Текст книги "Гитлер идет на Восток (1941-1943)"

Автор книги: Пауль Карель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 53 страниц)

В то же самое время командование 11-й армии не могло не заметить, что численность личного состава ее штурмовых соединений ощутимо сократилась за несколько дней постоянных боев. 25 и 26 октября возникало особенно много кризисных ситуаций. 27 октября, прежде чем советское противодействие начало ослабевать, одесские полки армии Петрова дали немцам несколько упорных сражений.

Поэтому Манштейн назначил решающую атаку на 28 октября. Но удар наносить не пришлось: советская 51-я армия оставила позиции и под покровом темноты отошла на восток. Остатки Приморской армии Петрова в беспорядке откатывались на юг в направлении Севастополя. Немцам удалось прорваться в Крым.

11-я армия могла теперь броситься в преследование за бегущим противником. 28 октября без устали связные сновали туда-сюда в административном здании плодозаготовительного совхоза "Аскания-Нова", что примерно в 30 километрах на северо-восток от Перекопа. Начальник оперативного отдела штаба Манштейна, полковник Буссе, развернул оперативную карту в большом зале, служившем комнатой для совещаний. Стрелками, линиями, маленькими кружками и флажками обозначалось начало бегства русских.

Ближе к полудню в помещение вошел Манштейн вместе с полковником Вёлером, начальником штаба 11-й армии.

– Как вы оцениваете обстановку, Буссе? – обратился Манштейн к начальнику оперативного отдела. – Как считаете, русские сдадут Крым?

– Полагаю, нет, господин генерал, – отозвался Буссе.

– И я того же мнения, – согласился Манштейн. – Если бы они поступили подобным образом, то утратили бы контроль над Черным морем и лишились бы сильной позиции, создающей угрозу флангу нашей группы армий "Юг". С этим они спешить не станут. Кроме того, будет непросто найти транспорт для двух армий, чтобы вывезти их оттуда.

Вёлер указал на карту:

– Русские намерены удержать Севастополь, Феодосию и Керчь. Они спасут свои разбитые части, поместив их в эти укрепленные районы, затем пришлют пополнения, переформируют и вновь бросят в бой. Такая возможность будет у них до тех пор, пока в руках у них останется морская крепость Севастополь.

– Вот как раз этому-то мы и должны помешать, – уточнил Манштейн.

Буссе кивнул.

– Но как мы превратим нашу пехоту в подвижные войска? Нам бы танков или хотя бы моторизованную дивизию! Тогда бы все получилось гораздо проще.

Полковник Вёлер решил, что настало время объяснить:

– Мы соединим воедино все механизированные части из состава пехотных дивизий, начиная от разведывательных подразделений и кончая зенитными и противотанковыми батареями, и пошлем их вперед как мобильную боевую группу!

Буссе всецело поддержал предложенную идею.

– Отлично, – подытожил Манштейн. – Вы, Буссе, проследите за формированием этой боевой группы. Возглавит ее полковник Циглер. Первой целью его станет овладение Симферополем – главным городом и транспортными узлом полуострова. Через него лежит дорога к Севастополю и к южному берегу. Ее необходимо блокировать.

Манштейн взял цветной карандаш и несколькими решительными линиями представил на карте оперативный план: 22 и 72-я пехотные дивизии 30-го армейского корпуса будут продвигаться позади мобильной боевой группы Циглера через Симферополь и Бахчисарай к южному побережью – к Севастополю и Ялте. Вновь прибывший 42-й армейский корпус силами 46, 73 и 170-й пехотных дивизий будет наступать на Феодосию и Парпачский перешеек. 54-му корпусу с его 50 и 132-й пехотными дивизиями предстоит идти на юг прямо к Севастополю. Может быть, все же удастся взять крепость неожиданно с хода.

