Текст книги "Гитлер идет на Восток (1941-1943)"

Автор книги: Пауль Карель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 53 страниц)

Вдруг, точно выскочив из-под земли, перед ними оказались два гиганта КВ-2. Штовес и Беркерфельд бросились в придорожную канаву. Но тут прогремел выстрел. Бунцель оставался начеку. Вновь подала голос его 50-мм танковая пушка. Головной советский танк остановился. Из него повалил дым. Позади двигался второй. Его подбил танк № 614 унтер-офицера Гулиха, находившийся на другой стороне дороги. Первым же выстрелом – прямое попадание. Экипаж КВ-2 выскочил из потерявшей ход машины.

Появилось еще пять чудовищ КВ-2, а из тумана около Малой Кабоси вынырнуло три КВ-1 и направилось прямо на танк № 613 унтер-офицера Оэрляйна. Ехавшие на броне русские пехотинцы спрыгнули на землю и выстроились цепью. Головной КВ выстрелил из своего 152-мм орудия, прямым попаданием угодив в танк Оэрляйна. Тяжелораненый унтер-офицер, наполовину приподнявшись из люка, рухнул на броню башни. Штовес побежал к нему. Справа и слева от него шли в атаку советские пехотинцы. Немецкие посты вокруг Малой Кабоси отходили. Отличить в тумане своих от чужих практически не представлялось возможным.

Вместе с артиллеристом Оэрляйна Штовес первым делом оттащил наиболее тяжело раненного члена экипажа, водителя, к танку унтер-офицера Гулиха, который стоял за небольшим сараем, обеспечивая огневое прикрытие из пулемета. Затем они побежали обратно. Вытащили из башни унтер-офицера Оэрляйна. Они также попытались достать тяжело раненного радиста, но не смогли добраться до него. Не успевали. Из тумана точно призраки появились русские. Донеслось "Ура!". Лейтенант Штовес закрыл все люки ключом с квадратной головкой. Они вытащат радиста позднее, когда отобьют атаку противника и сами контратакуют. А пока нельзя дать русским пробраться в танк. В тот момент раненный в руку артиллерист вскрикнул от боли.

– Давай, парень, беги! – крикнул ему лейтенант. Артиллерист недоучившийся студент-медик – прижал больную руку здоровой и скрылся в тумане. Штовес взвалил находившегося без сознания Оэрляйна на спину и поспешил уйти подальше.

Справа и слева советские пехотинцы шли в штыковую. По-видимому, они приняли лейтенанта-танкиста за одного из своих – наверное, из-за надетого на нем русского ватника.

Штовес воспользовался этим. Он добрался до своего танка, который все еще стоял за сараем, обеспечивая прикрытие от атаки с запада. Приехала санитарная машина и увезла Оэрляйна, его водителя и артиллериста. Над полем боя, точно над котлом с ведьминым варевом, все еще курился туман.

Тем временем 1-ю роту 113-го стрелкового полка охватил приступ паники. Часть отошла от перекрестка в Малой Кабоси. Пехотные орудия, равно как и противотанковая пушка, давно оставили позиции. В двадцати пяти метрах от сарая, за которым стоял танк № 611 лейтенанта Штовеса, прополз КВ-1. Он подставил борт. Бей его! Наводчик ефрейтор Бергенер бил. Второй снаряд вывел русский танк из строя. Машина Штовеса была отлично замаскирована. Она осторожно подъехала к углу деревянного сарая. По дороге шли третий и четвертый КВ. Их командиры нервничали, не понимая, откуда ведется смертоносный огонь.

Бергенер прицеливался:

– Огонь!

Недолет, и снова:

– Огонь!

Второй снаряд попал русскому танку прямо в броневую маску орудия. Четвертый танк, который поспешил развернуться, получил снаряд в корму.

В этот момент Штовес увидел танк унтер-офицера Бунцеля, преследуемый по пятам КВ. Бунцель не мог стрелять, потому что снарядом противника его машине повредило пушку. Артиллерист Штовеса Бергенер спас Бунцеля. Он обездвижил преследователя. Это был уже пятый советский танк, подбитый в тот день.

