Текст книги "Гитлер идет на Восток (1941-1943)"

Автор книги: Пауль Карель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 53 страниц)

Город находился среди утопавших в снегах заповедных лесов. Там во множестве замаскированных дзотов и в бетонных дотах притаились в ожидании противника полки советской 5-й армии. Первой преградой на пути немцев стала Локотня. Тут в конце октября увязла в грязи 78-я пехотная дивизия из Вюртемберга. Теперь она твердо вознамерилась прорвать вражеские рубежи.

Полковник Меркер повел свой усиленный 215-й полк в "наступление на цыпочках", выполнив смелый обходной маневр по боковым тропам через заснеженный девственный лес и выйдя в тыл русским, ударил в уязвимые места их обороны и 20 ноября захватил Локотню.

24 ноября пехотные полки, усиленные частями саперов, пробились к Александровскому, самой настоящей крепости, и к полудню 2 декабря – к восточной оконечности Ершово. К этому моменту дивизия свои силы исчерпала. Овладеть Звенигородом ей не удалось.

Между соседом слева 78-й пехотной дивизии, 87-й пехотной дивизией (из состава 9-го пехотного корпуса), и мотопехотной дивизией СС "Рейх" (из 40-го танкового корпуса) атаковала 252-я пехотная дивизия, которая смогла прорваться на советские оборонительные рубежи. В непроходимых лесах разыгрались ожесточенные сражения, и полки оказались в трудном положении. 461-й пехотный полк был отрезан, и ему в течение следующих двух дней пришлось полагаться только на свои собственные силы. Бомбардировщики "Штука" утюжили русские позиции до тех пор, пока сопротивление противника не было сломлено. 7-й пехотный полк вышел к селу Покровское. 1 декабря боевая группа 2-го батальона, несмотря на непрекращающиеся атаки противника, передвинула линию фронта на несколько километров за Покровское, но дальше продвинуться не смогла. Снег, мороз и упорное сопротивление русских вынудили наступающих остановиться.

Русские показали себя мастерами быстро создавать укрепленные импровизированные линии обороны, особенно в зимних лесах и на болотах. Четырьмя месяцами ранее силы, которыми противник располагал на подступах к Москве, по всей вероятности, не смогли бы сдержать натиска немецких дивизий. Но для слишком растянутого, измотанного и полузамерзшего немецкого наступления, страдавшего от нехватки бронетехники и тяжелого вооружения, русские становились серьезным противником. Старая поговорка оказалась тут как нельзя более справедливой: все решает последний батальон. Лучшей иллюстрацией тому стало сражение за шоссе.

Автомагистраль из Смоленска представляла собой самую короткую, самую быструю и самую лучшую дорогу к Москве. В том месте, где у Нарских озер шоссе сходилось со старым почтовым трактом – восточнее перекрестка Шелковка-Дорохово, – русские, окопавшись, блокировали самую важную артерию немецкого наступления.

Тщетно старалась 4-я танковая группа вместе с 7-м корпусом генерала Фармбахера прорваться через барьер, пролегавший от Нарских озер через шоссе и почтовый тракт к излучине Москвы-реки. 267-я пехотная дивизия из Ганновера, сражавшаяся к северу от Москвы-реки, вмерзла в глубокие снега. Состоявшая из проверенных временем и огнем ветеранов 197-я пехотная дивизия, известная как "Дивизия чистильщиков шоссе", и баварская 7-я пехотная дивизия вместе с отважно сражавшимися добровольцами "Французского легиона" безуспешно пыталась подавить вражескую оборону по линии Нарские озера-шоссе-почтовый тракт-озеро Полецкое-излучина Москва-реки путем обхода ее слева. Но перешеек в районе Кубинки оставался блокирован.

Чтобы в конечном итоге завладеть современной автодорогой к Москве в точке к юго-востоку от Наро-Фоминска, генерал-фельдмаршал фон Клюге 1 декабря начал проведение в жизнь смелой операции силами 20-го пехотного корпуса 4-й армии в месте, где она граничила с 4-й танковой группой.