Таков был Манштейн – смелый, быстрый в принятии решений, умевший верно оценить всю обстановку в целом. Его план нарушал планы противника, поскольку генерал Кузнецов отводил советскую 51-ю армию на юго-восток, чтобы, в соответствии с приказом, оказать противодействие немецкому наступлению у Феодосии и Керчи.

Приморская армия генерала Петрова пришла в полное замешательство. Она утратила связь с Верховным Главнокомандованием и потому не имела приказа отступать. Петров собрал всех командиров, начальников штабов и комиссаров дивизий и бригад в штабе 95-й стрелковой дивизии в Екибаше. Между собравшимися закипел жаркий спор. Все боялись брать на себя ответственность. В итоге пришли к решению отступить на юг и защищать Севастополь.

Именно такой реакции и ожидал Манштейн, набрасывая план дальнейших действий в Аскания-Нова.

– Есть вопросы, господа?

– Нет, господин генерал!

– Отлично. Вы проследите за всем, Буссе. А я – в Тридцатый корпус.

Щелкнули каблуки. Снаружи, во внутреннем дворе, зарычал двигатель командирской машины. Тронулись в путь фургоны с рациями. Подвижное отделение штаба, передовой КП 11-й армии, отправлялся на фронт.

По прибытии в 30-й корпус Манштейна ждало опередившее его донесение о том, что 22-я пехотная дивизия генерал-майора Вольфа, в прошлом воздушно-десантная дивизия и потому лучше других укомплектованная автотранспортом, уже сформировала свой моторизованный передовой отряд из частей саперов, противотанковой и полевой артиллерии, армейских ПВО и пехоты. Группа под командованием майора Претца уже прошла Таганаш и двигалась к транспортному узлу Джанкой.

1 ноября боевая группа полковника Циглера овладела Симферополем. Вместе с разведывательным подразделением 22-й пехотной дивизии, находившимся под началом подполковника фон Боддьена, она пробилась через горы и вышла к южному побережью в районе Ялты, отрезая таким образом путь стремившимся к Севастополю крупным силам советской Приморской армии.

В восточном секторе Крыма 46-я пехотная дивизия вышла к Парпачскому перешейку и блокировала его прежде, чем туда успели подойти советские формирования. 3 ноября полки 170-й пехотной дивизии овладели городом Феодосией и ее гаванью. В ходе ожесточенных боев 46 и 170-я пехотная дивизии прорвались через Парпачский перешеек. Командир 401-го пехотного полка подполковник Тило и его адъютант лейтенант фон Протт погибли во время атаки у проволочных заграждений перед опорным пунктом. Потери ощутимо росли. Численность личного состава рот сократилась до двадцати человек, в лучшем случае до тридцати. Но, несмотря на это, победа была полной. Только штаб и отдельные разгромленные части советской армии без тяжелого вооружения смогли спастись бегством на материк через Керченский пролив. 15 ноября пал сильно укрепленный форпост – город Керчь.

Передовое подразделение 22-й пехотной дивизии майора Претца также наступало в соответствии с графиком. Обойдя Симферополь, оно вступило в скалисты горы Яйла. Хотя солдаты и не привыкли действовать в горах, они отлично приспособились к новыми для них условиям. Во взаимодействии с 124-м пехотным полком 72-й пехотной дивизии они овладели Алуштой и окружили советскую кавалерийскую дивизию. Взяли Ялту, порт и знаменитый курорт Монте-Карло на Черном море.

Подполковник Мюллер со своим 105-м пехотным полком 72-й пехотной дивизии повернул на запад, к Севастополю, вдоль идущей по берегу дороги и смелым броском захватил Балаклаву – самый южный бастион крепости. Все, казалось, шло в соответствии с планом.

50 и 132-я пехотные дивизии 59-го корпуса, двигавшиеся с севера, тоже действовали на подступах к Севастополю успешно. Но внезапно сопротивление советских войск обрело новую силу. В бой вступили советская морская пехота и крепостная артиллерия – свежие и боеспособные штурмовые части, – а также 79-я бригада курсантов военного училища из Новороссийска. Они не сдавали ни метра земли. Стало ясно, что с имевшимися в наличии уже вымотанными боями полками взять Севастополь с ходу немцам не удастся. Приза, способного увенчать корону победителя, Манштейн все же лишился.