Теперь русские разобрались, где находится опасность. Зачавкали противотанковые ружья, загрохотали выстрелы 76-мм пушек.

– Уходим! – приказал Штовес.

В маленьком лесу они встретили танк № 612 Бунцеля. Унтер-офицер доложил:

– Пушка повреждена, но оба пулемета действуют.

В тридцати метрах позади виднелся танк № 614 Гулиха – что-то с ним было не так. Рядом на краю канавы занял позицию пулеметный расчет. Штовес направился туда. Он нашел там капитана фон Беркерфельда в каске набекрень.

– Прекрасная заварушка, – проговорил он невесело. – Сначала мои ребята дали деру при виде тяжелых танков. Но лейтенант навел порядок. Через минуту мы будем готовы действовать.

Штовес вернулся к своему танку. Двигатель завелся с пол-оборота. Они медленно поехали к перекрестку – туда, где остался танк Оэрляйна, чтобы вытащить радиста.

Через двадцать минут обер-лейтенант Дариус, командовавший 6-й танковой ротой, принял сообщение, от которого у него перехватило дыхание. В динамиках рации зазвучал голос радиста из экипажа Штовеса:

– Лейтенант Штовес погиб, когда наш танк подбили.

Что произошло? Снаряд КВ-1 прямым попаданием угодил в башню танка № 611 с расстояния 400 метров. Осколком серьезно ранило лейтенанта в голову и лицо. Обливаясь кровью, он рухнул на командирское сиденье. Но смерть на сей раз не явилась за ним. Через месяц лейтенант вернулся в свой полк. Однако к тому моменту он уже действовал далеко от Ленинграда.

1-я танковая дивизия продолжала вести бой за пригород Александровку, где находилась конечная станция юго-западной ветки ленинградского трамвая в двенадцати километрах от центра города. Затем 17 сентября танковый корпус сняли с фронта, "чтобы применить в другом месте". Использовать его намеревались для захвата Москвы.

Стоявшие под Ленинградом войска лишились своего бронированного кулака. Несмотря на то что главная цель кампании на севере находилась, казалось, на расстоянии вытянутой руки, пехотные дивизии остановили свое продвижение – 96-я и 121-я находились перед легендарными Пулковскими высотами, где во время Гражданской войны в 1919 г. белые полки подобным же образом потерпели неудачу в попытках овладеть красным Ленинградом. Закаленная в боях 58-я пехотная дивизия располагалась в Урицке, обстреливая из орудий артиллерии среднего калибра центр Ленинграда. Солдаты в своих окопах вдоль прибрежной дороги видели дымившие всего в 6-7 километрах трубы ленинградских заводов. Заводы и доки работали круглосуточно, производя вооружение: танки, десантные суда и снаряды. В городе скопилось тридцать советских дивизий. Они еще не были разбиты, хотя и готовы, почти готовы бросить оружие. Теперь противник получил передышку – время для того, чтобы прийти в себя и пережить панические настроения.

Невероятный шаг. Что же стояло за этим непонятным решением?

Планом операции "Барбаросса" четко оговаривалось: "После разгрома советских войск в районе Минска-Смоленска танковые войска группы армий "Центр" поворачивают на север, где, во взаимодействии с группой армий "Север", они будут уничтожать советские силы в районе Балтики и затем возьмут Ленинград". В приказе ясно значилось: "Наступление на Москву должно быть продолжено только после захвата Ленинграда". Данный план со стратегической точки зрения являлся совершенно правильным и логичным, особенно в определении центра тяжести кампании и в стремлении как можно скорее превратить Прибалтику в транзитную территорию для доставки снабженческих грузов и наибыстрейшим образом соединиться с финнами.

Отбросив эту разумную схему действий, Гитлер после Смоленска изменил намерения. Почему?