Затея едва не удалась. Официальный советский военный писатель полковник П.A.Жилин в своей книге "Наиболее важные операции Великой Отечественной войны" говорит следующее: "В начале декабря противник предпринял последнюю попытку прорваться к столице с запада. С этой целью танковые, моторизованные и пехотные дивизии 4-й армии были сосредоточены в районе Наро-Фоминска. Противнику удалось далеко углубиться в нашу оборону". Именно так и происходило. Клюге намеревался овладеть шоссе позади Нарских озер посредством стремительного охватывающего маневра, а затем прикрыть выполнявшие его части с фланга. Ближе к 05.00 1 декабря 20-й корпус генерала Матерна начал атаку на шоссе восточнее Наро-Фоминска силами 3-й мотопехотной, 103, 258-й и усиленной 292-й пехотных дивизий – главную задачу решала 258-я пехотная дивизия, которая уже овладела мостом через Нару в Таширове. В условиях отрицательной температуры обширные фортификации к юго-востоку и к северу от города оказались прорваны. 292-я пехотная дивизия, усиленная частями 27-го танкового полка 19-й танковой дивизии, развернулась на север. Полковник Гане со своими штабными войсками и 2-м батальоном 507-го пехотного полка захватил Акулово. Это село располагалось всего в шести с половиной километрах от шоссе и в 56 километрах от Москвы.

2 декабря на правом фланге 20-го корпуса 183-я пехотная дивизия силами двух батальонов 330-го пехотного полка с боями проложила себе путь к самому шоссе к западу от Шаламова и, окопавшись, заняла круговую оборону. Утром 3 декабря 330-й пехотный полк, не испытывавший на себе натиска неприятеля, получил приказ отойти на исходные позиции на реке Нара к югу от Наро-Фоминска.

3-я моторизованная пехотная и 258-я пехотная дивизии начали выполнять обходной маневр для захвата Наро-Фоминска. Столбик термометра опустился до 34-градусной отметки, дул ледяной ветер, от которого буквально ломило кости. Впервые отмечались случаи отчаяния – то один, то другой солдат бросался на снег с криками: "Все, я больше не могу!" Силы батальонов таяли, причем больше не от действий противника, а от холода. В некоторых батальонах оставалось по восемьдесят человек.

В бранденбургской 3-й моторизованной пехотной дивизии 1-й батальон 29-го пехотного полка лишился всех командиров рот за первые несколько дней боев. В 5-й роте, в которой на момент перехода в последнее наступление насчитывалось всего семьдесят человек, вечером первого дня сражения осталось только двадцать восемь солдат и офицеров. Командир роты получил ранение, два унтер-офицера погибли, а из еще девяти унтер-офицеров четверо были убиты и трое ранены. Несмотря на это, 29-й пехотный полк взял Наро-Фоминск и прошел по шоссе еще пять километров на восток. Но затем атака вмерзла в землю при температуре 38 градусов ниже нуля.

Продвижение на восток отмечалось только на левом фланге, в полосе наступления 258-й пехотной дивизии. Здесь подвижная боевая группа, действовавшая под оперативным командованием командира 611-го зенитно-артиллерийского дивизиона, пробилась на северо-восток через Бархатово и Кутметово в Подасинский. "Передовое подразделение Брахта" силами 53-го моторизованного батальона разведки, 1-й роты 258-го истребительно-противотанкового дивизиона, двух взводов 1-й роты 611-го зенитно-артиллерийского дивизиона и нескольких самоходных орудий сумело выйти к Юшкову, что слева от шоссе. Отсюда до Кремля оставалось всего 43 километра.

На другой стороне дороги находилось село Бурцево – Богом забытое местечко: тридцать крытых соломой и наполовину занесенных снегом избушек. Площадь, вокруг которой они располагались, и являлась задачей головной колонны 258-й пехотной дивизии. Ближе к вечеру 2 декабря 3-й батальон 478-го пехотного полка вошел в село.

