Германию, через Польшу. В Варшаве им выдали продовольственные пайки. Следующую остановку поезд сделал в Белоруссии, в Минске. Было 25 градусов мороза, и холод гулял по вагонам. Железные печки раскалялись докрасна, но солдаты все равно замерзали.

Через тринадцать дней непрерывной дороги, 5 января 1942 г., эшелеон прибыл к месту назначения на станцию Андреаполь и высадился в метровой глубины снег при температуре 30 градусов ниже нуля. На весь полк не было ни единой зимней шинели. Не было ни одной шапки и наушников для защиты от холода. Не успев еще понять, что происходит, многие отморозили пальцы ног и уши.

Вот запись в журнале 2-го корпуса: "Неподготовленность полка к зиме не поддается никакому описанию". Но прежде чем корпусное начальство успело снабдить полк, численность которого не превышала 3000 человек, самым необходимым, его пришлось бросить в бой против гвардейцев Еременко – полков 249-й стрелковой дивизии, которые рвались через брешь в районе Пено на юго-запад к Андреаполю. Советские лыжные батальоны уже пересекали озеро Охват.

Полковник Хохмайер послал им навстречу свои батальоны. Под его начало передали 3-ю инженерную роту 181-го полка.

1-й батальон 189-го пехотного полка, усиленный батареей 181-го артиллерийского полка, прибыл в село и на станцию Охват в одно и то же время с русскими передовыми подразделениями. Русские захватили восточную окраину поселка, а 3-я рота капитана Линденталя прочно закрепилась на западной. Командование советской 249-й стрелковой дивизии послало в бой 925-й полк – сибиряков, атаковавших по льду озера с криками "Ура!". Хохмайер со своей стороны перебросил к Охвату 3-й батальон.

У железнодорожной насыпи капитан Нойманн пытался отразить атаку русских своей 11-й ротой и помочь 1-му батальону в Охвате. Русских надо было остановить, хотя бы на время задержать, чтобы успеть образовать оборонительный рубеж в широкой бреши между Двиной и Волгой. Если это не удастся, советские дивизии достигнут цели – выйдут к Витебску и Смоленску, а также к автомагистрали, чтобы соединиться со своими армиями, атакующими с юга, и захлопнуть ловушку вокруг группы армий "Центр".

Унтер-офицер Мациоль со своим взводом находился на позициях на юго-западной окраине Охвата.

– Танки! – закричал, ворвавшись в избу, обер-ефрейтор Густав Пракса. – Все наружу!

У въезда в село появился первый легкий T-601. За ним следовали другие: третий, четвертый – всего восемь. Это была боевая группа советского 141-го танкового батальона.

Танки открыли огонь по домам. С крыш полетели клочья соломы, обнажились стропила. Совершенно ясно, что танкисты стремились уничтожить все, что могло бы служить немцам укрытием от холода. Обычный прием русских.

Мациоль, Пракса и унтер-офицер Мюллер, командовавший 1-м отделением, лежали за углом дома. Вражеский танк на дальнем конце широкой сельской улицы поливал дорогу из пулемета, поднимая фонтанчики снега возле трех немецких солдат.

– Если они прорвутся тут, то расстреляют наши грузовики снабжения и двинутся на Андреаполь, – проговорил Мациоль с акцентом, выдававшим в нем уроженца Силезии, а затем сказал как о решенном: – Мы должны разделать их гранатами.

Мюллер и Пракса все поняли. Не гнущимися от мороза пальцами они достали гранаты. Тем временем первый T-60 проскрежетал гусеницами мимо избы.

Пришел черед Мюллера. Он вскочил на ноги, подбежал к танку и запрыгнул на корму. Схватился за ручку люка и рывком открыл его. Держа его левой рукой, правой он достал похожую на яйцо гранату, зубами выдернул чеку, хладнокровно выждал две секунды и швырнул ее в боевое отделение танка. Затем спрыгнул на снег. Грохот. Столб пламени.

Второй танк остановился. Люк открылся. Русские хотели рассмотреть, что же происходит впереди. Мациоль успел достать пистолет, прицелиться и выстрелить. Пуля попала в цель. Русский рухнул в башню. А Мюллер уже вскочил на танк и бросил гранату с длинной рукояткой в так и оставшийся открытым люк.