Главное командование сухопутных войск и боевые генералы побуждали его не упустить шанса, появившегося вследствие неожиданно быстрого крушения советского Центрального фронта, и захватить Москву – сердце, мозг и главный транспортный узел Советского Союза. Но Гитлер не хотел спешить. Полтора месяца продолжалось переливание из пустого в порожнее, терялось драгоценное время. В итоге Гитлер не стал ни придерживаться плана первоочередного овладения Ленинградом, ни давать "зеленый свет" наступлению на Москву. Вместо того 21 августа 1941 г. он остановил выбор на принципиально новой задаче – нефти Кавказа и зерне Украины. Он приказал танковой группе Гудериана проделать 450 километров на юг и вместе с Рундштедтом сражаться в битве за Киев.

Сражение было выиграно. Еще одна блестящая победа – свыше 665 000 военнопленных и полный разгром русских войск на советском Южном фронте.

Эта победа на Украине ввела Гитлера в заблуждение, он решил, что Советский Союз находится на грани военной катастрофы. Ошибка привела к принятию пагубного решения. В начале сентября он в конце концов приказал германским армиям на Востоке наступать на Москву – несмотря на приближение осенней распутицы и зимних холодов – и овладеть ею. В то же самое время на юге должно было продолжаться наступление на кавказские нефтяные районы и Крым. Ленинград же предстояло окружить плотным кольцом и принудить к сдаче голодом.

Учитель прусского генштаба Клаузевиц как-то сказал, что во время наступления никто не может быть слишком силен как вообще, так и в решающем месте. Гинденбург в ходе выступления перед слушателями Дрезденского военного училища перефразировал Клаузевица: "Стратегия без определенного центра тяжести подобна человеку, лишенному характера". Гитлер оставил без внимания эту аксиому. Он считал, что, располагая теми силами, какими располагал, сможет взять Москву, а также Кавказ до конца года и принудить Ленинград к сдаче, окружив плотным кольцом пехотных дивизий.

Поскольку для блокады Ленинграда танковые войска не требовались, в то время как в свою очередь, ввиду приближавшейся зимы, наступление на Москву надлежало провести по возможности быстро, 17 сентября Гитлер отозвал с Ленинградского фронта танковую группу Гёпнера и все бомбардировочные соединения. Приказ пришел в тот момент, когда город мог быть взят одним последним ударом.

Решение перейти к осаде Ленинграда, вне сомнения, в значительной мере диктовалось позицией финнов. Генерал-фельдмаршал фон Маннергейм, главнокомандующий войсками Финляндии, имел определенные колебания в отношении целесообразности перехода старой финской границы на Карельском перешейке и наступления на Ленинград. Да, он был готов перейти Свирь к востоку от Ладожского озера, когда немцы выйдут к Тихвину, но выступал против любых попыток со стороны финнов участвовать в штурме Ленинграда. Из мемуаров маршала ясно следует, что он не хотел участия финских войск в почти неизбежном разрушении города. Маннергейм придерживался принципов "активно оборонительной войны" и противился любым формам "завоевательной войны".

Вне зависимости от того, какие мотивы двигали Гитлером при принятии решения не брать город столь стратегически и экономически важный, как Ленинград, оно представляло собой нарушение всех законов ведения войны. Нарушение, за которое впоследствии пришлось заплатить горькую цену.

С военной точки зрения падение Ленинграда и Ораниенбаума означало разоружение около сорока советских дивизий. Не менее важным было уничтожение военной промышленности Ленинграда. Танковый, артиллерийские и другие заводы продолжали выпускать продукцию на протяжении всей войны, снабжая Красную Армию всем необходимым боевым снаряжением. Более того, падение Ленинграда высвободило бы немецкую 18-ю армию для участия в других операциях, тогда как ей пришлось вплоть до 1944 г. стеречь подступы к Ленинграду.