Части 2-го батальона в течение нескольких часов отчаянно сдерживали упорные атаки противника. Двадцать пять или тридцать изб казались солдатам сказочным оазисом, неким миражом в пустыне. Поднимавшиеся к небу дымки говорили о том, что в домах тепло. А ни о чем так не мечтали солдаты, как о тепле. Предыдущую ночь они провели в старых бетонных дотах на учебном танковом полигоне к западу от села. Им не повезло, температура внезапно упала до 35 градусов.

Колхозники задействовали доты в качестве курятников. Кур там, однако, не было, зато остались блохи. Ночка выдалась адская. Чтобы спастись от блох, приходилось выходить наружу, где царствовал беспощадный государь-мороз. Прежде чем солдаты понимали, что происходит, пальцы их рук белели, пальцы ног деревенели в сапогах. Утром за медицинской помощью обратилось тридцать человек, некоторые из них страдали от серьезных обморожений. Нельзя было даже снять сапоги с больного, поскольку кожа оставалась на стельках и на материи, которой солдаты обматывали ноги. Отсутствовали медикаменты для оказания помощи обмороженным. Не было транспорта, чтобы доставить пострадавших в лазарет. Обмороженные оставались среди своих товарищей и мечтали о теплых избах Бурцева.

На рассвете батальон пошел в атаку без артиллерийской подготовки. Пехоту поддерживали три штурмовых орудия и одна 88-мм зенитная пушка. Русские на позициях возле Бурцева и в нем страдали от холода не меньше немцев, поскольку не имели теплого обмундирования, и, похоже, не очень-то стремились принимать серьезный бой. Раненые русские и сдавшиеся в плен красноармейцы совершенно очевидно находились под влиянием алкогольного опьянения. Они уверяли, что на этом направлении к Москве позади больше нет никаких оборонительных рубежей, если не считать нескольких позиций, занимаемых зенитчиками. В двух местах русские пытались поджечь село. Зловещее значение приказа Сталина оставлять после себя выжженную землю становилось очевидным.

Майор Штедтке сократил количество часовых и дозорных до минимума, позволив остальным идти в дома отогреваться у теплых печей. Там, набившись в избы точно сельди в бочку, солдаты сидели или лежали рядом с хозяевами. Немцы клали на печки кирпичи. Каждый час, когда наступало время сменять часовых, несколько человек выходило на улицу, прихватив с собой кирпич, но не для того, чтобы греть на морозе свои руки или ноги. Тепло требовалось для других, более важных целей. Завернутые в тряпки нагретые кирпичи прикладывали к затворам пулеметов, чтобы масло не замерзло. Если из-за сугроба появится русский, который, возможно, пролежал там несколько часов, часовой не имеет права допустить, чтобы оружие заклинило. Так они каждый час и таскали горячие кирпичи, чтобы держать оружие теплым. Тот, кто, отстояв свою вахту, шел в избу, чувствовал себя так, будто возносился на небеса.

Но рай просуществовал недолго – в общем и целом шесть часов. Командир 258-й пехотной дивизии приказал усиленному 478-му пехотному полку отойти к Юшкову, 3-й батальон прикрывал отход, следуя в тыловом охранении. В 22.00 русские снова атаковали. Вперед пошли T-34. Они знали, что делали, систематически паля по соломенным крышам и таким образом поджигая строения. Потом они ворвались в село. Бой продолжался при свете пылающих изб. 88-мм зенитка подбила два советских танка, но потом в нее саму прямым попаданием угодил снаряд. Штурмовые орудия и T-34 гонялись друг за другом среди горящих домов. Пехотинцы прятались в огородах, за печками и в сараях. Лейтенант Боссерт и его штурмовое подразделение из состава 9-й роты уничтожили несколько T-34, используя старые русские противотанковые мины.

С полдюжины бронированных монстров остались догорать на улице села. Но два из трех немецких штурмовых орудий тоже оказались выведены из строя. Одно пылало жарким пламенем возле сада, где в сарае с картошкой доктор Зиверс из медицинского корпуса устроил перевязочный пункт. Санитар Пингель без устали вкалывал раненым морфий или SEE – лекарство, состоявшее из Scopolamin, Eukodal и Ephetonin. Коробку с ампулами он держал в кармане форменных брюк, поскольку иначе лекарство замерзало. Конечно, такой способ хранения медикаментов далек от идеального, но где тут думать об асептике в таких-то условиях? Главное было облегчить страдания раненых, которым приходилось иногда подолгу лежать прямо на земле, и это в такую-то погоду.

