Текст книги "Меж двух огней"

Автор книги: Патрик Вудроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

– И что теперь?

– Теперь мы повезем тебя лечить. А потом мы вернемся туда и найдем то, что спрятано на борту корабля.

– Кучу трупов, воображаю.

Возможно, она была права. Стрейкен, конечно, и без нее догадывался. Корабль этот был военной могилой. Легко не будет.

– Я не думаю, что мое наследство – это куча трупов японцев, а ты как считаешь?

– Твое наследство? Ланс, да что ты говоришь?

Потребовалось всего лишь несколько минут, чтобы заполнить пробелы, которые он оставил, излагая откорректированную версию своей жизни на «Морском духе». Кей Ти смотрела на него как на старого любимца семьи, который внезапно взбесился.

– И вот, – сказал Стрейкен, – я собираюсь нырять на Керкуллах. Поедешь со мной?

Она улыбнулась и кивнула.

– Ты уверена?

– Конечно.

Кей Ти была вся покрыта испариной.

А в это время в Южно-Китайском море Казуйоши Вакахама только что приказал капитану разворачивать «Фубуки». Пили Паранга не оказалось там, где он обещал быть. Поездка обернулась напрасной тратой времени, и Вакахама злился. Он не любил, когда испытывали его терпение, и менее всего, если это было такое низшее звено, как татуированный малайзиец.

Но отсутствие Пили Паранга возбудило у него и некоторые подозрения. Пили попросил отпустить его, чтобы совершить личную кровную месть против человека, который убил его брата. Теперь он пропал, а катер, который он собирался уничтожить, бодро проплыл мимо «Фубуки» несколько часов назад.

Вакахама не достиг бы своего нынешнего положения, если бы был невнимателен к деталям. Как только он увидел «Морской дух», возвращающийся с Керкулл, он приказал своему капитану следить за его передвижениями по радару. Куда бы «Морской дух» ни пошел, следовать за ним повсюду, пока не будет установлено, что случилось с Пили.

Но была и еще одна причина, почему Вакахама приказал наблюдать за катером. Паранг радировал и сообщил, что человек, убивший его брата, сейчас ищет затонувшее судно. Эта деталь крепко засела в мозгу японца. Он знал историю своей страны. И это означало, что он знал старую историю об одном японском корабле, пропавшем в Южно-Китайском море.

53

Они взяли такси обратно до пристани. Каждая неровность на дороге отдавалась болью в запястьях Кей Ти. Следующие несколько часов исчерпают ее жизненные силы до предела. Стрейкен помог ей лечь в постель и удостоверился, что питьевая вода и упаковка болеутоляющих у нее под рукой. Таблетки были размером с чернику.

Перед отъездом Стрейкен позвонил Джилкристу. Разница во времени с Вашингтоном составляла двенадцать часов, так что он позвонил своему редактору на мобильный телефон, зная, что тот ушел из офиса уже давным-давно.

– Мак-Коли, здравствуйте. Это Эд.

– Привет, Эд, как дела?

– Отлично, – соврал он, – я тут подумал, что надо бы звякнуть вам.

– Хорошо. – Джилкрист больше ничего не сказал, так что Стрейкен понял, что он должен сам продолжать.

– Вы получили мои снимки?

– Да, конечно.

– И как, понравились?

– Конечно, понравились, Эд. У тебя талант, мой друг. Чертовски верный глаз.

– Спасибо. Послушайте, у меня тут скоро будут еще. Вчера я встретил старую китовую акулу. Думаю, она вам понравится.

– Здорово, Эд.

Однако что-то в голосе редактора настораживало. Согласно одному из золотых правил подводной фотографии нельзя публиковать слишком много снимков китовых акул. Это должен быть маленький триумф даже для такого бывалого старого циника, как Джилкрист. Стрейкен забеспокоился.

– Все в порядке, Мак-Коли? У вас голос напряженный.

– Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Рутгер Верховен?

– Да, – сухо ответил Стрейкен, – мой старинный приятель.

– Он звонил. Сказал, что у тебя неприятности. Какие-то проблемы, сынок?

Слова были дружелюбные, а вот тон – не очень. Джилкрист уже заранее знал ответ.

– Это длинная история.

– Да уж верно, не поспоришь. Через два часа после его звонка мне в дверь постучала пара федералов, хотели знать, где ты ошиваешься. Знаешь, Эд, довольно неприятно, когда у тебя в конторе федералы. Языки-то болтают.

– Что вы им сказали?

– Я им сказал, что ты в Малайзии. Что ты посылаешь мне десять пленок фотографий в месяц, и это все, что меня интересует…

– В Малайзии? Вы конкретнее не называли?