Черный дым, валивший из двух танков, застилал дорогу. Точно призрак, появился из этого дыма третий танк. Водитель поспешил сдать назад, но машина застряла в снегу.

Обер-ефрейтор Пракса запрыгнул на броню и попытался открыть люк башни, но не смог. Однако в тот момент русский стрелок (он же и командир) начал открывать его изнутри, чтобы осмотреться. Заметив Праксу, он поспешил юркнуть обратно, но граната скатилась внутрь раньше, чем захлопнулся люк.

Видя, что произошло с головными машинами их боевой группы, остальные пять советских танков, пробиравшихся через глубокий снег, развернулись на широкой улице села и покатили в обратном направлении.

В сумерках сибиряки из 925-го стрелкового полка пришли вновь. На сей раз для их поддержки генерал Тарасов развернул 1117 и 1119-й стрелковые полки 332-й стрелковой дивизии. Противник серьезно потрепал 1-й батальон подполковника Проске. 11-й роте капитана Нойманна, сражавшейся у железнодорожной насыпи, пришлось сдать позиции.

В ночь с 12 на 13 января столбик термометра упал до отметки 42 градуса. В каждой роте по причине обморожения вышло из строя от двадцати до тридцати человек.

К утру средняя численность боевого личного состава в немецких ротах сократилась до пятидесяти-шестидесяти стволов легкого стрелкового оружия. На участке 1-го батальона уцелело всего три крестьянских избы, в которых солдаты могли хоть чуть-чуть обогреться после боя или караула. Лошади ночевали под открытым небом. Животные тряслись от холода, тараща полубезумные глаза.

Еременко пришел в ярость, узнав, что всего один полк сдерживает продвижение его частей на Андреаполь и Торопец, лишая его доступа к вожделенной базе снабжения. Поэтому он приказал 249 и 332-й стрелковым дивизиям обойти немцев. 14 января русские ударили в тыл 189-му полку. Они разнесли в пух и прах колонны тылового обеспечения в районе Луги и Величкова. Заблокировали пути поступления всего необходимого. Разгромили перевязочные пункты и полевые госпитали. Захлопнули ловушку.

В 18.00 полковник Хохмайер приказал прорвать кольцо окружения. На внезапную сосредоточенную артподготовку – обстрел Величкова и Луги – ушли последние артиллерийские снаряды. Затем пехота атаковала. Было 15 января. С одиннадцатого числа солдаты не имели возможности выспаться и только дважды получали горячую пищу.

1-й батальон отбил у неприятеля Луги. Советские контратаки с применением танков остановил на окраине села лейтенант Клаузинг. Только никак не удавалось сбить засевшего на церкви русского пулеметчика, блокировавшего дорогу. Одной из жертв огневой точки пал лейтенант Гебхардт. Взвод его был расстрелян.

По сей день оставшийся безымянным ефрейтор пробрался через разрушенный фасад здания, забрался на хоры и тремя ручными гранатами прикончил пулеметчика.

Но взять Величково оказалось невозможным. Противник прижал огнем усиленный 2-й батальон и медленно, но верно уничтожил его.

К 16 января от 189-го пехотного полка остались лишь жалкие крохи. Русские вновь ворвались в Луги силами пяти танков, разгромили санную колонну полка, блокировали железнодорожную насыпать и вышли к Андреаполю.

Полковник Хохмайер дал батальонам свободу действий на попытку самостоятельного прорыва к Торопцу через леса. Это означало марш длиной не менее 50 км. Сам полковник верхом отправился на рекогносцировку. Как оказалось – в никуда. Он так и не возвратился, найдя свою смерть где-то на заснеженных полях за Андреаполем, как и большинство солдат из его полка. Хохмайеру посмертно присвоили звание генерал-майора.

Подполковник Проске тоже верхом вместе с двумя офицерами отправился на поиски пути, чтобы вывести из окружения часть. Никто из них не вернулся.

Малыми боевыми группами офицеры и унтер-офицеры пытались войти в леса через глубокий снег. Но лишь одному подразделению 1-го батальона удалось одолеть страшную дорогу к Торопцу. В путь отправилось 160 человек. Сорока из них удалось к 18 января добраться до цели.