Когда рассвело, 23-й батальон все еще цеплялся за руины Юшкова. Шесть T-34 стояли на улицах села поврежденные или уничтоженные. Русские пехотинцы больше не атаковали. Штурм удалось отразить, но стало совершенно очевидно, что ни о каком дальнейшем продвижении к Москве не может быть и речи. Людей просто не осталось. Семьдесят тяжело раненных лежали в холодном сарае. Пришел приказ оставить Юшково и отойти за Нару. Вся целиком 4-я армия приостанавливала наступление и отзывала головные части на исходные позиции.

Доктор Зиверс приказал грузить раненых на телеги, на которых ночью привезли боеприпасы и продовольствие. Но места не хватало. Раненых размещали на выведенной из строя технике, которую прицепляли к тягачу 88-мм пушки. Тех, кто находился в наиболее тяжелом состоянии, устраивали на штурмовом орудии. Мертвых приходилось бросать непогребенными. Отход напоминал отступление армии Наполеона.

Не успели колонны выехать из деревни, как русские принялись обстреливать их из артиллерийских орудий. Снаряды ложились точно. Телеги с ранеными переворачивались, несчастные умоляли о помощи. Внезапно впереди на опушке леса выросли силуэты советских танков.

– Русские танки! – вспыхнула паника. Все думали лишь о спасении.

Доктор Зиверс впервые достал из кобуры свой пистолет.

– Пингель, Бокхольт, живо сюда!

Трое – врач и два унтер-офицера медика – залегли у дороги с пистолетами в руках. Этого оказалось достаточно. Здравый смысл вернулся к солдатам. Раненых вновь погрузили на телеги. В каждую впряглось по двенадцать человек. Одну упряжку возглавлял Пингель, вторую – Бокхольт.

Они порысили к рощице, где заняло позицию последнее штурмовое орудие и где собрались оставшиеся силы части. 4 декабря они переправились обратно за реку Нара.

5 декабря ударные соединения 3-й танковой армии и 4-й танковой группы на левом фланге группы армий "Центр" вели тяжелые бои на широкой дуге к северу и северо-западу от Москвы. На канале Москва-Волга, всего в 65 километрах от Кремля, к западу от Яхромы удерживала позиции 7-я танковая дивизия. Примерно в 40 киломктрах дальше к югу боевая группа Вестхофена из состава 1-й танковой дивизии, взаимодействовавшая с частями 23-й пехотной дивизии, атаковала через Белый Раст на юго-восток и восток в направлении переправы через канал севернее Лобни. Мотоциклетный батальон, усиленный танками и артиллерией, ближе к вечеру взял Кусаево, что примерно в двух километрах к западу от канала и в 30-35 километрах от Кремля. Около Горок, Катюшек и Красной Поляны – в самых восточных для немцев точках, где-то в 10 километрах от Москвы – вели ожесточенные бои с противником солдаты венской 2-й танковой дивизии. На соседних участках 46 и 40-й танковые корпуса, а также 9 и 7-й пехотные корпуса 4-й танковой группы тоже оказались вынуждены сдерживать мощный натиск неприятеля.

В районе Катюшек – одного из самых юго-восточных форпостов 2-й танковой дивизии – части 2-й стрелковой бригады, усиленный 1-й батальон 304-го стрелкового полка под командованием майора Бука, отчаянно бились с русскими. Катюшки располагались так близко к Москве, что майор Бук с крыши избы в стереотрубу мог видеть, что делалось на улицах города. Казалось, стоит только протянуть руку… Но руки были коротки. Не хватало сил.