И наконец, Ленинград мог бы стать неоценимой по значению базой снабжения немецких войск на Восточном фронте. Не подвергаясь нападениям партизан, могли бы течь через Балтику снабженческие грузы. Соединение с финнами повернуло бы в другое русло боевые действия на Крайнем Севере за Петрозаводск и перевалочный пункт для поставляемого союзниками вооружения, Мурманск, где никакого продвижения не наблюдалось вовсе просто потому, что не хватало войск.

Вместо всех этих преимуществ германское командование, решив отказаться от взятия Ленинграда, получило одни проблемы. Советское Верховное Главнокомандование как бы нарочно побуждали к попыткам снять блокаду извне, одновременно не оставляя попыток прорыва изнутри. Отчаянные попытки советских 55 и 8-й армий пробить бреши в немецком кольце в районе Колпина и Дубровки представляли собой наиболее значительные боевые столкновения в истории длительного и кровавого противостояния в борьбе за духовную столицу Красной революции. Борьба эта продолжалась свыше двух лет.

Но наиболее серьезным просчетом германского командования являлся тот факт, что в действительности окруженным Ленинград оставался только летом. Крупные естественные препятствия, такие, как озера, реки и болота, служившие в теплое время года продолжением кольца немецкой блокады, превращались в бреши и служили превосходными артериями коммуникаций, когда мороз сковывал Ладожское озеро и Неву. На протяжении долгой зимы по этим путям в город текли грузы и поступали подкрепления.

Более того, поскольку финны так и не перешли своей старой границы на Карельском перешейке, с востока Ленинград с Ладожским озером постоянно связывал 80-километровый коридор. В результате это позволило комиссару обороны Жданову провести по льду Ладожского озера так называемую "Дорогу жизни", включая автомагистраль и железнодорожную ветку, соединявшуюся с Мурманской железной дорогой. По этому пути город получал грузы с восточного берега озера. Внезапно Ленинград оказался деблокированным – армия "генерала Мороза" прорвала немецкое кольцо.

Стремясь залатать зимние прорехи, группа армий "Север" начала продолжительную Тихвинскую операцию. Целью ее являлось включение Ладожского озера в осадный фронт и закрытие бреши к востоку от Ленинграда. Финны должны были перейти Свирь с севера и соединиться с немецкой 16-й армией восточнее озера. 39-му танковому корпусу генерала Рудольфа Шмидта силами четырех подвижных дивизий предстояло нанести удар через русскую тайгу, которую немецкие военные географы определили как "практически незакартографированную".

15 октября корпус силами 12 и 8-й танковых дивизий, а также 18 и 20-й моторизованных пехотных дивизий выдвинулся с волховского плацдарма 126 и 21-й пехотных дивизий. Первой целью стал Тихвин. Здесь немцам надлежало перерезать последнюю связь Вологды с Ленинградом и наступать к Свири, где ожидалось соединение с финнами. Оно означало бы полное окружение Ленинграда вместе с Ладожским озером.

Вечером 8 ноября померанцы и силезцы из 12-й танковой и 18-й моторизованной дивизий после ожесточенных и кровопролитных боев вошли в Тихвин. Две дивизии организовали оборону: 12-я танковая дивизия генерала Харпе – к западу от города и 18-я мотопехотная генерала Геррляйна – к востоку. Таким образом, позиции 18-й представляли собой самый дальний северо-восточный край немецкого фронта в России.

Благодаря участию в операции испытанных боями полков первая часть ее прошла так гладко, что из ставки фюрера совершенно серьезно поинтересовались у командования корпуса, возможно ли наступление на Вологду – то есть продвижение еще на 400 километров на восток. Четыреста километров – зимой! Когда командир корпуса спросил майора Нольте, начальника оперативного отдела 18-й моторизованной дивизии, относительно перспектив подобного марша, тот ответил со всей грубой солдатской прямотой.