"Потери 189-го пехотного полка погибшими составляли 1100 человек", собщает Еременко. Одна тысяча сто человек погибшими. С разгромом частей полковника Хохмайера для Еременко открывалась дорога к первому оперативному объекту – гигантским складам в Торопце. Тыловые немецкие подразделения из 403-й охранной дивизии, располагавшие несколькими трофейными танками, а также полицейские части не могли удержать города. На охват устремилось пять советских ударных полков. 21 января генерал Тарасов взял склады в Торопце целыми и невредимыми. Впервые с самого начала наступательной операции солдаты Еременко смогли получить причитающиеся им продовольственные пайки.

После прорыва Красной Армии в Торопце единого фронта немецкой обороны на 130-километровом участке между Великими Луками и Ржевом больше не существовало. Для группы армий "Центр" наступил самый унизительный и опасный момент с 6 декабря 1941 г. Три советские армии – впереди четыре стрелковые дивизии, две стрелковые бригады и три батальона лыжников 4-й ударной армии Еременко – находились на верном пути к победе, на которую так рассчитывал Сталин, – разгрому немецкой группы армий "Центр" и, таким образом, к поворотному пункту в войне.

В сложившейся обстановке генерал фон дер Шеваллери, командовавший 59-м корпусом, получил приказ заделать Витебскую брешь тремя дивизиями. Приказывать легко – ни одна из этих трех дивизий не прибыла в Россию в полном составе. Основные их части – 83-й пехотной дивизии из Северной Германии, 330-й пехотной дивизии из Вюртемберга и 205-й пехотной дивизии из Бадена – все еще находились в пути из Франции на Восточный фронт. Единственными, кто прибыл к месту назначения, были остатки 416-го пехотного полка берлинско-бранденбургской 123-й пехотной дивизии, прошедшие через ад на озере Селигер.

Начиная с 20 января генерал фон дер Шеваллери и личный состав штаба его корпуса в Витебске лихорадочно работали над тем, чтобы поскорее доставить недостающие части в Россию. Это была битва со временем.

Пока 249-я стрелковая дивизия и части 358-й стрелковой дивизии из армии генерала Еременко продвигались от Торопца к Островскому и Велижу, оба из которых являлись важными автодорожными развязками на Двине и последними препятствиями на пути к Витебску, – главной базе материально-технического и продовольственного снабжения группы армий "Центр".

Генерал-лейтенант Курт фон дер Шеваллери мог лишь посылать свои войска по частям по мере их прибытия на Восток, прямо с воинских эшелонов против полков Тарасова. Непостижимы подвиги немецких батальонов, переброшенных из мягкого климата французской зимы в 40– и 50-градусный морозы для устранения катастрофической опасности, угрожавшей группе армий "Центр". А крушение ее они в многомесячных боях все же сумели предотвратить.

Боевыми группами Шеваллери оборонял критические точки в районе прорыва между 9 и 16-й армиями до тех пор, пока в конце января 1942 г. их не сменила 3-я танковая армия. Тот, кто побывал там, никогда не забудет названий населенных пунктов, ставших свидетелями страшных боев зимней кампании, – Демидов, Велиж, Кресты, Сураж и Рудня. Солдаты из Северной Германии, Швабии, Бадена и Бранденбурга превратили забытые Богом жалкие сельца в волноломы против волн наступления Еременко, выстояли в шторм, сумев предотвратить его катастрофические последствия.

Самые кровопролитные сражения велись за Велиж и Кресты. Здесь упорно отражали атаки противника части 83-й пехотной дивизии – боевая группа полковника Зинцингера, командира 257-го пехотного полка. Солдатам из Люнебург-Хайде, из Шлезвиг-Гольштейна, из Гамбурга и Бремена приходилось, стуча зубами, жаться по ночам друг к другу в палатках при температуре 25-40 градусов ниже нуля, без соломы, не имея возможности развести костры. Днем они сражались по грудь в глубоком снегу. Отрезанные от других частей корпуса. Они контратаковали, прокладывали себе путь вперед и с боями возвращались назад. Но они не переставали драться.

Противостояли им четыре советские дивизии и части трех стрелковых бригад, стремившиеся любой ценой прорваться через дорожную развязку в районе Рудни к шоссе Минск-Смоленск-Москва, чтобы перерезать автомагистраль – жизненно важную для группы армий "Центр" коммуникационную линию.