4 декабря прибыла еще небольшая партия зимних шинелей и толстых шерстяных носков. Одновременно по радио пришло сообщение: "Внимание, предупреждение об усилении мороза. Температура опустится до 35 градусов ниже нуля". И конечно же, далеко не все военнослужащие из 1-го батальона получили зимнее обмундирование. Кроме того, они уже в течение многих дней не ели досыта горячей пищи. Но даже и это было не самым страшным. Самым же страшным было то, что не хватало оружия и боеприпасов. В истребительно-противотанковых частях батареи состояли всего из двух 50-мм противотанковых пушек, а численность артиллерии сократилась на две трети от нормальной. И вот, будучи таким образом снаряженными, они должны были взять Москву в 30-40-градусный мороз.

То, что в те дни довелось вынести солдатам, дрожавшим от пробиравшего до костей холода возле пулеметов и противотанковых пушек, кажется невероятным. Они стонали и выли от холода. Они плакали от злости и беспомощности, от того, что находятся всего лишь на расстоянии полета камня от своей цели и не могут, не могут достигнуть ее. В ночь с 5 на 6 декабря самые передовые дивизии получили приказ приостановить наступление. На тот момент 2-я танковая дивизия находилась в 16 километрах к северо-западу от Москвы.

В тот же самое время, в ночь с 5 на 6 декабря, генерал-полковник Гудериан также пришел к решению прекратить атаки Тулы на южном фланге группы армий "Центр" и отвести передовые части на оборонительные позиции от верховьев Дона через Спат к Упе. Впервые за все время войны Гудериану пришлось отступить. Это стало дурным предзнаменованием.

Сначала наступление на данном участке развивалось хорошо. 2-я танковая армия начала наступление, имея в своем составе двенадцать дивизий и усиленный пехотный полк "Великая Германия". Однако 12 1/2 дивизий лишь числились на бумаге: реальная численность составляла всего четыре.

18 ноября лейтенант Штёрк из 3-й танковой дивизии вновь провел блестящий бой силами инженерно-саперного взвода штаба роты 394-го стрелкового полка. К юго-востоку от Тулы он неожиданным броском захватил железнодорожный мост через реку Упа. На сей раз Штёрк, специалист по мостам, придумал особый ход.

Линия фронта проходила в основном в шести с половиной километрах от моста. Шесть с половиной километров голой земли, где негде спрятаться, затаиться, чтобы потихоньку, незаметно для неприятеля подкрасться к мосту и, застав врасплох русских, овладеть им. Однако Штёрк установил, что те, как и немцы, из-за холода предпочитают по ночам укрываться в деревенских избах, а потому предположил, что в темноте, возможно, удастся пробраться к мосту через редкие линии боевых охранений противника.

Первая часть плана сработала. Штурмовая команда, состоявшая из девятнадцати человек, имевшая при себе три пулемета, полагавшаяся только на компасы, под покровом темноты тихонько прокралась к объекту. На рассвете они находились всего в 500 метрах от моста. Затем операция вступила во вторую фазу.

Штёрк, унтер-офицер Штрукен и ефрейтор Бейле сняли боевое снаряжение и оделись так, чтобы походить на немецких военнопленных. Пистолеты и ручные гранаты они спрятали в карманы шинелей. Их винтовки взяли двое украинцев, Василь и Яков, находившиеся при саперном взводе последние два месяца. В своих длинных русских шинелях и пилотках они выглядели как самые настоящие красноармейцы. Громко разговаривая между собой по-русски, украинцы повели "пленных" к мосту, в то время как унтер-офицер Гейерес со своими людьми остался в укрытии, ожидая команды.

Первая группа охраны моста – четыре человека – спала в окопчиках. Все дело заняло несколько секунд. Никто не издал ни звука.

Теперь все пятеро шли к 80-метровому мосту. Шаги звучали на замерзшей земле. Василь и Яков, все также громко переговаривавшиеся, играли свою роль великолепно. Группа уже почти достигла моста, когда от него отделилась какая-то тень. К ним подходил часовой.

– Вот ты-то нам и нужен, – громко произнес Василь. – Мы с другого участка, может, заберешь у нас этих фашистов?