Но хотя 11-й армии и не удалось овладеть Севастополем, высочайший боевой дух наступающих частей позволил тем не менее почти полностью уничтожить противника в поле. Двенадцать стрелковых и четыре кавалерийские дивизии были по большей части разгромлены. Шесть немецких пехотных дивизий взяли в плен свыше 100 000 солдат и офицеров противника, а также уничтожили или захватили 700 артиллерийских орудий и 160 танков.

16 ноября 1941 г. и далее перед 11-й армией стояла задача овладения последним бастионом вражеской обороны в Крыму, одной из сильнейших морских крепостей в мире, посредством удара с суши. Севастополь должен был пасть так или иначе. Нельзя было обойти эту морскую цитадель с ее обширным портом, нельзя было и блокировать, заперев с суши. Поскольку наличие Севастополя давало Сталину шанс в любой благоприятный момент развернуть морскую десантную операцию против фланга немецких войск на Восточном фронте, пришло время начать методичный штурм города-крепости. Ничто не могло быть оставлено без внимания. Правильное применение артиллерии и обеспечение ее боеприпасами превратилось в ключевую проблему в данной операции вслед за полным блокированием подходов к городу с суши.

Представление о том, какую предварительную работу приходилось проделывать артиллеристам, дает сцена, типичная для батарей 22-й пехотной дивизии, расположенной к северо-востоку от Севастополя. Унтер-офицер Плейер только что выплеснул воду из заржавевшей банки из-под консервов, стоявшей под дырой в крыше старого русского деревянного блиндажа, когда зазвонил телефон.

– Дора-два, – произнес Плейер в трубку. "Дора-два" – таков был позвыной штаба 22-го артиллерийского полка. Он располагался в знаменитой Бельбекской долине на высоте 304, неподалеку от маленького сельца Сюрень в 27 километрах от Севастополя.

Человек, голос которого звучал с противоположного конца телефонной линии, представился как Альбатрос-три.

– Я слушаю, – сказал Плейер. Медленно повторяя каждое слово, он записал сообщение: "Вчера ночью приехали восемь девушек без корзин. Конец донесения". – Сообщение принятно. Отбой.

Плейер положил на место трубку и взял зеленую папку с полки рядом с телефоном. Аппарат зазвонил вновь.

На сей раз с унтер-офицером говорил Цапля-пять. Цапля-пять передал через Плейера еще более странное сообщение, чем даже Альбатрос-три. Теперь о приехавших без корзин девушках речи не шло, но, как оказалось: "Органист запустил в Герду тортом".

Унтер-офицер Плейер не смеялся. Он старательно записывал текст, повторяя слова: "… в Герду тортом".

Донесения, подобные этим двум, шли и шли. Их присылали передовые наблюдатели, по вспышкам выстрелов и по звуку полета снарядов они определяли расположение орудийных позиций в Севастополе. Передавать свои сообщения наблюдатели могли только в зашифрованном виде, поскольку в труднодоступных районах русским то и дело удавалось подключаться к немецким телефонным линиям. Поэтому кодовые слова использовались для обозначения калибров, особенностей местности, огневых окопов, воинских частей и самих наблюдательных пунктов немцев. Потому-то и получались такие забавные фразы вроде "девушек, приехавших без корзин" или Герды, в которую "запустил тортом органист". На артиллерийских КП сведения о каждой обнаруженной пушке, наблюдательном или опорном пункте вносились в специальные реестры с указанием расстояний. Благодаря этому наводчики знали обо всех важных целях. Таким образом, крепость и подступы к ней находились под беспрестанным наблюдением, все время велась разведка, и постоянно пополнялись и корректировались списки объектов.