Им это не удалось. Советское наступление выдохлось. Наступательный порыв красноармейцев поглотило неожиданное противодействие 59-го корпуса. Еременко откровенно называет причины провала своего полномасштабного наступления: советское Верховное Главнокомандование недооценило способность немецких войск к сопротивлению и ведению боевых действий в условиях сибирских морозов. Оно считало, что немецкие дивизии полностью измотаны. Таким образом, Сталин совершил ошибку, под стать той, которую допустил Гитлер под Москвой. Советское Верховное Главнокомандование посчитало противника слишком слабым, а себя слишком сильным.

Не налаженное должным образом снабжение боеприпасами, топливом и продовольствием, нехватка офицеров, слабая подготовка личного состава и неожиданно большие потери – все это ослабило советские войска. К концу января 1942 г. 249-я стрелковая – гвардейская – дивизия из армии Еременко, согласно его же собственным данным, насчитывала в своем составе 1400 человек, тогда как 9 января численность ее составляла 8000 человек.

Даже самые суровые приказы советского Верховного Главнокомандования оказались не в состоянии заставить 4-ю ударную армию Еременко выполнить поставленную стратегическую задачу – окружить немцев под Витебском. Она оказалась просто не в состоянии сделать это.

Две другие армии, действовавшие на флангах армии Еременко – 3-я ударная на западе и 22-я армия на востоке, – аналогичным образом не смогли достигнуть цели – Великих Лук и Ярцева на автомагистрали Смоленск-Москва. 3-я ударная армия генерала Пуркаева застряла под Холмом, где держала круговую оборону немецкая боевая группа Шерера. 22-я армия генерала Вострухова не продвинулась за Белый, где умирали на позициях солдаты гессенской 246-й пехотной дивизии.

Таким образом, наиболее опасный удар советского зимнего наступления против группы армий "Центр" – прорыв в тыл 9-й армии – не принес ожидаемого результата. Острия внешних клиньев русского охвата, направленного в глубь немецких тылов, были сломаны. 3. Назначение Моделя Сычевские склады – "А чем вы для этого располагаете, господин генерал?" – Полки держат излучину Волги – "Из моей роты в живых остался я один" – Сталинское наступление выдыхается – Сухиничи, или Мышь в хоботе слона – Патер и вахмистр – Взгляд с другой стороны: два русских дневника и прощальное письмо.

Однако опасность катастрофы все еще сохранялась, противник угрожал на севере и на юге от автомагистрали, в районе Ржева и Сухиничей. Внутренний клин советского наступления представлял непосредственную опасность для передовых немецких частей 9 и 4-й армий.

Ржев стал точкой приложения наибольших усилий советских войск. Русские любой ценой стремились овладеть краеугольным камнем "здания" немецкого Центрального фронта. Если бы им удалось захватить Ржев, это означало бы обход с фланга и окружение 9-й армии.

Когда гусеницы вражеских танков заскрежетали на расстоянии менее километра от командного пукта армии, со всей отчетливостью проявились признаки близкой катастрофы. Ближе к вечеру 12 января 1942 г. немецкая 9-я армия оказалась на краю пропасти.

Было 16.00. В оперативном помещении штаба армии в Сычевке перед картой, на которой зафиксировалась сложившаяся ситуация, стояли подполковник Блаурок, начальник оперативного отдела штаба армии, и генерал-майор Крюгер, командир 1-й танковой дивизии из Тюрингии. Также с целью ознакомления с ситуацией присутствовали подполковник Венк, начальник оперативного отдела дивизии, подполковник фон Витерсгейм, командир 113-го стрелкового полка, и подполковник Гольсте, командир 73-го артиллерийского полка. Самая передовая боевая группа 1-й танковой дивизии только что прибыла в район Сычевки. Всего неделю назад маленький городок со своими громадными складскими помещениями на железнодорожной станции представлял собой тихое местечко в тылу, где располагались штаб армии и база снабжения – маленький раёк для интендантского начальства и казначеев. Теперь вот уже два дня здесь пролегала линия фронта.

В помещении слышалось стрекотание пулеметов и глухое уханье минометов.