Все кончилось прежде, чем русский успел что-то заподозрить. Но второй часовой на краю моста оказался не таким доверчивым. Когда все пятеро приблизились, он окликнул их. Что-то ему не понравилось, он спрыгнул на берег в укрытие и поднял тревогу. Слишком поздно.

Штёрк выпустил две белых ракеты. Унтер-офицер Гейерес быстро достиг моста со своим пулеметом и открыл огонь. Бейле и Штрукен бросили гранаты в укрытия советских часовых. Ошеломленные, не понимавшие со сна, что происходит, красноармейцы быстро поднимали руки: 87 пленных, пять пулеметов, две тяжелые противотанковые пушки, три миномета и целехонький мост. Хитрость и отвага дали результат, сопоставимый с победой в сражении.

24 ноября 3 и 4-я танковые дивизии Гудериана и полк "Великая Германия", несмотря на упорное сопротивление сибирских стрелковых дивизий, окружили Тулу с юго-востока. Передовые подразделения 17-й танковой дивизии приближались к городу Кашира. Как раз в тот момент генерал-лейтенант И.В.Болдин бросил против ослабленных войск Гудериана советскую 50-ю армию. Натиск на неглубокий и растянутый немецкий фронт принял угрожающие размеры, поскольку максима Гудериана "Мы, танкисты, можем позволить себе роскошь открывать наши фланги" вполне подходила для блицкрига, но совершенно не годилась в условиях позиционной войны.

В письме жене Гудериан с горечью и дурными предчувствиями писал: "Холодное и никуда не годное жилье, недостаток обмундирования, большие потери в живой силе и технике, скудные поставки горючего, все это превращает боевые операции в пытку, меня все больше и больше гнетет тяжкий груз ответственности, который, несмотря ни на какие высокие слова, никто не может снять с моих плеч". Вместе с тем 167-я пехотная и 29-я моторизованная дивизии сумели 26 ноября окружить боевую группу сибиряков в районе Данской за Верхним Доном. В плен попало около 4000 красноармейцев, но основные силы сибирской 239-й стрелковой дивизии смогли прорваться из кольца.

Окружившие противника части – на севере 33-й стрелковый полк 4-й танковой дивизии, на юге и на западе подразделения 112 и 167-й пехотных дивизий 53-го корпуса и на востоке части 29-й моторизованной дивизии – были просто слишком слабы количественно. Прекрасно экипированные, одетые в белые маскхалаты с покрашенным в белый цвет оружием сибиряки вновь и вновь атаковали немецкое кольцо в ночных рейдах, уничтожая всех, кто оказывал им сопротивление, и в итоге прорвались на восток между 2-м батальоном 71-го моторизованного пехотного полка и 1-м батальоном 15-го моторизованного пехотного полка. Немецкие части больше не могли сдерживать противника. Батальоны 15 и 71-го пехотных полков понесли серьезные потери. Итак, несмотря на все усилия, оказалось невозможным взять Тулу – "маленькую Москву", как ее иногда называли, – или, проследовав мимо Каширы, наступать на Нижний Новгород. Правда, 27 ноября 131-я пехотная дивизия, ударив на восток, сумела овладеть Алексиным. Точно так же 3-й и 4-й танковой дивизии удалось 2 декабря выдвинуться к железной дороге Тула-Москва и взорвать пути. 3 декабря 4-я танковая дивизия вышла к шоссе Тула-Серпухов в районе Кострова. 43-й корпус попытался затем вновь соединиться с 4-й танковой дивизией к северу от Тулы и отбросить врага обратно на север. 3 декабря самые передовые части корпуса – 82-й пехотный полк 31-й пехотной дивизии находились в пятнадцати километрах от 4-й танковой дивизии, но осуществить намеченное соединение не смогли. 6 декабря на данном участке наступление также было прекращено. Живая сила и техника застыли на месте, точно примерзнув к окаменевшей земле на 30, а местами и на 45-градусном морозе.