То, что мы видели в штабе 22-го артполка во второй половине ноября, происходило повсеместно на всех КП частей 11-й армии. Там кипела лихорадочная работа. Манштейн хотел взять Севастополь к Рождеству. 11-ю армию надлежало поскорее высвободить для выполнения другого задания наступления на Кавказ. Она не могла сидеть привязанной в Крыму вечно. По этой причине Манштейн сосредоточил на овладении Севастополем все свои силы.

После изнурительных боев в горах, где 11-я армия смогла также применить вновь прибывшую румынскую 1-ю горную бригаду, немцам удалось закрыть проход между левым флангом 54-го корпуса и 30-м корпусом в горах Яйла. Но четырех дивизий, стоявших восточнее крепости в конце ноября, было едва ли достаточно для решающего штурма. Как и всегда во время кампании в России, перед войсками слишком малой численности ставились очень крупные, грандиозные для них задачи. В результате Манштейн рискнул оголить открытый Керченский полуостров, оставив там всего одну дивизию – 46-ю пехотную. Это означало, что

300-километровую береговую линию охраняли фактически не более, чем усиленные полевые сторожевые заставы. Что случилось бы, высадись в Керчи русские? Манштейну приходилось уповать на лучшее. Он имел все основания доверять командиру 42-го армейского корпуса, графу Шпонеку, опытному и деятельному генералу, и его 46-й пехотной дивизии.

17 декабря закончились все последние приготовления к штурму Севастополя. С первыми проблесками рассвета по всему 20-километровому фронту 54-го корпуса открыли огонь орудия всех калибров. Вновь большую роль в операции играл 8-й авиакорпус генерала фон Рихтгофена. Его самолеты штурмовой авиации и пикирующие бомбардировщики наносили удары по советским укреплениям и огневым позициям. Началась первая битва за Севастополь.

Город пылал. Взять его предполагалось с севера. Направление главного удара пролегало через участок 22-й пехотной дивизии, образовывавшей правый фланг 54-го корпуса. Рядом действовали 132, 24 и 50-я пехотные дивизии. Гренадеры 16-го пехотного полка атаковали склоны Бельбекской долины и смогли далеко углубиться в советскую оборону.

2-й батальон вышел к знаменитому Камышлинскому ущелью и отчаянным броском захватил господствующую высоту 192. Измотанные и изрядно поредевшие взводы остановились – солдаты повалились спать прямо в кустарнике. Вместе с частями 132-й пехотной дивизии – соседней частью на юге – 16-й пехотный полк очистил от противника противоположный склон и ударил прямо по укрепленному району к югу от Бельбекской долины. Штурмовые батальоны 132-й пехотной дивизии, при активной и действенной поддержке минометов саперов, в первый день прошли не более 6-7 километров. Даже обычно наводившие страх на противника "Штука-цу-фусс" не смогли сломить упорного сопротивления защитников.

Правее, на ледяном пронизывающем ветру прокладывали себе путь вперед по гряде холмов через ряды дотов и колючей проволоки батальоны 65-го пехотного полка. Они продвигались очень медленно.

На самой оконечности правого фланга, на участке 47-го пехотного и румынского моторизованного полков, роты увязли на три дня перед укреплениями долины реки Качи. Убийственный огонь оборонявшихся не давал наступающим продвинуться. В их боевых порядках творился сплошной кошмар.

21 декабря на участке 47-го пехотного полка 22-й пехотной дивизии капитан Виннефельд повел свою роту в адское пекло. Но остаться там, где они находились, означало почти наверняка погибнуть. Атакуя, они могли получить шанс уцелеть.

– Вперед! Ворвемся в русские окопы! – В ход идут ручные гранаты, шанцевый инструмент, автоматы! Убей или будешь убит! Таким вот образом 3-й батальон 47-го пехотного полка прорвал русские рубежи. На берегу эскадроны 22-го разведывательного подразделения и 6-я рота полка специального назначения "Бранденбург" овладели самым передовым советским опорным пунктом.