Вся утопичность этого замысла была продемонстрирована всего двумя днями позже. Утром 15 ноября, как и ожидалось, в атаку при поддержке танковой бригады новеньких T-34 пошла свежая сибирская дивизия. День начался с урагана огня из самых последних моделей "Сталинского оргбна". Разгорелась ожесточенная битва. Батареи 18-го артиллерийского полка полковника Бергера уничтожили пятьдесят танков противника. В течение нескольких дней сибирские стрелковые батальоны атаковали немецкие позиции, пока не обескровили себя. Превратившийся в груду дымившихся развалин Тихвин все же остался в руках немцев.

Конечно, советское Верховное Главнокомандование осознало, что смелая операция немецких танковых соединений имела целью соединение с финнами на реке Свирь. Поэтому Сталин бросил по следам танкового корпуса другие сибирские дивизии. На участке 61-й пехотной дивизии сложилась чрезвычайно тяжелая ситуация – создалась опасность окружения; ожесточенные бои поглощали силы корпуса. Никакая отвага не приносила действенных результатов. Даже смелые финны, с детства привычные к суровому климату северной русской тайги, не смогли переправиться через Свирь. 39-й танковый корпус оказался предоставленным самому себе. В пустынной местности, перед лицом непрекращавшихся атак сибирского оперативного резерва, корпус оказался не в состоянии удерживать свои удаленные от основных сил позиции. В связи с этим генерал фон Арним, наследовавший пост Шмидта, отвел свои дивизии к Волхову.

Подвиги батальонов арьергарда, прикрывавших отступление своих, не сравнимы ни с чем. Полковник Нольте – тогда майор Нольте и начальник оперативного отдела 18-й моторизованной дивизии – замечает: "Не многим дано стать настоящими командирами авангардов. Но командовать авангардом легко в сравнении с арьергардом. Командир авангарда развивает успех – командир арьергарда спасает своих от разгрома. Первый летит вперед на крыльях энтузиазма тысяч, второй пригибается под тяжестью скорби и последствий поражения".

В смысле дисциплины и храбрости отступление из Тихвина к Волхову, по определению генерал-полковника Гальдера, являет собой славную страницу в истории солдатских доблестей. Выдающимися примерами могут служить 11 и 12-я роты 51-го пехотного полка подполковника Гроссера, которые принесли себя в жертву – пали от пуль, штыков и ударов прикладами, только чтобы прикрыть отступление товарищей и тем спасти их от гибели. Когда 22 декабря 1941 г. жалкие остатки 39-го танкового корпуса притащились обратно к Волхову в 52-градусный мороз, они принесли с собой ужасный опыт. Одна силезская 18-я моторизованная дивизия потеряла 9000 человек. Боевая численность ее сократилась до 741 человек. Только им удалось вернуться на берега Волхова. Тихвинская операция по полному окружению Ленинграда провалилась.

Судьба 3-го батальона 30-го моторизованного полка наглядно показывает, насколько непосильной ношей стали для участвовавших в походе частей сражения за Тихвин. В ходе марша от Чудова к Тихвину, когда температура внезапно упала до минус 40 градусов, батальон потерял 250 человек – половину численности личного состава, – многие из которых замерзли. Как выяснилось, у некоторых – у тех, кто не предохранял голову под каской чем-нибудь теплым, – просто прекращалось кровообращение в головном мозге.

Начиная с того похода, фронт между Ленинградом и Волховом сделался для немецких войск на Востоке источником постоянной угрозы и местом ведения кровопролитных боев.

Такова была плата за отказ от взятия Ленинграда. Кара за попытку сделать слишком многое в слишком многих местах сразу. В результате в 1941 г. Гитлер не достиг поставленных целей ни на Севере, ни на Центральном фронте: Ленинград и Москва остались непокоренными.

Часть третья.
РОСТОВ.

12 сентября 1941 г., когда 36-я моторизованная и 1-я танковая дивизии под ясным небом ранней осени быстро продвигались к Ленинграду, оставив позади Дудергофские высоты, над озером Ильмень лил проливной дождь. Личный состав штаба 56-го танкового корпуса устроил КП неподалеку от остова разрушенной избы к юго-западу от Демянска. Генерал фон Манштейн сидел в намокшей палатке с дежурными офицерами. Они ждали вечерней сводки, а пока, за не имением других занятий, убивали время за роббером-другим бриджа.