Бессильный что-либо изменить, Гудериан сидел над картами и донесениями в своей штаб-квартире в пятнадцати километрах к югу от Тулы в знаменитой на весь мир помещичьей усадьбе – в Ясной Поляне, где жил и работал Лев Толстой. Неподалеку располагалась летом увитая плющом, а сейчас плотно укутанная снегом могила писателя. Гудериан позволил семье Толстого остаться в комнатах в большом доме, а сам со своим штабом обосновался в музее, но даже и тут две комнаты были отведены специально для хранения экспонатов и заперты.

Там, в сельском жилище Толстого, в ночь с 5 на 6 декабря Гудериан принял решение отозвать передовые части своей танковой армии и перейти к обороне. Ему пришлось признать: "Наступление на Москву провалилось. Мы потерпели поражение". 9. Почему немцы не смогли взять Москву? Морозы и сибирские дивизии – Московское чудо не являлось чудом Глава из истории германо-советского сотрудничества после Первой мировой войны – Неизвестная армия – Альянс Тухачевского с Рейхсвером – Большая интрига Гиммлера – Сталин обезглавливает Красную Армию.

В апреле 1945 г., когда русские войска вошли в Ораниенбург, Потсдам, Геннигсдорф и Гроссбеерен, судьба Берлина была предрешена. Но в 1941 г. немцы точно так же находились у ворот Москвы и были разбиты.

Почему? Что стало причиной поражения, имевшего столь судьбоносное значение для всей истории войны? Какие бы еще победы ни ждали дивизии группы армий "Центр" впереди, она так никогда и не оправилась от удара, нанесенного ей под Москвой. Никогда больше она не набирала полной численности и не смогла вернуть в полной мере своей эффективности как боевое соединение. Под Москвой хребет немецкой армии надломился: она замерзла, истекла кровью и исчерпала самое себя. Под Москвой впервые поколебалась вера Германии в непобедимость Вермахта.

Что стало причиной поражения? "Генерал Мороз" с его 30, 40 и даже 50 градусами ниже нуля победил немецкую армию на Востоке?

Или же отлично экипированные для ведения боевых действий в условиях сильных холодов ударные сибирские дивизии и кавалерия из Туркестана? Вне сомнения, необычные холода сыграли свою печальную роль. Столбик термометра опускался до рекордной отметки 52 градуса ниже нуля – к таким климатическим условиям не были готовы ни немецкие солдаты, ни немецкие техника и вооружение. И безусловно, отважные сибирские дивизии тоже внесли свой немалый вклад.

Однако холода и сибиряки являются лишь наиболее заметными причинами поражения немцев. "Московское чудо", как в СССР1 называют поворот в войне, произошедший на подступах к столице, представляет собой все что угодно, но только не чудо. Достаточно всего нескольких слов, чтобы понять, почему произошло то, что произошло. Слишком мало солдат, слишком мало оружия, чрезвычайная недальновидность германского Главного командования, особенно в том, что касается обеспечения войск антифризами и зимним обмундированием. Более всего вредила немцам нехватка незамерзающей смазки для оружия. Будет или не будет стрелять винтовка? Застрочит пулемет как надо или, когда русские пойдут в атаку, у него заклинит затвор? От этих вопросов нервы у солдат натягивались точно струны. Люди импровизировали, придумывая различные способы для сохранения боеспособности своего оружия. Но такого рода экспромты годились, когда войска находились в обороне, в то время как атаковать или немедленно контратаковать, не зная, как поведет себя оружие, было совершенно невозможно.

Адольф Гитлер и ключевые фигуры его генштаба недооценили неприятеля, главным образом в том, что касается людских ресурсов, боевых качеств военнослужащих Красной Армии и их морального духа. Военное руководство Германии полагало, что даже ослабленные и измотанные немецкие войска сумеют нанести коммунистическому колоссу coup de grace. Это оказалось глобальной ошибкой.