– Сначала нет.

– А потом?

Стрейкен бросал монету за монетой в щель телефона и ждал, когда Джилкрист ответит.

– Потом я сказал им, что думаю, ты в Куантане, потому что именно туда я посылал тебе первый гонорар.

– Черт.

Стрейкен инстинктивно оглянулся. Верховен может быть прямо здесь и следить за ним.

– Верховен сообщил, что ты обвиняешься в убийстве и изнасиловании.

– Нет, – сказал Стрейкен с отчаянием в голосе. – Это неправда. Вы должны поговорить с полицейским на Кюрасао. Он подтвердит, что не было никакого убийства. Произошел несчастный случай.

– Эд?

– Да?

– Мне плевать. Я не хочу ничего об этом знать. – Пауза. – Эд?

– Да?

– Выслать тебе еще сколько-нибудь из твоих денег, сынок?

Придется как-нибудь поставить Джилкристу очень большую порцию хорошего пива.

Они направились на юг, держась справа от побережья. Сумо постоянно увеличивал скорость, и они добрались до пролива Джохор незадолго до полудня. Он высадил их на северном побережье и протянул Стрейкену бумажку с адресом пристани, где он будет ждать их завтра. Основной задачей Сумо на следующие двадцать четыре часа было придумать убедительную историю об исчезновении Пили Паранга. Стрейкен не просил, но Сумо все равно сказал, чтобы он не беспокоился. У него есть кузены во всех нужных местах, и он гарантировал, что лишних расспросов не будет.

До ближайшей дороги нужно было идти полтора километра. К тому моменту, когда они добрались до нее, Кей Ти сильно вспотела. Стрейкен положил ей руку на лоб. Он был горячий, но не от солнца, это был жар. Ее легкие хрипели при каждом вдохе. Они ухудшали ее и без того тяжелое состояние, но нельзя было и помыслить о том, чтобы отправить ее в Сингапур самолетом одну. Иммиграционная служба прицепится и начнет выяснять, где она получила такие травмы, что может привести к еще более нежелательным вопросам. Гораздо безопаснее было выбрать окольный путь. Они стояли на краю населенного пункта под названием Пазир-Рис. За десять минут они нашли такси, направляющееся в город. Оно подвезло их прямо к дверям центральной больницы, где Кей Ти приняли в высшей степени квалифицированно.

Кузен Сумо позвонил заранее, и хирург их уже ждал. Под белым халатом на нем были хлопчатобумажные брюки и рубашка для регби. Китайские лица обычно выглядят моложе, чем европейские, но Стрейкен прикинул, что этому хирургу было не более тридцати пяти. Он бы предпочел, чтобы тот был лет на двадцать постарше. Стрейкен хотел, чтобы тот выглядел изможденным и усталым. Он хотел, чтобы тот выглядел так, как будто у него слишком много работы и ему за нее недоплачивают. И больше всего он хотел, чтобы человек, который будет продувать легкие Кей Ти, выглядел опытным. Вместо этого хирург казался только что сошедшим с рекламы зубной пасты. Он представился как Фрейзер Чан. Его рукопожатие напоминало сашими: безвольное и влажное. Он быстро взглянул на руки Кей Ти.

– Что произошло?

– Несчастный случай на рыбалке, – ответил Стрейкен.

– Какой несчастный случай?

– Самый неприятный. Она запуталась в сорвавшейся леске.

Чан посмотрел на них, как будто думал, что у нее было больше шансов порезать руки о рог взбесившегося единорога. Он пробормотал что-то неразборчивое и объявил, что продует легкие Кей Ти позже сегодня днем. Стрейкен решил свое недовольство оставить при себе. Он должен доверять. Они не в той ситуации, чтобы выбирать врачей, вид которых ему понравится. Он поцеловал Кей Ти в лоб.

– Увидимся, когда проснешься.

Через несколько секунд вошла медсестра с креслом на колесиках и увезла Кей Ти в палату.

Надо было убить время, и Стрейкен хотел отправить Джилкристу свои последние снимки как можно скорее. Не только чтобы отплатить американцу за лояльность, а скорее, чтобы уверить своего редактора, что с ним, Стрейкеном, стоит сотрудничать. Самое последнее, чего он хотел, это чтобы его вычеркнули из платежной ведомости «Нэшнл джиографик».

Чан позволил ему воспользоваться телефоном в своем кабинете. Стрейкен нашел по телефонному справочнику несколько лабораторий. После двадцати минут тяжелого торга он уломал одного хозяина в Чайнатауне разрешить поработать на своем оборудовании за разумную плату, взял такси и поехал в центр города.