Вдруг зазвонил телефон. Трубку взял капитан Шпехт.

– Командующий хочет поговорить с генералом, – сообщил он.

Манштейн что-то недовольно пробурчал. Телефонные звонки в такой час не сулили ничего приятного. Но на сей раз правило не сработало. Генерал-полковник Буш, командующий 16-й армией, звонил, чтобы поздравить своего друга Манштейна.

– Поздравить меня? Но с чем, господин генерал-полковник? – удивленно поинтересовался Манштейн.

Буш нарочно выдержал паузу, а затем зачитал сообщение, только что поступившее из ставки фюрера:

– Генерал фон Манштейн должен немедленно принять под свое командование Одиннадцатую армию.

11-ю армию! Это означало южный край фронта – самый дальний фланг группы армий "Юг". Несколько часов назад командующий этой армией, риттер фон Шоберт, на своем "Физелер Шторхе" попытался осуществить вынужденную посадку на поле, которое оказалось русскими минным полем. Обоих – и генерала и летчика – разнесло в клочья.

Манштейн принял назначение со смешанными чувствами. Конечно, любой высший офицер мечтает получить под свое начало армию – это, если угодно, достойный венец карьеры. Но стать командующим армей означает забыть о том, чтобы самому водить в сражение полки. По натуре своей Манштейн был боевым командиром. Он оставался им, даже будучи начальником штаба группы армий Рундштедта и потом командиром 38-го армейского корпуса, когда показал себя выдающимся стратегом. Такая война, как во Франции, – вот это была война по Манштейну.

Несмотря на сожаление, с которым он покидал 56-й танковый корпус корпус, который он привел под стены Ленинграда, корпус, который с честью выходил из сложных ситуаций, громил советские армии и нередко брал на себя основной груз наступления группы армий "Север", – одно соображение делало для него расставание более легким. Будучи блестящим стратегом, Манштейн прекрасно понимал, какие ошибки совершило германское командование на севере и в центре, и давно и с неудовольствием взирал на игры в перетягивание каната между Гитлером и Главным командованием сухопутных войск в отношении выбора важнейших стратегических целей. Только утром 12 сентября, отмечая успех своего корпуса в сражении с значительно численно превосходящими советскими войсками к югу от озера Ильмень, он записал в дневнике: "Несмотря ни на что, я не испытываю в полной мере настоящего удовлетворения от этих успехов".

Почему же Манштейн не испытывал удовлетворения в полной мере? Потому что наверху не было ясного понимания, какие все же задачи надлежит решать в первую очередь и того, ради чего ведутся все эти кровопролитные битвы. Бок, как и Главное командование сухопутных войск, хотел наступать на Москву. Лееб, державшийся изначального замысла Гитлера, стремился овладеть Ленинградом. А что же сам Гитлер? Гитлера не устраивал ни вариант Ленинграда, ни вариант Москвы. Он отдавал приоритет экономическим задачам зерну, нефти и рудам. Он хотел заполучить Украину и Кавказ.

Вовсе не случайно в разгар битвы за Ленинград и в критической фазе успешной операции 16-й армии против фланговых позиций обороны Москвы Гитлер перебросил с севера на юг лучшие части.

На Южном фронте, после изначально трудного продвижения, к середине сентября генерал-фельдмаршал фон Рундштедт был недалек от завершения окружения противника в Киевском котле. Вместе с танковой группой Гудериана войска Рундштедта уничтожили главные силы советских южных армий на Украине.

11-я армия, наступавшая с территории Румынии, в битве за Киев участия не принимала. Вместе с двумя румынскими армиями ей предстояло отвоевать Бессарабию, которую румынам пришлось отдать Советскому Союзу в 1940 г. Реаннексия данной территории являлась наградой Гитлера Румынии за участие в Восточной кампании. После освобождения Бесарабии 11-я армия должна была наступать к низовьям Днепра – могучей реки, представлявшей собой гигантское естественное препятствие на участках наступления обеих групп армий. Форсирование Днепра ознаменовывало собой начало решения двойной стратегической задачи. Говоря словами приказа: "11-й армии частью своих войск захватить Крымский полуостров, а главными силами наступать на Ростов вдоль северной оконечности Азовского моря".