Лиддел Гарт, наиболее значительный военный автор на Западе, в своей книге "Советская Армия" относит спасение Советского Союза на счет выносливости русского солдата, его способности терпеть нужду и вести бои в условиях, в которых любой западной армии настал бы неминуемый конец. Затем Лиддел Гарт добавляет, что большим преимуществом для русских стала даже примитивная организация их дорог. Большинство из них представляли собой не что иное, как грунтовые проселки. Стоило пройти хорошему дождю, как дороги превращались в болота. Данное обстоятельство внесло больший вклад в дело отражения немецкого вторжения, чем все самопожертвование солдат Красной Армии. Если бы в Советском Союзе были такие же дороги, как в Западных странах, Россия пала бы столь же быстро, как Франция. Всего этого Гитлер не учел. Как и большинство военачальников Запада, он просто игнорировал подобные факты. Последние очаги обороны Москвы могли быть подавлены только свежими, хорошо экипированными, получающими должное тыловое обеспечение войсками, равными по численности группировке, с которой 22 июня Германия открывала кампанию в СССР. Но что же осталось от этих войск, когда они пришли под Москву? За пять месяцев ожесточенных боев с противником численность личного состава полков на передовой сократилась на две трети, а кое-где и больше. Остальное сделал мороз. Под Москвой потери от обморожения превышали боевые потери.

В нашем распоряжении имеются подлинные данные о потерях, понесенных 40-м танковым корпусом. Между 9 октября и 5 декабря дивизия "Рейх" и 10-я танковая дивизия, включая корпусные части, потеряли 7582 офицеров, унтер-офицеров и рядовых. То есть около 40 процентов от номинальной боевой численности.

Общие потери на Восточном фронте по состоянию на 5 декабря 1941 г. составили 750 000 человек или в среднем 23 процента от 3 500 000 чел. Почти каждый четвертый был убит, ранен или пропал без вести.

Русские понесли несравнимо бульшие потери, но и людскими ресурсами Советский Союз располагал значительно бульшими. В декабре 1941 г. группа армий "Центр" не получила ни одной свежей дивизии. Со своей стороны советское Верховное Главнокомандование перебросило под Москву тридцать свежих стрелковых дивизий, тридцать три бригады, шесть танковых и три кавалерийских дивизий.

На вопрос: "Почему немецкие войска не взяли Москву?" стратеги, командиры полевых соединений и летчики дадут разные ответы. Вне сомнения, экономисты в свою очередь изложат другие причины.

Например, генерал Блюментритт, начальник штаба 4-й армии, а позднее начальник хозяйственного управления главного штаба армии, видит причину катастрофы в ошибке, допущенной Гитлером в стратегическом планировании кампании, в том, что Москва и Ленинград не были взяты в благоприятное время – то есть сразу же после Смоленска. Это мнение стратега.

Любой, кто вспомнит о налетах авиации союзников на Германию во время войны, невольно спросит: а что же Люфтваффе? Он с удивлением узнает, что Люфтваффе не смогли помешать продвижению советских войск через транспортную сеть Москвы, как не предотвратили подвоза сибирских дивизий и не парализовали жизнь Москвы как объекта, расположенного прямо за линией фронта. Ничего подобного не произошло. Последний налет на Москву немецкая военная авиация осуществила в ночь с 24 на 25 октября восемью машинами. После этого, в декабре, проводились только беспокоящие рейды. Таким образом, в ходе осуществления решающей стадии операции нервный центр оборонительной системы русских, главный генератор сопротивления Советского Союза, не подвергался ударам с воздуха. Почему?

Все немецкие летчики, побывавшие под Москвой, знают ответ. Русские создали вокруг города чрезвычайно мощную систему ПВО. Леса кишели зенитными батареями. Более того, с Люфтваффе на Востоке происходило то же самое, что и с сухопутными частями: растеряв людей и матчасть в непрекращающихся сражениях, авиация оказалась вынуждена уступить небо советским ВВС, которые под Москвой численно вдвое превосходили немцев. Кроме того, у советских ВВС имелось много хорошо оборудованных аэродромов в непосредственной близости от линии фронта. Располагая теплыми ангарами, русские летчики могли вылетать на боевые задания по нескольку раз в день, невзирая на погодные условия. Немецкие же самолеты, напротив, базировались на примитивных летных полях, находившихся далеко от линии фронта, что позволяло отправляться на боевые задания только при благоприятной погоде. Таким образом, Москве с воздуха почти ничто не угрожало.