Он нашел лабораторию на боковой улице рядом с храмом. Она была на втором этаже старинного торгового дома, над портновским ателье, окна которого выходили на вид небоскребов в финансовом районе. Через улицу в ларьках готовились крабы с черным перцем, самбал горенг и соевый творог; ароматы представляли достойную конкуренцию запаху фимиама, доносившемуся из дверей храма. Воздух был липким и горячим.

Стрейкен заплатил хозяину лаборатории вперед. Тот был свободным фотожурналистом, освещающим текущие события, и, судя по оборудованию в его лаборатории, хорошо делал свое дело. Сначала он явно нервничал, но когда увидел фотоаппарат Стрейкена, начал успокаиваться. Стрейкену потребовалась какая-то пара минут, чтобы почувствовать себя как дома и убедить сингапурца, что он знает, что делает. Они вместе выкурили по сигарете, затем хозяин ушел купить еды.

На таком классном оборудовании Стрейкен мог работать быстро. Скоро у него уже была лента из тридцати шести негативов, которые он поднес к свету, чтобы рассмотреть поближе. Они выглядели довольно неплохо. Китовая акула охотно позировала, пока Кей Ти не прикоснулась к ней. Стрейкен был особенно доволен рыбками-лоцманами, которые выглядывали из-за гигантского брюха акулы. Он сделал еще четыре снимка со стороны дорсального плавника, как он рассекает планктон. Плавник выглядел как альпийский пик в снежном шторме: гранитная плита, покрытая пятнами снега.

Он сделал тридцать кадров примерно за шесть минут. Один снимок в двенадцать секунд. Прекрасно. Затем были еще снимки его раненой, но героической рыбы-камень на каменном поле. Они были не очень удачными, но все равно пойдет. Последние три кадра пленки казались совершенно черными. Он, наверное, случайно нажал затвор, не сняв крышку объектива. Так портить пленку было не в его правилах. Он отрезал первый негатив и выбросил его в мусорную корзину, проклиная себя за невнимательность.

Второй негатив уже полетел было в том же направлении, как вдруг он заметил белые отметины в левом верхнем углу. Стрейкен всмотрелся внимательнее. Линии казались личинками или маленькими кусочками запутанной нити. Он понятия не имел, откуда они взялись и как попали в кадр. Стрейкен схватил свой фотоаппарат, чтобы проверить, не поцарапал ли он водонепроницаемый футляр.

Нет, не поцарапал. Охваченный любопытством, он включил лампу и просветил негатив насквозь, крутя его так и сяк. Сначала он ничего не заметил, но, приглядевшись, вдруг понял, на что смотрит. Он схватил увеличительное стекло с полки.

Лупа уничтожила все сомнения. Стрейкен вспомнил те три снимка, сделанные в пещере. Он и не собирался что-либо там фотографировать; он просто использовал свет от вспышки. В первый раз объектив смотрел на крышу пещеры и ничего не уловил. Но во второй раз он уже был направлен вдоль корпуса корабля к носу. Совершенно случайно Стрейкен сфотографировал нечто очень важное для своего поиска.

Белые переплетения были не кусочками нитки и не царапинами на линзе. Это были японские иероглифы. Белая краска, название корабля.

54

Стрейкен не мог сам прочитать иероглифы, но это неважно. Все равно это значительный прорыв. Название корабля дает ему первую серьезную подсказку в поисках ответа о тайне его груза. Он быстро прибрался в лаборатории. Оставил хозяину один из самых простых снимков китовой акулы в качестве благодарности, закрыл дверь и выбежал на улицу.

Портной с первого этажа деловито рассказывал туристам, что он делает самые лучшие рубашки в Сингапуре. Он дал Стрейкену пройти, равнодушно скользнув по нему взглядом, как будто содержимое кошелька именно этого иностранца не стоило его усилий. Стрейкен выглядел соответствующе. Он плохо выспался, нерасчесанные волосы были покрыты солью, и кое-где виднелась кровь. Он не брился по меньшей мере неделю. Его рабочая куртка служила ему картотекой, ящиком для инструментов и подушкой. Стрейкен не стирал ее вот уже шесть лет, со дня покупки.

Он срезал путь через Чайнатаун, уворачиваясь от группы детишек, и чуть не столкнулся с рикшей. Ему хотелось знать перевод японских иероглифов, и деловой район, который он видел из окна лаборатории, казался разумным местом для начала поисков.