Затем на советских рубежах разгорелся жестокий рукопашный бой – немцы и русские, казалось, готовы были загрызть друг друга, разорвать на части голыми руками. Наконец 23 декабря 22-я пехотная дивизия силами 16-го пехотного полка полковника фон Хольтица вышла к дороге, ведущей в крепость с севера на юг. Внешнее кольцо укреплений, опоясывавших Севастополь, находилось в руках немцев.

Но Севастополь держался. Из стволов спаренных башенных тяжелых орудий батареи "Максим Горький" скрывающиеся под землей защитники обстреливали позиции противника 305-мм снарядами. Доты и пулеметные точки поливали немцев огнем. И в этом аду войска Германии встретили Рождество.

Не было свечей, звона колоколов и писем. Зачастую и для многих подолгу не находилось горячей пищи.

24-я и 132-я пехотные дивизии продвигались лишь мелкими шажками. Хорошо пристрелявшиеся советские минометные батареи обстреливали немецкие резервы в просветах между зарослями кустарника и на дороге. Защитники прочно обосновались в выстроенных из теса и земли дзотах и блиндажах, которые приходилось брать с боя один за одним. Так единый штурм распался на множество отдельных маленьких сражений. Батальоны 24-й пехотной дивизии буквально приносили себя в жертву ради продолжения наступления. Единственный ощутимый прогресс наблюдался на участке 22-й пехотной дивизии.

28 декабря в 07.00 измотанные солдаты 22 и 24-й пехотных дивизий сгруппировались для окончательного штурма главного района обороны крепости. Полковые командиры сидели у полевых телефонов, получая приказы.

– Общий штурм. Всеми силами, – вот что требовали они. – Крепость должна пасть в канун Нового года!

В канун Нового года. И они пошли.

Все, кто побывал в том сражении и остался жив, и по сей день вздрагивают при одном воспоминании о нем. Такого 65-й, 47-й и 16-й пехотные полки прежде не видывали.

Полковник фон Хольтиц со своим 16-м полком находился в самом центре штурма. Перед наступлением темноты 28 декабря штурмовые части проложили себе путь к самому мощному форту Сталина – ключевому опорному пункту на северных подступах к Севастополю. Если форт будет взят, дорога к Северной бухте – огромной гавани Севастополя – окажется открытой. Тот, кто овладеет портом, сможет задушить оборону крепости.

В тот момент, 29 декабря, разорвавшейся бомбой на штаб Манштейна свалилась новость: после подготовительной высадки у Керчи, мощные советские силы вторжения десантировались теперь также и у Феодосии, на перешейке между Крымом и Керченским полуостровом. Они смели малочисленные немецкие рубежи прикрытия и овладели городом. Защищали район только 46-я пехотная дивизия да несколько слабых румынских частей. Все остальные войска командующий задействовал для штурма Севастополя.

– Что мы предпримем теперь, господин генерал? – спросил командующего начальник оперативного отдела 11-й армии.

И что же, в самом деле, можно было предпринять? Оставить в Керчи и Феодосии все как есть до падения Севастополя? Или же приостановить натиск на город, а высвободившиеся войска бросить на устранение угрозы у себя в тылу?

Манштейн не любил принимать решений в спешке. Он отправился в здание школы села Сарабуз, где с середины ноября размещался штаб 11-й армии, чтобы внимательно изучить последние донесения. Сам генерал, равно как его начальник штаба и начальник оперативного отдела квартировали в старой крестьянской хате по соседству, в очень скромно обставленных комнатах. Кровать, стол, стул, умывальник с полотенцем – вот, собственно, и вся обстановка. Манштейн не любил реквизировать мебель, чтобы, как он сам выражался, "создавать себе комфорт, которого лишены солдаты".