Вне сомнения, и Крым и Ростов являлись очень важными стратегическими объектами. Ростов-на-Дону, где сходились четыре основных железнодорожных магистрали и бесчисленное множество автодорог, ведущих на восток, запад, север и юг, служил воротами Кавказа. А любой, кто владел Крымом, владел и Черными морем и мог оказывать политическое давление на соседние страны например, на Турцию и Персию. Турция особенно волновала Гитлера. Он очень хотел иметь это государство в своих союзниках, поскольку оно могло послужить для него мостом в Средиземноморье и к сказочно богатому нефтью арабскому миру. Войска Роммеля в Северной Африке и армии на Востоке могли соединиться. Могли!

План овладения Крымом, кроме того, имел под собой экономическую основу. Полуостров представлял собой опасную советскую авиабазу для атак на месторождения румынской нефти в Плоешти – постоянный источник беспокойства для Гитлера.

Поэтому захватом Крыма и Ростова 11-я армия создавала фундамент для завоевания войсками Рундштедта "советского Рура" – Донбасса. Сталинград на Волге и Астрахань на Каспии Гитлер держал в уме как самые дальние цели. Фактически эти задачи излагались в пояснительных примечаниях к плану операции "Барбаросса" – данные города как часть линии "A-A" входили в подробный перечень стратегических объектов. Линия "A-A" означала рубеж Астрахань-Архангельск, гигантская линия длиной в 2000 километров, протянутая через территорию Советского Союза от Северного Ледовитого океана по Северной Двине и Волге. Она представляла собой финишную черту операций Гитлера против империи Сталина. На этом рубеже, основой которого должны будут служить пограничные укрепления на Волге и Северной Двине, немцам предстояло сдерживать советские войска на их базах по обеим сторонам от Уральских гор.

Только держа в руках карту, можно четко и в полной мере представить, сколь фантастические задачи ставили себе военные и политические руководители Германии. Даже те цели, которые определялись для 11-й армии, должны были неминуемо привести к рассеиванию ее войск.

Манштейн, холодный и трезвый стратег, немедленно осознал, что от его 11-й армии требуют слишком многого. Даже принимая под свое командование лучшие войска, он понимал, что нельзя ждать от самых закаленных, самых опытных и готовых к самопожертвованию солдат большего, чем они в силах совершить.

11-я армия всегда демонстрировала высокую ударную мощь. Одним из наиболее замечательных ее подвигов стала переправа 22-й пехотной дивизии из Нижней Саксонии через Днепр в Бериславе. Этот классический пример форсирования широкой реки заслуживает более детального рассказа – как нередко случается, великие деяния саперов остаются забытыми военными историками. В отличие от танкистов и солдат других подвижных дивизий, саперам редко случается купаться в лучах солнца победы, несмотря на значительный вклад, который они вносят в нее, оставаясь все время в тени.

Ничто не показывает драматических обстоятельств жизненно важной переправы через Нижний Днепр более ясно, чем сами факты.

24 августа передовые части 22-й пехотной дивизии, состоявшие из 22-го моторизованного разведывательного батальона, 2-й роты 22-го истребительно-противотанкового дивизиона, 3-й роты 22-го инженерно-саперного батальона и группы средств ПВО, находившиеся под командованием подполковника фон Боддьена, вышли к западному берегу реки. Город удерживали крупные силы советских войск.

На следующее утро Боддьен атаковал их. 16-й пехотный полк, усиленный 2-й ротой 22-го инженерно-саперного батальона и 2-м дивизионом 54-го артиллерийского полка, подтянулся на грузовиках. Соскочив с них, солдаты немедленно включились в ожесточенные уличные бои, уже полыхавшие повсюду. К ночи 26 августа немецкие войска овладели Бериславом и прочно удерживали его в своих руках.