– Хочу познакомить вас с обстановкой, генерал. Не обстановка, а сплошной кровавый кошмар, – обратился к Крюгеру начальник оперативного отдела армии Блаурок. – С девятого января русские из района Осташкова не переставая атаковали крупными силами левый фланг отрезанного Двадцать третьего армейского корпуса и оттеснили его к югу. Одновременно очень сильный натиск испытывает на себе левый фланг Шестого армейского корпуса вот здесь. – Блаурок ткнул пальцем в точку на карте. – Наша просьба перенести фронт назад, на линию Гжатск-Волга, отклонена. Начиная с одиннадцатого января противник наносит мощные удары с северо-запада южнее и западнее Сычевки, при этом самые передовые его части атакуют западные окраины города. – Блаурок накрыл Сычевку ладонью и просительно проговорил: – Надо удержать Сычевку, господин генерал, – нам нельзя потерять ее.

Командир и офицеры 1-й танковой дивизии закивали. Они осознавали всю сложность положения, наглядно изображенного на карте. Их весьма удивляло то, что на совещании не присутствовал командующий армией генерал-полковник Штраус. Начальник оперативного отдела разъяснил:

– Здоровье генерал-полковника Штрауса сильнейшим образом пошатнулось. Начштаба тоже серьезно болен. Со дня на день мы ожидаем нового командующего армией – генерала Моделя.

На лицах офицеров отразилось удивление.

Да, командующим 9-й армией стал Модель, совершивший головокружительное восхождение к вершинам военной карьеры. Всего три месяца тому назад он командовал дивизией – знаменитой 3-й танковой.

Невысокий, жилистый, он появился на свет в Гентине в 1891 г. и заставил запомнить себя службой в штабах различного уровня группы армий "Центр". Лучше всего его помнили солдаты 1-й танковой дивизии, сражавшиеся под его началом в составе 41-го танкового корпуса, начиная с Калинина. Он пользовался популярностью в частях, несмотря на то что не походил на своего предшественника, генерал-полковника Рейнгардта. Все знали – где Модель, там ощутимо присутствует военная удача: там, где он, удаются самые смелые замыслы, разрешаются наиболее кризисные ситуации. Нигде и ни в один момент так не нуждались в Моделе, как нуждались в нем в 9-й армии.

Блаурок вновь подошел к большой карте.

– За последние сорок восемь часов обстановка действительно стала не просто критической, а сверхкритической, – проговорил он с типичной беспристрастностью офицера германского генштаба и указал на жирные красные стрелки. – Здесь, западнее Ржева, русские прорвали в нашем фронте брешь шириной в пятнадцать километров. В течение последних двух дней бронетехника, пехота и санные колоны двух советских армий – Двадцать девятой и Тридцать девятой – вливаются в дыру и движутся в южном направлении. Прошло уже около девяти дивизий. Наш Двадцать третий корпус отрезан, окружен, и снабжение его возможно только по воздуху. Благодарение Богу, Шестому корпусу удалось создать и удерживать новый фронт обороны к западу и юго-западу от Ржева. – Блаурок провел рукой в направлении, в котором указывали красные стрелки. – Обратите внимание, что острие советского наступления – кавалерия – уже к западу от Вязьмы, на шоссе, а это "дорога жизни" всей группы армий "Центр". Но похоже, пока силы противника там не слишком крупные и не представляющие большой проблемы. Куда более сложная на сегодняшний момент ситуация сложилась вот здесь. Блаурок указал на спутанный клубок красных кружков и линий в 50 километрах к юго-западу от Ржева и продолжал: – Как видите, крупные советские силы развернуты к Сычевке за самыми передовыми частями Двадцать девятой и Тридцать девятой армий. Русские совершенно очевидно намерены взять город, повернуть на север и окружить армию. В настоящий момент они ведут бои за идущую ко Ржеву железнодорожную ветку. Если они овладеют ею, линии снабжения всей нашей армии окажутся перерезанными. Поступление всех необходимых грузов и подкреплений зависит от этой железной дороги. Если Сычевка падет, противнику удастся переиграть нас. Господа, русские уже стучатся к нам в дверь. Головные части их уже проникли на территорию сортировочной станции, где, по счастью, предаются грабежу. Я сказал, по счастью, потому что окраину города удерживают части специального назначения, сколоченные из водителей грузовиков снабжения и связных, под началом полковника Крузе, начальника армейской артиллерии. На периферии территории станции ваша Шестая рота Первого стрелкового полка, которая прибыла незадолго до полуночи.