Оперативные карты в штабе отражали смертельно опасную ситуацию, в которой находилась Крымская армия в течение последних пяти часов. Несколько дней назад, как раз на Рождество, части советской 51-й армии неожиданно форсировали Керченский пролив шириной всего пять километров и после успешного завершения переправы 26 декабря 1941 г. сосредоточились по обеим сторонам от города.

Командир 42-го корпуса генерал-лейтенант граф фон Шпонек отрядил свои 73 и 170-ю пехотные дивизии для штурма Севастополя, оставшись на полуострове только с 46-й пехотной дивизией. Однако три ее полка смогли, устремившись в немедленную контратаку при температуре 30 градусов ниже нуля, не дать советским войскам расширить их плацдармы и после переброски последних резервов даже сбросить в некоторых местах противника в море. Вздохнув с облегчением, Манштейн не стал отменять наступательных операций под Севастополем. Но на сей раз, 29 декабря, русские уже с 02.30 находились в Феодосии.

Манштейн изучал красные стрелки на оперативной карте. Если немедленно не бросить против русских какие-то части, неприятель сможет блокировать Парпачский перешеек, 20-километровый проход из Крыма на Керченский полуостров, отрезать 46-ю пехотную дивизию и ударить в тыл немецким войскам под Севастополем. Вновь стали очевидными последствия безбожного нарушения германским Верховным командованием непреложных законов современной войны: 11-я армия не располагала моторизованными мобильными оперативными резервами. Было только одно решение: перебросить к Феодосии часть войск из-под Севастополя.

Сдерживая волнение, стояли рядом с Манштейном перед картой начальник штаба и начальник оперативного отдела. Что же, прервать сражение за Севастополь? Именно этого и добивалось советское командование, высаживая войска у Керчи?

Манштейн и его офицеры напряженно обдумывали ситуацию, взвешивая все "за" и "против". Разве все не выглядело так, что под Севастополем, на участке 22-й пехотной дивизии, достаточно было одного последнего усилия, чтобы захватить жизненно важную бухту? Если это удастся, немцы овладеют господствующей позицией, тогда штурм города можно будет отложить без всякого риска даже на несколько недель. Взятие под контроль немцами Северной бухты не позволит противнику перебрасывать в город подкрепления по морю. Он окажется в плотном кольце, а высвобожденные дивизии можно будет направить к Феодосии и Керчи, чтобы сбросить советские войска обратно в море. Главное, чтобы генерал граф Шпонек смог продержаться еще хотя бы два или три дня. Конечно же, собрав все возможные резервы, он сможет связать русских под Феодосией на такой непродолжительный срок.

В этом виделся разумный выход. Поэтому Манштейн приказал:

– На северном участке перед Севастополем Двадцать вторая пехотная дивизия возьмет форт Сталина и продвинется к бухте. Атака на город с востока будет приостановлена; Сто семидесятая пехотная дивизия будет немедленно снята с форта и переброшена к Феодосии.

Началась погоня за временем. Окажется ли верным расчет? В 10.00 29 декабря 1941 г. в штаб армии пришло шифрованное сообщение из корпуса графа Шпонека. Содержание не могло не вызывать тревоги: "Командование корпуса выводит войска с Керченского полуострова. 46-я пехотная дивизия начинает продвижение в направлении Парпачского перешейка".

Манштейн заколебался. Несколько дней назад, в Рождество, когда по обеим сторонам Керчи высадилась советская 244-я стрелковая дивизия, граф Шпонек предлагал оставить полуостров. Манштейн решительно отверг подобное предложение и недвусмысленно приказал оборонять эти жизненно важные подступы к Крыму. Теперь командир 42-го корпуса действовал без разрешения и даже вопреки строгому приказу.

Манштейн распорядился передать назад в корпус:

– Немедленно остановить отход.