Небоскребы стояли впечатляющей группой на берегу грязно-коричневой реки. Они светились в вечерних лучах солнца, отражали облака, пальмы и суету Сингапура. В одной из этих башен Ник Лизон непреднамеренно привел к краху «Барингз банк». Стрейкен напряг шею, всматриваясь в тонированные стекла. За ними люди покупали и продавали, управляя миром, и для Стрейкена это было самое непостижимое занятие.

Войдя в деловой район, он заставил себя смотреть не вверх, а в окна первых этажей. Там, где банки, должны быть банкиры. Там, где банкиры, должны быть рестораны. В этой части мира один из ресторанов просто обязан быть японским. А Банбери Эдвард Стрейкен быстро сообразил, что в японском ресторане очень легко найти кого-нибудь, кто умеет читать по-японски.

Наконец, он нашел подходящее заведение в торговом центре в здании, занимаемом крупным японским банком. Как и кафешка под его квартирой в Лондоне, этот ресторан имел предсказуемое название. Только в одном месте это был «Нефритовый сад», а в другом «Тадж-Махал».

В витрине стоял большой аквариум. В нем жили несколько тропических рыб, в том числе и рыба-кролик. Стрейкен улыбнулся, вспомнив о Сумо. Еще он узнал пару гурами и бойцовую рыбку и подумал, что наверняка они куплены на черном рынке. Волоски на его руках встали дыбом, когда он представил, что может предъявить обвинение менеджеру ресторана. Ловля живьем тропических рыб – большой бизнес. Рыбы на сумму около двух миллионов оказываются в аквариумах каждый год. Он взбесился. Бойцовая рыбка казалась очень несчастной. Когда Стрейкен остановился перед аквариумом, он, наверное, создал эффект зеркала, потому что рыбка внезапно стала бросаться на него, очевидно, атакуя собственное отражение.

Он заглянул в дверь и увидел бизнесменов за коробочками сашими «Бенто» и наборами суши. Они заливали все это великолепие «Монтраше», «Шато Лафитом» и «Перье». Стрейкен улыбнулся сам себе, когда увидел, как официантка несет блюдо суши к группе китайских банкиров. Они, наверное, платят по тридцать долларов с человека за это удовольствие, и все же еда не будет так же вкусна, как та, которую приготовил Шлеппи на борту «Морского духа» позавчера вечером.

Официантка заметила, как он маячит при входе, и поспешила приветствовать его. Высокая и стройная, она была одета в малиновое кимоно и туфельки на высоких каблуках. Каблуки дробно стучали по мраморным плитам, отмечая каждый шаг. Цок-цок-цок. Ее волосы были собраны в узел и закреплены двумя палочками. Если их распустить, они наверняка достанут до талии. Стрейкен понял, что питает слабость к азиатским женщинам, в тот первый год после окончания школы. Вот и сейчас движения ног под шелком уже всколыхнули потрясающие воспоминания о его сексуальных похождениях, как вдруг образ Кей Ти, проходящей процедуру вентиляции легких, прогнал сладкие мысли.

Невзирая на чудовищный внешний вид Стрейкена, официантка приветствовала его маленьким поклоном. Ее голос звучал легко и музыкально, как у певчей птички. Он заметил, что в глазах девушки промелькнуло облегчение, когда он отклонил приглашение пройти за стол и сказал, что зашел спросить совета. Она взглянула на него и поинтересовалась, чем может помочь.

Как только Стрейкен понял, что белые черточки на предпоследнем негативе – японские иероглифы, он напечатал фотографию и увеличил ее. Было возможно разглядеть всего лишь линию корпуса, зенитных пушек видно не было. Изображение пришлось бы очень тщательно изучать, чтобы определить очертания носа корабля. Он показал ей эту фотографию.

– Мне нужна помощь в переводе этих иероглифов.

Если официантка и подумала, что он спятил, то вежливо не показала этого и с любопытством взяла снимок. Она посмотрела на него, покрутила.

– Кагура, – сказала она.

– Кагура?

– Это означает «Музыка богов».

– Музыка богов?

– Да. «Кагура» – это музыка синтоизма. Ее играют на церемониях и фестивалях в Японии.

– Кагура.

Стрейкен повторял это слово, пытаясь произнести его в точности как девушка. Она с нетерпением посмотрела на него. Разговор был окончен. Ей пора вернуться к своей работе, а Стрейкен стоял в дверях, блокируя поток клиентов, как затычка в трубе.

– Большое спасибо, – сказал он ей, – благодарю вас за помощь.

Так, значит, его корабль – музыка. Еще одна часть загадки решена. Слова детского стишка теперь понятны. Финальная строфа все соединила вместе.