Пришел великий момент для саперов. Ширина Днепра – второй по величине реки на европейской территории России – достигала в этом месте 750 метроа. На противоположном берегу находились советские войска, знавшие о намерении немцев форсировать реку.

Полковник риттер фон Хейгль, командовавший 690-м инженерным полком, отвечал за первую фазу операции – то есть за саму переправу. Два саперных батальона дивизии – 22 и 46-й, – а также 741-й механизированный армейский инженерный батальон и 903-й батальон штурмовых лодок получили приказ переправить первую волну атакующих на противоположную сторону под огнем противника.

30 августа, еще до рассвета, пехотинцы 22-й пехотной дивизии солдаты из Ганновера и из городов и сел Ольденбурга – заняли позиции у кромки воды. Батальоны 16-го пехотного полка находились на острове на реке, куда никто не мог попасть без хорошего знания местности. Дорогу туда им показал рыбак-украинец. Личный состав 47-го пехотного полка ожидал приказа об атаке возле виноградника, прижавшись вплотную к земле в месте, практически лишенном укрытий. Советские бомбардировщики и штурмовики вновь и вновь заходили в поисках цели, сбрасывая осветительные ракеты на парашютах. При их появлении любое движение внизу прекращалось. С рассветом от реки начал подниматься словно Богом посланный в помощь немцам молочный туман.

Было 04.27. Двигатели штурмовых лодок взревели разом. Одновременно заговорили артиллерия и тяжелое вооружение пехоты, обеспечивая огневое прикрытие десанту и сдерживая советскую оборону. Следом за штурмовыми лодками на воду спускались резиновые шлюпки всевозможных размеров.

С дальнего берега взлетели в небо белые ракеты: первые колонны атакующих достигли цели. Артиллеристы передвинули линию огня дальше на восток. Стучали пулеметы, звучали выстрелы карабинов. Пикировщики "Штука" и бомбардировщики 4-го воздушного флота, ревя моторами, проносились над рекой, сбрасывая бомбы на позиции противника. Десантные суда возвращались обратно за новой волной пехотинцев и снова уходили к дальнему берегу.

В течение трех часов солдаты в десантных лодках стояли у своих рулей. Река кипела от взрывов снарядов вражеской артиллерии. Лодки и шлюпки разносило на куски. Соседние – опрокидывались. Но у русских, по-видимому, не было корректировщика огня у реки, потому что орудия их били наугад.

Первая волна атакующей пехоты выбила с позиций советские передовые заграждения и захватила небольшой плацдарм. На саперных плотах начали перевозить тяжелое вооружение. Первая фаза форсирования реки завершилась успешно. Пехотинцы расширяли плацдарм. Двумя днями позже глубина его достигала уже четырех километров. Наступала пора переходить ко второй фазе операции – наведению моста для основных сил дивизии и 30-го корпуса.

Полковник Циммер, командир 620-го горноинженерного полка, в оперативном подчинение которого находились саперные части 49-го горнострелкового корпуса, отвечал за техническую сторону при сооружении 8-тонного моста, состоящего из 116 понтонов. В наведении его участвовали 46 и 240-й инженерные батальоны, а также 54-й горноинженерный батальон вместе с румынской 10-й мостовой ротой – всего свыше 2500 человек.

Понтоны хранились километрах в шести-семи вверх по течению от места переправы. Их соединили попарно, наподобие плота, а потом несколько таких плотов составили в мостовые конструкции. В соответствии с тщательно выверенной схемой действий эти звенья отправили вниз по течению и установили по обоим берегам. Далее обе части продолжали наращиваться навстречу друг другу, пока обе половины не встретились посредине реки. Этот момент всегда вызывал наибольшее напряжение. Только точный расчет офицеров-саперов мог обеспечить безукоризненную стыковку пролетов моста.