Но сообщение не достигло цели. Штаб корпуса больше не отвечал. Граф Шпонек уже распорядился демонтировать рацию. Впервые со времени начала кампании на Востоке командир такого высокого ранга не подчинился приказу начальника. Симптоматический случай, затрагивающий основополагающие принципы. Генерал-лейтенант граф Ганс фон Шпонек, наследник дюссельдорфского рода кадровых офицеров, родившийся в 1888 г., служивший еще в Императорской гвардии, был человеком исключительной личной храбрости и прекрасным боевым командиром. Командуя 22-й воздушно-десантной дивизией, которая в 1940 г. в результате смелого рейда захватила "крепость Голландию", Шпонек получил за Западную кампанию "Рыцарский крест". Впоследствии, уже как командир 22-й пехотной дивизии, в которую преобразовали воздушно-десантную дивизию, он также отличился во время форсирования Днепра.

Значение произошедшего состояло в том, что граф Шпонек стал первым немецким командиром в звании генерала на Восточном фронте, который, когда две советские армии атаковали его единственную дивизию, оказавшись перед альтернативой держаться насмерть или отступить, выбрал последнее. Он отреагировал на советскую угрозу не в соответствии с гитлеровскими принципами руководства войсками, а в соответствии с правилами, воспитанными в нем прусским генштабом. Они требовали от командира холодно и беспристрастно взвешивать каждую ситуацию, проявлять гибкость, принимать решения в соответствии с обстановкой и не бросать солдат в мясорубку без какой-то очень веской на то причины. Шпонек такой причины не видел.

Какие же соображения заставили графа не подчиниться приказу свыше?

Хотя сам Шпонек никаких записок и дневников не оставил, его начальник оперативного отдела и заместитель начальника штаба, майор Айнбек, изложили в служебной записке аргументы командования корпуса. Сохранился также доклад подполковника фон Альфена, начальника штаба 617-го инженерного полка.

Вот какая картина складывается из этих документов. 28 декабря 1941 г. 46-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Гимера, собрав в кулак все свои резервы, сумела ликвидировать советский плацдарм к северу от Керчи. Советские солдаты, а особенно уроженцы Кавказа, демонстрировали невероятные чудеса храбрости. Несмотря на 20-градусный мороз, они подобрались к крутому берегу по шею в воде, создали там опорный пункт и без поставок снабжения держались в течение двух суток. Раненые превращались в затянутые ледком груды плоти. Многие умирали от переохлаждения. Войска противника, высадившиеся к югу от Керчи, оказались блокированы, но в этот момент советские морские части атаковали у Феодосии, в 100 километрах от Керчи. Под покровом темноты в гавань вошли тяжелый крейсер, два миноносца и десантные суда.

Из 147-го армейского дивизиона береговой артиллерии, посланного на защиту Феодосии, к месту назначения добрались пока только четыре 105-мм орудия и личный состав штаба. Вдобавок в порту находились всего одна немецкая и одна чешская гаубицы. Советские боевые корабли выхватили лучами своих прожекторов орудийные позиции немцев и, обрушив на них всю мощь своей артиллерии главного калибра, разнесли в щепы. После этого русские произвели высадку.

Для пехотного боя немцы располагали саперным взводом из подразделения десантных лодок и истребительно-противотанковым взводом с двумя 37-мм противотанковыми пушками. К счастью, 46-й инженерный батальон, шедший маршем на запад, разместился в Феодосии на ночлег. Граф Шпонек поручил отражение советского десанта подполковнику фон Альфену. Подполковник собрал и поставил под ружье всех, кого только смог найти, – казначеев, механиков-ремонтников, личный состав продовольственных складов и почтовой службы, дорожно-строительную роту и связистов. С помощью такой пестрой команды он организовал первую линию обороны на подступах к городу.

В 07.30 в штаб графа Шпонека в Кенегесе поступило донесение: "Советские войска высаживаются также на открытом берегу к северо-востоку от Феодосии". Десантировалась целая дивизия.

Через несколько минут телефонная связь с армией и с Феодосией оборвалась – как раз после того, как граф Шпонек получил сообщение о том, что Манштейн посылает к Феодосии 170-ю пехотную дивизию из-под Севастополя и две румынских бригады из гор Яйла.