 
Верхом на палочке в Банбери-Кросс —
Там прекрасная дама на белом коне;
Кольца на пальцах рук, колокольчики на пальцах ног —
Куда бы она ни поехала, будет музыка.
 

Да уж точно, будет музыка.

Кей Ти должна уже приходить в себя после лечения. Стрейкен решил, что она так слаба, что не огорчится, если его не будет рядом. С его стороны не будет плохо, если он даст ей отдохнуть еще несколько часов. В данный момент единственное, что занимало его мысли, была «Кагура» и то, что она везла на борту, когда затонула в двух милях от побережья Керкулла-Кетам. Он сунул фотографию в карман и снова пошел в библиотеку. Цифровой термометр на стеклянном небоскребе показывал тридцать четыре градуса по Цельсию, но ничто теперь не могло заставить его сбавить скорость. Разгадка тайны наследства, казалось, была совсем близко, и Стрейкен на ходу засвистел какую-то детскую песенку.

В библиотеке на Стрейкена обратили гораздо меньше внимания, чем в «Нефритовом саду». Здесь сидели студенты в старых джинсах и старики в сандалиях на босу ногу. Стрейкен выглядел как свой, местная система ему была известна. Уже знакомый библиотекарь посоветовал ему, что если он хочет получить все записи про японский флот, то лучше всего ехать прямо в Японию и осведомиться в библиотеке там. Стрейкен не обратил внимания на покровительственный тон служащего, к его логике нельзя было придраться. Тем не менее Стрейкену удалось убедить библиотекаря принести несколько книг, включая одну с законом Малайзии о поднятии затонувших судов.

Первая книга оказалась регистром всех кораблей, построенных в Сингапуре в период между 1850 и 1945 годами. Вскоре ее пришлось отложить как не относящуюся к делу. Стрейкен на всякий случай проверил алфавитный указатель на слово «Кагура», но ее там не было.

Вторая книга была историей японского военно-морского флота с 1914 по 1945 годы. В указателе имелось несколько ссылок на «Кагуру», и он чуть не порвал страницы, отыскивая нужное место. Когда он его нашел, разочарование было огромным. Упоминалось всего лишь событие, когда император Хирохито посетил военную мемориальную службу верхом на своей любимой лошади Фубуки, а оркестр играл кагуру как музыку, соответствующую присутствию императора.

Так Стрейкен узнал, как роскошная яхта получила свое название, только и всего. Каждое последующее упоминание о кагуре сводилось к проклятой музыке. Через десять минут Стрейкен знал, что ее играют в храмах и на народных праздниках, исполняют на барабанах, трещотках и флейтах и что ее сочинили, чтобы развлекать богов. Кроме этого, наиболее интересная вещь, которую он узнал, это то, что у него самого было нечто общее с Хирохито. Хирохито был старательным исследователем в области морской биологии и даже опубликовал несколько статей на эту тему.

Здорово. Однако Стрейкен пришел не за этим. Он сидел в тихом углу читального зала, окруженный сингапурцами в очках и бородатыми европейцами. В пещере он чувствовал себя намного уютнее. Желание заорать от обиды было практически неудержимым. Ему пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не захлопнуть книгу со всей силы, а закрыть спокойно. Было шесть часов вечера. Он потратил кучу времени и ничего не выяснил.

Стрейкен сдался. Было бы, конечно, гораздо полезнее узнать заранее, что там на борту «Кагуры», чтобы подготовить операцию по подъему соответствующим образом. Но он все равно скоро все узнает. Судно лежало на дне морском шестьдесят три года. Полежит еще несколько дней.

Выкурив сигарету, Стрейкен потратил еще один час на изучение закона Малайзии о подъеме затонувших судов. Его нюансы были жутко сложными, но в конце концов Стрейкен уяснил для себя два важных факта. Во-первых, теперь ему стало ясно, почему ни его дед, ни отец не попытались добраться до корабля сами. «Кагура» лежала вводах Малайзии, и в соответствии с местным законом доходы с любого судна, поднятого раньше чем через шестьдесят лет после того, как оно затонуло, облагались налогом в пятьдесят процентов от обнаруженной ценности. Стрейкен не имел ни малейшего желания рассказывать властям о том, что он делает, и искренне восхитился терпением, щедростью и изобретательностью своего деда, который сочинил на открытке детское стихотворение. Оставив наследство другому поколению, отец Стрейкена дал возможность сыну получить его целиком.

Второй факт был проще. Несмотря на все детали и подробности закона, в целом его сущность сводилась к двум словам: «нашедший забирает».