Какие цели преследовали русские? Тактическая их задача заключалась в том, чтобы перерезать узкий перешеек между Крымом и Керченским полуостровом и уничтожить 46-ю пехотную дивизию. Но стратегическая цель, вне сомнения, состояла в нанесении со своего плацдарма под Феодосией быстрого удара по Крыму с целью захвата транспортного узла в тылу у Севастопольского фронта и пресечения поступления тылового обеспечения 11-й армии.

То, что русские преследуют стратегические цели, а не просто осуществляют рейды местного характера на побережье, подтверждалось тем фактом, что силы вторжения включали в себя две армии – 51-ю под командованием генерала Львова в районе Керчи и 44-ю под началом генерала Первушина под Феодосией. 44-я армия уже высадила примерно 23 000 военнослужащих 63 и 157-й стрелковых дивизий.

Генерал граф Шпонек задался вопросом: хватит ли у 46-й пехотной дивизии сил сбросить войска противника в море в Керчи и одновременно удержать Парпачский перешеек в боях против высаживавшихся в Феодосии советских частей? Он ответил "нет".

Майор Айнбек написал: "Командование корпуса могло перехватить инициативу, только немедленно сфокусировав все усилия в районе Феодосии. На данном участке можно было предотвратить наступление противника на Джанкой или Симферополь, создававшее угрозу 11-й армии. Это решение означало оставление Керченского полуострова вплоть до линии Парпачского перешейка".

Граф Шпонек считал, что ввиду ответственности, которую он несет за жизнь 10 000 человек, времени терять нельзя. Видя и понимая ситуацию такой, какой она была вблизи, непосредственно там, где протекали события, он считал оправданным поступить вразрез с приказом командующего. Граф понимал, что рискует собственной головой. Он знал суровые законы военной дисциплины, но также осознавал моральную обязанность командира выбирать между обоснованным и формальным приказом в пользу первого. Ему не удалось избежать трагической дилеммы, которая возникает в тех случаях, когда обязанность человека выполнять распоряжения входит в столкновение с личными представлениями об оперативной необходимости.

В 08.00 29 декабря граф Шпонек приказал 46-й пехотной дивизии выйти из боевого соприкосновения с неприятелем под Керчью, форсированным маршем выступать к Парпачскому перешейку, "атаковать противника в Феодосии и сбросить его в море". Он послал в штаб армии сообщение о предпринятом шаге и тут же распорядился демонтировать рацию.

Довольно о стратегических и тактических соображениях графа Шпонека. Они были разумными, трезвыми и смелыми. В них нет ни тени трусости, нерешительности – совесть графа чиста.

При температуре минус 40 градусов, в ледяную метель батальоны 46-й пехотной дивизии, части ПВО, саперы и артиллеристы выступили в поход. Им предстояло покрыть расстояние в 120 километров. Только раз, и то случайно, объявили пятнадцатиминутную остановку, чтобы дать солдатам по кружке горячего кофе. Они шли маршем сорок шесть часов. Люди обмораживали носы и пальцы рук и ног. Большинство коней не имело зимних подков и выбивалось из сил. Они падали от изнеможения. Артиллеристам приходилось бросать орудия на обледеневшей дороге.

В то время как полки 46-й пехотной дивизии отходили в чрезвычайно трудных условиях, но тем не менее в порядке, Манштейн привел в действие план овладения фортом Сталина у Севастополя, а затем оказания помощи графу Шпонеку. Роты 16-го пехотного полка изготовились для решающего штурма. Укрепления форта зловеще высились над заграждениями из колючей проволоки и окопами, преграждавшими подступы к нему. Немецкие штурмовые подразделения бесшумно прокладывали себе путь через проволоку. Взлетела в воздух красная ракета. Немецкая артиллерия открыла огонь дымовыми зарядами, чтобы ослепить русских в форте.